"Хризантема и меч" — уникальная в своем роде работа. Обычно в наше время культурологические книги все-таки пишутся и исследования проводятся ради науки как таковой, а не ради чего-то другого. По крайней мере, по-настоящему качественные. Работа Рут Бенедикт — редкое исключение из правил: это не просто соц. заказ, это правительственный заказ, более того, военный. Исследование, проведенное с конкретной целью: показать среднестатистическому американцу, чем японцы отличаются от них как народ, с культурной точки зрения, на уровне базовых ценностей и понятий. И не развлечения ради, а чтобы оккупационная администрация генерала Макартура могла действовать наиболее эффективно. Исследование Рут Бенедикт началось в условиях продолжающейся Второй мировой, в 1944, и ни о какой капитуляции Японии речи еще не шло. Поэтому автор была очень ограничена в средствах получения информации о предмете своего исследования, о поездке в Японию и каком-то более ли планомерном исследовании "на местности" и речи не шло. Заканчивала книгу Бенедикт в 1946, когда все военные события были еще свежи, в том числе невероятная жестокость и упорство японцев, не сдавшихся даже после капитуляции Германии и Италии.

Работа Бенедикт — не историческая, а именно культурологическая. Она делает в одной из первых глав обширный экскурс в историю Японии, особо останавливаясь на периоде Токугава, но история для нее — средство, а не цель. То, что дальше рассказывает Бенедикт о японском миропонимации и позиционировании отдельного индивида в мире, имеет вневременной характер — по крайней мере, так это вычитывается из ее книги. Мне очень интересно, насколько все написанное актуально для современных японцев? И, к примеру, применимо ли оно к популярным проявлениям современной японской культуры, в том числе поп-культуры (имеют в виду мангу и аниме прежде всего).

Как бы там ни было, идея разделения культур на культуры вины и культуры стыда сама по себе очень хороша неприменительно даже к исследованию Японии. Все христианские страны априори принадлежат к культуре вины, потому что вина — базовое понятие христианской религии. А вот, к примеру, мусульманские? Или буддисткие? Я недостаточно владею материалом, чтобы судить. Японию Бенедикт относит к культурам стыда: плохо не то, что зло само по себе, зла как такового вообще не существует, но есть множество общепризнанных правил поведения, определяющих, что должно, а что нет, — и вот их нарушение, если об этом становится известно, карается очень строго. Публичное самоубийство как искупление своих грехов (иначе говоря, недочетов в поведении) — вполне приемлемая в Японии мера, в былые времена вполне почетная и распространенная; самоубийство в христианской культуре, конечно, величайших грех.

Еще более интересно — концепция долга, "он", который имеется у каждого японца, частично по факту рождения (перед императором, господином и родителями), а частично — по факту взаимодействия с другими людьми (принятые услуги). Забавно, что в Европе "верность" как одна из основных добродетелей начала хиреть вместе с закатом феодализма, зато начала расти важность "долга родине" как стране вообще. Но мне кажется, никто и нигде не придавал этому такую значимость, как японцы. И даже нашу русскую любовь к царям никто и не думал называть *долгом*.

С повседневной точки зрения вторая группа "долгов", называемая "гири", даже более интересна. Бенедикт приводит пример, что японцу неловко даже принять мелкую услугу (вроде поднятой вещи) от постороннего человека. И что в Японии не стремятся помогать человеку, которому стало плохо на улице, чтобы не наложить на него долг, которого он не хотел (что, до сих пор так?) В общем, то, что для нас — великодушие и хорошее воспитание (предлагать помощь и помогать, когда даже не просят, оказывать мелкие услуги ради поддержания хороших отношений), то для японца — сложная система взаиморасчетов, в которой дебит должен обязательно сходиться с кредитом, иначе человек оказывается бесчестным, "не знающим гири", что служит тяжким оскорблением.

Интересное преломление "культуры стыда" — в концепции достоинства и самоуважения. Японии как стране и японцам персонально крайне важно, что подумают о них другие люди, в том числе — широко говоря — другие народы. А ключевым для сохранения достоинства является неуклонное выполнение "долга" — и большого, и меньшего. Оттого в японской культуре столь распространены сюжеты конфликта двух видов долга: герой должен выбрать из них правильный, а если это невозможно — совершить самоубийство, что автоматом "засчитывается" по обоим. В конфликте между почитанием родителей и любви к женщине, например, всегда должно выигрывать почитание родителей. И если в европейской литературе брак, совершенный влюбленными вопреки родительской воле, преподносится как жест смелости, безусловно одобряемый, то в японской традиции само собой разумеется — пожертвовать личным счастьем, лишь бы угодить родителям, потому что долг перед ними — больший. Бенедикт приводит множество таких вполне бытовых моральных дилемм, которые нормальный европеец (и русский, и американец) решит совершенно противоположным образом.

Книга Бенедикт хороша тем, что при всей своей глубине она не наукообразна. Автор ориентировалась не на узкий круг специалистов-культурологов, а на американских военных прежде всего, и объясняет многие сложные концепты на очень живых примерах и из оценок конкретных людей, и из японской культуры. Это необычайно интересно, и несмотря на то, что не первый год уже копаюсь в японской литературе и японистике, о многих вещах впервые узнала именно из работы Бенедикт.