|
B среду после школы Сильвия ехала на автобусе на урок музыки в предместье ближайшего города. Ввиду своего покладистого характера она не жаловалась на муки, которые испытывала в темной гостиной мисс Харрисон, сидя за старомодным пианино с медными подсвечниками и выцветшими желтоватыми клавишами. В верхнем регистре не было ни малейшего звука ноты, лишь глухой удар по клавишам. Хотя эта далекая октава была за пределами её досягаемости, Сильвия иногда нажимала одну из ее нот, молча выслушивая к раздраженные замечания мисс Харрисон насчёт её, Сильвии, бездарности или даже расхлябанности. Зимой в комнате было сумрачно от большой ели, прижавшейся к окну, а в ветреную погоду и стучащей в него, а летом еще больше — полотняными шторами, полуприкрытыми ради старого ковра. Вдобавок ко всему, Сильвия должна была близоруко вглядываться в ноты, её взгляд метался вверх-вниз между ними и клавишами, растерянно и затравленно, упрямо стиснув губы.
Был сезон штор. Она ждала в переулке на автобусной остановке, страдая от жары в зимнем пальто, в котором ей бабушка велела ходить на уроки музыки. Переулок гудел в послеполуденной жаре — пчелами в клевере, и мухами, сходящими с ума по коровьим лепёшкам на дороге.
После смерти матери Сильвия стала мрачной и угрюмой. Она была обычным ребенком, пухлой, довольно зрелой для своих одиннадцати лет, с заколотыми розовым пластиковым зажимом лоснящимися волосами, в твидовом пальто с воротником и манжетами из фальшивого оцелота, которым она прошедшей зимой вполне гордилась. Вместе с нотной папкой она несла потертую сумочку, оставшуюся ей от матери.
Автобус, казалось, трясся и бряцал, медленно спускаясь по дороге. Она влезла и села на скамью за дверьми, где её могло достичь малость воздуха.
На скамье напротив сидел очень высокий мужчина — довольно пожилой, как ей показалось, поскольку его волосы были аккуратно уложены на лысый череп. Он уставился на неё. Она задыхалась от жары, а ещё, дабы избежать его взгляда, слегка отвернулась глянуть через плечо на пыльные живые изгороди, их в потемневшие к концу лета листья. Она была уверена, что ему любопытно, почему она в такой день в зимнем пальто, и она расстегнула его и слегка помахала, проветривая подмышки. Бабушка говорила, что погода может измениться, да и её хлопковое платье слишком коротко. Теперь оно освободилось, и его подол Сильвия попыталась натянуть на ляжки, прикрыть их наготу.
— Да, жарко, — внезапно сказал мужчина напротив, как будто соглашаясь с чужим замечанием.
Она удивленно обернулась, зарделась, но ничего не ответила.
Потом она задумалась, не стоит ли выйти на остановку раньше и дойти пешком. Тогда она могла бы потратить деньги на леденец. Ей предстояло полчаса потратить впустую до урока, бродить где-нибудь, убивая время. Было бы лучше бродить, сося леденец. Бабушка не разрешала ей есть сладости — полоскать зубы кислотой, как она это называла.
— Я уверен, что видел тебя прежде, — сказал мужчина напротив. — То ли идущей на урок музыки, то ли — с урока, как я понимаю.
Он демонстративно взглянул на её нотную папку.
— На, — буркнула она.
— Будущая Майра Гесс, — продолжал он. — Я так понимаю, ты играешь на пианино, раз ты без инструмента, хранящего тайны о тебе.
Она не поняла, что он имел в виду, потому хмуро уставилась в окно, чувствуя жару и весьма страдая от неё.
— А как тебя зовут? — спросил он. — Мы должны запомнить наперёд будущих знаменитостей.
— Сильвия Уилкинсон, — пробубнила она себе под нос.
— Неплохо. Неплохо, Сильвия. Наверняка, я однажды похвастаюсь, что в один из летних дней встретил в автобусе великую Сильвию Уилкинсон. Снобизм, знаете ли. Безобидная слабость застенчивых.
Он был очень опрятен и аккуратен, но его голос нервно подрагивал. Все это время он держал в руке незажжённую сигарету и жестикулировал, но не пытался искать спички.
— Полагаю, в школе вы поете прекрасную песню "Кто такая Сильвия?" — Она покачала головой, не глядя на него, но, к ее ужасу, он запел дрожащим голосом: — Кто такая Сильвия? Что она-а-а?…
Женщина, сидевшая чуть глубже в автобусе, повернулась и резко глянула на него.
Сумасшедший, решила Сильвия. Она была смущена, но не нервничала, совсем не нервничала. Здесь, в автобусе, при других людях, несмотря на всё, что ей бабушка говорила не вступать в разговоры с незнакомцами.
Он продолжал петь, размахивая в такт сигаретой.
Женщина снова повернулась и посмотрела на него дольше. Она выглядела, на взгляд Сильвии, по-домашнему, несмотря на русые волосы, очень чёрные у корней. У неё был комфортный, надёжный вид, словно она следила за ситуацией ради Сильвии.
Внезапно он умолк и снова взглянул на неё.
— Я так понимаю, мадам, — сказал он, — что вы не цените моё пение.
— Полагаю, это вряд ли уместно, — отрезала она. — Вот и всё, — и отвернулась.
— Вряд ли уместно! — сказал он тихим голосом, как будто про себя и с притворным изумлением: — В ясный летний полдень, когда мы весело катимся по дорожкам. Вряд ли это уместно, чтобы выразить радость жизни! Сожалею, — сказал он уже Сильвии, повышая голос. — Я не догадался, что мы направляемся на похороны.
К счастью, она увидела, что автобус подъезжает к городской окраине. Это был небольшой городок, и его окраина была тиха.
— Надеюсь, ты не против поболтать со мной, — сказал мужчина Сильвии. — Я люблю детей. Я знаю, как быть с ними хорошим. Хорошо знаю. Я обращаюсь с ними на должном уровне, как следует.
Сильвия глядела, почти слепо, наружу из окна, скрутившись на сиденье, голова болела от неподвижности глаз.
Это была равнина, изрезанная каналами. На горизонте торчали дымовые трубы кирпичного завода. Единственным движением было слабое колебания нагретого воздуха.
Она была наполнена страданиями, потому что теперь в её жизни не было ничего, кроме покорности ненавистным вещам и старых приёмов бабушки, отделяющих её от других детей. Ничто из того, что она делала, не было ей желанным: школа, церковь, а теперь ещё этот ужасный урок музыки впереди. После смерти матери её жизнь резко ухудшилась, и она не представляла, будет ли лучше. Она не верила, что сможет освободиться от этого, даже когда вырастет.
Оса, повертевшись зигзагом, уселась спереди ей на пальто. Пришлось повернуться. Она замерла, откинув голову назад, пряча подбородок, боясь шелохнуться.
— Позволь мне! — Ужасный мужчина напротив протянулся через автобус и хлопнул по ней смятым платком. Оса стала яростно суетиться, мечась перед её лицом.
— Сейчас мы тебя… мелкий вредитель, — сказал мужчина, усугубляя ситуацию.
Автобусный кондуктор подошёл, осторожно замер меж ними, а затем вдруг резко хлопнул в ладоши, и мёртвая оса упала на пол.
— Спасибо, — сказала Сильвия ему, но не другому.
Теперь они ехали мимо недавно построенных бунгало с неубранными садами. Отвернувшись от окна, Сильвия встала и подошла к выходу, стоя на лёгком ветерке, готовясь к остановке.
За автобусной остановкой она знала небольшой универсальный магазинчик, где она утешится ярко-красным леденцом на палочке. Она перешла дорогу и встала, глядя в окно на банки с карамельками, пакет моющих средств и хлопья для завтрака. Виднелось там ещё и мороженое, но денег на него не хватало.
Она повернулась, чтобы войти в пустой тихий магазин, когда рядом с ней раздался знакомый страшный голос:
— Не хочешь ли отведать мороженого этим жарким днём? — Он оказался между нею и магазином, и смущение, которое она испытывала в автобусе, сменилось ужасом.
— Мороженого… — повторил он, склонив голову набок, умоляюще глядя на неё.
Она подумала, что если скажет "да", то сможет хотя бы зайти в магазин. Кто-то должен быть там из персонала, кто-то, чьей защитой она сможет воспользоваться. Она вспоминала слова предостережения её бабушки, пугающие рассказы, неясные неприятные намеки.
Не успев шевельнуться или ответить, она почувствовала легкое, но уверенное прикосновение к своему плечу. Это была грубая женщина из автобуса, как она убедилась с облегчением.
— Тебе никогда не говорили не разговаривать с незнакомцами? — спросила она Сильвию довольно строго, но со спокойным здравым смыслом в её строгости. — Вы тут лучше поосторожней, — угрожающе сказала она мужчине. — Теперь иди, дитя, и пусть это станет тебе уроком. Ты куда идёшь?
Сильвия кивнула.
— Ну, шагай вперед и не останавливайся. А вы, голубчик, будьте любезны шагать в другую сторону, или я позову полицейского.
При последнем слове Сильвия повернулась уйти, чувствуя себя взволнованной, но важной.
— Ты никогда не должна… — начала женщина, подходя к ней. — Сейчас бывают такие извращенцы. Разве твоя мама не предупреждает тебя?
— Она умерла.
— Ой, ну извини. Боже мой, эта жара…
Она оттянула платье на груди и подула себе за пазуху. У нее была корзина для покупок, полная утешительных, домашних продуктов, и Сильвия заглянула туда, идя рядом с ней.
— Среда всегда мой день, — сказала женщина. — Здесь закрываются рано, поэтому я езжу автобусом в Хорсли. У меня есть родственник, у которого там небольшой универсальный магазин. Это вносит разнообразие, но не в такую жару.
Она болтала о своих скучных делах. Разок Сильвия оглянулась назад и увидела мужчину, всё ещё стоящего там же и глядящего им вслед.
— Не надо оглядываться, — сказала женщина. — Куда, говоришь, тебе?
Сильвия этого не говорила, но теперь сделала это.
— Ну, ты можешь идти со мной. Пожалуй, так было б лучше. Вдоль гравийных карьеров. Я осмотрюсь быстренько, прежде чем мы свернем за угол.
Сделав так, она сказала, что за ними, похоже, следят издали.
— Ох, какая низость, — сказала она. — И при всём том, что читаешь в газетах… Осторожность лишней не бывает, тебе придётся помнить об этом всегда. Не знаю, может, обратиться в полицию?
Дорога шла мимо заброшенных карьеров, заросших цикорием и вьюнком. Ржавый щавель и грязные консервные банки придавали этому месту дух заброшенности. С другого боку среди потемневшей крапивы шли огороды и ветхие сараи для инструментов.
— Это ведёт к шоссе Гамильтона, — объяснила женщина.
— Но мне ещё полчаса не нужно туда, — нервно сказала Сильвия.
Она могла представить себе физиономию мисс Харрисон, приди она слишком рано, посреди урока с яркой девицей, с которой она нередко встречалась.
— Я думаю угостить тебя чашкой хорошего чая, и убедиться, что с тобой всё в порядке. Не беспокойся.
Слава богу, она повернула к воротам маленького красного кирпичного дома на краю пустыря. Странного, но очень опрятного, и окруженного мальвами. Красиво сияющие окна были задрапированы вычурными вязаными шторами с пластиковыми цветами между ними.
Сильвия последовала за женщиной по боковой дорожке к чёрному ходу, стараясь расслабиться. На этот раз всё обошлось, но как быть со всеми будущими средами — с их опасными путешествиями, которые предстоит совершить в одиночку?
Она стояла на кухне, озираясь вокруг себя. Здесь было чисто и прохладно. Попугайчик прыгал в клетке. Без особого интереса, не зная, чем себя занять, она подошла к нему и провела пальцем по проволоке.
— Вот мой малыш, мой маленький Джои, — произнесла женщина нараспев, подставляя чайник под кран. — Тебе станет лучше после чашки чая, — добавила она, обращаясь вроде к Сильвии.
— Это очень любезно.
— Любая женщина сделала бы то же самое. Там в корзине есть пакет с Овальной Мэри, если хочешь, открой и выложи на эту тарелку.
Сильвия была рада что-то сделать. Она аккуратно разложила печенье по тарелке с розами.
— Здесь так хорошо, — сказала она.
Дом ее бабушки был таким темным и загроможденным, у Мисс Харрисон ещё хуже. Оба пахли духотой от плотных штор и старой мебели. Она бывала не во многих домах, ибо её так редко куда-то приглашали. Она была скучной девочкой, никому не нравившейся особо, и знала это.
— У меня всё должно быть сладким и свежими, — сказала женщина самодовольно.
Чайник начал свистеть.
"Мне еще нужно домой", в панике подумала Сильвия. Она таращилась на висящую в окне липучку — единственное в комнате, нарушающее гармонию. Некоторые из мух были ещё полуживы и безнадежно трепыхались. Но они были уже обречены.
Она услышала шаги на тропинке и удивлённо прислушалась, но женщина, казалось, их не слышала, она никак не реагировала. Она накладывала чай из чайницы в заварочный чайник.
— Как раз вовремя, Герберт, — крикнула она.
Сильвия обернулась, когда открылась дверь. И с удивлением увидала, как мужчина из автобуса уверенно шагнул на кухню.
— Молодчина, Мейбл! — сказал он, закрывая за собой дверь. — Не забудь один для банка! — Он улыбнулся, потирая руки и осматривая комнату.
Сильвия вопросительно обернулась к женщине, которая как раз несла завренный чайник к столу, и тут впервые заметила, что там три чашки с блюдцами.
— Ну, садись же, — приказала женщина, слегка нетерпеливо, — всё готово.
|
цитировать