История не имеет сослагательного наклонения

Прошла Куликовская битва, минуло нашествие Тохтамыша на Москву, умер князь Дмитрий (Донской) и Великим князем стал сын Дмитрия Василий. Этим закончился предыдущий роман и с этого началась последняя книга цикла «Государи московские» (последняя из законченных, ибо книгу «Юрий» автор дописать не успел, смерть оборвала и жизнь, и книгу, и все прочие замыслы Балашова). В этом томе мы вместе с автором и с русичами проживём первую четверть XV века, время княжения князя Василия I.

А действующие лица прежние: жив литовский князь Витовт и жив польский король Ягайло, по-прежнему существует Орда со всеми её смутами и переменами ханов, и как и прежде Русь зависит и от Орды, и от ситуации в Константинополе, куда рвутся турки и где на последних нитях держится православие. И с Господином Великим Новгородом не всегда мир и благодать, и с нижегородскими князьями замирья нету, и по-прежнему главной и основной задачей стоит объединение земель русских в одно большое и могучее, независимое и богатое общерусское государство. И сохранение, и насколько это возможно, укрепление православия, ибо католичество наступательно захватывает земли славянские и перекрещивает жителей этих земель. А тут ещё и смерть митрополита, и очередная распря с Витовтом, стремящимся утвердить своего, послушного своей воле, митрополита. А ещё и с Двиной колеблющаяся проблема — то ли под Великим Новгородом остаются земли русского Севера, то ли под руку Москвы качнутся.

А параллельной линией мы, по-прежнему, отслеживаем судьбу рода Фёдоровых, начавшегося вместе с началом всей этой эпопеи ещё в послебатыевы времена, и так и прошедшего сквозь всё десятитомье. Уходят старики, но нарождаются дети и появляются внуки, и род Фёдоровых живёт вместе с жизнью московского княжества и московского люда.

Балашов сумел так детально и мастерски изобразить мир людей XIII – XV веков, что при чтении этих исторических книг порой чувствуешь себя попаданцем, настолько плотным и буквально вещным оказывается мир этого цикла. И хотя литературный язык, которым написаны все эти книги, является творческой находкой автора и на самом деле вряд ли древние русичи говорили именно так, однако особость и особенность этого балашовского языка вне всяких сомнений создаёт, по-сути, новую языковую среду, в которую окунаешься с головой и из которой выходить не хочется.

Но увы, закончена и эта книга, и осталось прочитать незаконченного «Юрия», а потом ещё два оставшихся романа из всего прозаического наследия Балашова. А жаль, наверное мне будет не хватать этого умного собеседника.

Это не мы живём в Глухомани, это глухомань живёт в нас

Такой вот «обнадёживающий» вывод формулирует главный герой книги в последние минуты своей жизни. И этими же словами заканчивает свой роман его автор, писатель Борис Львович Васильев. Чтобы было понятно, откуда что берётся, просто нужно глянуть в «послужной», т. е. библиографический список автора. Уже первым своим историческим романом «Офицеры» Борис Васильев решительно ворвался в ряды маститых писателей — книга написана масштабно, умно и привлекательно. Но чаще имя Васильева вспоминают в тесной связке с его книгами «А зори здесь тихие...», «Не стреляйте в белых лебедей», «В списках не значился» и «Завтра была война», и не только из-за удачных и ярких экранизаций, но и просто из-за неоспоримого литературного дарования автора и острой болезненной ранимости читателя перед содержанием и смыслом этих (и других) книг Бориса Васильева.

Роман «Глухомань» написан Борисом Васильевым на переломе эпох (издан в 2001 году). Тут и переход в новое столетие и даже в другое тысячелетие, тут же и переход в другую Россию, ибо закончились недоброй памяти 90-е и возникла надежда на какие-то перемены. Однако книга не возникает вдруг и по щелчку пальцев автора, и значит идея этого романа и весь центр его создания как раз и пришёлся на эти самые пресловутые 90-е буйные годы.

Однако начинается роман ещё в последние годы советской власти, т. е. в начале 80-х, когда главной и основной вехой и приметой времени стала Московская олимпиада. А затем автор так и ведёт нас по времени, год за годом и событие за событием. Что-то происходив в стране и со страной, и что-то происходит в жизни и с жизнью главного героя романа, офицера-запасника, волею судьбы сначала прошедшего боевое крещение в одной из тайных военных африканских командировок и затем попавших на номерное полусекретное патронно-макаронное предприятие, расположенное в небольшом городке с громкоговорящим названием Глухомань.

Череда личных событий и чехарда событий социально-политических в романе тесно связаны, ибо специфика производства естественным образом вызывает интерес у разного рода криминальных персон и структур — патроны калибра 7.62 всегда найдут своё применение.

А тут ещё эта афганская тема, мимо которой пройти в 80-х было просто невозможно. И довольно остро стоявший и затем миной взорвавшийся национальный вопрос, приведший в конце-концов к распаду Союза и отложению бывших союзных республик. Все эти острые и злободневные тогда (и не утратившие своей злободневности и сейчас) темы и проблемы подаются Васильевым вместе и одновременно и тесно увязываются в один плотный событийно насыщенный узел. И вот этот конгломерат: национальная тема, финансово-материальное неравенство и социальная разделённость общества, возведение золотого тельца в центр ощущения благополучия и устроенности в жизни, появление откровенно национально-фашиствующих сил и идеологий, готовность торговать всем и вся во имя денег и власти (ибо с началом чеченской компании возник вопрос — откуда у боевиков оружие и боеприпасы нашего, отечественного производства? И один из вариантов ответа предлагается автором) и готовность любой ценой добиваться своих личных шкурных интересов — вот все эти названные (и ещё и некоторые неназванные, но присутствующие в романе) темы и находятся в романе в постоянной динамике, в тесном взаимодействии и развитии, сталкиваясь и оттесняя одна другую, конкурируя друг с другом и создавая остросюжетную композицию этой книги.

А в конце этого романа автор приводит своего главного героя к точке принятия крайнего решения, ибо вопрос только так и стоит — или Я, или Они…

Книга очень острая, весьма болезненная для восприятия и осмысления, и длинным послевкусием и послемыслием. И вот этот вопрос-ответ-открытие, сформулированное Борисом Васильевым как ответ на вопрос «Почему мы так живём?» и вынесенное мной в заглавие рецензии/отзыва просто предлагает читателю задуматься в том числе и о своём месте и о своей роли в этом сложном динамичном мире.

В каждой избушке свои погремушки

Вероятно, Дафна подсмотрела похожую ситуацию в какой-то отдельно взятой интеллигентско-творческой семье. А потом призадумалась, воспользовалась методами наблюдения и исследования, включила воображение и получила и материал и сюжет для этого романа. Потому что вот это явление, думается мне, довольно распространено в обществе. Причём вовсе не обязательно в английском и вообще в англо-саксонском. А имеет интернациональную природу. Разве что самые патриархальные социумы избегают подобного.

Появляются в семье творческих людей дети. От союза актёра и актрисы с высокой степенью вероятности и родятся тоже лицедеи — пример мамы/папы заразителен, да и сама атмосфера такой семьи составляет закулисье и авансцену. Просто потому, что творческие люди имеют особый психотип, особенные черты личности и характера. И конечно же психоэмоциональная родительская конструкция передаётся потомству с высокой степенью вероятности. А кроме того, во времена, описываемые Дафной Дюморье, и возможностей других в общем-то не было, и в силу разъездного образа жизни актёров дети кочевали вместе с родителями по городам и весям и частенько бывали и в театре и возле сцены — просто пропитывались этим актёрско-театральным духом.

Яблочко от яблони недалеко падает.. И вырастающие дети с похожими на родительские психо-характерологическими характеристиками, скорее всего тоже будут склонны к творческим профессиям и занятиям. Точно так, как это произошло в нашей семье Делейни. А человек с высоким творческим потенциалом с довольно высокой степенью вероятности будет пополнять собой класс людей эгоцентричных, возможно даже самовлюблённых, не слишком сильно заботящихся о других и живущих по велению своего сердца и ума. И тут уже только индивидуальное самовоспитание и самоконтроль могут или сгладить эти тенденции, или, наоборот, заострить такие черты характера.

А если в семье ещё и собраны вместе дети, родившиеся от предыдущих браков обоих родителей, и совместно нажитые, да ещё и разнополые и с небольшой разницей в возрасте (и сразу вспомнился анекдот «Дорогой, мои и твои дети бьют наших»), то тут вам и будет заложена мина, способствующая появлению специфических чувств сводных братьев и сестёр друг к другу и появлению между ними особых отношений. Cousinage dangereus voisinage — так утверждают французы, а они толк в любовно-романтических отношениях знают. А тут ведь даже кровного родства нету.

Вот вам и основа для романа и для всех тех событий, которыми наполнен его сюжет и из-за которых однажды Чарльз назовёт их паразитами. Хотя в отношении Селии это не так, но там другая крайность — возведённая едва ли не в абсолют жертвенность и готовность служить другим, откладывая собственные интересы на «потом» — другая сторона медали.

Финал романа закономерен, терпелка рано или поздно заканчивается у любого человека. И каждый получает своё — Мария свободу (а нужна ли она ей?), Найэл уединение от всех (если лодка доплывёт), Селия опять впряжётся в лямку забот и хлопот (ну, тут хотя бы реализация того, к чему она и привыкла и сама тянется), а Чарльз — возможность испытать судьбу ещё раз. А читатель — возможность порассуждать и даже побрюзжать на происходящее и на некоторых книжных героев — типа «мы такими не были» и всё такое прочее :-

Фантазёром быть хочу

Четыре совершенно разных, непохожих друг на друга фантастических мира. И в то же время имеющих все признаки зарубежной американской фантастики. В чём эта самая американскость выражается сформулировать совсем непросто. Возможно общей тягой всех авторов к приключенчеству, к событийной заряженности, к драматическим и даже трагическим происшествиям, к масштабным кровопролитным конфликтам между инопланетными мирами, к непременному угнетению, подавлению и порабощению одних цивилизаций другими и потому тайному или мощному освободительному движению. А если научные открытия, то непременно связанные с вероятностью использования изобретения в военных целях, со сверхоружием. А может кассовость и рыночность прёт изо всех щелей — как это теперь сплошь и рядом мы имеем в отечественной фантастике, фэнтези, да и во всей прочей литературе…

В общем и целом, хотя читал не без интереса, но интерес этот больше был основан на именах авторов и на их известности и популярности. А сам сборник получился средненький, не выше четвёрки (по школьному).

Не думай о секундах свысока…

Конечно же, большинство населения нашей страны и бывших её составляющих знает и Штирлица и содержание этого романа не по самой книге, а по одноимённому сериалу. Что там говорить, мало, наверное, было людей, которые игнорировали просмотр этого фильма, когда он впервые шёл на телеэкранах. И сам Штирлиц, безусловно, воспринимается именно в воплощении Вячеслава Тихонова, и вряд ли найдётся достойная замена.

Однако, фильм фильмом, но книга, всё-таки, была первее, начальнее (книга 1969, фильм 1973 г.). Хотя по некоторой информации получается, что Семёнов, работая над книгой, одновременно мог писать и киносценарий. И потому и возникает при чтении ощущение, что и фильм и книга начинают то сливаться, то слегка разделяться, но разделяться только лишь слегка, потому что Лиознова не стала отходить от литературной основы, и сценарий фильма практически идентичен тексту романа. И все основные, центральные, стержневые моменты книги, все важные диалоги переданы в фильме точно и полно.

Я книгу слушал в аудиоформате, и чтец, не впадая в соблазн пытаться скопировать интонации Броневого и Тихонова, Табакова и Ланового, Градовой и Куравлёва — ничего хорошего бы из этих попыток не вышло, а получилась бы нелепая пародия, — сумел всё-таки передать все те эмоции и чувства, которые были заложены и сыграны в фильме. Опять-таки, это важно было сделать потому, что в фильме и актёрская игра, и смысловое и эмоциональное интонирование были выполнены мастерски, и иные варианты, скорее всего, вызвали бы только отторжение или, как минимум, сомнение. Такова волшебная сила искусства, что поделать.

Ну, а что-то говорить о самом содержании романа наверное и вовсе не имеет смысла: конец февраля — первые три декады марта 1945 года, пять недель весны победного сорок пятого года, метания загибающегося нацистского зверя и попытки уйти от возмездия за содеянное и от суда народов и истории. И усилия некоторых политических сил в стане союзников уже тогда дезавуировать роль нашей страны — нашей общей страны и всех её населяющих народов — в общей победе — вот всё то, что попало в поле зрения Юлиана Семёнова. И в послесловии к аудиокниге, написанном Семёновым в конце 80-х, как раз и говорится о том, что и в самом деле примерно в эти сроки гросс-адмирал Дёниц был с визитом в Швеции — а ведь Дёниц не просто адмирал германского военного флота, Дёниц был официальным преемником Адольфа Гитлера… Так что сами думайте, насколько придумал Семёнов описываемые в романе переговоры Вольфа и Даллеса (а эти переговоры были и в самом деле), и насколько исторические реалии соответствуют этой версии событий…

Зато мы теперь точно из уст самого Штирлица узнаём, как происходила операция его внедрения в Германию и в германский фашизм и нацизм — об этом в книге есть прямой, пусть и довольно скупой и краткий рассказ.

Ну, а дальше нас ждёт возвращение в Берлин, потому что Центр распорядился выжить.

Как один Тунгус всю ООН перехитрил

Этот роман Олега Дивова собрал в себе всё, что я люблю в фантастике. Т.е. научность, космическое приключенчество и социальную направленность с футуристическими прогнозами и предостережениями/предупреждениями. При этом Дивов мастерски использует свой творческий писательский талант и пишет этот роман в той литературной форме, от которой так просто не отмахнёшься и не отпихаешься. Да и не захочешь это делать. Потому что психологические крючочки автор расставляет в тексте с самого начала. И уже не хочется отрываться на дела в реальном мире, потому что мир Внеземелья — хотя на самом деле все события романа происходят в мире, называемом Земля-2, и потому всё «внеземелье» здесь только в космическом смысле, ибо несколько десятков световых лет до нашей Солнечной системы всё-таки вёслами махать и махать — мир Внеземелья поглощает тебя целиком и полностью и не выпускает из своих объятий до самого финала…

Итак, мы находимся на Земле-2.

И дальше начинается чехарда всякого рода событий и происшествий, в ходе которых наши контактёры либо проявят все свои душевные и деловые качества с лучшей стороны, либо непоправимо навсегда потеряют контакт с местными ребятами. И третьего не дано.

Горька судьба поэтов всех племён (первая строка стихотворения В. Кюхельбекера «Участь русских поэтов»)

Поэты пушкинской поры. Лицеисты первого лицейского набора. Громкие звонкие имена, не единожды упоминаемые в литературе. Вильгельм Кюхельбекер был одним из них. И потому имя его нам знакомо не только по школьным урокам русской классической литературы и поэзии, но ещё и из истории первой половины XIX столетия. Однако, как ни крути, но имя Пушкина как поэта и писателя затмило многих, если не всех остальных из этого набора. А ведь какие славные ребята были — Горчаков и Дельвиг, Пущин, Корф, да и Кюхельбекер вовсе не бесталанный поэт был.

Тынянов взялся раскрыть перед читателями образ этого незаурядного человека с трагической судьбой. И просто повёл нас по изгибам жизненных реалий Вильгельма — мальчик и лицеист, юноша и не слишком удачливый служащий, мечущийся по жизни молодой человек, несостоявшаяся личная жизнь и участие в восстании декабристов, мытарства по крепостным камерам и затем ссылка с далёкую грозную Сибирь, и последним штрихом биографии — смерть.

Все эти обстоятельства общеизвестны и потому упоминание о них не является никаким спойлером. Но чем же тогда хороша и привлекательна книга? Ответ прост — мало знать хорошую интересную историю жизни незаурядного сложного человека, нужно ведь ещё уметь её и рассказать так, чтобы рассказ этот не показался ни скучным, ни томительным. И Тынянову это удалось — книга читается единым дыханием. И перед нами встаёт во весь свой нескладный рост слегка неуклюжая, но однако вовсе не жалкая фигура человека с непростым внутренним миром, с взглядами и принципами, с тонко организованной нервной системой и с неспособностью заводить нужные связи и знакомства, терпеть обиды и прощать оскорбления, льстиво улыбаться и говорить нужные слова, совершать поклоны и шаркать ножкой.

Наверное, сложно хотеть быть похожим на него, на Кюхельбекера. Но уважать его и помнить об этом забытом ныне поэте и гражданине всё-таки нужно. Нужно не ему, нужно нам, нынешним...

Эй, гражданина! Ты туда не ходи — ты сюда ходи. А то снег башка попадёт — совсем мёртвый будешь... (Василий Алибабаевич)

Тема смерти настолько же знакома и актуальна для каждого человека, насколько и его собственное рождение. «Случайное начало и неизбежный конец» — так охарактеризовал человеческую жизнь один из персонажей трилогии Сергея Снегова «Люди как боги». Абсолютно точная и исчерпывающая формулировка! Действующая, по крайней мере, до тех пор, пока не будет изобретено лекарство от смерти или какие-то иные варианты пересадки человеческой личности в другое тело. Потому что когда мы говорим о смерти, то, прежде всего, имеем ввиду исчезновение, прекращение, уход человеческой личности (вместе со смертью материально-физиологического тела). Недаром ведь в ситуациях, когда тело человека продолжает жить, т. е. выполнять практически все физиологические функции, но при этом сознание отсутствует, то наблюдающее за таким человеческим останком врачи рано или поздно поставят вопрос о прекращении поддержки жизни в физиологизирующей оболочке. Однако такие случаи крайне редки, а чаще всего все мы сталкиваемся с ситуацией, когда кто-либо из нашего окружения — близкий или более отдалённый родственник, знакомый или просто случайный человек, попавший в поле нашего внимания — уходит из жизни тем или иным способом. Причём в контексте этой книги неважно, естественная смерть пришла к умершему, или он каким-то иным способом перешёл в мир иной и попал в категорию усопших. В любом случае — появляется мёртвое тело и возникает необходимость выполнения похоронного обряда...

А на кладбище так спокойненько, Ни врагов, ни друзей не видать, Все культурненько, все пристойненько — Исключительная благодать (из песни)

Но это что-то я сразу быка за рога взял, а ведь началась книга вовсе не со смертей, а наоборот, со знакомства с нашим героем, с простым русским пареньком по имени Вова с оригинальной фамилией Кротышев (никогда не встречал людей с такой фамилией, Кротовы были, а Кротышевы — нет). И, как водится, сначала мы просто живём детство детское, мотаемся туда-сюда по стране вместе с родителями (такая вот планида выпала Кротышевым) и понемногу растём. А более-менее по-настоящему (детсадовские игры практически не в счёт) наш герой сталкивается со смертью в довольно раннем своём возрасте: умирает бабушка — ситуация весьма распространённая и совершенно естественная — люди как родятся, так и помирают, ничего необычного. А вот приобщение к теме уже едва ли не на уровне некоего посвящения происходит при подростковом ночном кладбищенском приключении — кто из мальчишек не проверял себя и своих приятелей ночными походами на кладбище и выполнениями там тех или иных «решительных отважностей и геройских смелостей»!

Два солдата из стройбата заменяют экскаватор (солдатское)

Да-да, а потом армия, и служба в «войсках стратегической обороны», то бишь в ВСО, или ещё проще — в стройбате. Лопата–лом–кирка — вот и всё техническое оснащение военного строителя, не имеющего на момент призыва никакой более-менее строительной специальности. Плоское катаем, круглое таскаем. И копаем от угла и до обеда (а то и до заката и далее). И тут первый опыт самостоятельного изготовления последнего человеческого пристанища размерами 1х2х2 (в метрах). Вот эта армейско-стройбатовская глава, между прочим, и для всей книги, и конкретно для всей дальнейшей судьбы нашего визави определяющая и важная во всех отношениях. Всё-таки, как ни крути, но до службы в армии пацан всего лишь пацан, а два года солдатской лямки (тогда служили ещё два полновесных года — «сто две бани», как говорили в нашей довольно северной бронекопытной части) всё-таки так или иначе, но меняют мальчишескую стать на мужскую — знаю не только в абстрактном размышлении, но и по самому себе — пришлось нам с супругой наново привыкать друг к другу после моего дембеля в маю. Вот и Володя тоже получил нехилый жизненный опыт — научился устаканивать отношения с людьми разного калибра и веса, ну, а о наращивании мышечной массы и говорить не приходится, кубометры вынутой и перекантованной земли и бетона частично перемещаются в зону бицепсов-трицепсов и материализуются в виде кубиков брюшного пресса, и делают рельеф твоей мускулатуры более выразительным и бугристым, а хватку ладони каменной, как рукопожатие статуи командора.

У попа была собака, он её любил. Она съела кусок мяса, он её убил. И в землю закопал, и надпись написал: У попа… (народное творчество)

А вот дальше, собственно говоря, уже началась и вся основная песня, а всё что было до этого, было просто запевом. Потому что прихотливая судьба столкнула Володю лицом к лицу со своим сводным старшим братом от первого брака отца — парнище оказался ражим детиной с солидным опытом выживания-приспособления-существования как в постперестроечно-бандитских реалиях, так и в тюремно-лагерных «посиделках». И пошла основная чехарда метаний и мотаний по разным бюро, конторам и комбинатам похоронно-ритуальных услуг. Хотя на самом деле вместо услуг просто нужно подставить слово «бизнес» и всё сразу встанет на свои места. Потому что основным и главным смысловым содержанием всех этих заведений и заведований является отъятие более-менее законным способом у всех попавших в их сферу интересов и внимания лиц дензнаков. И поскольку деньги тут крутятся немалые, то конечно же возникает острая и жёсткая непримиримая конкуренция между всеми притязающими на роль последнего посредника между миром живых и царством мёртвых. И некие не слишком благовидные поступки Володи начинают гонять его из рук в руки, от одних гробовщиков к другим, от одних сильных мира сего к другим не менее сильным — и те и другие сильны только лишь своими связями и влиянием, ну и толщиной денежного бисквита во внутреннем кармане своего пиджака. Все эти метания и мотания каждый раз связаны с какими-то приключениями и происшествиями, бугры Володиных мышц постоянно находятся в действии и казалось бы, всё это напоминает банальный гангстерско-постсоветский романчик на тему острой критики, сатиры и юмора всего того, что творится на стыке этих двух миров и пространств — мира живых и мира мёртвых.

После, когда Сарпедона оставит душа, повели ты Смерти и кроткому Сну бездыханное тело героя («Илиада», XVI 454)

Однако есть одно «но». Многим более-менее образованным и просто начитанным людям безусловно знакомы термины танатофилия и танатофобия, да и просто понятие Танатос сразу вызывает у них вполне определённые ассоциации и вытаскивает из глубин их памяти и образования знания об этом. Ибо отношение людей и человечества к смерти всегда было весьма особенным и порой весьма вдумчивым и специфичным. Размышления о некросфере, потустороннем мире, о влиянии смерти и о постсмертной «жизни» усопшего, о тех местах, куда отправляются души умерших и об их дальнейшей судьбе всегда занимали род людской — ибо никого не минет чаша сия и каждый вне зависимости от чинов и званий персонально и единолично рано или чуть позже столкнётся лицом к лицу с ситуацией умирания (правда, свою смерть так никто и не встретит, ибо пока ты жив, то и смерти нет, а когда умер, то уже не осознаёшь этого прискорбного для тебя факта). И именно на этих размышлениях и рассуждениях и построены многие религиозные доктрины, целые культурные пласты, культовые верования и обряды. И помимо всяких официальных организаций имеются и разные неформальные группы и секты, субкультуры и модные течения, занимающиеся как раз всякими вот такого рода досмертными, предсмертными, смертными и послесмертными обрядами и ритуалами. Порой весьма причудливыми, а иной раз и смертельно опасными для вовлекаемых в них людей. Припоминать и перечислять всякие такие штучки-дрючки можно долго — тут вам и хитроумные гадания, и наговоры-заговоры, и разные культовые собрания с действиями самого широкого профиля (смерть петуха и изощрённо-извращённые сексуальные манипуляции вовсе не исчерпывают диапазон — и сразу на ум приходит совершённое в не слишком давние времена в наших мелких районных реалиях ритуальное убийство на кладбище — чел возомнил себя неким мессией и просто следовал Зову).

И вот этого всего в книге тоже довольно много. И читатель романа много чего может и познать, и понять, и увидеть по-новому. И уже, может быть, иным, более внимательным взглядом будет смотреть и на кладбище, и на посещающих его в разное время суток людей, и замечать разного рода надписи и рисунки на надгробиях, ну и все прочие символы и знаки — кто книгу прочитал, тот поймёт, что я имею ввиду и на что именно намекаю.

Да, вот такая существенная и немаловажная особенность. Поскольку круг общения Володи довольно специфичен и практически все живущие в книге персонажи имеют свои яркие характерные черты и особенности, то и речь их довольно причудлива и весьма цветиста. Ну, т. е. обычные русские непечатные, однако общеупотребительные слова и выражения не только иногда встречаются в тексте, а порой просто составляют весьма заметную часть лексикона этих людей — это они не матерятся, это они так разговаривают. А некоторые ещё и знают и вовсю используют разного рода меткие и афористические выражения и народные непечатные поговорки и присказки, придающие и этим персонажам и их речи особый колорит (помните прапорщика Шматко из сериала «Солдаты»?).

Поскольку наш герой — молодой и вполне дееспособный парень с высоким сексуальным КПД и многочасовым фрикционным потенциалом, то, конечно же, в книге довольно много и секса, траха, перепихона и прочего «туда-сюда-обратно». Однако автор вовсе не ставит описание интимных сцен и эпизодов в центр читательского внимания — всё делается ровно настолько, насколько это необходимо для более полного и глубокого раскрытия образов героев и персонажей книги и проникновения в их сущности и сучности. Да мы и сами по молодости лет выдавали на гора и бессонные ночи, и потёртости в некоторых выдающихся во всех смыслах местах — чего уж там, все мы были молодыми наездниками и наездницами :-)

Родом из детства

Эту книгу следовало прочитать именно тогда, когда она была издана, т. е. в середине 70-х. И не только потому, что все события происходят именно в этот период (на самом деле где-то конец 60-х — книга вышла в 1971), но просто из-за того, что и вся энергетика, и проблематика книги полностью принадлежит этому времени. И весь антураж тутошний, и все люди тут шестидесятники… э… ну, вы поняли, в каком смысле. И вся книжка потому вся насквозь колхозно-совхозно-крестьянская и потому по нынешнему восприятию изрядно наивная и нарочитая. Да, впрочем, она такая и есть изначально, и таковой была с момента выхода в свет — недаром стала основой для мультика.

Я всё это к чему — просто не уверен, что книжка и даже мультик этот может понравиться современному подростку соответствующего возраста. Хотя мне вот, в принципе, скучно не было, а вот забавно и даже местами и временами весело — было. Не знаю, буду ли читать продолжение, но кто знает...

Ну вот, поели, теперь можно и поспать...

Этакая смесь научно-приключенческой и космо-социальной фантастики. Причём вот эти четыре составляющие могут попарно связываться в любом варианте, начиная от предложенного и переходя к научно-социальной и космо-приключенческой и т. д. И ещё сюда можно добавить юмористическую, сатирическую, футуристическую и другие составляющие. В результате мы имеем этакую оригинальную смесь, блины с припёком, ирландское рагу, тройную уху, коктейль «Кровавая Мэри».

Конечно же, здесь максимально ярко выражена сатирическая линия в отношении дальнейших путей развития цивилизации потребления — то общество Космической Цивилизации, которое нам показывает Михаил Тырин, вовсе не является таким уж привлекательным. Да, гарантированное сытое брюхо, наполненное однообразной синтетической жратвой из общего корыта, да, ежедневные бесплатные белые носки, да, возможность перехода от касты к касте, зарабатывая будущие преференции путём накопления так называемого уцим — некоей универсальной виртуальной платёжной единицей. Сделал ту или иную работу — получи честно заработанные уцим. Сделал много работы — и уцим получишь больше. И по достижении некоторого порогового количества переходишь в первый класс, и опять нужно продолжать накопительство, а там, глядишь, дотянешься до класса второго, третьего и так далее. Социальная лесенка длинная и количество ступенек в ней большое, есть куда развиваться.

Вот только развитие это идёт лишь по линии потребления — высокоразвитое потреблядство становится краеугольным камнем для попавших в эти миры землян — поэта-неудачника и адвокат-неудачника. И сначала конфликт проходит как раз по линии разного восприятия и оценки действительности и перспектив этими двумя людьми — один всячески протестует против такого, а второй старается встроиться в предлагаемые условия и подняться по социальной лестнице побыстрее и повыше. А параллельной линией является служба в войсках космического десанта, в оккупационной армии колонизаторов-цивилизаторов, ибо Космическая Цивилизация ничтоже сумняше стремится распространить свою систему ценностей на все доступные ей обитаемые миры Галактики, и потому устраивает для местных разной степени разумности аборигенов принудительное счастье, с бараками и пулемётными вышками, с ограждениями и электрическими палками-кнутами, с резервациями и насильственно внедряемым образом существования (прогрессоры, мать иху так и перетак!) — ничего не напоминает из наших земных реалий?

И понятно, что дальнейшие приключения наших героев приводят их то на одну ступеньку, то в другую касту — а как иначе показать читателю всю пустоту и никчёмность этого высокоразвитого мира, этого «вселенского братства «Падающих с неба галушек» и клуба потребителей «Губ не дур» (спасибо Сергею Снегову за его меткую характеристику общества всеобщего благоденствия), — до тех пор, пока не истончается терпение и того и другого переселенца и не возникает уже протест и конфликт «Я и Система».

Над всей Испанией безоблачное небо...

В этом совсем небольшом по объёму романе (повести) мы встречаемся с Максимом Исаевым уже скорее как со штандартенфюрером Штирлицем, т. е. это первое появление на авансцене именно Штирлица с позывным Юстас (правда, я пока что не читал рассказ/повесть «Нежность», может быть там что-то об этом превращении есть). А было бы куда как интересно и любопытно узнать, как именно происходило внедрение вполне русского эмигранта Исаева в немецко-арийскую кастовую среду в роли немца, с чистой кровью и незапятнанной генеалогией, с историей жизни (проверяемой и перепроверяемой и выдерживающей все проверки и перепроверки). Ну, да цикл ещё наполовину впереди, может быть где там мелькнёт что-то об этом любопытном эпизоде.

Итак, 1938 год, август, Испания — небо над которой, увы, совсем не безоблачное. И практически прямое столкновение интересов германского нацистского Рейха и Советского Союза, столкновение двух идеологий и двух смертельных врагов. Германия пробует свои силы в вооружённом конфликте Гражданской войны в Испании и практически испытывает новые образцы оружия и военной техники — юнкерсы, хейнкели и мессершмитты утюжат испанское небо и наносят республиканцам серьёзный урон. И новые образцы военной авиации весьма интересуют советских военных специалистов.

А параллельной линией, хотя на самом деле основной, идёт история латвийского журналиста Яна Пальме, который ещё со времён Судетской операции вермахта попал в поле зрения советской военной разведки, и в силу симпатии к идеям социализма и неприятия нацистской идеологии и, главное, их практики, стал своим в тылу врага, причём с переменой личины, хотя и с сохранностью личности (т. е. сохранив своё имя, поменял свои «убеждения»).

И вот на стыке этих двух моментов — получение образца нового немецкого истребителя и агентурно-разведчицкая судьба латышского журналиста — и построен сюжетно-событийный ряд книги. И штандартенфюрер Штирлиц, безусловно, находится в роли и координатора, и разруливателя непростой ситуации, когда захваченный журналист должен быть спасён.

С одной стороны, перед нами военно-политический и шпионско-приключенческий боевик, однако, с другой стороны, мы имеем возможность приобщиться и к высшим секретам Германии и Рейха, ибо то и дело встречаем в тексте романа выдержки из речей высших германских руководителей, обозначающих стратегические интересы Германии в обновляемом ею мире. Ну, и получаем образ успешного, постоянно рискующего собой советского разведчика, штандартенфюрера Штирлица, героя всей дальнейшей штирлицианы.

Гадкий утёнок, английская версия

Вообще-то у меня совсем небольшой список прочитанного от Митчелла — ясен пень, «Облачный атлас» (ткните пальцем в того, кто не читал эту книгу или хотя бы не смотрел фильм…), ну и «Простые смертные» не помню как попали в мои хотелки/читалки. И вот странная история — обе прочитанные книги были весьма высоко оценены и фамилия автора прочно впечаталась в сознание, а вот поди ж ты, другие книги Митчелла по-прежнему ждут своей очереди. Впрочем, вот «Лужок чёрного лебедя» дождался.

Автор аннотации стопроцентно прав, вспоминая и поминая здесь имена авторов великих мальчишеско-подростковых книг; я бы сюда ещё добавил Маккаммона с его «Жизнью мальчишки» и, пожалуй, «Сверстники» авторства Марджори Роллингс. Ну и вот теперь этот список пополнился ещё одной весьма неплохой, интересной и правдиво-взаправдашной, подростковой мальчишеской книгой. Причём, по-моему мнению, книга эта может быть интересна и полезна не только людям в среднем и старшем возрасте, уже прошедшим критические значения в 13 лет, но и как раз тем пацанам, которые вступили на эту чреватую разными разностями возрастную черту, и на которой всегда есть вероятность как неопытному начинающему канатоходцу сверзиться вниз макушкой и быть освистанным и окружающими, и своим собственным «Я».

О чём же книга? Ну, если не раскрывать сюжетные ходы и не посвящать будущего читателя в перипетии событий и происшествий, то можно просто сказать, что книга об инициации (на что намекает и аннотатор). Тринадцать мальчишеских лет — как раз тот возраст, когда уже начинаешь чуть иначе смотреть на девочек, девушек и даже женщин — на всех этих носительниц привлекательных выпуклостей и впадин; когда ночами начинают сниться странные томительные смутные сны, которые может быть не всегда и вспомнишь, но которые уже могут оставить свой отпечаток на мальчишеском ночном белье; когда начинаешь не просто толкаться/суетиться среди своих сверстников и сверстниц, а уже как-то оценивать и самого себя, и тех, кто рядом с тобой, и пытаешься понять, какое место ты занимаешь и в их среде, и вообще в этом мире; когда помимо событий твоей собственной жизни вдруг начинаешь замечать ещё и то, что твориться во внешнем мире, начиная от мира ближнего — твоя семья, родственники и знакомые, другие взрослые, и переходя в мир большой — чем заняты твоя страна и твой народ… И вот как раз примерно в этом возрасте и происходит та самая перемена, которую иногда и называют таинственно-многозначительным словом инициация — бывший безбашенный пацан вдруг (не вдруг!) становится уже маленьким взрослым, юношей. Как правило, происходит такое и в самом деле довольно резко, порой даже можно отчётливо связать эту количественно-качественную границу с каким-то вполне определённым событием.

Процесс вот такого перехода совсем не безболезненный, вероятно его отчасти можно сравнить с актом рождения, пусть не на физическом или физиологическом уровне, но на психологическом уж точно. И архаические древние культуры обычно этот процесс контролировали, регулировали и организовывали, устраивая для ребят определённого возраста целые обряды инициации и сопровождая их порой нанесением на тело инициируемого ритуальных татуировок и шрамов. Современные высокоцивилизованные люди такого рода процедур не проделывают, однако жизнь сама справляется с нанесением и татуировок, и уж точно шрамов — как реальных, так и моральных. И порой ты сам помнишь (я помню), как это случилось, что вот ещё неделю назад ты был обычным пацаном с обычными пацанскими интересами и проблемами, а вот сейчас, спустя всего промелькнувших семь дней ты уже ощутил себя едва не совсем взрослым…

А ещё это просто книга о том, что реально чувствует и совершает обыкновенный тринадцатилетний английский пацанёнок из обычной английской семьи среднего достатка, живущий даже не в приличном городе, а в деревушке с вполне оригинальным названием «Лужок чёрного лебедя». И это изложено Митчелом интересно и увлекательно, захватывающе и порой драматично, а то и трагично — жизнь, она такая, полосатая зебра.

Накрут сюжета состоялся практически сразу — в своём фирменном стиле автор сообщает, что сначала работник вокзала нашёл в вагоне шарфик, а в следующем купе — труп. Вот так обыденно, без драматических ахов и охов — шёл-шёл, и нашёл — работа у него такая (это не сарказм, если что, это и правда у чела такая работа, осматривать вагоны прибывшего поезда сразу после окончания рейса). А дальше пошло-поехало — дело пошло в работу, начали возникать разные версии, стали появляться факты и детали, каждый из которых требовал проверки и уточнения — в общем, пошла рутинная работа следственного сыска по делу об убийстве (ибо насильственность смерти не вызывала сомнений).

Поскольку мы читали детектив от Жапризо, а не от Чейза, к примеру, то вовсе не попали в самый разгул преступности или в самый раскрут экшена, однако сюжет отнюдь не был ни скучным, ни простым — количестве смертей росло и возрастали риски появления новых жертв убийцы (или убийц?), да ещё и рассказчик то и дело менялся. И вот тут автор находит весьма неординарный сюжетный ход — в круг подозреваемых попадают совсем новые и весьма неожиданные при этом персонажи романа. И сюжет начинает играть новыми причинно-следственными связями и мотивами.

Ну, а убийца, само-собой, почтальон, чё тут гадать-то! (А вот это уже не имеет к роману никакого отношения).

А альтернативы, в общем-то, и нет

Думал ли писатель-историк Юлиан Семёнов о том, что, казалось бы, уже ставшая историей, пусть и совсем ещё недавняя и потому свежая тема этой книги в скором будущем вновь станет камнем преткновения для миллионов его соотечественников и читателей?

Июнь 1941 г. Самые последние недели и дни перед началом вторжения германских войск на территорию СССР, т. е. на земли Украины и Белоруссии. И конечно же, вовсю оживилось антисоветское и антирусское подполье и украинские националисты. В центре внимания в этом романе находятся руководители ОУН Мельник и Бандера и их подчинённый аппарат. И соответственно, их прямые и непосредственные контакты с руководством вермахта и абвера, и представителями разных служб СД — гестапо, контрразведки и прочих. И с выходом уже на верхние эшелоны германско-фашистской вертикали власти — Геринга и Гиммлера, Розенберга и Риббентропа, Кейтеля и Гейдриха. Ибо ОУН с началом вторжения должна решать вполне конкретные и не подлежащие иной трактовке задачи — физическое уничтожение советских и партийных функционеров, и всех тех, кто сочувственно относился к Советской власти или просто работал «на Советы», т. е. иногда действительно просто работал — а тут уже и просто крестьянствующий люд, и представители интеллигенции, и рабочие, да и вообще мог быть кто угодно. Включая близких родственников и детей. Составлены тысячные списки вполне конкретных людей, с адресами и связями, разработаны планы действий по каждому такому человеку.

Направленная для координации действий ОУН в восточные районы генерал-губернаторства (Польши) специальная группа офицеров СД (в состав которой входит и штандартенфюрер Штирлиц и другие, знакомые нам по предыдущему роману офицеры СД) встречается как с Бандерой, так и с Мельником (нет единства и согласия между соратниками по националистической борьбе) и по сути, даёт прямые и непосредственные указания по тому, что и как должны делать бандформирования ОУН (одетые в немецкую форму батальона «Нахтигаль») с началом войны. А у Штирлица сложнейшая многоходовая задача — уточнение даты нападения, установление связи с Центром, попытки помешать планам по уничтожению советских людей, попытки внести раскол в руководство ОУН (вернее, углубить существующий) и дискредитировать Мельника и Бандеру в глазах германского высшего руководства, и при этом никак не раскрыть себя, а напротив, максимально упрочить свои позиции в СД и обогатить себя новыми связями и контактами влияния.

Облечённая в форму историко-политического детектива книга читается очень легко и потому быстро. Острота сюжета не подлежит никакому сомнению (хотя, как я заметил, оценки прочтённому могут сильно разниться, видимо в зависимости от того, на чьей стороне находится нынешний читатель). И хотя по нынешним временам мы знаем, что бывший руководитель ОУН Коновалец был уничтожен не немцами (как об этом трижды упомянул в книге Семёнов), а в результате спецоперации НКВД, однако знание этого и понимание, что в книге могут быть и какие-то другие отклонения от конкретной фактологии тех лет, вовсе не мешают оценке происходившего там и тогда в целом и по сути. И талант Семёнова показать нам картину бытия начиная с самых простых рядовых людей (трагические судьбы Ганны и её семьи, и многих других совсем вторичных персонажей романа и цикла) и заканчивая самыми главными фигурами на игровой доске того времени (вполне реальными персонами типа уже вышеназванных руководителей Рейха, РСХА и прочих структурных подразделений Германии) помогает читателю и увидеть картину всеохватно и масштабно, и соотнести самого себя и свои взгляды с излагаемым. Чисто по ощущениям — я с теми или с этими. А между — никак не получится, между — это казуистика.

PS Мой отец, молдаванско-украинских корней 14-летний паренёк, очень быстро с началом войны попал на оккупированную территорию и почти три года там находился. Т.е. вовсю хлебнул и своими глазами всё видел и слышал. И не особо любил что-то рассказывать о войне. Однако вот два момента из его уст.

— С началом оккупации один местный зажиточный отобрал у матери единственную корову — просто тупо загнал её к себе в своё стадо и всё. Мать, взяв с собой мальчишку-отца и младшую его сестрёнку, пошла к немецкому коменданту и пожаловалась. Комендант отправил с ней немецкого солдата, корову от богача отобрали и семье отца вернули. Так было.

— Отец говорил скупо и просто: под немцами было плохо и страшно. Но страшнее немцев были румыны, которые пришли сюда после полевой немецкой армии. А страшнее и хуже румын были бандеровцы. Так говорил мой отец. Всё видевший своими глазами и слышавший своими ушами. Почему-то я ему верю...

«Барбаросса» почти не виден… Почти...

Март-апрель 1941 года. Югославия. Гитлер активно развивает свои политические амбиции и территориальные позиции и потому готовит войсковую операцию по захвату Югославии, раздроблению её на отдельные зависимые и полузависимые государства и области. И в связи с этими задачами и целями туда выезжает спецгруппа СД, в составе которой находится и штандартенфюрер Штирлиц, офицер VI отдела РСХА (т.е. Исаев-Штирлиц уже в подчинении у Шелленберга и находится ровно в той же позиции, в которой мы его застанем в романе (и в фильме) «Семнадцать мгновений весны»).

Юлиан Семёнов умеет так подать глубоко и досконально изученный им самим документально-исторический материал, что просто создаётся полное ощущение незримого присутствия его — автора, и заодно с ним и тебя — читателя, там, в том месте, где происходят все эти эпизоды незримой разведывательно-контрразведывательной войны. И глубина проработки материалов заключается не только в точном знании и изображении фактов того времени, но ещё и в талантливом анализе складывающей и постоянно меняющейся политической ситуации. При этом читатель попадает в недра той политической чехарды интересов и мнений разных партий — от крайних левых до крайних правых. И имеет возможность вовсю прочувствовать и осознать все те методы политической конкуренции и борьбы, которыми не брезговали по отношению к друг другу политические оппоненты. И на какое национально-народное предательство шли всякого рода националисты для достижения своих якобы благородных целей. Причём вроде как цели-то и в самом деле громкозвучные — свободная и независимая Хорватия. Но для достижения этой «свободы» нужно впустить без боя германские войска на свою землю и полностью подчинить свой народ воле Германии и Рейха — свои личные амбиции важнее и главнее.

А на втором плане явственно вырисовывается вероятность скорой и неизбежной войны СССР и Германии. И наши люди, работающие «там», отчётливо это понимают, ощущают и стараются предупредить своё руководство. Но это пока только в перспективе, а здесь и сейчас — открытое нападение на Югославию.

А в голове во время чтения всё время мелькали параллели с такой же ситуацией по раздроблению Югославии на отдельные государства в совсем недавнем новейшем прошлом — чуть более двух десятилетий тому назад… Фюреры другие, а вся механика — прежняя.

Научный путь познания Мироздания — это и есть главное открытие!

Начало романа показалось скучным и невнятным. Однако довольно быстро автор сделал повествование поживее и поинтереснее (а может быть это просто мне детские годы не зашли, а вот дальше уже совсем другое дело). Повествование построено путём поочерёдной перемены глав — сначала о Гауссе, затем о Гумбольте, потом возвращаемся к Гауссу и опять перед нами Гумбольт — и так до самого конца книги. Хотя вру, в последней главе главный герой уже совсем другой, уже представитель нового поколения, да и нового времени, ибо, как совершенно точно заметил капитан парохода, старое время ушло безвозвратно. И хотя наши первооткрыватели Гаусс и Гумбольт вовсю открывали (измеряя) мир — один изучая его в натуре, а второй посредством математики и размышлений, однако оба они, вместе со всеми другими им подобными (пусть и менее заметными и громкими учёными и естествоиспытателями), как раз и изменили мир — границы непознанного и неизведанного сузились настолько, что вместо схем и рисунков Земли появились карты с координатами, количество белых пятен стало совсем незначительным, а мир науки расширился почти до границ наблюдаемой и познаваемой Вселенной; конечно, много ещё тайн мироздания учёным предстояло открыть и разгадать научных загадок, но главное было сделано — был утверждён научный путь познания мира и Мира. И как раз в этом величие содеянного и Карлом Гауссом, и Александром фон Гумбольтом.

А по самой книге писать, пожалуй что и нечего. Любой желающий может найти в свободном информационном пространстве основные вехи биографий этих двух незаурядных людей и узнать даже больше, чем написано и рассказано Даниэлем Кельманом. Правда, это уже будет не неплохая художественная книжка, а просто набор данных — это тоже нужно иметь ввиду :-)

Сарынь на кичку!

И за борт её бросает в набежавшую волну… (из песни)

Вот очень часто бывает так, что одно и то же событие может быть по разному и оценено, и подано. Взять хоть вот этот эпизод отечественной истории. Одни называют это восстанием Стеньки Разина, другие — крестьянской войной, третьи — бунтом, а кто-то может назвать и несостоявшейся революцией. И всегда хочется понять, что же это на самом деле было, тем более, если сталкиваешься со столь разными подходами.

Наверное, такие же или похожие мысли были и у писателя-историка Ивана Наживина. А как разобраться? Вероятно, правильнее всего попросту пройти вдоль хронологии событий и посмотреть, что говорит, а главное, что делает наш спорный, а то и вовсе сомнительный герой. Во всяком случае Наживин пошёл примерно таким путём.

Однако, для начала, как любой толковый писатель, Наживин погружает читателя в реалии тех лет, создаёт, так сказать, внешнюю среду, рисует антураж всего происходящего и того, что может быть как-то связано с основным действием книги. И потому мы постепенно узнаём о непростом житье-бытье (рука чуть не написала бИтье, и не многим бы ошиблась) на Руси, о недавнем медном бунте и о расколе церковном, о закрепе крестьян и об участившихся случаях убега крепостных на волю-вольную, на украину земли русской, на Дон, к казакам. Вот вам, кстати, сразу и обрисовались так называемые государственные и общественные финансово-экономические предпосылки для всякого рода возмущений и бунтов. А дальше — больше: количество утеклецов достигло таких величин, что и донские земли уже не могут прокормить всех туда прибежавших. Да и не слишком сильно расположены казаки к землепашеству, хлеборобству и прочему крестьянскому труду. Проще остру сабельку вынуть да шестопёром махнуть как следует — гикнуть «Сарынь на кичку!» и готово дело — деньги ваши будут наши, жёнки ваши будут наши, зипуны ваши будут наши, да и вообще, сабелькой голову с плеч долой, вот и решён вопрос.

И понятно, что весь этот поход Степана Разина со товарищи был затеян вовсе не по идейным мотивам, типа там «давай всё справедливо поделим и переделим» — конечно, это был обыкновенный разбойничий и бандитский налёт. Едем по реке и все встречаемые города грабим, всех служивых убиваем, всех баб насилуем и тоже режем, да и чад ихних порой тоже под нож — нет человека — нет проблемы. Дальше — больше, аппетит приходит во время еды, а есть хочется всегда — махнём как мы, братцы, к персам за тамошними драгоценностями и шелками. Ну что, махнули к персам, награбились, купаются в роскоши. И слава о них идёт как об освободителях беднейшего люда, народец-то тянется, конечно. Тем более (перечитываем третий абзац), что есть от чего бежать, и стало куда бежать. Вот вам уже и не банда, и не шайка, а целая армия образовалась. А любая армия жива только тогда, когда занята армейским делом. Тем более, что страсти накаляются, народ осерчал на всех бояров да на князей — они ведь не токмо народ тиранят, они и царя обманывают. В общем, надо идти на Москву.

Эх, хе-хе, хе-хе… А ведь помимо злобы и жестокости надобно ещё и уметь воевать-то. В общем, с Симбирском всё у них неладно получилось, и там оно постепенно и пошло всё вниз, удачи отступились и неудачи подпристали. Ну, а дальше понятное дело — коли у самих атаманов казачьих не было единства и коли сами атаманы донские решили выступить супротив Стеньки, то и конец всему дела пристал.

Иван Наживин сумел в этой книге показать читателю не только широкую и кровавую картину мужицко-казацкого бунта, но и выступить именно как писатель-историк и аналитик. Т.е. так называемые причинно-следственные связи и действующие силы этой войны он не только осмыслил сам и сформулировал, но и чётко и недвусмысленно обозначил в тексте самого романа. При этом Наживин сумел не встать на сторону ни одной из противоборствующих сил и остаться максимально объективным в изображении действий как правительственных войск и служб, так и восставших казаков и беднейшего беглого люда, а также городов, добровольно встававших на сторону Степана Разина (тем более, что кровушки и те, и другие, и все прочие пролили немало, да и на кол пересажали много кого). И именно вот такой подход и был единственно верным. К тому же нужно иметь ввиду, что написана книга была в 1928 году, спустя всего десятилетие после очень похожих событий с примерно такими же причинно-следственными связями и движущими силами, происшедших в России и с Россией. Так сказать, цепочка явная прослеживается. Тем более, что тут Наживин в стороне не оставался и был с белыми, с бывшими властями.

Кстати сказать, Степан Разин в изображении Наживина всё же изрядно отличается от Степана же Разина, описанного Василием Макаровичем Шукшиным. Всё-таки у Наживина Разин более жизненен, а у Шукшина, мне кажется, слегка романтизирован.

Дальше — только Великий Тихий океан

Самое начало века XVIII, ещё молодой Пётр, и ещё молодые Сибирь да Камчатка. Русские совсем недавно пришлю сюда, и потому мы находимся в самом начале установления государственного уклада на этих землях. Хотя какой там государственный — Сибирь большая, Москва далече и потому всякие назначенные сюда губернаторы и воеводы с приказчиками творят практически всё, что им заблагорассудится. Порой даже вопреки воле и прямому повелению царя.

И потому местное население вовсе не благорасположенно к русским людям, и тем более к служивым — ясак они собирают без всякой оглядки на потребности местных племён и народов, зачастую обрекая коряков, якутов, чукчей и ламутов на полуголодное, а то вовсе голодное существование. И потому то и дело вспыхивают вооружённых выступления местных племён и народов, то и дело горят крепостцы и остроги, и гибнут люди.

Но тем не менее, дело делается и никто уже не может остановить продвижение русских далее на восток, никто не может помешать открытию ими Курил и установлению там власти государства.

Вся эта история, о которой я тут вкратце что-то написал, подаётся автором в абсолютно художественной и зачастую приключенческой форме — мы вместе с теми или иными персонажами участвуем в осадах и сражениях, вместе с главным героем подростком Семейкой проживаем все его жизненные перипетии и полностью погружаемся в жизнь на этих дальних местностях и берегах.

Книга автором осталась незаконченной — будучи тяжело больным и понимая, что жить ему осталось считанные дни, Арсений Семёнов буквально в последнюю неделю жизни просто написал краткий эпилог, в котором чуть показал читателю дальнейшую судьбу хотя бы главного героя книги Семейки. А что там было дальше, мы уже знаем, читая другие книги, уже об экспедиции Витуса Беринга…

Хорошую книжку я совершенно случайно обнаружил в нашей библиотеке!

Духовный инцест, пожалуй, поизощрённее инцеста родственного, а?

Юрий Слепухин написал весьма интересный историко-приключенческий роман. Наверное, немножко в стиле Дюма. И в то же время полностью русский, кондовый и махровый (не советский, а русско-исторический, не путайте).

Времена правления Ивана IV Грозного, уже есть опричнина (хотя опричники в романе практически не действуют), ибо мелькают имена Федьки Басманого и Малюты Скуратова, и, соответственно, у царя уже налицо все признаки того поведения, из-за которого его и прозовут грозным — гневливость, мстительность, подозрительность, распущенность интимной жизни, ну и всё прочее.

По сути, мы имеем дело с околодворцовыми интригами, потому что в действе (действах) замешаны самые высокопоставленные лица государства русского — тут вам (изъясняясь по-современному) и министр иностранных дел, тут и постельничий царя (т. е. ФСОшник того времени), тут и прочие значимые люди. И каждый из них преследует свой интерес и старается получить свою выгоду. Не всегда материальную, однако. А царь что, царь, несмотря на свой уже не молодеческий возраст, тот ещё жеребчик, и когда

Однако, помимо вот этой чисто приключенческой линии роман интересен ещё и яркими и харизматичными героями и персонажами. А они у нас разных кровей, вер и национальностей, разных мастей, и разных, как бы теперь сказали, социальных групп. И конечно же, качественно прописан мир московской Руси того времени, и пусть автор не старается показать нам все реалии жизни конца века XVI, однако весьма умело обозначает какие-то приметы времени и образа жизни московитов, да и какие-то исторические нюансы политического положения тоже обрисовывает, в результате читатель более-менее ясно себе всё представляет и понимает.

Хорошая книга, интересная и развлекательная одновременно.

Ты вспомни, как всё начиналось...

Обалдеть! Кто-то «умный» отнёс эту книгу к категории «исторических приключений». Ещё бы написали, что это «юмористическое фэнтези»… Шутники!

Дмитрий Балашов, взявшись за эту архисложную тему, наверняка не раз испытывал сильные чувства. Потому что написать нужно было и максимально близко к историческим реалиям и достоверным фактам, и все выдвигаемые автором версии и варианты должны были хотя бы не противоречить документалистике и исторической логике. А ведь ещё необходимо было подумать и о таком критерии, как интересность книги для читателя — не для опытного знатока истории, а для рядового простого читателя. Причём и читатель этот явно был неоднороден и в своём гражданстве, и в своём собственном отношении к историческим реалиям, и наверняка были (есть и будут) те, кто имеет и свою трактовку всего происходившего на Руси и с Русью, а также в Орде и с Ордой, и на Литве и с Литвой в описываемый Балашовым период — конец XIV века, и с этими читателями тоже нужно было как-то соотносится в своей книге и посредством её. И при всём этом как раз не свалиться в эти самые уже упомянутые выше «исторические приключения» — просто тогда это уже была бы другая книга и другой цикл, и Балашов был бы уже не Балашов, а «Дюма».

На мой пристрастный (не стесняюсь в этом признаться) взгляд, всё у Балашова получилось. И получилось на «отлично». Т.е., качественно и глубоко раскрыта и проработана широкая картина государственно-политической и общественной жизни на всём европейском пространстве — с версиями и гипотезами о значимых причинно-следственных связях, и с проникновениями в мысли и чувства героев и персонажей романа и цикла — реальных исторических персон, а также просто литературных героев. И конечно, вся внутренняя жизнь героев книги Дмитрием Балашовым сочинена и придумана — нет пока что такого прибора, который читал бы мысли людей, тем более с захватом событий полутысячелетней давности, миелофон пока что не изобретён. Однако увязка вот этого выдуманного с реально и исторически достоверной картиной того, что происходило на самом деле сделана Балашовым мастерски, всё сочетается практически полностью, и даже там, где автор высказывает гипотезы и строит какие-то предположения, они не противоречат ходу истории. Тем более, что автор в таких местах прямо предупреждает читателя, что исторически описываемый вариант событий ничем и никем не подтверждён и является гипотетическим.

А ещё это, конечно, великолепная стилизованная беллетристика, с обилием характерных для тех времён слов и терминов (к которым довольно быстро привыкаешь и которые в общем-то уже не требуют перевода и толкования), с яркими красочными бытовыми картинами и батальными сценами, со всеми прочими настоящестями жизни людей того времени. И порой после чтения книг Балашова вскидываешь взгляд сюда, в реал, и воспринимаешь всё нынешнее странным взором из глубины веков...

Битва за Кавказ. Эпизод

О Великой Отечественной войне книг написано множество. Причём самого разного содержания и от имени самых разных героев (я уж не говорю о многочисленном семействе литературы мемориальной и автобиографической, документальной и публицистической). Есть в том числе и книги, написанные от имени детей и описывающие всё как бы увиденное глазами детей. Эта книга написана всё-таки не от первого лица, т. е. не от имени главного героя подростково-мальчишеского возраста — в принципе, в книге нет однозначно прорисованного рассказчика, нет «Я». А есть несколько событийно-сюжетных линий, в каждой из которых рассказ ведётся от того или иного персонажа, но всё-таки в третьем лице — он, она, Ванда, солдат такой-то, шофёр Жора… Однако, поскольку местом действия является город и пригороды Туапсе, то наши герои-персонажи так или иначе все постепенно встречаются, сталкиваются, перемешиваются, между ними возникают те или иные отношения, с ними происходят разного рода гражданские и военные события. И в целом постепенно вырисовывается перед читателем панорама воюющего и защищающего всё Причерноморье и всю страну города. При этом автор книги не то, что насыщает свою книгу героикой военного ратного подвига, но просто показывает нам, как самые простые и порой даже чуточку смешноватые и капельку нелепые люди вдруг (на самом деле не вдруг) совершают как раз-таки тот постоянный и повседневный подвиг, сумма которого в конце-концов и привела нашу Отчизну к победе в этой войне.

Поскольку автор книги сам пережил всё то, что им описано в книге, то ему вовсе не пришлось что-то додумывать или выдумывать, потому что всё происходило и с ним самим, и на его глазах. И вся вот эта мешанина гражданско-мирной и военно-солдатской жизни так плотно перемешаны в книге, что трудно, невозможно, а главное, и не нужно отделять одно от другого, потому что всё это так и было — бой и натруженные от ходьбы ноги, отбитая атака и потихоньку «сэкономливаемые» буфетчицей продукты, первый подростковый поцелуй и тут же осколок бомбы, вспарывающий горло, разминирование неразорвавшихся бомб и желание выпить свои фронтовые сто грамм — вся вот эта героика будней и будни героического, из чего и состоит война.

А ещё мне было вдвойне интересно читать потому, что Туапсе для меня не просто черноморский город — двадцать лет тому назад довелось мне работать в ВДЦ «Орлёнок», и с Туапсе связаны и воспоминания, и просто картины этого приятного городка и его окрестностей.

О войне написано множество книг. И эта достойна занять своё место в ряду хороших умных и трогательных произведений. Доступных для понимания и для чувственного восприятия и нам, нынешним, для которых всё происходившее подёрнулось муаром уже почти что восьмидесятилетней давности.

Включай голову и думай

Чем интересно, значимо и хорошо для меня творчество Захара Прилепина? Наверное, прежде всего встроенностью в настоящую непридуманную неотретушированную современную актуальную жизнь. Причём это касается не только его публицистики. Но и всего багажа книг художественных, причём как рассказов и коротких повестей, так и больших и огромных романов (потому что и роман «Санькя», и «Обитель» всё равно написаны и для нас, современных, и о нас тоже). Ну, а актуальность, своевременность и современность публицистики Захара Прилепина и вовсе не подлежит никакому сомнению, тут даже ярые противники Захара возражать не будут.

Вот эта книга Прилепина продолжила ряд его публицистических эссе и размышленческих рассказов о самой что ни на есть нынешнести. Хотя, при этом, во многих текстах Захар размышляет и о довольно глубокой старине, и о корнях, откуда произрастает то или иное современное явление или состояние, современная данность. И безусловно, в первую очередь на первом плане находится наша страна, наша держава, Россия и Русь (причём как в моём, так и в захаровом понимании понятия «страна» и держава» вовсе не являются синонимами). Потому что, конечно, Захару (и мне) интересна и до боли близка именно державность России, не просто жизнь этого довольно большого куска Евразии с населяющими его людьми разных народностей и национальностей, а именно состояние этого государства, этой империи. И собственно говоря, все нападки многих прочих стран на Россию как раз и проистекают из её величия и значимости, и как бы ни хотелось кое-кому унизить и принизить, но как раз количество этих унижающих их самих попыток и их «качество» только подкрепляют позиции и России и многих её людей, граждан своей родины.

При этом Захар Прилепин вовсе не пытается представить Россию такой вот всю белой и пушистой (хотя зимой, нормальной крепкой зимой, она как раз такая и есть). Конечно, и наворочено нами в истории было всего и всякого, и наошибленно много, и нелепости нагорожено, и тупиков сколько, проб и ошибок, тыков и вытыков пройдено. Но только путь такой проходит в своём развитии любое государство и любой народ. И потому не нужно самих себя, забугорно-заокеанских, воображать и представлять учителями и миссионерами, и пытаться поучать, и тем более принуждать других. Любите свою страну и не мешайте нам любить свою. А чем больше вы пытаетесь сказать что-то плохое о нас, тем больше мы испытываем желание… погладить вас ласково по голове и сказать — присядь и помолчи, редиска! А мы тебе чайку из самоварчика, а хочешь, так и самогоночки нальём — нам не жалко.

Вы скажете, много пафоса во втором абзаце? И много сердитости в абзаце предыдущем? Конечно много. А куда денешься, если именно такие мысли и чувства охватывают тебя при чтении книг Прилепина. Я что, должен становиться Иваном не помнящим родства, человеком без родины и без флага, жителем вселенной, что ли?..

Гастрономия энд кулинария почти что не причём

Странным образом книга мне понравилась.

Ну, наверное, всё-таки не странным, но необычным, ибо я как-то не слишком расположен к литературе, наполненной невероятным абсурдизмом и гипертрофированным комизмом вперемешку с магическим ареализмом.

Хотя (это я сам с собой сейчас спорю) кажется, какой абсурдизм и ареализм, если из каждой дырки прёт самым обыкновенным реалом, повседневщиной и сиюминутщиной…

А в результате точно, что не скучно, изрядно залихватски, слегка мистически

В общем, запутался я вам объяснять, почему книга хороша, читайте и решайте сами.

Жил отважный капитан, он объездил много стран…

Полечу я дальше, рыльце в пуху, превращая чепуху в чепуху (Игорь Белый «Пролетая на метле, на метле...»)

Ничего из перечисленного в аннотации я не читал, и потому о прозе Коваля представление имею только взятое на веру. Ну, типа, люди хвалят и значит он хороший автор. И книги у него интересные. И наверное так и есть.

Но тогда вот эта только что прочитанная книга существенно отличается от тех детских, за которые Коваля и хвалят и любят. Просто потому, что у меня по прочтении (прослушивании) книги ощущения «классности» не возникло. Ну да, легко написано. Ну да, нафантазированно с три короба. Да, своя оригинальная версия сюжета и событий (вполне взрослых, кстати сказать — правда «Суер-Выер» никто детлитом и не называет, уточняю я сам себя). Да, забубёно и порой даже лихо. Да…

Но… Вот знаете, читаешь хорошую без всяких сомнений книгу и ощущаешь порой единение и с ней самой, и с автором, и с героями-персонажами, и с самой ситуацией, в котором разворачивается действо. В общем, как-то срастаешься в один читательско-писательский окололитературный организм. А вот в этом случае какой-никакой интерес был, однако срастания-то и не произошло. Так, протез, которым и пользоваться никак, да и внешне не шибко украшает…

В общем, книгу и автора я для себя открыл, но подлинного Открытия не состоялось, видимо нужно всё-таки попробовать прочитать что-то из более классического наследия Коваля. Что скажете, люди?

В объективе Америка!

Середина 30-х. Америка и два советских писателя. Проехавшие за три месяца на автомобиле по этой стране с востока (Нью-Йорк) на запад (Сан-Франциско) и обратно (Вашингтон) в общей сложности 10 000 миль. По форме это, конечно же, путевые заметки и очерки, базирующиеся на прямых и непосредственных впечатлениях от всего увиденного и услышанного. Перечислять в этом отзыве какие-то пункты маршрута никак не требуется — вся эта информации имеется в просторах интернета. В том числе и в виде кратких конспектов, что может привести к соблазну саму книгу не читать, а ограничиться как раз купированной версией.

Однако, в таком случае мы будем иметь дело уже не с самой книгой и не с наполненным острым взглядом и тонким юмором литературным стилем писателей, с их великолепным, образным и ярким языком рассказчиков, а всего лишь с какими-то фактами и деталями. Поверьте, оно того не стоит, нужно непременно читать книгу (или слушать в аудио варианте, как это сделал я).

Что было интересно? Конечно же замеченные и отмеченные Ильфом и Петровым детали жизни американских горожан и всяких прочих не городских жителей. Было интересно описание американских дорог и вообще организации всей дорожной структуры, и хотя авторы слегка иронически прошлись по американскому сервису, тем не менее высоко оценили и качество американских дорого, и качество обслуживания путников во время движения — заправки, кафешки и прочие удобства. Были любопытны и интересны наблюдения и суждения Ильфа и Петрова о разных американцах, с которыми они встречались во время своего маршрута: начиная от воротил крупного бизнеса и американского президента и заканчивая самыми простыми автостопщиками, жителями индейских деревушек, неграми американского Юга и всеми прочими американцами. Понравилось, что, в принципе, авторы старались быть максимально объективными и доброжелательными в своих оценках увиденного и услышанного. Хотя конечно же, в книге есть место и критике всего буржуазного, и сатирическому суждению, и иронии, и юмору. И вообще, книга была интересной, весёлой и занимательной

И конечно же, теперь хочется сравнить эту путешественную книгу с другими похожими книгами других писателей и авторов: «Американские дневники» Бориса Полевого, Б. Буркова «Америка осталась одноэтажной. Записки журналиста» и Б. Стрельникова и В. Пескова об их путешествии по США «Земля за океаном», и безусловно хочется прочитать одноимённую книгу В. Познера и И. Урганта «Одноэтажная Америка» — не знаю, сбудутся ли эти мечты и планы…

Только шашка казаку во степи подмога…

Попаданческая тема в фантастико-фэнтезийной литературе прописана уже давным-давно и прочно. При этом успехи циклов могут быть самыми разными — от полного фурора до сваливания в повторы и томительную беготню по кругу. Для меня за последние несколько лет были несколько удачных попаданий (спасибо всем советчикам). Это цикл «Стратегия» от Вадима Денисова, это Оксана Панкеева с её «Хрониками Странного королевства», это циклы Андрея Круза и Павла Корнева, это Сергей Лысак «Поднять перископ!»…

На сей раз выпало прочитать книгу совершенно нового для меня автора, которая даёт начало ещё одному попаданческому циклу. Начало в общем-то вдохновило — автор нашёл новую (для меня) попаданческую тему. Вернее, не саму тему — тема-то проста: наш современник попадает в тело жителя века XIX, — а условия, в которых оказывается наш герой. Наверное, есть те, кто хорошо знакомы с казачеством и с их реалиями жизни, но вот я не слишком большой знаток этого дела, разве что Шолохов отчасти просветил, да и то весьма своеобразно. И потому в моём восприятии все эти реалии жизни амурских казаков были и интересны и познавательны (хотя, наверное, смешно что-то познавать из фэнтезийно-фантастической книги). Вот правда, было интересно читать про все эти посвящения в казаки, про иерархию в казаческой среде, про взаимоотношения, про обучение казаков, ну и всё такое прочее.

Сама сюжетная схема в общем-то незамысловата: наш подселенец оказывается в чужом теле и вынужден там сначала соседствовать с основным носителем, а затем постепенно решать самые простые и насущные вопросы жизни — что делать, кем быть, как жить и т. д. По ходу дела наш спец постепенно приобретает черты Крепкого орешка и Рэмбо — везде и всюду он побеждает и занимает первые позиции, однако автор всё это дело подкрепляет наличием у главного героя вполне реального боевого и жизненного опыта.

Поскольку с появлением нашего героя в прошлом постепенно меняется ход исторических событий — сначала на микроуровне, а затем, видимо, уже и шире, — то, по всей видимости, мы попадаем в ветку альтернативной истории. Ну, а заканчивается эта фантастико-приключенческая книга таким образом, что не оставляет иных вариантов, кроме как продолжить чтение

* Dura lex, sed lex. Закон суров, но это – закон!

* Pereat mundus etfiat justitia. Правосудие должно свершиться, хотя бы погиб мир.

* Salus populi suprema lex. Благо народа – высший закон.

* Vox populi – vox Dei. Глас народа – глас Божий (принципы римского права)

Пришёл мужик на берег реки, воткнул в землю кол и сказал «Моё!» — так возникло право и сразу же за ним возникло государство (д-р юр. наук, проф. Я.М. Бельсон, вводная лекция по предмету «Теория государства и права»)

История человечества с точки зрения юриспруденции есть история преступлений и наказаний. И определение меры виновности преступника и избрание способа кары за содеянное является камнем преткновения уголовного процесса и суда.

История смертной казни является одной из старейших в системе наказаний. Начиная от всяких там Хаммурапи и Ману, 12 таблиц и римского права человечество регламентирует применение этого самого жёсткого и необратимого наказания. На Руси эта мера была прописана в Русской правде и в других письменных источниках права.

Т.е. смертная казнь как таковая существует ровно столько, сколько существует человечество со всеми его социально-правовыми институтами.

А теперь к книге. По сути, если убрать всю литературщину и оставить только суть, то мы имеем превосходный системный труд по этой проблеме. Автор сумел и широко взять и глубоко вспахать. Т.е. и покрутил в зоне авторского и читательского внимания много соседствующих смыслов этой громадной и сложной проблемы — смертной казни, и каждый смысловой слой прокачал изрядно глубоко, проникая в самые недра явления и сути.

— Весьма подробно и детально составлен и проработан так называемый психологический портрет человека, приговорённого к смертной казни. Причём не одного такого осуждённого, но нескольких, с разными психотипами, разным уровнем интеллектуального развития и образовательным цензом, разного возраста и даже пола. В результате читатель имеет возможность не просто абстрактно думать и говорить о некоем среднестатистическом «приговорённом», а при этом иметь ввиду совершенно конкретных разных людей со всеми их психотипическими особенностями, характерами и темпераментами, фобиями и психолого-психическими статусами и всем прочим, что делает нас индивидуальностями и личностями.

— Показаны и рассказаны особенности психического статуса приговорённых с рассмотрением нюансов в зависимости от давности вынесения приговора, отношения к совершённому ими преступлению (преступлениям), опять-таки возраста, образования, интеллекта и прочих индивидуально-психологических особенностей. Понятное дело, что вообще психология преступника имеет свои особенности, и тем более человека, совершившего и готового совершать и далее тяжкие преступления. Кроме того, во время всего многомесячного расследования и затем всяких судебных процедур, а после этого и по ходу неопределённо долгого ожидания своей казни приговорённый испытывает мощнейший психофизиологический стресс, что не может не сказаться на его состоянии.

— Особенности режима содержания и детали быта при содержании приговорённых к смертной казни в тюрьме (Японии). По мере чтения 900-страничной книги мы постепенно проникаем в самую суть условий содержания осуждённых в японской тюрьме, узнаём всю организацию их жизни, распорядка дня и режима питания, особенности организации и проведения свиданий и переписки с людьми из внешнего мира, возможность читать и как-то организовывать свой досуг (если слово «досуг» уместно здесь), отправлять естественные надобности и получать медицинскую помощь...

— Система и характер взаимоотношений как между самими осуждёнными, так и между ними и персоналом тюрьмы, начиная с надзирателей и заканчивая руководством учреждения. Понятное дело, что в любой тюрьме осуждённые соседствующих камер имеют возможность устанавливать межкамерную связь, вот и в Японии сидельцы перестукиваются, но ещё и попросту перекрикиваются через открытые окна (на самом деле если это проблема для администрации учреждения, то можно просто организовать звуковую завесу). Но тут речь даже не о самом факте такого вот общения между тюремными жителями, а сам характер их отношений друг к другу — дружественность или враждебность, стремление одних доминировать над другими и готовность подчиняться чужой воле, способность брать во внимание интересы соседей по камере и по блоку и сдерживать свои собственные прихоти (любители петь и громко читать стихи и вообще попросту навязывать другим свои «аудиоконцерты» всегда имеются).

А взаимоотношения между персоналом тюрьмы, начиная с надзирателей и заканчивая самыми высшими чинами, вообще отдельная суть. И автор книги, в общем-то, показал читателям практически весь спектр возможных взаимоотношений. Привлекает отдельное внимание то, что в книге (по крайней мере, в книге) нет ни одного явного садистически настроенного персонажа — всегда ведь есть вариант, что среди надзирателей и каких-то других сотрудников окажется человек, страстно любящий помыкать и издеваться… И особое внимание уделено отношению к приговорённому в те дни, когда становится известной дата исполнения приговора — в принципе, практически все относятся к осуждённому сочувственно — конечно, такое сочувствие ничего не отменяет, но всё-таки...

— Проблема справедливости и своевременности вынесения приговора и возможностей его опротестования. В книге автор дал возможность читателю довольно подробно и детально познакомится с совершенно конкретными преступлениями, причём показывает нам эти деяния то как бы со стороны самого преступника, то с какой-то другой стороны. Т.е. читатель имеет возможность как бы узнать о том, как на самом деле обстояли дела при совершении того или иного преступления, что там думал и чувствовал убийца и его подручные при подготовке и совершении деяния. И рассказывает о каких-то других делах, но уже только с позиции правовой, т. е. то, что расследовано и стало известно в процессе этого расследования. Наверное всё это для того, чтобы читатель сам имел возможность разобраться в степени виновности того или иного описываемого в книге персонажа, и сам попытался ощутить, чего именно заслуживает тот или иной герой.

— Исполнение приговора с рассмотрением всех сторон этой проблемы: отсрочка по времени исполнения на недели, месяцы и годы с момента вынесения и прохождения его по всем инстанциям (насколько оправданно такое длительное отсрочивание?). Вот тут вообще можно много и долго рассуждать и спорить и приводить массу доводов и про и контра и… так и не прийти к однозначному выводу, что и как нужно делать. С одной стороны, приговорили, апелляции рассмотрели, и вперёд, на эшафот, электрический стул или куда там ещё. Чего напрасно мучить человека — ведь понятно, что когда ты приговорён к казни и все возможности пересмотра приговора исчерпаны, то наверное сложно по настоящему представить себе внутреннее состояние такого человека. Но, с другой стороны, какая-никакая, но это всё-таки жизнь, да, в камере, да, в холоде и одиночестве, да с лишениями и однообразием, но всё-таки жизнь. И кто-то из приговорённых держится и цепляется и за такую жизнь. А кто-то бравирует и требует казни немедленной. В книге автор знакомит нас едва ли не со всеми возможными вариантами: кто-то сидит более чем полтора десятка лет, другой убивает себя демонстративно, пытаясь доказать тем самым свою свободу выбора, а кто-то сам себя приговаривает к смерти, будучи не в силах вынести давление содеянного, и прочая, и прочая, и прочая...

— Проблема психических и психологических страданий как родственников и близких потерпевших от преступных деяний людей, так и самих преступников — одно дело, когда приговор вынесли, признали законным и незамедлительно привели в исполнение, и другое дело, когда осуждённый месяцы и годы сидит в камере, не зная, когда придёт его черёд, когда за ним придут… И тут и родственники потерпевших могут испытывать самые разные чувства по отношению к преступнику, и родственники самого осуждённого, и многие другие люди, в том числе автор показывает нам вариант политической подоплёки, когда интересы некоей оппозиционирующей партии берут себе на вооружение совершенно уголовное деяние одного из приговорённых, пытаясь придать ему политическую окраску и смысл.

— Рассмотрен также и религиозный аспект этой проблемы. Так, главный герой романа по мере ожидания исполнения приговора приходит к христианству и, наверное, воцерковляется, ибо постоянно встречается с окормляющем тюрьму священником и со своим духовником. Допускаю, что он проходит духовное перерождение и перестаёт по сути быть преступником. Тем более, что вроде как и поведение его за все эти годы свидетельствует в его пользу — он пишет книги и общается с родственниками, он не совершает никаких правонарушений и просто едва ли не идеальный осуждённый. Казалось бы, всё, человек полностью изменился переродился, так может быть стоит изменить приговор?..

— Ну и, наконец, вот такой психологический аспект, касающийся уже не только осуждённых, отбывающих длительные сроки в местах лишения свободы и в особенности в тюрьмах, но и достаточно продолжительное время работающих там сотрудников. Речь идёт о так называемом понятии «человек тюрьмы». Когда я с четверть века тому назад учился в некоем весьма специальном профильном учебном заведении, то на одной из лекций как раз речь и шла о том, что длительное пребывание в условиях камерного содержания накладывает неизгладимые изменения на психику человека, при этом озвучивалась американская цифра в восемь лет (американская потому, что эту цифру вывели американские специалисты-психологи). Но при этом точно такое же воздействие тюрьма оказывает и на достаточно долгое время работающего там сотрудника — и зэк, и мент становятся «человеком тюрьмы», и тот, и другой изменяются глубоко и практически невозвратно. И в самом деле, довольно часто бывает, что отслуживший в этих не очень радостных условиях человек выходит на пенсию и … остаётся там работать уже в качестве вольнонаёмного по той или иной специальности — примеров тому лично я знаю множество. Да и просто круг его интересов, знаний, умений и навыков настолько специфичен, что не всегда интересен и понятен для людей с воли.

И вот об этом аспекте тюремного воздействия на психику человека у Отохико тоже проскальзывает в тексте, по крайней мере мне эти соображения и мысли пришли в голову едва ли не в первой четверти чтения.

При написании этого отзыва я намеренно избрал вот такую, суховатую и скучноватую форму рассуждений — более-менее систематический анализ текст романа. Просто потому, что сама эта проблема настолько остра, что до сих пор не имеет окончательного идеального решения. И потому, что у меня, как и у любого другого человека нашей планеты, есть своё собственное отношение и к тяжким преступлениям, и к выносимым приговорам, и к смертной казни как высшей и исключительной мере социальной защиты. Потому что сама смертная казнь имеет столько смысловых нагрузок, что можно просто запутаться, пытаясь в каждом отдельном случае понять, какой аспект тут будет уместен и необходим. И фишка как раз в том и состоит, что важно рассматривать именно каждый отдельный случай по каждому отдельному преступнику. И кого-то нужно всё-таки именно казнить. Но кого-то и миловать…

Наверное...

Мы ехали шагом, мы мчались в боях…

Было время, когда всерьёз интересовался творчеством Жюля Верна и охотно читал его замечательные романы. Даже думал методично прочитать всё, что написано этим плодовитым популярным автором — святая подростковая самонадеянность. Интерес этот, помимо самих наполненных приключениями книг автора, подогревался великолепной художественно-биографической книгой Леонида Борисова с незамысловатым и не имеющим двойных толкований названием «Жюль Верн». Тем не менее, этим великим читательским мечтам не было суждено воплотиться в реальность, и хотя какое-то количество книг Жюля Верна были прочитаны, однако же их было явное меньшинство в сравнении со всем многочисленным библиографическим списком (63 романа и 20 повестей и рассказов — по официальной статистике).

Роман «Михаил Строгов» как раз относится к непрочитанной части творчества знаменитого литературного француза; хотя название книги запомнилось и какое-то время было желание её прочитать, но то ли в библиотеке в бумажном варианте не оказалось (а её там и быть не могло!), то ли ещё какая-то мутная спираль образовалась, но книга так и осталась ждать своего часа.

Час пробил.

Как бы это ощущение половчее сформулировать-то… В общем, по мере чтения так и кажется, что эта книга не принадлежит перу великого фантаста (не предполагаешь это, а просто такое ощущение приходит на ум). Скорее это приключенческий роман в стиле Дюма. Наверное просто потому, что никакой фантастики в этой книге нет. Разве что сама ситуация бунта и вооружённого выступления «татар» из Бухары (где та Бухара, и где татары!). Перед нами добротно выполненный приключенческий квест, осенённый к тому же романтическими и лирическими ореолами, накрученный траги-драматизмом и сдобренный изрядной простоты и банальности хэппи-эндом.

Т.е., для своего времени (последняя четверть века XIX) это, наверное, было и интересно, и на злобу дня, и немного познавательно (как же, таинственная и страшная Сибирь). А вот для сейчас и теперь… наверное, интерес и ценность представляет только для любителей жанра и автора. Ну, вот мой особенный интерес заключался, например, в том, что часть этого квеста проходила практически по местам моей малой родины — начиная от Красноярска и к востоку, к Байкалу, к Иркутску (из-под Тайшета я родом, так что места знакомые и потому волнующие).

Однако, в любом случае это было интересно и приятно — вновь вернулся в творчество когда-то более-менее знакомого, читаемого и почитаемого автора. И, заодно, почувствовал, что хочу перечитать давно мною любимый роман «Ченслер», а может ещё и «Гектор Сервадак» в придачу…

Нет мира под звёздами

С Иэном Бэнксом я познакомился семь лет назад и тоже в январе — был прочитан и в целом положительно оценен его роман «Шаги по стеклу». Однако никаких дальнейших шагов по сближению с его творчеством мною предпринято не было, всегда находились какие-то другие выборы.

На сей раз мы имеем дело с фантастикой. Космической, приключенческой, боевой и отчасти футуристической, с незначительными оттенками социальности — фантастикой. И, в принципе, это было совсем неплохо. А может быть, даже и хорошо. Во всяком случае не скучно и не уныло, не натужно и не напряжно. Далёкое-предалёкое будущее, иные сверхцивилизации как гуманоидного типа, так и негуманоидного, войнушка — масштабная всегалактическая и даже выходящая за пределы оныя, и длящаяся года и столетия. И всего лишь один эпизод в этой войне.

С воображением у автора вообще всё в порядке и картины миров и всякого рода катаклизмов как естественного, так и искусственного происхождения Бэнкс рисует красочные и впечатляющие.

Но вот мне, выросшему на фантастике Стругацких и Лема, для полного погружения в мир Бэнкса чего-то всё-таки не хватило. Возможно, какой-то умности, что ли… Ну, т. е. если вы хотите поразвлекаться и поприключаться, то эта книга точно для вас. Но если вы ждёте каких-то умных проблем и глубоких личностных драм, ситуаций нравственного выбора — вот этого тут вы не найдёте.

Но, наверное, так и должно быть — здание мировой фантастики состоит из множества строительных блоков и творчество Иэна Бэнкса с полным правом занимает свою нишу в этих чертогах.

Любовь без прикрас

Бывает, начитаешься всякого разного «этакого» и хочется уйти куда-нибудь в чистое и светлое, чуточку щемящее, но непременно красивое и притягательное. И тогда берёшь очередную книжку «понаехавшей» Наринэ Абгарян и буквально проваливаешься в неторопливый, однако наполненный событиями и происшествиями мир небольшого армянского городка Берд и его жителей.

Смерть одного из жителей этого города каменщика Симона для Наринэ Абгарян послужила только лишь поводом, чтобы рассказать читателям наполненные глубокими драмами истории жизней нескольких женщин. Всех их связывает в одно целое связь с этим самым любвеобильным Симоном, каждая из них в те или иные годы была с ним в любовных отношениях и в отношениях любви (согласитесь, это два разных оттенка одних и тех же отношений между мужчиной и женщиной). А до этих отношений и после них была и ещё просто жизнь — счастливая и не очень, трагичная и трагикомедийная, удачная и не без потерь, забот и хлопот.

Вообще, многие авторы пытаются описать именно просто жизнь во всём её реализме — начиная от любимого и почитаемого мной Эмиля Золя и заканчивая… да никем не заканчивая, ибо число им миллион. И если Эмиль Золя славится мастерским владением литературного богатейшего языка, который не могут испортить даже переводы на языки других народов мира (это не наезд на переводчиков, просто наверняка не так-то просто сохранить красоты родного языка автора, которым тот излагал своё видение картины мира), то таких как он мастеров единицы, и потому зачастую попытки реального изображения скатываются в разного рода литературные реалити-шоу разной степени как привлекательности, так и отвратности. И дарование Наринэ Абгарян как раз и состоит в том, что у неё мы видим как раз не неловкие попытки и покушения на изображение действительности, а как раз именно саму эту действительность. Причём как-то так у неё ловко всё получается, что казалось бы даже не самые привлекательные и одобряемые, и далеко не безупречно-красивые моменты жизни героев и персонажей воспринимаются читателем без явных осуждений. Ведь на самом деле нет чисто белых (и пушистых), равно как нет в реальности откровенно угольно-чёрных негодяев (за редкими штучными исключениями) — все мы серо-буро-малиновые в крапинку и в полосочку, все мы в многоцветный горошек как драже M&M’s.

Почитайте. И подумайте. Оно того стоит...

У Лукоморья дуб зелёный...

Что может быть лучше великолепной, смешной и ироничной, развлекательно-увлекательной, фантастично-фэнтезийной, славянско-мифологической, школьно-подростковой книжки для чтения в новогодние каникулярные денёчки и рождественско-святочные вечера!

Ну, разве что в стопитцотый раз перечесть своего любимого Николая Васильевича с его Ночью перед Рождеством…

Однако всё-таки отложим свидание с Гоголем и отправимся на встречу с тоже уже проверенными и потому находящимися в доверии авторами.

Ибо время такое — хочется и волшебства, и сказки, и романтики немножко.

И авторский дуэт Пастернак-Жвалевский не обманул ожиданий.

Получилось и сказочно и романтично, и волшебно и фантастично, и не без пантеона славянских богов, полубогов и прочих полусказочных существ.

Такая оригинальная смесь получилась, что и уму и сердцу.

А про содержание писать ничего не буду.

Зачем раскрывать тайну — куда катился Колобок и кто такая Кащей...

Это Колумбия, добро пожаловать!

Совсем непросто писать какой-то более-менее внятный отзыв (упаси боже называть это рецензией!) на книгу маститого всемирно известного сотни тысячи и миллионы раз читанного-перечитанного многажды рецензированного сверху донизу проанализированного всякими умными и сведущими в литературоведении людьми!

Вообще-то я не сильный любитель магического реализма. Однако некоторые книги из этого жанрового ряда прочитал с удовольствием и до сих пор вспоминаю с ощущением внутреннего тепла (например, Мариам Петросян «Дом, в котором...»). И потому брался за чтение романа Г.Г. Маркеса с некоторой опаской, но, всё-таки, без предубеждения.

Но маститый колумбиец никак меня не разочаровал и снял всякие опасения уже при чтении первой главы. Никакого магического, один сплошной реализм. Да, в несколько своеобразной форме поданный, но всё-таки это был вполне реалистичный и во многом бытописательный реализм. А хитрость замысла была в том, что весь магизм встречался в романе только лишь в виде совсем отдельных эпизодов и проявлений, никак не мешавших восприятию книги, но только лишь придававших ей некие оттенки, полутени, приправы и детальки, от которых книга становилась более наливной и объёмной.

В принципе, автор написал вековую историю семейства. Вплетённую в историю небольшого вымышленного городка. Увязанную с историей Колумбии. Представляющей часть истории Латинской Америки.

Вот и всё. И было и интересно и нисколечко не страшно.

На далёкой Амазонке не бывал я никогда...

В принципе, для того, чтобы как следует понять, прочувствовать и оценить всю значимость и все значения этой повести Маркеса, нужно как следует изучить реалии исторического периода, о котором в ней идёт речь. Потому что если брать чисто сам текст, то перед нами будут описания ежедневного голодного и нищего быта уже довольно старых людей — полковника и его супруги. И все остальные моменты в повести размещены автором либо в коротеньких репликах и упоминаниях, либо за кадром, в качестве фона, а то и вовсе в междустрочии. И конечно сила литературного мастерства автора такова, что не оставляет читателю никаких других вариантов, кроме как безграничного сочувствия главным героям повести. Наверное для колумбийцев и для латиноамериканцев, знающих реалии жизни на своей родине, эта повесть была (и остаётся) весьма сильным литературным творением. Хотя… людям свойственно забывать...

Пароль — Владимиров. Отзыв — Исаев

В отличие от книги первой, описывающей, в принципе, одно совершенно конкретное дело, а все остальные события и персонажи так или иначе были просто связаны с ним, книга вторая уже гораздо шире и глубже и по сюжетным линиям, и по временному периоду, который она охватывает. И Максим Исаев, хотя вроде как и является в книге одним из главных действующих лиц, тем не менее совсем не центр повествования.

А в центре событийно-сюжетного ряда находятся события в ДВР 1921-22 годов — захват власти правительством братьев Меркуловых и противостояние пробольшевистского правительства и всех прочих белых, японцев и остальных оккупантов и их союзников. И вот эти совершенно исторические события и являются центром всего повествования и его красной нитью. А разведывательная деятельность Максима Исаева и всего дальневосточного подполья являются только частью и сюжета и истории. Потому что не меньшую, а может быть даже и большую роль в нашем романе выполняет красный командир Блюхер.

По форме подачи литературного материала мы встречаемся, в принципе, с готовым сценарием — весь текст разбит на отдельные эпизоды, с прописанными диалогами и действиями персонажей — просто бери и сразу снимай всё на камеру. И такая подача придаёт читаемой книге некую документальность, что ли, тем более, что в текст романа вкраплены в нужных местах телефонограммы, газетные заметки и официальные документы той поры.

Очень тонко прописана история несостоявшейся любви Максима Исаева и Сашеньки, и сцена их расставания оставляет читателя в неведении, что ждёт дальше этих двух симпатичных молодых людей...

На старт. Внимание… МАРШ!

Эта книга была в домашней родительской библиотеке — мать в начале 70-х работала в книжном магазине и, наверное, воспользовалась этим обстоятельством и приобрела интересную приключенческую книгу. Так что первое моё знакомство и с автором цикла Юлианом Семёновым, и с будущим Штирлицем состоялось тогда, почти полвека тому назад.

После того были прочитаны какие-то отдельные романы Семёнова (про фильмы я уже просто не говорю), однако в целом весь цикл так и остался за пределами моего внимания — когда он был моден, мне было не до системного чтения (такие были времена и обстоятельства). Но вот теперь уже примерно с год как вдруг понял, что хочу и перечитать уже читанное, и вообще пройти вдоль всего творчества этого оригинального и когда-то популярного автора.

Самое начало всей штрилицианы.

При перечтении обратил внимание на обилие сносок под многочисленными фамилиями вполне реальных сотрудников ЧК и работников других наркоматов РСФСР — в каждой сноске почти под каждой упоминаемой в романе фамилией указана дата ареста и расстрела в тридцатые годы. Такой вот холодный душ для излишне романтично настроенных читателей, чтобы попытались реально представить последующие не самые цветистые времена в существовании СССР.

Однако с точки зрения чисто читательской к книге (и к автору) претензий нет — написано живо, динамично, приключабельно, для своего времени так даже и смело, читается легко и даже запойно — сутки чтения с перерывами, т. е. всего несколько часов. И желание продолжать, так что «Пароль не нужен» ждёт своей очереди.

Увидеть Париж и не умереть, или Баллада о тонущем Корабле

Роман, по своей структуре являющийся скорее сборником разного рода эссе, новелл, рассказов, зарисовок, воспоминаний и размышлений, сюжетов и всего прочего, из чего состоит литература вообще. Однако объединённых несколькими сквозными темами и общими персонажами, пересекающимися и взаимодополняющими смыслами, перекрещивающимися картинками, когда на одно и то же событие вдруг оказывается несколько взглядов и ракурсов. Ну и одним общим местом действия — Парижем (хотя в воспоминаниях конечно же присутствуют и другие города и веси).

Поскольку тем довольно много, то, конечно же, какие-то из них были просто проходными и малоинтересными, но были и те, которые зацепились сами и зацепили читателя — конечно же речь идёт в данном случае не об обобщённом понятии «читатель», а о совершенно конкретном мне.

Очень сильными и глубокими показались мне рассуждения о новостях вообще и о значительном, а может и радикальном и кардинальном изменении их значения в жизни как отдельных людей, так и всего социума. И тут книга пересекается и резонирует и с Пелевиным, и с Минаевым, и с некоторыми другими, менее заметными, но не менее умными и понимающими в информации и законах её жизни и распространения писателями. И минаевское Media sapiens явно имеет значение «разумных медиа» — информация не только постепенно приобретает черты полной самостоятельности и независимости от Homo, но и начинает диктовать и поведение и деятельность не только отдельных людей и их групп и страт, но и всего социума в целом, причём уже не только внутри той или иной страны (объединённой какой-то общей культурой, идеологией и языком), но и в масштабах всего социобиологического вида Homo sapiens, превращая нас в Homo media.

Были какие-то и другие интересные сюжеты и сюжетики — касающиеся литературы вообще и литературного труда и тенденций в признании тех или иных авторов (автор намеренно или нет, но подколол современные высокие официальные литературно-премиальные структуры, которые зачастую вытаскивают в зону мирового внимания того или иного автора, написавшего книгу на ту или иную остро злободневную тему — чаще всего диссидентскую и антирежимную, а затем имя такого автора прочно и порой навсегда забывается — ибо отработанный материал), описывающие какие-то вполне конкретные порой даже чисто бытовые или личностно-интимные ситуации и моменты, но это уже оставило у меня меньший след.

Делай что должен и никогда не сдавайся!

Отличная фэнтезийно-фантастическая трилогия получилась у Марины Ясинской! Для той ЦА, которая обозначена — на пять баллов. Да и для людей более старшего и уже совсем нешкольного возраста, но любящих хорошую приключенческую умную фантастику и красивый образный литературный слог — тоже на пять баллов.

Вся трилогия представляет собой одно длящееся сквозное действие (хотя, конечно же, действия), и потому и читаться должна в определённой последовательности, и, вероятно, оцениваться не как каждая отдельная книга, а как одно целое произведение.

Однако помимо приключений чисто военных и шпионско-разведческих Марина Ясинская заложила в сюжетную основу ещё и довольно оригинальные принципиальные смысловые мины, который в своё время срабатывают поочерёдно и меняют и оценку происходящего и поясняют какие-то до того непонятные и необъяснённые моменты. Причём всё это не только в случаях, касающихся личных судеб героев и персонажей, но и всего арамантидского социума, да и всего этого мира — становится понятным, как образовалась такая причудливая социальная организация общества, и появились варианты, куда всё это дело можно развивать далее.

Развязались практически все завязанные узелки противостояний и конфликтов, разрешились все треугольные любовно-романтические страсти, однако кое-какие моменты так и остались на взводе — то ли додумывайте сами, что там будет с Мией и ей подобными, то ли… ждите продолжения?

Потому, потому что мы пилоты...

Прямое и непосредственное продолжение книги первой цикла — настолько непосредственное и прямое, что если бы в первой книге Ника подняла ногу, чтобы сделать шаг (что, в принципе, и произошло), то опустила бы она её уже в этом томике — разорванное действие продолжилось так, как продолжается эпизод в многосерийном фильме, с того же кадра. Знать это важно хотя бы для того, чтобы понимать, что читать цикл «Авионеры» вперемешку или задом наперёд никак нельзя, ибо развалится вся логика повествования, следствие будет опережать причину, ну и прочие читательские неприятности.

Если книга первая стала завязкой сразу для нескольких интриг по самым разным направлениям — авиационно-приключенческому, шпионско-разведчицкому, любовно-романтическим (их несколько), ну и т. д., то в нашем томике все эти линии раскручиваются, закручиваются и перекручиваются, сливаются и разветвляются с ещё большей силой, отчего заметно нарастает напряжение. Конечно, в большей степени читатель отслеживает разного рода романтические и любовно-лирические треугольники и многоугольники, число которых растёт и множится. Однако при этом Марина Ясинская не ограничивается банальными влюблённостями и связями, а готовит для читателя совсем неожиданные выкрутасы от нескольких взаимно-перекрестно-параллельно влюблённых людей.

Однако не будем забывать, что в основе книги лежит совсем необычное социально организованное общество-государство, и автор вовсю раскручивает и это направление тоже, погружая этот оригинальный социум в массовые волнения и предреволюционные состояния.

Ну и военная тема совсем не позабыта, тем более, что к концу книги именно по этой линии нас ждёт новый разрыв событий — что ж, автор не оставляет выбора, приглашая в томик третий.

«Перегородки, разделяющие православных и католиков на земле, не достигают Неба» (митрополит Платон Киевский)

Вот казалось бы, что если подназвание романа — «Сергий Радонежский», то и главным героем его должна быть эта историческая персона. Ан нет, не в этом случае. Т.е. не то, что Сергия в этой книге нет вообще — он, конечно же, есть, и даже в отдельной главе только о нём и про него. Но всё-таки основным и главным персонажем этого романа стали совсем другие люди. Наверное, это княжич Василий, старший и потому наследный сын Димитрия Донского, ну и польско-литовские весомые люди и исторические персоны: литовские князья Витовт и Ягайло, ну и польская королева Ядвига.

Причём линия польско-литовская в повествовании по значимости явно выходит на первый план, просто потому, что происшедшее в связи с этим династическим браком объединение Польши и Литвы и последующее католическое крещение литвинов и окатоличивание всех прочих граждан Литвы имело всеевропейские последствия.

Да и по сию пору сказывается. И поневоле и правда начинаешь думать о том, что основным многовековым соперничеством и противостоянием между Западом и Русью было и есть и, видимо, долго ещё будет, именно разномирье в вере и в ценностях, ведь все эти века Запад и римская католическая церковь пыталась привести Русь в католичество. И именно по вере мы разошлись со своими западно-славянскими родичами…

Жил да был чёрный кот за углом…

Я не большой специалист по творчеству Чарлза Буковски. Т.е. вообще не специалист. И даже не читатель, ибо до сих пор ничего из написанного им не читал. Не довелось. Однако имя автора было знакомо — весьма расплывчато и неопределённо, но если где-то как-то кто-то упоминал, то в голове сразу вспыхивало — «ага, знаю». Но что «знаю», как «знаю» — с этим ноль. Без палочки.

В общем, когда 4 января открылась районная библиотека, то сразу побежал туда, ибо подошёл срок обмена уже прочитанного на что-то свеженькое, и на столике беглым взглядом заметил тоненький томик Ч. Буковски. С интересной обложкой и не менее заманчивым названием. Поскольку сам являюсь напарником и, надеюсь, другом по жизни большого рыжего кота (с оригинальным именем Иннокентий Рамзесович Люськин, в просторечьи Кеша), то руки книжицу сразу ухватили — почему бы и не начать своё знакомство с новым для меня автором с этого привлекательного по всем статьям томика.

Что сказать… То ли не очень эта книга подходит для первого знакомства, то ли автор не слишком сильно «мой»… В общем, было неинтересно. Сами представьте — переведённые на русяз и совсем нерифмованные обрывки стихов Буковски, в которых так или иначе, сквозной темой или походя простым упоминанием проходят коты и кошки. Не все подряд, а в основном те, которые жили у Ч. Буковски или с которыми он так или иначе пересекался в жизни.

Однако вот эти упоминания представителей кошачьего племени наполнены (для меня) весьма незначительным содержанием и не особо значимыми смыслами. Понятно, что для представителя литературного анархизма коты и кошки являются символами полной и, наверное, абсолютной свободы. Но читать про то, как кот вылизывает яйца и дерёт кошек и других котов — как-то скучно.

Нет, не моё!

Куклы и люди, или Люди-куклы?

Лица стёрты, краски тусклы, То ли люди, то ли куклы… («Машина времени»)

Как известно, игра — дело серьёзное. А игра в куклы вообще порой находится за гранью. В различных смысловых наполнениях слова «грань».

Куклы как предметы человеческой культуры известны с самых незапамятных времён. И у самых разных народов. И предназначение кукол было самым разным — от самого глубоко мистического до обыденного игрового. Ну вот навскидку — кто не знает о культе вуду и, соответственно, о куклах, используемых в этих мрачных обрядах. Причём культ этот имеет самое широкое распространение, начинался бог знает где и когда и имел целью оказать то или иное воздействие на то существо (животное или человека), которое изображала кукла. И наверное, обычные детские куколки, в которые играли дети, тоже происходили из отголосков этих культов и обрядов — дети не только учились обращению с предметами, но ещё и отрабатывали самые разные социальные роли…

В общем, что там говорить, поскольку у меня супруга — мастерица русских народных промыслов и попутно вместе с лоскутным шитьём занимается ещё и русскими обрядовыми куклами, то волей или неволей, но часть кукольной культуры доходит и до меня.

Однако помимо вот этих кукол имеются ещё и куклы игровые, используемые актёрами-кукольниками в разного рода балаганчиках, и далее варианты ширятся вплоть до Театра кукол Сергея Образцова (у нас в стране) и других серьёзных кукольных театров и трупп. И конечно же есть те, кто занимается изготовлением, созданием, рождением кукол. И иногда все эти функции сходятся в одном человеке. Так, как это произошло в романе.

Дина Рубина постаралась посвятить читателя во многие секреты кукольного мастерства. Однако не столько с целью некоего своеобразного просвещения, сколько для того, чтобы читатель максимально полно и точно понял и прочувствовал всю глубину и сложность той проблемы, о которой нам поведали в этом романе. Попытка... да что там попытка — успешная замена временно вышедшей из роли своей супруги ростовой куклой привела затем к таким глубоким и серьёзным конфликтам, с которыми эта семья пыталась справиться долгие годы. И сложность взаимоотношений в этом треугольнике — Мартын – Лиза – Элис (кукла) — собственно говоря и послужила отправной точкой для всего многопланового сюжета.

Конечно же основной темой романа стала вот эта всё поглощающая и почти что всё замещающая любовь двух людей: главного героя к своей супруге, и её любовь к нему. Ну, а чем сильнее и всепоглощающей любовь, чем она страстней, тем сильнее и сами страсти внутри этой любви и вокруг неё. Однако и инварианты любовных и чувственных отношений и связей в романе можно уловить и проследить и на примере некоторых других персонажей — тоже, кстати, небезынтересные варианты.

Ну, а на литературное дарование Дины Рубиной сетовать не приходится, роман получился сложным, ветвистым, многополюсным и многовекторным, с вариантами интриг. Так что свою толику удовольствия я получил.

Однако книге Дины Рубиной не очень повезло с соседством: поскольку «Синдром Петрушки» я слушал в аудиоформате, то параллельно обычным путём читал две повести Веры Пановой (рецензии на которые уже выложены на сайте). И волей-неволей, но образовалась ситуация сравнивания двух литературных стилей. И Вера Панова, с её невероятной простотой и чистотой изложения смыслов и содержаний сюжетов, на мой взгляд, всё-таки оказалась вне конкуренции по сравнению с более сложной, насыщенной вязью словесных изяществ и литературных орнаментов книгой Дины Рубиной.

Основной тег к этой книге обозначен как русское фэнтези. Однако на самом деле это ближе к фэнтези этническому (что и отражено в названии подборки). Ибо, как ни крути, но в центре всей интриги становятся итилитские легенды и мифы, итилитский фольклор.

Сразу оговоримся, что итилиты — народность вымышленная (на всякий случай пошарился в разных источниках и все упоминания в сети ведут нас к имени Ирины Богатырёвой и к её роману «Ведяна» — круг замкнулся). Что ж, тем больше чести и почёта (респекта и уважухи) Ирине Богатырёвой, которая не только соорудила новый древний исконный народ, но придумала и целую мифологию, и даже сотворила оригинальный неведомый нам язык, которым вовсю пользуются в романе персонажи (но для удобства читателей в конце книги имеется краткий словарик).

Вообще, когда мы стали погружаться во все эти легенды о ведяне и о всём прочем, то как-то сразу припомнились индейские мифы, в которых тоже речь идёт об обожествлении природы в целом и о каких-то вполне конкретных магических мифических существах —собственно говоря, на заре человечества, наверное, все племена и народы прошли эту стадию познания мира, наделяя всё и вся высшей волей и могуществом. И многие из этих мифов и легенд живы и посейчас, превратившись то в сказки, то в сказания, то в ещё какие-то формы изустного и письменного народного творчества — в домашней библиотеке есть некоторое количество книг такого наполнения.

Но тут же сразу вспомнился и какой-никакой личный опыт, когда точно в ситуациях внутреннего раздрая и разлада приходил к совершенно конкретной берёзе (древо живо и сейчас) и стоял, обнявшись с могучим деревом, утишая свои скорби и страсти, приводя свой внутренний мир в состояние гармонии. И потому совершенно внятно понимаешь главного героя романа Романа (тавтология оставлена намеренно), настойчиво ищущего то и дело прячущуюся от него заветную поляну — после всех америк и заокеанской жизни вернувшегося на родную землю, к своим корням и истокам, потому что почувствовал, наверное, вот этот самый «зов», который срывает с места и отправляет с насиженных и прикормленных мест не только простого и молодого, лёгкого на подъём парня, но и умудрённых опытом и иной раз уже убелённых власами мужей, заставляя их бросать налаженный бизнес и уходить в замкадье, в глубинку, на землю.

А дальше в книге проявился профиль любимого мною Николая Васильевича Гоголя — нет, не буквально возник он сам или упоминания о нём или его персонажах, но проявился сам мистический, таинственный и слегка пугающий ожиданием неведомого гоголевский дух. И когда Роман уже совершенно точно попал в круг внимания ведяны, то тут уже появилось то самое напряжённое гоголевское ожидание — что же будет дальше, куда Ирина Богатырёва поведёт и Романа и читателя — вариант панночки из «Вия» или русалка из «Майской ночи...»? Однако тут на помощь пришли… супруги Дяченко — повествование обрело все признаки романтической и даже лирической фэнтезийной прозы (оставаясь при этом и напряжённым и динамичным по разным другим линиям).

Театрально-драматическая линия тоже вдруг наполнилась и объёмом и натяжением, и конечно же мы начали и здесь ожидать какого-то невероятия и чудесатия, тем более, что

Тут кстати будет вспомнить свой собственный театральный опыт — пару-тройку лет ваш покорный слуга обитался в закулисье и на сцене маленького народного театра в своём небольшом городке и потому может подтвердить, что вот эту закулисно-театральную атмосферу Ирина Богатырёва передала весьма достоверно, никаких гнилых помидоров, тухлых яиц и прочих недоброкачественных продуктов точно не понадобилось.

Слегка отдельной в романе стала тема погружения Ромы в состояние неразрывного соединения с миром — тот «дар», который он обрёл по воле Ведяны, с одной стороны вроде как и в самом деле оказался «даром», но с другого ракурса, стал жёстким испытанием и тяжёлой нагрузкой — тащить на себе многие горести мира и живых существ, его населяющих — с катушек слетишь. И я подспудно волновался, что вдруг Ирина Богатырёва потащит тему если не нового «христа», то всё равно какого-то нового высшего существа, что из Ромы постепенно вырастет, прорастёт в нём какой-то новый полубог или нечто подобное полубогу. Однако автор, к вящему облегчению, сюда не пошла — браво!

И опять отступление от книги: был в своё время знаком с женщиной, которая имела свой особый дар — как теперь говорят, она умела «шептать», причём «шептала» она качественно, о чём знали многие в нашем городе и то и дело шли к ней кто с младенцами, кто со своими хворями, и никогда ни от кого я в её адрес не слышал хулительного. Хорошая была «ведунья», низкий поклон тебе, тётка Нина!

А дальше в ход пошла тяжёлая фэнтезийная артиллерия — тема экологии и сохранения природы в первозданности тут же подняла из памяти совсем недавно перечитанную «Слово для «леса» и «мира» одно» от Урсулы Ле Гуин, ну и приснопамятный «Аватар» присоединился к более глубокой проработке этой вполне актуальной и вряд ли скоро разрешимой (если разрешимой вообще) проблемы. Как легко и просто мы теперь выравниваем ландшафт своими бульдозерами и скреперами, роем пруды и зарываем другие природные водоёмы, срываем дочиста целые рощи и купы деревьев и устраиваем свалки...

И финал романа оказался совсем неожиданным. И тут можно порассуждать, что ведь, с одной стороны, исполнилось предостережение-легенда о ведяне,

Ну и подаренная новой гостьей, другой ведяной дудочка приносит ощущение, что история на этом не кончается. А значит в конце мы ставим многоточие…

Непридуманный сюжет

Оригинальная форма у этого рассказа (повести? — в разных библиографиях по разному обозначено). И от этой обозначенной и вынесенной в заголовок конспективности содержание очень похоже на готовый киносценарий — вся жизнь и весь событийный ряд нарезан Верой Пановой на практически готовые мизансцены и эпизоды. К которым требуется разве что голос за кадром, который будет читать авторские вставки, комментирующие демонстрируемые картины или озвучивающий внутренние монологи персонажей.

А в центре внимания, как мне кажется, такое явление, как мещанство. Причём не просто потребительское мещанство, а мещанство ещё и воинствующее.

Это в одной сюжетной линии. А в другой — родительская гиперопека и вмешательство в личную жизнь своего собственного любимого ребёнка — как будто то, что это твой ребёнок, да к тому же ещё и горячо любимый, является смягчающим обстоятельством. И тут уже явная бесхребетной со стороны молодого человека, который просто сетовал на постоянное вмешательство в его жизнь, но ничего не делал, чтобы стать взрослым и самостоятельным.

Обе истории, тесно переплетённые Верой Пановой в один общий сюжет, настолько обыденны и не надуманны, что, в принципе, рассказ/повесть можно брать и читать здесь и сейчас, спустя более полувека с момента написания, не боясь, что всё давно не актуально и устарело.

Жила-была женщина...

Про сюжет, во избежание спойлеров, писать практически ничего нельзя. И потому коснусь только литературного стиля Веры Пановой. Для меня она — прежде всего, автор «Серёжи». Причём даже не повести, а один из соавторов сценария к одноимённому фильму. Просто потому, что читать ничего не читал, а фильм смотрел пару раз и фамилия автора запомнилась (равно как и запомнились навсегда яркие киношные фразочки «Дядя Петя, ты дурак?» и «Какое счастье, мы едем в Холмогоры!», ставшие едва ли не мемами).

Так вот, о литературном стиле автора. Знаете, вот зачастую бывает, что читаешь современного автора и вроде как и наслаждаешься, и радуешься литературным достоинствам, словесным изыскам и изяществам, оригинальным гиперболам/параболам и прочим финтифлюшкам, и даже иногда имя такого яркого автора запоминается надолго или навсегда. А потом вдруг бац! — Вера Панова… и ты понимаешь, что вот это и есть настоящая ненадуманная ненатужная свободная русская художественная литература, когда совсем не видна работа мастера над текстом, не заметны старания писателя, и когда кажется, что и самому так и такое написать — раз плюнуть.

Подите, попробуйте! Рискнёте?

А саму повесть конечно надо читать всем и вся, потому что она, как говорят словесные штампы, написана для всех времён и народов.

Листая страницы истории

Вообще, последние месяцы целенаправленно читаю балашовский цикл «Государи московские», и сейчас остановился на сожжении Москвы Тохтамышем. Но тут понял, что хочу перекинуться на столетие позже и прочитать роман о Марфе Борецкой и о подчинении Господина Великого Новгорода Москве в княжение/царствование Ивана Третьего

Эта преамбула была нужна для того, чтобы было понятно, как причудливы мысли и эмоции человеческие. Поясняю: когда читаешь цикл о государях московских и о процессе воссоединения Руси с центром в Москве, то понимаешь государственно строительную важность и историческую необходимость этого процесса. И потому, хотя и сочувствуешь каждый раз непокорной Твери или Великому Новагороду, когда рати московлян и их союзников приходят с огнём и мечом и силой заставляют покориться воле того или иного великого князя московского, но всё-таки в целом находишься на стороне Москвы — как будущей столицы государства русского и российского.

Однако при чтении этого романа волей-неволей ты оказываешься в рядах новгородичей, проникаешься духом вольного города и начинаешь ловить себя на том, что если не стремишься вместе с боярами новгородскими под руку Казимира, то как минимум понимаешь все опасения новгородцев перед властной рукой Москвы и великого князя московского. И уж точно вовсю сочувствуешь людям новгородским, которые в течение вот этого десятилетия несколько раз оказывались беспощадно биты и казнимы москвичами, моримы голодом и принуждены к крестному целованию всех и вся к подчинению Москве и службе князю московскому как государю. Просто чисто по человечески жаль. Хотя вроде как понимаешь, что не подчинись Новгород Москве, то и продолжилась бы вековая пря и раздор среди городов и земель русских.

Смотреть на события глазами учёного-историка — одно дело, но быть в гуще событий — совсем другая песня...

Жизнь — это то, что происходит с тобой, пока ты строишь другие планы (Джон Леннон)

На сегодняшний день прочитаны 11 книг авторства Захара Прилепина (из 28) и две книги, в составлении которых он принимал непосредственное участие (из 7). Казалось бы, вполне достаточно, чтобы представлять себе и авторский стиль Прилепина-писателя, и систему мыслей и ценностных ориентиров Прилепина-публициста и эссеиста. Но на самом деле каждый раз как будто наново открываешь для себя этого незаурядного человека.

Талантливый писатель? Безусловно. Принципиальный и порядочный человек? Думаю, что именно так. Смелый и решительный мужчина? Хороший семьянин? Отец? Политик?.. Список при желании можно продолжать (но я на этом закончу, а то уж больно напоминает партийную характеристику из известного многосерийного советского художественного разведчицого фильма). Дело не в списке, а в том, что каждый раз с каждой новой книгой вместе с теми новыми персонажами и героями, о которых написана эта книга, мы ещё раз знакомимся с самим Захаром Прилепиным — на мой взгляд, безусловно явлением в современной отечественной литературе.

Сборник коротких эссе и рассказов самого разного содержания и свойства. В принципе, в аннотации всё об этом сборнике сказано, в том числе сказано самим автором. А попытки пересказать какие-то конкретные мысли и чувства и смыслы, о которых пишет и говорит Захар — значит появятся и обострятся непременные риски исказить сказанное, выпятить своё понимание и отношение к прочитанному. А мне кажется, что в случае этой книги (как и многих других его нехудожественных книг) важно не пытаться придать какие-то свои смыслы услышанному и прочитанному, а вдуматься в то, о чём с нами разговаривает автор. Да-да, именно разговаривает. И не потому, что я слушал аудиокнигу и потому имел дело именно с голосом чтеца. А потому, что в каждом своём эссе Захар Прилепин старается не просто поведать нам о самом себе или о каких-то событиях и явлениях нашей общей жизни, а вызвать читателя/слушателя на диалог, на разговор, причём даже не с ним, с Захаром Прилепиным, а с самим собой, с читателем и слушателем. Именно стремление вызвать читателя на разговор с самим собой — по тем ли конкретным моментам, о которых упоминает Прилепин в книге, или по разным общим вопросам бытия, или просто путём некоей внутренней исповеди и, возможно, переосмысления и перечувствования сутей жизни — вот именно это и является главным моментом в этой книге. По крайней мере именно к такому передумыванию и перечувствованию пришёл я сам.

Талант — это способность верить в успех. Полный бред, когда кто-то говорит, что вдруг открыл в себе дарование. Нет. Он просто работал. Много работал. (Джон Леннон)

И об этом у Захара Прилепина тут тоже есть.

Спасибо автору. За честность и искренность. И за убеждённость.

PS А эссе о семье и детях просто великолепны!

Истоки и корни...

В этой повести (первой в творчестве писателя-историка Д. Балашова) отчётливо просматривается стремление автора не столько рассказать нам о Раковорской битве новгородичей с орденскими рыцарями, сколько погрузить читателя в быт жителей древнего русского города середины XIII века. И именно поэтому автор так неспешно и так детально описывает нам бытовые и деловые подробности жизни на примере вернувшегося из длительной торговой поездки купца — в центре нашего внимания оказываются такие нюансы быта, которые можно только узнать из каких-то письменных источников и оригинально вставить в текст — например, что последует за незаконную охоту на землях князя, или за неуплату долга, за причинённую умышленную или невольную смерть, ну и прочее. И, как мне кажется, автор прежде всего писал именно об этом — о жизни новгородичей и всех прочих, находившихся в городе и как-то связанных с ним — торговых людей, корелы, простых горожан и знатных богатых бояр. А к битве мы начинаем подходить только во второй половине повести, при этом сама битва занимает не так и много места в тексте — опять же, примета того, что Балашов не ставит в центр внимания именно саму битву и её значение (о котором он упоминает лишь однажды и вскользь — с тех пор немцы и орден на Новгород с войском не ходили, вот и всё).

Конечно же эта повесть отчасти перекликается с романом «Младший сын», но только лишь тем временным периодом, о котором повествует и повести и роман — середина века XIII от РХ. И потому частично дополняет впечатления от романа, делает их шире и глубже.

Мы сидели и курили — начинался новый день (из песни)

Sapiens media? А просто Homo media без всякого sapiens не хотите?

Моё знакомство с творчеством Сергея Минаева состоялось восемь лет назад с его знаменитого романа «Духless», затем почти сразу последовали«The Телки» и годом позже «Р.А.Б», и все три прочитанные книги получили от меня высший оценочный балл. Просто потому, что хотя критично отношусь к употреблению ненормативной лексики в литературе (и стараюсь избегать её же в реальном общении), однако когда отчётливо понимаешь отчего и почему автор выбрал именно такую литературную форму для своего труда и применил именно такой способ донести свои мысли до читателя, то не то, что прощаешь ему — автору — эти вольности, но и принимаешь на Ура! и готов и дальше охотно читать что-то ещё, выходящее из под пера понравившегося писателя.

Конечно, вот эта, только теперь прочитанная книга, должна была быть прочитана именно тогда, в конце первого десятилетия текущего столетия, когда ещё не осела пыль от всех тех политических страстей и социальных событий, о которых в ней речь. Но всё-таки книга нисколько не устарела (разве что чуть-чуть) и вполне современна, и я бы даже добавил — своевременна — и сейчас. Просто потому, что те принципы медийной работы/жизни, о которых пишет Сергей Минаев, не то, что просто живы-здоровы, но и вовсю применяются и поныне, причём не только в газетно-печатном информационном пространстве, и не только на прямоугольниках ТВ-экранов, но и на мониторах ПК и экранах айфонов, смартфоном, планшетов и прочих мобильных интернет устройствах — т. е. аудитория неимоверно выросла и круг вовлекаемых во все эти медийно-информационно-шумовые игры бесконечно расширился.

Описываемый Минаевым технологический процесс изготовления информационно-шумовой бомбы настолько убедителен, что поневоле начинаешь искать признаки таковых во всех или во многих современных и актуальных информационных поводах и событиях — надеюсь, перечислять эти инфоповоды здесь надобности нет. Впрочем, просто обозначу самые последние и яркие: «отравление некоего оппозиционера», «арест некоего губернатора», «выборы в некоей республике» — далее список можете продолжить сами. Сразу поясню, что кавычки поставлены здесь только для того, чтобы не оформлять этот список нумерацией или маркерами, и применение кавычек не является способом показать своё отношение к реалистичности той или иной трактовки любого из этих событий (хотя таковое отношение безусловно есть).

Для меня в этой книге важно было то, что Минаев (как и Пелевин в одной и даже нескольких своих книг) показал нам работу вот такого принципа: хорошо сидеть на трубе и крутить кран туда-сюда по своему усмотрению, даже если эта труба информационная, а не с углеводородами и прочими ценностями. И любой прочитавший эту книгу человек может сам пытаться разобраться, с какой долей информационной достоверности и истинности проливаются на нас новостные строки и картинки/движухи — вне зависимости от того, в каком формате они к нам приходят — посредством ТВ, дворовых слухов и уличных сплетен, радиопрограмм или строк с новостных интернет-порталов. Как говорится, предупреждён — значит вооружён!

Ну, а личная судьба главного героя романа, матёрого медийщика и опытного политтехнолога к концу романа остаётся непрояснённой, а значит нужно будет читать следующий роман.

Стойка, выпад, батман, мулине, пируэт, финт, атака, туше…

Седьмая (последняя?) книга цикла историко-приключенческих авантюрных романов, главных героем которых является некий испанский идальго, гордый рыцарь и одновременно наёмник капитан Алатристе.

Первая треть XVII столетия, Европа нарезана на лоскуты государств, княжеств и независимых и соперничающих городов-республик. Соперничающих и воюющих (история человечества есть история правителей и войн). Видимо так мы устроены, что можем решать все спорные вопросы только методом шпаги и кинжала. Причём в нашем романе буквально шпагой и буквально же кинжалом. Которые почти всегда оказывались и более надёжными, и более верными, нежели всякие огнестрельные изделия тех лет.

Капризы политических игр приводят нас вместе с героями романа в славный торговый город Венецию. Однако вовсе не по торговым делам, а по причине более важной — заговор с целью убийства высшего руководства и смены власти. И наш капитан, о котором мы знаем, что он является одним из самых надёжных мастеров кинжала и шпаги, приглашён в эту катавасию.

Как там пойдут дела непосредственно со смертоубийственными планами — это вопрос второй, ибо для нас важно, что в качестве одного из членов этой группы заговорщиков-исполнителей имеется и ещё некий старинный враг капитана, человек, с которым судьба уже скрещивала шпагу капитана, и взаимные претензии которых друг к другу так и не удовлетворены и потому следует ожидать… Чего? Дуэли? Предательства? Подлости и коварства? Или рыцарского благородства?

Снятся людям иногда голубые города...

ГО́РОД — крупный населённый пункт, жители которого заняты, как правило, не сельским хозяйством. Имеет развитый комплекс хозяйства и экономики. Является скоплением архитектурных и инженерных сооружений, обеспечивающих жизнедеятельность постоянного и временного населения города (Вики)

Один из лучший романов одного из самых лучших американских писателей-фантастов своего времени. По крайней мере примерно так я подумал об этой книге Клиффорда Саймака, когда впервые её прочитал (лет этак сорок тому назад), и точно так я думаю и сейчас, перечитав роман наново. Хотя в творчестве Саймака так много великолепных творений, что на самом деле трудно сравнивать и тем более выбирать лучшее — всё равно, что в звёздном скоплении Плеяд определять самую красивую звезду (разве что по названию, однако каждая звезда носит такое романтическое имя, что никак не определишься, что звучнее — Майя, Электра, Альциона…).

Тем не менее, по изящности и интересности на первом месте для меня всё-таки стоит «Заповедник гоблинов» — шикарное совмещение научной и космической фантастики с фэнтези — для своего времени это просто было сказочное явление в мире НФ. Но ведь «Город» и «Заповедник...» разделяют более чем полтора десятилетия — целая эпоха и в мире и в литературе и в жанре тем более.

Роман «Город» входит в длинный список книг апокалиптического направления. Однако в отличие от множества произведений, повествующих о каком-то внезапном и чаще всего катастрофическом апокалипсисе, и о жизни после него, этот роман нам рассказывает об апокалипсисе длящемся, растянутом на годы, десятилетия, столетия и даже тысячелетия. Причём сотворённом землянами собственноручно. По мнению Саймака, таким триггером стало умирание городов, т. е. мест, где сосредотачивалась вся общественная, культурная, машинно-производственная и хозяйственно-деловая жизнь и деятельность человечества. А с умиранием городов стала затухать и вся социальная жизнь, стали сокращаться все связи между людьми, человек стал одиночкой. Затем по мере развития роботизации человек перестал что-то значить вообще в мире изготовления материальных благ. Далее последовали некие перемены в социософии и произошли некие мутации, и в конце-концов (не хочу раскрывать тайны сюжета для тех, кто ещё не читал эту книгу) на Земле остались считанные тысячи людей из всего многомиллиардного её населения.

Роман состоит из отдельных восьми глав. Однако назвать эту книгу сборником рассказов, связанных одной общей темой (как это сделано в одной из аннотаций) я бы не рискнул. Хотя бы потому, что все главы последовательно, и хронологически и сюжетно увязаны, и читать их нужно в определённом порядке. И развитие содержание происходит от номера первого и до последнего, восьмого (имеется ещё и позже написанный Саймаком «Эпилог», который я пока что не читал, но непременно прочитаю), и потому попытки читать всё вперемешку запутает всё дело и собьёт с толку.

Так что перед нами именно роман, со стройной логикой, с многочисленными важными (подчёркиваю — важными) идеями и смыслами в каждой главе. И я бы, опираясь на эти смыслы, определил эту книгу как роман-предостережение. Потому что многое из того, о чём предостерегал и что предугадывал Саймак в сороковых годах прошлого столетия, стало предметом обсуждения для видных современных политологов и социологов (например, автоматизация и роботизация производства и исключение человека из этой деятельности, т. е. высвобождение занятого трудом человека и превращение его в бездействующее существо; или то, что талантливо показано нам в трилогии «Матрица»: переход человечества на псевдожизнь в питающих коконах и «смотрение» снов; параллельные миры и вселенные, и опасности, могущие оттуда проистекать; появление на Земле других, конкурирующих с человеком разумных видов — какие из всего этого следуют риски, говорить не нужно!).

В романе довольно много философического и социософического содержания — там хватает и внутренних монологов персонажей, и диалогов на эти темы, и каких-то иных размышлительных абзацев и страниц. Однако от этого чтение книги не становится скучным, потому что и всякого рода незаурядным событийным рядом она начинена в достаточной степени, чтобы быть привлекательной и интересной для любителей экшена.

И эта книга по-прежнему остаётся актуальной, как ни странно. Книга, написанная ещё в докосмические и докомпьютерные времена, актуальна и сейчас — вот таков один из лучших американских писателей фантастов Клиффорд Саймак.