«11/22/63» – просто шесть цифр, зачем-то поставленных в ряд попарно. Далёкий от истории русскоязычный читатель не сразу и поймёт, что имеется в виду 22 ноября 1963-го года, тогда как для любого читателя-американца это день гибели любимого президента Джона Фицджералда Кеннеди. Стивен Кинг – мастер своего дела, и он вполне мог предусмотреть данную проблему, возникающую при переводе. Очень сложно преподнести лично и остро политический инцидент людям, не ставшим его современниками, и, тем более, принадлежащим другой национальности и иной культуре. Зато любовь вечна и почти одинаково понятна всем европейцам. Возможно, именно поэтому Джейк Эппинг, отправившись в прошлое спасать главу государства, повстречал некую Сейди Данхилл. В итоге уже и не разберёшь, что важнее в книге – попытка предотвращения трагедии мирового масштаба или одна длинноногая школьная библиотекарша. Конечно, конфликт личных и общих интересов всё ещё имеет значение, но, как мне кажется, именно личное в романе превалирует, поскольку без существующей лирической искренности в подаче описываемых событий сюжет лишится всего своего волшебного очарования.
***
«И, любовью дыша, были оба детьми
В королевстве приморской земли.
Но любили мы больше, чем любят в любви,–
Я и нежная Аннабель-Ли,
И, взирая на нас, серафимы небес
Той любви нам простить не могли…»
Поначалу, перейдя в 1958-й год из своего 2011-го, тридцатипятилетний Джейк напоминает мальчишку-школяра, неожиданно получившего от папочки на каникулы туго набитый кошелёк. Да, он помнит о задании на лето, и он прилежный ученик и патриот, но ведь столько всего интересного вокруг! Вкуснейшее пиво, беспроигрышный спортивный тотализатор, красный форд-кабриолет, соломенная шляпа, пистолет и реально предоставленная возможность побыть Джеймсом Бондом и героем-спасителем судьбы своих знакомых одновременно. Красота, прямо Dreamland наяву!
Действие бойкое и движется гладко, но современному молодому читателю часто приходится довольствоваться лишь навязанными эмоциями пожилого автора, ностальгирующего о временах своей юности. К сожалению, непредставимое количество вложенных в текст смыслов и образов ускользает. Например, сейчас приходится пользоваться энциклопедией только для того, чтобы узнать о «рутбире» – напитке, изготовленном из коры дерева сассафрас, использование которой было запрещено в 1960-м году из-за высокого содержания в ней сафрола. Познавательно – но где взять вкус этого «корневого пива» хоть до, хоть после запрета? Сквозь внешне изображаемый юношеский задор главного героя постоянно просвечивает щемящая грусть автора-мемуариста, даже и не собирающегося пояснять устаревшие или полностью исчезнувшие реалии в своих воспоминаниях.
Лишь разделив душевные терзания талантливого ученика и научив танцевать в паре невесть с чего зажатую красивую молодую женщину, лишь влюбившись в неё без памяти, Джейк перестаёт играть, отдыхать и воспринимать прошлое «понарошку», даже осознаёт себя живущим в нём более, чем в своём времени. При этом образ автора, практически слитый с этим персонажем, регулярно и последовательно переносит любовь к конкретной женщине на эпоху до убийства Кеннеди в целом. Сейди Данхилл и ушедшая навсегда эпоха исподволь начинают восприниматься то в качестве соперниц, то как единый объект обожания.
***
«Оттого и случилось когда-то давно,
В королевстве приморской земли, –
С неба ветер повеял холодный из туч,
Он повеял на Аннабель-Ли;
И родные толпой многознатной сошлись
И её от меня унесли,
Чтоб навеки её положить в саркофаг,
В королевстве приморской земли.
*
Половины такого блаженства узнать
Серафимы в раю не могли, –
Оттого и случилось (как ведомо всем
В королевстве приморской земли), –
Ветер ночью холодный повеял из туч
И убил мою Аннабель-Ли…»
Познакомив читателя с лучшими сторонами и выгодными ракурсами любимой женщины героя и того времени, Стивен Кинг начинает ожидаемо накидывать ставшие уже привычными натуралистические подробности и нюансы. Криминал, расизм, религия в быту и бытовое насилие, взаимное непонимание детей, родителей и любовников, алкоголизм, психические расстройства, онкологические заболевания, увечья, деятельные пенсионеры… К счастью, в данном романе всему этому «низовому натурализму» не удаётся перевесить и скопом задавить, испортить общее светлое впечатление от произведения. Неожиданно появляются признаки уже собственно фантастического жанра, отличные от обычной для автора «приземлённой мистики»: профессиональные агенты-наблюдатели из ещё более далёкого будущего, альтернативная реальность 2011-го года и подобие теории механизмов самосохранения времени, полемизирующей со знаменитым «эффектом бабочки».
Обожание женщины и эпохи на этом этапе развития сюжета всё еще горит, но уже еле теплится, дрожит и колеблется, как пламя свечи на ветру, уходит далеко на задний план. Слишком много и сразу выдаётся под видом шпионского наблюдения информации, скрупулёзно собранной самим Стивеном Кингом за долгие годы из многочисленных реальных источников по факту убийства Кеннеди. Чересчур настойчиво доносится до читателя его собственная вариация происшедшего, его личное видение стрелка Ли Харви Освальда. Возможно, для гражданина США эта тема до сих пор животрепещуща, но российскому читателю она, мягко говоря, не так интересна, к тому же её восприятие осложнено и основательно подпорчено усреднённо-американским отражением СССР и русских в образах супругов Освальд.
***
«Но, любя, мы любили сильней и полней
Тех, что старости бремя несли, –
Тех, что мудростью нас превзошли, –
И ни ангелы неба, ни демоны тьмы,
Разлучить никогда не могли,
Не могли разлучить мою душу с душой
Обольстительной Аннабель-Ли.
*
И всегда луч луны навевает мне сны
О пленительной Аннабель-Ли:
И зажжётся ль звезда, вижу очи всегда
Обольстительной Аннабель-Ли;
И в мерцаньи ночей я всё с ней, я всё с ней,
С незабвенной – с невестой – с любовью моей –
Рядом с ней распростёрт я вдали,
В саркофаге приморской земли».
Земной и жёсткий автор Стивен Кинг не допустил ни малейшей возможности возникновения нескончаемого «лабиринта отражений» альтернативных миров, в которых можно было бы заблудиться путешественнику во времени. У него всё предельно ясно: существует либо настоящее-1, либо настоящее-2, и никак иначе. Находка ли это для темпоральной фантастики? Нет. Действительно поражает в книге лишь одно: нисколько не изменив своему стилю в событийном и описательном планах повествования, автор смог создать и сохранить на протяжении всего романа столь нетипичное для себя любовно-лирическое настроение. Финальная сцена танца Джейка и Сейди способна растрогать кого угодно. Стивен Кинг – тонкий лирик? Это уже какая-то фантастика…
/// В эссе использовано стихотворение Э. А. По «Аннабель-Ли» в переводе К. Бальмонта.
«Девятая жизнь нечисти» Алексея Атеева не похожа на роман в привычном понимании. Её четыре отдельные истории, объединённые пятой, могли бы напомнить структуру «Декамерона» Джованни Боккаччо, но рамочный сюжет здесь не развит. Можно предположить, что обрамление появилось с целью украшения этого, по сути, сборника и лишь формально соединяет входящие в него рассказы, но нельзя также полностью отрицать возможность существования заложенных в их выборе и взаимодействии скрытых авторских смыслов. Как бы то ни было, единого повествования тут нет.
Завязка обрамляющего сюжета-зарисовки и всей книги такова: смешанная компания наших соотечественников, мужчин и женщин разного возраста, отдыхает на даче поздней осенью. Сходили в баньку, выпивают, сидя не чинясь и кто в чём за накрытым столом у горящего камина. Внезапно поваливший снег будто отрезает их от всего остального мира, и разговор невольно заходит о возможности существования сверхъестественного в современной жизни. Как водится, некоторые из присутствующих начинают приводить собственные, случившиеся с ними самими или с их знакомыми, примеры.
Интересно, что персонажи этого вводного сюжета перечислены, но не поименованы. Для автора имеют значение их пол, возраст и социальный статус. Указываются элементы одежды и уровень образованности. Даются характеризующие определения в два-три слова, как лёгкие мазки кистью: «начитанный хозяин дачи», «обладательница махрового халата», «почитатель Фрейда», «литературная дама». Никакой конкретики – и, одновременно, даётся возможность вжиться в происходящее для почти любого читателя. Создаётся располагающая атмосфера задушевного разговора, усиливающая впечатление от четырёх рассказанных под влиянием момента и общего настроения историй.
Основные новеллы выглядят, как осовремененные бывальщины и былички в литературном изложении. Одни рассказчики преподносят их от первого лица, другие – от третьего, признавая или скрывая свою личную сопричастность. Хорошо заметна близость с городской легендой и влияние классической русской прозы 19-20 веков. Композиционно каждой новелле посвящена целая глава, в начале и конце которой повествование возвращается к тесному кружку у камина, где активно обсуждается действующими лицами. Примечательно, что их короткие реплики предвосхищают многие читательские реакции и соображения. Что это, игра с читателем?
История первая, «Проделки ведьм»
Россия конца девяностых или начала двухтысячных. В меру привлекательная двадцатипятилетняя девственница-библиотекарь наконец-то решилась снять «венец безбрачия». Естественно, у гадалки-ворожеи, и, конечно же, по рекомендации подруги. Последствия были ужасны и поучительны! Народный сюжет о сделке с ведьмой в реалиях современного провинциального города страшен, жесток и драматичен. Вызывают недоумение отсутствие положительных черт у главной героини и та лёгкость, с которой она меняется, мечась из крайности в крайность. Оборванный финал, наоборот, кажется полностью естественным.
История вторая, «Плевок на могилу»
Украина времён становления советской власти. В семействе еврея, извозчика и контрабандиста, поспела дочка на выданье. За кого бы выдать? Один претендент в немалом военном чине и обеспеченный, но русский и коммунист, другой – еврей и книжник-каббалист, но беден. Основа – почти классический сюжет о двух женихах, послушной отцу невесте, страшной свадьбе и проклятии. Исполнение – в стиле «Пентакля» Г. Л. Олди, М. и С. Дяченко и А. Валентинова. Исторические реалии, национальный колорит, мистика и юмор.
История третья, «Чума»
Юг СССР, начало семидесятых годов двадцатого века. Набирается – и неожиданно хорошо оплачивается – студотряд для проведения археологических раскопок местной «Чумной горки», пользующейся в народе дурной славой. Люди в нём подобрались самые разные: спортсмены, идейные, заучки, простаки, халтурщики, демагоги, провокаторы, рвачи и мародёры. Результаты полевого исследования можно оценить, как минимум, трояко… Пожалуй, этот рассказ стоит наособицу. Он близок не мистике, классике или фольклору, а поздней советской научной фантастике или, к примеру, раннему творчеству В. Головачёва.
История четвёртая, «Зримая тьма»
1950-й год. Выпускник столичного педвуза, учитель русского языка и литературы, попал по распределению в райцентр на стыке Рязанской и Московской областей. Дело своё знал хорошо, но скучал дико в захолустье. Страдал по-интеллигентному, пока не подсказали ему заняться охотой. Всё бы ничего, да завела «благородная страсть» в запретное болото… Культурно, красиво, философично. Тургенев, Чехов, Толстой, Гоголь, Бунин и другие в реминисценциях. Труды С. В. Максимова и А. Н. Афанасьева. Размышления о язычестве и христианстве в советское время.
Все четыре новеллы прежде всего разные. Не скажу, что в них нельзя угадать одного автора, но стиль изложения, а в какой-то мере и жанр, меняются значительно. Фольклор, мистика, классическая литература и научная фантастика. Вместе – своего рода отечественный магический реализм, описывающий жизнь нечисти во времена становления советской власти, существования СССР и современной России. Забавно, что в начале и конце рассматриваемого периода проявления нечистой силы активны и опасны, а в середине нейтральны настолько, что возникает соблазн объяснить их рационально.
В целом, роман «Девятая жизнь нечисти» оставляет впечатление умной и реалистической прозы, несмотря на присутствие мистики. Возможно потому, что позиция автора нейтральна, что автор повествует и описывает сверхъестественное, интригует, подталкивает к размышлению, иронизирует, но не имеет своей целью пугать или развлекать читателя. Идея произведения не на виду, и это даже к лучшему.
В одном почти диком прибалтийском лесу, в котором ещё сохранились кажущиеся заброшенными древние идолы, возле одного старинного хутора из века в век разыгрывается странный и жестокий ритуал. Полузверь-получеловек, являющийся неизвестно откуда, старается принести в жертву девочку в красной шапочке, а знающий об этом таинстве Охотник из числа людей раз за разом пытается помешать ему…
***
«Полуволк-получеловек более двух метров роста, он появляется один раз в сто лет. Движимый голосом предков, оборотень идет к намеченной цели, не зная пощады, сметая всех на своем пути…» – с такой вот примерно аннотацией появился фильм «Люми» то ли в СССР, то ли в России начала девяностых. Фильм ужасов отечественного производства! Взрослые смотрели по телевизору, а посланным спать детям приходилось подглядывать и довольствоваться рекламными роликами, немногими перехваченными ночером сценами и родительскими разговорами поутру, и откровениями школьных сочинителей, якобы допущенных к просмотру. Спустя лет десять-пятнадцать, найдя фильм ради удовлетворения неосуществлённого в прошлом желания, в недоумении задаёшься вопросом – что это такое вообще? – невольно повторяя реакцию матери и отца. Разве это ужасы?
Удивительно, но ещё лет через десять-пятнадцать, пресытившись прямолинейными «ужастиками» голливудского производства и научившись уже просеивать мейнстрим излишне изобильного кинематографа в поисках чего-нибудь эдакого, радуешься случайно встреченному «Люми», как старому доброму знакомому, и получаешь удовольствие буквально от каждого кадра. Как так, почему я пропустил это, что же случилось со мной или фильмом? За всех не скажу, но в моём случае первоначально сработало несоответствие анонсов и личных ожиданий действительности. Почему? Был неверно заявлен жанр, аннотация словно написана к другому фильму, и в ней явно, как понимаю сейчас, использовались западные клише. Поэтому произошло примерно вот что: берёшь в магазине киндер-сюрприз, бежишь домой, вскрываешь, и … по пальцам течёт содержимое настоящего куриного яйца. Где мой мутант?!. Обманули!.. Успокойся, мальчик, ты сам дурак. Сделал бы это над сковородой – ел бы глазунью.
Подумать только, ещё тогда, в 1991-м году, режиссёр и сценарист Владимир Брагин словно предвосхитил идею достаточно известного американского сериала «Гримм» 2011-2017-го годов, «продлённого» уже в 2018-м на возможный спин-офф! Там тоже используется переделка фольклорных сюжетов, но в литературной обработке не Шарля Перро, а Братьев Гримм. Немало правдоподобия этой иллюзии родства придаёт то, что сказку о Красной Шапочке писали и они. Оба произведения, помимо осовременивания устного народного творчества, сходны наличием посвящённой в жуткую реальность легенд семьи, стоящей на страже человечества и защищающей его от монстров, юмором и детективно-драматической интригой. Знаете, вот сейчас даже жаль, что тогда, при всей нашей любви к многосерийным фильмам, у нас не родилось чего-то подобного "Гримму". А ведь могло бы, припоминая финальное обращение к Гумперту в радиопередаче «песня на заказ»…
И всё же, что не так с «Люми»? Почему он вызвал разочарование тогда – и симпатию сейчас? Всё достаточно просто: его нельзя назвать «ужасами», и в нём нет оборотня. Одного огромного мужика в чём-то, напоминающем армейскую плащ-палатку, явно недостаточно. Да, есть несколько тревожащих воображение эпизодов и деталей, но всё самое страшное происходит за кадром и благодаря фантазии зрителя. Про что же тогда фильм? Сложно сказать однозначно. Здесь есть любовный многоугольник, комические персонажи и фантастический для тех времён экшен с подготовкой, выслеживанием, ловушками, стрельбой, погонями и фантастическими «боевыми» сценами, построенными на грубой силе человекозверя. Есть замечательные, развёрнутые и умные диалоги, живая мимика актёров, реальные строения, предметы и вещи в качестве декораций и реквизита. Есть даже пародирование популярных советских и западных фильмов и телепередач. Чего в нём нет, так это завершённости и определённости – смысловой, жанровой и даже сюжетной.
Современный сериал «Гримм» социален, он зрелищнее, жёстче и агрессивнее, и это неудивительно для культуры США. Он легко смотрится и понятен каждому. Можно сказать, его основная идея заключается в компромиссной толерантности, сосуществовании, частичной ассимиляции людей и существ. Это городское фэнтези и ничего сверх этого. Сюжет «Люми», несмотря на куда меньший размер, никуда не торопится, он благодушен, любит дать персонажам погулять, попить чайку, поговорить о себе любимых, о погоде и вечном. Наконец, он высказывает сомнение в том, что известное нам человечество единственное и единственно возможное на Земле, что оно идёт по верному пути развития в правильном направлении. Сомневается, но разделяет обе цивилизации почти непреодолимым барьером границы параллельных миров. Показательная разница, не правда ли?
Интересно, что «Люми» использует «Красную Шапочку» именно Шарля Перро, хотя общеизвестна она в исполнении Братьев Гримм. В чём разница? В значительном смягчении Перро простонародных натурализма и жестокости, в завуалированном порицании им женской «наивности», приводящей к добрачным связям и супружеским изменам, и, специально для тех, кто не понимает иносказаний, в добавлении морали собственного сочинения:
Детишкам маленьким не без причин
(А уж особенно девицам,
красавицам и баловницам),
В пути встречая всяческих мужчин,
Нельзя речей коварных слушать, —
Иначе волк их может скушать.
Сказал я: волк! Волков не счесть,
Но между ними есть иные
Плуты, настолько продувные,
Что, сладко источая лесть,
Девичью охраняют честь,
Сопутствуют до дома их прогулкам,
Проводят их бай-бай по темным закоулкам…
Но волк, увы, чем кажется скромней,
Тем он всегда лукавей и страшней!
Как видно, поучительные традиции русской литературы в полной мере повлияли на выбор моралите Шарля Перро при создании сценария «Люми», а гораздо более подходящие для экранизации сказки Братьев Гримм пригодились, сообразно развлекательному происхождению литературы европейской, американскому сериалу «Гримм». Что дало это современному российскому зрителю, кроме смутного уже ощущения духовного сродства? Будьте внимательны: что же, в этом неожиданном ракурсе, хотел сказать и показать Владимир Брагин? Где истинный центр сюжета, на противостоянии чудовища и Охотника, равно играющих в жестокую игру, ставкой в которой становится жизнь невинного ребёнка? Или акцент на до сих пор не определившейся в своих предпочтениях давно замужней Инге, доверчиво принимающей опасные подарки маленькой Марианне и бабуле Эстер, тоскующей о «настоящих мужчинах» и сарае времён её молодости? Попробуйте найти «волка» теперь!
ДемоНтиваторы, Павел К. Диброва, электронное издание, самиздат, 2016
Отсутствует в базе Лаборатории Фантастики
Вот нравятся мне большие и сильные мужики. Не те без малого полуторацентнерные ветераны профессионального спорта, что утробным рёвом и тяжким грохотом тщетно призывают собрата в оздоровительных клубах фитнес-центров, невольно пугая вставшую сурикатами протеиномлекопитающую мелочь. Им тоже несладко, но речь не о них. Ещё со школьных времён мне удивительно симпатичен толстовский Пьер Безухов. Почему? Уж очень нелегко в цивилизованном урбанистическом обществе приходится от природы большому и здоровому, но интеллигентному человеку. Чем же так тяжела и отлична от всех его жизнь? Постоянным самоконтролем и выматывающим сдерживанием всех направленных вовне порывов души, непрошено отягощённой столь крупным телом. Чуть только позволит себе такой расслабиться – и вот уже поплыли по реке медведи с привязанными к их спине квартальными, и завизжали-побежали, чудом уворачиваясь от брошенной в них неподъёмной мраморной плиты, общественно признанные полигамные умницы-красавицы… И никто даже и не заподозрит, что «ему летать, ему летать, ему летать охота…» А ведь охота!
«ДемоНтиваторы» написаны ни шатко ни валко, но искренне и простодушно. Форма чуть отредактированного «автоматического письма» полностью соответствует бредово-сновидческому содержанию, композиционно выделенному сном в начале и конце книги. История проста до примитивности: молодой мужчина явно офисно-компьютерной сферы деятельности, жизнь которого пошла под откос после болезненного расставания с любимой, решился продать душу демону, но вместо этого открыл на пару с ним общий бизнес по честному отъёму денег у обеспеченных и одиноких деловых женщин. Ситуация случайного столкновения и взаимного узнавания представителей разных миров и одинаковых классов, как в рассказе «Демоны» Роберта Шекли, используется здесь лишь в качестве классической рамки для картины сюрреализма и придаёт «потоку сознания» некое подобие определённости, слегка ограничивая его. Но не стоит верить этому невольному (?) обману – ничего чётко оформленного, цельного и завершённого в тексте нет.
Повествование ведётся от лица персонажа, сроднившегося с голосом автора настолько, что ему не требуется имя, причём подаётся так непринуждённо, что это не вдруг заметишь. Остальные действующие лица – условные типажи, олицетворение частных и в то же время вечных образов. Основные – Друг, Подруга и Подруга Друга, они же по совместительству Надёжность, Соблазн и Законность (которая часто дура). Главный герой даже всерьёз задумывается о возможности определения их в качестве частей своей собственной личности, получивших самостоятельность внутри его бредовых видений. Есть ещё Клерк как из "Небесного суда" Алёны Званцовой, Папочка-Военный, Гаишник, Прилипала-Продавец, Дед и даже Контролёр-на-транспорте (привет "Матрице"). Перечислять всех не требуется, но их не так уж и много. Само произведение можно условно определить как городское юмористическое фэнтези, но оно не обладает ценностью в этой поверхностной жанровой классификации. В нём нет активного несущего потоком действия, все «приключения» знакомы до чёрта, а юмор подменяется масками на узнаваемых лицах и общим абсурдом. Более того, автор хорошо знаком с представителями этого – и многих других – жанров и с удивительной грацией бегущего по дну водоёма бегемота посмеивается над ними, специально не оправдывая возникающих по подобию читательских ожиданий.
Павел К. Диброва – не профессиональный писатель, и его книга берёт не лоском и не качеством сборки изделия. Увы, но даже «блохи» ляпов и несовпадений по его собственному произведению выловлены не все, хотя сидят сверху. Чем же тогда? Ощущением глубоко личного проникновенного монолога поздней ночью от впервые увиденного, но будто давно и хорошо знакомого друга. Поезд, вокзал, любая другая случайная встреча – и отсутствие лимита времени или длительное общее движение по пути. Это выглядит признанием-без-черновика, «исповедью в каракулях», образы которой одновременно скрывают реальные лица, приоткрывают действительные события жизни рассказчика и служат символами в кодировке на проверку «свой-чужой». Слушатель абсолютно не уверен, что не провалил эти "пароли", но его не гонят, и он наслаждается пусть не смыслом, но самим процессом. Ты читал Бернара Вебера и Библию? Что ещё? До сих пор поигрываем в компьютерные игрушки, а? — Смущённо улыбается. — Но ведь так приятно почувствовать себя Богом! Э-э-э-х, тоже, гляжу, одышка… Лишний вес! Выпьем? Ты закуси, закуси, на вот мюсли из пакета. А с бабами у тебя как – тоже ушла? Наливай винца! Эх, была у меня сука одна, собака моя хорошая, верная, да померла давно…
Изумителен по своей интенсивности и чистоте неожиданный эмоционально-энергетический выплеск, пробивший насквозь столпом света из сплошной облачности невнятицу подавленных или нереализованных взрослых желаний и полузабытых школьных мечтаний. Текст в тексте, сюжет в сюжете, кусок солнечного янтаря в рыбе. Зачем, для чего, ведь «ДемоНтиваторы» – произведение совсем не того уровня, размера и свойства? Посреди условно юмористических и мелкокриминальных проказ персонажей из компьютерных игр и жёлтой прессы вдруг появляется жёстко обособленная от всего остального и живущая по своим законам локация с зимней тайгой, избой и диким дедом. Бегство-спасение жителя российского мегаполиса в незнакомый ему и оттого идеализированный мир простого деревенского быта и суровых героев Джека Лондона? Конечно тоже, но куда ближе по смыслу и посылу этот импульс к сказу Владимира Галкина «Седой медведь», хотя здесь реальная белка из городского парка выписана куда живее почти сказочного волка и вообще непредставимого лося. Лишь правильный человек может навестить состарившегося Никитку, навсегда оставшегося жрецом и отпрыском Бога-полного-метаморфоза в бездемонском — истинно человеческом — мире, и только действительно взрослая и взявшая на себя ответственность за других личность сможет найти в себе силы вернуться обратно, не обойти вкруг ели последний четвёртый раз…
Вот книга и подошла к концу. Что получил читатель? Да вроде бы и ничего, и в особенности — если рассчитывал на лёгкое юмористическое фэнтези. Будто провёл несколько часов в компании большого и сильного добряка со страдающей душой, которому до зареза был нужен внимательный слушатель, чтобы выговориться. Посидел чтобы кто-нибудь с ним, пышущим эмоциями и жаром, как печка, и хлопнул потом по плечу: «Не кисни!» Была ли у читателя возможность ассоциировать себя с главным героем этой повести? Нет, это словно был сам Павел К. Диброва. Я вовсе не собираюсь утверждать, что образ автора полностью совпадает с личностью реального человека. Возможно, настроение у него было такое, а может, это сознательная мистификация. Для чего понадобился подобный образ автора-как-персонажа, какую он преследует цель? Что хотел сказать сам Павел К. Диброва, демонстрируя то, что выглядит продуктом автописьма, психологической разгрузкой и приёмами освобождения от накопленных обид, внутренних узлов и зажимов? Для меня это остаётся загадкой.
И всё же – почему я дочитал этот "личный дневник" и захотел поделиться впечатлениями о нём, рекомендовать даже? Знаете, помимо желания брать существует потребность и отдавать что-то, и здесь она необъяснимым образом получает удовлетворение. Так и хочется сказать нарисованному Павлом К. Диброва образу: завязывайте с алкоголем и мюсли, уважаемый Пётр Кириллович, не заглядывайтесь на светских львиц и профессионалок «клубнички» из интернета с их тренированными искусственно апгрейденными телами, и поцелуйте, наконец, свою повзрослевшую девочку с чистыми и глубокими глазами, пока она не перегорела и не умерла! Счастья тебе, демон-Стратор, современный офисный мученик и пророк Санкт-Петербургский! Передавай привет Николаю Васильевичу Гоголю! Прости, если что не то сказал или не так понял! Будь здоров!
Игра престолов (Game of Thrones), 8 сезонов, США, Великобритания, 2011 — 2019
*** Сбирая «кучку могучих»
«Когда боги хотят наказать нас, они исполняют наши мольбы», – писал Оскар Уайльд в «Идеальном муже», комедийной пьесе о честности и любви, шантаже и коррупции. Мне бы очень хотелось сделать это изящное и глубокое высказывание ключом к дешифровке судьбы «Игры престолов» в целом и пониманию его незабываемого восьмого сезона в частности, но, увы, оно несовременно и потому кажется наивным и неподходящим. Проще сейчас надо быть и понятнее, ближе к людям и их естеству. Примерно как в анекдоте: «… Ну исполнила Золотая Рыбка его желание, целых три раза. Так себе исполнила – рыба всё-таки». Уже лучше, но всё-таки плохо, потому как мелко и пошло. Выход из этой ситуации может быть только один – использовать обоих «скакунов» сразу. Назову первого Пегасом, второго Ослом, что приходится товарищем Шреку. Запрягу их в свой шарабан парой, а на козлы посажу сильно отяжелевшего перед завтрашним похмельем и потому поминутно засыпающего поручика Ржевского. Поехали!
*** Милый разговор с лошадиными задницами
«Игра престолов» деградировала постепенно, неуклонно и неостановимо, от сезона к сезону. Чтобы заметить и полностью осознать этот печальный процесс, достаточно начать смотреть сериал повторно, с начала – и совсем не обязательно до самого конца. Кому насколько терпения хватит. Обратите внимание: при этом напрочь исчезает эффект того, что подменяет здесь интригу, «кто-кого-куда-как» в ослином эквиваленте, получаемое удовольствие перестаёт быть оргазмическим и больше напоминает судорожный результат ритуального супружеского секса при работе сутки через сутки одного из – а то и обоих – супругов. Все допущенные бригадой сценаристов и прочих феноменально узких специалистов промахи и ляпы без клубов пыли от галопа в погоне за «а что же дальше будет?» обретают поистине пугающую чёткость.
Сюжет литературной серии Джорджа Мартина был без малого великолепен, хотя и рассчитан на любителя подобного жанра. Вещи такого уровня невозможно перенести в кинематограф без адаптации, и неизбежные изменения воспринимались зрителями пусть с некоторым раздражением, но в целом достаточно благосклонно, что подтверждается изначально высоким и постоянно растущим до восьмого сезона рейтингом сериала. Это Питера Джексона с его трилогией по книгам Дж. Р. Р. Толкина здесь можно назвать первопроходцем, ведь именно он собрал на свою голову лавину «подарков» от тогда ещё диких белок, чаек и бандерлогов. «Игра престолов» пошла по уже проторённому пути, но так разогналась в пьяном угаре, что обогнала и насмерть затоптала неспешно продвигающуюся в поисках ей самой ещё неизвестной цели «Песнь Льда и Пламени». «Мартин обалдел прямо в кинотеатре!» – оборачивается ко мне ослиная морда. Какой там «кризис творчества», когда Осёл целиком и полностью прав, и автору остаётся только выразить соболезнование. Будь я Джорджем Мартином, так тоже потерял бы всякое желание продолжать писать цикл после произошедшей трагедии.
Отказавшись от следования букве и духу «возмутительно медленно» пишущегося литературного источника, что смог предложить кинематограф взамен? «Псевдонатуралистическую лоскутную и лубочную картину территориально разделённых на периоды Средних веков, многочисленные исторические аллюзии, сцены физического, психического и сексуального насилия, вульгарное обнажение, шаблоны профанного фэнтези, примитивнейшие детективные комбинации, модные образы современной поп-культуры и неприкрытые до смешного заигрывания с воинствующей толерантностью…» Но тут чуть не опрокинувшая шарабан попытка взлёта Пегаса в поднебесье, к валькириям, музам и Рихарду Вагнеру, счастливо прерывается и приземляется озорной песенкой Сыендука, исполненной Ослом под фонограмму:
Почему, как могло случиться такое с изначально выигрышным по всем статьям и денежно обеспеченным на зависть многим и многим проектом? Осёл начал было о том, что создатели сериала «зазвездились», но его оттёр в сторону воодушевившийся Пегас: «Возгордилась команда сценаристов, режиссёров и продюсеров, и восстала в душе своей на первенство автора-творца, и отвергла его, и сама оказалась низвергнутой и отторгнутой от благодати…» Тут Осёл сбивает любимцу муз дыхание метким тычком головы, и, поправив хвостом неизвестно откуда взявшиеся на его морде очки, заканчивает: «Произошло головокружение от успехов при коллективизации творческого процесса. Излишне ретивые исполнители в своей самодеятельности потеряли генеральную линию произведения». Гм. А что, ведь оба скота дело говорят!
*** Когда взялись за вожжи пьяные гусары…
Вызывает тоску и недоумение потеря внимания к актёрам из массовки. Вспомните свадьбу кхала Дрого: ах, какие тела, какая пластика, сколько энергии, агрессии, страсти и вожделения! А дальше что? Почти пузатые сутулые и одетые дотракийцы с тонкими руками сидят мешком на колбасном материале. Тут поручик Ржевский ненадолго просыпается и презрительно кривится, явно собираясь что-то добавить, но его голова снова бессильно падает на грудь. Пожалуй, оно и к лучшему. Ну его, обратите лучше внимание на разницу подаваемых образов в начале и после хотя бы по этим нескольким вехам: восточный базар, любой крупный город, Безупречные, кхаласар на кочевье и марше, армии Вестероса, толпы зомби, постельные сцены. Была плотность и насыщенность каждого кадра, было буйство колоритных деталей, отдельные запоминающиеся персонажи почти в каждой сцене – и вдруг их сменили показываемые мельком усреднённые бесцельные юниты без изюминки и соответствия окружающей среде, а также без требуемого по смыслу свойства и качества. Увы, но те же самые изменения видны в подаче пейзажа и прочих декораций. «Детали – это вам не корявый горбыль ларька, что уйдёт под сайдинг», – начинает Осёл. «Детали – это душа и глубина любого произведения!» – в тон ему заканчивает Пегас. «Си-и-иськи! И драгу-у-уны! Завсегда-а-а!» – вдруг неожиданно для всех взрёвывает Ржевский, вздымая неведомо когда обнажённую саблю к небу и дико поводя кругом выкаченными и налитыми дурной кровью глазами…
Нарушение соотношения времени и пространства – это уже серьёзно. Звучит заумно и странно, но с этим моим утверждением согласны всё ещё вздрагивающие и прижимающие уши после недавней выходки до того смирного кучера тягловые Осёл и Пегас. Окончательно проснувшийся поручик даже не интересуется: он, вполголоса напевая так полюбившуюся ему строчку, взялся нахлёстывать пару. Саблю спрятал – уже хорошо. Пешие, конные, парусные и драконные перемещения по карте мира должны отнимать разное количество времени? Разница в пройденном за день расстоянии для армии и небольшого мобильного отряда или ничем не обеспеченного одиночки есть? А как вам сверхсветовые или даже червоточные драконы, успевающие всегда и всюду? Всё это мелочи, не стоящие внимания? Никак нет. По-моему, одним только этим рушится физика пусть вымышленного, но всё-таки реалистически поданного мира, действие сбоит от эпопеи к сценической постановке, теряется масштаб происходящих событий.
Разрушение причинно-следственных связей или, если хотите, убийство внутренней логики повествования, случившееся по прямой вине и злонамерению коммерциализации сериала – это уже признак не деградации, а гангрены. Да, мир «Игры престолов» фэнтезиен, но, несмотря на некоторые фантастические допущения, он обещал быть упорядоченным и основываться на общих с миром реальным незыблемых законах бытия. Кроме того, единый стиль – в нашем случае законы художественного мира произведения – должен был сохраняться от первой и до последней серии в заявленных и обозначенных реалистично-натуралистических границах. Пусть некоторые Таргариены здесь не горят, Бородатый Дурашка снова встал и пошёл, а местного Робина Гуда оживляют по десять раз кряду – здесь это нормально. Но никаким героям никак нельзя изображать Астерикса и Обеликса против римлян или налёт Иккинга верхом на Беззубике, поскольку это уже совсем другие жанр, стиль и мир.
Направленность сериала на получение наибольшей прибыли поставила его в унизительную и прямую зависимость от рейтингов зрительской аудитории. Всё до обидного просто: чем больше затраты, тем быстрее они должны окупаться. Пускай Джордж Мартин вынашивает каждый последующий роман хоть по двадцать два месяца – зачем нам слоны? Поставим клонирование того, что уже есть, на поточное производство. Что нравится большинству, если не всем? Правильно: секс, насилие, измены, зомби, драконы и скорость. Именно коммерческий подход породил алогичный постулат «Джон Сноу не может умереть». Так, что там ещё может значительно повлиять на рейтинг?.. И сюжет окончательно потерял всякий смысл от множества абсолютно внешних для него, разнонаправленных и часто противоречащих друг другу вводных. «Си-и-иськи! И драгу-у-уны! Завсегда-а-а!» – не устаёт уже горланить Ржевский, нещадно хлеща Осла с Пегасом… Гм. Что там писал Оскар Уайльд?
*** «Приплыли», хоть это и не Репин
Угодить всем и сразу невозможно, результаты попыток сделать приятно хоть понемногу, но всем – и никого не обидеть при этом – смешны и жалки, а Джордж Мартин в нокауте и уже ничем не сможет помочь. Что же делать? Зима близко, и наступают голодные времена, и Санса Старк сетует, чем же ей кормить такую прорву народу и взрослых драконов… Выход очевиден: забой основного поголовья персонажного скота, мясоед и карнавал! Резать и рыдать, рыдать и резать – и тут же, никого не стесняясь, смеяться и безумствовать!
Восьмой сезон стал рекордсменом по жанрово-стилистической неразберихе, а также по неизменному алогизму и красочности сцен (взять хотя бы оборону Винтерфелла с её искрами света, гаснущими во тьме). Крепко взятая за жабры Золотая Рыбка старается, как может, но она по определению рыба… «Махровая ванговщина» диалогов кажется здесь лишней, но, если убрать её отсюда, останется один лишь бредовый поток бессознательного, или сна по зрительским подавленным желаниям наяву. Кто воссядет на Железный Трон? Арья Старк – девочка или мальчик? Найдёт ли своего идеального мужчину Серсея Ланнистер? Какой герой уложит на лопатки Бриенну Тартскую? Когда же появится Владыка Света? Кто сильнее, Пёс или Гора? Кто хитрее, Тирион или Варис? Титул Рыцарь-на-века достанется Джораху Мормонту или Джейми Ланнистеру? Кому в действительности нужна Милопопа Драконишна? И тому подобное. Все шесть серий – будто один специальный выпуск, посвящённый ответам на письма телезрителей.
И наконец, меня до чёртиков пугает троящийся (-четверящийся-пятерящийся-…) эпилог в последней серии восьмого сезона. Не все курицы, несущие золотые яйца, были зарезаны и съедены в мясоед. Видимо, так, на всякий случай… Прямо вижу золотой век царствования королевы-девственницы Елизаветы 1, открытие, завоевание и разграбление Америки и, спасибо группе «Мельница» за образ и настроение, бегство «На север»:
На чужих берегах — переплетение стали и неба,
В чьих-то глазах — переплетение боли и гнева;
Эй-ох! — взрезаны вихри узорами крылий;
В вое ветров мы слышали песни последних валькирий.
Вспорото небо и взрезаны волны драконьею пастью;
Светом и ветром ныне пронзает звенящие снасти,
И Луна — я ее ждал и любил как невесту;
Нам не до сна, мы дети богов — наша участь известна.
облако тэгов
