Вот чем хорош Симмонс (помимо просто интересности в плане сюжета и авторского слога), так это основательностью подхода к раскрытию темы. Даже если сама тема является на 80% (цифра получена при помощи системы ППП «пол-палец-потолок») фантастической выдумкой автора (ну ладно, уговорили, речистые — с примесью каких-то научно-фантастических канонов и фишек). Всё равно, Симмонс тщательно продумывает саму идею, детально визуализирует придумываемые миры (а по ходу чтения романа мы оказываемся на самых разных планетах обитаемого Космоса), добросовестно прорабатывает вглубь образы основных персонажей, прописывает все события и описания с такой массой деталей и подробностей, что порой при известной доле воображения ощущаешь себя то на космолёте-дереве «Иггдрасиль», то на живых островах, то в кабине Нуль-Т, то в лабиринтах Сфинкса на Гиперионе, то ещё где-то и когда-то, но непременно там, куда приводит тебя буйная вязкая фантазия автора.

В принципе, уже где-то к середине романа приходит понимание, что книгой первой вся эта история с экспедицией-хаджем на Гиперион семёрки паломников не закончится — как-то на чисто физическом уровне осознаёшь, что вот уже середина книги, а мы ещё только в третьей истории — просто не успеем всех семерых выслушать и со всеми ими прожить ту часть их (и не их) жизней, которую они так неторопливо и так откровенно выкладывают всей честной компании, да ещё и читателям при этом. И каждая из рассказываемых историй готова стать самостоятельной книгой, этакой повестью внутри романа, при этом некоторые рассказы продавливают твоё закалённое читательское сопротивление и выжимают влагу из уголков глаз. Талантливо, чёрт побери!

Ну, сама концовка романа явно предполагает, что события будут развиваться дальше и мы со всеми участниками этой самопожертвенной компании не расстаёмся, а встретимся в следующей книге цикла (это я к тому, что даже если кто и не в курсе, что о Гиперионе уже написана целая тетралогия, то, читая роман, к концу явно ощутит пустоту в том месте, где поставлена точка — «Тут явно что-то должно быть» — воскликнет такой читатель и немедля отправиться всё узнавать и запасаться продолжением.

Есть пара ляпов (авторских? переводческих?) (ну, например, Симмонс Гиперионом называет то планету, то саму центральную звезду, или вот такое выражение «он никогда не бывал ни в Солнечной системе ни на Марсе» — Марс как планета является частью Солнечной системы и потому такая компоновка выражения нелепа), но это такая мелочь, что не стоит на неё обращать внимания.

В общем я уже в книге второй, и полагаю, что затем и в Эндимион (или к Эндимиону?) отправлюсь...

Примерно первую треть своего объёма книга старалась меня запутать и сбить с толку. Надо признаться, что это ей почти удалось и я уже начинал ловить себя на некотором смятении в отношении будущей своей оценки — намечалось что-то в районе «удовлетворительно».

Но тут автор решил, что погружение читателя в означенные рэгтаймовские времена состоялось и событийный ряд выпрямился в одну стремительную прямую — закончились всякие петли объездных и подъездных и автострада романа приобрела уютную и надёжную ширину и ровность. И весь этот хайвейский комфорт так и продолжился до последней строчки интересного и неординарного романа.

Вообще, примерно до половины объёма на заднем плане читательского сознания маячил «Манхэттен» — не остров Манхэттен и не историческое ядро Нью-Йорка, а одноименный роман Дос Пассоса: и по времени действия романы стоят неподалёку друг от друга, и по энергетике и стилистике соседствуют. Однако постепенно роман Доктороу выплыл на первый план и занял центральное место в зоне внимания (а роман Дос Пассоса уплыл на задний фон, чтобы потом переместиться в тело рецензии-отзыва).

Вообще роман Доктороу очень стильный, настолько, что спервоначалу чуть напрягаешься, однако обозначенные в начале романа сюжетные линии нескольких персонажей постепенно сливаются в один событийно-драматический центр. Но от этого слияния и превращения роман в линейный его стильность никуда не девается и не уничижается, а с учётом социальной значимости проблематики (права цветного населения в США в начале XX века) так даже ещё и приобретает дополнительные смыслы.

Ну и, наконец, небольшой объём радует — всё чётко, всё по делу, всё толково и по существу.

Впервые эту книгу читал где-то в середине 80-х — требовалось в связи с учёбой на юрфаке, — и тогда впечатления остались явно не в её пользу. Показалось и скучновато и нудновато и сумбурновато и суховато и ещё разные «...вато» можно присовокупить к тем старым впечатлениям. И потому книга числилась в списке прочитанных с оценкой 6 из 10 возможных.

А вот тут чего-то вдруг накатило — захотелось и впечатления о книге освежить, и в историю поглубже занырнуть (ну, туда, к началу 1 тысячелетия новой эры). Знаете чего я вам скажу — старые (в смысле, давно прочитанные книги) иногда полезно перечитывать. И отношение к читаемому обнаруживается совсем иное, и оценка другая и книге и автору, да и интерес к материалу более взрослый и взвешенный.

Для меня, как для чела с бывшим юридическим образованием, книга представляет интерес как документ о римском праве. Не обо всём праве, но однако по мере чтения постоянно утыкаешься в фактическую информацию о самых разных юридическим аспектах жизни римлян и граждан Рима, а также и о негражданах Римской империи. И за этими мелькающими в книге подробностями куда как интересно следить со специальным прицелом — всё-таки в основе современной юриспруденции много чего «римского» содержится.

Однако в книге Транквилла много и бытовых подробностей и деталей, характеризующих жизнь людей того времени. Конечно, ракурс авторского подхода к освещению темы таков, что он выхватывает только отдельные моменты и эпизоды, косвенно или напрямую связанные с описываемыми историческими личностями — в этом смысле уместна аналогия со светом автомобильных фар в ночное время — всё, что попадает в освещённую полосу, видно хорошо, но что там проносится мимо в неосвещённой зоне — так и остаётся неизвестным. Так и тут, в книге содержатся только те факты, которые прямо или косвенно попадают в зону интереса Гая Светония Транквилла как автора 12 биографий римских цезарей, а факты и эпизоды, напрямую с их жизнями не связанные (пусть даже они и имели важное значение для Рима или его областей и провинций), в книгу не попали.

Однако эти нюансы авторского подхода совсем не умаляют значимости книги, и удовольствие от чтения было совершенно искренним и неподдельным.

Книга, похожая на походку хромого человека — рупь пять, рупь пять... Очень хромая книга — как по стилю, так и по содержанию.

Часть первая, автобиографическая — не менее 4, но скорее даже 4,5 звезды. Уникальные по выборке и замечательные по литературному стилю воспоминания мальчика-подростка о своём детстве. Уникальные прежде всего потому, что уникальна сама судьба мальчонки Акси-Вакси (списанная в роман с судьбы самого Аксёнова Васи). Арестованные и репрессированные родители (мало кто не знает о Евгении Гинзбург и её романе «Крутой маршрут»), кочевье по детским приёмникам и не менее казённым детдомам, жизнь в семье тётки, предвоенные и военные годы, заполненные реалиями быта того времени и нюансами и нюансиками взаимоотношений между постепенно взрослеющими и созревающими мальчиками и девочками, дружбы и вражды, подсмотренные фрагменты событий и происшествий, случающимися и происходящими со старшими членами семьи... Ну и великолепие литературной формы, в которую облачены все эти крупицы Прошлого.

Часть вторая, постмодернистская — в моём представлении 2,5, а то и просто 2 звёздочки. Внезапный и непонятно откуда и для чего взявшийся переход к иной литературной форме — с кучей новообразований во фразеологии и словопостроении, с сумятицей смыслов и чехардой событийного ряда, с загибами событийного плана и с нелепицей моно- и диалогов — в общем, полная противоположность части первой.

Итого общая оценка недописанному автором роману 4 (с учётом количественных соотношений между законченной первой частью и оборванной на полуфразе частью второй. Вот такой сложный не только по технологии, но и по вкусности литературный «наполеон» получился у автора. Впрочем, может быть всё потом бы выровнялось, коли книга была бы дописана. Но вот не случилось...

Роман «Перед зеркалом», представленный в настоящем издании, написан Кавериным в возрасте семидесяти лет и нередко признается его лучшей книгой — так написано в аннотации к книге. И там же написано, что «Вениамин Александрович Каверин, значительный русский писатель, автор романов и повестей («Конец хазы», «Девять десятых судьбы», «Скандалист, или Вечера на Васильевском острове» и др.), рассказов и сказок, стал известен всей стране благодаря приключенческому роману «Два капитана», чрезвычайно популярному до сих пор и многократно экранизированному».

Что же, аннотация не врёт и не жонглирует смыслами и сутями — назови любому читающему человеку паролем фамилию Каверина и отзывом немедля получишь «Два капитана». Я и сам такой же. Был. Потому что теперь, после прочтения романа в письмах «Перед зеркалом», на первое каверинское место непременно буду выдвигать именно эту книгу.

Вообще это даже не роман в письмах — для романа в письмах, наверное, необходима переписка двух и более людей, в такой переписке участвующих. Здесь же мы читаем письма только одного адресата — девушки Лизы, Елизаветы Тураевой, адресованные Косте, Константину Карновскому. А ответных писем в романе раз-два и обчёлся — не потому, что их нет в природе, а потому, что так выстроил композицию романа автор.

Начиная с предвоенного 1910 года мы имеем возможность читать мысли и затем уже и чувства молодой девушки, сначала пансионерки, а затем уже студентки и будущей художницы. И по мере чтения мы следим за вырастанием — самой Лизы, вырастанием её личности, за зарождением и ростом её чувства к Косте-Константину, за ростом её интереса к живописи и таланта. И эти изменения в ней и с ней, этот рост тем интереснее и тем значимее, что подаётся он читателю не взглядом внешнего наблюдателя-рассказчика, а как бы изнутри самой героини. Кроха за крохой, день ото дня, от письма к письму мы видим эту обаятельную девушку и погружаемся постепенно в её внутренний мир настолько глубоко, насколько она сама может почувствовать и понять свой собственный внутренний мир, понять и почувствовать самоё себя.

Уникальная возможность. И феноменальный талант писателя, сумевшего не просто в эпизодах жизни рассказать читателю о судьбе одной из многих «перекати-поле», выкатившихся с революционной России на чужбину и там и завязшей, но просто заставить нас, читателей, вжиться в Лизу и сжиться с ней и с Константином.

Роман оставляет нас в неведении относительно окончательной судьбы Лизы и Кости, мы не знаем, получится ли у них соединить свои судьбы насовсем — послесловие позволяет нам питать надежду на кусочек счастья, им доставшегося и... и оставшегося (потому что всё равно впереди неизбежно будет 1941 и всё, что он принесёт).

Один из лучших романов о любви!

А ещё эта книга вновь подтолкнула в сторону мыслей о революциях и о простых нереволюционерствующих людях. Такие люди и такие ситуации есть в книгах Анатолия Мариенгофа, они же встречаются у Пастернака, ну и вот у Каверина. И вопрос — а что делать людям, которые просто обыкновенные воспитанные интеллигентные жители революционирующей страны, а они не красные и не белые, а просто люди? — так и остаётся без ответа. Потому что «Белые пришли — грабят, красные пришли — тоже грабят, ну куды бедному крестьянину податься?»...

Пара реплик об эпистолярном жанре. Понятно, что с возникновением сети Интернет, электронной почты и соцсетей писание писем (экая тавтология вырисовалась! там впереди ещё будет :-) ) как жанр практически умерло. И очень жаль. Потому что обычно люди мыслят не готовыми длинными связными кусками текста, а смысловыми образами и чувственными вспышками-корпускулами. И чаще всего наша переписка в соцсетях разительно отличается от того вида, какой имели письма, написанные рукописно на бумаге и соответственно предварительно обдуманные и сформулированные. Привычка писать письма заставляла нас не просто чувствовать и выплёскивать рефлексию от происшедшего, но осознавать происходящее с собой, формулировать и называть, анализировать и систематизировать — привычка писать обстоятельные письма заставляла нас думать! Думать словами и предложениями.

Теперь это искусство можно считать утраченным. К сожалению. Теперь наша переписка носит SMSный вид и чатовый формат.

«Чё делаешь, читатель? Типа рецку читаешь? Фигня полная, айда лучше в Макдональдс, по бургеру схаваем и пивком залакируем...»

Какая коварная книга. Тихой сапой прокрадывается в сознание читающего и, казалось бы, поначалу читаешь с некоторой ленивой скукой и неторопливой истомой, а потом вдруг оказывается, что ты уже весь целиком и полностью в Гарденине и среди дворни и бывших крепостных Гардениных — не то в конюшне помогаешь, не то на полях работаешь. И так потом уже и не можешь (да и не хочешь) вырваться из скромного обаяния этого великолепного романа.

Мы знакомимся с семейством Гардениных примерно в конце 60-х — начале 70-х годов XIX века. Однако знакомство это происходит в самом начале романа накоротке и мы быстро перемещаемся в их родовое имение Гарденино — сами Гарденины нам были нужны только для входа в пространство книги, в эту энергетику постреформенного времени. И почти половину этого неспешного плавного романа почти ничего не происходит и мы просто проникаемся деталями быта и взглядов всей этой усадьбы и жителей близлежащих деревень. И кажется, что, хотя после отмены крепостнических отношений прошло уже с десятилетие, ничего не изменилось ни в деревне, ни в отношениях между управляющими имением людьми и дворней. Те же зуботычины, то же ломание шапок, те же розги за «заслуги».

Однако мало-помалу мы видим, что есть признаки изменений и в сознании отдельных жителей деревни, да и среди дворни и даже в семьях управляющих имением людей проявляются и вольномыслие и вольнословие, и даже непокорность. Однако, честно говоря, даже и не знаешь, как относиться к этим капиталистическим нововведениям — вроде как, с другой стороны, управляющие имением и к деревенским стараются относиться по людски, насколько могут — то скидку делают, то отсрочивают выплату долга, то барскую земельку под покосы дают, то овсом выручают — в долг, конечно, но всё же.

Всё меняется во второй половине романа — в деревню приезжают на лето сами Гарденины и ход событий ускоряется. Тем не менее, в центре романа всё равно не члены семьи Гардениных, а парни из бывших крепостных слуг Гардениных. Тянущиеся к образованию и свободе мысли и слова молодые люди и сами меняются в прогрессивную сторону, и окружающих помаленьку подвигают туда же, смущая при этом старый привычный уклад отношений и в своих родительских семьях.

А в последней четверти романа появляются уже совсем новые стопроцентно капиталистические персонажи — фигуры весьма противоречивые и не особо приятные в своём буквалистском и пунктуальном (практически немецком) следовании интересам господского хозяйства. И меняются и отношения в деревне и с деревенскими, и семьи рушатся, и начинается великое переселение на свободные земли российские — на Амур да в Сибирь — приходит капитализм.

И в эпилоге мы видим уже тех же персонажей, но уже спустя десятилетие, т.е. уже в 80-е годы столетия — кто-то нашёл личное счастье, но кто-то и потерялся в новых временах и в новых отношениях.

Вообще роман очень удачно сопрягается в одно целое с романами Дмитрия Мамина-Сибиряка и Николая Задорнова — примерно об одних и тех же временах, об одних и тех же проблемах и о следствиях из реформ 1861 года.

Физическая материя, как известно, состоит из молекул, а те, в свою очередь, состоят из атомов. Конечно, атомы тоже можно растереть на тёрке и рассмотреть составляющие их крупинки, но это уже будет нечто иное — элементарные частицы и прочие физико-химические штучки-дрючки. Для нашей аналогии вполне достаточно понимания, что всё вещество состоит из отдельных атомов.

Человечество, вообще, тоже состоит из отдельных атомов-людей, которые, соединяясь всякими (совсем уже не водородными и прочими) связями, образуют разные сложные и менее сложные молекулы человеческого вещества.

Наша героиня Сонечка (в начале повествования) и затем уже Софья Иосифовна как раз и представляет такой вот человеческий атом. Людмила Улицкая, пользуясь своим авторским правом и возможностями, отщипнула от вещества-человечества один единственный атом и, включив свой уникальный писательский микроскоп, тщательнейшим и внимательнейшим образом исследовала этот самый атом, поворачивая его туда-сюда и обращая особое внимание на поведение этого атома-человека-женщины при взаимодействии его/её с другими атомами-людьми.

Детали и нюансы такого взаимодействия представляют для всякого писателя и для большинства читателей самый важный и главный интерес — ведь каждый хочет знать, правильно ли он сам вступает в реакции и с теми ли людьми он пытается установить тесные связи. Кто для кого является катализатором и каких именно реакций? Какая связь приведёт к формированию устойчивой надёжной молекулы и что это будет за вещество — семья, а может просто любовная связь, но ведь может и просто дружба-вражда — да мало ли какой химизм вступит тут в действие и выдаст на гора продукт...

Третья книга цикла «Семейный альбом» слегка отличается от двух предыдущих. Поскольку две первые книги сделаны, в общем-то, по одной и той же схеме: историко-художественная часть перемежается главами философского характера, дополняя при этом и разъясняя, так сказать, теоретическую основу примерами из практики жизни.

Третий роман состоит уже из трёх содержательных и смысловых слоёв.

Мы по-прежнему встречаемся со старыми знакомцами из двух предыдущих книг

Вторым смысловым и содержательным слоем романа как раз стали

И третьей частью нашего романа-матрёшки стала

Весь этот триптих читается (в моём случае — слушается в формате аудио, и тут хочется написать слова благодарности и признательности начитывающему эту книгу Александру Клюквину и издательскому дому «Союз») на одном дыхании, все части взаимоувязаны между собой в стройный узор и общее впечатление остаётся очень мощное, на все пять баллов.

И двойной смысл названия третьего романа трилогии «читается» совершенно отчётливо, и хотя судьбы многих персонажей обозначены уже до предела, однако остаётся смутное ощущение, что будет впереди ещё книга четвёртая...

Как, Григорий Шалвович, будет?

Очень не люблю недочитывать книги. Настолько, что за последние 6 лет в списки недочитанных попали всего два произведения. Что ж, видимо пришло время обновить и пополнить и эту категорию читаемых книг — взятый в библиотеке роман Андрея Тургенева «Спать и верить. Блокадный роман» после прочтения 1/3 объёма (123 с. из 384) отправляется на скамейку удалённых.

Совершенно не понравился литературный язык автора, выбранный для этого романа. Этакий залихватски-площадной, простецки-уличный, пацанский и даже отчасти приблатнённый. Конечно, это не голимая феня и не сплошное цыкание слюнями сквозь прореху в зубах, однако зачастую разговор и внутренний монолог героев романа происходит как раз в таком стиле. Ну, а то, что персонажи романа в октябре-ноябре 1941 года произносят слова «Уважуха» и прочие, принадлежащие явно уже третьему тысячелетию, вообще не лезет ни в какие ворота. Думаю, что автор сделал это намеренно, просто чтобы современный молодой читатель понимал говоримое, но ещё и «присоединялся» к героям-персонажам, однако по моим меркам такая литературная вольность уже сродни писательскому хулиганству .

Совершенно не понравился сам авторский подход к раскрытию темы. На авантитуле книги, сразу после названия романа, на странице 5 курсивом написано, что «при работе над книгой использованы свидетельства...» и далее следует список из 65 фамилий, часть которых широко известны и глубоко уважаемы (ну, вот имя О. Берггольц или В. Шефнера, Д. Лихачёва...) не только мне и мной, но наверное многим и большинством современников. И я, прочитав в библиотеке это предуведомление, с внутренним потиранием рук думал, что встречу в романе такие эпизоды и факты, которые углубят и пополнят мои знания и мои чувства об этом периоде Великой Отечественной войны. Но автор, видимо просто надёргав такого рода свидетельства и факты, превратил их в художественное полотно плохо пахнущей книги. А запашок и впрямь исходит дурной — попахивает очернением и глумлением, что ли...

Вот в свои более молодые годы учился я в Академии МВД, филиал которой находился в Питере. И одна из наших преподавательниц, кандидат юридических наук, полковник внутренней службы, профессор Маркова Мария Георгиевна как раз и была из блокадниц, из тех, кто был в Питере в блокадные месяцы и годы. И кое-что нам, слушателям Академии, при случае рассказывала. И если день сдачи экзамена или зачёта приходился на дни памяти прорыва блокады, то она просто говорила: «Ребята, я вас очень прошу в эти дни не пользоваться шпаргалками, не огорчайте меня, пожалуйста», — и офицеры старались бережно относиться к такой просьбе.

К чему я это? Ну, вот автор просто взял в основу событийной линии какие-то отдельные факты (случаи людоедства, или то, что были съедены все кошки и собаки, взял факты, касающиеся поведения следователей НКВД во время допросов и прочее), но потом из этих фактов сотворил не книгу памяти, а этакое псевдо-историческое варево (и потому у него и Киров жив, и прочие псевдо-нюансики есть) да ещё и с элементами порнографии и прочей грязи.

Так что лучше я про блокадные времена прочитаю что-то более документальное, хроникальное и основательное. А автор романа тов. (нет, наверное всё-таки это г-н) А. Тургенев (В.Н. Курицин — российский филолог, литературный критик, журналист, писатель, академик Российской академии современной литературы) пусть втирает кому-то другому.

Вот так и делается псевдо-история. И какой-нибудь молодой читатель сгоряча может себе вообразить, что настоящая правда о блокаде содержится как раз в этой книге...

Во втором романе цикла Акунин-Чхартишвили переключает себя (вместе с читателем) на исследование проблем любви и Любви. По сути, в этом романе-исследовании две составляющие (как и в первой книге цикла — «Аристономии») — 1) философский трактат о любви и Любви и 2) продолжение истории жизни одного из главных героев «Аристономии» Андрея Клобукова по прошествии 5-6 лет.

Роман повторяет и продолжает «Аристономию» и структурно — главы художественного текста перемежаются выкладками из так называемой «Клетчатой тетради», в которой автор (не сам А-Ч, а тот персонаж, который волею Акунина-Чхартишвили представляется читателю автором если не всей книги, то хотя бы заметок в Клетчатой тетради) плотно и углублённо исследует феномен любви. Исследует добротно, с погружением в тьму веков и в глубины философии, с препарированием любви на все и всякие возможные составляющие и смысловые аспекты — физическая и физиологическая любовь, любовь возвышенная, родительская, любовь к Родине, ну и так далее. И естественно, что основное внимание уделено любви между людьми — в основном между мужчиной и женщиной (гомосексуальные чувства и отношения автор упоминает для статистики, но упор на них не делает).

А художественные главы по сути являются как бы иллюстрирующим трактат материалом, своеобразными примерами из жизни. Но даже если выдернуть из этого романа-трактата всю философскую составляющую, то всё равно читать будет интересно, потому что и люди симпатичные и привлекательные, и события не рядовые, да и Акунин умело литературствует и щедро прикармливает своего читателя, стремясь заручиться его согласием на чтение книги следующей.

Ну, что ж, не будем кобениться и последуем в книгу третью — до встречи в «Счастливой России«!

Роман-дуплет! Чок и получок». Один бьёт в «центр», другой — под «яблочко». Инь и ян. Сцилла с Харибдой. Причём философская составляющая книги скорее Харибда, а историко-лирическая — Сцилла (спросите, почему именно так, а не наоборот, а я вам и не отвечу — просто так почувствовалось).

Наверное правильнее всего было бы всю философскую составляющую этого романа прочитать непосредственно у авторов-философов античности и последовавших за ней времён и веков — этика наука древняя, и занимались ею множество великих и мудрых. Однако Акунин-Чхартишвили всё же сделал совершенно правильно, собрав в одно целое весь этот компилят по теме и добавив в него свои собственные мысли и размышления — разве станешь сейчас вновь заниматься чтением всего этого сонма трактатов и сочинений об этике, а ведь там не одно-два имени, там пара десятков наберётся только в основе. А тут вот вам, с пылу с жару, извольте отведать. И даже некую наукообразность сумел придать автор своим аристономическим изыскам и поискам, так что аристономические главы можно при желании конспектировать (это если захочется от художественного содержания книги отвлечься, вычленив, так сказать, чистую этику).

А для любителей исторической литературы пойдут главы с рассказом о судьбе Антона Клобукова — начиная с самых предреволюционных месяцев и заканчивая Польским походом Красной Армии — сначала туда, а потом уже и обратно. И поскольку эти художественно-исторические главы перемежаются главами об аристономии, то и вся биография Антона выдаётся нам довольно короткими временнЫми кусками, некими периодами, в каждый из которых с главным героем обязательно происходят значимые для него (и для всего романа) события и происшествия. И каждый раз, когда Антон оказывается у самого края Черты, непременно происходит какая-нибудь фигура и вместо падения в Небытие он вновь оказывается в списках живых — и впрямь можно задуматься о своём предназначении и о смыслах своей жизни.

Кстати говоря, вот этим смысловым содержанием роман Акунина довольно тесно перекликается с романом Бориса Натановича Стругацкого (С. Витицкого) «Поиск предназначения или Двадцать седьмая теорема этики» — правда у Стругацкого его идея облечена в форму фантастического романа.

Нет смысла погружать себя и других людей здесь в размышления о сути аристономии и о этике вообще — лучше самому прочитать этот роман Акунина — благо, что написан он очень лёгким для чтения и не без приятности литературным языком (вот я умудрился прочитать книгу за двое суток всего). Да и сама историко-драматическая часть книги представляет свой собственный интерес (хотя в каких-то местах конечно связанный с идеями аристономического свойства).

Потрёпанный томик 1958 года издания. Великолепное предисловие, многое поясняющее и предваряющее — и по общественной ситуации во Франции середины XIX века, и по самому автору романа. И заодно мягко подводящее к самому произведению. Выразительные графические иллюстрации, предваряющие каждую часть трехчастевого романа.

Конечно, можно просто назвать эту книгу «женским романом» и так к ней и отнестись. Но всё-таки роман будет поглубже и позначимей, чем нежели бы он был просто лавстори относительно молодой француженки середины XIX века. И при желании во время чтения книги можно заняться составлением психологического портрета как минимум одного персонажа — Эммы Бовари. Флоберу в образе Эммы удалось психологически точно собрать и литературно-писательски выразительно показать читателю весьма специфические тонкие черты личности и особенности характера и темперамента. Причём не в застывшей форме психотипа, а в его развитии по мере прохождения жизненных коллизий и вызревания. И было бы интересно пообсуждать и её как личность, и других героев персонажей романа, и вообще всю подноготную отношений «мужчина— женщина» на каком-нибудь небольшом читательском сборище. Потому что тема актуальная и животрепещущая, потому что у Флобера расписаны как по нотам основные закономерности и этапы возникновения, развития и завершения таких отношений, потому что сама история жизни Эммы и Шарля Бовари (ещё одна занятная личность) тоже небезынтересна и поучительна, потому что и другие боковые герои романа не менее интересны и выразительны, потому что...

Конечно, для любителей экшена и динамики событий в романе может показаться маловато. Ровное неспешное повествование, спокойное раскрытие образов и жизненных ситуаций, отсутствие всяких там трагедийно-мелодраматических ахов и охов и мерисьюшности лишают ценителей и любителей всех этих романных особенностей возможности понаслаждаться ими.

Однако на самом деле роман точно выверен и сбалансирован автором как по энергетике, так и по сюжетно-событийной канве. И потому по прочтении оставляет приятное впечатление, и послемыслие и послевкусие.

Книга уже традиционно была высмотрена на одном из последних визитов в библиотеку на полке буккроссинга и без колебаний взята в домашние условия. И точно так же без колебаний будет поставлена на полку книжного шкафа — пусть у этого романа будет дом. Заслуженно!

Иван Ефремов подобно Янусу явил читателю даже не два своих лика, а несколько больше.

С дотошностью учёного-историка он скрупулёзно восстановил с привязкой по датам жизнь главной героини романа Таис Афинской, а также всех связанных с ней и потому упоминаемых в романе персонажей. С точно такой же дотошностью и точностью он восстановил для себя как для писателя все внешние и внутренние обстоятельства — архитектурные особенности, внешний вид людей того времени, основные обычаи и верования, саму философию и психологию, главенствовавшую в тот исторический период — и, конечно же, антураж внешнего мира. Автор сам в авторском предисловии предупреждает читателя в своём научном историзме и сам же называет пару исключений, точнее допущений, которые он сделал в этом романе.

Ефремов вовсю раскрывает здесь себя как талантливого литератора, мастера русского литературного слова.

Описания городов и лесов, рек и морей — всего внешнего мира ярки и точны в многочисленных деталях.

Диалоги и монологи героев и персонажей романа (а давайте вспомним, что помимо упомянутой Таис и её друзей и знакомых в романе есть ещё и такая незаурядная личность, как Александр Македонский, а также его полководцы и соратники, есть тут также и другие вполне известные исторические персоны) с одной стороны, наполнены многочисленными греческими словами и выражениями (смысл которых порой понимаешь не сразу, а спустя некоторое время и после нескольких повторений) — что позволяет автору более плотно создавать атмосферу IV века до н.э.; а с другой — максимально приближены по разговорной манере к тому историческому периоду и к тем городам и государствам, куда судьба заносит Таис и других персонажей (по крайней мере, зная научную добросовестность автора, вовсю в это веришь и даже не задумываешься, так ли это), а в третьих, они глубоки по заложенным в них смыслам. Ведь Ефремов не просто даёт нам жизнеописание Таис, а он пытается дать читателю максимально полную информацию о ней, о её внутреннем мире, о её ценностях и верованиях, любовях и привязанностях, дружбах и враждах — о всём том, что и составляет личность человека, тем более если человек этот отдалён от нас, от читателей, едва ли не двумя с половиной тысячелетиями. И читателю важно понять, кто же она, эта ослепительно красивая и в каких-то моментах роковая женщина...

И, конечно же, Ефремов в полной мере предстаёт здесь перед нами как поэт. Романтик и поэт. Нет-нет, не нужно искать в тексте романа стихи Ивана Ефремова — всякую поэзию от автора здесь представят описания Таис Афинской и её подруг — гетер и рабынь. И только влюблённый в женскую красоту романтик и поэт может петь песню красоте этих и всех прочих женщин так, как это сделал в своём романе историк, учёный и писатель, романтик и поэт Иван Ефремов.

Ради справедливости остаётся сказать, что порой чтение романа было чуть скучноватым и моментами утомительным — уж очень дотошен и педантичен автор в деталях и внешнего и внутреннего. Но общего впечатления это обстоятельство не смазало!

Наверное это одна из самых сильных книг о Второй Мировой войне, написанных иностранцами. Только тут нет всяких военных подвигов, нет крупных сражений, вошедших в историю Второй Мировой, тут как раз война показана взглядом маленького человека, простого солдата вермахта — кажется, он даже не нацист, а просто призванный в армию и вот уже три года воюющий человек. Винтик-шпунтик айн-цвай в немецкой военной машине — куда послали, туда и иду со своей винтовкой, ранцем и каской.

Сильных ход нашёл Генрих Бёлль для знакомства с главным героем романа Адамом. Знаете, вот как в кино, сначала даётся общий план, толпа куда-то бегущих по своим делам людей. Потом камера постепенно наезжает и мы уже видим не толпу, а какие-то отдельные группы, затем уже пары и тройки и в конце-концов крупным планом лицо одного — Человека. Вот такой приём использовал Генрих Бёлль в своём романе — и для знакомства с Адамом, но ещё и для того, чтобы перейти от категорий Армия, Дивизия и Полк к одному конкретному Солдату. Потому что ведь как ни крути, но война — это всегда война каждого конкретного человека с оружием с другими такими же людьми с оружием, только одетыми в другую форму и чаще всего говорящими на другом языке. И когда в атаку бежит рота, то это значит бегут 50-100 конкретных Иванов, Джонов и Гансов — каждый со своими чувствами и страхами, отвагами и подлостями, умениями и страстями...

А наш герой совсем не кинохроникальный герой, пачками подбивающий вражеские танки и скашивающий автоматными очередями сотни вражеских солдат. Простой рядовой, после ранения попавший в госпиталь и там задержавшийся, а потом отступающий вместе с госпиталем и со всем вермахтом назад, ближе к родным местам. А рядом с ним живут и тянут военную лямку другие, такие же как он, солдаты и офицеры вермахта (не СС, не СД и не гестапо, этих в романе Бёлля нет), и мы видим их то в опустевшем от эвакуации госпитальном здании, то в суточном отпуске мирно пьющими эрзац-кофе, то ещё каких-то совсем мирных, никого не убивающих и даже не думающих о войне, подвиге и славе и прочей военно-патриотической ерунде — они просто живут. Наверное Бёлль как раз и хотел показать читателю всю нелепость войны, когда совсем мирные простые немецкие парни вынуждены носить форму и выполнять всю ту военную работу, которую выполнял вермахт с 1933 и до мая 1945. Как, почему так происходит, что человек берёт в руки оружие и идёт убивать другого такого же человека (только давайте отделим всяких оголтелых фанатиков в особую группу, эти понятно почему лезут)? И оказывается сам убиваемым и убитым...

Сильный роман! Честный.

«Роман рассказывает о становлении Российского северного флота» — утверждает аннотация к этому изданию. Как бы не так! Роман немного не о том, как «для постройки кораблёв царь прислал нам сто рублёв, девяносто три рубли пропили и про...», (спасибо питерскому фольклору!) — на тот момент (конец 40-х годов XIX века) парусный флот у России уже был. Конечно, не на Тихом океане, но тогда у нас на Тихом океане, в общем-то, вообще не было почти ничего — немного на Камчатке, да ещё чуток по ту сторону океана в Русской Америке. Вот об этом, собственно говоря, в романе и речь —

Роман чрезвычайно вкусный как для любителей исторической литературы, так и для читателей-маринистов, а также для тех, кто просто любит читать о путешествиях и открытиях. С точки зрения читательской книга написана очень мягким литературным языком, который не вызывает никакого сопротивления ни по одной из составляющих — легко понимается, легко читается, скудностью образов текст не обижен, персонажи интересные и колоритные, в историческую канву всё вписано великолепно. Ну и, наконец, мы в этом романе встречаемся с нашими старыми знакомыми — гольдами и гиляками из романа первого «Далёкий край».

Так что с нетерпением жду следующий, третий роман эпопеи о капитане Невельском. Айда открывать и исследовать Амур, ребята!

Бунтарский роман человека с бунтарскими взглядами и принципами. Однако всё это бунтарство, в общем-то, по делу, ибо то, что пишет Бегбедер в романе о сути и механизмах рекламы в современном обществе, совсем не является ни преувеличением, ни, тем более, ложью. Ведь не будем отрицать, что спроси нас, какой шампунь является №1 в мире, и большинство автоматически выпалят Хед энд шолдерс (а зубную пасту назовут Колгейт, ну и так далее). И раз все эти бренды уже впечатаны в матрицу нашего подсознания, то требуется уже сознательное волевое усилие, чтобы в магазине покупать «Новый жемчуг» или «Лесной бальзам» (что с удовольствием проделываю я) или какую-нибудь там бутыль шампусика другой марки — т.е. требуется сознательное усилие, чтобы сопротивляться внедрённому. Однако при этом приложенное усилие только укрепляет позиции таких брендов (вот видите, их наименования вкрались даже в тело этого отзыва на прочитанную книгу).

Ещё эта книга изрядно резонирует с романами отечественных писателей — «Духless. Повесть о ненастоящем человеке» Сергея Минаева и «Generation П» Виктора Пелевина, при этом если книга Минаева вышла изрядно после романа Бегбедера, то роман Пелевина написан примерно в параллель с «99 франками» — наверное это тот случай, когда идея, что называется, буквально носилась в воздухе.

Возможно книга теперь уже потеряла некоторую остроту, однако многое в ней поименованное и сформулированное осталось тревожащим и сущим (не зря ведь в Париже по-прежнему то и дело горят легковые автомобили...). Дельная книга! Толковая. Пусть и резкая порой по форме.

Наверное это тот случай, когда самым лучшим вариантом рецензии будет просто перепост написанного в аннотации:

«Повесть удостоена Государственной премии имени А.М.Горького. В своем произведении автор рассказывает о подвиге молодой русской женщины Марии, на долю которой в годы Великой Отечественной войны выпали жестокие испытания. Оставшись на сожженном гитлеровцами хуторе совершенно одна, Мария твердо верила в победу и постепенно сумела возродить жизнь на пепелище. Мария — и живой человеческий характер, и одновременно символическое воплощение той матери человеческой, в образе которой и наша вера, и наша надежда, и наша любовь. Это — гимн женщине как прекрасному символу жизни и бессмертия рода человеческого».

Помимо уже упомянутой символичности и запараллелености этой земной Марии с образом матери человеческой, тут просматривается ещё явный символизм и параллелька с евангелистскими и библейскими смыслами — ну, вот этот постепенный приход к ней всех выживших в этой разорённой и выжженной войной местности животных и птиц, а затем и детей, эта ситуация прощения врага своего — вот как хотите, но тут явно христианские мотивы и ценности просвечивают. Но это подано так тонко и невыпукло, что оттенок этот, вероятнее всего, различит тот читатель, который сам внутри является носителем чего-то похожего.

А ничего героически военного, подвигового и отважного в повести нет. Есть просто беспримерное выживание человека в неимоверно смертельных условиях войны, и есть сострадание человека ко всему живому. Торжество духа над жестокостью войны. Хотя какой нибудь циник скажет «Хочешь жить — умей вертеться» или «Жить захочешь — не так раскорячишься» и тоже будет прав — прав по циничному...

А вообще эту повесть, вместе с такими книгами, как «Радуга» Ванды Василевской, нужно непременно советовать читать людям молодым, иначе вся фактическая правда о войне забудется, размоется за грохотами салютов и блеском орденов. И тогда непременно человечество вляпается в новую бойню... Есть такие опасения в последнее время.

Небольшая повесть периода проживания Дорис Лессинг в Южно-Африканском Союзе (с 1961 года ЮАР). Времена расизма, апартеида и расовой сегрегации. Лессинг показывает читателю махрово цветущие проблемы взаимоотношений между тремя расовыми группами, живущими на одной территории — чёрные (негры), белые (англичане) и цветные (мулаты, родившиеся от связи белых и чёрных). И если с первыми двумя всё понятно и привычно — белый господин и чёрный — едва ли не раб и уж точно почти бесправный рабочий, то цветные ни к тем ни к другим не относятся, их не принимают ни белые, ни чёрные.

Чтобы непростые и острые эти вопросы не превратились в морализаторство, Лессинг раскрывает эту тему посредством странной дружбы между белым и цветным мальчиками — они ровесники и с дошкольных ещё времён дружат напропалую. Но потом естественно приходит родительский запрет на дружбу, и беззастенчиво царит неравноправие в виде отказа на учёбу для цветного мальчишки. Интересно смотреть, как ребята выкручиваются и из одной и из другой ситуации — тут Лессинг нашла занятный ход.

Другой смысловой оттенок этой чёрно-белой = цветной истории — откуда берутся и как получаются эти цветные дети. А ведь всё просто — белый господин нуждается в женском теле, так почему бы ему не удовлетворять свои мужские потребности совершенно естественным образом приходя то к одной туземной женщине, то к другой, тем более, что даже появление детей от таких «дружественных» визитов ни к чему белого самца не обязывает. «Господин Макинтош приходит к твоей матери?» — спрашивает белый цветного, и тот совершенно просто отвечает «Да». И бегают возле лачуги вместе с чёрными детишками этой женщины ещё и другие «шоколадки»...

Но мало этого, в такую небольшую по объёму повесть Лессинг втиснула (совершенно естественным образом — вот вам признак мастерства и будущей нобелевской лауреатности!) ещё и проблему творчества как такового.

Что там и как было и чем дело закончилось — лучше прочитать самому, потому что помимо чисто сюжетных линий книга наполнена литературным мастерством автора, выразительным языком, многочисленными яркими образами и колоритными портретами, картинами природы и всем прочим богатством от замечательного рассказчика — будущего Нобелевского лауреата по литературе Дорис Лессинг.

Пока читал, всё ждал, когда же появится Невельской. Ан нет — этот роман скорее напоминает описание жизни в древнем едва ли не первобытном племени, и даже не одном, но нескольких племенах. Из цивилизации только заимствованные от других народов топоры, крайне редко кремневые ружья, ну ножи (как в тайге без ножа!)... А всё остальное сплошь первобытно-общинное и пещерное — одежда из рыбьих шкур (!!!), острога, копьё, лук, дубинка, лодчонки-оморочки из бересты, сети из крапивы... И соответственно нравы и обычаи — вместо валюты шкурки ценных зверьков, простые обменные отношения, простые войны между племенами и родами (хотя и до смертоубийства, однако и суд простой и справедливый), а так охота и рыбалка, вот и вся экономика.

А на дворе сороковые годы XIX века, к тихоокеанскому побережью уже подплывают порой американы на своих кораблях, на Амуре вовсю хозяйничают манчжуры, захватившие власть в Китае и распространяющие своё жестокое влияние и сюда, на Амур, на бывшие русские земли — лоча (русские) здесь уже однажды были и жили, и успешно воевали с теми же китайцами и манчжурами, но вдруг им оттуда, из столицы повелели уйти из этих мест...

И если не спохватиться и не прийти сюда вновь, — да не войском прийти, а просто кучей народу, прийти и осесть и начать жить и хозяйствовать — так непременно придут англичане и те же американцы... и не будет у России выхода к Тихому океану. А то, что рыжеволосые собираются сюда прийти — так ведь вот они, эти миссионеры-протестанты, идущие вдоль по Амуру и склоняющие гольдов к своей вере — они уже тут.

Но пока новым приходом русских на Амур даже не пахнет... Хотя нет, какие-то слухи среди гольдов и гиляков всё-таки ходят, какие-то поверья исполняются, да и иной раз одиночки охотники русские сюда забегают из Забайкалья (туда да обратно года два будет, а то и более), да ещё и беглые русские оседают тут и приживаются, и гольды с гиляками оказывается легко сживаются с этими могучими бородачами...

Читать эту художественную, но одновременно историческую книгу безумно интересно! Вот уж где как будто сам побываешь внутри того или другого гиляцкого рода, побудешь на охоте или рыбалке, да и повоюешь вволю, и непременно сдружишься с этими бесхитростными простыми доверчивыми людьми, коренными жителями Приамурья.

А Невельской, видимо, появится в следующем романе тетралогии, ну, значит и мы туда непременно отправимся, туда, в «Далёкий край», «К океану«!

Ребят, только т-с-с-с... по секрету (шепотом) — я ушёл в запой! Самый настоящий читательский запой! Потому что вот этот «второстепенный» русский классик не даёт никакой возможности ослобониться (вот видите, даже словечки от Мамина-Сибиряка в речь вкрапливаются ненароком и исподволь) от себя и от своих замечательных романов.

Ну вот, а раз запой, то — заткните уши — я сичас петь буду. Петь дифирамбы этому совершено универсальному русскому народному писателю.

Ну вот смотрите: чего не отберёшь от Мамина-Сибиряка, так это феноменального владения русским литературным языком. Язык его героев стопроцентно народен, звучен и колоритен (закроешь глаза и как будто слышишь голоса всех этих его старух и купцов, рабочих и мещан, молодух и простых людей из народа — такой эффект и такую богатую простую русскую народную речь я встречал только у Гоголя (но у того много оттенков его родной Полтавщины и Малороссии, т.е. южной России и Украины) да ещё в пьесах А.Н. Островского. Ну вот может быть ещё у Бажова...

И ещё эта простая русская народная речь изрядно поднапитана разными чисто местечковыми словечками, которые даже интернет не сразу находит, чтобы объяснить читателю значение написанного 130 лет тому назад слова или выражения: «Погляди-ко, ты остребенился на сватьев-то…» — ну-ка, кто с ходу пояснит значение словечка «остребенился»?

Нельзя упрекнуть этого автора в сюжетном однообразии и невыразительности интриги. Причём интрига эта не притянута за уши, а взята из прямой непосредственной жизни и является актуальной не только для тех времён (последняя четверть XIX века, но и для наших реалий тоже. Ну вот взять хоть этот роман Мамина-Сибиряка — что, мало сейчас людей, кого ломает и корёжит от злата-серебра? Для кого количество тугриков в своей мошне важнее счастья своих детей, дружбы с родственниками и сватами, мира и благополучия в семье; кто ставит золотого тельца выше всего в своей жизни... и потом зачастую оказывается либо в окружении дармоедов и прихлебателей, либо в гордом богатом одиночестве, либо у подножия самим собой воздвигнутой пирамиды гордыни...

А ещё Мамин-Сибиряк оказался мастером интриги, доведённой до совершенства. Потому что конечно при чтении романа стараешься предугадывать те или другие повороты сюжета, стараешься понять, как именно поступит тот или другой герой и что ждёт нас на следующей странице или в следующей главе. Ан нет — Мамин-Сибиряк, при всём при том, что конечно позволяет нам и предугадывать и предвосхищать какие-то происшествия, умудряется ещё найти такие выверты в человеческой психологии, что в конечном итоге роман заканчивается не так, как ты ожидал. Ну вот хоть и концовку этого романа — ну никак не ожидал я такого финала!

В общем, я точно пойду вдоль по творчеству этого великолепного писателя — классика русской литературы — и дальше, потому что все мы стремимся к удовольствиям. А читать книги Мамина -Сибиряка — удовольствие вдвойне. Просто какое-то Дикое счастье!

Этот написанный в 1962 году роман, как мне кажется, теперь уже является боковой веточкой более позднего произведения Валентина Саввича Пикуля «Каждому своё» (увидевшего свет в 1983) — уж больно тесно переплетены судьбы главных героев обеих книг — генералов Моро и Мале. Оба они

Книжка тонкая, всего сотня страниц в бумаге, чтения менее чем на сутки, а впечатлений может быть на всю жизнь — не поленитесь, полюбопытствуйте, эта история совсем не умерла...

Эта фантастическая книга явно относится к утопическому жанру, по крайней мере вся её вторая половина. Герберт Уэллс, испытывая явные симпатии к идеям социализма, вовсю фантазирует про общество светлого Будущего: набор известный — всеобщее благоденствие, равенство, братство, миролюбие, достаток и процветание, и даже в любовной сфере достигается гармония — люби кого хочешь и любись с кем хочешь. Ни ревности, ни соперничества, ни самцовских битв.

А поскольку установление такого идеального Будущего по доброй воле землян явно невозможно, Уэллс просто науськивает на Землю одну из «небесных странниц», газовая оболочка которой обладает необычными свойствами. Что это за свойства и какие пертурбации претерпевает человечество в результате вторжения кометных газов в атмосферу Земли, лучше узнать непосредственно из самого произведения. А что касаемо содержательно-описательных идей, то вот кажется мне, что книга эта находится где-то между идеалами утопического светлого Будущего в видении разных социалистов-утопистов и Иваном Ефремовым с его романом «Туманность Андромеды». Такая вот соединительная ткань между совсем утопическими идеями и мечтами о коммунизме.

Ну, в любом случае читать было нескучно, потому что помимо всей этой свистопляски с социальными конструкциями Уэллс закручивает ещё и романтическую историю отношений между двумя молодыми людьми, а потом ещё и выстраивает треугольник, в котором, как известно, один человеко-угол всегда лишний... Страдания и терзания, драматические переживания и вся эта любовно-романтическая чехарда изрядно разбавляют социо-футуристические мечтания Уэллса и превращают утопический роман ещё и в роман настоящий.

А Будущее, оно ведь непременно придёт. Причём наше Сегодня как раз и является тем самым Будущим по отношению к Герберту Уэллсу и реалии которого он не смог предугадать. Интересно, кто из наших современников-фантастов точнее всего угадывает реалии того, что будет на Земле лет этак через 75-100?..

Вот ещё одно писательское имя, одновременно знакомое (на слуху) и не знакомое (ничего не читал).

Архангельские края, Таёжные, лесистые, не шибко богатые на урожай (как говорится, зона рискованного земледелия). А вот поди ж ты, живут люди. Наверное поселились в давние ещё времена по берегам речки, речка объединила людей и нанизала как на стержень деревню Пекашино.

Мы приходим в эту северную деревню в не самые богатые и счастливые её времена — 1942 год, война, мужики на фронтах, а в деревне одни жёнки (сиречь бабы) да дети. А раз времена военные, то никто никаких планов колхозу не снижал, а наоборот, накручивал да повышал — время такое было. Вот и изламываются деревенские колхозные люди в немыслимом труде.

Абрамов очень верно поступил, что не стал расписывать реалии того времени отстранённо и как бы партийно-хозяйствующим взглядом. Наоборот, мы всё время видим всю деревенскую жизнь как бы изнутри, как бы сами находясь в этой самой деревеньке и вместе с той или другой семьёй (однако чаще всего всё-таки с семейством Пряслиных — отсюда и второе название этой эпопеи «Пряслины») крутимся и вертимся в круговерти деревенских дел и забот.

В первых двух романах трилогии (а на самом деле тетралогии) время идёт неспешно, потому что Абрамов не просто прогоняет перед читательским взором основные вехи тех военных лет, а наоборот, прослеживает жизнь пекашинцев день за днём, а порой и час за часом. Да ещё при этом умудряется то и дело погрузить нас во внутренний мир разных персонажей, да ещё и покрутить их мысли и чувства туда-сюда, поскольку ведь нечасто мы мыслим однозначно категорично, зачастую мы колеблемся и страшимся и совершаем ошибки, и как написать правдиво без того, чтобы не показать все эти внутренние метания разных людей.

Третий роман переносит нас уже в первые послевоенные годы — отгремела война, потихоньку возвращаются в деревню немногочисленные выжившие солдаты, казалось бы, живи да радуйся. Но ведь вся страна в разрухе, и эту разорённую страну восстанавливать надо и кормить, а кто это сделает, как не простой колхозник. И потому опять — надо! надо! надо! давай-давай-давай!!! В общем, читаешь, и даже не верится, что наши родители и деды всё это пережили и через всё это прошли. Но вспоминаешь рассказ матери, как у них умер её годовалый младший брат, объевшись с голодухи картофельной шелухи, как батрачили за еду, как в рогожное одевались — было, прожили и выжили...

Наверное хотя бы один раз в жизни каждый из нас должен прочитать какую-то такую вот настоящую деревенскую книгу. Чтобы прикоснуться, и узнать, и попытаться понять и принять, и осознать и отдать должное им, нашим родичам. И вот эта книга, эта эпопея как раз очень подходит для такого чтения.

Несмотря на прямое продолжение трилогии «Братья и сестры», этот роман («Дом») вполне может существовать отдельно. И временной разрыв с последним третьим романом («Пути-перепутья») эпопеи значительный (порядка двух десятилетий и более), и перемены за это время значимые произошли, и герои-персонажи изрядно переменились, не говоря уже о том, что некоторые просто в силу возраста ушли из повествования. Однако всё-таки — всё-таки! — лучше сначала прочитать первые три романа саги «Пряслины» («Братья и сестры») и только потом уже перейти к книге четвёртой.

Колхоз стал совхозом, труд стал более механизированным, да и люди стали жить чуть богаче и достойнее, однако всё равно для въедливого и дотошного работяги Михаила Пряслина (одного из ГГ всех предыдущих романов) находится предостаточно причин и поводов поворчать, а то и поорать — и на хозяйку дома, и на сестру, и на своих детей, и на своих же собратьев — работяг совхозных, но более всего на управляющего совхозом — уж слишком беспорядочные порядки завелись теперь в деревне. И рабочий день не от зорьки до зорьки, а с 8 и до 5, да ещё с перерывом на обед, и коекакерство в обработке земли, и наплевательское отношение к результатам своего труда, и равнодушие и отчуждённость самих земляков-пекашинцев по отношению друг к другу... В общем, не всё ладно в «королевстве датском»... Да и внутрисемейные дела не так, чтобы очень — разладу много, отчуждения, свары, взаимопонимания не хватает...

В общем, мне этот роман был интересен не только тем, что в нём продолжены судьбы уже полюбившихся персонажей этой эпопеи (и некоторые, увы!, закончены), но ещё и тем, что сам я родом из деревни (пусть и не совхозной) и в деревнях (совхозных) семидесятых годов бывал относительно много и часто, так что многие детали и нюансы не просто были не в новинку, а прямо узнавались и вспоминались как живые. Так что проблемы не надуманные, да и антураж весь тоже как из реала. Да он, собственно говоря, из реала и есть...

Отличная книга из великолепного цикла

Давно о себе знаю, что из всех разновидностей фантастик предпочтение отдаю фантастике социальной. И конечно же в первых рядах сочинителей, творивших в этом жанре, стоят громкие имена Стругацких и Лема, Рыбакова и Столярова, Ле Гуин и Шекли... ряд очень длинный, но в моём случае начинается он непременно вот с этих перечисленных имён.

Что же, похоже, что пора вносить в копилку соционавтов новое имя — Мария Галина. Потому что, по моим представлениям и вкусам, этот авторский сборник будет, пожалуй что, помощнее и повкуснее даже «Малой Глуши» (увы, для меня Галина писатель мало знакомый, до сих пор была прочитана только «Малая Глуша», так что сравнивать больше не с чем). Может быть это ещё и потому, что в рассказах автору некогда разводить разлюли-малину и растекаться мыслию по древу — жанр не позволяет отвлекаться на развлечения и развлекаться отвлечениями. И потому приходится быстренько делать наброски описываемого мира, вбрасывать персонажей, мутить интригу и крутить колесо действия, причём чаще всего всё это делать одновременно.

Очень причудливые у Галиной эти её миры. Почти всегда это или неназываемый постапокалипсис, или предапокалипсис, или околоапокалипсис, или же один из матрёшки параллельно-альтернативных миров, но всегда это мир не очень благоустроенный и всегда героям/персонажам приходится трудно, приходится несладко, приходится кое-как и с печки на лавку. И почти всегда автор ставит своих героев в ситуацию выбора, и мало когда мы знаем правильный ответ на заданные тем или иным рассказом вопросы — в лабиринтах галинского творчества нет односвязных единственно верных маршрутов.

И очень часто в повествовании скрыта, но непременно чувствуется горчинка-огорчинка. Но ведь если больно, если кровь — значит, мы ещё живы! Вот и ставит над нами-читателями эксперимент этот очень особенный автор — Мария Галина.

Вот и моя Великая Северная экспедиция подошла к концу. Конечно, как человек, со школьной ещё скамьи интересующийся географическими открытиями и путешествиями, я знал об этой беспримерной экспедиции, замышленной ещё Петром I и закончившейся уже в Елизаветинские времена. Ну, как знал — в объёме средней советской школы — примерные годы, примерных её участников, примерные события... Общие представления, короче говоря. И потому чтение вот такой, документальной в своей основе, книги стало совсем не лишним и уж точно доставившим читательское удовольствие событием.

Книга состоит из тематических глав, каждая из которых посвящена какой-то конкретной части этой огромной экспедиции, разделённой на несколько отрядов. Но сначала предыстория вопроса, сначала о том, как возникла сама идея, сама мысль исследовать такие громадные территории силами государства. И потом уже вся эта героическая эпопея, которая официально отсчитываетсяс 1733 по 1743 гг., но фактически началась в 1725 году.

Открываем карту арктического побережья Евразии. И внимательно смотрим на неё, обращая внимание на топонимику.

Берингов пролив, разделяющий Америку и Азию (название предложил англичанин Джеймс Кук). Остров Беринга, где великий командор почил в бозе, оставив свои труды земные. Берингово море, омывающее берега Азиатского континента со стороны Тихого океана. Так увековечено имя того, кто был назначен самым первым руководителем Камчатских экспедиций — Витуса Беринга.

Остров Чирикова. Маленький островок в Тихом океане, расположенный между Америкой и Евразией. Так отмечен на карте человек, фактически бывший все эти годы второй величиной. И название предложил переоткрывший этот остров американец Ванкувер — переоткрыл и отдал дань уважения заслуженному капитану российского флота. И ещё именем Чирикова названы четыре мыса и одна подводная гора.

Мыс Челюскин. Самая северная точка евразийского материка. Полуостров и остров Челюскина.

Берег Василия Прончищева и бухта Марии Прончищевой (которую на самом деле звали Татьяной).

Море Лаптевых. И ещё есть пролив Дмитрия Лаптева и берег Лаптева Харитона.

Пролив в Карском море, названный именем Дмитрия Овцына, мыс Овцына. Мыс Малыгина и пролив Малыгина. Мыс Стерлегова и пролив Стерлегова. Два мыса, залив, шхеры, бухта и гора носят имя Минина. Остров Шумагина и остров Фомина...

Ребята, а ведь это называется очень просто — бессмертие! Подвиг и слава и бессмертие!

Интереснейшая книга! Великолепно подобранный автором материал, весь основанный на документах и фактах.

Уже из одного только названия понятно, что в романе речь пойдёт о временах Петра I.

Роман двухчастевый. В части первой

А вторая часть романа

Хотя автор писал примерно в те же времена, в какие творил свои романы полюбившийся мне Мамин-Сибиряк, однако романы Мордовцева в литературном смысле сильно стилизованы под времена Петра и времена Ивана III. В текстах встречается довольно много словечек и выражений, взятых непосредственно из тех давних времён, кроме того Мордовцев довольно часто цитирует исторические документы, касающиеся описываемых периодов. Отсюда появляется явственное ощущение погружения в петровскую эпоху и в эпоху последних десятилетий XV века.

Однако книга не скучная, потому что в ней довольно много живых персонажей, с их чувствами и поступками, с миром переживаний — всё это делает романы не просто авторским вариантом изложения исторических событий, но ещё и просто художественными книгами со своими неоспоримыми художественными достоинствами.

Времена правления в Москве Ивана III, деда Ивана Грозного. Идёт объединение русских земель в одно единое государство — на западе Великая Литва, на юге и юго-востоке — татарские ордынские княжества, на севере шведы, в общем, куда ни кинь — всюду клин. А Господин Великий Новгород совсем не желает идти под царя московского, лишаться своих вольных привилегий (вековых, нужно заметить), лишаться веча новгородского, посадника. И потому на вече решено писать грамоту польскому королю Казимиру с предложением унии с ним. Ну, а дальше всё понятно — московляне идут ратью на Новгород, битвы и сражения следуют одно за другим, блокада города и принудительная его сдача под Москву — история известная и, может быть, не во всех своих исторических эпизодах и деяниях приятная что для одной стороны (московской), что для другой (новгородской).

В романе замечательно прописаны образы новгородичей — не всех и не массово, но есть великолепные литературные портреты персонажей и героев (как вымышленных автором, так и исторических личностей). И ещё очень сильно и очень впечатляюще передана сама атмосфера того времени и того антимосковского настроя в Новгороде. Да и портрет Ивана III получился очень выразительный — тут точно применимо выражение «краткость — сестра таланта».

Да и вообще, до сих пор мало знакомая страничка новгородской истории (кажется, настала пора перечитать романы Дмитрия Балашова «Марфа-посадница» и «Господин Великий Новгород») заиграла новыми красками, зазвучала новыми шумами и голосами, повернулась немного другими смыслами.

Эта фэнтезийная героико-мистическая сага захватила с головой? И немудрено — тут есть всё, что мне нравится в книгах этого направления. Герои-одиночки есть. Маги имеются. Войны не на жизнь, а на смерть. Красавицы и «чудовища». Любовь и «голуби». Отвратительно симпатичные персонажи. Закрученная лентой Мёбиуса «сукрутина в три четверти» сюжета. Квесты — и не один, но несколько, да ещё и точно, что и дальше будут. Выверенный авторский слог. Вкусный перевод без всякого «спотыкача»...

В общем, вы как хотите, а я пошёл... Торопиться к следующей книге серии

Замечательная сентиментально-ностальгическая и наивно-романтическая история. Все мы родом из детства. Каждый день длился долго-долго, каждый день был наполнен сотнями дел и открытий, свершений и игр, дружб и войнушек, творческими инсайтами и, наконец, просто в детстве солнце светило ярче, небо было выше, а мы жили с распахнутыми глазами. И потому отношение большинства людей к своему детскому возрасту и сентиментально, и романтично, и переполнено ностальгией.

Однако в этой книге автор не просто ностальгирует по ушедшему подростковому, тут автор ещё пытается с помощью небольшого волшебства изменить наш мир, изменить нашу реальность — чтобы старший брат был жив, чтобы другие люди остались живы, наконец, чтобы вся наша страна была жива, чтобы не были разрушены и утрачены деревни и сёла, чтобы люди жили счастливо и богато, чтобы... чтобы... чтобы...

В общем-то наверное это даже и не фантастика, а скорее современная городская сказка для подростков и юношества, ну и для взрослых тоже. Стиль повествования самый простой, открытый и дружелюбный, никакого назидания или там злобствования по поводу существующей действительности (а такие опасения после прочтения авторского предисловия были) в книге нет. Так что просто очень приятная книга, которая и не без подвоха, но и без современных ужастиков или натурализма отношений. Тепло и светло, чисто и опрятно. Заходите...

С послешкольных ещё времён очень люблю «Война и мир» Льва Толстого — настолько, что перечитываю едва ли не с регулярностью кометы Энке (правда, у той период всё же покороче будет). За время жизни этих прочитываний и перечитываний набралось уже столько, что толстовский вариант освещения хода исторических событий конца XVIII — начала XIX вв. помнится в общем-то с достаточной плотностью, чтобы иметь о них как минимум общее представление. Однако какие-то смутные сомнения в этом смысле видимо всё же были (в смысле достаточности), потому что однажды, увидев любопытствующим взором в библиографии Пикуля романы об этом историческом периоде, поймал себя на том, что было бы интересно взглянуть на эту бонапартовско-наполеоновскую историю и с другой стороны.

Ну, скажем так, аннотатор если не врёт, то изрядно искажает смыслы — генерал Моро в рядах русской армии против Наполеона не сражался (по крайней мере, если судить по роману Пикуля) — не потому, что не хотел, а просто так сложились обстоятельства. На русскую службу генерал попал (правда уже в ходе заграничной европейской кампании 1813 года), однако в ряды действующей русской армии по ряду причин не вступил и погиб в качестве советника (хотя похоронен был со всеми воинскими почестями и как военный из высших командных российских чинов). Информация эта спойлером не является, ибо такова биография этого незаурядного человека, и роман нам интересен не какими-то открытиями из личной жизни генерала Моро, до сих пор неизвестными, а немного иным.

Валентин Саввич Пикуль с присущим ему мастерством передаёт саму атмосферу наполеоновской Франции — сначала времён консулата, а затем уже и бонапартистско-императорского периода. И мы вместе с героями романа имеем возможность наблюдать за превращениями талантливого и удачливого генерала Бонапарта в одиозную и мрачную фигуру императора всей Европы Наполеона, залившего кровью и страданиями не только Европу, но и покусившегося на нашу наполовину азиатскую державу в своём безудержном стремлении владеть судьбами всего мира. И вместе с биографией генерала Моро мы уточняем для себя ещё и биографию Наполеона Бонапарта, а также заодно узнаём о подробностях и деталях жизни других заметных и даже отчасти знакомых нам исторических персон и личностей (помните, у Толстого — князь Куракин, дипломат Билибин с его un mot, другие персонажи «Войны и мира», словно бы по мановению волшебной палочки перебравшиеся со страниц толстовского романа сюда, в историю, рассказываемую Пикулём?). Отчего вся эта историческая полумгла вдруг проясняется, обретает краски и резкость, наполняется звуками и запахами, обрастает плотью, чувствами, отношениями...

И какие всё-таки были необычные люди, просто диву даёшься! Ну, вот посудите сами:

«Пятого числа каждого месяца в пять часов вечера секретный узник поворачивался лицом в сторону заходящего солнца и пять минут посвящал размышлениям о том, что им сделано для пользы народа и что ещё предстоит сделать. Так повелевал закон филадельфов...»

Скажите, кто из нас может похвастать, ну или не похвастать, но просто честно без прикрас сказать, что он всерьёз и без дураков раздумывает и размышляет о пользе своему Отечеству и о своём народе? Нам теперь всё это кажется напыщенным и неискренним, показушным и пафосным, и мы скорее пальцем у виска покрутим, узнав нечто подобное о своём современнике...

Да, наверное они были идеалистами — все эти революционные французские якобинцы, давшие всему миру понятия «Свобода. Равенство. Братство». Но, может быть, и нам нужно чуть-чуть прислушаться к себе и к другим и перестать опасаться быть романтичными и идеалистичными, немножко пафосными и капельку искренними и открытыми?..

В этой довольно странной книге нет привычной нам Урсулы Ле Гуин — творца и создателя новым миров. Вернее так — творец и создатель нового мира тут есть, но это совсем не та, привычная миллионам читателей, влюблённых в её в творчество, Ле Гуин. Потому что в этом романе писательница отходит от привычным и любимых нами своих же канонов жанра. Здесь почти что нет приключенческой составляющей, почти что нет квеста и интриги, почти что нет любовно-романтических историй, военных героических событий, нет магии и волшбы — ничего из того, что делает книги Урсулы любимыми и расхватываемыми с полок уже многие десятилетия.

Эта книга как раз более всего и напоминает то, о чём нас предупреждают — описание исследованного мира: систему общественных связей и отношений, военно-политическое устройство, бытовые детали и подробности, немножко географии и предыстории, религию и верования народа, экономику и финансовую систему, обычаи и культурные нюансы, систему образования и воспитания — в общем всё, что удалось узнать или о чём можно было догадаться во время исследования.

Однако иногда автор как бы отходит от археологической стези и начинает говорить от первого лица — о том-то и том-то мне рассказывал имярек, — т.е. порой создаётся впечатление, что Ле Гуин сама непосредственно общается с рассказчиками из того самого описываемого нам мира далёкого будущего.

А ещё порой возникает ощущение, что Урсула просто тщательным образом изучала культуру и все прочие детали и подробности быта каких-то индейский племён и малых народов (Америки, Африки, Полинезии и прочих отдалённых от современной цивилизации мест) с тем, чтобы затем включить всё это в свой роман — такие совсем реальные детали и подробности сделали эту книгу такой достоверной и очень похожей не на художественное произведение, а скорее на отчёт об археологическом исследовании. А включённый в книгу рассказ о жизни одной из женщин народа Кеш просто уже является попыткой литературизации, фантазии на тему узнанного и исследованного (примерно так, как это было сделано Жозефом Рони-Старшим в книгах «Битва за огонь» и «Пещерный лев»).

Что ж, в этом смысле всё получилось очень здорово, Урсула точно выдержала стиль и талантливо выполнила свою задумку — написать роман-предостережение нам, тем, которые сделали нашу планету такой, какой она описана в этом романе.

Мы не можем знать, каким именно оно будет, это самое Будущее, но мы знаем совершенно точно, что оно будет таким, каким его сделаем мы.

Будущее зависит от нас!

Фильм (на момент прочтения книги) я не смотрел, и потому приступил к освоению литературной основы с незамутнённым сознанием и без всяких ожиданий (даже сведения о вручённых создателям кино N-количества статуэток Оскара не смогли оформить определённый настрой — мы знаем, что оскароносность фильма совсем не всегда совпадает с феноменальностью книги — «Форест Гамп» тому порукой).

В общем и целом — понравилось.

Автор придумал клёвую форму. Вот это совпадение содержания вопросов в миллиарднорупийной (это сколько же будет в перерасчёте на зелёненькие? сотеннотысячедолларовой?) игре-телешоу с какими-то случаями из реальной и совсем не лучезарной жизни молодого парня-индуса выглядит очень органично, почти естественно и однозначно драматично и трагично.

И понятное дело, что при чтении смыслы нужно поменять местами — первым делом автор хотел нам показать как раз эту самую непростую нелучезарную жизнь простого парня из трущоб, познакомить читателя с контрастами жизни в этой романтической стране Индии, ошеломить его такими деталями и подробностями, которые способны остудить самую романтически настроенную голову. Но чтобы избежать излишней драматизации и облечь повествование в отчасти приключенческую форму, автор придумывает вот этот ход с Игрой-телешоу — потому повествование воспринимается с интересом и даже с некоторым азартом.

Однако вот это пару раз всплывавшее из недр сознания сравнение этой книги с небезызвестным «Шантарамом», прочитанным без всякого удовольствия в обеих сериях, слегка смазало впечатление. Уж слишком похоже несколько раз себя вели герои этой книги и персонажи «Шантарама» (и дело совсем не в том, что и там и тут часть действия происходит в трущобах Мумбаи) — сходство это скорее энергетическое. Ну вот, например, пару раз наш герой становится на путь преступный, и нисколько это не порицает, а опасается только лишь уголовного преследования, т.е. попросту страшится попасться, а никаких таких нравственных переживаний у него по самому факту нет. В некоторых эпизодах буквально отдаёт болливудщиной (разве что индийских танцев не было). Есть местечки, где слишком густо мерисьюшности накручено. Ну и хэппи-энд вышел совсем уж нарочитый.

Однако прочитанный роман всё-таки гораздо выше сравниваемого «Шантарама» (да и покороче, что тоже немаловажно) :-)

Совсем неплохая книга.

Ну, т.е. трудно к ней придраться и нужно для этого старательно искать недостатки и проколы.

Однако и ошеломительного успеха тоже нет — именно отсюда вот такая странная формулировка первого предложения.

Честно говоря, я даже с жанром не сразу определился — то ли детективно-криминальное чтиво, то ли психологический триллер со скелетами из семейного шкафа, то ли мистика замешана и припрятана (это уже когда тролли появляются и прочие шведские народные сказки).

С сюжетными линиями у автора всё получилось — в смысле, закрутить клубок имени Ариадны и завязать узлы памяти тов. Гордия (а вот рубить при этом никак нельзя было). И пришлось методично следовать всем извивам и перегибам событийного ряда, да ещё и учитывать, что событийное пространство в романе едва ли не трёхслойное — настоящее время, прошедшее, и ещё предпрошедшее (такой вот Plusquamperfekt), причём все три темпоральные линии связаны ещё и причинно-следственными нитями.

Необычная форма — несмотря на английское происхождение, этот психологически-детективный триллер чем-то напоминает скандинавские романы — может быть местом событий-происшествий (Швеция) и действий, может отсутствием погони за экшеном и потому возникшим ощущением неторопливости и размеренности (хотя при этом все основные герои постоянно торопятся спешить в страхе опоздать и не успеть). А необычность формы ещё и в том, что половина событий изложена в виде рассказа одного персонажа о происшедшем с ним другому персонажу. Однако не скучно, ибо автор в лице рассказчика постоянно вбрасывает какие-нибудь детали и странные события, придавая повествованию тот самый притягательный для многих читателей оттенок скандинавского детектива. А потом вдруг получается вообще не то, что мы ждали и старались предвосхитить с самого начала.

Интересных персонажей заготовил для нас автор романа Том Роб Смит — англо-шведскую семью, о которой нам поведано в аннотации, но помимо этого ещё и оригинальных шведских сельских жителей, да и тех самых ожидаемых и обещанных скелетов в семейном шкафу... ну и троллей, про троллей не нужно забывать!

В общем, если не великолепно, то просто очень хорошо!

Всего 10 часовых поясов разделяет практически первобытно-общинное общество старой досоветской Чукотки (помните фильм «Начальник Чукотки»?) и вполне современное индустриальное советское времён середины 30-х — середины 50-х. Пара суток перелёта на поршневых самолётах тех времён и вместе с тем тысячи лет в культурном развитии. Хотя формулировка «в культурном» в данном случае сомнительна и вполне оспорима — раз тот образ жизни, который был у чукчей столь долгое время, способствовал выживанию этого народа в таких практически пограничных для любой жизни условиях, то значит говорить о «низкой» культуре будет неверно — просто материальная культура народа находилась на самой низкой стадии технологического развития. Или накануне такового.

Ну, да не об этом речь — просто при чтении этой книги как-то зримо ощутилось вот это соединение в одном временном периоде — самолёты-пароходы и, с другой стороны, условия едва ли не первобытно-общинные...

Имя писателя Юрия Рытхэу знал понаслышке довольно давно, наверное ещё со школьных времён (первая половина 70-х), однако прочитано его произведений до смешного мало — всего-то две повести, так что сравнивать будет почти не с чем. Но всё же, если пытаться как-то запараллелить две уже прочитанные повести («Дорога в Ленинград» и «Полярный круг») и этот автобиографический роман, то без всяких сомнений пальму первенства вручу этой книге-трилогии. Как-то уж очень душевно получилось у автора в каждой части романа передать все особенности каждого описываемого-рассказываемого периода: в первой — прожить с главным героем годы его детства и подростковости и вовсю хлебнуть дикой Чукотки, во второй — попутешествовать в тех самых восточных краях и местностях в течение нескольких лет, добираясь в Ленинград, чтобы попасть на учёбу в Университет, но пока суть да дело успеть поработать на самых разных работах и побыть кем только можно было, чтобы подзаработать на тысячекилометровый путь к мечте.., а уж в третьей стать совсем горожанином и студентом, а затем уже и начинающим писателем.

А ещё в этой книге замечательные иллюстрации — рисованные картинки, чем-то напоминающие расписные узоры на национальной одежде народов Крайнего Севера и Заполярья.

И помогающие заодно попробовать почувствовать, и если получится, то и впитать в себя всю мудрость этого народа. Ну вот маленькая цитата:

Вот только этот самый первобытный коммунизм и мог поспособствовать выживанию людей в этих суровых условиях. И возникает странное ощущение (это уже взглядом из сегодня), что вот в этом конкретном месте книга как бы противоречит социалистическим идеалам, одновременно ратуя за принципы коммунистические…

И таких примеров в книге множество

Книга у Юрия Рытхэу получилась очень сочная, наполненная совершенно уникальными деталями быта (хоть чукотского, хоть поездного-дорожного, хоть ленинградского студенческого, хоть просто условий и деталей жизни в тех местах, где побывал и пожил наш герой), с яркими характерными героями, с непростыми рассуждениями и размышлениями героев книги и самого её автора о путях-дорогах, лежащих перед Чукоткой и её коренными жителями. И хотя книга издана вот уже почти полвека назад, однако ни размышления эти, ни судьба чукотского мальчика-юноши не стали безынтересны и скучны. Так что просто уверен, что имя Юрия Рытхэу в моих читательских списках точно ещё появится.

Ну вот, это уже четвёртый роман Мамина-Сибиряка, прочитанный последовательно и методично во исполнение задумки пройтись вдоль творчества этого незаурядного и ныне подзабытого автора. Чтобы стало понятнее с тезисом о подзабытости — во-первых. все имеющиеся в нашей районной библиотеке книги Мамина-Сибиряка уже убраны с полок основного книгообменника и вынесены в совсем другую отдалённую комнату, куда простому книгочею хода нет. А ведь раз убраны с полок, значит лишний раз не попадутся на глаза любопытствующему, т.е. по сути этот автор лишён шансов вновь попасть в разряд читаемых. Печальное это обстоятельство подтверждается тем, что вот в этом взятом в библиотеке томике я стал первым читателем этой книги (хотя книга издания 1984 года!). Жаль, очень жаль!

Жаль прежде всего потому, что Мамина-Сибиряка можно смело и без натяжек причислять к числу авторов, умевших передавать реальности того времени (80-е годы XIX столетия) так фотографически точно, что по его романам можно буквально изучать историю того края (Урал), особенности производства металлов, трудности с переходом на чисто капиталистические денежные рыночные формы торговли и сбыта, нюансы быта мещанства и людей российского полусвета, изучать характеры и нравы, наконец просто проникаться всей сутью жизни российской уральской глубинки того периода.

Он великолепный портретист, этот талантливый автор — герои и персонажи его романов кинематографически сочны и колоритны, они всегда остры и порой непредсказуемы (например, в этом романе автор сумел меня удивить, повернув повествование под таким углом, который вовсе не ожидался — казалось, что судьба одной из главных героинь предрешена с приездом барина на заводы, а вышло совсем иначе...) в своих выборах и в своих поступках.

Его романы всегда цепляют за живое, невозможно оставаться равнодушным или быть устало-снисходительным (типа, давай, «бухти про то как космические корабли бороздят просторы вселенной») зевакой — автор непременно выведет такую ситуацию, что обязательно станешь на сторону того или иного персонажа и будешь нетерпеливо ожидать, что же там дальше получится, чем окончится дело...

В общем, уже понятно, что Мамин-Сибиряк мне нравится без дураков, и что чтение его романов будет непременно продолжено, а заодно вдруг получится хоть пару его романов вытащить из запасников на живые библиотечные полки.

Неожиданностей (ни в плохом, ни в хорошем смыслах) не случилось — и темпоритм, и авторский стиль повествования, и литературная основа и состав героев-персонажей, и адресная читательская аудитория — всё примерно то же, что и было при чтении двух предыдущих повестей. Повторюсь: возраст читателя от 10 примерно лет, жанр — приключенческая фантастика для подростков, не возбраняется читать с братьями и сёстрами более старшего возраста, ну и родители тоже могут приобщиться. Во время чтения трудностей не возникает — лёгкий стиль, много юмора (причём не дурацкого, основанного только на комедии положений, но потоньше). Вместе с тем книга не лишена и какой-то познавательной составляющей — что-то фактическое читатель всё-таки узнаёт, а главное — книга может поспособствовать возникновению интереса не только к самому процессу чтения, но ещё и к каким-то содержательным моментам (а вот это уже очень индивидуально).

Так что получил искреннее удовольствие.

А ведь аннотатор прав и этот роман и в самом деле скорее является четвёртой книгой серии «Чёрные корабли с севера», нежели открывает трилогию о Владивостоке. По крайней мере, книга является продолжением и окончанием (?) повествования об экспедиции адмирала Путятина в Японию, рассказанного нам автором последовательно в романах «Цунами», «Симода» и «Хэда».

Новых персонажей почти не образовалось (разве что несколько представителей гонконгского истеблишмента и деловых людей, а также пара местных значимых китайцев, ну и отдельные малозначащие фигуры) — в основном мы имеем дело с офицерами и матросами погибшей «Дианы», по недоброй воле английского военно-морского флота заброшенных в Гонконг в качестве военнопленных. Однако роман интересен не только тем, что мы узнаём о каких-то подробностях жизни уже знакомых нам русских моряков, но ещё и погружением в тот романтический и малознакомый нам Гонконг середины пятидесятых XIX века. И не то, что мы как бы совершаем ознакомительную прогулку или обзорную экскурсию по городу и территории, но скорее мы погружаемся в атмосферу того бурного времени и того кипящего как котёл на огне региона. Гонконг — место, где напрямую столкнулись интересы сотрясаемой гражданской войной Поднебесной Империи, владычицы морей Англии, Португалии с её соседствующим с Гонконгом портом Макао, Соединённых Штатов Америки, а также других соседствующих стран региона. Гонконг — мировая опиокурильня и крупнейший мировой торговый порт, центр всех интересов Англии-Великобритании на Юго-Востоке и в тихоокеанском регионе земного шара. И точка, откуда она, эта мировая Империя, старается распространить своё торговое и политическое влияние ещё дальше, ещё шире, и прежде всего на тихоокеанское побережье Евразии, в Приморье — чтобы не допустить туда укрепляющую свои интересы в этом регионе Российскую империю.

Так что за казалось бы глубоко личными интересами и высказываниями разных персонажей романа (многие из которых являются вполне историческими лицами) скрываются интересы мировых сверхдержав... ну, или будущих сверхдержав.

Очень жаль было расставаться с некоторыми полюбившимися персонажами романа, тем более, что часть из них оставлена нами в совсем уж непонятном положении. Но есть надежда, что хотя бы некоторые герои этого цикла встретятся нам при чтении той самой «Трилогии о Владивостоке» — благо получается, что книгу первую из этой трилогии я уже прочитал.

Непонятно откуда возникшее ощущение, что видел эту повесть изданной в Роман-газете (уж не знаю за какой именно год и месяц). Хотя вполне может статься, что это впечатление обманчиво (во всяком случае поискал-поискал и нашёл только, что повесть «Тайга» опубликована в 1985 г.). Ну, да не в этом суть, просто ложное дежавю свидетельствует, что имя Проскурина знакомо давно (однако просмотрел библиографию и так и не вспомнил, читал ли я что-то из написанного этим автором?..), хотя и не знаю, откуда.

Повесть в самом деле очень проста. Два человека. Тайга. Мешок с деньгами. Погибшие люди. И выбор каждого — как поступить в этой ситуации. Только тайга-то без дураков, тайга самая что ни на есть таёжная тайга, с многодневными пешими переходами, тайга зимняя, с буранами. И деньги...

А чтобы читателю стало понятнее всё про одного и про другого, автор встраивает в повесть воспоминания обоих — этакими крупинками и лоскутками. Отчего сразу прорисовываются характеры, становятся понятнее основные черты личности, её масштабы.

И отдельным, но вместе с тем неотъемлемым персонажем повести стала та самая тайга, где встретились и пересеклись два наших героя.

Замечательная книга. И автор, похоже, интересный, одна биографическая справка чего стоит. Берём на заметку.

Вся событийная фабула этой маленькой повести и вся аналитика по ней подробно и детально изложены в описании сюжета — настолько подробно и детально, что читателю можно ничего не изобретать и не усердствовать в формулировках точных и сложных достоевских смыслов и подтекстов. И потому совсем коротко и без ответвлений: как мне кажется, здесь мы имеем наглядный пример, когда человек старается жить не по закону своей собственной души, а пытаясь приладиться к общественному мнению и к запросам и требованиям так называемого общества. С одной стороны, он кажется сам себе свободным от общественного мнения (его рассуждения об отказе в дуэли как о форме протеста, да нищенский период его жизни после выхода в отставку — хотя тут и о гордыне подумать можно), но тут же и стремление автора стать как все — скопить капитал в тридцать тыщь и уехать на море. И вот эта его приспособленческая сущность и не позволила ему вести себя с молодой шестнадцатилетней женой спонтанно и естественно, так, как могло бы потребовать чувство (а ведь о чувстве он порой говорит в своих наполовину бессвязных монологах). Но наш герой себя ведёт дурак-дураком, ему обязательно нужно не дарить молодой женщине любовь, а только зудеть и нудеть, только поучать и приучать, непременно стараясь выглядеть определённым образом, в общем, всё сплошь актёрство и театр. И конечно же, молодая, умная и непосредственная девушка сначала старалась привыкнуть к неожиданному мужу, бросалась к нему в объятия и всё такое, но его нарочито холодная отстранённая манера немедля оттолкнула её и заставила в конце-концов совершить женскую ошибку — причём ошибку-то даже не непоправимую, ибо повела она себя в конце-концов весьма достойно. Ну и поскольку никакого такого разговора «по душам» так и не произошло (ибо наш герой не нашёл ничего лучшего, как отстранить от себя эту несчастную девушку), то конечно же нормальных, хотя бы доверительных дружеских, отношений и возникнуть не могло.

Вот вам и финал... закономерен. Палач? Не знаю... Но старания бесспорно приложил!

Эта книга не принадлежит к числу военных книг с окопной правдой. Да и сам Валентин Пикуль воевал немного (и слава богу) и в подростково-юношеском возрасте (однако вволю хлебнул долю людей, переживших войну), и потому и не мог написать военно-окопную книгу.

Однако роман этот вовсе не является военно-приключенческим и уж тем более не является развлекательно-художественным (хотя достоинств художественных книг он отнюдь не лишён). Скорее всего, это роман — военно-историческое и военно-политическое исследование. И потому, хотя Валентин Саввич начинает свою книгу с истории жизни Паулюса — будущего фельдмаршала, однако ни Паулюс, и никто другой, в общем-то, так и не становятся главным действующим лицом романа, центральным и основным персонажем. Просто отслеживая судьбу Паулюса и близких ему людей, автор ведёт его/их как мушку в прорези своего писательского прицела — прежде всего потому, что именно Паулюс был теоретическим разработчиком знаменитого гитлеровского плана «Барбаросса», и никто иной, как Паулюс оказался в конце-концов в подвалах сталинградского универмага и вынужден был сдаться в плен.

Пересказывать хоть частично содержание книги было бы совсем бессмысленным — попросту потому, что сам Пикуль сделает это гораздо полнее и интереснее. Но нельзя не упомянуть о том, что книга эта писалась уже в перестроечные времена и носит на себе отпечаток тех освобождённых от партийной цензуры лет — помимо воспоминаний и рассказов участников войны (начиная от наших маршалов и генералов и заканчивая цитатами из Типпельскирха и других уже супротивных военачальников) в романе довольно часто упоминаются конкретные документы военных лет или какие-то факты, вытекающие из этих документов. Ну и, конечно же, книга не лишена авторского отношения к тем событиям, о которых пишет Пикуль — отношения к самим событиям, к людям, к их поступкам и делам, к взглядам и убеждениям. И, безусловно, есть в романе и оценка всему тому, что узнал сам автор и о чём он рассказывает нам (правда, как человек честный, Пикуль всякий раз упоминает о том, что это именно его личная оценка и его личная точка зрения).

Роман не дописан — не хватило жизненного времени, сердце встало. И потому концовка книги как бы слегка скомкана и мы многого так и не узнаем... Хотя нет, самое главное мы всё-таки знаем — мы знаем, чем была эта война для нас, мы помним, как она закончилась, мы надеемся, что больше такого не повторится... надеемся...

Великолепная книга. Обязательная к прочтению для всех любителей исторической литературы. Да и для всех остальных тоже желательная, ибо там есть что почерпнуть и чему поклониться.

Чем хорош Дмитрий Емец — он не притворяется серьёзным большим писателем. Не произносит уйму важных умных слов, не выплетает вязь смыслов и не роет колодцев философических рассуждений. А просто раскрепощает свою собственную писательскую фантазию и ещё и тебя (вне зависимости от твоего читательского возраста) гостеприимно приглашает подключиться к полёту выдумки и веселья. И если ты не бяка-бука, если ты умеешь сбросить с себя напластования взрослости и на пару-тройку часов перейти в подростковость, то тогда вместе с персонажами этой фантастической повести будешь лепить из дворового песка куски говядины для прокорма выведенных твоим семейством динозавров (тех, которые из юрского периода — если память мне не изменяет... ну, в общем из мезозоя) и придумывать способы, как сделать так, чтобы никто не пострадал.

И заодно попросту вспомнить школьный курс зоологии и хотя бы названия всех этих чудищ — диплодоков и бронтозавров, стегозавров и птеранодонов, археоптериксов и игуанодонов, ну и всей прочей палеонтологической редкости.

Давно горел зуб познакомиться с этим автором, ещё с тех стародавних времён, когда серия книг о Тане Гроттер только-только появилась на полках отечественных книжных магазинов — даже помню отчётливо ситуацию, что брал в руки и бегло просматривал нетолстый цветастый томик и подсмеивался над явным компилятом гаррипоттеровской темы. Однако времена были малоденежные и тратить драгоценные рублики на нечто невразумительное не стал, ибо тогда ещё собирал — добирал томики Стругацких и охотился именно за ними. В общем, так и прошли мимо меня и Таня Гроттер, и весь Буслаев, и все остальные емецкие серии и темы — слышать слышал, а вот читать так и не довелось.

Видно тот Верхний Библиотекарь, кто контролирует и ведёт нас по чтению, счёл эту ситуацию неправильной, ибо на краткий миг вмешался в жребий и выдал мне задание читать в «Персоне грата» именно Дмитрия Емца. Вот и славно — решил я и полез в библиографию — надобно было выбирать. Ну, читать для знакомства с автором что-то из больших длинных серий — значит ставить себя в ситуацию, что вроде тогда уж и дочитывать придётся. И потому выбор пал именно на внесерийные романы Дмитрия Емца.

Всё оказалось ровно так, как обещали библиографы Дмитрия Емца — добротное такое, подростковое, фантастическое в своей подоплёке чтиво. Крепко заряженное историческими сведениями о древности нашей маленькой планетки (тут школьная педагогика может использовать книги Емца для своих педагогических образовательных целей). Очень сильно ориентировано именно на возрастной коридор 12-14 лет — более старшим не то, что не интересно будет, но просто либо фактическая информация уже будет знакома, либо скажется уход интересов и предпочтений в другую сферу (гормоны, гормоны, гормоны...), да и событийно-приключенческий ряд вкупе с литературным стилем уже будут не так «горячи».

А фабула самая простая и стопитцот раз использованная: в результате пространственно-временного сдвига размывается граница между параллельными Вселенными и некий подросток оказывается перемещённым в древние пещерные времена, вступает в отношения с местными питекантропами-неандертальцами-кроманьонцами и в результате получает уникальный жизненный опыт, ну и всё такое. Язык повествования самый лёгкий и простой, в аккурат для возрастной группы, в меру юморной стиль с оттенками иронии, никаких таких особо выпирающих назиданий и прочих неловких воспитательно-педагогических кочек — знай себе, читай. А при чём тут звездолёт? Ну-у-у. мы так не договаривались, это уже в книжку надобно залезть и узнать оттуда.

Так что вполне может быть, что через пару лет попробую пихнуть книгу старшему из внуков, как раз по возрасту должно быть в аккурат.

Вот и закончилась посольская экспедиция адмирала российского флота Евфимия Васильевича Путятина в самую закрытую страну мира Японию. В течение трёх месяцев (декабрь — февраль) мы жили бок о бок с матросами и офицерами русского фрегата «Диана» — терпели морское крушение в результате цунами, договаривались с японской администрацией о возможности схода на берег и о постройке нового корабля взамен погибшей «Дианы»; мы шли пешим маршем в бухту Хэда, заготавливали древесину для постройки корабля, ставили стапель, мы совместно с японскими мастеровыми изготавливали детали нашей шхуны. А ещё мы вели важные в международном отношении переговоры с японским правительством с целью заключения постоянного договора о политическом и торговом сотрудничестве двух соседствующих стран. И параллельно со всеми этими сугубо военно-морскими и посольскими делами просто жили бок о бок с простыми японцами, жителями деревни Хэда, и более именитыми японскими дворянами и самураями.

История, рассказанная нам писателем Задорновым в трёх томах («Цунами», «Симода» и «Хэда») имеет одно общее название — «Чёрные корабли с севера», и я сначала недоумевал, почему автор выбрал для такого вроде бы положительного с исторической и политической точек зрения события, как посольство в соседнюю державу, именно это название с кораблями чёрного цвета? Ведь мы привыкли, что чёрный цвет обычно ассоциируется либо с чем-то плохим, либо с чем-то печальным. Однако объяснение оказалось самое простое и потому в голову совсем не приходящее (и тут же стала понятна фальшь многих фильмов про парусники). Загадку эту раскрывать тут не буду — кто знает, тому не интересно, а кто в неведении, тому лучше прочитать у Задорнова.

Экспедиция закончилась, а вместе с ней закончилась и трилогия. Как ни жаль расставаться с уже полюбившимися героями повествования — офицерами и матросами русского посольства, простыми работягами-японцами, японками, оказавшимися после своих вольных и невольных любовных отношений с некоторыми русскими в непростом положении (тут судьбы многих героев книги обрываются и мы так и не узнаем, что сталось с беременными женщинами и с их русско-японскими детьми... хоть в википедию лезь!), однако конец — делу венец.

Хотя... вот нашёл упоминание, что роман «Гонконг» является четвёртой частью этой истории (однако в библиографии Задорнова он отнесён к трилогии о Владивостоке... вот и гадай...), а значит есть возможность продолжить чтение всей этой дальневосточной серии. Но начать, наверное, нужно с серии романов о Невельском...

Я люблю читать романы Ремарка. И именно Ремарк, да ещё Хемингуэй и Дос Пассос считаются представителями и выразителями «потерянного поколения» — поколения, опалённого Первой мировой бойней. Именно ремарковские «На Западном фронте без перемен» и «Три товарища» считаются одними из самых ярких романов о той всеевропейской и даже всемирной войне. И, соответственно, самыми антивоенными книгами, относящимися к тем временам.

А вот имя Ричарда Олдингтона почему-то в этих «потерянных» списках не мелькает! И на его роман «Смерть героя» я наткнулся совсем случайно — попросту пару лет назад бегло просматривая ленту рецензий и остановив свой едва ли не мимолётный взгляд на рецензии одного из читателей. Что-то меня привлекло, что-то зацепило тогда — может быть рецензент нашла верные слова и нужные интонации, может быть обложка показалась нетривиальной, а может быть просто название книги привлекло — не знаю, не могу сейчас вспомнить. Но в любом случае именно тогда «Смерть героя» была помечена «галочкой» «хочу прочитать» и положена в соответствующую долговременную папочку. И... и не то, что забыта, но как-то надолго отложена по непонятным невнятным мотивам... или совсем без мотивов.

С тех пор список «хотелок» пару раз мной вычищался — часть книг (большинство) переходили в категорию «прочитано», а некоторые просто были удалены из списка — ибо невозможно расширять и пополнять свои «хотелки» до безумно огромного количества, попросту времени не хватит всё хотимое прочитать... Однако книга Олдингтона неизменно проходила все мои проверки «на вшивость» и терпеливо ждала.

Я не зря начал этот отзыв о прочитанном романе Олдингтона упоминаниями о ярких представителях «потерянного поколения» и их книгах о Первой мировой. Потому что после прочтения «Смерти героя» первое место в списках лучших военно-антивоенных книг от ремарковских романов перешло к книге английского автора. Кажется мне, что Олдингтону удалось немного больше, чем сделали Ремарк и Хемингуэй, имея ввиду целое их поколение.

Олдингтон сумел не просто написать книгу о войне и личном индивидуальном участии в ней и восприятии её. В своём романе он плавно подводит читателя к военной теме, но помимо чисто военного содержания он пишет целый портрет поколения, по крайней мере, портрет людей английского буржуазного слоя — буржуазного и интеллигентского. Мы вовсю и с головкой погружаемся в глубины личной жизни главного героя романа, вместе с ним проходим все извивы личного жизненного пути и едва ли не на себе ощущаем все кочки и ухабы его семейной драмы — кажется, что ни один пример ничего никогда не доказывает и является частным случаем, однако по мере чтения всё больше возникает ощущение, что ты читаешь типичную историю жизни молодых людей того поколения...

Военная часть романа попросту безупречна и читается на одном дыхании — собственно говоря, и обе предыдущие части книги великолепны и безупречны в не меньшей степени, просто я выделил военную составляющую в силу личной тяги и приверженности к военной теме. И, как мне кажется, закономерен финал романа, потому что Олдингтон сумел провести своего героя сквозь всю мясорубочную машинерию войны, сохранив его живую трепетную утончённость. И потому таким резким и несовместимым с жизнью диссонансом стал период учебного отпуска и встречи главного героя романа с женой и любовницей и с теми, кто считался его друзьями и знакомыми...

По всем моим личным и очень субъективным ощущениям книга явно вторична. Настолько, что даже есть некоторое недоумение — зачем нужно было её писать, разве недостаточно самого мифа о Амуре и Психее? И хотя сама героиня романа мне понравилась и вызвала к себе сочувствие, однако книга, скорее, была воспринята как некая фантастико-приключенческая мифологически подпитанная и подкреплённая. Может быть всё дело в том, что я довольно далёк от религии (хотя, безусловно, вырос в обществе с православной культурой)? И потому все эти хождения вокруг и около этого самого таинственного бога не привнесли в мой мирок ничего нового...

Зато сама история главной героини безусловно хороша. И событийно интересна, и погружения во внутренний мир Оруаль, и тонкие психологические и философские моменты есть, и точные наблюдения и рассуждения автора. Читать было нескучно.

Книга замечательная!

Исай Калашников очень точно и, возможно, даже дотошно подошёл к исторической канве повествования — все значимые повороты биографии Тэмуджина (Темучин, Темучжин, монг. Тэмүжин) из рода Борджигин, ставшего впоследствии Чингисханом, в романе отражены с нужной степенью достоверности и соответствия официальной биографии. Т.е. тут подвохов нет, с историей всё в порядке.

Наиболее значимым и интересным мне показалось последовательное сопровождение автором внутреннего мира Тэмуджина. Мы сводим своё знакомство с будущим Великим ханом ещё когда его самого нет и в помине — роман начинается с

Тэмуджин по мере взросления закаляется в противостояниях с многочисленными недругами и даже личными врагами, выкручивается из самых сложных жизненных коллизий, и сила его духа такова, что каждый раз он выходит из этих реальных или чисто военно-политических схваток и сражений победителем, каждый раз он в конце-концов выворачивает самое неудобное и порой едва ли не пагубное своё положение на пользу себе. Однако его амбиции простираются значительно шире личного богатства и благополучия, и потому Тэмуджин всё больше обретает военно-политический вес и всё больше народов склоняются к повиновению ему и его племени и роду.

Пересказывать ход исторических событий и биографических сведений нет смысла, лучше всего прочитать всё это в романе, потому что Исай Калашников сделал это отличным литературным стилем: богатый образный язык, череда чисто повествовательных моментов и эпизодов с проникновениями внутрь мыслей и чувств героев и персонажей романа делают книгу богатой и достоверной ещё и не только с позиции совпадения с официальными историко-биографическими сведениями, но и с психологической стороны тоже.

И знаете, после прочтения романа я понимаю монголов, поставивших Великому монгольскому хану памятник и почитающего Чингисхана как великого монгольского правителя.

Да, пожалуй, соглашусь и с нью-йоркским журналом «Тайм», объявившем в 2000 году Чингисхана человеком тысячелетия...

В принципе, можно ничего не писать самому, а просто скопировать текст аннотации к книге — там содержится довольно полный краткий анализ смыслов и содержания романа.

Преимущества книги хорошей перед прочими, как мне кажется, прежде всего состоит в том, что во время чтения хорошей книги забываешь отвлекаться на основную реальную практическую жизнь. Вроде бы всё как всегда, вроде продолжаешь делать свои дела и совершать свершения, чувствовать чувства и переживать эмоции, планировать планы и достигать достижения, гладить внучачьи головы и целовать в плечико супругу, но, вместе с тем, ты находишься не здесь, а совсем в другом месте, рядом совсем с другими людьми и нелюдьми, и жизнь твоя заполнена как раз тем, что происходит там, в виртуальном книжном пространстве, а не в твоём реальном времени и месте.

Если подходить к оценке прочитанной книге доктора Вергезе с таких позиций, то написанный им роман безусловно относится к книгам хорошим (это очень сдержанное в данном случае слово — хороший). История захватила с первых строчек и не выпустила в мир реальности до самых последних точек. И даже больше — эмоциональное проживание рассказанной нам песни жизни продолжилось и в послечтении (именно поэтому следующей читаемой книгой стала нехудожка — чтобы не произошло смешение одних чувств с другими!).

Если поискать образ, пригодный для этого романа, то, наверное, подходящим будет многолучевая звезда — каждый отдельный лучик обозначит отдельную смысловую линию (любовно-романтическую, производственно-медицинскую, семейную, дружбу и верность, социально-политическую...). И соответственно можно пройтись вдоль каждого лучика-темы и поговорить о качествах и особенностях, о «спектре» каждого такого лучика... Но зачем? Лучше просто порекомендовать книгу другим читателям (впрочем, роман и так довольно популярен и высоко оценен), дабы они тоже могли приобщиться и насладиться...

Единственное замечание к роману (никак не снизившее моей оценки) — всё-таки финал книги слегка отдаёт голливудщиной, но это уже очень субъективно.

Наверное это смешно — открывать для себя писательницу Ольгу Громыко тогда, когда многие читатели её уже закрыли. Но вот прочитан второй роман серии про Вольху и разочарования или опущения рук, глаз и прочих своих запчастей не наступило — книга вполне соответствует и ожиданиям и впечатлению от первой книги. Весело, не занудно, в меру романтично и никакого слюнтяйства и девачковости (ну, разве что самую малость) :-)

Героическая составляющая в меру ироническая (в духе жанра), однако ощущения погони автора за этой самой ироничностью в ущерб логике и содержательности не отмечается. Дозу удовольствия и развлечения получил. И даже намерен продолжить чтение серии — не напористо книга за книгой, а по мере собственных желаний. А куда спешить?

А ведь я, похоже, открыл для себя нового любимого русского классического писателя...

Понятно, что не новый, но ведь не читанный, ведь только-только знакомство начинаю сводить, так что всё равно что новый.

Роман с громкоговорящим ёмким названием «Хлеб» (в голове сразу мельничными жерновами закрутились поговорки и пословицы: «Хлеб всему голова», «Большому куску и рот радуется», «Без хлеба нет обеда» и прочие — хлебные, сытные...). В основу легли события второй половины XIX в. в Приуралье, когда бывший хлебный сытый край вдруг превратился в голодающие земли. Писатель Мамин-Сибиряк, будучи уроженцем тех мест, внимательно и пристрастно стал изучать события тех лет, дабы докопаться до истины, найти первопричину...

Чтобы роман не превратился в хроникально-документальное расследование, автор прослеживает предысторию и суть происшедшего совершенно художественными средствами —

Однако никакого политико-марксистского пафоса в романе автор не выписывает, он просто ведёт нас по жизненному пути Галактиона Колобова (его в первую очередь) и других персонажей, и роман долгое время так и воспринимается, как лирико-драматическое произведение. Да он, собственно говоря, и не перестаёт быть и лирическим, и драматическим, с любовными драмами и с жизненными трагедиями...

Про великолепный авторский русский литературный стиль Мамина-Сибиряка я уже упоминал в рецензии на «Приваловские миллионы» — в более позднем романе этот стиль ничуть не изменился в худшую сторону, не поблек и не выцвел, но, может быть, даже наоборот, набрал сочности и точности.

Наверное эту книгу нужно считать приключенческой... или детективной? А может просто мемуарно-автобиографической (но куда тогда пристраивать её авантюрность и остросюжетность?)? В общем, как вы уже поняли, с жанром определиться довольно трудно. Потому что в ней сложены в один пучок (но может быть и в букет) признаки разных жанров — и уже перечисленных, и других тоже (ну, вот, например, может она иметь отношение к новой истории России и ближних соседей по зарубежью? Наверное может — речь в романе идёт о первой половине двадцатых годов прошлого столетия).

А вообще первая (и не особо верная, но куда теперь денешься) ассоциация была с знаменитым хвалено-руганным «Шантарамом». Уж больно показался и язык близок к манере говорения-писания главного шантарамского героя, и событийный ряд похож (не в том смысле, что мы тут в Индии контрабандой промышляем, а в более широком смысле) — некий молодой человек волей судьбы и собственных устремлений попадает в ряды контрабандистов, делающих ходку за ходкой сквозь границу между Советской Россией (образца 1922-23 гг.) и панской Польшей. И далее пошло-поехало — переходы, перелазы, схроны, делёж добычи, уходы от погонь, девки продажные и те, что просто из любви к искусству любви, ссоры и конфликты с такими же контрабандистами, но как бы «плохими», в отличие от «наших», которые в изложении Песецкого безусловно «хорошие»... В общем, сплошь идут приключения самого остросюжетного толка.

Однако стоит только остудить немного голову и вдуматься, так сразу осознаёшь, что, по сути, перед нами своеобразная историческая картина совершенно особого содержания. Множество бытовых мелочей и прочих подробностей дают нам возможность проникнуться духом, сутью того времени — пусть даже какие-то моменты будут понятны только из контекста (ну вот хоть брошенная впроброс авторская реплика, что в Советах хорошим спросом пользовались иголки — такая мелкая, но такая говорящая деталька!).

Ну и, конечно, подкупает концовка романа, где наш герой перестаёт быть «героем» и, наконец, просто становится одиночкой, гонимым властями и законом и не имеющим ни друзей, ни товарищей, ни любимой женщины, ни семьи, ни дома... ни-че-го! И опять шикарный авторский ход в самом финале — дата и место написания романа.

Так что насквозь приключенческая остросюжетная книга внезапно обрела черты довольно серьёзного произведения с неким даже этноисторическим уклоном :-)