Бывают такие странные книги: вроде и не придерёшься, а впечатления никакого. Слишком обыкновенные, слишком «серые», лишённые какой-либо изюминки.

У «Голодных игр» есть пара козырей в рукаве. Формально «всё на месте». Обыграть миф о Тесее? Отличная мысль. Персонажи? Довольно яркие индивидуальности, многие из них вызывают больше сопереживания, чем главные герои. Взять, хотя бы «Лису», сумевшую перехитрить почти всех. Экшн? Отличный экшн с ловкими приёмами, вроде яблок, сброшенных на мины, применения бешеных ос и отравления противника ягодами. Неплохо описаны и способы выживания в дикой природе. Правда, рояли в кустах, спасающие героиню в последний момент, чересчур часты.

Но при этом книга вышла не выше среднего. Почему?

1. Ни малейшей интриги. Всё ясно заранее. Аннотация гласит, что герои будут участвовать в смертельном состязании. Кто же останется в живых? Открываем книгу, и первое же слово — «Я». Дальше можно не читать.

Интересно, кто-нибудь, когда-нибудь объяснит авторам приключенческих книг, когда можно, а когда нельзя писать от первого лица? Герой, говорящий «я», бессмертен до последних страниц книги. Это приемлемо, если интрига не в том, выживет ли он (например, в «Острове сокровищ» Джим «якает», но интрига сохраняется — добудут ли герои клад, победят ли пиратов). Но в этой-то книге всё как раз завязано на выживание. А мы сидим в голове у заведомо бессмертной героини.

2. Автор не понимает, про что интересно читать. Это чудовищно подробная книга, самая подробная, какую я читал в своей жизни. В читателя запихивают каждую секунду жизни героини. То, что другой автор упомянул бы вскользь, здесь занимает много страниц. В книге практически отсутствует «монтаж» эпизодов: с первой минуты до последней мы не пропускаем ничего. Героиня поспала, поела, пописала, пошла на охоту, разделала добычу, приготовила, поела, поспала, проснулась... Вместо того, чтобы следить за развитием сюжета, мы следим за ежедневной гигиеной и питанием молодой женщины.

Еда и одежда, одежда и еда. Не помню другой книги, где столько внимания уделено еде и одежде. Каждый приём пищи превращается в огромное меню с описанием вкуса каждого пункта. А переодеваниям героини посвящено столько текста, что хватило бы на модный журнал. Всю первую треть книги к играм только готовятся: откармливают героев, одевают и переодевают их, позволяют предаваться воспоминаниям. Читатель вынужден ждать, пока героиня всласть повертится перед телекамерами и перепробует всё вкусненькое.

3. Сильное желание обозваться на героиню «Мэри Сью». Нет, то, что девочка из самого захудалого дистрикта оказывается сильнейшим бойцом, это ладно. В конце концов, о ком писать, как не о лучших. Но почему-то всё, что происходит с ней, происходит впервые. Неужели за десятилетия, что проводятся «Голодные игры», ничего подобного не было?

Китнисс — первый за много лет приличный трибут своего дистрикта, до неё все были слабаками. Неужели?

Они с Питом первые, кто додумался прикинуться влюблёнными. Неужели?

Они первые из своего дистрикта, кому достался нормальный стилист. Неужели?

Они первые, кто отказался убить друг друга в финале. Неужели?

Неужели всё, что должно было сотни раз случиться за десятилетия на играх (хотя бы по теории вероятности), случается впервые именно с Китнисс?

4. Из этих «неужели» вытекает четвёртый минус, и он называется «Не верю!»

Как вообще могли возникнуть такие игры? Всё, что описывается, всё это феерическое шоу с костюмами, жизнь в роскоши перед играми и кровавая бойня на них возможны только в одном случае: если гладиаторы идут на это добровольно, ради денег или славы. Пленники, ведомые насильно, так себя не ведут и так с ними не обращаются. Неужели никто не выпрыгивал из поезда на ходу? Неужели никто не кончал с собой перед играми? В тренировочном зале им выдают оружие — неужели никто не поднимал бунт? Они демонстрируют владение оружием перед комиссией и Китнисс запросто стреляет в поросёнка на столе — неужели никто не пытался захватить заложников на демонстрации?

Тем более, что игры созданы для унижения мятежных дистриктов. Значит, на момент возникновения игр был сильнейший антагонизм дистрикты-Капитолий. Значит, на арену для игр высаживали 24 мятежника, ненавидящих огранизаторов, выдавали им оружие и припасы. Как можно было рассчитывать, что они начнут убивать друг друга, а не составят отряд и не рванут прочь с арены? Кстати, почему-то никому эта простая мысль — побег с арены — не пришла в голову. Никаких границ арены не названо. Да и из дистриктов люди должны были уже давно массово уходить, раз границы охраняются так слабо, а лес даёт хорошее пропитание.

И наконец, пятое и последнее. Нет впечатлений.

Происходящее выглядит как передача «Остаться в живых». Два десятка полуголых, оборванных, грязных и потных людей барахтаются в грязи, бегают по лесу, едят подножный корм и время от времени пытаются друг друга зарезать. Это не оставляет никакого визуального впечатления. В этом проблема, которую не умеют решить многие авторы «антиутопер» и развлекательного постапокалипсиса. Развлекательная фантастика должна впечатлять, оставлять яркие образы, детали фантастического антуража. Корабль-древо у Симмонса. Эльфы у Толкина. Дроиды у Лукаса. Даже метро у Глуховского — яркий образ. А от «Голодных игр» в глазах не остаётся ничего ярче, чем мешок с яблоками, висящий над минами. Запомню ли я эту книгу надолго, буду ли сравнивать образы из других книг с её образами? Вряд ли.

Так и выходит, что всего достоинств у книги — лихой экшн да пара неплохих персонажей, не раскрытых из-за нарциссизма главной героини. Бодрый боевик, неплохое «чтение в метро», но не более.

Почему эта книга популярна, нетрудно догадаться. Очередной герой-одиночка-мечтатель не понят стаей тупого быдла. С одиночкой должен себя отождествить ты, читатель. Иначе тебя запишут в тупую толпу, а ты ведь не такой, как все, верно? Ведь ты, разумеется, непризнанный гений с невообразимыми талантами, отвергнутый обществом. И разумеется, смысл твоей жизни — в мечте, самопознании и прочих возвышенных вещах. А если ты день и ночь работаешь на поиски пропитания своим детям, ты быдло и толпа. Надо было порвать с родными, постигать дзен и заниматься высшим пилотажем. Тогда тебя похвалит автор и отправит в рай.

Банальность, может, и не большой грех. Но философия «если тебя не принимают — значит, они быдло, а ты гений» не просто надоела, она стала уже вредна и опасна. На каждом шагу теперь «не такие», которые считают окружающих дерьмом. Хоть бы кто-нибудь написал книжку о том, как хорошо, на самом деле, иметь друзей, дом, семью и уважение за простые житейские успехи.

На данный момент, лучший и самый популярный журнал о фантастике в России.

МирФ удачно занял нишу для «нормального читателя». В то время, как FANтастика окучивала подростков не старше 16-ти, любителей аниме и Вархаммера, а «Полдень, XXI век» — серьезных людей за сорок, «Мир Фантастики» умудряется сохранить баланс и оставаться интересным в чем-то одним, в чем-то другим. И даже тем, кому, как мне, остальные журналы мало подходят в силу либо подростковой «попсовости», либо, напротив, элитарной тусовочности.

МирФ публикует очень удачные статьи о классиках «второго плана», которых другие издания едва ли помнят: Андре Нортон, Роберт Асприн, Пол Андерсон, и др. Встречается и неплохой научпоп, касающийся средневековых реалий и альтернативной истории. И по-моему, это единственный журнал, уделивший внимание фантастической составляющей в музыке — до сих пор группы, поющие о фантастике (Ayreon, Blind Guardian, Rhapsody), прессу не интересовали.

P.S. с момента написания отзыва прошло два года и автор этого отзыва потерял моральное право ставить оценки, т.к. сам пришёл работать в любимый журнал :smile:

Думаю, я не единственный, кто, сравнивая текст с отзывами, удивлялся: а мы одну книгу читали? К сожалению, для многих статус писателя затмевает собственно текст. Если автор имеет статус модного, элитарного, — значит, «я обязан его понять и полюбить, иначе я плохой читатель». Любые сомнения подавляются и, сдерживая рвотные позывы, критики хвалят тошнотворный, но статусный текст. Но иногда этот текст попадается человеку, который не в курсе насчёт «надежд современной литературы» и оценивает только то, что прочитал. Итак, одну ли мы книгу читали?

В книге, которую прочёл я, рассказывалось про мальчика, который любит убивать животных. Практически ежедневно. Поджигать кроликов огнемётом, запускать мышей из катапульты. Убийства описываются с подробностями. «Осиная фабрика», вынесенная в название — это самодельный лабиринт для расправы над осами, в котором насекомое может утонуть в моче главного героя, быть подожжёным или раздавленным. Помимо этого, главный герой хвастается, что убил троих детей, в том числе, младшего брата. Просто для развлечения и как жертва выдуманному героем культу. Фрэнк, впрочем, не единственный маньяк среди героев: например, его любимый старший брат Эрик развлекается тем, что обливает собак бензином и сжигает заживо, а потом ест их трупы.

Стиль книги — эпатирующий натурализм. Максимум грязи и вони — пацаны это любят, а критики считают признаком элитарности и артхауса. Опарыши в мозге живого младенца. Заспиртованный детский пенис. «Подноготный творожок» и «пупочный мох», собранные в жертву Фабрике. Автор не рассказывает «правду жизни», даже преувеличенную — он смакует грязь и насилие, не упуская случая упомянуть о рвоте или испражнениях. Удивить и напугать этим, впрочем, уже трудно — малость запоздал Бэнкс. Половые члены и кал — это теперь так же банально и пошло для мейнстрима, как красавчики-вампиры для «городского фэнтези».

Что ещё есть в книге? Практически ничего. Сюжет сводится к повседневной жизни юного садиста, перемежающейся флэшбеками о совершённых им убийствах или других отвратительных сценах. Герой живёт в ожидании своего брата, Эрика сбежавшего из психушки. Периодические звонки Эрика и его полные шизофазии диалоги с Фрэнком — единственный момент «комик релифа», который позволяет себе Бэнкс. Финал неожиданный, пожалуй, даже забавный, но совершенно неубедительный (неужели за семнадцать лет Фрэнк ни разу не видел голых женщин, хотя бы на картинке?). Где тут «триллер», какой «Тарантино», какие «повороты сюжета»? Пьянка с карликом, после которой герой блюёт, или сожжение кроликов — это повороты сюжета? Да, в книге полно культурных отсылок — и что? Сами по себе они не достоинство и не недостаток. Нет какого-либо обыгрывания этих отсылок, есть просто «список любимых книг и музыкальных групп автора».

Восторги критиков по поводу «Осиной фабрики» напоминают ту серию «Южного парка», в которой Баттерс стал знаменитым писателем. Его книгу невозможно было прочитать без рвоты, поэтому её считали гениальной и искали в ней Скрытый Смысл. Я не читал «Голубого сала» и подобных ему извратов, поэтому «Осиная фабрика» претендует на титул самой тошнотворной книги, попадавшей мне в руки. И как большая часть «тошнотворного артхауса», она практически бессюжетна и бессмысленна.

Книга для тех, кто хочет почувствовать себя гурманом, находящим очарование в гнилом трупе младенца. Не для тех, кто ищет интересный сюжет, ярких героев или другие традиционные достоинства литературы.

Как основать жанр? Очень просто: делайте вид, что он уже давно есть, что он уже не новость и его условности понятны без объяснений. Именно так написан «Нейромант». Автор почти не утруждает себя пояснениями, как работает его чудо-техника, каким образом «перебрасываются» в виртуальную реальность. Это подразумевается как само собой разумеющееся.

Как создать жанр? Придумайте ему эстетику. «Нейромант» прямо-таки состоит из эстетики киберпанка. Неоновая реклама, женщины в коже и латексе, солнечные очки, смертоносное оружие ниндзя, жужжащие киберпротезы, пикселизованные светящиеся изображения, искуственные растения и фальшь виртуальной реальности. Не беда, что вы ничего не понимаете в компьютерах и не можете описать работу хакера. Всё равно про неё скучно читать. Изобразите её как невероятную, цветастую магию, сеть — как трёхмерное пространство, массивы данных — как сияющие пирамиды и кубы, вирус — как чёрную кляксу, проникающую в ткань виртуального мира. Это колдовство, это красота — и не важно, что она не имеет ни малейшего отношения к реальной вычислительной технике.

А больше ничего и не надо. Не задумывайтесь над стилем — просто кидайте побольше терминов, не объясняя их. Язык и стиль книги чудовищны (а переводы их ещё и усугубляют), предложения превращаются в хаос эпитетов и прилагательных, метафоры — пугающе абсурдны. Зато вся эта каша-малаша из «бетафенетиламина», «инфопространства» и «манкири», из лэйблов электроники и техники, работает на атмосферу киберпанковского мира, на его эстетику. Читателя оглушают, обрушивают на него поток терминов и эпитетов этого мира. Объяснять и переводить никто не будет. Просто здесь так говорят.

Не задумывайтесь над сюжетом. Пусть герои ведут себя, как сумасшедшие. Пусть они убивают и калечат друг друга без особого повода, и без повода же помогают друг другу. Пусть рвутся к смерти с суицидальной манией. Пусть хамят своему нанимателю, нервируют коллег и откровенно плюют на исход дела, от которого зависит их жизнь. Побольше бессмысленной смерти и увечий, предательства без выгоды и внезапных драк до смерти без повода. И побольше бесцельных перемещений по миру, как реальному, так и виртуальному — пусть читатель полюбуется.

Итак, ещё раз, что нам нужно для нового жанра. Яркие образы, минимум реализма, максимум терминов и торговых марок, и никакой логики в поведении персонажей. На все недоумённые вопросы читателя — «Что это за фигня?» — у вас ответ один: «Это безумный мир киберпанка, детка. Здесь все чокнутые».

«Последний адмиралЪ»

Мы в России любим жаловаться, что в западных произведениях-де многовато пропаганды свободы, демократии, бунтарства и независимости. Критиковали за это и «Аватар», и «Звёздные войны», и многое другое. Добро пожаловать в противоположную крайность: «Последний адмирал Заграты» способен закормить монархической, имперской и верноподданической идеологией до такой же степени.

Царь-батюшка добр и мудр, и не надо раскачивать лодку. Любые, абсолютно любые поползновения на его власть — происки западных... то есть, пардон, инопланетных жидомасонов. Дворяне-адигены — мудры и благородны, всегда держат слово, достойны восхищения, и если им с рождения даны богатства и привелегии, — значит, так и надо. Простой народ — быдло и смерды, которых легко облапошить и которые горазды лишь грабить и насиловать. Оппозиция, социалисты-трудовики — продажные и трусливые сволочи, карикатурные мерзавцы, провоцирующие «кровавые воскресенья» на деньги заграничной разведки.

Нарочитость скорее отталкивает, чем может убедить. Цитаты из российской истории, неприкрытые намёки на Николая II, коммунистов, декабристов, с явно расставленными указателями, кто здесь патриот и человек чести, а кто масон в опломбированном вагоне, убедительности не придают. Особенно тому, кто помнит, как было на самом деле. Книга, даже при её достоинствах, становится неестественной и неприятной.

Кстати, о достоинствах. Главный ходячий и говорящий плюс книги зовётся Нестор дер Фурнье. Этот персонаж назначен на роль «неоднозначной третьей стороны», и справляется с ней блестяще. Он враг доброго Царя-Тряпки Генриха, но враг, в отличие от мерзких жидов-галанитов, благородный, талантливый полководец и патриот, который лишь «связался с дурной компанией». Очень похоже, что во второй части из него сделают загратийского Колчака. В первой же, он демонстрирует Генриху мастер-класс ведения войны, засад и диверсий. Репутацию Нестора-полководца портит, впрочем, тот факт, что он по-читерски вынимает из рукава любые войска и любую технику, которые ему подбрасывает гадкая и противная галанитская Компания. Именно за борьбой благородного лопуха Генриха и лихого вояки Нестора интереснее всего наблюдать, именно она выглядит центральной темой книги.

И именно от неё отвлекают бесконечные обеды, беседы и воспоминания главного номинально положительного героя — Помпилио дер Даген Тур. Этот кадр первую половину книги не делает вообще ничего — он предаётся светским вечерам и дамским обьятьям. Во второй половине книги он участвует в экшн-сценах, в которых, обладая сверхспособностями непобедимого бойца, с лёгкостью перемалывает на мясо толпы трусливых ничтожеств. Он высокомерен и ведёт себя как типичный зажравшийся барин из тех, что брезгуют даже говорить с чернью. Но при этом Помпилио почему-то пользуется безоговорочным одобрением и восхищением автора и всех второстепенных персонажей. Не помогло. Восхищать нужно было читателя, а ему — мне — не очень-то хочется сопереживать знатному убийце. Умом он не блещет, остроумием тоже, а его храбрость кажется следствием неубиваемости и невероятной физической «крутизны»: ему, идеальному сверхбойцу, не приходится преодолевать страх.

Помимо Помпилио, Генриха и Нестора, в книге неожиданно много второ- и третьестепенных персонажей-рассказчиков. Некоторые из них выписаны довольно бодро (например, забавный алхимик с раздвоением личности), и хотя в начале книга кажется набором никак не связанных историй, в конце автор более-менее сводит всех. Проблема в том, что практически все персонажи, проявлявшие признаки положительности, в финале, вопреки всему, оказываются на Стороне Добра — то есть Помпилио и святого царского семейства.

Немного о мире. Мир Герметикона разбросан по многочисленным планетам, перемещение между которыми напоминает магическое действо, а корабли («цеппели») — спеллджаммеры из D&D. Из-за этого книга оставляет странное ощущение космической оперы или фэнтези, помещённой в более модные, «винтажные» декорации стимпанка. Ведь описанные технологии, хоть и поданы как научные, очень сильно отдают необъяснимой магией. А с другой стороны, цеппели легко заменяются на обычные космические корабли без малейших потерь для сюжета. Тем не менее, по формальным признакам — да, это стимпанк, хотя и в большей степени антуражный.

Нельзя не отметить, что отлично показана война с применением техники начала XX века. Приятно, что Панов ограничил свои военные аппетиты, и его «армии» миниатюрны — нет помпезных столкновений целых армад, есть тактическая борьба, где важна каждая единица. Это ещё одна причина, по которой лучшими главами «Адмиралъа» я считаю описание борьбы Нестора с Генрихом: они не только менее идеологизированы, но и просто наиболее увлекательны.

Итог... неоднозначен. Книга получилась увлекательной, неглупой... и не очень приятной. Я морщился каждый раз натыкаясь на откровенно пропагандистских, картонных злодеев, которые мутят народ-богоносец Матушки-Заграты против помазанника божия. Морщился, когда автор подчёркивал, что у загратийцев на самом-то деле нет никаких проблем, бунтуют они исключительно с жиру. Особенно морщился на заверения, что адигены (каста дворян, которые относятся к остальным людям как ко второму сорту) — это честнейшие и прекраснейшие люди; что им, светлым эльфам, надо отдать всю власть и землю, а быдло должно быть им за всё благодарно. Так не бывает. Так бывает только в имперской пропаганде.

Я бы предпочёл прочесть стимпанк о полуреальной Российской Империи — той самой, акунинской, где все «судари», «барышни» и «благородия», «поручики» и «корнеты», и нет толстых намёков на «вашингтонский обком». У нашего реального прошлого мощное очарование. А вот книгу о мире эдакого Spelljammer, где у людей немецкие и югославские фамилии, птичьи эльфийские титулы типа «адир», и где либеральные масоны устраивают «оранжевую революцию» против доброго царя, чтобы завладеть его нефтью, читать было не очень приятно. В отличие от Олли-Энди Мерсы, я не хочу «с гордостью называть себя подданным» и с подобострастным уважением провожать глазами усатого адигена, несущегося по встречке с мигалкой. Может, западные проповедники свободы и бунтарства и перегибают палку, но отвечать им тем же — не лучший способ победить.

Впрочем, если у вас, в отличие от меня, нет аллергии на французскую булку и козни Госдепа, обратите внимание на эту книгу. Это одна из самых серьёзных попыток создать «космический стимпанк» в нашей фантастике. Интриги и схватки, а также Мораль, тут тоже на месте.

Очень непростая вещь, не фэнтези для легкого чтения. Если вы не готовы погружаться в атмосферу черной зимы, в разветвленные, как ясень Иггдрасиль, сюжетные линии, в языки, традиции и песни народов Светлого Арда, причудливо переплетающиеся с нашей мифологией — отсылки у Уильямса на каждом сантиметре — даже не беритесь. Это не сериальное фэнтези, которое можно глотать в дороге.

Во-первых, Уильямс — это отличное понимание психологии средневекового человека и средневекового общества. В его книгах царит жесткий средневековый реализм, но без натурализма Мартина. Настоящий феодализм с настоящими феодалами и настоящими, а не картонными, религиозными фанатиками. Средние века, где верят клятве дворянина и пророчеству священника, а «злодей» может предпочесть славную смерть бесславному забвению.

Во-вторых, отличное знание мифологии — не только банальной скандинавской, но и японской (Аматерасу), и кельтской (племена богини Дану, сидхи, у него очень активно фигурируют) мифологий, а также Библии. В-третьих, действительно непредсказуемый сюжет, не сюжет ради сюжета, а сюжет ради идеи. Борьба за существование умирающего народа, религиозный фанатизм и лживые пророчества, бессмысленность мести, и обман, которым является наша история, написанная победителями.

Да, и еще два интересных факта. С книгами мэтра Уильямса был хорошо знаком мэтр Сапковский, и в их мифологии вы найдете много общего. А другой мэтр, Джордж Мартин, и вовсе называет себя фанатом «Памяти, скорби и тёрна». Так что, друзья, мы в своих предпочтениях не одиноки! ))

У русских есть такая излюбленная игра — «англичанство». Желание надеть фраки, цилиндры, взять трости и трубки, и поехать на кэбе в клуб молчальников на Риджент-стрит. Шиллинг на чай, если довезёте за пять минут!

А у русских фэнтезистов есть игра, которую можно назвать «сеттингизм». Это святая убеждённость, что главное в фэнтезийной книжке — «фантастический мир», а главное в «мире» — разновидности разумных рас и монстров, нигде ранее не виданных.

Сочетание этих двух вещей и есть «Пересмешник». Квазивикторианский город Рапгар подаётся как чопорный и загадочный Лондон, но по этому «Лондону» спокойно бродят гигантские пауки, летают осы-посыльные, плавают разумные деревья и открыто шастают вурдалаки с лиценизией. А охраняют их антропоморфные коты-воители. Население Рапгара — это винегрет, похожий на набор «рас» из компьютерной игры. Они упорно отпихивают викторианскую эстетику на второй план.

Поэтому Рапгар и не кажется таинственным, несмотря на множество загадочных и опасных районов. Если жизнь среди гигантских пауков считается нормальной и безопасной, то чем можно испугать нас в тёмных и злачных местах? К тому же, главный герой почти во всех этих локациях побывал ещё до начала книги, и ничего с ним не случилось.

Впрочем, разочарованием стал всё-таки не мир, а сюжет. Детективная линия выписана так, будто автор поначалу сам не зная разгадки своих тайн, не представлял себе, что делают и что знают его злодеи в каждый момент времени. В результате, они нападают на героя по поводу и без повода, массово гибнут (ибо герой сильнее), но не меняют тактику. Злодеи по случайности оказываются там же, где герой, так же «случайно» он натыкается на загадочную незнакомку Эрин. Число неожиданных совпадений и случайных встреч начинает выглядеть подозрительно. За этим стоит какая-то закономерность? За героем следят, у него в кармане жучок? Эрин нарочно показывается ему на глаза? Увы, нет. Просто Рапгар так тесен, что в одном и том же месте то и дело оказываются Тиль, Красные Колпаки и/или Эрин. Взять хотя бы сцену в заброшенном особняке, где Тиль натыкается на Эрин, через минуту в дверь вламывается полиция, а через две — Колпаки! Тесный городишко, тесный.

Неудача «Пересмешника» как детектива и в том, что ВСЕ события, злодейства и тайны — дело рук Главных Злодеев. Это становится ясно довольно быстро, и делает сюжет предсказуемым. Сразу понятно, что Тиля подставили те же люди, которые стоят за Ночным Мясником, которые организуют нападения Красных Колпаков и сторонников Красной леди. Они же стоят за нападениями на Тиля, торговлей наркотиками и просто любой гадостью. Причём, эти «они» до финала в кадре практически не появляются.

Зато перед финальной битвой Тилю долго читают монолог «Ты Всё Равно Умрёшь, Так Узнай Наш План». И когда выясняется, что Объединённые Злодеи задумали выпустить Древнее Зло в мир просто чтобы «жизнь мёдом не казалась», моя оценка снижается на балл. Десятилетиями влиятельнейшие лица государства возились с кровавыми убийствами и интригами — и всё для того, чтобы пробудить адского-демона-который-всех-убьёт? Люди-колпаки шли на смерть и увечье ради тех, кто собирается сделать их гражданами второго сорта? Серьёзно?

Писать детективы — особый дар. В хорошем детективе герою и читателю даётся головоломка с деталями. И когда в конце Холмс соберёт её и объявит, что убийца — дворецкий, читатель хлопнет себя по лбу и воскликнет: «Я должен был догадаться!» В «Пересмешнике», к сожалению, этого нет. Злодеи вводятся практически перед финальной битвой, у них нет внятной мотивации, а герой в конце не разоблачает преступников, а дерётся с Финальным Боссом. Как компьютерная игра было бы, наверное, просто отлично. Но это книга, а от книги хочется большей проработки.

Тем не менее, книгу можно читать просто ради атмосферы. «Пересмешник» подкупает желанием поиграть в «англичанство», в чопорный викторианский город (не назову его «стимпанковским», хотя кое-что в антураже от этого жанра есть). Можно воспринимать книжку как красочный Квази-Лондон. Но повторюсь, он был бы живее без десятков рас и видов, которые приходится запоминать.

До чего, все-таки, трусливый народ — человечество. Как оно(мы) боится(мся) всего, чего не может понять. Вот перед нами — люди, обыкновенные биологические человеки, только

Несчастный, гонимый, как в «Бегущем по лезвию», Лев Абалкин должен вызвать сочувствие, а не вызывает. Уж не знаю, что у него там с генами, но с психикой явные нелады с детства. Не имел друзей, тиранил любимую девушку, всех подряд обвинял в сломанной жизни. Злой КОМКОН затравил беднягу? Как бы не так! Посмотрите на Корнея Яшмаа. Ему труднее должно быть, жить с таким знанием, а он живет и процветает. Да, думаю, и остальные из тринадцати, кто дожил до таких годов, живут себе спокойно и неприятностей близким не доставляют. Абалкин хорошо оттеняет Максима: на фоне неврастеника спокойный и рассудительный главный герой вызывает б0льшую симпатию.

Искренне жаль, что так невнятно обрывается линия воспоминаний. Очень хотелось узнать, к каким же выводам пришли хваленые эксперты во главе с Вандерхузе, и как Абалкин с Щекном спасли свои шкуры из плена. Вообще, слишком много недосказанностей, неожиданно быстрый финал и не доведенные до конца намеки на сюжетные линии вредят повести. Блестящая детективная интрига, отличный Максим в роли детектива, отличная фабула, главы на Надежде — вообще шедевр. Тема голованов интригует, тема странников интригует вдвойне. Казалось, еще пару глав подождать — и все станет ясно. А тут — резкая точка. И все великие загадки остаются глубокомысленной пустотой, ружья висят и не стреляют.

«Спящий» остается одной из самых недооцененных книг Уэллса, которую, на первый взгляд, затмевают ужастик «Человек-Невидимка» и приключенческая фэнтези «Машина Времени». А между тем, «Спящий...» — книга в истории фантастики ключевая по многим параметрам.

Это, во-первых, корни современной фантастики о будущем. Перед нами — полноценный образ «мира завтрашнего дня», живой и действующий. Предшественники Уэллса, даже Жюль Верн, не заходили дальше «занимательной механики» в описании технических диковинок XXI века, да шуточных прогнозов о городах, погребенных под тоннами навоза (а это приписывают Менделееву). Уэллс же создает настоящее общество со всеми его классами — правящими и угнетенными, и систему поддержания порядка в этом хрупком равновесии. И точно взвешенное соответствие между уровнем развития технологии и уровнем развития общества.

Во-вторых, «Спящий» — первая крупная антиутопия. Не будь «Спящего», не было бы «Мы», «451 по Фаренгейту», «1984» и «Дивного Нового Мира». Да, будущее по Уэллсу — это не золотой век утопистов! Мир поделен на классы, одетые строго согласно своему положению в разноцветные робы, а зомбо-пресса поддерживает в них иллюзию, что они граждане Земли и влияют на что-то. Видимость демократии, видимость плюрализма — как нам знакомо это зрелище, когда власть и марионеточная «оппозиция» грызутся на потеху публике! На деле даже военный переворот не приводит к изменениям в жизни людей — просто одна тирания сменяется другой.

Перемены сверху невозможны — перемены всегда идут снизу, говорит нам Герберт, а внизу стоит неграмотный, осатаневший от работы мужик с лопатой. И стоит сдернуть с него на мгновение пелену дурмана — взрыв неминуем. Вот вам и «В-третьих» — «Спящий» это воплощение воззрений Уэллса-социалиста на общественное устройство и едкая сатира на действительность Британской империи его времён. Да и не только Британской...

В общем, «Когда Спящий проснётся» это тот случай, когда классикой становятся не за возраст, а за содержание. До тех пор, пока не поползут по нашей планете гигантские раки под умирающим Солнцем, тема власти и толпы будет актуальной, а вместе с ней — и эта книга.

«Незнайка на Луне» — ключевая книга из волны сюжетов «наш человек на отсталой планете», которая началась «Аэлитой», а условно закончилась «Обитаемым островом», развенчавшим идею «прилетим и перевернём». Причём с последним у «Незнайки на Луне» огромное сходство, Стругацкие как нарочно повторяют сцену бесплатного обеда в ресторане. Но Саракш — постъядерный мир военной диктатуры, жестокой, но вынужденной. А Луна — это «малая Земля», на которой утрированы, но отнюдь не вымышлены, недостатки нашего сегодняшнего — а тогдашнего западного — общества. Что интересно, этих недостатков практически нет в обществе западном современном. Я бы даже сказал, антиутопия удивительно мягкая. В этом мире можно жить, даже преуспеть, как это удалось Пончику. В этом мире газеты пишут о прилёте космонавтов, телевидение снимает облажавшуюся полицию. Можете себе представить такое в нашем мире? Как по-вашему, Первый канал показал бы, как пришельцы уделывают власть? Вряд ли.

Сам Незнайка в этой книге почти ненужный персонаж, и это обидно. Честно говоря, я ожидал от него больше активности. Ожидал, что именно шебутной Незнайка разрушит этот мир и поможет построить новый. А Незнайка оказывается неудачником (рохля Пончик даже быстрее него приспособился к новому миру) и нуждается в спасении другими героями. Как и в «Солнечном городе», да и в первой книге, Носов уделяет много внимания второстепенным героям. Стоит в кадре появиться какому-нибудь интересному персонажу, и камера немедленно прилипает к нему, делает главным героем наравне с Незнайкой. Причём — удивительно! — это иной раз отрицательные персонажи, магнаты Спрутс, Скуперфильд, мошенник Жулио. Носов не ненавидит своих злодеев, он дружелюбно посмеивается над ними — поэтому за ними приятно наблюдать. Несмотря на жёсткий мир, книга вполне комфортна именно благодаря юмору: смешные и весёлые люди не могут быть совсем плохими. И действительно, Скуперфильд и Пончик к концу книги перевоспитались, оставив роль злодея совершенно не смешному и слишком солидному Спрутсу.

Рекомендую прочесть всем, махнув рукой на комплексы по поводу «детских книг». А также посмотреть мультфильм, он довольно близок к книге, за исключением внезапной замены мальчика Козлика на девочку Звёздочку в роли сайдкика.

Эту книгу надо прописывать всем политическим фанатикам, озабоченным красно-белым вопросом. Она вылечит и ярых монархистов, и наивных либералов, и упрямых коммунистов от их иллюзий.

Глазами очевидца мы видим Россию после гражданской войны — голодную, разорённую. Уэллс не скрывает, что войну эту навязывают молодой республике с Запада, натравливая на нее «белых» и «коричневых» авантюристов. На неопытное еще советское правительство свалились непосильные задачи. Причем Уэллсу предстала картина уже не в худшем виде — уже усмирен бандитизм и возвращены едва не потерянные окраины. Еще 3-4 года назад все было намного трагичнее. Убедительно показано, что революции 1917 года были не убийством, а эвтаназией умирающего.

Посмеиваясь над коммунистами, Уэллс тем не менее, безошибочно видит в них единственную силу, способную спасти положение. Он высмеивает Маркса, морщится от фанатиков-активистов, но Ленин и его команда производят большое положительное впечатление. Он ожидает увидеть безумных фанатиков — а видит неглупых людей, осознающих, что управляют тонущим кораблем и пытающихся хоть как-то дотяуть до берега. Монархисты и «западники» не поверят собственным глазам, читая это; они обвинят Уэллса во лжи и предвзятости. Но стал бы лживый и предвзятый апологет коммунистов писать о разрухе и распаде России и беспомощности коммунистической доктрины? Это ложка дёгтя уже для «красных» читателей.

Единственное слабое место книги — попытки гадать о будущем. Уэллс настроен пессимистически, он не верит, что Советская Республика восстановится без помощи с Запада, предупреждает об угрозе азиатской иммиграции и распада России. Уже через 10-20 лет это будет выглядеть презабавно при сравнении с индустриально развитым и строго, тоталитарно управляемым СССР.

На протяжении чтения этой книги отношение к ней у меня скакало от «Это лучшее, что я когда либо читал» до «Ну сколько можно плоских страшилок про тоталитаризм!». Как можно судить из оценки, к первой я все же оказался ближе.

Книга отличается от всего, к чему я привык у Стругацких (так вышло, что до ОО руки дошли уже после ТББ, ПКБ, ПНВС, ПИП итд итп). Отличается в сторону действия, остросюжетного романа, энергично сменяющихся обстоятельств и декораций. Нет того спокойного, размеренного течения ткани романа, которое есть, допустим, в «ТББ». Нет и клина на точке зрения главного героя. Нам дают посмотреть на мир Саракша не только глазами земного мальчишки, для которого весь этот ржавый радиоактивный фашизм, все это гадко и непонятно. Но и глазами людей, которые здесь родились, выросли, которым эта ядерная пустыня — Родина, которую он любит, готов защищать и бороться за ее благо.

И это переворачивает восприятие читателя не хуже, чем открытие, что мир на самом деле круглый. Максим — не «парень с нашего двора», и даже не обычный человек из идеализированного мира, где «джунгли с подогревом и автоматами с газировкой». Этот «простой» парень умен, образован, силен, здоров, как бык, управляет любым транспортом, неуязвим к мыслеволнам и обладает умениями и силами на грани супермена из американского кино. Даже пуля молодца не берет! Читатель, при всем желании, не может отождествить себя с ним. Идеальный Максим — не наш сосед, даже фамилия у него не соседская: Каммерер. Куда больше соседей читатель увидит в жителях Страны Отцов. Простодушных, усталых людей, чья страна вместе с ними пережила больше, чем полагается на ее век.

И тогда, все становится на свои места. Саракш — это Земля, а Максим — диковинный пришелец из космоса, чужак в чужой стране. Добрый, благородный, исполненный сострадания, но ни черта не понимающий в загадочной саракшской душе.

Конечно, недостатки романа никуда не делись. Не очень убедительный тоталитаризьм, которым пытаются пугать, хотя совсем не страшно. (Террориста и явного врага власти Мака Сима каждый раз прощают и даже не сажают в тюрьму, хотя должны были расстрелять раза четыре. Вооруженный холокост выродков, которых куда проще было бы «заботливо» упрятать в больницы с мигренями). Башни — секрет Полишинеля, о котором читатель догадывается куда раньше героя. Совсем не раскрыта осталась девушка Рада, которая Максима вроде любит, но где-то далеко любит, за кадром. Впрочем, на общем сильном фоне, эти «хвосты» можно простить — идеальных книг не бывает.

Главное, что удалось Стругацким в «Обитаемом Острове» — уникальное для нашей фантастики и для них самих сочетание остросюжетного романа с остросоциальным. Книга не отпугнет ни любителя сложной социальной фантастики, ни поклонника сатиры, ни приверженца размашистых эпосов. Ни даже человека, которому (как мне) антиутопии изрядно набили оскомину. Ибо каждый поворот заковыристого сюжета этой книги вновь и вновь доказывает: не верь глазам своим! Поспешишь судить, видя картину лишь с одной стороны — и жестоко обманешься. Каждый раз, когда Максим понимает, каких дел чуть не натворил, это звонок читателю: не спеши с ответом. Сомневайся. Думай.

А фантастика-то где? — спросит кто-нибудь. Она здесь — не в говорящих и огнедышащих драконах, не в магах с фаерболами. Фантастика — в мировосприятии героев, для которых скала — это застывший тролль, ветер — это яростный дух, море — царство холодного Ньёрда.

А где же битвы, спросит этот кто-то. И битвы есть — но не с толпами озверевших орков, а с природой, со стихией, с собственной слабостью. Броситься на ледник спасать погибающего товарища нужно не меньше смелости, чем махать железкой. А решимости простить врага, вместо того, чтобы устроить с ним бессмысленную резню под названием «финальная битва добра со злом» — куда больше надо.

Эта книга о настоящих мужчинах, о дружбе и верности, о чести и бесчестии. Герои Семёновой напоминают героев Жюля Верна — только без попыток читать лекции о популярной географии. Это еще и экскурс в культуру, в мировоззрение наших предков (да-да, и наших тоже — варяги родствены русам). Приятно также, что, в отличие от некоторых других исторических книг, Семёнова воздержалась от явной пропаганды язычества и наездов на другие веры. Повесть адресовна всем, кому хотелось почувствовать северный ветер в лицо и песни скальдов в ушах, но кого не тянет выслушивать истории о «геройских» грабежах варваров-язычников. Герои Семёновой благородны — но не картинны, их благородство идёт от добродушия, которое, хочется верить, встречалось и в древней Скандинавии.

Прочитал первый том Этерны «Красное на красном» и имею сказать, это было шикарно.

Книги об интригах и политике принято высоколобо презирать — ведь в них нет Философии! Но за «Философию» часто выдают набор красивых слов о чем-то далёком от жизни, о чём-то пассивном, медленном и лишённом энергии. Надсадно-пафосные книги о совершенствовании души, метаниях и поиске себя, печатаются каждый день, раздаются у метро и выбрасываются в урну у эскалатора. А «Государь» Макиавели будет выдерживать бесконечное число переизданий. Потому что его выводы — работают, его наблюдения — верны для всех эпох, его опыт — способен повлиять на жизнь людей. Хоть в средневековой Италии, хоть в современной Ливии, хоть в никогда не существовавшем Талиге. Политика — самый увлекательный вид спорта, в котором противники играют в невероятную «стратегию в реальном времени» без ограничений в возможностях.

***

Вера Викторовна, кажется, собрала чуть ли не все элементы идеального для меня романа, причём во многих случаях — совсем не так, как я их себе представлял.

...Меня бесит, когда герои не знают, чем им заняться. Бесят одиночки, оторванные ломти, без цели, дома, друзей, родных. Как будто они родились на свет за минуту до начала книги или вовсе свалились из другого мира. Герой должен быть родной, естественной частью мира, в котором он живёт....

«Этерна» очень быстро берёт быка за рога, раскрывает диспозицию сил и ставит героев в определённые положения внутри неё. Не считая вступления в духе «не-пришей-кобыле-хвост, что оно здесь делает?», «Красное на красном» посвящено вполне определённой истории: борьбе за трон в Талиге. И у героев с самого начала есть позиции по ту или иную сторону баррикад, им сразу нужно бороться — или, усомнившись, менять сторону. А не шляться по городам Великого Мира в поисках приключений.

***

...Я терпеть не могу, когда книга написана от первого лица героя, чья точка зрения — единственно верная и единственно известная, а сам он — заведомо бессмертен....

Камша берёт за основу принцип, подмеченный мной ещё у Тэда Уильямса. У автора есть несколько «агентов», с точки зрения которых он рассказывает историю. До Камши этот принцип успел позаимствовать Джордж Мартин, но его главы — это параллельно идущие истории главных героев. А главы Камши и Уильямса — точки зрения разных — главных и второстепенных — героев на развитие одного и того же сюжета. На самом деле, сюжетных веток всего две — в Талиге и в Агарисе, но взглянуть на них мы сможем даже глазами бабушки Матильды (кстати, очаровательнейший персонаж!)

***

...Я люблю читать про жизнерадостных и ироничных героев, наделённых брутальным, мужественным обаянием и снабжённых крепкой головой на плечах. А не изнеженной душой подростка и девичьим сердцем в волосатой груди, полным метаний и терзаний. Герои должны вызывать симпатию не только своей моральной чистотой. Куда больше симпатии вызывает лихость, ловкость, чувство юмора, чёткое представление о целях и умение их добиваться...

На первый взгляд, промах — номинальный главный герой Ричард Окделл суть молокосос, тряпка и колеблющееся ничтожество. Но на самом деле, стрежень истории не он — вот к чему здесь принцип «агентов с видеокамерами!» Мальчишка Дикон служит лишь «доктором Ватсоном», видеокамерой, снимающей блистательного Рокэ Алву. А уж этот персонаж хоть куда. Игрок, острослов, дуэлянт, музыкант, великолепный интриган и остроумный тактик, он даст фору даже брилёвскому Берену, вэберовской Харрингтон и — о ересь! — самому Тириону. За ним интересно наблюдать, им хочется быть. Он не просто ЗАЯВЛЕН как великий полководец — он демонстрирует чудеса полководческого искусства в кадре, перед нами. От нас не требуют верить на слово — нам показывают, чем он велик. И после этого по-настоящему восхищаешься этим великим и ужасным человеком.

***

...Я люблю, когда на стороне противников героя дерутся не безмозглые монстры, безумные фанатики или Абсолютное Зло, а люди со своими разумными целями и со своей правдой. Они объективно несут зло для героя и его близких, но делают это ради блага и выгоды «своих», и не лишены своих положительных качеств. Если не благородства, то хотя бы — ума...

С равноправием в «Этерне» даже перебор. Поначалу заявленные как «положительные» сторонники Людей Чести с самого начала сопровождаются таким мощным авторским сарказмом, что читателю ясно: силы Добра из них — как из Фродо чемпион по рестлингу. К финалу в правоте раканского дела начинают сомневаться даже герои-точкизрения, которые вначале настраивали нас на борьбу добрых Раканов со злыми Олларами.

Но со «своей правдой» Вера Викторовна не подкачала. Борьба «людей чести» и «навозников» напоминает борьбу красных с белыми, северян с южанами. Кто прав? Зависит от ваших взглядов. Вправе ли король сражаться за свой трон против своих же граждан руками иностранных наёмников? Можно ли ради защиты женщин и детей своей родины уничтожить сотни женщин и детей в тылу агрессора? Это не ответы автора, это ваши ответы, читатель. Они вроде бы лежат на поверхности, но когда видишь, в каких условиях принималось решение, то понимаешь: ты бы и сам не принял другого.

***

...Я люблю стратегию в реальном времени, показанную тщательно и подробно, с оригинальными тактическими ходами...

Не стратегия, но тактика в «Этерне» показана хорошо: большинство тактических ходов (в основном придуманных Алвой) неглупы, эффективны и реальны. И если экзотика вроде козлов-камикадзе и банальности вроде рассыпанного на дороге золота (трюк, описанный Юлием Фронтином аж в I веке) могут вызывать сомнение, то работа Алвы с артиллерией, спецназом, резервом и засадами достойна всяких похвал. Не зря «Мир Фантастики» в своё время назвал красавчика Рокэ лучшим полководцем в фантастике.

***

...Я люблю диалоги живых, вменяемых людей, не состоящие из позёрских фраз о вечности. Живые люди на работе говорят о деле, которое их волнует. Живые люди на отдыхе шутят и обсуждают любимые развлечения, слухи и сплетни, изредка — парадоксальные вопросы...

Если герои и берутся говорить о чём-то, не связанным с ходом книги, — это вполне естественные для молодых мужчин вещи: любовь, лошади, оружие, игры, вино, суеверия. Камша не заставляет бойцов пафосно обмениваться фразами посреди битвы. Нет сцен вроде «Прежде чем я убью тебя, я расскажу тебе свой план» или «За ним, идиоты!» Герои не откровенничают там, где это неуместно в реальной жизни. Предатели не выдают себя мерзким хихиканьем, короли и графы на переговорах не забывают об этикете и лицемерии. Покоробила только стилизация «под дерёвню» в речи провинциалов. По сравнению с настоящей речью крестьян, которую можно встретить у русских классиков, под которую удачно стилизовался Лукин, таможенники из Варрасты выглядят пародией.

***

Идеала не бывает — я бы просто не поверил в него. Конечно, книга не лишена недостатков. Очень насторожил и едва не оттолкнул пролог: надеюсь, в продолжениях не будет упора на «Упорядоченное а-ля Перумов, в котором невесть кто невесть зачем пожирает миры». Ричард Окделл выглядит уж слишком вялой тряпкой, к концу книги уже хотелось, чтобы он совершил хоть что-то, достойное мужчины. Алва, напротив, слишком безупречен — хотя я уверен, что в дальнейших книгах он ещё получит щелчков по носу.

Много странностей в мире: почему Люди Чести, веками находящиеся в оппозиции к Олларам и почти не скрывающие этого, ещё не отправлены в монастыри и на плаху? А если в Талиге такой махровый феодализм, что король даже не может покарать изменников — почему их владения до сих пор часть империи «навозников», а не отделились при первой же возможности?

Не очень-то потрясли и «страшные» истории о чудовищах, живущих где-то под старой столицей. Зато мелкая, «бытовая» мистика удалась на славу. Как и история о шалостях в закрытой школе для оруженосцев.

Есть минусы, но все они — мелкие, терпимые. Они не могут снизить моё впечатление ни на балл. 10/10 и продолжение читать буду.

Бесспорно, с этой книги началась вся вампирская тематика. С удивлением узнаешь, что практически все архетипы, связанные с темой вампиров, придуманы одним человеком и в одной книге. Священные реликвии, чеснок, возможность входа в дом только по приглашению, сон в гробах, осиновый кол, слово «носферату» («Нежить» по-румынски), превращение в летучую мышь и даже «коза», защищающая от дурного глаза (в наше время символ металлистов) — все это стокеровский «Дракула».

Автор всячески отдает должное своему злодею: он-де и умен, и отважен, и целеустремлен, и знаток алхимии. К сожалению, в романе это показано слабо. Дракула похож на стихийное бедствие: он налетает, высасывает и исчезает. Героям остается лишь хлопать глазами. Остальные герои, кроме, может быть «Шерлока Холмса» — всезнающего Ван Хельсинга — перед ним растерянны, наивны и медлительны. Им не приходит в голову, например, сменить место жительства, чтобы скрыться от графа, хотя бы переехать в дом, в который он не имеет приглашения. Особенно это видно человеку XXI века, который уже немало видел и читал о вампирах: очевидные, казалось бы, приметы и намеки, до героев доходят, как до жирафа. А ведь перед нами не материалисты и скептики, а вполне верующие люди.

Изложение книги в виде дневников персонажей, на мой взгляд, главная неудача книги. Во-первых, вероятность того, что автор дневника будет в начавшейся главе убит или превращен в вампира сведена к нулю. Во-вторых, сочетание драматургии романа и логики дневниковых записей приводит к смешным ляпам. Например, когда Ван Хельсинг и Сьюард тайком шепчутся за спиной зараженной Мины, а потом Сьюард записывает этот диалог и... просит Мину его перепечатать.

Немаловажно, что главный борец с вампирами, профессор Ван Хельсинг, практически не получает слова в виде своего дневника. Это грамотный ход, заимствованный у Эдгара По и Артура Дойля: читатель и герои поставлены в положение доктора Ватсона, который лишь догадывается об истинных мыслях гения и должен ломать голову над его намеками.

Слог романа тяжел, персонажи общаются столь патетично и витиевато, что их диалоги выглядят как театральная постановка. (В вышеупомянутой сцене Ван Хельсинг, заслышав шаги Мины, успевает произнести речь еще на два абзаца, прежде чем она входит в комнату.) Примета эпохи, стиль XIX в? Но почему Дойль, Киплинг, Верн сумели заставить своих персонажей изьясняться нормальным человеческим языком? Насколько «Дракула» великолепен своим фантастическим допущением, настолько он слаб с точки зрения «чистой литературы».

Как выглядит классический детектив в том виде, в котором его изобрел Артур К. Дойл? Совершается преступление, затем выясняется личность жертвы и, наконец, детектив проводит расследование и находит преступника. А как выглядит детектив наоборот? Есть убийца с мотивом и пособниками, есть жертва, и есть сыщик. Нет только, вы не поверите, убийства. И сыщик (роль которого здесь невольно играет Геральт) — в патовой ситуации: предотвратить преступление он не может, а когда его таки совершат, расследовать будет нечего: убийца заранее обьявлен и не скрывает своих намерений.

Предотвратить убийство может только еще одно убийство: будущего убийцы. Но пока что он невиновен и морального оправдания Геральту благоразумно не дает. Обе стороны, как это привычно у пессимиста Сапковского, те еще сволочи, и обе, в какой-то степени, заслуживают смерти. Геральт может только сделать выбор, кто из них будет жить, а кто умрёт. А он не хочет, он у нас парень с принципами и верит в добро и справедливость. Вот вам и морально-психологическая дилемма в душе непрошенного паладина.

Немного о постмодернизме. Все заметили, да и сам автор не забыл упомянуть, отсылку к Белоснежке. А вот другая отсылка, не менее явная, ходит мимо незамеченной. Принцессу из благородного дома выбрасывают на сьедение зверям из-за предсказания, что она вырастет чудовищем... И вот спустя много лет она возвращается мстить... Ничего не напоминает? Не напомнит, только если не читали.

Это же «Родится Ведьма...» Говарда! Сапковский сагу о Конане очень даже читал (см. «Нет золота...»), и с этой повестью хорошо знаком. Рэнфри здесь играет на позиции Саломеи, а Геральт, таким образом, примеряет доспехи Конана. С той разницей, что Саломее некому мстить за неудачное детство — все давно уже почили — и отыгрывается она на ни в чем не повинной сестре, а не на жреце, который бросил ее в пустыне. А Конан, в отличие от Геральта, не сомневается, какую сторону занять, его сторона — своя собственная. (Конан вообще реже сомневается. Это у Геральта — кодекс, принципы, а у Конана — простая животная необходимость выжить).

В общем, рассказ хороший, и даже в фильме он отражен более-менее точно. Единственное, о чем я жалею — что в него не попали семь гномов, а на их месте обычные разбойники. Бой Геральта с семью бронированными тангарами должен был войти в историю!

Милая такая success story. Герой стартует пастухом-оборванцем, к вечеру первого дня книги теряет даже овец и деньги, а к финалу приходит магом 80-го уровня, богачом и завидным женихом. Причем добивается этого исключительно интеллектуально-духовной деятельностью. (Прямо-таки источник вдохновения для гуманитария: продолжай в том же духе, авось на тебя внезапно свалится озарение.)

При этом, никто Сантьяго премудростям не учит. Методы «обучения» у Алхимика находятся на уровне «выкинуть за борт: либо выплывет, либо потонет». Каким-то образом мальчик постигает всё сам. Опыт научил? Но опыт — это путь проб и ошибок, а Сантьяго, применяя свои способности, НИ РАЗУ не ошибается! Такое впечатление, что все необходимые знания и способности в нем есть с самого начала, просто не работают, пока жареный петух не клюнет. Зато попав в плен или будучи обворован он тут же легко выкручивается с помощью прокачанной интуиции. В реальной пустыне даже из такого премудрого мальчика сделали бы хачапури уже через несколько дней.

С другой стороны, не может не радовать, что геройскому «просветлению» нашлось, наконец, практическое применение в жизни. Предсказал нашествие на оазис — и на тебе, высокий соц. статус, невеста и учитель. показал фокус с превращением в ветер — и нате, деньги, лошадь, проводник. В итоге, когда в конце книги Сантьяго находит-таки свои денежки, они уже не играют никакой роли. Сам путь был чем-то гораздо большим: способности, которые он получил, люди, с которыми подружился, репутация, которую завоевал. Можно теперь до старости курить кальян в гамаке и с важным видом принимать вождей, пришедших за твоей мудростью.

Мне, как читателю, мешал только вопрос: чем герой заслужил / добился такого счастья? Просто шёл «своей стезей», как фаталист? Не видно целенаправленной работы героя над своими способностями, не видно его проб, ошибок и разочарований. Видно парня-экстрасенса, который все умеет, но ленится попробовать «колдовать», пока жизнь не припрет.

«Алхимик» оставил ощущение хитрой-хитрой стилизации. Автор явно поставил себе задачу написать книгу, после которой чувство, что ты съел лопату философии и не переварил. Поэтому искать здесь оригинальные философские концепции — дохлый номер. Все возвышенные и загадочные Слова служат здесь чисто в эстетических, украшательских целях. За ними просвечивает хитрая, ухмыляющаяся физиономия Коэльо, который прикидывает, на каком месте до тебя это дойдет.

Что такое «Стальная Крыса»? Это остросюжетный криминально-иронический детектив в научно-фантастических декорациях. Здесь можно даже заметить что-то вроде пародии на аналогичную литературу о «наших днях» (хотя главный источник вдохновения, авантюрные романы Дональда Уистлейка, Гаррисон не столько пародирует, сколько подражает). Читать «Стальную Крысу» весело. Но не более.

Ибо это иронический детектив во всей своей красе: с неубиваемым и неунывающим героем, с мешаниной событий, далекой от последовательного сюжета. Гаррисон не пытается — или не может — нарисовать своего героя умным авантюристом. У него получается ловкий, но вполне обыкновенный грабитель. Ни разу Джим ди Гриз не может провести ненасильственного изьятия денежных средств у населения, или хотя бы не спровоцировать погоню с перестрелками и взрывами. И при этом он мнит себя чем-то исключительным, «элитой» преступного мира, который якобы почти не нарушает закон.

Закатай губу, Джимми! Настоящий авантюрист из хорошего авантюрного романа действует в белых перчатках, играючи, если он извлек хотя бы финку для боя — он провалил свою репутацию. Бог с ним, с идеальным Остапом, возьмем Момуса из «Пикового валета» Акунина. Вот это — Аферист! Маскарад! Декорации! Вхождение в роль! Игра на слабостях жертв! И упаси боже, никакого насилия! Жертвы узнают, что обмануты — если вообще узнают — когда он за тридевять земель проигрывает их денежки в карты.

А теперь возьмите любую операцию Стальной Крысы. Швыряясь усыпляющими бомбами направо и налево, соря взрывчаткой, он проникает в самый обыкновенный банк, набивает баксами карманы и бежит прочь, расталкивая полицейских и раздавая им пинки по гениталиям. Погоня в десяток машин и взрыв вертолета (©) обязательны. «Ловкий авантюрист?»

Тонкая работа? Извините, когда для простого выхода с военной базы (на которой он вполне легально числится военным), ему не приходит в голову ничего лучше, как с боем! угнать! самолет! И все для того, чтобы сгонять в город на часок, а потом так же, с боем, вернуться обратно! Это называется бить тараканов ядерной боеголовкой.

Несмотря на все это, главный герой обладает способностью вызывать симпатию. Во много благодаря своему «моральному кодексу», не позволяющему ему убивать без необходимости, он выглядит кем-то вроде Робина Гуда. В этом отношении Гаррисон намного талантливее своих эпигонов. Персонажи второго плана на удивление не картонны, а подчас очень выразительны. Самое живое лицо книги, Слон, над могилой которого читатель может действительно прослезиться. Очаровательная и смертоносная Анжелина, под маской которой скрывается бывшая закоплексованная дурнушка. Дерзкая Бибз, похожая на отражение самого Крысы. К сожалению, едва доходит до злодеев, вся рельефность летит к чертям. Охранники — лишенные мозгов громилы, все до одного, предводители злодеев — мегаломаньяки с обязательным садизмом. Право слово, даже в черепашках-ниндзя меньше зловеще хохотали и орали «За ним, идиоты!»

Вселенная «Стальной Крысы» тоже не радует разнообразием: планета за планетой описываются как «захолустье», где подают дурное пиво (интересно, что показалось бы Джиму (пареньку, вообще-то, из глубинки), настоящей столицей и хорошим пивом?). Это обыкновенная Америка среднего запада в декорациях «будущего», и после нее очень странно звучит удивление Джима от Земли XX века: уж тут-то ничего нового он не мог обнаружить.

На этом месте элитарный критик должен был поставить точку и заклеймить произведение как обыкновенный коммерческий боевик, иронический детектив, лишь в антураже фантастики. Я не элитарный критик. Я провел несколько замечательных ночей за чтением «Стальной Крысы», получил хорошее развлечение, и, возможно, еще не раз перечту со скуки.

А на большее Гарри от меня и не рассчитывал.

Коварные издатели вынесли в заглавие сборника самое «фэнтезийное» название, да ещё поставили в начало две философских восточных притчи. В результате, поначалу об авторе складывается совершенно неправильное представление. Издатели явно целились в кого-то вроде меня, кого наукообразием не удивишь и не зацепишь («это было у Кларка!»), а вот сказкой из «Тысячи и одной ночи» можно подкупить.

Теда Чана явно волнует — эта тема переходит из рассказа в рассказ — тема судьбы, предопределённости и неизбежности. Хотя я не люблю эту тему, не верю в судьбу (как не верит, полагаю, ни один христианин, ибо наличие судьбы противоречит бытию Бога) и скептически отношусь ко всякого рода «неумолимому року», тему он раскрывает весьма интересно. А в одноимённом рассказе — «Купец и волшебные врата» — ещё и элегантно.

Все случайности и действия персонажей стыкуются так, чтобы образовать непротиворечивую последовательность «предопределённых» событий. Элегантно, как узор. В такой трактовке нет места для временной петли, параллельных миров и исчезающих надписей из фильма «Назад в будущее». При этом полностью отсутствует причинно-следственная связь: следствие вполне может быть причиной своей причины. В представлении Чана, «сам себе дедушка» — не шутка, а норма.

Купец даёт советы себе молодому, как избежать опасностей. Откуда он знает об опасностях? Его в молодости предупредил он же, постарше. Другой купец украл у старого себя ларец с деньгами — и потом всю жизнь копил, чтобы этот ларец появился. Это не накопление опыта, не изменение прошлого — это неизменный узор, сотканный раз и навсегда, и даже если в него вмешивается чудо, оно тоже лишь часть застывшей картины. Чан представляет себе время не как цепь изменений и процессов, причин и следствий, а как застывшее четвёртое измерение, вдоль которого можно двигаться в любую сторону, но которое нельзя изменить.

Но в отличие от остальных рассказов сборника, тяжеловесно-научных, «Купец и волшебные врата» — лёгкая и воздушная восточная притча, которая читается легко и с удовольствием, в которой, несмотря на предопределённость, есть интрига, есть приключения и даже есть немного эротики. Отличный рассказ, единственный из чановских, который войдёт в число моих любимых.

С «Рони» для многих началась дорога в мир фэнтези. Да-да, именно фэнтези, а не сказки-притчи. Ибо здесь фантастика — не в невозможном сюжете (он, как раз, не фантастичнее «Ромео и Джульетты»: родители ссорятся, дети дружат). Здесь фантастика — в мире, в который помещены герои. Номинально это все еще Швеция, но это Швеция с троллями, гномами, единорогами и гипнотизирующим туманом. Время — условное средневековье, да и страна условная, догадаться о том, что мы в Скандинавии можно только по именам и прозвищам на шведском.

Мир «Рони» — заманчивый, загадочный, почти эротически дразнящий, как девушка в ночной рубашке. Прелести намечены, но снять покров тайны и посмотреть поближе нам не дадут. Где-то есть рудники друд, где работают «до крови из-под ногтей»; где-то живут серые гномы, которые тоже любят утаскивать людей; голоса из-под земли манят к себе, хотя мы ни разу не видим их обладателей. Ткни ногой в снег — и ты пробъёшь крышу дома тюхов; задержись на ночь в лесу — узнаешь, куда попадают непослушные дети. Герои все время на грани вскрытия «ночнушки» этого мира и попадания за грань, но эту грань они не переступят ни разу. И это возбуждает куда больше, чем беспардонно обнаженные прелести «неверлэндов«! Это заставляет работать воображение, додумывать и представлять самому. Из таких недосказанностей рождаются фанфики, из них рождаются новые рассказы и новые писатели.

Яркие декорации, яркие персонажи. Каждому разбойнику присуща индивидуальность, какие-то личные особенности языка или внешности — как после стрелы в шею Стуркас становится «фик-фок на один бок«! Благодаря таким подробностям как-то не бросается в глаза, что «страшные разбойники», в сущности, мальчишки с приклеенными бородами. У них даже жена есть только у атамана. Мы видим их через призму зрения Рони: никаких по-настоящему отрицательных качеств, которые должны быть присущи преступникам.

Вообще, в книге нет ни одного по-настоящему отрицательного персонажа, за исключением разве что «монстров»-друд. Основная идея всей книги — люди на самом деле не плохие, просто глупые и упрямые. Хороший, но глупый и упрямый Маттис чуть не зарезал хорошего, но глупого и упрямого Бирка, чтобы насолить хорошему, но глупому и упрямому Борке. И самой умной, самой решительной приходится стать героине. Брать на себя инициативу, спасать положение, решать быстро и решаться на трудное, опасное.

Я хотел бы, чтобы мои дети росли на таких примерах, как Рони, как Алиса Селезнёва, как Маугли! У этих детей нет волшебной палочки, зачарованного меча и чудесного везения; только смелость — преодолеть себя, смекалка — додуматься, как поступить, энергия — шалить и открывать новое. Они сталкиваются с фантастическим миром — не теряются, да и в реальном — не спасуют.

«Имо, мой Имо»

или приключения плаксы-ваксы-мэрисью в Вандерлэнде

Трудно поверить, что эту унылую, слезоточивую и нарочитую до пародии книгу написала та же Астрид Линдгрен, что и искрометных «Рони», «Пеппи», «Карлсона», «Эмиля», «Расмуса». В «Мио» нет ни капли того озорства, той жизнерадостности, которой полны лучшие вещи фрау Астрид. Всё, что есть в этой книге — это слезоточивый пафос. Нет, не тот героический, с которым спартанцы сносят головы врагам, а пафос нарочитой жалости, плаксивости и уныния. Нас все время призывают пожалеть бедняжку героя, который не переживает ничего особенного, но по поводу любой неприятности истерически рыдает. Про себя я решил, что в названии перепутаны буквы — книгу следовало назвать «Имо, мой Имо».

«Имо» рассказывает про попаданца из нашего мира в «тот», который на той стороне обретает все, о чем только можно мечтать. Почти метафора рая после смерти. Но рай — это воздаяние за добрые дела. Чем мальчик Буссе заслужил билет в рай? Ел кашу лучше всех? Был всегда добрым, храбрым и говорил только правду? Нет, просто он ВДРУГ оказался пропавшим сыном короля, и плюшки ему дают за то, что он — это он. Его сосед Бенке ничем не хуже и не лучше его, но ему летающей лошади, замка и папы-короля не полагается.

Тем более обидно, что все блага сыплются даже не на среднего героя. Герой вызывает отвращение. Он — сопля. Ничтожество. Нытик. Девчонка. Для мальчишки, он слишком много плачет. Причем по любому поводу, и даже без повода. Он плачет, слушая пение птиц, плачет, вспоминая о своем отце, а уж когда начинаются приключения — рыдает без остановки от любого испуга.

Разумеется, такая сопля не способна победить Страшного Темного Рыцаря Като. Поэтому ему выдается инвентарь героя:

* лошадь волшебная летающая, 1 шт.

* меч волшебный, рассекающий стены, 1 шт.

* плащ-невидимка, который ВНЕЗАПНО проявляет свои свойства, 1 шт.

* ложка-кормилка, про которую тоже забыли предупредить, 1 шт.

* птицы-помощники, способные достать меч со дна озера (птицы! не рыбы!) — неограниченно.

* фантастические «рояли в кустах», в стиле «меня догнали стражники, всё пропало... но тут свершилось чудо, земля разверзлась и укрыла нас» — неограниченно.

Обладая такими ништяками, Мио, тем не менее, умудряется продолжать ныть, плакать и попадать в плен, даже не замахнувшись чудо-мечом на стражников. Из каждой передряги он выбирается ТОЛЬКО с помощью внезапного чуда, типа разверзшейся земли, проявившихся чудо-особенностей плаща или ложки, помощи птиц-водолазов. И регулярного сеанса плача. При этом, он себя считает «рыцарем», кстати...

Цитата (у принца Имо отобрали любимую лошадку):

Неужто я не плакал? Сказать по правде, плакал, да еще как! Укрывшись за скалой, прижавшись лбом к каменистой земле, я горько рыдал, никогда еще я так не рыдал! Добрый рыцарь всегда говорит правду. По правде сказать, я плакал навзрыд. Вспоминая преданный взгляд Мирамис, я просто обливался слезами. Может, мои слезы тоже были кровавыми, как слезы тех белоснежных лошадей, которые плакали о своих жеребятах. Кто знает?

Заметим, между делом, что ничего сверхъестественно жестокого с Имо не делают. Апофеоз злодейства — у него отобрали лошадь и заперли в башне. Для сравнения: Фродо получил в пузо ядовитым жалом и потерял палец; Эдмунд Певенси был изрублен в битве, искупая свое предательство; Алиса Селезнёва с одной свечой в руках дралась с чудовищами; Рони той же Астрид Линдгрен тонула в водопаде, замерзала со сломанной ногой в зимнем лесу. Все они подавали юному читателю пример мужества и находчивости, встречая опасность без нытья.

Герой не удался, что уж говорить о злодее? Рыцарь Като — типичный Чёрный Властелин, и местный человек-мем. Все очень любят произносить его имя, хотя каждый раз при этом случаются какие-то гадости. Дует ветер, проливается дождь (как нам не хватало тебя летом-2010, рыцарь Като!), гремит гром, плачут лошадки. Один раз после этого у бабочек ОТВАЛИВАЮТСЯ КРЫЛЬЯ! Ради того, чтобы очередной раз упомянуть его, герои калечат бабочек! При таком эффекте, имя Като давно должно были эвфмеизировать, как того же Вольдеморта: «Тот-кого-не-принято-называть», «Вы-знаете-кто», итп. Но нет, все, во главе с Имо, радостно вопят: «Рыцарь Като!», и в эту минуту за спиной рушится дом, а лошади рыдают кровавыми слезами.

Книга по атмосфере напоминает вышедший в те же годы «Властелин колец» — герой и его верный друг ползут, прячутся, подбираются к цитадели Черного Властелина. А теперь представьте себе, что при подходе к Мордору перед Фродо раздвинулись бы скалы, Голлум подарил бы крутой магический меч, а Шелоб заклевали бы пролетавшие мимо Орлы. При этом хоббитцы бы рыдали на протяжении всего пути, и сами ничего не умели сделать. После финального обрушения Мордор немедленно зацвел бы зеленью, Теоден и Боромир воскресли бы, а Саруман и орки превратились бы в ничто и исчезли в никуда. Вот теперь вы примерно представляете себе, что такое «Имо, мой Имо».

Прибавим к этому ужасный язык. Герои повторяют очевидные вещи по десять раз. Спрашивают друг у друга то, что и так знают. Особенно блистают красноречием стражники Като, чей лексикон ограничен словами «Ищи-ищи, мы те кто ищет». Выше я сравнил книгу с «ВК», чьих орков многие обвиняют в тупости, в одномерности. Но сравните диалог в отряде Углука с «разговорами» стражников Като — и вы поймете, насколько могло быть хуже.

Цитата (стражи скучают на посту):

- Ищи, ищи повсюду! — сказал один. — Рыцарь Като приказал: враг должен быть схвачен. Враг, прискакавший на белой лошади, должен быть схвачен. Таков приказ рыцаря Като. Ищи в горных пещерах, ищи среди лесных деревьев, ищи в воздухе и в воде, ищи близко и далеко, ищи повсюду!

- Ищи близко, ищи близко! — сказал другой. — Мы те, кто ищет близко. Может, враг среди нас. Может, нынче ночью он карабкается по скале к замку! Ищи повсюду!

Положительные герои не лучше. Их язык состоит из сплошных повторов предыдущих фраз, как будто они боятся, что читатель их забудет или неправильно поймет. Они напыщенно пафосны, напрочь лишены чувства юмора. Они заканчивают фразы друг друга. Они констатируют очевидные вещи:

Цитата (только что с грохотом рухнул замок рыцаря Като):

- Нет больше замка рыцаря Като, — сказал Юм-Юм.

- Остались одни камни! — добавил я.

- Ма-лад-цы! — погладил их по головкам К.О.

Не получается представить, что это мог написать тот же человек, что и живую, восхитительно жизнерадостную, искрометную «Рони», где каждый разбойник говорит со своими прибаутками, героиня — остроумна, упряма и решительна, мир — полон жизни, кипящей по своим законам... Не верю. То ли в «Имо» Астрид решила спародировать штампы фэнтези (которые тогда уже были штампами), то ли дело не обошлось без заказа и негров.

Я жалел, что взялся за «Имо», на первых главах, и дочитал исключительно из здорового чувства юмора. И перестал жалеть. Соседи несколько раз просили меня рассказать, что же такое смешное я читаю, раз от меня доносятся раскаты хохота. Я рассказывал им про «эффект рыцаря Като», про ежеминутные рыдания, про фантастические рояли, спасающие Мио — и мы смеялись вместе!

Увы и ах. Большой размах не обещает крепкого удара. Размах пана Анджея был двойным: imprimus, потеснить Генрика Сенкевича в области национального эпоса, и secundus, скрестить сугубо исторический роман с фэнтези и алхимической мистикой.

А уж что выросло, то выросло.

Сильный эпос держится на сильных героях, за взаимоотношениями которых интересно следить. Они любят, ненавидят, убивают, умирают, предают, обманывают. Они своей драмой вызывают сочувствие, страх, уважение. У протагониста есть цель, которую он пытается достигнуть; есть герои, отношения с которыми ждут разрешения. Збышко, отправившийся на поиски Дануси. Или хотя бы д'Артаньян, едущий за подвесками. Даже если герой не вызывает симпатии, читателя приковывает напряжение: удастся ему, или нет? Успеет ли герой, или случится трагедия?

А Рейневан плывет по течению как, простите, дерьмо в половодье. У сюжета нет стержня, герой движется по инерции. Рейневан влюблен — и не ищет свою женщину, лишь натыкается на нее по воле автора-провидения. Он ввязался в войну — но на ее ход едва-едва влияет, и всем своим видом показывает, что в гробу войну видал. Война гуситов и силезцев — центральная тема книги, и она-то и не интересна ни герою, ни читателю! Какая разница, кто победит, если на обеих сторонах сволочи, а герой помогает «своим» чисто машинально, в уме осуждая их? Сцены боевых действий нужны пану Анджею только чтобы лишний раз продемонстрировать много-много жестокостей и в сотый раз повторить, что война — это плохо, п'нятненько?

Впрочем, и вояка из героя никудышный. Рейнмар, кажется, решил побить рекорд Алисы Селезнёвой по частоте попадания в плен. На протяжении 600 страниц романа его семь раз хватают, вяжут, везут куда-то, он сбегает, снова попадает в плен. Полкниги он занимается тем, что переходит из плена в плен, избегая расправы лишь по воле Автора.

Апатия, которая так и струится из главного героя, подчеркнута скучными героями второго плана — Таулер, Жехорс, Бисклаврет, Дроссельбарт... Все лишены яркой индивидуальности — просто имена в списке соратников. Все они довольно быстро гибнут. Пожалуй, Самсон Медок вызывает некоторый интерес — вокруг него бы и завращать события, создать интригу! Но вместо этого он то и дело пропадает из истории. В общем, главная составляющая эпического романа — сюжет и ведущий его главный герой — здесь подкачала так, что хоть плачь.

Стилистический эксперимент Сапковскому тоже удался лишь наполовину. Разумеется, бесчисленные аутентичные цитаты из латинских инкунабул, пёстрые названия силезских населенных пунктов и исторических деятелей эпохи — в общем, та мишура, которая так производит впечатление на поклонников Эко и «Имени Розы» — здесь выполнена на высшем уровне. А вот смешение жанров, фэнтези и исторического романа, получилось очень однобоким. Изредка появляющиеся «элементы» вроде мамуна Малевольта и оборотня Стенолаза — просто декорация. Их сверхьестественная сущность не играет в сюжете никакой роли. Впрочем, про сюжет см. выше: череду пленов и побегов Рейневана таким словом и назвать-то трудно. Даже четкого финала у романа нет — начинается с многоточия, и многоточием заканчивается.

Вот и получилась странная книга: огромный, тяжелый труд несомненно талантливого автора, с вниманием к мелочам — и фатальным невниманием к главному. Трудная для чтения и скучная книга — не потому, что «умная», а потому, что мучает вопрос: а не все ли равно, чем дело кончится?

Конец Детства наступает на наших глазах. Над этой книгой можно повесить огромный эпиграф Циолковского: «Земля — колыбель человечества, но нельзя вечно жить в колыбели». В данном случае, человек — колыбель разума. Но нельзя вечно быть человеком. Вот такая гуманистическая мораль.

А начинается все совсем с другого угла, и не предвещает подобной посылки. Изможденный, почти истеричный ищейка Тойво Глумов фанатично ищет Странников. Каждый шаг подбрасывает ему, как нарочно, на первый взгляд несвязанные явления, которые при предвзятом рассмотрении выстраиваются в цепочку мирового заговора. Разумеется, если герой-одиночка видит опасность, никто ему не верит — закон драматургии. Тойво и не подозревает, насколько прав и не прав одновременно. Тайна Странников так и будет висеть на стене и пылиться, братья не намерены ее задействовать. Может быть, и к лучшему. Должно же в этом мире хоть что-то оставаться загадочным и еще не достигнутым.

Как и в первой повести (Жук в Муравейнике), финал обрушивается как-то неожиданно и невовремя. Все карты сразу выкладывают на стол, делая детективную интригу ненужной. Мы искали убийцу-дворецкого, уже собрали улик, чтобы схватить его за горло, а он взял и написал явку с повинной. Обидно. С точки зрения сыщика. Но черт с ними, с чувствами, «обманутого» Тойво, не это главный недостаток повести.

Главный недостаток повести — громко заявленная тема, которая никак не раскрыта. Человека сменит сверхчеловек? Допустим. Но кто эти «сверхлюди», людены, что они могут? Почему в них «ничего человеческого», если по реакциям и методам они, на наш взгляд, не отличны от прочих людей? Чем они действительно превосходят обычного человека, почему они есть прогресс нашего вида, а не случайная мутация? Молчание.

Некто приходит и заявляет, что он и его товарищи «круче» земного человека в сто раз. Что земной человек — прошлый век, а будущее за люденами. Ему верят на слово. И нам предлагают. В подтверждение этого «сверхчеловек» проводит сеанс превращения карася в порося перед мировыми лидерами. А как же сверхчеловеческое мышление, сверхчеловеческие достижения, откровения космоса и вселенной? В первой строчке я помянул Кларковский «Конец детства», написанный на ту же тему. Финал повести Кларка спорен, но дает хоть какое-то представление о возможностях и целях homo futurus. «Волны гасят ветер» ограничивается декларацией: сверхчеловек существует, прячься кто может. Не сочтите за привередливость, но тема заслуживала большего. И первым со мной согласился Тойво Глумов — он отправился изучать ее дальше, в загадочное многоточие...

Очень непростая вещь, не фэнтези для легкого чтения. Если вы не готовы погружаться в атмосферу черной зимы, в разветвленные, как ясень Иггдрасиль, сюжетные линии, в языки, традиции и песни народов Светлого Арда, причудливо переплетающиеся с нашей мифологией — отсылки у Уильямса на каждом сантиметре — даже не беритесь. Это не сериальное фэнтези, которое можно глотать в дороге.

Во-первых, Уильямс — это отличное понимание психологии средневекового человека и средневекового общества. В его книгах царит жесткий средневековый реализм, но без натурализма Мартина. Настоящий феодализм с настоящими феодалами и настоящими, а не картонными, религиозными фанатиками. Средние века, где верят клятве дворянина и пророчеству священника, а «злодей» может предпочесть славную смерть бесславному забвению.

Во-вторых, отличное знание мифологии — не только банальной скандинавской, но и японской (Аматерасу), и кельтской (племена богини Дану, сидхи, у него очень активно фигурируют) мифологий, а также Библии. В-третьих, действительно непредсказуемый сюжет, не сюжет ради сюжета, а сюжет ради идеи. Борьба за существование умирающего народа, религиозный фанатизм и лживые пророчества, бессмысленность мести, и обман, которым является наша история, написанная победителями.

Да, и еще два интересных факта. С книгами мэтра Уильямса был хорошо знаком мэтр Сапковский, и в их мифологии вы найдете много общего. А другой мэтр, Джордж Мартин, и вовсе называет себя фанатом «Памяти, скорби и тёрна». Так что, друзья, мы в своих предпочтениях не одиноки! ))

В своё время Берениада доставила немало удовольствия. Удивительно, как запросто можно сочетать, казалось бы, несочетаемое:

- Толкинистскую «дивность» — прекрасные эльфы, не менее прекрасные тёмные рыцари, барды и бардессы, сексуальная вампирша-готесса, тонны стихов и восторженные описания всяких красивостей;

— «Реалистическое» средневековье — это в Средиземье-то! Пьяницы-феодалы, оборванные ополченцы, насильники и разбойники, пытки и телесные наказания, предательство и подлость на обеих сторонах. Мартин бы гордился;

- Брутальную кельтскую героику в духе фильма «Храброе сердце»: бородатые герои в пледах и с мечами, демонстрация задниц противнику, пьянки-гулянки с гномами, соревнования — кто кого перепьёт, танцы и жаркие объятья, лихие горцы и пышные горянки, и секс — много секса! — описанный почти невинно;

- «Свою правду», благородных и уважающих друг друга противников, при этом — сюрприз! — без морального релятивизма и оправдания няшки Мелькора. Тёмные не обязаны со зловещим хохотом творить зло, светлые могут предавать друг друга, прибегать к пыткам и обману, но в целом, светлые — «меньшее зло», и «боление» за них оправданно;

- Остроумные тактические ходы, использование рельефа, планы побега, психологическая война. Ну в какой ещё книжке ТАК много роли играют дезертиры и перебежчики, где ещё полководцы думают, как заставить вражескую армию не отступить, а изменить?;

- Неожиданные смерти даже главных героев;

- Отсылки к Ниэнне, Перумову и прочим толкинистам-писателям, обильное цитирование песен Blind Guardian и известных в тусовке менестрелей.

В общем, многое из того, что я впоследствии получил от Камши, я когда-то получил от Брилёвой. Жалею, что не успел в своё время купить бумажный экземпляр.

Есть, правда, крупнейший недостаток, который подпортил впечатление.

Это крайняя нелогичность финала.

Она возникла из-за столкновения сюжета Чигиринской с сюжетом Толкина. Автор даёт своим героям погулять вволю и далеко уходит от оригинала, в результате чего получается совершенно новая история, новые образы героев. И это само по себе не недостаток. Никаких проблем, если Берен — «историческая личность», то он может быть у каждого свой, как Наполеон или Уильям Уоллес. В конце концов, вряд ли кому-то будет интересен дословный пересказ книг Толкина «своими словами».

Но временами Ольга спохватывается, что пишет по Толкину, и начинает пинками загонять героев в рамки «Лэ о Лэйтиан». И вот это — ужасно. Брилёвского Берена — коварного полководца и забияку-дикаря — вдруг заставляют делать вещи, которые толкинский Берен, совершенно другой по характеру, делал в совершенно других обстоятельствах. Чтобы это оправдать, вовсю используются «боги из машины», вплоть до того, что на героев нисходят Небесные Откровения, повелевающие исполнять сюжет «Сильмариллиона».

Это особенно видно по «слитой» концовке второго тома, где Чигиринская заставила Берена, уже разгромив Саурона и получив Лютиэн, сходить пешком в Ангбанд и потерять руку — просто потому, что так было у Толкина. Хотя все второстепенные персонажи в один голос твердили то, что повторял и я, читатель: это глупость, этого не сделал бы живой нормальный человек, которым Берен выглядел только что. Как может один и тот же человек придумать хитрый и жестокий план побега, заманить орков в ловушку, показывая им афедроны, проникнуть во вражеский замок, прикинувшись пленным... ...а затем ввалиться безоружным на пир к Сатане и потребовать его корону, надеясь на чудо? Последняя четверть книги сбросила мою оценку более чем на балл.

Итог:

Главным недостатком «ПТСР» стала попытка загнать свою, самостоятельную историю обратно на рельсы «Сильмариллиона». Лучше бы автор и концовку придумала свою — пусть «отсебятину», но логичную, убедительную. В остальном, если закрыть глаза на этот недостаток, перед нами отличный эпос о войне, где благородство и жестокость, измена и верность, смекалка и лихое безумство существуют в симбиозе; где враги уважают друг друга, но остаются верны своим идеалам. Хорошая книга.

Одна из главных проблем для любого автора, особенно в рассказе — как к своей зарисовке приделать ударный финал. Вот, например, в этом рассказе Тед Чан с этой проблемой не совладал.

На протяжении большей части текста перед нами — красочное, подробное и почти убедительное описание альтернативного устройства вселенной. Такого, как его представляли себе древние. Если идти вертикально вверх, то можно построить башню, идущую мимо луны, звёзд и солнца (кстати, вот тут прокол: Чан ни словом не обмолвился, как смогли построить башню здесь, если даже идти по ней мимо солнца — сущая пытка). А дальше будет бесконечная твердь, за которой — Царство Божие.

Это лихое обращение с физикой и светилами напоминает «Катали мы ваше солнце» Лукина. Точно так же, мир оказывается совсем не таким, какой мы представляли. А простые люди, вооружённые лишь дерзостью умов, точностью линеек и умением рук, орудуют с мирозданием как инженеры-творцы.

Всё это было так здорово, что финала я ждал с предвкушением и опасением одновременно. Такое мощное описание библейско-месопотамской вселенной должно было завершаться мощнейшей кодой — встречей с Богом, например. А опасения вызывал самый банальный вариант финала, который, во-первых, уже десятки раз обыгран в аналогичных рассказах, а во-вторых, обесценивает всё предыдущее великолепие. Кто читал, к примеру, рассказ Артура Кларка «Стена мрака», тот сразу понял, каким заезженным и бессмысленным обломом может закончиться такая история.

Так и вышло. Чёрт.

Гора родила мышь.

Беляева в нашем отечестве считают двойником Герберта Уэллса, даже частенько путают, кто из них что написал. Эта повесть демонстрирует Беляева с совершенно другого угла. Вместо очередного безумного или не очень ученого, переворачивающего мир своим открытием, перед нами первый отечественный опыт в области криптоистории, можно сказать — первая советская фэнтези. (Из жанров, доступных в классификаторе, ближайшим окажется «мифологическая Ф.», т.к. основой для книги стал все-таки миф древней Греции).

Итак, перед нами — миф, обрамленный в форму исторического романа. Целью Беляева были явно не приключения Адиширны и Акса-Гуама, и даже не исследование мифа. По тому, как подробны описания никогда не существовавших и нигде не виденных дворцов, статуй, ритуалов и одежд, как Беляев любуется нарисованной им картиной, каждым листиком, словно толкиновский Ниггль, очевидно, что целью романа была сама Атлантида. Ее трехмерный портрет в натуральную величину, в захватывающих декорациях древнего мира. Обязательная для отсталого строя в советской фантастике революция и итоговое крушение империи — лишь способы показать картинку с разных сторон. Смотрите, вот это — деспотичные правители (ах, какие одежды!), тут вот лживые жрецы (красиво поют, правда?), а на заднем плане выстроенные потом тысяч рабов циклопические постройки. Приобретайте наши турпутеводители в прекрасную Атлантиду!

Задача погружения читателя в атмосферу исчезнувшей цивилизации выполнена и перевыполнена автором с блеском. Этой книгой безусловно вдохновлялся Ефремов, когда писал Таис Афинскую, а Говард с хрустом столкнет своих киммерийцев с немедийцами только через десять лет. Пожалуй, единственным серьезным недостатком романа могу назвать имена. Выговорить «Гуан-Атагуераган желает видеть Кунтинашара и Адиширну-Гуанча» и не призвать при этом Ктулху просто невообразимо. Вероятно, это и послужило причиной гибели могучей Атлантиды... ))

Эта книга ставит перед вами, как читателем, вопрос: правда ли вы любите фэнтези? Любите ли погружаться в мир средневековья, магии, суеверия, бардов, таверн и драконов? Мечтаете красться по ночному лесу, сжимая рукоять меча? Или вы просто цените хорошее фэнтези за сюжеты и оригинальный замысел, а в шкафу у вас вместо двери в Нарнию — книги классиков фантастики?

«Имя ветра» столь же качественно, сколь и банально. У Ротфусса восхитительно яркий и сочный язык, который лишь слегка притуплён переводом. Он пишет стихи, он играет словами, созвучиями. В его мире этимология играет огромную роль в восприятии реальности, она даже влияет на сюжет. Его метафоры красочны, его диалоги живы, а его шутки хотя бы забавны...

...и при этом, «Имя ветра» — история, которую вы слышали сотни раз. Паренёк, у которого Тёмные Силы убили родителей, поступает в Школу Чародейства и Волшебства. (Нет, шрама на лбу у него не было). Он немедленно оказывается лучшим учеником. У него появляется злобный завистник среди студентов и гадкий преподаватель, который его третирует. Он пользуется оглушительной славой в Университете, совершает подвиги при любом удобном случае и влипает в неприятности, нарушая внутренний распорядок. А ещё у него друзья-обормоты и любовные проблемы. И, конечно, ближе к концу Тёмные Силы Возвращаются.

Вся книга — это биография одного человека, рассказанная им самим. У неё нет стержня, нет цельного сюжета, она не идёт от завязки и не приближается ни к какой развязке. Про побочные ветки и взгляды с другой стороны — и думать забудьте. Квоут просто вспоминает эпизоды из своей жизни в хронологической последовательности. Время от времени он и вовсе срывается в «побочные квесты» и приключенствует просто так, чтобы развлечь читателя — к примеру, история со свадьбой и драконом. И конец книги — это даже не «продолжение следует», это явственный «конец первого тома». Историю можно было с тем же успехом оборвать на любом другом месте.

Надо признать, «Имя ветра» не во всём соответствует штампу. Скорее, оно пытается показать, как этот штамп воплотился бы в реальности. К примеру, всю книгу Квоут нищ, как церковная мышь, и вынужден всё время искать способы заработка — от игры в трактирах до попрошайничества и воровства. Ротфусс не устаёт напоминать, что фэнтезийное «всё время куда-то идут» требует немалых денег — на еду, на коня, на ночлег. Не назвал бы мир «Имени ветра» реалистичным средневековьем — всё-таки, местное панибратство между простолюдинами и высшим сословием шокирует — но это вполне убедительный, хотя и лишённый подробностей, фэнтези-сеттинг. Он пригоден для жизни, а не только для приключений. Очень приятная особенность этой истории — подробно показана жизнь барда, бродячего артиста, какие у него возможности и как он зарабатывает. Если кто-то хотел почитать книжку «про барда», эта подойдёт.

Реалистична и магия этого мира. В отличие от помпезных, загадочных и всемогущих чародеев, типичных для фэнтези, Ротфусс рисует нам цех инженеров и учёных. Местная «симпатия» — слово «магия» даже не звучит — более всего похожа на прикладную науку, работающую на производство товаров и услуг. Маги лечат, маги делают негаснущие лампы. Маги работают и зарабатывают деньги. И магия в самом деле настолько сложна и опасна, что заниматься ей могут немногие и лишь после долгого обучения.

К сожалению, главный герой, как это часто бывает, наделён всеми талантами изначально и мигом «проглатывает» всё обучение, несмотря на препоны. А в конце он и вовсе решает, что книге не хватает капли мэрисьюшности, и внезапно выдаёт в приступе гнева сложнейшее заклинание, которого не знал. Даже странно, что никакого Пророчества об Избранном, который погубит чандрианов, до сих пор не прозвучало.

Итак, вот вам вопрос. Как оценить высококачественное исполнение банальнейшей фэнтези-истории? Если вы обожаете фэнтези как таковое — баллов 10, ибо это отличный образец жанра. Если же вы цените оригинальность и внушительную историю-сюжет, а всякого рода красивости вам безразличны — не более 6.

Когда говорят о том, когда появилась фэнтези, называют первое издание то «Конана», то «Хоббита». Но задолго до них другой автор, романтик-патриот, проникнутый духом своего народа, написал книгу, со страниц которой эта самая fantasy (фантазия) сочится в лучшем своем виде — где не по форме, там по духу. По атмосфере чуда, тайны и древности, без которой этот жанр — новелизация ролевых игр и не более.

«Реликты» из прошлого, которых приводит Пэк — это свидетели всех эпох Англии и всех ее слоев. Это и пастухи, и воины, и ученые, и волшебники. Это кельты, саксы, норманны, эльфы. Из разношёрстной компании рождается настоящая, живая, Старая Добрая Англия. Этой стране нужно было осмыслить себя, найти свои корни в мешанине народов и вер, когда-либо завоевывавших Британский островок. Киплингу удалось гармонично собрать все осколки мозаики воедино. Создать квинтэссенцию английского самосознания в одной книге, как Васнецов и Римский-Корсаков выражали русское самосознание в картинах и музыке соответственно.

Сам Пэк, на первый взгляд, играет второстепенную роль. Он приводит «реликтов», поддакивает им, стирает в конце память детям, и лишь изредка выступает в роли еще одного рассказчика. Но в то же время, он — важнейшая часть произведения, стержень истории. Выдерните его, представьте, что дети «случайно» встретились с провалившимися в дыры времени предками. И вместо единой Англии получится та самая каша, которую, с точки зрения строгой истории, и следует проходить в учебниках. (Бритты завоевали пиктов, саксы — бриттов, норманны — саксов, и выходит, король Артур, если он был, защищал Британию от предков нынешних англичан). Но благодаря Пэку над живыми историческими вещами появляется еще один пласт — сверхьестественный и вечный. Пэк не из какой-то эпохи, он волшебный, он был, есть и будет жить всегда. Он и есть — сама Англия.

Отдельно стоит упомянуть стихи, написанные для этих двух книг. Среди них — шедевры, как «Если», «Песня пиктов, «Песня центуриона» и «Холодное железо». Киплинг для меня в первую очередь поэт, и даже проза его настолько поэтична, что даже в переводе это не теряется.

Примерно до середины серии это остроумная пародия на героическую и авантюрную фэнтези, начиная от икающего каждый раз Конана, и заканчивая Полом Андерсоном. Герои лезут на рожон, и выбираются с рожна живыми только благодаря боевым качествам и невероятному везению по воле автора. Жанр варьируется от чисто юмористического до чисто приключенческого в разных рассказах. Редко когда Фрицу хватает сил перейти в режим повести и начать писать сквозной сюжет — по моему, только в «Мечах против колдовства» он был. Да он, по большому счету и не нужен, малая форма выдерживалась мастерски, идея фантастического допущения раскрывалась до дна.

К сожалению, все имеет свое начало и свой конец. Чем дальше, тем больше автор скатывается в описание постельных похождений своих героев. Многие из рассказов после середины 70-х представляют собой такую порнографию, что В. Сорокин должен пойти и сам сжечь на площади эти книги — из зависти. Сцены секса двух лесбиянок и изнасилования Мышелова червями — это не спойлеры, это предупреждение. Подробное описание утех, в том числе и однополых, возможно, кому-то и покажется привлекательным, но сюжета как такового не остается. Даже более-менее пристойные рассказы этого периода представляют собой однотипные зарисовки: Ф и СМ увидели девицу, погнались за ней, а тут на них амбалы, а они их побили, но девица им не досталась.

За второй физический том нашего издания не рекомендую браться тем, кто не хочет испортить себе все удовольствие от первого. Не смотрите на позор старика, имейте уважение.

Эту книгу надо читать ночью, в тишине, в единственной освещенной комнате. Когда в дверь поскреблась кошка, моей первой мыслью было, что это мутанты прорвали гермозаслонку. «Метро 2033» это, в первую очередь, впечатляющий ужастик, саспенс-хоррор. Предназначенный, чтобы мурашки бежали по коже. А трехмерности, обьемности картине добавляют легенды и слухи Метро, такие же дикие, несуразные и оттого до жути убедительные, как те, что ходят сейчас. (от рассказа про блуждающий по Каховской поезд мурашки бегают по сию минуту). Визионерская игра с хождением по впечатляющим локациям, исключительно с целью их показать. Весь мир, созданный ради одного фантастического допущения.

Конечно, все это намеренно нереалистично. Тысячи человек не могут прокормиться грибами и свиньями, которых тоже непонятно, чем кормят. За 2-3 поколения не могли появиться принципиально новые виды, вроде мутантов с поверхности. Атомный взрыв не бывает такой силы, чтобы на сотни километров вокруг Москвы вымерли все люди (но при этом уцелели и мутировали животные). Это условия игры, которые нужно принять, если вы согласны играть с Глуховским. Как сверхсветовые звездолеты и бессмертные эльфы, как мгновенная межпланетная связь и ходячие скелеты без мышц. Отвергните их как «бред» — и оставайтесь со своей скучной реальностью. Примите их — и сказка примет вас.

Насколько впечатляюще фантастическое допущение, насколько хорош мир, насколько до трясучки убедительны легенды метро! И настолько же слаба главная составляющая книги, то есть сюжет. Если отбросить всю шелуху антуража, перед нами творение в строгом соответствии малому суповому набору.

Герой-Избранный сбегает из дому и отправляется в Квест. Он встречает Мудрого Наставника, их преследуют Тёмные Силы, от которых герой спасается в Месте Отдыха. Этот повторяющийся мотив, когда герой бежит до следующей станции, испугавшись гудения труб в тоннеле или собственных фантазий, в конце концов начинает приедаться. Так же, как очень скоро не катит штамп про «станцию, которая еле держит рубежи, а за ними тако-ое!» (ВДНХ, Павелецкая, «солнечная Киевская»). Все это, к тому же, описано языком автора-дебютанта, над которым еще работать и работать.

Каждый раз, когда герой застревает, в кустах играет рояль — на станцию нападают, его берут в плен, зачем-то освобождают, пропускают мимо наглухо закрытых кордонов... Любимая отмазка автора — «его вела Судьба». Герой насмотрится Видений и выполнит Квест, а в конце ему прямым текстом скажут «Ты — Избранный!», на случай, если кто сомневался.

Глуховский населяет свое метро, как нарочно, карикатурными образцами всех идеологий и религий современности. Коммунисты в кожанках под стягами с Че Геварой, которые мечтают построить в метро социализм. Безумные свидетели Иеговы в балахонах. Бритоголовые фашисты, у которых целая станция-концлагерь. Эту кунсткамеру можно было бы принять просто за шутку. Но уж больно явно противопоставляется им главный герой, этот стерильный молодой человек, атеист и политический пофигист. Больно уж с явным презрением и насмешкой он посматривает на этих «чудаков» с высот своего стерильного мировоззрения. Чего стоит только копипаста жёлтой статьи про «демонские звезды». (хотя по иронии судьбы, описанное устройство ВДНХ — де-факто коммунистическое)

Отношение к людям, имеющим убеждения, как к глупым, слепым фанатикам — типичный и неприятный предрассудок нашего времени. Иметь убеждения — смешно. Человек, который верит в Бога, свою нацию, идею справедливости — или смешон, или опасен. Над ним можно смеяться, его можно убивать и ненавидеть, его можно даже пожалеть. Но пытаться понять его и признать в чем-то его правоту — упаси Бо... кто-нибудь.

Условность мира Глуховского похожа на условность компьютерной игры. Об этом говорит и странно малое количество женщин среди персонажей (их практически нет), и лишенные инстинкта самосохранения монстры для отстрела героями, и практически очищенные от поездов тоннели, и сама концепция этого мира из ярких локаций. Я с нетерпением жду выхода игры, в которой, по идее, все недостатки сюжета и условности мира должны превратиться в достоинства. В книге же единственное, но ключевеое достоинство — безбашенная фантазия, желание поиграть в сказку о страшном заброшенном метро — страшном и притягательном. Раскрашенном фантазией автора и нашими домыслами из обыденного в загадочное. Я испытал эти чувства на себе, побывав когда-то, пусть не в метро — в заброшенной Ховринской больнице. Бетонный скелет, окруженный валом помоек — а наша фантазия, подогретая слухами из сети, превращала его в заколдованный замок.

Отличный образец того, как надо писать космооперу про войну в будущем.

В центре внимания — махина войны, наступления и отступления по всем фронтам. Победы и поражения, халатность и шпиономания. Только на их фоне действительно смотрится самоотверженный героизм рядовых, только тогда он убеждает в себе. Когда он не благодаря, а вопреки. К счастью, до чернухи уровня «штрафбатов» тут не доходит. Армия как армия, бывает, что и облажаемся при обороне своего штаба, и Москву ненароком разбомбят. А что тут сделаешь на старых машинах, с лимитом по топливу?

И главный герой, Саша Пушкин, тоже по-бытовому убедителен. Он мыслит как живой человек. Он не сражается за Добро со вселенским Злом — напротив, на той стороне у него любимая девушка, с которой он еще надеется наладить отношения. (А ближе к концу и вовсе узнает, что агрессором были, скорее, наши). Но и не разводит философские сопли внутренней рефлексии, которые у 18-летнего кадета смотрелись бы очень странно. Он действует так, как действовал бы любой из нас: выполняет свой долг, старается выжить и, по возможности, с пользой для дела. А в остальном, будь что будет. Изредка герой геройствует, а в другой раз позорно струсит — эпизод в плену, когда надзиратели нашли крамольную стенгазету. Для плаката Пушкин не приспособлен, зато в жизни люди именно такие.

Не Пушкин выигрывает войну — он если не винтик, то шестеренка средней важности. «Рядовой пехотный Ваня», который распишется на руинах рейхстага. Поэтому, кстати, он лишен ярко выраженных ЛИЧНЫХ качеств — он приставлен изображать русского солдата 'вообще'. Даже имя у него — типичный place-holder. (Умом-то я это понимаю, но на мой вкус, Зоричи могли бы сделать Пушкина больше персонажем и меньше «видеокамерой»).

Книги вызывают удивительное ощущение достоверности и «жизненности», благодаря вниманию к мелочам. Например, ма-аленький эпизод, когда летчик, потеряв ориентацию, улетает из зоны учений, видит «НЛО» и поднимает тревогу: пришельцы высадились! А потом его хватают особисты и берут десять томов расписок: в зону секретных испытаний попал не по злому умыслу, новейшие образцы принял за инопланетную технику, о происшедшем обязуюсь не разглашать... )) Как будто байка из нынешней российской армии, не находите? Или то, как летчики смотрят приключенческое кино и посмеиваются над ляпами. У меня в жизни есть знакомый курсант военного училища, мы с ним именно так боевики смотрим.

Вообще, трилогия Зоричей, конечно, не про будущее. Война с Конкордией — это слабо замаскированная Вторая Мировая. Товарищи бойцы и их пузатые генералы — современная российская и недавняя советская армия, где халатность и смекалка, бездарное командование и героизм рядовых живут в симбиозе. Да и элементы вселенной — телесериалы, театр — они никак не футуристические. Чисто «славянское диско».

«Завтра — война», она ведь и немного ностальгическая. «В героических традициях XX века мы берем всё самое лучшее...» говорит кто-то из второстепенных персонажей. И потом погибает, чтобы защитить этот уютных ретро-мирок не от врага, а от «похмелья». Сразу видна полемика с Хайнлайном: помните его планету Санктор из «Звёздного десанта», обреченную на вымирание из-за отсутствия эволюции биологической? У Зоричей контрдовод: приостановка эволюции социальной сохраняет человечество в целости.

Это, пожалуй, самый спорный момент книги — следует ли человечеству остановиться в ментальности на «достойном» уровне, или — да здравствуют свобода и болезненная ломка сознания? Это не вопрос далекого будущего. Это вопрос завтрашнего дня, выбор, который мы — Россия — делаем уже сегодня.

Итог — хорошая книжка про человека на войне, развлекательная, но не без острых злободневных вопросов. Да, есть некоторый оттенок вторичности, многие не зря вспоминали «Космический Десант» Хайнлайна (с которым авторы ведут заочную полемику), «Черепа» Перумова, но это достойные образцы для подражания.

В идеальном мире повстанцы не убивают заложников, а отважный премьер-министр готов заменить собою больных женщин. История, рассказанная Акуниным, вступает в резкий контраст с реальными историями Будённовска, Первомайска и Беслана. Как должны были себя вести участники событий, будь они благородными героями (с обеих сторон), и как они вели себя на самом деле.

Проблема рассказа в том, что сарказм совершенно не читается. Он тонет за внутренней патетикой, за восхищением вымышленным благородством. Акунин, видимо, надеялся, что у читателя параллельно в голове будет проходить картина того, как проходят захваты заложников на самом деле. А этого не происходит, нагнетание нереальности слабое. Слишком часто оно прерывается упоминанием реальных коррупции и трусости — почему-то только на стороне русских. В итоге получается странный, неубедительный текст, в котором боевики внезапно выглядят положительными. Эдакая агитка «Кавказ-центра». Писать так — всё равно что описывать доброго Гитлера, который дал евреям крышу над головой. То есть нельзя.

Должен признаться в любви ко всякого рода авантюрно-историческим романам. Наличие шпаги, плаща, похищенной грамоты и незаконных наследников для меня означает выброс гормона удовольствия.

В том, что Брусникин — это Акунин, у меня никогда сомнений не было.

Один из главных приёмов Акунина, который палит его в Брусникине — ведение действия одновременно за героя и его антагониста. Ход одного — ход другого. Взгляд с одной стороны — взгляд с другой. В «Турецком Гамбите» эта проработка за «главного гада» уже есть, но еще не показана. В «Ахиллесе» же книга уже явно поделена между Фандориным и Ахемасом. «Пиковый Валет», «Декоратор», «Статский советник» — то же самое: глава Фандорину — глава антагонисту. То же самое в «Девятном Спасе», хотя это и не детектив, а приключенческий роман аля «Три мушкетера при дворе Петра I». Ход героев — ход Зеркалова. Взгляд героев — взгляд Зеркалова. В результате, действия персонажей всегда хорошо мотивированы и убедительны.

К тому же, некоторые персонажи «перескочили» в «Девятный Спас» из книг Акунина без изменений. Например, трудно не узнать, что Яшка Срамнов — это Ондрейка Шарафудин из «Детской книги». Иногда даже кажется, что автор подмигивает: ну, узнал? Вот это ты видел! Если принять за аксиому, что Брусникин не Акунин, придётся считать его подражателем и плагиатором, который превратился в Акунина с потрохами. Что же касается неожиданных для «западника»-Акунина рассуждений о старой доброй Московии, «которую мы потеряли», то они звучат так нарочито, иронично и не к месту, что походят на часть литературной маски Брусникина.

В заключение, хочу искренне пожалеть жертв рекламы, которых назойливая рекламная кампания книги довела до ненависти и негодования. Друзья, ненавидеть модное — не лучше, чем любить модное, потому что в обоих случаях ваше мнение формирует реклама, а не собственный вкус.

Прямо-таки шекспировские страсти царят на просторах Севера! Итак. Перед вами — Сага с большой буквы, полностью стилизованная под манеру и логику «Хеймскринглы», обеих «Эдд» и «Саги о Вёслунгах». Жестокая, эмоциональная, где убивают за любую обиду и ненавидят до конца жизни. Война, в которой вечно живущие с радостью отдают свои вечные жизни ради славы и чести... и добычи, что уж там скрывать! «Светлые» альвы Андерсона — такие же викинги, как люди, их почитающие, они грабят и угоняют в плен, и скальды поют им славу, а врата Вальхаллы ждут с нетерпением.

И еще — это отличное понимание, как сосуществуют мир людей и мир волшебных созданий. (Что-то подобное было у Киплинга в «Паке с Холмов») Место действия — не карта ролевого сеттинга, не «Страна Нигде-Никогда», а средневековые Англия, Дания и Финляндия, населенные обычными людьми. С той разницей, что эти простые люди не знают, какие страсти творятся в невидимой для них войне альвов и троллей. И когда эта невидимая война выхватывает вдруг кого-то из них из привычной реальности... Но молчу, молчу. Это надо читать!

Рассказ на первый взгляд восхищает. Это ж надо же так тщательно описать корабль, в котором каждый прибор, вплоть до Стенок — живой, да не просто живой, а отдельный разумный организм, слившийся с другими в симбиозе. Однако дальнейшее развитие рассказа вызывает много вопросов. Поначалу казалось, что Глаз, Стенки, Передатчик и прочие товарищи — искуственно выведенные для полётов существа, и идея такого корабля казалась гениальной. А они оказались отдельными видами с разных планет, которые неким вселенским замыслом предназначены для создания космического корабля и ничего другого.

Мне не понравилась эта идея. Что, вся жизнь состоит из космических полётов? Ведь полёт — это всего лишь способ достичь пункта назначения. А если все без исключения занимаются полётами, кто же кормит космонавтов, кто даёт им топливо? Да и для чего, для кого они летают? И неужели все миллиарды экземпляров занимаются только космическими полётами? И неужели их численность как раз совпала? Двигатель-то нужен один, а стенок — тысячи. Сколько двигателей сидит без кораблей?

И если Передатчик может мечтать о дереве, которое он купит, уйдя в отставку — значит, его планета не опустела, на ней есть нелетающие Передатчики. Они живут себе, не думая о космосе, и хотят жить хорошо и комфортно. А ведь даже для того, чтобы доехать до соседнего леса, где живёт, скажем, бабушка Передатчика, ему понадобится транспортное средство. Вот отсюда, из необходимости повседневной жизни, а вовсе не из-за «непонимания собственной роли», земляне создают машины. Потому что кроме полётов к звёздам, есть ещё поездки за покупками и на дачу, есть доставка пассажиров и перевозки грузов. Они чаще и они важнее.

При всём очаровании рассказа, мне не давали покоя вопросы.

• Во-первых, почему пиявка не ушла вглубь Земли? Ведь она должна была непрерывно пожирать землю под собой, а это значит — через несколько дней она оказалась бы на дне глубочайшей шахты. У пиявки не поглощала нижняя поверхность?

• Во-вторых, почему военные, учёные, кто угодно не додумались до такой простой вещи, как выкопать вокруг пиявки карьер? Ведь из воздуха она получала энергии существенно меньше, и не росла бы с такой скоростью.

• И, в-третьих, если пиявка поглощала в том числе и воздух, почему она не вызвала вокруг себя настоящий смерч? Ведь, попади она в воду, нетрудно представить, что возникла бы воронка. Воздух, обращаясь в вакуум, вёл бы себя так же.

Эти вопросы, к сожалению, сильно бьют по впечатлению от рассказа, наряду с непроходимой, невозможной тупостью как военных, так и учёных. Только из-за этого не высшая оценка. Всё остальное — стиль, сатира, фантастическая идея — на высоте.

Вестерфельд — коварнейший писатель! Он пишет свою стимпанковскую трилогию расчётливо, как часовщик. Он всё время думает о читателе, о том, как на него воздействовать. Осторожно уколет то тут, то там, стимулируя эмоции точно дозированными инъекциями юмора, сентиментальности, экшна, пафоса, саспенса. Во второй части это становится особенно ощутимо.

Теперь картина мира, наконец, становится объёмной, в мире появляются и другие силы, кроме Британии и Германии. Впервые нам показывают некое подобие «промежуточных» технологий: турки используют машины с внешностью животных, которые с виду похожи на британские, а по конструкции — немецкие. Правда, чем обусловлен такой выбор, Вестерфельд не объясняет. «Культурный шок» или «запрет Ислама» всё объяснил бы, но этих опасных тем Скотт не касается. Ещё, чего доброго, заподозрят в неполиткорректности. Мельком затронуты и американцы в лице гаденького репортёра Мелоуна (имя взято из «Затерянного мира» А. К. Дойля) — «ни дарвинисты, ни жестянщики». Мелоун пользуется технологиями обеих сторон.

Сюжет из двух историй двух разных людей превратился в единую историю большой войны и шпионской интриги. В «Левиафане» герои были мало знакомы и «плыли по течению» событий. В «Бегемоте» герои больше не мечутся: они чётко занимают позицию в войне на одной из сторон, они ставят цели, придумывают планы и создают события сами. Дэрин/Дилан и Алек больше не случайные попутчики — они напарники в борьбе. Вопросы личного характера отходят на второй план перед войной и подготовкой революции.

Приятно, что Вестерфельд не списывает успехи героев на везение или суперспособности. Они выполняют план или приказ, ловко импровизируя на ходу. За умелое выполнение задания Дэрин, спасшую британский флот и здорово повлиявшую на ход войны, должны, по-хорошему, представить к ордену. Приятно, что практически исключён deus ex machina, что для подростковых книг большая редкость. Сюжет не зависит от случайностей: умница Вестерфельд дозировано снабжает героев информацией, заставляя поступать в соответствии с ней. Даже когда они ждут прилёта Левиафана, это часть плана, а не приятная неожиданность. Да и то, в итоге они спасают корабль, а не корабль — их. Приятно, что Германия не демонизируется: она враг, просто потому что воюет с нашей родиной или преследует нас. А так, на стороне «жестянщиков» — такие же люди, и убивать их, даже ради спасения друзей, не особенно приятно.

А ещё Вестерфельд явно выучил понятие «фансервис». Он с юмором поднял половой вопрос, создав своего рода любовный треугольник. Дилана, которого все считают мальчиком, внимание девушки Лилит пугает и смущает. В то же время Алек, разумеется, не замечает томных взглядов своего «боевого товарища» и поглядывает в сторону Лилит. Ещё один явно «фансервисный» персонаж — совершенно анимешная говорящая зверушка Борвиль, обладатель «кавайной» внешности и источник «комик релифа». Он расчётливо мил, он — инъекция кавая во вселенную войны, паровых роботов и биоконструктов.

Я считаю преступлением против логики и реальности, что по книгам Вестерфельда ещё не анонсировано аниме в стиле «LastExile» или «Steamboy». Именно такая стилистика требуется для грамотной экранной адаптации этого текста. Это было бы замечательное аниме с по-европейски логичным и динамичным сюжетом, но с японским легкомыслием и любовью к гигантским боевым роботам.

«Книга Кладбища» — очередная Гейманская стилизация, в которой антураж играет больше роли, чем сюжет, идеи и логическая последовательность. В этом отношении Гейман сильно напоминает режиссёра Тима Бёртона: даже самые бредовые из его фильмов смотрятся красиво и захватывающе за счёт стиля. Это тот случай, когда с нетерпением ожидаешь не что сейчас произойдёт с героем, а что ещё забавного выкинет автор. Епископ-вурдалак? Учительница-оборотень? Ведьма-призрак? Ну-ну, продолжай, безумная фантазия!

Происходящее с героем тем более не интересно, что мы всё знаем заранее. Не мудрствуя лукаво, Гейман даже не пытается сочинить собственный сюжет. Он просто берёт чужой скелет — «Маугли» — и наращивает на нём собственное «мясо». Отсюда же взят и способ подачи материала — не столько главами, сколько микрорассказами. Причём сообщают нам об этом в самом начале, чтобы мы не бросились обвинять автора в плагиате. Так что ожидания в итоге сводятся к тому, что вспоминаешь, что там было у Киплинга, и ждёшь, что же с этим сделает Гейман. А если вдруг забывает отпародировать сценку «великой суши» — даже разочарование испытываешь.

Эта предсказуемость лишает книгу напряжения, а скучный главный герой и шаблонные злодеи из разряда «всех-убьём-просто-так» и не пытаются поддерживать даже видимость серьёзного конфликта. Главы, в которых Ник ходит в школу, показывают его как серого и невыразительного троечника, лишая нас желания узнать, что с ним будет после ухода с Кладбища. Скорее всего — такая же серая взрослая жизнь без попыток что-либо изменить и завести друзей. Вы верите, что Маугли Киплинга стал такой же серостью? Я скорее представляю себе вождя и мятежника.

Несмотря на очарование стиля и лёгкость, с которой книга «глотается», по прочтении от неё в голове не осталось ничего нового, своего. Книгу портят и логические нестыковки, и недосказанности, и невыстрелившие ружья. Например, если суммировать показания разных персонажей, то орден Джеков был создан, чтобы убить того, кто уничтожит этот орден — сам себе дедушка! Госпожа на белом коне осталась не раскрыта.

Итог — книга хороша именно как ремейк «Маугли», где на героев надеты другие костюмы и маски. Так пьесы Шекспира переносят иной раз в современность, чтобы показать, как они не утратили актуальности.

Эту книгу я схватил практически машинально, едва завидев имя на обложке. Нет, не авторши, малоизвестной в наших палестинах, и даже не подавляющий сознание список премий, вынесенный на обложку метровыми буквами с золотым тиснением. Томаса Лермонта, вещего барда старой Шотландии, далекого предка М.Ю. Лермонтова и персонажа замечательной баллады Киплинга «the Last Rhyme of True Thomas». Любой материал по этому товарищу (как и по Робину-Пэку и сэру Гарету Белоручке) засасывается в мою библиотеку со скоростью моющего пылесоса.

Аннотация обещала «поэтическую фэнтези без капли крови», и, надо сказать, не соврала. В книге действительно напрочь отсутствуют военные действия, и к минимуму сведено насилие. Практически нет в ней и назойливого квеста в стиле «в фэнтези всегда куда-то идут».

Биографию Томаса показывают нам с тех пор, как он появился в домике немолодой крестьянской пары, совсем еще безвестным бродягой, и до самой старости и смерти. История рассказывается попеременно от имени и с точки зрения четырех разных персонажей, один из которых, собственно, Лермонт.

Вся первая часть посвящена его короткому роману с простой деревенской девушкой Элсбет. После этого традиционная, известная из древнешотландской баллады история бегства Томаса в страну Эльфов выглядит совершенно под другим углом: эскапист бард бросает за спиной не «серый мир», а любящую женщину и хороших друзей, не сказав им ни слова.

Часть, рассказывающая о жизни Томаса при дворе эльфийской королевы — основная, и пожалуй, даже слишком выделяется на фоне глав из «реального» мира, превращая их в слабое обрамление. В Феерии главгерой занят довольно любопытным делом: распутывает проклятие, наложенное на рыцаря, который превращен в голубя. Осложняется это тем, что ни Томас, ни голубь не могут говорить. Томас выкручивается тем, что

Остаток книги посвящен душераздирающему возвращению Томаса в родные горы и новой встрече с Элсбет, которая, из-за релятивистских парадоксов в пространственно-временном континууме Эльфляндии, стала старше своего избранника на семь лет и успела выйти замуж. Но мановение пальцев авторши — и Элсбет вдова, Томасу осталось только пережить пару сцен «На кого меня ты бросил, Одиссей!» и жениться. В дальнейшем Томас находит новый повод страдать: от своих провидческих способностей, которые, в частности, заставляют его предвидеть смерть собственного сына. То, что они же открывают нищему барду дорогу во дворцы королей и графов, лишний раз подчеркивает «бренность» земного существования. Которое для Лермонта заканчивается улетом его духа обратно в Эльфляндию перед самой смертью.

Книга заслуживает высоких оценок за поэзию (и двойной бонус Григорьевой и Грушевскому за адекватный перевод!) и владение языком. Вместе с тем, это очень «дамский» роман, посвященный от и до переживаниям, в основном, любовным, вечно терзающихся героев.

Рискну сказать, что книга подходит к фэнтези с совершенно другого, подзабытого угла — не историко-приключенческого эпоса, а романтической — и эротической! — лирики. Я не могу вспомнить похожих книг для сравнения (может быть, просто романтика не мой жанр); из прочитанного ближайшим будет «По Ту Сторону Рассвета» Брилёвой, но и он имеет куда больше от традиционной фэнтези.

Поклонникам кельтской культуры и романтических историй рекомендуется, поклонникам масштабных эпосов и динамичного действия — строго запрещается.

Интересно было прочесть историю создания этого рассказа. Именно так и возникают сюжеты — одно цепляется за другое и наслаивается на ваше мировоззрение, да на идеи, которые будоражат ваше воображение в этот момент.

Для Чана, большого любителя детерминизма, предопределённости, элемент неожиданности — ужасен. Его Бог — ужасен. Не потому, что зол — со злым тираном ещё можно договориться, «быть в аду с вилами». Его Бог — безумен. Даже не безумен в нашем значении слова, он просто лишён любого рода логики, разума. Бог в мире Чана — это элемент неожиданности, генератор случайных чисел. Внезапно, без какой-либо цели, он демонстративно обрушивает на людей дары и мучения. И поневоле возникает вопрос: а Бог ли это? Есть ли за этим хаосом, за небесным лототроном, раздающим благодеяния и беды, хоть какой-то разум, хоть какая-то воля? Не похоже на то.

Как всегда при чтении рассказов Чана, я не могу удержаться от мысли: насколько же несовместимо наше с ним мировоззрение, наше мышление! Чана интересует Бог-случайность с математической точки зрения, а меня — откуда в этом мире взялась религия.

Ведь вся наша религия суть экстраполяция. Мышление древнего простого человека: надо мной — князь, над князем — царь, а над царём... небесный царь. Причём, для большей подробности небесному царю тоже нужен целый пантеон богов поменьше, святых или ангелов. Экстраполяция и наши представления о загробной жизни: сперва беременность, потом жизнь, а потом... жизнь после смерти. В этом нет ничего дурного, экстраполяция — вполне разумный метод. На нём же основаны наши представления о вселенной, заполненной галактиками, которые образуют группы галактик, и так далее. Где заканчивается знание, начинается экстраполяция.

Но в мире Чана знание не заканчивается на загробном мире. Все отлично знают, — а не предполагают, — как устроен ад. И в этом аду, в сущности, неплохо. Все также знают о бытии Бога и о том, что у него нет никакого плана, он не правит, он не требует исполнения заповедей или поклонения. Люди, правда, не знают, как устроен рай, и это скорее должно вызывать страх. Здесь уместно не представление о блаженстве, а экстраполяция иного рода: в аду нет катаклизмов, на Земле они есть, значит, в раю Бог-Безумец терроризирует мир ангелов ещё страшнее. Зачем туда стремиться?

В таком мире скорее можно ожидать появления религии наоборот: ненависти к создателю стихийных бедствий, который насылает их, невзирая на ваши попытки договориться. «Просветлённые» слепые боголюбы будут считаться не святыми, но обезумевшими от травмы, проклятыми, сатанистами. И неизбежно бегство от такой опасной жизни в «ад». Поскольку это больше не «безвестный край, откуда нет возврата», а просто отдалённые земли, вроде Луны или Марса, то люди туда будут со спокойной душой переселяться. Тем более, что способ известен. Итог — через несколько столетий вымирание «среднего плана» и полное перемещение человечества в ад, недоступный для ангельских катаклизмов.

В этом суть моего небольшого конфликта с рассказами Чана. Они интересны — как интересна математическая абстракция, но столкновения с реальной психологией и социологией построенные им модели не выдержали бы. Впрочем, мало какой фантаст может похвастать иным.

Из всего, что я читал, пока самый «правильный» стимпанк. Без эльфов на паровозах и гоблинов на дирижаблях. Вместо нигде-никогдашней страны — Европа начала XX века, в которой знакомые образы и технологии доведены до красочного абсурда. Стиль и утончённость начала XX века, исполины индустриальной эры — гигантские боевые машины, дирижабли, бравые военные. Элегантность викторианской Англии, мощь и методичность кайзеровской Германии. Войны галантного века. Такие машины и такие люди, какими мы хотим их видеть в нашем выдуманном прошлом. Ещё чашечку чая, милейший, пока Титаник идёт ко дну!

Англичане освоили технологии клонирования и выращивают живые дирижабли. Немцы развили обычные механические технологии и строят боевые шагоходы. Зерги против Протоссов. Очаровательно! Понравилось, что Вестерфельд старается уравнять английское клонирование с немецкой технологией — мол, в чём одни проигрывают, выигрывают другие, и наоборот. Баланс так хорошо подведён, что не удивлюсь, если мы скоро увидим компьютерную стратегию по этой книге. Правда, английское вооружение с летучими мышами, пардон, какающими стрелами на врага, выглядит несколько «завирально». Всё-таки, нельзя свести всю военную технику к живым существам. Англичане вынуждены пользоваться пулемётами и помповыми ружьями — их не заменишь никакими клонами.

Удивила огромная технологическая пропасть между Англией и Германией. Это ещё можно представить у народов с двух разных планет, из двух разных цивилизаций. Но в XIX-XX веках обмен технологиями был быстрым, распространялись они со скоростью денег, и ни язык, ни религия не были уже барьером. Да что там, герои — подростки! — знают языки друг друга, а образованная дама знает все европейские языки! Удивительно, что для англичан механизмы «богохульственны», а для немцев — клоны. Ведь и те, и другие — христиане-протестанты, между ними не должно быть серьёзных различий в вере. Это православные русские, католики-французы и мусульмане-турки должны были негодовать. Удивило, что нет промежуточных технологий, которые обязательно возникли бы в пограничных странах. Ведь не только же Германия и Англия пользуются машинами, они должны быть и у Франции, и у России, и у частных лиц.

Есть некоторые недостатки и у сюжета. Всё-таки чувствуется, что автор говорит с нами немного «не всерьёз», и старается больше впечатлить своим миром, чем убедить в его реальности. Иначе зачем Алек сотоварищи делают такую глупость — побег на боевом шагоходе, который на пути валит лес? Да его путь с дирижабля будет видно на километры! Зато мы полюбуемся и на красивую машину, и на бои шагоходов — персонажи «подумали о читателе». А как объяснить, что Алек и компания видят из шагохода своих противников издалека, но сами остаются незамеченными? Простое упоминание перископа решило бы проблему, но его нет — герои смотрят через обычные иллюминаторы.

Итог: лёгкие приключения во впечатляющем мире стимпанковской Первой Мировой. Местами не очень убедительные, но вполне увлекательные, не слишком предсказуемые и не позволяющие оторваться. С нетерпением жду, когда издадут продолжение — книга оборвана, что называется, на самом интересном месте.

Отличный рассказ по задумке, менее удачный по исполнению. По сути нам рассказывают анекдот, но очень длинно. Анекдот должен быть короче и умещаться на одной странице.

В любом случае, остается совершенно великолепное фантастическое допущение, ради которого все и писалось.

Воображение разыгралось:

Кстати, сразу заинтересовался другими работами Лукина.

Герой случайно попадает в поле действия какого-то эксперимента и его зашвыривает в далекое-предалекое прошлое. А там идет война между хорошей цивилизацией Му и бякой-Атлантидой. Рей, естественно, выбирает мурийцев и начинает с успехом гнобить Атлантиду. Естественно, он победит.(это даже не спойлер) Вот, собственно, и вся история.

Удивляет полное непонимание Андре психологии толпы. Совершенно неестественно поведение побежденных атлантов. Ну скажите: народ, правивший половиной мира, будет ползать перед завоевателями и громко раскаиваться в грехах своих правителей? Такой народ согласится «во искупление» на разрушение собственного дома и изгнание куда-то в пустынные дебри? Да партизанская война могла бы продолжаться десятки лет, пока мурийцы не оставили бы атлантов в покое! Но нет, все как один каются и покоряются. Писалось это ещё с памятью о Второй Мировой, и отпечаток наложен слишком сильный: свои — молодцы, враги — звери и обманутые идиоты, никаких компромиссов, побежденный должен быть наказан.

Мораль: добро победит зло, потом догонит и еще раз победит. Не лучшая работа для такой прославленной дамы, как Нортон.

Чем же всё-таки определяется стимпанк? Эпохой «примерно» XIX — начала XX века? Применением паровых технологий? Дирижаблями? Заявкой автора прямым текстом «Я пишу стимпанк»? Книга соответствует этим требованиям, но этого явно мало. Потому что перед нами — в чистом виде ПОСТАПОКАЛИПСИС с Зоной, зомби, сталкерами, противогазами. Всё отличие от «сталкерского» Чернобыля лишь в том, что дело происходит во время Гражданской войны в США. Которую нам, кстати, не покажут.

Итак, в результате безответственного эксперимента безумного учёного машина под названием «Костотряс» снесла пол-Сиэтла. Из дыры в земле начал бить неизвестный науке ядовитый газ Гниль, превращающий людей в зомби. Неизвестным науке способом. Заражённые районы, кишащие «трухляками», обносят гигантской стеной.

Однако, по причинам ещё более непонятным, люди не только не оставляют Сиэтл, но даже продолжают селиться за стеной, где воздух непригоден для жизни. Они с трудом выживают в подземельях, ходят в противогазах, каждый день рискуя быть съеденными толпой трухляков или превратиться в них. Для чего? Якобы добывая Гниль можно сказочно разбогатеть. Но зачем для этого там постоянно селиться? Разве шахтёры живут в шахте, а рыбаки — в море? И разве нет гораздо менее опасных способов разбогатеть? Тем более, по признанию героев, приспособить Гниль для чего-либо полезного крайне трудно, из неё получаются только скверные наркотики. Прист не удалось грамотно обосновать, как получился её постапокалипстический мир за Стеной, что там делают десятки людей, и это серьёзный промах номер раз.

Один из плюсов романа — простая и понятная мотивация главных героев. Зик хочет узнать правду и очистить от грязи имя отца, Брайар — вернуть этого оболтуса домой. Образ Брайар у Прист получился наиболее сильным: это сильная женщина средних лет, подобная Саре Коннор из «Терминатора» или Рипли из «Чужих». Та самая мама, которая за своё дитя согнёт в бараний рог любое чудовище. Причём в отличие от киногероинь, всё же не двужильная и не всесильная. Героине можно сопереживать, её цели понятны и близки каждому.

Галерея второстепенных персонажей подробно описана и по-своему симпатична, но вот с мотивацией у них беда. Так, совершенно непонятно, почему главным злодеем книги назначен доктор Миннерихт. Это потрясающе, но «злодей» не делает ничего злодейского на протяжении всей книги! Даже более того: он делает добро! Именно Миннерихту удаётся обустроить единственное нормальное, безопасное убежище за Стеной. Именно он создал единственное годное оружие против трухляков — Глушилку. Именно он сделал Люси механическую руку — больше никто на это не способен. Заметим, он даже не берёт за это денег, а лишь просит об ответной услуге.

И вот этого человека нам предлагают считать негодяем, заслуживающим участи, худшей, чем смерть? И вот этому человеку все платят злом и ненавистью? Черри Прист не сумела морально обосновать борьбу «свободных народов» с «тираном». Он выглядит неплохим человеком, а второстепенные герои — неблагодарными свиньями. И в этом серьёзный промах номер два.

Ну а серьёзный промах номер три — вечное провисание сюжета. Казалось бы, нас с самого начала манят тёмной тайной Левитикуса Блю, русского посла, Костотряса и Гнили. Кажется, вот-вот герои раскроют международный заговор, природную аномалию или великий обман, и из этого закрутится новый виток истории... Размечтались! На протяжении изрядной части романа герои бесцельно бегают по «Зоне», отбиваясь от трухляков и попадая в различные переделки. Их всё время спасают местные жители, которым, похоже, больше нечем заняться.

При всей кажущейся динамике, сюжет очень долго топчется на месте. Герои не продвигаются к своей цели, не открывают ничего нового. На середине книги они знают о Левитикусе и Костотрясе не больше, чем на первых страницах. Повторно сюжет начинает оживать с появлением доктора Миннерихта, но его хватает ненадолго. Увы, закрученная вокруг доктора таинственность оборачивается пшиком. А неожиданное откровение Брайар в финале с размаху ставит точку в истории, не оставляя надежды, что вся эта загадочность выстрелит в последующих книгах. Более того: всё, что было между первой и последней главами, не имело значения для основной интриги. Все блуждания по Зоне и бодания с Миннерихтом можно было выбросить, и финал бы не изменился.

История закончена, все тайны раскрыты, и ответы на вопросы оказались куда более прозаичными, чем мы ожидали. Это можно было бы назвать «возвращением к реальности», но какая, к дьяволу, реальность в книжке про зомби, волшебный газ и безумных учёных?

Эта книга повлияла на моё представление о Пехове в лучшую сторону. По сравнению с тем, что я читал у него прежде, намного лучше выписан сюжет. Героя по-прежнему всё время пытаются убить выскакивающие из-за каждого угла негодяи, но по крайней мере, он действительно ведёт расследование, а не натыкается на улики, разбросанные по случайности на его пути. Шпионская интрига закручена на противостоянии нескольких группировок, а не «добрых» и «злых», как в «Пересмешнике». Герой почти не идеализирован: пускай он по-прежнему непобедим, но по крайней мере, не всеми обожаем и способен на неожиданно циничные поступки, вплоть до лжи и клятвопреступления. Его можно сравнить с детективом из нуара: ещё не антигерой, но уже явно не рыцарь добра и света. Пожалуй, главным недостатком книги стал язык: в нём много канцелярита, слов типа «является» и неудачных оборотов типа «молитвы во благо Спасителя» (звучит как «заявка во славу техподдержки»).

Сходство с «Отблесками Этерны» Камши заметно, в некоторых местах оно почти пугающее, но, судя по дате издания, непреднамеренное. Я ещё раз убеждаюсь, что лучшей средой для русских писателей были и остаются «галантные века», знакомые всем нам по «Мушкетёрам» и «Гардемаринам». Писать о Новом времени — очень удачный тренд в русской фантастике. Лучше всего люди пишут либо о том, что знают сами (а это в фантастике и приключениях маловероятно), либо о том, чем увлекались, будучи детьми и подростками. А выросли писатели нынешнего поколения именно на шпагах, фрегатах и шляпах из советских фильмов и сериалов. К тому же, такой сеттинг сам собой располагает и к интригам, и к взаимному уважению противников, и к отказу от штампов старого фэнтези, таких как «тёмные властелины» и «фэнтезийные расы».

Парадоксальный случай, когда человек просто взял и переписал любимую книгу — «Аэлиту» Толстого. И что удивительно, в самом деле сделал её несколько лучше. Более реально выглядит организованный полёт шести учёных, а не космический корабль, собранный кустарём во дворе. Подробнее прописан Марс, его флора и фауна, его общественное устройство. (Не обошлось без ляпов, впрочем — марсиане не знают полёта, но знают, как выглядят крылья). Рассказано о жизни на Марсе после победы революции.

Угловатый язык Толстого с расставленными по воле случая тире и запятыми сменился правильно-отглаженным. Если оценивать не по «первородству», а просто по качеству текста, то «Марс пробуждается» выглядит даже лучше первоисточника. Умудряются же у нас любить «Волшебника Изумрудного города», зная, что это даже не подражание, а практически перевод западной книги. (Кстати, забавное совпадение фамилий у «пересказчиков»).

Одним словом, перед нами просто расширенная редакция «Аэлиты», которая могла бы послужить, скажем, неплохим сценарием для вольной экранизации. С несколько более красочными описаниями, но без Толстовского надрыва и с оптимистично-советским хэппи-эндом. Такая «Аэлита», какую хотело бы видеть общество «развитого социализма», уставшее от войн и революций.

Не знаю уж, есть ли на свете произведение с более необычной и более яркой батальной сценой, чем битва игрушек с мышами. Как ловко для каждого предмета придумана военная роль! Это центральная часть истории, которая сразу берет за горло и встряхивает, не давая слишком погрузиться в атмосферу Гофмановского декаданса.

Что и говорить, большинство произведений Эрнста были сказки далеко не для детей: мрачноватые, сатирические, пугающие. Щелкунчик выгодно отличается тем, что, хотя в нем есть эта частичка немецкого декаданса, его можно давать читать детям. Здесь есть и храбрые герои, и яркие приключения, и неназойливая мораль.

«Короткая» Сказка о Тройке, к сожалению, на голову ниже полной. Полностью потеряна связность как внутренняя (Тьмускорпионь, со всеми его сотнями жителей и историческими церквями, запихнут куда-то на крышу НИИЧАВО, магистры попали туда случайно, и что там ищут теперь — непонятно), так и внешняя («А завтра вы едете в Китежград», сказал Янус Полуэктович — но это совсем другая история!)

Таким образом, герои оказываются не в условиях, когда им позарез нужны некие предметы, и суть игры — выбить их из Тройки, а в ситуации, когда они оказываются в совершенно непонятно откуда взявшемся месте, и непонятно, зачем добиваются от Тройки чего-то.

От Китежградской, более цельной, версии, единственные отличия — вступление и финал. Считаю, что задумка с лифтом была достойна более полноценной реализации. (В самом деле, кому не интересно, что на верхних этажах НИИЧАВО?) Как проводник в Тьмускорпионь, который неожиданно и случайно оказывается на верхнем этаже, она вряд ли годится. Как попадают туда необьяснимые явления, как, прежде чем лифт заработал, туда попала Тройка? А окрестности города с «несуществующим» болотом — где они заканчиваются?

Но финал испорчен намного больше, к сожалению. Китежградская редакция заканчивается ловкой и ироничной победой магистров: голем пожрал самого себя, захлебнулся собственной значимостью и важностью, и окончательно потерял связь с реальностью. Липовые знатоки теперь до конца жизни будут разбирать липовые запросы.

Тьмускорпионская же редакция звучит истерически. Deus ex machina в лице Киврина и Хунты устраивает вместо остроумного мата «китайскую ничью», просто сметелив все, что им не понравилось. Грубой силой. Тройка кажется побежденной, но читатель оставлен в безысходности: если у тебя нет волшебной палочки (или ее заменителя — мохнатой лапы), бюрократия останется сидеть на своих местах, и тебе остается только бессильно стучать кулаком, который у тебя послабее, чем посох магистра. Первая версия давала надежду — голем обречён, вторая говорит: «Только чудо и гром небесный спасут нас».

Такая редакция выглядит, на мой взгляд, просто обидой на редактора, запретившего оригинал. Вариант с Китежградом более популярен, и поделом.