Михаил Булгаков «Собачье сердце (Чудовищная история)»

Классическое произведение, растасканное на цитаты, осмысленное и переосмысленное во многих вариантах трактовок в такой степени, что прибавить что-либо не представляется возможным. Пожалуй, не ошибусь, если скажу, что каждый в этой повести найдёт что-то своё: кто-то — политико-историческую сатиру, кого-то более привлечёт твёрдая научно-фантастическая составляющая или социально-психологические эволюции героев, а может быть, философские смыслы, бытовые подробности...

Перечитывая книгу сегодня, я поймал себя на том, что пытаюсь идти не спеша, крайне медленно, дабы найти и просмаковать какие-то моменты, на которые ранее не обращал внимания. А учитывая, что фильм Бортко уже давно выучен наизусть, при чтении перед внутренним взором представали, разумеется, именно киношные герои. К некоторому моему сожалению, какие-либо новые детали и нюансы обнаружить не удалось, чего, впрочем, и следовало ожидать. Но вообще говоря, не такое это уж и большое разочарование, ибо само перечитывание принесло удовольствие.

Можно было бы добавить что-то о личных трактовках, о глубинном понимании замысла автора. Но — к чему? Эту книгу лучше просто читать, оставляя выводы и суждения при себе.

«У-у-у-у-у-гу-гуг-гуу! О, гляньте на меня, я погибаю. Вьюга в подворотне ревет мне отходную, и я вою с ней» — с первых строк понятно, что читать предстоит нечто необычное и чрезвычайно интересное.

Знакомство с Булгаковым для меня началось в детстве, со случайно увиденным фрагментом фильма «Собачье сердце», выхваченным из середины и напрочь прилепившим к экрану до самого финала. Фильмом, оставившим сильное впечатление, как от постановки, так и от неподражаемых Евстигнеева и Толоконникова. И, хочется отметить, что фильм создан с большим уважением к оригиналу.

Уже позднее я узнала, что есть первоисточник — «Собачье сердце (Чудовищная история)». Он был прочитан от корки до корки неоднократно. Потрясающее, яркое и абсолютно запоминающееся произведение, неспроста его растащили на цитаты. Пожалуй, это мое любимое у Булгакова, самое-самое, несмотря на теплое отношение к «Мастеру и Маргарите» и восторг от «Записок юного врача». Только что повесть прочитана еще раз, и опять с огромным удовольствием, несмотря на то, что текст хорошо знаком.

Интересно получилось, что все мои любимые истории с участием собак, относятся к 1-й четверти 20-го века. «Собака Баскервилей» (1902г.), у Лондона целая плеяда, от «Зова предков» (1903г.) и, условно — собаки, «Белого клыка» (1906г.) до «Джерри-островитянина» и «Майкла, брата Джерри» (1917г.) и, конечно же, «Собачье сердце (Чудовищная история)» (1925г.). Абсолютно разные и все хороши по-своему.

Возвращаясь к творению Булгакова — это то, что обязательно к прочтению, как мне кажется. Хотя, наверное трудно найти в нашей стране того, кто еще не читал.

Для меня знакомство с текстом «Собачьего сердца» началось, как ни странно, с песни группы «Агата Кристи»

«Братцы-живодеры, за что же вы меня...»

Я была потрясена тем, что прозаический текст ложиться на музыку, поется, и повесть вся такая. Меняется только ритм этой музыки в соответствии с содержанием эпизода.

Прочитав комментарии на этой странице, с удовольствием убедилась, что не одинока в своей неприязни к душке-профессору. А ведь как вальяжен! Шуба, сигара, добрый хозяин, щедрый господин, денежную бумажку машинисточке из барской руки. А мысли какие умные: Разруха в головах, в Большом пусть поют, а я буду оперировать. А самая важная среди этих мыслей: пролетарий должен заниматься своим исконным делом — чисткой сараев. Р-р-р! Гау-гау!

А вот Шарикова никто не любит. Псу могут посочувствовать — между делом, а вот человек однозначно отрицательный персонаж.

Честно говоря, сама его не люблю, но чувствую потребность замолвить о нем доброе слово. Заметьте, что Шариков не в состоянии так гладко формулировать свои мысли, как профессор, но сколько раз он говорит правду? «А что вы все — дурак, дурак. Похоже только профессорам можно ругаться...», «Я не давал своего позволения на операцию» (а по сути верно — профессор удовлетворял свое любопытство, не интересуясь ни мнением, ни жизнью пса), «А что вы меня помойкой попрекаете»

А в самом деле, справедливо ли попрекать Шарика и Шарикова помойкой, на которой он добывал свое пропитание?

Есть библейская притча о зернах, которые упали среди терниев. И выросли терния, и заглушили всходы. Каким был бы не Шариков — Клим, если бы вырос в других условиях? Кто знает?

И ведь еще раз говорит правду проклятый Шариков, когда называет профессора «папашей». Ведь Преображенский сам создал это существо, сам ужаснулся, сам уничтожил.

А стоило бы не любопытство свое тешить, а сделать все возможное, чтобы каждый новорожденный получил как можно больше шансов не стать Шариковым.

Замечательное, в своем роде уникальное произведение, которое через сатирически сниженную вполне советскую версию легенды о Франкенштейне дает глубокий анализ революции и ее последствий.

Итак, старорежимный профессор Филипп Филиппович Преображенский, гениальный хирург, старый ворчливый холостяк, эрудит, жизнелюб и прочая, и прочая — подбирает на улице несчастного бродячего пса Шарика. И через операцию по пересадке человеческих гипофиза и половых желез бедному псу -очередной жертве науки — с изумлением обнаруживает почти полное превращение собаки в своего донора-человека. Покойного Клима Чугункина, полууголовника-люмпена, пьяницу и хама. Который, будучи вполне приспособлен к переменам в жизни послереволюционной России, искренне считает себя пролетарием, «имеющим права». В чем его, кстати, активно убеждает и домоуправ Швондер.

Прозорливость Булгакова просто уникальна. Чего стоит хотя бы разговор профессора с коллегой — доктором Борменталем — о пути развития советского общества. Ведь и правда, Швондеры — поколение революционеров, изничтоживших милый профессору старый мир — активно использовали для своей армии и этаких вот Шариковых. С целью избавиться от буржуазных Преображенских, и построить светлое будущее. Не учтя при этом, что Шариковых очень быстро используют, чтобы избавиться от них самих. И будут строить уже совсем другое общество...

Кроме идейного совершенства, в повести подкупает великолепный язык, фантазия и глубокое знание темы хирургической медицины. Проскальзывают отголоски модных тогда идей, когда с целью доказать теорию Дарвина основывали Сухумский обезьяний питомник и планировали получать гибриды обезьян и людей. Отлично затронута скользкая тема взаимодействия интеллигенции и власти... В общем, шедевр.

Полагаю, все читавшие эту повесть согласятся с тем, что это одно из самых лучших произведений Мастера. Дело даже не в сюжете, который интересен, но в принципе для литературы того времени не нов: и метаморфная фантастика уже была, и социальный памфлет тоже. Дело в героях, каждый из которых притягивает внимание и мысль своей глубиной и неоднозначностью.

Скажем, Шарик, в бытность свою собакой. Если прислушаться к его внутренним монологам, мы видим перед собой не слишком приятное существо. Да, он сильно натерпелся от нас, людей. Но при этом по сути у этой собачки лакейская душонка. Вспомним фрагмент первой прогулки с ошейником и на цепи. Шарик моментально стал смотреть на своих прежних собратьев бродячих псов пренебрежительно и свысока. И был облаен некоторыми из них как пес, выбившийся в аристократы. Михаил Афанасьевич очень тонко подметил этот лакейский снобизм, свойственный собакам. И Шариков в бытность свою человеком — это не только отвратительный Клим Чугункин, это и собака Шарик тоже. Существо с неразвитым разумом постепенно становится чудовищем. Сам в бытность собакой находясь под угрозой уничтожения санитарно-эпидемиологическими службами, он, став человеком, с восторгом и наслаждением отдается истреблению бродячих животных. Не важно, что они коты, важно, что от своей власти и возможности чинить ее с садистской жестокостью он получает удовольствие. Это страшное существо, кем бы он ни был, собакой или человеком.

Далее, Филипп Филиппович Преображенский. Талантливый врач, светило мировой величины. И чем же он занимается? Омоложением власть имущих. Справедливости ради отметим, что профессор Преображенский — ученый. Научный интерес к проблеме у него также имеется и работает он много и увлеченно, но результат какой-то мелочный получается. Его пациенты после курса омоложения свои вновь обретенные силы направляют только на чувственные удовольствия. На другое у них элементарной фантазии и опять-таки развитости рассудка не хватает. По сути, пациенты Филиппа Филипповича — это те же Швондеры, только более удачно взлетевшие по карьерной лестнице. Открыто презирая Швондера и его домкомовскую команду, профессор Преображенский весьма любезен с теми же Швондерами рангом повыше, у которых есть средства для оплаты его фантастических операций. Он по своей нравственной сути тот же Шариков, только хорошо образованный, умный и имеющий аристократические манеры. Того, кто слабее, можно укусить, а вот тому, кто сильнее, будем лизать штиблеты. И это не спишешь только на условия жизни. Ведь профессор Персиков из «Роковых яиц» не такой. Видимо, это все-таки характер.

Если как следует подумать и перечитать внимательно, в центральных персонажах «Собачьего сердца» Михаил Афанасьевич показал Шарикова. Только в разных вариантах, с разными условиями воспитания, образования, образа жизни. Хам Шариков ненавидит котов и аристократов, но тушуется перед грубым напором доктора Борменталя и побаивается Филиппа Филипповича, профессор Преображенский ненавидит пролетариат и хамство, но также тушуется перед этим хамством в лице крупного чиновника, с которым в разговоре принял слишком резкий тон. Шариков и Преображенский — отражение одного и того же типа личности, взращенного в разных условиях.

Очень показательны сцены пробуждения речевых центров собаки после операции. Перед нами проходит наша улица, то есть мы сами, наша грубость, вульгарность, жестокость. Эту не слишком объемную повесть действительно можно считать энциклопедией московской жизни 20-ых годов 20-го века.

«Собачье сердце» я прочитал лет в 14 или 15. История мне понравилась и надолго поселилась в голове, и все события политической жизни я так или иначе пропускаю через призму образов Преображенского, Швондера, и Шарикова.

Сама история на первый взгляд до безобразия банальна. Что может быть особенного в очередном пересказе истории о Франкенштейне и его Монстре? Заменили голема, собранного из частей мёртвых тел на собаку. И что? Однако, стоит задуматься и ты понимаешь, что такое произведение могло появится только в послереволюционной России, с её грандиозными социальными экспериментами. отрицанием отрицания и ублюдочной интеллигенцией — тяжёлым наследием старого режима. Почему ублюдочной? Достаточно взглянуть на двух главных антагонистов чтобы понять.

Профессор Преображенский — на первый взгляд совершенно положительный персонаж. Учёный с мировым именем, который совершает сенсационное открытие. Проблема в том, что этот светила мировой медицины презирает и ненавидит всех — своё детище, пациентов, окружающих и происходящие вокруг. Всё, что волнует Преображенского это собственный комфорт. «Я, я и ещё раз я» стало его дивизором. Конечно профессор прав. когда говорит, что разруха не в клозетах, а головах, но забывает добавить, что, в первую очередь, она прописалась у него.

Швондер — кажется, что он отражение быдла, которое вознесла на верх революция, но он представитель всё той же интеллигенции. Интеллигенции, которая желала поражения своей Родине и скакала на костях павших на поле брани соотечественников. Интеллигенции, которая сочиняла разнообразные утопии и строила воздушные замки наподобие «Руссской правды» или «Что делать?». Интеллегенции, выбравшей своим оружием террор и зовущей к топору. Она дорвалась до власти и начала разрушать «мир насилья». Ей плевать на последствия — главное удовлетворить свои амбиции.

И между двумя этими чудовищами оказался несчастный Шарик. Его не спросили хочет и он стать человеком, а просто поставили перед фактом, превратив в Полиграфа Полиграфовича Шарикова, но и на этом эксперименты над ним не закончились. И Преображенский и Швондер мечтают слепить из Шарикова свой идеал и не намерены уступать друг другу, а на своего подопечного им, по большому счёту, плевать. Главное удовлетворить свое непомерное самолюбие. И глядя не сегодняшнюю «совесть нации» и её поступки, я понимаю, что ничего не изменилось.

Удивительно глубокое и образное произведение, по которому в школе я писал сочинение в выпускном классе. Перечитывая его снова, я не переставал удивляться тому, насколько оно погружает меня в мир аллегорий и вместе с тем, совершенно реальных описаний взаимоотношений интеллегенции и пролетариата, старого и нового мира юной страны советов.

В «Собачьем сердце» читается между строк сожаление самого Булгакова о том, в каком угнетённом состоянии находится высокоинтеллектуальная культура, как просвещенный разум ещё теплится в семи комнатах квартиры, в лице профессора «светила европейской науки» Филиппа Преображенского. Спокойный ритм жизни профессорской квартиры прерывается с избранием нового руководителя домоуправления — ярого коммуниста Швондера. И ярким свидетельством того, как новая молодая и агрессивная пролетарская власть резко отличается от просвещённого интеллегентного общества, становится вторжение в квартиру Преображенского правления домоуправления и требования освободить чересчур просторную жилплощадь, поскольку «в Москве больше ни у кого нет таких аппартаментов». И тут же автор вместе с Преображенским негодует и обличает невежество нового строя, пусть безсильно, используя покровительство высокопоставленного пациента, на время отодогвигает неизбежную смерть разума. А ведь профессор ещё не знает, что главная опасность таится в безродной дворняге Шарике, которого он случайно очеловечит в ходе медицинского эксперимента.

И вот это очеловечеченное существо по имени Полиграф Полиграфович, живя в квартире профессора служит своего рода троянским конём, внося диссонанс своими безудержными пороками и ярко выраженной безнравственостью. Ни дня не проходит без того, чтобы новый жилец, жизнь которому дал профессор, не показал свои слепые животные инстинкты, буквально сея вокруг разрушение и хаос. И здесь Булгаков, через диалоги профессора и его ассстента Борменталя, сожалеет о том, что интеллегенция слишком мягка и стремится избежать насилия, а потому терпит поражение от безнравственного пролетариата.

В финале Булгаков, пусть и на бумаге, всё же показал альтернативную победу интеллегенции над пролетариатом, разума над невежеством. Хотя в действительности, как мы с вами знаем, история пошла по другому пути.

Вместе с тем, Булгаков, как врач, постоянно восхищается человеческим гением и описание операции, проводимой профессором, читать неимоверно интересно. Здесь автор называет профессора богом, а его ассистента жрецом. И творение нового существа есть божественный акт, которым я восхищался вместе с Булгаковым. Особое место, если убрать алллегорически-сатирическое измерение повести, занимает вопрос: имеет ли право человек создавать новое существо или же, позволить эволюции творить новые жизни естественным путём, поскольку Шариков, как и всё сотворенное человеком, несовершенен.

Такой я увидел повесть «Собачье сердце» — многогранной, остроумной и, несмотря на подзаголовок «Чудовищная история», по своему доброй, поскольку автор всё же верил, что человеческий разум победит тьму невежества. Повесть, которая будет перечитана мной ещё не один раз. А значит, повесть на все времена.

Эх, не был я «продвинутым самиздатчиком», не читал я «Собачье сердце» в машинописи, в четвёртой копии, в ксероксе или в виде дампа на АЦПУ. А прочитал я её только в журнальной версии в 1987 году, при первой легальной публикации в Стране Советов.

В то время ещё сидели по лагерям «подрывные элементы», которых осудили за хранение этой «антисоветской агитации» — их письма публиковали и «демократические» журналы, и «почвеннические», потому что Булгакова хотели подтащить к себе и те, и другие. Одни тыкали пальцев в Шарикова, видя в нём главную цель авторской сатиры, другие — в Преображенского, видя в нём то же самое. И совсем мало было таких, которые говорили: «опомнитесь, да они оба «хороши», каждый по-своему...»

Шариков — конечно, хорош. Но если он — явная карикатура, хотя бы и писанная с натуры (в дневниках М.А. есть несколько заметок, по которым хорошо видно, из каких событий Полиграф Полиграфыч сложился), то с профессором Преображенским всё значительно сложней. Для карикатуры он слишком приятен (более чем возможное у тогдашнего пролетарского читателя «классовое чувство» мы проигнорируем — за неактуальностью), хотя от «положительности», очевидно, далёк. Хотя бы потому, что он тут отлично пристроен...

Булгаков наверняка Преображенскому сочувствовал — это заметно. Профессор, как и сам Булгаков, помимо своей воли «вляпался» в советскую реальность, к которой принадлежать, по большому счёту, не хотел бы, и пытается жить в ней так, как будто для него ничего в мире не изменилось. Он подчёркнуто удерживает в квартире старые порядки, хотя за её пределами всё давно уже решительно не так. Квартира Преображенского — бастион анахронизма, удержать который ему удаётся до поры до времени только с помощью наслоения одних компромиссов на другие (как бумажки от советских органов, которые защищают его «бытовой пузырь» от посягательств других советских органов). Но каждый компромисс истончает стенки «пузыря», и для наблюдателя (он же читатель) нет никаких сомнений, что не за горами уже печальный день, месяц, год, когда у профессора отберут сначала «броню», потом комнату, вторую, потом прислугу, потом придётся ужинать в спальне, потом выгонять из операционной (бывшей смотровой) соседей по образовавшейся коммуналке, которые придут жаловаться на запах хлорки и очереди больных в общем коридоре...

Всё это достойно сочувствия, конечно, но гораздо важнее, что Профессор отказывается такое своё будущее видеть. Он упрямо отрицает очевидное — в том числе очевидное и для автора. Булгаков, похоже, такого поведения своего персонажа тоже не понимает. В его отношении к Преображенскому постоянно проскальзывает горькая ирония: что вы, батенька, — светило, а таких простых вещей не сознаете? Что ж вы всё грозитесь уехать, хотя ясно ведь, что не уедете, потому что привыкли уже к этому хамству, бюрократии, классовому чванству, Чугункиным, а что важнее — привыкли чувствовать своё превосходство над ними, убогими, привыкли бравировать тем, что «не любите пролетариат», привыкли пугать Швондеров до потери штампа «Уплочено» демонстративными телефонными звонками «наверх», привыкли за приличную мзду выполнять аборты малолетним любовницам крупных совслужащих... Вы приспособленец, батенька, почти как они. Вы здесь прилипли.

И как бы Булгаков вам ни сочувствовал, Филипп Филиппович, вы, к сожалению, обречены.

Точно так же, как и Шариков. Хотя и по совершенно другим причинам.

О том, что существует такая книга — «Собачье сердце», я узнал после просмотра одноименного советского телефильма. Фильм, вышедший в 1988 г., меня совершеннейше потряс! Советский Союз вовсю болел перестройкой, и, как мне тогда казалось, собирался выйти из этой болезни окрепшим и счастливым. И вдруг, с экрана советского телевизора «Электрон», обаятельнейший актер Евгений Евстигнеев, от имени умницы-профессора, заявляет, что он не любит пролетариат! «Как вообще такое произведение могли допустить до эфира?!» — ужасался в то время я.

Через какое-то время после просмотра фильма мне повезло купить эту книгу. И я читал ее несколько раз. Ну а сегодня – только что закончил слушать (читал Борис Плотников).

Эта небольшая повесть написана в 1925 году. И была далеко не единственным произведением автора «на грани советского и антисоветского». Вся жизнь Булгакова, собственно, была «на грани». Ему и не разрешали эмигрировать, и не принимали на работу в театр, и не сажали. Несмотря на такой жесточайший пресс внешних обстоятельств, писатель оставался честным в своем творчестве. Писал только о том, что видел, что чувствовал, что думал. Хотя кто его знает?.. возможно, он думал о власти гораздо хуже, чем писал об этом в своих книгах.

Несмотря на явную фантастичность фабулы, в повести описываются жизненные реалии тех лет. Все персонажи – живые и узнаваемые. Я не раз читал о них во многих советских книжках. Только Булгаков их рассматривает как бы с другой стороны – отстраненным пристальным взглядом. И эта отстраненность позволяет увидеть:

- малограмотность и дикость, интеллектуальный снобизм «красных командиров из народа». Чего стоит только чтение переписки Энгельса с Каутским;

- и тайные пороки и грешки «красных патрициев» — пациентов профессора;

- и некую инфантильность «советской профессуры», пытающейся жить «как при царском режиме», полагающей, что они надежно защищены своими научными достижениями и крепкими связями со своими высокопоставленными пациентами.

Еще одним достоинством книги являются поднимаемые ей нравственные вопросы. Главный из которых – ответственность экспериментатора за результаты эксперимента.

Мне вот что непонятно.

Профессор Преображенский, как указано в «Истории болезни» Шарика, которую вел доктор Борменталь, ставил опыт на собаке «для выяснения вопроса о приживаемости гипофиза, а в дальнейшем — о его влиянии на омоложение организма у людей». При этом для опыта он взял собаку «приблизительно 2-х лет от роду» и приживляемый материал (гипофиз и яички) от «мужчины 28 лет». То есть оба использованных в опыте существа — взрослые, но в расцвете сил и молодости (возраст Шарика примерно 18-20 лет по человеческим меркам). Так какой же, спрашивается, омолаживающий эффект профессор рассчитывал получить и увидеть? Не превращение же Шарика в щенка!

По-моему, для такого опыта следовало взять собаку выраженно старую (а определить это легко по седине на морде и сточенным зубам, плюс более общие признаки, очевидные для человека с медико-биологическим образованием). Тогда, если бы признаки омоложения появились, они сразу стали бы заметны.

Я не понимаю, почему М.А. Булгаков допустил такую явную логическую несообразность. Если бы Шарик был старый, на сюжет, включая его сатирическую составляющую и прочие особенности, это ни в малейшей степени не повлияло бы; так как он, превратившись обратно в собаку, не помнил ничего из своего существования в виде человека, то заметил бы разве что приятную перемену в своем физическом состоянии — что стал моложе, сильнее, лапы лучше двигаются, зубы опять такие, как были в молодости.

Я пока читал, ловил себя на мысли — не является ли повесть «нашим Франкенштейном»? Не вдохновлялся ли шедевр Булгакова шедевром руки Мэри Шелли? А может это и вовсе пародия. И там, и тут имеем конфликт Создателя и Создания. Только, если в совершенно мрачном романе Шелли Создание было отвергнуто обществом, то у Булгакова оно было принято с распростёртыми объятиями обществом пролетарским. Создание Шелли познало добродетель и тяготилось одиночеством, Полиграф Полиграфыч же

В копилку забавных совпадений: вероятно мало кто знает, но оба произведения имеют несколько отличающихся друг от друга версий, вокруг которых можно вести споры о каноничности. И если вы читали вариант с «вьюга ревёт», а не «вьюга поёт», то это менее каноничный вариант, отличающийся от рукописей хранящихся в Российской государственной библиотеке (самый дальний — самиздатовский вариант, который был переведён и впервые издан в 1968г).

Гениальная повесть гениального автора, дополненная великолепной экранизацией. Не теряющая популярности, что видно как по количеству, так и по частоте отзывов на Фантлабе. Отмечу, что автор написал книгу в 1925 году, и тема отнюдь не настолько фантастическая как это может показаться — в то время абсолютно безбожное коммунистическое правительство действительно предполагало вывести сверхчеловека методом скрещения человека (женщины) с обезьяной (шимпанзе), для чего в Абхазии была создана специальная лаборатория. Так что «мадам, я вам поставлю яичники обезьяны» — это вовсе не только прикол сатирика, а и показатель информированности автора о новых «веяниях» советской «науки».

Что касается сатиры, думаю, кроме всего прочего, автор мог осознанно простебать предложенный в книге способ воскрешения главного мертвеца Страны Советов, возможно даже и слегка опасаясь подобной идеи:).

И наконец, гениальность Михаила Булгакова и в том, что высказанные им почти сто лет назад идеи до сих пор остаются весьма актуальными, например, про бутафорскую украинизацию в «Белой гвардии» прочитало и наверняка сопоставило с сегодняшними событиями множество грамотных людей русской культуры. А в «Собачьем сердце» основная идея достаточно четкая — незачем из хорошей собаки делать человека, поскольку размен получается неравноценный, а любого выдающегося человека может родить любая баба.

В общем, книга весьма многогранная, и в рекомендациях не нуждается.

Гениальная повесть. Как здорово показан быт убитой страны. Вокруг всё рушится но хором революционные песни по вечерам это закон. Или вот это «Почему убрали ковёр с парадной лестницы? Разве Карл Маркс запрещает держать на лестнице ковры? Разве где-нибудь у Карла Маркса сказано, что 2-й подъезд калабуховского дома на Пречистенке следует забить досками и ходить кругом через чёрный двор? Кому это нужно?»

«Помилуйте, — уверенно ответил человек, — как же так без документа? Это уж — извиняюсь. Сами знаете, человеку без документов строго воспрещается существовать. Во-первых, домком... — Причем тут домком? — Как это при чем? Встречают, спрашивают — когда ж ты, говорят, многоуважаемый, пропишешься?»

Сразу скажу, фильм мне понравился больше. Во-первых, он практически дословно следовал оригиналу. А во-вторых, смог более ярко подать сюжет. Повесть читалась больше как пьеса, я будто пытался отыграть театральную постановку. Поэтому считаю, что эту книгу лучше просто послушать или посмотреть.

«Я не могу допустить пребывания в доме бездокументного жильца, да еще не взятого на воинский учет милицией. А вдруг война с империалистическими хищниками? — Я воевать не пойду никуда! — вдруг хмуро тявкнул Шариков в шкаф.»

»- Я не господин, господа все в Париже!»

Весьма многогранно ведётся повествование. Сначала мысли и рассуждения пса Шарика, потом Преображенского, затем начинается 5 глава, оформленная в виде дневника, который вёл Борменталь. Ну и следом за дневником начинаются мысли и рассуждения уже Шарикова. После прочтения осталось ощущение, что у повести нет главного героя, а мы просто наблюдаем ситуацию со стороны.

»- Нельзя, прошу завтра. — А я записан. — Завтра. Катастрофа с водопроводом.»

Преображенский — прекрасный персонаж. Человек с ярко выраженной жизненной позицией, занимающийся своим любимым делом, отдающийся ему полностью. Его поведение, характер, манеры, одежда, одновременно доброта и циничность — всё это очень запоминается. Опять же, такого эффекта не было, если бы не фильм, который красочно и детально показал кусочек жизни профессора.

«Клянусь вам, мне смешно! Это означает, что каждый из них должен лупить себя по затылку! И вот, когда он вылупит из себя всякие галлюцинации и займется чисткой сараев — прямым своим делом, — разруха исчезнет сама собой»

Сложно не коснуться политической стороны повести. Изучив несколько точек зрения на эту историю, считаю, что многие высказывания профессора Преображенского можно считать крайне спорными, но осудить его не хочется, т.к. отчасти могу понять такие резкие перемены в жизни всей страны. Сильное впечатление от идей и высказываний в книге больше получают те люди, которые сами имеют яркую политическую позицию, категорически отвергающие иную. Я как-то довольно спокойно отнесся к его словам, приняв их как одну из точек зрений с которой можно поспорить, а можно и согласиться. Если говорить про общую политическую идею книги, то мне она показалась слишком категоричной, подающейся прямо в лоб. Но в этом есть какая-то прелесть, если воспринимать всё как просто искреннее высказывание автора про тогдашнюю ситуацию с его стороны. По этой причине книга и была написана так быстро, будто бы залпом и с одного захода. Поэтому считаю придирки к ошибкам Булгакова (по типу разного написания фамилии Чугунова, а затем Чугункина, да и в целом к структуре написания предложений) справедливыми конечно, но если взглянуть на произведение как на единый поток мыслей, то это добавляет книге некого шарма.

Ну и ещё пара любимых цитат:

«Видно только профессорам разрешается ругаться в ресефесере.»

«Я — красавец. Быть может, неизвестный собачий принц-инкогнито», размышлял пес, глядя на лохматого кофейного пса с довольной мордой, разгуливающего в зеркальных далях. — «Очень возможно, что бабушка моя согрешила с водолазом. То-то я смотрю — у меня на морде — белое пятно.»

«Тьма щелкнула и превратилась в ослепительный день, причем со всех сторон засверкало, засияло и забелело.»

Один из тех редких случаев, когда политическая сатира (а это именно сатира — злая, въедливая, беспощадная) сподобилась, что называется, преодолеть жанровые ограничения и воспарить над реальностью Бытия, явив миру очередной литературный шедевр.

Книга буквально растаскана на цитаты. Проще сказать — какой отрывок какой главы и по какому поводе НЕ цитируется. «...Разруха — она не в клозетах, а в головах...» — уже за одну эту «нетленку» Автору можно было бы поставить памятник из чистого золота в полный рост. Но тут главное — правильно уловить суть и понять, что первично, а что вторично. Цитируется не потому, что «звучит красиво», а потому, что произведение само по себе гениальное, и любая цитата — помимо банальной «красивости слога» — что называется, «тянет за собой» многослойный посыл самоего духа всего произведения, его смыслов, его сути, его бесконечной привлекательности.

Справедливости ради замечу: из всего «фантастического» здесь — только само фантДопущение, о том, что описываемое явление, в принципе, возможно. И я всегда — в том числе в некоторых иных отзывах — крайне негативно оценивал именно этот момент. Да, имеет место быть. Но — по сравнению со всем прочим — в данном конкретном случае воспринимается такой мелочью несущественной, что недостойно упоминания. И даже более того. Формально — по совокупности признаков — фантастика? Вот и уберите свои мейнстримовские, боллитровские руки от нашего шедевра. Это — наше!

Ну, и — немного меркантильности. Как же без оной-то.

Это — общепризнанная классика фантастики, стоит в одном ряду с «Мастером и Маргаритой», входит в известные списки «Сто книг, которые должен прочесть каждый интеллигентный....», ну, и так далее.

Так что, уважаемый потенциальный читатель, решай сам — какой ты, интеллигентный или НЕ интеллигентный. Ну, чтобы тебе было понятно чего там скрывается за этим маловыразительным «ууу...», когда ты сообщил своей тусовке, что — не читал, мол, пока