Рецензии на фантастические книги

Татьяна Мастрюкова Приоткрытая дверь Издательство: М.: РОСМЭН, 2019 год, 7000 экз. Формат: 60x90/16, твёрдая обложка, 272 стр. ISBN: 978-5-353-09351-0 Серия: Татьяна Мастрюкова. Фэнтези-Мистика-Триллер Аннотация: Что-то странное творится в старом доме, где живет Настя: сами собой пропадают вещи, хлопают двери, кто-то невидимый крадется в темноте, наводит морок, дышит затхлой сыростью в лицо, тянется длинными, тонкими пальцами к шее. Только Настя понимает – все это началось после того, как ее родная и любимая тетка вообразила себя ведьмой. Пустив по неопытности в наш мир недобрые силы, она и сама стала кем? Это еще надо понять. Настя лихорадочно ищет способы избавиться от нечисти. Но что она может изменить, если остальные члены семьи не верят ей и не видят в происходящем ничего необычного? Комментарий: Внецикловый роман. Иллюстрация на обложке О. Закис, М. Королевой.

Обычная школьница Настя делит коммунальные метры вместе с родителями и чудаковатой младшей сестрой матери. Взбалмошная тетка полна фантазий и неодолимого желания доказать всему миру, и в первую очередь родственникам, что она — выдающаяся личность, сокровищница уникальных талантов и они вообще должны гордиться тем, что живут с ней под одной крышей. Правда, нехитрые потуги в этом направлении не приносят ей никакой пользы, зато становятся источником постоянных курьезов, головных болей и незапланированных денежных трат семьи.

В очередной раз, увлекшись эзотерикой, тетка пробует связаться с обитающими, по ее мнению, в хозяйской квартире призраками усопших. Причуды тетки не остаются в стороне от племянницы, которая, несмотря на внешнюю снисходительность к дурным забавам, родственницу любит и даже немного завидует ее умению оказываться в центре внимания.

С этого момента история превращается в мистический триллер с поправкой на бытовые хлопоты жильцов обычной городской квартиры. Кто-то невидимый в ночи шастает по коридору, открывает-закрывает двери, прячет любимые отцовские тапки и вообще ведет себя вызывающе. Все эти паранормальные казусы автор небесталанно украшает страхами и внутренними переживаниями юной Насти. Размышления подростка при этом остаются вполне разумными: Настя не верещит, не паникует при виде загадочной тени в углу и не мечется по комнатам, зажав в одной руке крест, а в другой — тетрадь с магическими заговорами.

У истории нет сквозного сюжета. В каждой главе происходит какая-нибудь очередная чертовщинка, на которую героиня чаще всего обывательски реагирует в духе «Ну бывают же чудеса!», после чего немедленно о ней забывает. Однако ближе к середине книги череда жутковатых происшествий начинает-таки Настю донимать. И тут надо отметить хорошо усвоенные Татьяной Мастрюковой классические правила введения в сюжет элементов кошмара. Одно из них гласит, что мнимый монстр пугает сильнее явного: человек вообще склонен преувеличивать собственные страхи, придавать им такую форму, от которой содрогнется любой фольклорный бука.

Другой пример правильного подхода к хоррору — незавершенность сцен манифестации «ужасного», когда не очень понятно, ушел ли монстр в свою кладовку вслед за последним часом ночи или же притаился где-то в комнате. Может быть он сидит в шкафу, может быть — заполз под кровать, или его присутствие можно обнаружить за внезапно ставшим недобрым взглядом родственника? Автор эти правила понимает, поэтому предлагает конкретный образ неявленного страха. Вспомните: когда, заработавшись или засидевшись за книгой до глубокой ночи, вы неожиданно замечаете приоткрывшуюся дверь в конце коридора — какие мысли зачастую первыми приходят на ум? На пороге никого нет, за ним лежит в мельчайших деталях вам известная гостиная. Но вместе с неприятным холодком по спине, пронесется мысль: не спрятался ли кто-то ЗА дверью?

К сожалению, «дожать» эту историю у Мастрюковой не получилось. Она неплохо рассказывает страшилки, но совершенно не умеет их заканчивать. А это важно, потому что постоянно бояться невозможно. Место ночи занимает утро, привычные мысли и действия лениво возвращаются на смену страхам, а выдуманные чудища покорно прячутся по чуланам и сундукам, надеясь, что однажды их кривые тени лягут на кровать спящего. Мастрюкова об этом забыла, и там, где по всем законам должна была стоять точка, в ее романе поставлено многоточие.

6 баллов из 10

Рэй Брэдбери Вино из одуванчиков Издательство: М.: Э, 2015 год, 4000 экз. Формат: 84x108/32, твёрдая обложка + супер, 544 стр. ISBN: 978-5-699-83975-9 Серия: Библиотека всемирной литературы Комментарий: Сборник избранных романов.

«Интересно, интересно жить, Ингер. Сколько страха и красоты! А от смеха иногда помираешь! Плакать же — стыдно.»

Александр Грин «Дьявол Оранжевых Вод».

Роман начинается с важнейшего события в жизни двенадцатилетнего мальчика. Дуглас Сполдинг впервые осознаёт, что он живой. Возможно, если бы младший брат Дугласа Том, без причины набросившийся на него в лесу, не заехал ему по зубам, это знание пришло бы к Дугласу позже, но всё равно пришло бы, все дети так или иначе приходят к этому открытию; но куда интереснее в этом эпизоде поведение десятилетнего Тома. Не следует ли этого мальчика показать психиатру? Отец, который всё видел, только смеётся. Так начинается предпоследнее для семьи Сполдингов счастливое лето. В октябре следующего года страна начнёт затяжной прыжок в пропасть экономического кризиса, и одному богу известно, как переживут его герои романа. Но пока до этого ещё далеко, и только страшная жара в середине лета 1928 года (Дуглас едва не умер от солнечного удара) напоминает, что в любой момент может разразиться гроза.

Бессмысленная драка в начале не единственная странность в этом сильно перехваленном романе. Удивляет полное отсутствие негров в городе с населением 26 тысяч 349 человек*. Они там, конечно, есть, но Автор их сознательно в упор не видит даже глазами детей, почему-то не желая касаться расовой проблемы. Нет у него желания портить чёрными мазками картину, напоминающую радостные и яркие пейзажи импрессионистов. Или такая вот мелочь, как домашние животные. В доме Сполдингов есть собака (ни породы, ни клички), до которой мальчикам нет никакого дела, и вообще в городе нет животных, кроме бездомных собак и лошади мистера Джонаса, попавшего в Гринтаун определённо из мира сказок Андерсена. Неужели Автор не знал о той огромной роли, которую играет в воспитании общение детей с домашними животными? И да, скорее всего, не знал, как не знал и о том, какую роль играет в жизни маленьких городков США церковь. Не может такого быть, чтобы у постели умирающей 90-летней женщины не присутствовал священник, но тем не менее его там нет. Не может быть и того, что в населённом пункте, расположенном на берегу большого озера, никто не ловил рыбу с лодки, каковое занятие, называемое рыбалкой, не могло остаться без внимания со стороны мальчишек, а ведь они в сущности не занимаются всё лето почти ничем, кроме бесконечной беготни с воплями по всему городку и редких разговоров со стариками.

А разве не странно выглядит удивительная напряжёнка в городе по части красивых девушек? Самой красивой считается тридцатитрёхлетняя (!) Лавиния Неббс, реальный кандидат в старые девы, а её подруга, которая могла бы с Лавинией конкурировать, только что найдена в овраге, задушенная маньяком. Но эти общегородские мелочи ничто в сравнении со странностями отдельных персонажей романа. Вот какой совет даёт находящаяся в здравом уме при отличной памяти 95-и летняя мисс Лумис журналисту Уильяму Форестеру (своей только что найденной родственной душе), снимающему комнату в доме Сполдингов, — «... постарайтесь умереть, пока вам не исполнилось пятьдесят.» Понять её можно, ведь она упустила в своей жизни главное — любовь, но на основании какого расчёта она желает этому хорошему человеку ранней смерти? Ведь совпасть во времени в будущей жизни можно только случайно. Или по воле бога, в которого они оба не верят.

Ещё более странным кажется главный одуванчиковый винодел и по совместительству глава семьи Сполдингов, который в романе называется исключительно дедушкой**. Предварительно необходимо сообщить читателям то, чего не удосужился сделать Автор. А именно кто такая тётя Роза. Элементарные соображения приводят к выводу, что это сестра матери братьев Дугласа и Тома и что она не приходится дочерью дедушке и бабушке. Когда тётя Роза внезапно разрушает царящую в доме идиллию***, которая держится главным образом на сверхъестественном кулинарном таланте бабушки (один из немногих элементов фантастики в романе****; как бабушка справляется, совершенно непонятно, она умудряется ещё и подметать и мыть пол на веранде, невестка ей помогает, но очень мало), этот замечательный дедушка инициирует совершенно хамское выдворение бедной доброй женщины из дома прямо на железнодорожный вокзал. Хорошо ещё, что о билете на поезд позаботился. А ведь не нужно быть даже трёх пядей во лбу, не говоря уже о семи, чтобы придумать другой, более человеческий способ улаживания конфликта. В связи с этим инцидентом начинает казаться, что дедушка работает в типографии отнюдь не наборщиком или грузчиком, а едва ли не её владельцем. Есть намёк в романе, что и сын дедушки (отец Тома и Дугласа) тоже человек в городе далеко не последний. Семья очень богатая, что ясно уже из сервировки стола (сплошное серебро) и количества едоков за столом, где кроме кучи родственников присутствуют ещё и мимоходом упомянутые нахлебники (!). И сразу после отъезда тёти Розы в ночь с субботы на воскресенье дедушка откалывает ещё одну выдающуюся шутку. В благодарность за возвращение вышеупомянутой идиллии он преподносит бабушке большой и тяжёлый том Шекспира из домашней (!) библиотеки (бабушка вряд ли знала про этот том, ей последние сорок лет не до библиотеки, вся её жизнь прошла на кухне) со словами: «Бабушка, сделай милость, приготовь нам завтра [на самом деле сегодня, т. к. дело происходит в половине четвёртого ночи — примечание моё] на ужин эту превосходную книгу. Я уверен, завтра в сумерки, когда она попадёт на обеденный стол, она станет нежной, сочной, поджаристой и мягкой, как грудка осеннего фазана». Бабушка приняла дар и заплакала от радости. Юмор Брэдбери здесь, возможно, в том, что, по его мнению (и мнению дедушки), из Шекспира можно приготовить любое блюдо, если талант повара равен таланту этого гения. Здесь дедушка слегка реабилитирует себя в глазах читателей, но лишь слегка, поскольку даже шекспировского уровня юмор не может отменить тот факт, что дедушка, мягко говоря, не джентльмен. Пример для внуков, однако. И в один из пасмурных зимних дней, распивая вместе с дедушкой очередную бутылочку вина из одуванчиков, Дуглас скажет — а ведь это тот самый день, когда мы выпроводили на выход с вещами нашу дорогую тётушку Розу....

Всё, что до сего дня написано об этой книге, это только общие слова о счастливом детстве, о мудрых и необычных стариках и волшебных свойствах вина из одуванчиков. Но всё это лежит на поверхности, хотя, конечно, придаёт книге вполне естественное очарование. Особенно если не помнить, в какой благополучной стране живут братья Сполдинги, в стране, где всего-навсего год назад таким же одуванчиковым летом (23 августа 1927 г.) в штате Массачусетс были посажены на электрический стул двое невиновных рабочих (суд присяжных состоял из таких же обывателей, какими населён Гринтаун). Роман Брэдбери многослойный, и кое о чём, не сразу заметном, я уже рассказал.

И вот ещё некоторые интересные детали. Во-первых, стакан лимонада. Это тот эпизод, где сначала в доме Лавинии кто-то откашлялся в темноте у неё за спиной, после чего на следующий день из её дома был вынесен труп мужчины, заколотого ножницами. Так вот, стакана там, где видит его Лавиния (на столе на веранде) не должно было быть. Перед уходом из дома в кино Лавиния пила лимонад из высокого фужера (см. ниже) и оставила его на столе. А вернувшись из кино, увидела стакан. Но осознать, что из этого следует, не успела, хоть и начала понемногу догадываться. Из этого стакана мог пить лимонад только тот, кто прятался в доме Лавинии, задушив Элизабет Рэмсел и надеясь, что Лавиния не пойдёт ночью домой через овраг. И это мог быть только Душегуб. Мальчишки же убедили себя, что убитый кто-то другой, в противном случае всё лето полетело бы вверх тормашками, ведь при живом Душегубе гулять по городу ночью гораздо интереснее.

Правду знает только самый умный — Том. Действительно, по ходу повествования не остаётся сомнений в умственном превосходстве Тома над старшим братом. Это замечает и журналист Форестер, который рассказывает историю своих отношений с мисс Лумис именно Тому, а не Дугласу, который присутствовал при их знакомстве в аптеке и принёс журналисту весть о смерти этой женщины.*****

Во-вторых, книги пересылаются по почте без упаковки. Это просто поражает воображение того, кто часто (да и редко тоже) отправляет и получает книги почтой. Как же аккуратны и честны должны быть в США почтовые работники и перевозчики почты! Хотите — верьте, хотите — проверьте. Может быть, это так же верно, как и сообщаемая на следующей странице скорость движения земли (напечатано с маленькой буквы) — «шестьдесят триллионов миль в секунду».

Есть в романе и другие загадки. Например, история с наездом зелёной машины на мистера Куотермейна, чему оказался свидетелем вездесущий Дуглас Сполдинг (кстати, отлично изображённый в 1967 году Юло Соостером). Есть основания утверждать, что этот мистер остался в живых, а вот то, что зелёная машина — электромобиль (это в 1928 году), вызывает большие сомнения и отсылает любознательного читателя к истории этого вида транспорта.

Остаётся объяснить, почему судьба Дугласа (только его, не Тома) не кажется мне благополучной, хотя продавец обуви мистер Сэндерсон не согласился бы со мной. «Чтобы стать мужчинами, мальчишки должны странствовать, всегда, всю жизнь странствовать.» Хорошая мысль, правильная. Но, если в представлении Дугласа к школе тянется тропа «заросшая, капризная, извилистая», «а та, прямая как стрела, — к субботним утренникам, где показывают ковбойские фильмы», то какие же предстоят ему странствия? Те, которые больше напоминают бродяжничество? Настоящие странствия доступны только хорошо образованному человеку и только для такого человека они имеют смысл. Надеюсь, эта мысль тоже понятна.

Можно ещё долго говорить об этой, несомненно выдающейся книге (за «кадром» остались такие любопытные личности, как умершая этим летом 90-летняя прабабушка, чинившая велосипеды и ремонтировавшая черепичную крышу каждый апрель, полковник Фрилей, забывший, на чьей стороне он воевал в Гражданскую войну (!), мистер Джонас с его лечебным воздухом в бутылках, более чудодейственным, чем вино из одуванчиков ...) но сказанного достаточно, чтобы те, кто её ещё не читал, поставили бы жирную птицу напротив её названия. Но, пожалуйста, не очень жирную! Есть по крайней мере ещё две команды, которым гринтаунские мальчики проигрывают — это команда Тимура Гараева и команда Тома Сойера.

Несколько замечаний по переводу.

Высокий фужер — это в переводе Кабалевской. В переводе Оганяна в обоих случаях — стакан, что вообще обессмысливает интригу. Стакан был, стакан и остался, чего же тогда испугалась Лавиния, увидев его?

Далее: в переводе Оганяна за столом у Сполдингов сидят не нахлебники, а постояльцы, что неправдоподобно. Чего ради эта большая семья станет обедать вместе с постояльцами (квартиросъёмщиками по нашему) т. е. полностью чужими людьми?

Если добавить к этому то, что у Оганяна прозвище маньяка не Душегуб, а Неприкаянный (что за чушь? чем Душегуб не устраивал?!), то напрашивается мысль — как мало нужно затратить усилий переводчику, чтобы превратить давно уже известное читателям произведение в нечто другое, просто таки вынудив читателя обратиться к оригиналу даже при плохом знании английского.

*) Автор приводит эту цифру, разумеется, не на полном серьёзе. Это выглядит как данные на какой-то конкретный день, поскольку в романе количество жителей города постоянно только уменьшается. О городе Гринтауне кроме численности населения и того, что он выдуман Автором, известно совсем мало. Пожалуй, только то, что он находится на берегу озера Мичиган в 80 милях от города Милуоки (штат Висконсин), чего категорически не может быть, т. к. в этом случае он (Гринтаун) оказался бы на территории Чикаго. И ещё — там растут персики, арбузы и виноград, что не удивительно, ведь штат Иллинойс находится на широте Азербайджана.

**) Имена Брэдбери дал только детям и второстепенным членам этой семьи. Это недействующее лицо дядя Берт, тётя Роза и некий Лео, о котором вообще ничего не известно кроме того, что это не изобретатель Машины Счастья, тоже Лео, но не Сполдинг, а Ауфман.

***) Почему сестра не предупредила Розу, что кухня это табу, Автор не говорит, но легко догадаться, что просто не успела, т. к. не ожидала подобного. Случившееся было огромным неприятным сюрпризом для всех, даже для дедушки.

****) Ещё один такой элемент — Машина Счастья Лео Ауфмана, которая очень быстро перегрелась и за ненадобностью сгорела. Оказывается для счастья никакая машина не нужна, счастье — оно в родном доме, любящей жене и замечательных детях. Ну и ещё упоминавшийся выше адерсеновский персонаж мистер Джонас.

*****) Форестер, естественно, не может открыть Тому тайну голубого конверта, мальчик всё же слишком мал для столь низких истин. У читателя же не остаётся никаких сомнений в том, что в письме мисс Лумис сообщила Уильяму о том, что завещала ему своё немалое состояние, а, судя по тому, что она занималась благотворительностью, оно таки и в самом деле вполне приличное. У неё ведь нет наследников и это была её последняя благотворительная акция. Ничего другого тут просто не может быть. И ещё, хочется думать, она написала, что пошутила, пожелав ему недолгой жизни. Ведь она и в самом деле пошутила. Кончалось же письмо просьбой почаще заказывать лимонное с ванилью.

Всё-таки мне кажется, Форестер обманул, конечно не преследуя корыстных целей, несчастную мисс Лумис. Будь он в самом деле таким романтиком, каким ей представился, разве сидел бы он в 31 год в редакции третьесортной провинциальной газетёнки, да ещё в такой жуткой дыре как Гринтаун? Талантливому журналисту, а к мнению мисс Лумис невозможно не прислушаться, открыты все пути. Не верится что-то в его желание подставляться под пули ночью в Марокко.

Perpetuum divine

Ник Харкуэй Гномон

Если вы любите Умберто Эко за богатство исторических реалий и глубину аллюзий, Майкла Флинна и Яцека Дукая — за правдоподобные сюжеты из жизни постчеловечества а Уильяма Гибсона — за идеально сходящиеся фракталы сюжетных линий...

Впрочем, вот тут-то есть сложности.

Но по порядку.

Инспектор по фамилии Рыцарь (Нейт) получает задание — тщательно исследовать смерть гражданина страны. По всей видимости, несчастный случай. Одинокая пожилая женщина, чудаковатая библиотекарша и писательница, умерла во время теоретически абсолютно безопасного ментального допроса, который даже неясно, по какой причине и кому понадобился. Ситуация эта абсолютно неприемлема, и нужно предпринять все возможные меры, чтобы ни при каких обстоятельствах этот несчастный случай не мог повториться — и, разумеется, наказать проявивших халатность специалистов.

Инспектор — вопиюще честный и добросовестный человек, которой, пожалуй, еще лучше подошла бы фамилия Паладин, со всей серьезностью приступает к делу — изучает и обстоятельства допроса, и дом погибшей женщины, и, разумеется, требует от Свидетеля — ИскИна, обеспечивающего безопасность общества, полную запись ментального допроса.

...С обстоятельствами допроса что-то нечисто.

...В доме, экранированном от бесчисленных камер Свидетеля, на инспектора неожиданно нападает некто, похожий на плод связи Тильды Суинтон с Дэвидом Боуи.

...Допрос, загруженный в мозг инспектора, раскрывается, как гиперкуб и превращается в потоки сознания сразу нескольких человек... и не только человек. Инспектора разрывает между попытками разобраться в фактических составляющих произошедшего (все более напоминающих изуверское убийство) и необходимостью упасть где-нибудь и просмотреть очередной неконтролируемо всплывающий нарратив (каждого из которых, по уму, хватило бы на небольшую отдельную повесть). Отдельные названия, имена и локации из каждого нарратива начинают тревожно перемелькиваться друг с другом, инспектор, не в силах удержать всю эту махину в памяти, поручает ИскИну проводить гуглеж по историческим источникам и поиск сопряжений... Но все больше, с каждой итерацией, подозревает, что Свидетель — один из соучастников преступления.

В конце концов, когда инспектор падает и засыпает прямо на стуле во время допроса одного из очень косвенных свидетелей, волей-неволей вспоминаешь, что всё — и знание, и ответственность, и окончательное решение — навалены на одного, смертного, ограниченного обычным человеческим телом человека, хотя и избранного... Избранного кем?

Пожилой библиотекаршей с скучным провинциальным английским именем Диана Хантер.

***

Все, все имена и большинство терминов в книге говорящие. Причем в большинстве случаев подразумевается не самый популярный, а чуть более отстраненный смысл. Например, персонажи-кардиналы не кардиналы в том смысле, что они мужчины в красных платьях или красивые красные птички, а олицетворяют собой характеристики математических множеств, сходящихся в искомую точку (пояснений об этом вам в тексте не дадут, придется погуглить или расспрашивать френдов — как сделала я). Никакие солнечные часы в тексте не появятся. Противостояние дионисийского и аполлонического начал вообще ни разу не будет названо прямо — за одного выступит предтеча, за второго вообще всю книгу отдувается сестра. Тем не менее, при всей этой уклончивости и увертках (мне кажется, порой чуть избыточных, но может быть, я просто слишком плохо образована), основной вопрос ставится достаточно ясно.

Кто должен контролировать массовые социальные процессы?

Если мы признаем, что сырой человеческий коллективный уровень нуждается в присмотре — то кто будет присматривать за присматривающими? и как мы должны создать эксперта, достаточно квалифицированного и достаточно этически кондиционированного, чтобы присматривать за теми, кто будет присматривать за тем, кто присматривает за человечеством?

Обеим женщинам, которые в итоге становятся суммарным ответом на этот вопрос, женщине-прокурору и женщине-экзекутору, в итоге очень сочувствуешь. Но, в конце концов, кто-то же должен удерживать баланс между контролем и свободой, порядком и спонтанностью, математикой и тайной — ну в общем, кто-то же должен спасти человечество от вырождения в роботов или коллективного самоубийства. Аполлона и Диониса нельзя примирить, но можно держать обоих в узде. Чем каждый человек, в сущности, всю жизнь и занимается.

С определенной осторожностью хочу заметить, что я не все поняла в истории Константина Кириакоса. Такое ощущение, что его математическая подготовка, его банкирская острая наблюдательность, его жизненная история должны были сыграть что-то большее, чем провести алхимичку и художника из одного, условно, места за ручку, в другое, условно, место. Но то ли автор не стал этот момент подробно проговаривать, то ли что-то гульнуло при переводе, то ли мне не хватило подготовки — в общем, возможно, люди, более сведущие в матанализе финансовых потоков, смогут сказать точнее, а я не берусь.

Точно так же я не поняла, как попал в неприятности военнослужащий Сципион (то есть, как он погиб — это понятно, но почему он? Почему его засосало именно туда и как он оказался в числе нападающих?) И вот эти, а также еще пара более мелких недоумений мешают мне любоваться схождением линий сюжета, как любуешься ими у Гибсона, где каждый зубец шестеренки попадает в нужный ему паз, и часы, отданные случайному маленькому аутисту одним персонажем, вдруг рифмуются с данными о уникальных часах, носимых коварным антагонистом, которого ищет совсем другой персонаж.

Думаю, нам еще предстоит обсудить с другими читателями, КТО ЧТО ПОНЯЛ и попытаться сложить эту мозаику потщательнее.

Может быть, это самое ценное в книге.

Пётр Власов, Ольга Власова. Московская стена. – М.: Эксмо, 2019. – 448 с.

Пётр Власов, в конце прошлого года назначенный главным редактором газеты «Культура», в соавторстве с Ольгой Власовой, написал большую и противоречивую книгу, переполненную размышлениями о поисках истинного пути России, о судьбе её народа, о прошлом и будущем страны. Сообщалось, что этим изданием «Эксмо» открыло новую серию «Возможная Россия», но на самой книге я нигде названия серии не обнаружил.

Загвоздка в том, что России в романе нет как таковой, она существует лишь в головах персонажей. Страна просто-напросто исчезла, развалилась, «расползлась по швам на отдельные, не сшитые друг с другом лоскуты-территории», контролируемые в основном бандитами или партизанами, лишь в Казани – что-то вроде мусульманской общины, да за Уралом – Сибирская республика, сохраняющая кое-какую государственность. Часть Москвы, прилегающая к Кремлю и обнесённая почти по окружности Садового кольца тридцатиметровой Стеной, занята евроинтервентами во главе с генерал-губернатором Боссю, французом по национальности. То есть, русские, вечно озабоченные судьбой человечества, «одержимые идеей, что несут ответственность за весь мир, исполняя какую-то миссию», в этом романе свою собственную страну благополучно профукали. Авторы, не объясняя подробно, как такое могло случиться, пишут о глобальном кризисе, перевороте, военном путче и последующей оккупации… Тот же глобальный кризис непостижимым образом снёс с карты мира США и Китай, сверхдержавы волею авторов убраны за скобки, о них в книге ничего не говорится, на события в романе они никакого влияния не оказывают. Реальным мировым политическим весом и организованной военной силой в романе Власовых обладает только объединённая ультраправая Европа. Видимо, такое (по-настоящему фантастическое) допущение сделано для чистоты поставленного авторами литературного эксперимента. Нет сомнений, что с участием Китая и США события развивались бы совершенно по другому сценарию. Кстати, властную евроверхушку в Кремле авторы, применяя ядовитые сатирические краски, показывают как грызущихся между собой мерзавцев и карьеристов, озабоченных исключительно собственным благополучием. Тем не менее, именно европейские вооружённые силы заняли часть территории бывшей России, именно Объединённая Европа по-прежнему пользуется российской газовой трубой, охраняя её (не очень успешно) от партизанских диверсий…

За Стеной на набережной Москвы-реки сохранился действующий Новодевичий монастырь, куда в первой части книги отправятся на экскурсию два человека, во время поездки они подружатся и сблизятся. Один их них – посланник еврокомиссара по делам вооружений штабс-капитан Джон Голдстон, прибывший в Москву с особым поручением, другой – помощница генерал-губернатора Серафима. Любопытно, что Джон родился в Англии, а Симу вывезли из России в Париж совсем ребёнком, оба персонажа жили в Европе, но имеют русские корни и прекрасно владеют русским языком. Подозреваю, что заметная русскость героев задана авторами отчасти из-за того, что этим двоим очень скоро придётся озаботиться возрождением России. А возрождением России должны заниматься всё-таки русские, во всяком случае, русские должны хотя бы маячить на переднем плане при работе над российским ренессансом. Симе и Джону предстоит во второй части романа совершить смертельно опасное путешествие из Москвы в Новосибирск – столицу Сибирской республики, чтобы там определиться с судьбами потерянной родины. Компанию в рискованном квесте им составят физик Быков и командир партизанского отряда Ворон с ординарцем-подростком Колькой. Откуда они взялись? В книге всё пространно и многостранично объяснено. Вокруг Москвы кишат партизаны (сначала страну потеряли, а теперь отчаянно за неё воюют), взрывающие газопроводы и совершающие теракты. Во время одного из них, кстати, Ворон с Колькой чуть не угробили только что прилетевшего в Москву Голдстона. Чуть позже партизаны во главе с Вороном, умело используя подземные московские лабиринты, захватят Кремль и возьмут в заложники всех его западноевропейских насельников. А умный физик Быков явился из прекрасного таёжного города-мечты, где творят технические и научные чудеса учёные, ещё до распада России собранные там чудаком-олигархом. Что-то похожее увлекательно описывал в своём романе «СССР™» (2010) Шамиль Идиатуллин. Быков знает, как возродить Россию, и отправляется с этим знанием к главе Сибирской республики Сергею Лукину, но очень быстро оказывается в контрразведке интервентов, куда его Лукин же на всякий случай и сдал. В романе Быков – один из основных риторов, которые постоянно что-то объясняют: говорунами-краснобаями в этой книге время от времени, когда это нужно авторам, становятся разные люди.

Разнообразных объяснений и размышлений в романе – выше крыши, но идея его от этого яснее не становится. У меня создалось впечатление, что за время длительной работы над «Московской стеной» (книга писалась с 2009-го по 2019 год) авторы несколько раз меняли концепцию. Когда они с придыханием описывали прекрасный белый монастырь и его обитателей, я думал, что Россию будут спасать истинные православные. Когда действием завладел Ворон с партизанами (а Ворон по убеждениям – кондовый большевик), появилось опасение, что спасители страны вооружатся коммунистической идеологией и пулемётами. Как только зафонтанировал научно-философскими идеями физик Быков из «солнечного города», я решил, что будущее России обеспечат талантливые отечественные учёные-технократы. Мусульмане, наводящие порядок в Казани, тоже наводили на разные мысли… Разнокалиберных патриотов в книге хватает, все они желают Отчизне достойной участи, но давно и мудро сказано: «Когда в товарищах согласья нет, на лад их дело не пойдет, и выйдет из него не дело, только мука…». Описания романтических чувств, всё сильнее охватывающих Джона и Серафиму, давали зыбкую надежду, что мир, а заодно и Россию, волшебным образом спасёт любовь, но авторы, хоть и не обошлись совсем уж без применения чудес, подошли к решению задачи возрождения страны довольно прагматически. Надежда на благополучное будущее России и остатков её населения в романе плотно связана с русским «культурным кодом», с мечтами, действиями и изобретениями главных героев, и всё же воплощать в жизнь свои намерения Джон и Серафима будут с помощью западноевропейских партнёров, которые, оказывается, не все сплошь подлецы и мерзавцы.

Подобный способ «спасения» России идёт вразрез с главенствующими ныне тенденциями, но этим «Московская стена» и любопытна. В конце концов, перед нами – антиутопия, в антиутопиях всякое бывает… А если уж говорить о недостатках книги, то они, на мой взгляд, связаны с избыточностью текста. Подсократить бы! Убрать лишние слова, отшлифовать. Глядишь, и идея книги прорезалась бы отчётливее. Говоря словами физика Быкова: «Проблема человека в том, что границы, в которых он способен познавать мир, несравненно шире тех границ, где он может на этот мир воздействовать... Тоже, если хотите, Стена». Кстати, Стена в романе – это и реальный объект, и видение из кошмаров Голдстона. А ещё – это многозначительный символ и многозначная метафора, которыми авторы жонглируют на протяжении всей книги, по-разному расставляя акценты, заставляя читателя менять углы и точки зрения. Некомфортно, но полезно.

Роман Стивена Чбоски "Воображаемый друг" начинается с того как мать-одиночка Кейт Риз приезжает вместе со своим семилетним сыном Кристофером в провинциальный городок Милл-Гроув, где стремится найти долгожданный приют после череды неудачных знакомств с мужчинами.

Семья потихоньку обустраивается на новом месте и всё идет довольно гладко пока Кристофер не забредает в расположенный неподалеку Лес Миссии, где пропадает несколько дней подряд.

Чудом выбравшись из чащи, мальчик не может вспомнить ничего из того что с ним происходило в последнее время и в том числе как выглядел человек, показавший ему выход из леса. На первый взгляд, этот загадочный мужчина — ни что иное как плод разыгравшейся фантазии испуганного ребенка. Но открывшаяся впоследствии правда о нем оказывается хуже. Гораздо хуже...

В предисловии к роману Чбоски благодарит за вдохновение Стивена Кинга. И действительно, если присмотреться к тексту, то в нем без особого труда можно разглядеть множество мотивов, которые встречаются в произведениях Мастера. Например, молодая женщина, бегущая от бытового насилия и пытающаяся начать жизнь с чистого листа ("Роза Марена"); маленький уютный городок, попавший в сети большого зла и братство детей, которые хотят уничтожить его ("Оно"); а среди них — один особенный мальчик с паранормальными способностями ("Сияние"). Также в наличии богобоязненная молодая девушка со строгими родителями ("Кэрри") и эпидемия необычного гриппа ("Противостояние").

Помимо этого "Воображаемый друг" содержит аллюзии (намеренные или нет, сложно сказать) на сериал "Очень странные дела" (Stranger Things, 2016-), который в свою очередь создавался с оглядкой на творчество Кинга (в частности, в книге присутствует аналог Изнанки, а побочные эффекты от проявления сверхсилы у Кристофера почти такие же как у Оди).

Однако все эти знакомые идеи лишь поначалу подогревают интерес к истории, которая уже к середине заметно сдувается подобно проколотому воздушному шарику под тяжестью нелепых самоповторов и утомительных описаний подробностей ради подробностей. И ты очень быстро осознаешь, что автор вместо того, чтобы побаловать тебя изысканным блюдом, подсунул под нос дешевый полуфабрикат, который щедро нашпиговал знакомыми отсылками в качестве усилителей вкуса.

И ладно бы роман был короткий. Тогда бы и долго мучиться не пришлось, чтобы узнать что там будет в конце. Так нет же, Чбоски выкатил настоящий эпик на семьсот с лишним страниц, видимо желая ни в чем не уступать своему тёзке и по совместительству Королю ужасов. Но если в работах Мастера события, как правило, органично развиваются по нарастающей и тем самым не дают скучать, то чтение "Воображаемого друга" больше похоже на барахтанье в мутной болотной воде. Серьезно, давненько я не встречал книгу, в которой происходит так много всего, но при этом основной сюжет движется к развязке со скоростью полудохлой черепахи.

Усугубляет ситуацию еще и то, что писатель щедро сдобрил свое произведение невнятными размышлениями о Боге, которые благодаря своей навязчивости ничего кроме раздражения не вызывают. В том же "Противостоянии" Кинга (к слову, любимом романе Чбоски, о чем он заявил в ходе одного из своих выступлений перед читателями) тоже присутствовал религиозный подтекст, однако он так откровенно не выпячивался на первый план и не забивал подобно "белому шуму" основное повествование. Это, конечно, замечательно, что Стивен — истовый католик. Правда, мне не очень понятно, почему остальных это должно волновать.

Еще один минус "Воображаемого друга" — это его неприлично "мягкие" ужасы. Несмотря на то, что из-за разгула "супер-гриппа" Милл-Гроув стремительно погружается в пучину хаоса, ты совершенно не ощущаешь никакого накала страстей, никакого, даже слабого, напряжения. Отчасти это связано с тем, что практически никто из жителей городка не умирает, ограничиваясь лишь порезами и ушибами (прошу прощение за спойлер). И хотя Чбоски не забывает объяснить этот сюжетный ход, выглядит он всё равно весьма сомнительно. Как я могу поверить в заявленный автором апокалипсис, если он вместо него рисует мне совсем другую картину?

Ну и отдельного упоминания заслуживает финал "книги, которую ждали 20 лет", старательно размазанный на добрые три сотни страниц. Если кратко, то это полный кошмар! Мало того, что затянутая кульминация — это сплошной экшен без пауз, во время которых можно было бы перевести дух и обдумать прочитанное, так он еще и получился до зубовного скрежета серым и однообразным. Я долго ждал, когда же писатель "родит" хоть одну адреналиновую погоню, хоть одну изобретательную схватку, хоть один действительно неожиданный поворот, переворачивающий всё с ног на голову. Но так и не дождался ничего, кроме раздражающей возни персонажей, повторяющейся снова, снова и снова...

Ума не приложу, что заставило Чбоски публиковать роман в таком сыром виде и куда смотрел его редактор. "Воображаемый друг" — это поражающая своей бездарностью поделка, которая годится только для того, чтобы топить ею печку холодными зимними вечерами. И не более того.

Оценка: 4/10.