Я смотрел фильм уже после того, как почитал-увидел несколько подробных рецензий, потому особо не буду растекаться мыслью по древу.

С технической/ремесленной/индустриальной точки зрения — всё получилось.

Исаев говорит, что выкатывание пушки из ДОТа или там трюк с открытием-закрытием ворот на веревке — вещи хоть и возможные, но малореальные. Однако тут они хорошо работают на зрелищность. Какая-то придумка по использованию стандартной техники — почти неизбежна для грамотных военных.

Отлично подобраны актеры, причем им позволили сыграть в лучшем смысле этого слова. По таким фильмам зрители запоминают и годы спустя узнают лица.

Непосредственно батальные сцены — более чем впечатляющие. Танки, самоходки, пушки, самолеты — все, что присутствует в кадре просто не оставляет желать лучшего. При том смогли не уйти в "слоу-мо", в бесконечное сопровождение камерой полета снарядов.

За что критикуют?

Вполне понимаю вопросы "а где артподдержка?" — в реальности обе стороны поддерживала артиллерия, которая перепахивала позиции противника. Тут только "катюши" есть. Но если не делать артиллеристов просто марионетками в кадре, как сделали немцев в "28 панфиловцах" — то надо им и реплики, и долю сюжетных линий и много чего еще. Не говоря уже о скольких-то миллионах расходов.

Однако подобная "локальность картинки" выводит на две действительно значимые вещи:

— простым глазом видно, что материала снято на сериал и этот сериал прокатают либо к 9 мая, либо следующей осенью. А пока — рваный монтаж двухчасового фильма. Вместо того, чтобы придумать какой-то трюк с часами или с быстрой перемоткой хода солнца на небосклоне — просто склейка;

— выход на эпоху, на её ощущение — идет только через материально-техническую часть и лица актеров. Чтобы не задавали лишних вопросов убраны все идеологические моменты, и даже речь персонажей стала чрезмерно правильной.

Итого: российский кинематограф вполне восстановил традицию советского батального кино. Это явное достижение, ведь поддержание любой впечатляющей традиции в кинематографе — позволяет совершенствовать её, получать все новые грани истории. Кто не понимает, пусть вспомнит о вестернах в США: их снимают уже сто лет, и за это время научились показывать всё — от предельно простых историй до сложных драм и ковбоев-киборгов.

Однако у российского кино есть проблема. Очень сложно ответить на вопрос "почему?"

Нет, у части творцов ответы имеются — "Ржев", "Крепость", "Штрафбат" — но они превращают бойцов той эпохи в Ивана Чонкина и прочих жителей деревни Красное. Что несколько противоречит реальности. Мягко говоря.

"Подольские курсанты" — это ответ на вопрос "как?" Вот так оно всё было.

А "почему?" — это будет уже следующий этап развития жанра.

Фильм — дешевое гуано на тему машины времени. Субъективно — какой-то богатенький графоман дал денег на постановку кина по своей нетленке.

А что исходник в реальности — и данные смотреть не хочется.

Загнивающая французская монархия в попытке дотянуться до мирового господства... Не, перебор с пафосом.

Надо человечнее :) Это же фэнтези.

.

Итак, провинциальное французское графство. Пара лет до начала революции, но к ней, собственно, мало что готово.

Всё ведь как последние полтысячи лет на этих землях. Нищета в массах, полуголодное существование, грязь на улицах, торговлишка так себе. Старый режим, он и есть старый режим.

Землю держит родовитое семейство. Старшее поколение представлено двумя братьями, один из которых особенно энергичен и безжалостен, а младшее — взрослым больным сыном, взрослой вольнодумной сестрой и немой девочкой, явно побочного происхождения. Да и прочее провинциальное дворянство смотрится как толпа дешевых клоунов.

Верхи скоро не смогут — и знают это лучше всех. Хотя по сезону рефреном проходят слова, что из смерти единственной девочки возгорелось пламя борьбы, именно ослабление верхов показано тут как единственная реально революционная предпосылка.

Что делать дворянам? Куды бечь?

И тут из секретных бастильских лабораторий приходит ответ — снадобье голубой крови. Вколешь его себе, и становишься прогрессивным вампиром в стиле просвещённого абсолютизма. То есть — Солнца можно не бояться. Раны даже под ультрафиолетом зарастают. Но кровушки хочется, и если голову отрубят, то всё, новая не отрастёт.

Понятно, с материалами, которых тут нет.

https://www.patreon.com/user?u=43758237&a...

Тепловая смерть "Летучего голландца".

Что замечательно получается у Питера Уоттса — так это создавать новые образы космических кораблей.

Не дизельпанковских "звездных крейсеров" или вообще стимпанковских железных гробов.

Нет.

Он привносит в традицию фантастики новые открытия. Физика, биология, наномеханика, когнитивистика, генетика, астрономия, психология, археология и палеоклиматология.

Его можно сравнить с Нилом Стивенсоном или Дэвидом Марусеком.

Но — в узкой сфере.

Культурология, мифология, сплетение намеков и аллюзий постмодерна, герменевтика и пронизанные ризомами тексты политологов — в его текстах они глубоко вторичны.

Не эволюция старых сюжетов или персонажей, но эволюция возможностей науки, которая дает возможность разыграть старую драму по новым нотам.

Чем-то он напоминает Беляева — сколько-нибудь достоверные персонажи у него могут получиться, если он оставит живое общество людей где-то за дверью. А здесь и сейчас в деле будут странные существа, чудаки, фрики, одиночки или даже отморозки. Да хоть биотехнологические вампиры.

Проще "вести" вдоль сюжетной линии шизофреничку, чем придумывать мотивы из жизни нормальных людей будущего общества.

Потому лучшим фоном для его текстов становится космос.

А самый любимый персонаж — очередной корабль.

В этот раз — "Летучий голландец", который здесь и сейчас зовут "Эриофора".

Большой астероид, с пещерами и камерами, в которых вполне могут спать три тысячи человек. Где создаются и разрушаются экологические системы. Где вместо двигателя — крошечная черная дыра, куда падает и падает корабль, всей своей массой в миллион тонн разгоняясь до космических скоростей. Уровень техники повыше, чем в "Я, Хобо..." Жарковского.

И вот он подходит к очередной звезде, готовой схлопнуться и взорваться, превращаясь в заготовку для черной дыры. Он создает автоматы, которые создают новые автоматы и так до тех пор пока новая техножизнь не позволит проворачивать фокус с физикой — и открыть несколько врат. Порталов. Окон.

Которые откроют короткий путь с Земли и дадут кораблю шанс лететь дальше...

Если в предыдущих рассказах цикла Уоттс лишь крупными мазками набрасывал образы экипажа и функции корабля — то в "Революции стоп-кадров", довольно большой повести, всё показано в подробностях.

"Эриофора" существует как бы в на пересечении двух бесконечностей.

Простая — от вакуума до звездного ядра.

Сложная — от безжизненной космической пыли до технологической сингулярности.

Судно в пути уже семьдесят миллионов лет и закончится этот путь лишь с тепловой смертью вселенной. Люди — копии ксероксов отпечатков исходных людей. Они просыпаются у очередной звезды, несколько человек из трехтысячного экипажа — страхуют Шимпа, искусственный интеллект корабля, который не умнее обезьяны, но сообразительней и образованней человека. Потом снова засыпают. А в кристаллах хранятся данных об их телах и рассудках, которые иногда приходиться обновлять, впечатывать в уязвимую плоть.

Экипаж понятия не имеет, что теперь творится на Земле.

Когда открываются очередные врата — "Эриофора" проваливается в них так быстро, что не получается нормально общаться с "новыми землянами". Да и выходит из врат за спиной всякая агрессивная гадость, которую для краткости именуют "гремлинами". Или не выходит, и от этого еще страшнее.

Соратники Ермака, все едущие и едущие на восток, не знают, что в Москве теперь республика, а может уже и коммунизм или что там будет в следующей геологической эпохе?

Зачем так жить?

Да, экипаж таким вырастили. Отчаявшаяся Земля, которая разбазарила почти все свои ресурсы, увидела, как приближается иная жизнь. И в космос был послан корабль, который должен открыть дорогу к звездам. Люди на нем — как деревья-бонсаи.

Да, их альтернатива — остановиться, начать колонизацию подходящей планеты и прожить пару сотен лет в "соломенных хижинах". А хочется идти вперед до скончания времен.

Или нет?

Повесть — история заговора. Часть экипажа против корабельного компьютера, Шимпа. Уоттс трудолюбиво конструирует варианты действия заговорщиков: как уйти от контроля, как передавать информацию, как выявить тот узел внутрикорабельной сети, в котором здесь и сейчас установлены программы Шимпа. План А и план Б, страховка и перестраховка.

И как всякая серьезная схватка, она частично проходит в воображении.

Протагонистка Санди — участвует в заговоре и одновременно сомневается в его необходимости. Она точно знает, что лидер заговорщиков убьет потенциальных предателей. Хорошо понимает, что выложить все Шимпу — обречь часть экипажа на гибель. Но даже если перерывы между очередными сходками продолжаются по сотне тысяч лет — выбор всё равно делать придётся.

Но в финале получается, что люди и корабельный компьютер — слишком привыкли дополнять друг друга. Симбиоз разумов не получается разорвать через различие в мечтах. Да и мечты эти не так уж различаются — ведь люди, выращенные в аквариумах следующих веков, в предельно урбанистическо-интернетовской среде — не чувствуют необходимости становиться на Землю двумя ногами. Роль звездных кочевников лучше всего удается тем, кто до того кочевал по сети...

Но это — лишь внешняя оболочка трагедии.

По идее "Эриофора" должна заселять Галактику.

Да, открытие врат — достаточно жесткий процесс, который серьезно перекраивает планетарные системы вокруг очередных звезд.

Но ведь не у каждой звезды они открывают врата! И не все планеты исчезают за кормой корабля.

Можно разбрасывать зонды с зародышами будущих экологических систем. Можно конструировать совершенно новые формы жизни — подходящие для газовых гигантов и окрестностей красных карликов. А на планеты, которые после терраформирования могут стать очередной Землей, можно отправлять капсулы со своими детьми или даже с клонами.

Пусть эти капсулы откроются через тысячу лет, когда от "Эриофоры" и след простынет. Или даже не откроются, но экипаж будет в это верить.

Да что там — если можно было выращивать и воспитывать новых детей на "Эриофоре", то вопрос с выбытием уставших членов экипажа решался бы архипросто. Они бы оставались на очередной "осемененной" планете.

А сам компьютер со своими виртуальными лабораториями за семьдесят миллионов лет ничего нового не открыл? Ни нового способа открывать червоточины, ни создавать новую жизнь?

Но этого нет. Хотя намеки на подобный вариант автор щедро рассыпал по тексту.

Так в чем же дело?

Звездолет может быть садом и может быть машиной. В саду достаточно внутренних противоречий, чтобы начать развиваться во что-то новое. Машина — в привычном понимании — жестко подчинена проекту, потому разрушится раньше, чем эволюционирует.

Подлинным садом "Эриофоры" были людские головы. Бурлящие в них сомнения, ожидания, надежды, мечты, страхи. Из этого клубка противоречий могла начаться новая цивилизация. И должна была: если позади лишь "гремлины", то надо попытаться создать вторую родину. Но вот экипаж прорежен, бунтовщики выбиты, а тот, кто хочет продолжать полет — тот уже не повернет назад, не остановится.

Проектировщики на Земле оказались слишком осторожны, а заговорщики — слишком радикальны. Никаких компромиссов — или выполнять миссию, или умереть.

Энтропия восторжествовала.

Потому корабль, пережив внутренний кризис, упростившись, будет лететь дальше, открывая и открывая врата, в которых уже нет смысла.

До тепловой смерти Вселенной.

.

А кто сказал, что Уоттс — оптимист?

.