Однако у входа его встретила толпа протестующих и лично губернатор штата, который выставил абитуриента за дверь. Президент США издал указ с требованием допустить Джеймса на территорию Университета и 30.09.1961 прислал батальон военной полиции, предупредив, что в случае осложнений он пришлёт войска. Под охраной федеральных маршалов Джеймс Мередит вошёл на территорию Университета. Во время прямого эфира этого события в кампусе университета и близлежащем городке вспыхнул бунт. Кеннеди объявил военное положение и ввёл войска. Мятеж длился 14 часов, шестеро полицейских были ранены, потери гражданских составили двоих человек убитыми, около 400 раненными и более 200 пленными арестованными.

       3 октября Джеймс Мередит был зачислен в университет штата Миссисипи. Всё время обучения его травили студенты и охраняли военные. В августе 1963 года он получил степень политолога и перевёлся в Колумбийский университет. Там он изучал право, но не стал уважаемым адвокатом, а продолжил заниматься политикой, и в 1966 году во время «Марша против страха» и ему выстрелили в спину из дробовика.

       Джеймс быстро поправился, а стрелок пожалел, что не использовал дробь более крупного калибра.

       В 2006 году в Университете Миссисипи Джеймсу Мередиту установили памятник:

       Случай с Джеймсом был не единичным и, вообще-то, не самым впечатляющим. Борьба против сегрегации после Второй мировой войны усилилась, и подобные стычки происходили регулярно. Правозащитники довольно быстро выработали успешную тактику действий и использовали её во всех проблемных сферах: отправляли группу добровольцев, которые демонстративно нарушали дискриминационные законы или обычаи штата, ненасильственным образом добивались эскалации конфликта и хайпа в СМИ, затем появлялись юристы и переводили дело в юридическую плоскость, после чего оспаривали местный закон на федеральном уровне. Законотворческая автономность штатов в США позволила южанам напринимать массу законов, направленных на ущемление прав чернокожего и цветного населения, и теперь чернокожие активисты последовательно выжигали все точки сопротивления.

       По той же схеме действовала знаменитая «Девятка из Литл-Рок». Это случилось в 1957 году, за пять лет до поступления Мередита в Университет. Получив решение суда о праве на совместное обучение, «девять негритят пошли учиться в школу». Школу только для белых, естественно. Тогда губернатор штата Арканзас отправил национальную гвардию охранять школу от негров. Пока власти местного и федерального уровня выясняли отношения, дети сидели дома. Потом Президент приказал обеспечить исполнение закона полиции.

       Но полиция не смогла справиться с единодушным волеизъявлением народа и детей снова отправили домой. Литл-Рок был довольно неподходящим местом для проявления расовой толерантности, большинство населения не хотело никаких перемен и на всех референдумах давало отпор попыткам десегрегации. Любые попытки негров заявить о своих правах встречали у жителей немедленный дружный ответ.

       Тогда Президент Эйзенхауэр перевёл национальную гвардию Арканзаса под своё подчинение (чтобы губернатор не предпринял никаких глупостей) и отправил в Литл-Рок 101-ю дивизию ВДВ.

       Военные, не открывая огонь на поражение, разогнали протестующих, потом снова разогнали и добавили тем, кто не понял с первого раза.

       Затем десантники плотным кольцом оцепили здание…

       …и девять негритят под прикрытием штыков таки пошли учиться в школу:

       Разумеется, на этом история не закончилась, губернатор просто-напросто закрыл все муниципальные школы, которые подпадали под решение суда о десегрегации, и все дети, белые и чёрные, пропустили учебный год. В результате на упёртую девятку негров обозлились даже те, кто ранее оставался равнодушен, плюс учителя, оставшиеся без работы. В общем, когда школу всё-таки открыли, девять негритят там ждал тёплый приём. Но вплоть до окончания школы они каждый день собирали свои портфельчики и шли учиться – туда, где их оскорбляли, плевали в лицо, били, когда учителя смотрели в сторону, забрасывали горящими бумажками в туалете и даже пытались плеснуть кислотой в лицо. У меня сложное отношение к их родителям, но дети, безусловно, заслуживают памятника не меньше, чем Джеймс Мередит.

       Все эти события, естественно, не могли ускользнуть от внимания Хайнлайна. Десегрегацию он мог только приветствовать, она означала восстановление справедливости, которую Боб понимал как равные права для всех. Но вряд ли он как-то поддерживал левацкие группировки типа «Студенческого координационного комитета ненасильственных действий», потому что не любил ни левых, ни радикалов. Негритянские активисты не могли не прибегать к радикальным действиям – иначе на их требования просто бы не обратили внимания, но Боб этот нюанс стойко игнорировал. Не могли вызвать его симпатии и такие группировки, как «Нация Ислама», запятнавшая себя в годы Второй Мировой войны политикой уклонения от призыва в армию, а затем провозгласившая негров отдельной богоизбранной нацией. Наиболее радикальные члены «Нации Ислама» позднее решили изгнать с территории южных штатов белое население и создать там Республику Новая Африка, попутно стребовав с США миллиарды в качестве репараций за рабство, сегрегацию и прочие прегрешения. Но это было позже, а пока, в начале 60-х, чёрные расисты только собирались в стаи и начинали организовываться. Время «Чёрных пантер» ещё не пришло. Но уже звучали голоса о льготах, квотах и появлялись требования «позитивной дискриминации». А вот этого Хайнлайн на дух не переносил – он был за равенство возможностей и против преференций для избранных.

       Здесь надо отметить, что в расхожих формулах пропаганды тех лет равенство возможностей неявным образом связывали с равенством способностей: «негр – такой же, как белый, только другого цвета, поэтому заслуживает того же самого». На этом основании было выстроено всё здание американской толерантности (и я подозреваю, что попытка вколотить в него поправку от BLM «но некоторые животные равнее» рано или поздно обрушит это здание ко всем чертям). И всё же это была всего лишь аксиома, принятая на веру – чего Хайнлайн не мог не заметить. И если вы до сих пор полагали, что Боб пинал только пуританских священных коров, то вы сильно заблуждались.

       Боб пинал всех коров без разбора, какие только попадутся на дороге. Хайнлайн категорически отрицал равенство рас, принимаемое за аксиому. Для него это было не более чем гипотеза, требующая доказательств. С доказательствами же дела обстояли туго – уже в те времена вопросы сравнительной биологии человеческих рас были нежелательной темой в научном сообществе. Поэтому Хайнлайн совершенно спокойно заявлял такие вещи:

        «Одним из неприкосновенных постулатов считается, что белые и чёрные на самом деле “равны”, просто неграм не повезло со средой обитания. Так ли это? Я не знаю – у меня слишком мало данных для такого вывода… Очевидно, что две расы различны физически… Должны ли мы, тем не менее, предполагать, что, несмотря на очевидные и существенные физические различия, эти два разновидности, тем не менее, в основном идентичны в части нервной системы? Я не знаю, но знаю, что в любой другой области науки такое предположение было бы просто глупо рассматривать, даже в качестве рабочей гипотезы, а тем более, в качестве неопровержимого факта, не подлежащего сомнению»

       Взгляды Хайнлайна на расовые, национальные и социальные проблемы в первой половине 60-х легко упаковываются в такое понятие, как «дарвинизм». Во многих предыдущих своих произведениях, «Бездне», «Кукловодах», «Туннеле в небе», «Астронавте Джонсе», «Гражданине Галактики» он так или иначе высказывает одну и ту же мысль: ЛДНБ – ленчей даром не бывает. Вселенная – не место для слабых или глупых. Вид либо выигрывает схватку, либо приспосабливается к победителю, в противном случае он исчезает без следа – и не нужно оценивать этот факт с точки зрения морали, у законов природы нет ни морали, ни сентиментальности, примите и распишитесь.

       Тут надо бы сказать о морали самого писателя. Этические установки Хайнлайна чрезвычайно прагматичны и вытекают из утилитарной потребности выживания – семьи, страны, человечества – именно в такой последовательности, по ниспадающей. И моральность тех или иных действий он оценивал исходя из ответственности перед тем, что находится в малом круге, а внешнее окружение получало свою долю по остаточному принципу. Это было мировоззрение, диаметрально противоположное какому-нибудь русскому космизму, где превалирует понятие «высшей справедливости». Боб прагматично исходил из интересов индивидуума, семьи, страны или рода человеческого и не признавал приоритета абстрактной космической морали.

       И в этом аспекте Хайнлайн признавал моральным всё, что ведёт к выживанию вида (в широком смысле слова, т.е. не только утилитарно-физическое выживание, но и, в ряде случаев, сохранение нравственных и культурных ценностей), страны, семьи или человека. Хайнлайн ни разу не рассматривает вопрос о каком-либо «видовом милосердии» – проигравший вид уничтожается или адаптируется, это вопрос борьбы за существование. Он никогда бы не написал что-то подобное вещам «Квинтет Эндера» Карда или «Слово для леса и мира одно» Ле Гуин. Во всяком случае, до начала 60-х.

       Здесь, конечно, стоило бы привести цитаты, но я знаю, к чему приводит поиск цитат в книгах Грандмастера – ты зависаешь с книжкой до поздней ночи, а цитата так и остаётся смутным воспоминанием где-то на периферии сознания. Поэтому я сошлюсь на обзоры по «Бездне» и «Астронавту Джонсу», где точно упоминал об этой проблеме. Наверное.

       Применительно к человеческой расе дарвинистская установка Хайнлайна означает примерно следующее: нужно признать, что Европа обошла Африку и Азию, и тем самым доказала свою лучшую приспособленность к жизни на этой планете. Следовательно, азиаты и африканцы вынуждены будут признать лидерство европейцев, либо см. выше.

        «…как говорил мне один знакомый негр, тем, кого угнали в рабство, повезло по сравнению с теми, кто остался. Немного познакомившись с жизнью в Африке, я понял, что она имел в виду. Для меня ясно одно: “цивилизация”, если говорить о технологиях или социальных институтах, придумана нами, а не неграми. Как раса, как человеческая культура, мы опережаем их на пять тысяч лет или около того. За исключением той культуры, социальных институтов и технологий, что они получили от нас, они всё ещё прозябают в каменном веке, со всем его рабством, каннибализмом, тиранией, и полным отсутствием концепции того, что мы называем “справедливостью”»

       В этом высказывании, несмотря на его фактическую корректность, как будто слышится голос самодовольного представителя WASP, и я не буду ни подтверждать, ни опровергать это впечатление. Как и большинство живых людей, Роберт Хайнлайн был неоднозначной личностью, сочетавшей в себе противоположные тенденции. Он, безусловно, был человеком цивилизованным, и пытался сдерживать Зверя внутри себя. В своих публичных проявлениях он старался писать, говорить и совершать только правильные вещи. Каким он был наедине с собой, мы можем только догадываться, извлекая это косвенным образом из его текстов. В общении с близкими людьми он заметно ослаблял галстук, но всё равно старался удерживаться на «общечеловеческих» позициях (хотя часто скатывался на дихотомию «мы» и «они»). Боб был убеждённым про-феминистом и при этом до конца своих дней оставался полным энтузиазма Старым ЯБыВдулом, и когда он с аппетитом рассказывает о темнокожих «шоколадках» на пляже, сквозь его черты на мгновение проступает хищно осклабившийся Мистер Божья Коровка.

       Хайнлайн не стал отправлять письмо, цитаты из которого я привёл выше. Видимо, почувствовал, что «общечеловеческая» позиция подвела его к опасной близости с расистскими лозунгами прошлого века. Ещё один маленький логический шаг – и он бы начать рассуждать об «uplifting» (возвышении низших рас до уровня высшей) и о «бремени белого человека». Хайнлайн, конечно, любил Киплинга, но не до такой же степени… Возможно это или что-то иное заставило его задуматься о том, насколько расовые предрассудки довлеют над нашим обыденным мировоззрением. И лучший способ вытрясти их из человека наружу, потыкать в них носом, заключался в том, чтобы перевернуть всё с ног на голову и хорошенько встряхнуть. Устроить этакий Биг Бадабум.

        «Заметив вспышку ядерного взрыва, ты должен упасть за ближайшее укрытие и прикрыть незащищённые участки кожи: шею, лицо, кисти рук. Через минуту или две, либо сразу после прохождения ударной волны ты должен подняться и бежать в ближайшее убежище»

       Ещё больше проникнуться духом того времени вам поможет «Письмо из убежища» Тони Кэри (да и вообще, Тони всегда стоит послушать, по поводу или без всякого повода)

       Итак, Боб взялся за строительство убежища. Хайнлайн прекрасно понимал разницу между fallout shelter, которое способно защитить лишь от осадков, и blast shelter – настоящим бомбоубежищем. Тем не менее, он практически сразу отказался от более простого и бюджетного проекта радиационного убежища. Близость центра NORAD не оставляла ему иного выбора, кроме как строить полноценное blast shelter, вырубая его в гранитной скале возле дома. Это существенно удорожало проект, и вдобавок Джинни настояла на том, что у бункера должен быть запасной выход, на случай если основной будет завален руинами дома. Ни один типовой проект подобного не предусматривал. Визитки и рекламные листы агентов напрасно пылились на журнальном столике.

       Хайнлайну пришлось проектировать убежище самому. Это была не слишком сложная задача, поскольку раньше он спроектировал дом, в котором они жили.

       Через пару недель после возвращения из Сиэтла, в начале октября 1961 года, Хайнлайн нанял рабочих, которые с помощью взрывчатки и отбойных молотков выдолбили в скале траншею 3.5 х 7 м и глубиной в 3.5. Скалу укрепили стальной рамой, внутри которой соорудили бетонный короб. Сверху бункер прикрывал почти метр железобетона. Внутренний стальной кожух должен был защитить обитателей от осколков бетона во время удара.

       Вход в убежище открывался с восточной веранды дома, а запасной выход прятался в высохшем речном русле. Массивные железные двери должны были защитить обитателей бункера от ударной волны и радиоактивной пыли. Конечно же, это ни в какое сравнение не шло с метровыми заслонками Комплекса Шайенн.

       К осени 61-го бункерный бум в Колорадо-Спрингс уже угас, что позволило Хайнлайну скупить материалы для строительства и оборудование подешёвке. К середине ноября убежище было готово. И снова призрак Неда Фландерса из будущего помахал ему рукой:

        «Куча народу видела наше убежище… и слишком многие из них радостно сказали: “Ух ты, круто! Я рад, что ты его построил! Теперь мы точно знаем, куда бежать, когда завоет сирена!”»

       Хотя Боб и предвидел нечто подобное, он, тем не менее, был шокирован поведением соседей – все они были люди не бедные и вполне могли позволить себе такое же укрытие.

       В своих письмах Полу Андерсону и Джудит Мерррил, которых тоже охватил бункерный бум, Хайнлайн писал, что если большинство граждан США последуют их примеру, это будет значить для безопасности страны больше, чем дивизион МБР, ведь парни в Москве умеют подсчитывать риски и не ввяжутся в авантюру с сомнительным результатом.

        «Наша политическая система, наша свобода, базируется на идее о том, что основной груз ответственности несёт на себе сам человек. Если мы отречёмся от своей личной, индивидуальной ответственности, то мы тем самым отречёмся от самого понятия свободы – после этого нам останется только спокойно сдаться на милость кремлёвских хозяев»

       Первоначально убежище было рассчитано на то, чтобы Хайнлайны смогли продержаться в нём три месяца. Затем Боб, повинуясь внезапному порыву души, предложил соседям (у них было трое детей) место в убежище, если настанет день «Д». Они с Джинни переоборудовали и переукомплектовали бункер, так что он смог приютить уже шесть человек, хотя и всего на один месяц (всё правильно, именно шесть, потому что сосед служил на флоте, и его присутствие не предполагалось). Боб подошёл к вопросу основательно – обучил детей работе с оборудованием бункера и провёл тренинги. По иронии судьбы вскоре после этого соседи рассорились с Хайнлайнами и прислали свой ключ от бомбоубежища в почтовом конверте. «Дети-то почему должны страдать?» удивился Боб и так же по почте отправил ключ обратно. «Лучше смерть, чем позор!» решили соседи и снова вернули ключ по почте. Хайнлайн пожал плечами, но оставил комплектацию бункера прежней.

       До самого отъезда из Колорадо-Спрингс Хайнлайн обновлял в бункере запасы воды и пищи и заряжал аккумуляторы. Вентиляция и освещение в убежище работали превосходно, поэтому в нём иногда ночевали гости.

       И всё же, несмотря на семидесяти сантиметровое железобетонное перекрытие и защитный стальной кожух, Хайнлайновское blast shelter вряд ли выдержало бы близкий взрыв атомной бомбы. Хайнлайн понимал это, и близость центра NORAD не давала ему покоя. Это стало ещё одной причиной их отъезда из Колорадо-Спрингс. Позднее, в романе «Луна – суровая госпожа» писатель с наслаждением раздолбал Шайенн в щебень «булыганами» лунных сепаратистов.

       Новые хозяева дома оставили убежище в неприкосновенности. С тех пор оно уже несколько раз меняло владельцев и, по счастью, ни разу не использовалось по прямому назначению. Раскладная кровать (слева) и баллоны с воздухом (справа) лет двадцать назад были ещё исправны и ждали своего часа, но большую часть времени работали музейными экспонатами.

       Впрочем, был один момент, когда эта предосторожность едва не обернулась предусмотрительностью.

       Причиной был подростковый зуд Президента Кеннеди, которому страшно хотелось досадить коммунякам. К началу 60-х Америка выигрывала у Союза атомную гонку по очкам: у США было накоплено в 20 раз больше боеголовок, чем у СССР, да и средств доставки было в сотню раз больше. Но, видимо, Джон решил потроллить Никиту, потому что отдал приказ разместить сначала в Италии, а потом и в турецком Измире парочку эскадрилий ракет средней дальности PGM-19 «Jupiter».

       В принципе, никакой особо стратегической необходимости в этом не было. Москва и так была в пределах досягаемости «Торов» из Англии, баллистических «Атласов» из Америки и «Полярисов» с подлодок, курсирующих в северных водах. Но «Атласам» нужно было лететь через весь океан, а лодки с «Полярисами» плавали по сложному маршруту, и их нельзя было задействовать в любой момент времени. А вот «Юпитеры» могли находиться на боевом дежурстве постоянно, у них была более высокая точность наведения и очень малое подлётное время, всего 10 минут, не оставлявшее шансов задействовать ПРО или провести эвакуацию населения в убежища. «Юпитеры» в Турции возле границы СССР стали последней каплей, переполнившей терпение Хрущёва.

        «Я-то был против войны. Но если жить только под давлением боязни и в том смысле, что всякая наша акция в защиту себя или в защиту наших друзей вызовет ракетно-ядерную войну, — это, следовательно, означает парализовать себя страхом»

       Хрущёв приказал провести тайную операцию «Анадырь», и СССР по-тихому разместил на Кубе свои ракеты средней дальности Р-12 и Р-14. Они могли атаковать Вашингтон и половину авиабаз стратегической авиации американцев. Их подлётное время к основным целям составляло почти 20 минут, но это было лучше, чем ничего.

       15 октября, с большим запозданием, ЦРУ обнаружило советские ракеты и доложило Президенту. С этого момента начался Кубинский кризис. Понятие «паритет» в голове у Джона Кеннеди и его генералов отсутствовало. Спешно собранное совещание сходу отвергло дипломатические варианты разрешения ситуации и начало прорабатывать военные. Генералы предложили немедленно разбомбить ракетную базу русских, но Президент отказался, он предпочёл «отрезать хвост по сантиметру» и ждать, пока внутренняя решимость развязать войну дозреет в нём окончательно. Вместо этого он приказал отменить военным отпуска, призвать в амию 150 000 резервистов, начать подготовку к вторжению на Кубу и отправил флот заблокировать остров с моря. Согласно международному праву военная блокада приравнивалась объявлению войны, поэтому Кеннеди назвал блокаду «карантином». Хрущёв в свою очередь назвал её «пиратством» и сказал, что не потерпит нападения на советские корабли. К этому моменту вокруг острова плавало не меньше десятка советских подводных лодок, а на берегу стояли 50 истребителей. 27 октября Москва потребовала убрать ракеты из Турции. Военные советники сообщили Кеннеди, что в Кремле, предположительно, произошёл военный переворот и сейчас всем заправляют генералы. В этот момент над Кубой был сбит очередной самолёт-разведчик. В Вашингтоне, замирая от ужаса, приготовились начать ядерную войну с Советами – просто чтобы не потерять лица.

       Подготовка к войне не ускользнула от внимания американцев, а выступление Президента дополнительно подлило масла в огонь.

       Кеннеди назвал базу на Кубе орудием ядерного шантажа и рассказал, какие города находятся под прицелом светских ракет. Обронив многозначительную фразу «любые наши дальнейшие действия будут оправданы», он обрисовал картину грядущего Апокалипсиса (в сослагательном наклонении). В конце речи он заявил, что не может предугадать, «на какие затраты или жертвы придется пойти, чтобы ликвидировать этот кризис». Было сказано ещё много других ободряющих слов, типа «самая большая опасность сейчас состояла бы в том, чтобы не делать ничего», «стоимость свободы всегда высока, но американцы всегда были готовы платить за неё», «наша цель состоит не в мире за счет свободы» и тому подобное. Услышав финальное «И видит Бог, эта цель будет достигнута», нация взвыла и побежала прятаться в свои новенькие «фоллауты».

       Незадолго до Кубинского кризиса Хайнлайн побывал на аэрокосмическом конвенте в Лас-Вегасе и полюбовался на авиашоу в Индиана-Спрингс. Там у него произошла примечательная встреча: он познакомился с доктором Эдвардом Теллером и его коллегой, Германом Каном. Теллер был отцом американской водородной бомбы и советником прежнего президента Эйзенхауэра. Именно Теллер пытался в своё время продавить идею создания системы ГО и строительства гражданских бомбоубежищ, чему Эйзенхауэр всячески противился. Кан был футурологом, одним из теоретиков и режиссёров новой геополитики. Он придумал концепцию «Машины судного дня», обеспечивающей гарантированное взаимное уничтожение, и много внимания уделил возможным последствиям ядерной войны а также способам индивидуального спасения. Кан зачитывался книгами Хайнлайна, Хайнлайн зачитывался книгами Кана. Им было о чём поговорить друг с другом.

       22 октября, услышав новости с Кубы, Хайнлайн тут же переключил свой радиоприёмник на волну CONELRAD и всё время, что длился кризис, ждал сигнала оповещения о ядерной атаке. Канал CONELRAD (CONtrol of ELectronic RADiation) был предназначен для оповещения населения в чрезвычайных ситуациях. Система была создана в 1951 году для работы в условиях военного положения. На бытовых радиоприёмниках диапазоны работы CONELRAD были промаркированы специальными значками.

       Во всех брошюрах ГО, МО и Комиссии по атомной энергии переключение на волну CONELRAD называлось непременным условием выживания. Единственный раз система была задействована во время кубинского кризиса. В 1963 году она была заменена системой EBS.

       28 октября, когда Хрущёв пообещал вывести ракеты с Кубы, Хайнлайн, неделю не отходивший от своего атомного бункера, с облегчением выдохнул. Деталей ядерной сделки он, естественно, не знал, поэтому проникся к Кеннеди внезапным уважением:

        «Этот кризис заставил меня, впервые за несколько лет, по-настоящему гордиться своей страной и своими соотечественниками. Кризис и ультиматум стали неожиданностью для большинства гражданских лиц. Он и для меня стал полной неожиданностью, не потому, что я не знал о развёртывании ракет – я об этом знал – но потому что я не ожидал, что м-р Кеннеди не спасует перед Советским Союзом… я снова гордился тем, что я – американец»

       Незадолго до этого на Восточном побережии произошли события, которые могли дать Бобу дополнительный повод гордиться тем, что он американец. Ну, или наоборот – зависит от того, как посмотреть.

       За пятидесятые годы Хайнлайны объездили практически весь мир, и писатель воочию смог убедиться в правоте своих высказываний десятилетней давности: многие люди на планете действительно не очень-то любили Америку, но при этом завидовали её богатству, и эта зависть, по-видимому, как раз и порождала ненависть. В своих путешествиях Хайнлайны видели средневековые королевства, парламентские республики и полицейские диктатуры, они насмотрелись на апартеид, сталкивались белым и цветным расизмом, они многого не замечали или не понимали, но кое-что было неизменным. В большинстве стран американцы встречали относительно или откровенно низкий уровень жизни, странные или глупые законы, непрошибаемую бюрократию и очень разный сервис – от люксового до весьма скверного. Последнее обычно можно было поправить с помощью зелёных бумажек – люди могли ненавидеть Америку и американцев, но большинство из них любили американские деньги. Советский Союз был одним из исключений из этого правила – несмотря на низкий уровень жизни, никто не завидовал Америке и не пытался выцыганить у туристов пару долларов. Вообще коммунисты оказались непрошибаемо уверенными в правильности своего выбора. Хайнлайн безуспешно пытался найти в СССР нищих или недовольных властью людей, но даже среди упившихся в хлам питерских писателей ему не удалось услышать ни одной крамольной фразы. Вообще, время для визита в Союз, как оказалось, было выбрано неудачно, сначала 1 мая 1961 года над Свердловском сбили «У-2» Пауэрса, потом сорвалась встреча Хрущёва и Кеннеди в Париже, отношения между странами – и отношение сотрудников «Интуриста» к американцам – заметно ухудшилось. Хайнлайны были так напуганы резким развитием ситуации, что впали в паранойю. Советский Союз представился им огромной, готовой захлопнуться мышеловкой. В панике они бежали в Финляндию, не дожидаясь окончания поездки.

       По возвращении домой их ждал неприятный сюрприз: на юго-востоке от Колорадо-Спрингс в районе горы Шайенн военные начали строительство Оперативного центра NORAD (North American Aerospace Defense Command – Командования воздушно-космической обороны Северной Америки).

       Строители извлекли из недр горы полмиллиона кубометров скального грунта, создав в ней систему тоннелей и полостей.

       В сердце горы скрывался главный бункер, где разместился командный центр NORAD. Вход в него прикрывал «тамбур» со стальными дверями метровой толщины – они держали давление в 40 атмосфер и были готовы принять ударную волну 30 мегатонного взрыва на склоне горы.

       Бункер представлял собой маленький полностью автономный городок на тысячу жителей. В центре управления вели дежурство операторы, к ним стекалась телеметрия со всех станций слежения на территории США и за её пределами. Отсюда они управляли пусками зенитных ракет «Nike».

       Много лет спустя в тоннели начали запускать экскурсии гражданских и даже съёмочные группы. Северный портал комплекса часто фигурировал в разных фильмах:

       А когда-то это был самый защищённый и самый охраняемый объект спешно создаваемой американской системы противоракетной обороны.

       Строительство комплекса не было засекречено, и весь Колорадо-Спрингс был в курсе того, что делается в горах. Хайнлайн быстро понял, что свил семейное гнездо прямо в перекрестье Мишени Номер Один советских баллистических ракет. Это начало его беспокоить.

       Его беспокойство усилилось, когда 25 июля 1961 г. президент Джон Кеннеди в телеобращении к нации настойчиво призвал американцев подготовиться к возможной термоядерной войне путем строительства семейных противорадиационных убежищ. В Европе разрастался Берлинский кризис, и Кеннеди видел в нём хороший повод начать ядерную войну (у этого парня, едва он стал Президентом, так и чесались руки нажать на Большую Красную Кнопку).

       Речь Кеннеди была подкреплена миллионными тиражами брошюр Министерства обороны «Как построить семейное противорадиационное убежище» и «Чем нужно запастись семье, чтобы выжить». Американцы предсказуемо бросились в магазины скупать товары первой необходимости. В результате из продажи мгновенно исчезли гречка, спички и туалетная бумага… Ну ладно, насчёт туалетной бумаги я пошутил. Вместо неё исчезли керосин и стеариновые свечи. Впрочем, общенациональный шоппинг на этом не остановился. Затарившись продуктами, наиболее прагматичные обыватели принялись скупать оружие и боеприпасы. Они не собирались партизанить в лесах или отражать атаки советских парашютистов. Они собирались защищать свои убежища и запасы еды от соседей. Опросы, проведённые СМИ, показали, что 40% американцев не собираются пускать в свои убежища посторонних – даже при наличии в них свободного места. В прессе тут же возникла дискуссия о расширении моральных диапазонов в условиях ядерной войны. Приглашённые звёзды хмурили брови, но в основном все соглашались, что человек имеет право защищать своё убежище от менее дальновидных сограждан. Чиновник ГО из Невады призвал сограждан запастись пистолетами, чтобы отражать нашествие беженцев из Калифорнии. Чиновник ГО из Лас-Вегаса назвал калифорнийцев «стаями саранчи» и начал собирать народное ополчение. В принципе, это были всё те же стопроцентные американцы, но их немного подпортил жилищный вопрос.

       В этой нервозной обстановке в сентябре 1961 года в Сиэтле, штат Вашингтон, состоялся XIX Всемирный фантастический конвент. Хайнлайн был приглашён на встречу в качестве почётного гостя, но пути он где-то подцепил грипп, который грозил перерасти в пневмонию или во что-то большее.

       Выступление почётного гостя, важная часть ритуала Конвента, находилась под угрозой срыва. По счастью, там оказался Алан Е. Нурс, который был не только писателем-фантастом, но и профессиональным врачом. В воскресенье он напичкал Хайнлайна таблетками, и в понедельник, 4 сентября, Боб сумел подняться на трибуну.

        «Всё, что помню – это как зал кружится вокруг меня (один раз я чуть не упал с трибуны), а я в полном тумане пытаюсь взять себя в руки и вспомнить, что же я собирался сказать, и в какой последовательности…»

       Хайнлайн решил оттолкнуться от произнесённой им двадцать лет назад речи на Всемирном фантастическом конвенте в Денвере. Она называлась «Открытия будущего» и была полна оптимизма. Нынешняя речь называлась «Пересмотр будущего» и была полна паранойи, мрачных пророчеств и запугиваний. При этом его выступление было на удивление логически выдержано, если учесть, что писатель произносил её в жутком гриппозном состоянии под высокой температурой и таблетками.

       В своей речи Боб с ходу берёт быка за рога:

         «К 1980 году нас ждёт единое мировое правительство, которое будет гарантировать постоянный мир и гражданские свободы для всех, даже для граждан тех стран, которые предпочитают оставаться социалистическими, а также согласованные усилия всех стран по контролю рождаемости и повышению уровня жизни для всех людей. Рак будет побеждён, а все заболевания, вызываемые бедностью и антисанитарией, взяты под контроль, так как мы направим на всемирное здравоохранение все усилия, которые сегодня направляем на вооружения и войны. У нас будет процветающая колония на Луне и база на Марсе, дешёвые и доступные космические путешествия… много еды для каждого – вот что я хотел бы предсказать сегодня вечером. Как бы я хотел жить в таком мире!

        Неумолимые Уравнения говорят: Нет»

       «Неумолимые Уравнения» – название рассказа Тома Годвина, который Хайнлайн перед этим цитировал. В нём пилот ради спасения корабля вынужден выбросить в космос девушку, пробравшуюся зайцем на корабль.

         «Я никогда не увижу такой мир. Мне повезёт, если я хотя бы проживу весь срок отмерянный мне природой.

        И вы тоже.

        Потому что треть из нас, присутствующих в этой комнате, умрёт в ближайшем будущем.

        …

        Всё, что я хочу сейчас подчеркнуть, это то, что где-то порядка трети из нас умрёт, независимо от того, кто победит. Не одна треть русских – треть из нас.

        Или я ошибаюсь? Позвольте я очень быстро это проверю. Есть среди вас те, кто уже построил и оснастил противорадиационное убежище? Пожалуйста, поднимите ваши руки!

        Вот этого я и ожидал – я задавал этот же вопрос самым различным аудиториям. Очень немногие американцы готовятся выживать в условиях выпадения радиоактивных осадков. И я не критикую, пожалуйста, обратите внимание: я тоже не поднял руку. Мы с женой не располагаем никакими средствами защиты от радиоактивных осадков. Я не горжусь этим, я не стыжусь этого – я просто в одной лодке вместе с вами, и, подобно всем прочим, уделяю минимум внимания разным предупреждениям»

       Начиная с 12 августа 1950 г., когда Комиссия по атомной энергетике США издала первую брошюру с рекомендациями на случай ядерной атаки, в Америке постепенно разворачивался бункерный бум. К 1961 году были построены по разным данным от 200 000 до 1 000 000 небольших семейных «склепов» (американцы иронично называли их «Похорони себя сам»). Как правило, это был обычный погреб 3х3 м с бетонными стенками и стальной плитой наверху. Единственное, от чего он мог, теоретически, спасти – это радиоактивные осадки, отсюда и пошло расхожее название для бомбоубежищ «fallout shelter», хотя на самом деле некоторые из них были настоящими «bomb shelter» или «blast shelter».

       Бункерный бум возник не на пустом месте – президенты США, сначала Эйзенхауэр, а затем и Кеннеди, последовательно отклонили все проекты обеспечения безопасности гражданского населения страны на случай атомных бомбардировок. Единственным практичным действием в сфере гражданской обороны стала инспекция складских помещений и подвалов, которые затеяла администрация Кеннеди в сентябре 1961 года. Армейский инженерный корпус заключал договоры с гражданскими архитектурными бюро, которые и проводили оценку радиационной устойчивости зданий. О качестве этой инспекции можно только догадываться. В общем, если стены и перекрытия не допускали протечек естественных осадков, помещение объявлялось «fallout shelter» и в его окрестностях размещали соответствующие указатели.

       Таких чорно-жолтых табличек было напечатано 400 000, их дизайн оценила целая комиссия психологов. Не знаю, сколько их было пущено в дело, но две трети помеченных ими «фоллаутов» находились в зоне поражения, т.е в зоне сильных и средних разрушений (по советской классификации) вокруг предполагаемых эпицентров. Это были скверно подготовленные братские могилы. Многие из них так и не были оборудованы ни санузлами, ни системой вентиляции, я уже не говорю о каких-то запасах питьевой воды и питания. И население, и федералы прекрасно понимали бессмысленность Национальной программы ГО. В 1971 году она была прекращена. Запасы пшеничных крекеров из укомплектованных убежищ Нью-Йорка были переданы некоему фермеру, который скормил их свиньям. Часть НЗ через благотворительные организации была направлена в голодающую Африку.

       Если не считать табличек, ничего сравнимого по масштабам со строительством и оснащением бомбоубежищ в промышленных городах СССР в США не проводилось. Зато в куда большем масштабе организовывались «учения»: «Лечь на пол и закрыть голову руками! Двигайтесь к ближайшей стене!». Они ещё больше подхлёстывали паранойю и заставляли американцев искать спасения в укрытиях, построенных на собственные деньги.

       Бункерный бум, естественно, привлёк внимание предпринимателей, даже приятель Хайнлайна, Рон Хаббард одно время занимался этим бизнесом. Если мне не изменяет память, его компания продвигала типовой проект «под ключ» в виде слегка прикопанной цистерны, что-то подобное изображённому на рисунке:

       Как видите, цена в 150 баксов, вполне бюджетная. Подобные цилиндрические конструкции получили развитие, были поставлены на поток и даже пережили окончание Холодной войны. Сегодня в продаже имеется целая линейка подобных продуктов:

       Изделие можно заказать по каталогу, оно будет доставлено заказчику на дом и зарыто в землю на безопасную глубину. Бункер САТ-15 фирмы «Radius Engineering» стоит несколько больше железной бочки времён Холодной войны — 300 тысяч баксов, хотя принцип тот же:

       А вот как выглядел его предок, «Kidde Kokoon» образца 1955 года:

       Несмотря на неказистый внешний вид, внутри эта «цистерна» выглядит вполне прилично:

       Но вернёмся к речи Хайнлайна:

        «Я не читаю вам проповедь, я не призываю вас бежать домой и начинать заполнять мешки песком и разливать воду по бутылкам. Я говорю о том, что мы сейчас не готовы пережить мощный удар – и отсюда следует, что треть из нас или, может быть, половина будет покорно ожидать смерти, и так будет, если мы не начнём готовиться. Если! Из того, что я знаю об американском темпераменте, я сомневаюсь, что мы начнём готовиться»

       Очевидно, Боб был не в курсе масштаба бункерного бума, либо он сознательно сгущал краски, пытаясь воздействовать на аудиторию. И, похоже, он пытался призвать на свою сторону демонов национализма или расизма – во всяком случае, так это выглядит для меня. Нет, конечно же, это были сарказм и ирония, и Боб просто троллил публику. Может быть. Почти точно.

         «Но это ещё не все неприятности.

        Имейте в виду, что наши предки пережили саблезубого тигра, пережили Чёрную Смерть. Человеческая раса ещё не угасла и не угаснет. Забудьте «На берегу»; будущее не столь мрачно. Если треть из нас умрёт, это одновременно означает, что две трети из нас останутся жить – и наша потеря не будет иметь значения для человеческой расы. Она, наша раса, сегодня увеличивается со скоростью 160 000 человек в день – как скоро могут быть заменены 60 000 000 американцев? Год и десять дней…

        О, большинство из них будут китайцами, а не американцами – но разве это плохо?

        Только для нас. Вполне может оказаться, что это только во благо: китайцы многие столетия повышали свою стойкость… в то время как мы привыкли жить слишком роскошно и поддерживать наши беднейшие племена. В расовом и генетическом отношении вполне может считаться улучшением тот факт, что треть из нас будет убита.

        Это не значит, что нам это должно нравиться.

        Я просто говорю: давайте не будем видеть в этом слишком большой трагедии только потому, что это коснётся нас – с точки зрения человеческой расы мы не самая важная её часть»

       А дальше его мысль самым причудливым образом переходит к оккупации и неминуемому обращению населения США в рабство. Думаю, здесь температура окончательно взяла верх над ясностью мышления писателя.

         «Да, я скорее предпочту риск падения радиоактивных осадков на головы невинных младенцев, с неловкими улыбками и ямочками на коленках, чем соглашусь видеть, как Соединенные Штаты Америки капитулируют перед этим чудовищным злом.

        Но моих пожеланий по этому вопросу никто не спрашивал, и сегодня я не буду выдавать желаемое за действительное. Я думаю, что наиболее вероятное наше будущее – это сдаться без боя. Никаких радиоактивных осадков. Только рабство.

        Я же предпочитаю думать, что для ребёнка риск радиоактивных осадков лучше, чем риск оказаться рабом. Но, опять же, моего мнения никто не спросит. Я также думаю, что цена за спасение Соединенных Штатов слишком высока, чтобы её платить»

       Хайнлайн выслушал овацию и поспешно удалился в номер. Он по-прежнему плохо себя чувствовал и не успели приготовиться к приходу гостей, в результате вышел их встречать в пижаме, да так и не стал переодеваться, что положило начало традиции «пижамных вечеринок у Хайнлайна». Несмотря на болезнь и полуобморочное состояние, кое-что из сказанного на конвенте, однако, засело у него в голове и не давало покоя по дороге домой – он думал о том, не было ли с его стороны лицемерием призывать молодёжь вкладываться в строительство противоатомных бункеров, когда сам он не собирался этого делать? У него была масса оправданий – у Хайнлайнов не было детей, и он лично не видел смысла пережить атомный удар, чтобы влачить бессмысленное существование после. Кроме того, он не сомневался, что соседи, палец о палец не ударившие ради защиты своей семьи, прибегут спасать своих детей к нему в убежище, и ему придётся уступить им место и одиноко поджариваться снаружи. Тут он полностью предвосхитил сюжет эпизода 14 «Комета Барта» из шестого сезона «Симпсонов», в котором соседи выпихивают Неда Фландерса из собственного бомбоубежища:

       Кроме того, дом Хайнлайнов стоял на гранитном выступе, в нём не было подвала, и устроить убежище за разумные деньги там было невозможно… Но всё это были отговорки, как позднее признавался писатель.

        «Дело в том, что я до сих пор считал, что большинство американцев будут молча тупо сидеть, надеясь на удачу, и не примут никаких мер, чтобы выжить. Но это ни в коей мере не избавляло меня от моей обязанности укрепить мой собственный маленький кусочек Америки. Так что я нехотя начал проектировать и строить противорадиационное убежище».

и посмотреть на вот это фото:

       Правда, эти ощущения будут неполными. Потому что одновременно с радостной и солнечной Америкой 50-х, показанной Робертом Земекисом, существовала совсем иная реальность, не столь явная, но не менее активная и тоже, в определённом смысле, жизнеутверждающая. И две эти реальности практически не смешивались. Они сосуществовали как-то совершенно параллельно друг другу, иногда порождая в точках пересечения любопытные артефакты.

       Ингредиенты:

  37,5 мл водки

  37,5 мл бренди

  15 мл хереса «Амонтильядо»

  Шампанское

       Способ приготовления:

       Смешать водку с бренди и хересом, взбить в шейкере со льдом и процедить в охлажденный бокал. Долить шампанским. Украсить цедрой апельсина.

       В 50-е Америка входила с чувством собственной безопасности и уверенности в завтрашнем дне. Война ушла в прошлое, нормированное потребление отменили, экономика вышла из рецессии – и тут начались беспорядки в Азии. 25 июня 1950 года Северная Корея попыталась присоединить Южную, и этой ей почти удалось. США немедленно вмешались и организовали «полицейскую операцию». Несмотря на название, туда отправляли отнюдь не полицейских, а всех военнообязанных, и Боб Хайнлайн едва не расстался с молодой женой, которая подпадала под призыв ВМФ.

       В первые же дни войны Трумэн приказал начштаба ВВС Хойту Ванденбергу приготовиться к атомным ударам по военным объектам в Сибири – глубже американские бомбардировщики пока не долетали. Но в войну на полуострове вмешался не СССР (который ограничился ихтамнетами), а Китай, пославший северокорейцам танковые армии «добровольцев». Руководивший полицейскими генерал Макартур, следуя логике Президента, собрался сбросить атомные бомбы на Китай, но Трумэн отправил его в отставку – вообще-то атомных бомб у Америки было маловато, достаточно, чтобы попугать, но недостаточно, чтобы превратить целую страну в автомобильную стоянку.

       Война в Корее чуть пошатнула общее расслабленно-индифферентное состояние американцев. Кто-то протестовал, кто-то записывался в отказники, но в целом обществу было глубоко наплевать, пока в число похоронок из-за океана не перевалило за первую тысячу.

       С этого момента в США вновь начала действовать отключенная на время Второй мировой войны антикоммунистическая пропаганда. Юго-восточная Азия быстро переходила под контроль коммунистов, но, конечно же, большинство американцев этот факт не слишком волновал.

       Между тем голоса встревоженных учёных-атомщиков продолжали звучать в прессе. Они немного сменили тональность, и уже говорили не о взятии под контроль атомного оружия, а о полной неподготовленности страны к атомной войне. Гражданское население не было защищено никак и у правительства не было никаких планов для его защиты на случай атомной атаки. В конце концов Президент прислушался к этим голосам и 12 января 1951 г. подписал указ о создании Федеральной администрации гражданской обороны. Он и не подозревал, какого джинна выпустит из бутылки.

       Вместо того чтобы спокойно сидеть в креслах и потихоньку осваивать выделенные средства, назначенные чиновники тут же с энтузиазмом принялись за дело и проявили массу ненужной инициативы. Скооперировавшись с учёными и прессой, они немедленно начали информировать население о том, что из себя представляет атомное оружие, и какие угрозы оно несёт. Статьи в журналах и брошюрки, выпущенные ГО, живописали гражданам всевозможные ужасы. Пропагандистская машина США внезапно испытала дезорганизующий приступ шизофрении – все её предыдущие усилия были направлены на формирование позитивного отношения к атомному оружию. Этого требовала обширная программа разработки и испытаний ОМП – оружия массового поражения.

       Крупнейший полигон для испытаний атомного оружия был устроен в пустыне Невады неподалёку от Лас-Вегаса. Первый атомный заряд (всего в одну килотонну) был взорван на нём в 1951 году, с тех пор там провели более 900 испытаний. Грибы атомных взрывов то и дело вставали на горизонте:

       А ночные испытания вызывали долгое свечение неба, и над Вегасом воцарялись белые ночи. Кое-что докатывалось и до более отдалённых городов, например до Лос-Анджелеса:

       Владельцы отелей немедленно подняли цены на номера с окнами на северо-запад, а рестораны организовывали «бомбовые вечеринки» во время ночных фейерверков. Компании организовывали экскурсии в пустыню, чтобы полюбоваться атомными грибами с максимально близкого расстояния. Спёкшийся в стекло песок с мест испытаний (или его аналог, изготовленный из оконного стекла на домашнем гриле) продавался в качестве «атомных сувениров». У Хайнлайна тоже был подобный кусок стекла, но он был стопроцентно подлинный, с места первого испытания «Тринити», и он всё ещё слегка излучал. Сувенир этот как будто притягивал к себе неприятности, поэтому Боб хранил его в тайнике вне дома.

       Все эти попытки примирить общество с атомной бомбой теперь шли вразрез с брошюрками Администрации ГО. В Солт-Лейк-Сити продавали Урановый Бургер за 45 центов, а в Вашингтоне буклет «Атомная атака» призывал родителей обучить детей команде «DUCK AND COVER» – «свернуться и закрыться». Это означало лечь на пол лицом вниз, прикрыв лицо и спрятав открытые участки кожи. Родителям рекомендовалось каждый вечер проводить с детьми подобные тренировки.

       В 1952 году на атолле Эниветок был взорван прототип термоядерной бомбы «Айви Майк». Устройство размером с трёхэтажный дом получило название «Колбаса», оно содержало атомный инициирующий заряд и будущий кусочек Солнца – жидкий дейтерий, упакованные в криогенную установку. Устройство весило 70 тонн и на роль бомбы никак не подходило. Зато мощность его взрыва в 450 раз превысила показатели «Толстяка», сброшенного в 1945 году на Нагасаки.

       Настоящая водородная бомба была взорвана позже, в августе 1953 года на Семипалатинском полигоне. Испытание произошло сразу после окончания войны в Корее.

       Президент Эйзенхауэр воспринял новость из Казахстана со всей серьёзностью и пошёл на уступки лоббистам Гражданской обороны США. Повсюду появились плакаты ГО, в городах начали проводиться учебные тревоги. По сигналу сирены граждане, застигнутые на улице, обязаны были найти место в ближайшем укрытии – в тоннеле метро, подземном переходе или цокольном этаже близлежащего здания. А после по местному телевидению демонстрировали опустевшие улицы, и диктор зачитывал итоги учений – сколько спаслось, сколько погибло. На этих «учениях» с удручающей регулярностью погибали миллионы людей, и Администрация ГО вынуждена была усиливать пропаганду, пытаясь достучаться до беспечных обывателей. Однако реальных способов защитить население по-прежнему не было – проекты децентрализации городов и строительства массовых гражданских бомбоубежищ оказались чудовищно дорогостоящими и были отвергнуты. Населению начали предлагать обзаводиться частными убежищами. Скрадок эконом-класса типа «Лисья нора» имел себестоимость всего 13,5 баксов:

модели бизнес-класса, оборудованные кроватями, туалетами, телефонами и счетчиками Гейгера, достигали цены в 5 тысяч долларов. А тех, кто не мог себе позволить ничего подобного, успокаивали брошюрками типа «Так ты сможешь выжить», где на голубом глазу говорилось, что от ядерного взрыва можно укрыться дома или в машине – нужно только хорошенько закрыть двери и окна.

       Водородная бомба, успешно взорванная в Семипалатинске, заставила советских генералов позаботиться о средствах её доставки – поэтому ОКБ-1 С.П. Королёва пришлось модифицировать первоначальный проект и разработать баллистическую ракету Р-7 с удвоенным весом «полезной нагрузки», которая позднее вывела на орбиту первый спутник и первого космонавта. По сути, творение Сахарова открыло человечеству дорогу в космос. Первая американская водородная бомба «Креветка», взорванная в марте 1954 года в Тихом океане, породила волну паники. Бомба превысила расчётную мощность в 2.5 раза и заразила радиацией острова в сотнях километров от места испытаний. Испытания широко освещались в прессе, история о людях, получивших опасную дозу радиации, стали достоянием общественности. Журналисты постарались максимально сгустить краски, подлить масла в огонь и подразнить гусей. Они писали, что одна ядерная бомба способна полностью уничтожить крупный город и у его населения нет никакой возможности спастись.

       Безысходность ситуации, усугублённая бессмысленными «учениями», вызвала в обществе резкий рост психических расстройств. Школьников 50-х заставили проходить новый предмет «Курс выживания». Они носили на шее жетоны с персональными данными (Нью-Йорк потратил 159 000 долларов на производство 2.5 миллиона жетонов – все понимали, что они нужны лишь для того, чтобы можно было опознать обгоревшие трупы детей), им делали на плечах татуировки с группами крови, во время уроков учитель мог неожиданно крикнуть «свернуться и закрыться» – и они должны были упасть на пол, закрыть голову руками и крепко зажмурить глаза. А дома по телевизору их вместо мультиков ждали учебные фильмы о том, как вести себя при угрозе атомной бомбардировки.

       Учёные, исследующие период атомной истерии отмечают, что поколение, выросшее на учебных тревогах, жило в ожидании грядущей катастрофы и поэтому утратило чувство будущего – неизбежный Армагеддон лишал всякого смысла планирование дальнейшей жизни.

       Именно в 50-х были синтезированы и получили распространение первые транквилизаторы. До этого для коррекции тревожных состояний применяли производные опиума, бромиды, барбитураты и просто алкоголь. Первым был мепробамат, затем появились его производные. Нейролептики, антидепрессанты, анксиолитики множились как грибы после дождя. К восьмидесятым ежегодное потребление антидепрессантов в США достигло объёма 800 тонн.

       В 1955 году в США закончилась разработка бомбардировщика Б-52 «Stratofortress», созданного с целью доставки на территорию СССР атомных зарядов. Теперь Америка действительно могла закидать бомбами Москву. Это послужило поводом для создания нового коктейля.

       Ингредиенты:

  20 мл кофейный ликёр «Kahlua» или «Captain Black»

  20 мл «Бейлиз»

  20 мл «Куантро»

       Способ приготовления:

       Налить в стопку кофейный ликёр, затем по лезвию ножа аккуратно налить слоями «Бейлиз» и «Куантро». Опустить соломинку до самого дна. Пожечь верхний слой. Пить быстро, чтобы соломинка не успела расплавиться.

       Но способность закидать Советы бомбами нацию не особенно вдохновила – американцев гораздо сильнее волновала перспектива того, что Советы закидают бомбами их самих. 18 марта 1957 года «Лайф» опубликовал статью «Советы ученых по выживанию в атомный век», в которой открытым текстом говорилось, что существующие системы ПВО ничем не помогут гражданам, если у них не будет частных бомбоубежищ. По подсчетам эксперта самое недорогое, несложное по конструкции и одновременно надежное укрытие могло обойтись американской семье в 400 долларов. По сравнению с «лисьей норой» за 14 баксов ставки на жизнь резко возросли.

       4 октября 1957 года модифицированная МБР Р-7 вывела на орбиту первый искусственный спутник Земли. Существующая система американской ПВО строилась исходя из возможностей самолётов дальней авиации и мало что могла противопоставить межконтинентальным баллистическим ракетам, несущимся с первой космической скоростью. Даже те, кто не понимал этого, испытали острый приступ паники. Америка внезапно перестала быть Номером Один и красивые картинки в глянцевых журналах оказались туфтой. Лаборатория Белла совместно с «Дуглас Эйркрафт» бросилась спешно разрабатывать систему «Nike-Zeus», а граждане бросились строить индивидуальные убежища.

       К этому времени в США развернулась массированная антисоветская пропаганда. Место абстрактной «технически развитой страны, способной воспроизвести атомное оружие в течение пяти-десяти лет», о которой Хайнлайн писал десять лет назад, в его картине мира, как и в мыслях миллионов американцев, прочно занял Советский Союз, Империя Зла и Враг Свободного мира Номер Один.

       Ингредиенты:

  20 мл самбука светлая

  15 мл «Бейлиз»

  15 мл абсент

  2-3 капли сироп гренадин

       Способ приготовления:

       Налить в стопку слоями последовательно самбуку, ликёр и абсент. В центр стопки капнуть гранатовый сироп. За счёт большей плотности он пробивает все слои, образуя эффект взрыва. Опустить трубочку до самого дня. Пожечь верхний слой. Пить быстро, чтобы соломинка не успела расплавиться.

Но лучше, конечно, увидеть своими глазами