| |
| Статья написана 23 ноября 2019 г. 20:10 |
Қарақалпақ фольклоры (Көптомлық). Том 1. Қарақалпақ халық ертеклери. «Қарақалпақстан» баспасы, Нөқис, 1977. Каракалпакский фольклор (Многотомник). Том 1. Каракалпакские народные сказки. Издательство «Каракалпакстан», Нукус, 1977. Составитель тома — Калбай Мамбетназаров. Сказка «Честный джигит» (Ақ кеўилли жигит) из раздела «Турмыс ертеклери» (Бытовые сказки) стр. 238-239 Записана в 1960-м году учеником средней школы имени Шевченко города Ходжейли Мадирейимом Турсымуратовым от 70-летнего жителя города Ходжейли Арзыхана Ходжаметова. Оригинал находится в рукописном фонде сектора фольклора института истории, языка и литературы имени Нажима Давкараева Каракалпакского филиала Академии наук Узбекской ССР. Была опубликована в 1965 году в книге "Қарақалпақ халық ертеклери" (Каракалпакские народные сказки).
Честный джигит (каракалпакская сказка) Однажды один джигит пришел на берег оросительного канала, вымыл лицо и руки и сидел, обдуваемый ветерком, как вдруг упал его взгляд на плывущее по воде яблоко. Джигит взял яблоко, радуясь его величине и прекрасному запаху, стал его есть. Доев яблоко до половины, джигит задумался: "Вот ем я это яблоко, ни у кого не спросясь. Что же я делаю-то? Может быть где-то есть хозяин этого яблока. И сейчас не поздно, отблагодарю-ка я хозяина этого яблока, потом только съем его". Решив так, джигит взял в руку остаток яблока и пустился в путь по берегу канала. Когда он достиг одного места, увидел на берегу канала цветущий сад. В этом саду одна яблоня росла очень близко к воде. "Скорее всего яблоко было из этого сада" — подумал джигит. Зашел он в сад, увидел там старика, сбивающего яблоки. Поздоровался джигит со стариком, после расспросов о здоровье, рассказал старику джигит, для чего он пришел. Выслушал старик слова джигита и говорит: — Сынок, утром я сбивал яблоки, упало одно яблоко в воду, наверное, это и есть то яблоко. И по виду оно похоже на яблоки из нашего сада. Спасибо сынок тебе за твою честность. Ну а теперь можешь погулять по саду где захочешь, вволю покушать яблок. После старик сказал: — Сынок, есть у меня дочь, нет у нее двух ног, двух рук, двух глаз, двух ушей, языка нет, такая вот у меня дочь, счел я ее подходящей вам. Джигит дал на это свое согласие. После показал старик свою дочь джигиту, смотрит джигит — девушка, как пери, красоты невиданной, луне подобна, но рот есть, солнцу подобна, но глаза есть. Воскликнул тогда джигит: — Ай, как понять ваш этот поступок? Сказали вы мне, что нет у вашей дочери двух ног, двух рук, двух глаз, нет ушей, нет языка. А эта девушка совсем не такая — как луна она, да рот есть у нее, как солнце она, да глаза есть у нее, просто фея. Не возьму я эту девушку. Найдите мне ту девушку, о которой говорили. — Отлично, сынок, когда сказал я вам, что нет у нее двух ног, то имел я в виду, что не выходит она без нужды на улицу, когда сказал, что нет рук, имел я в виду, что не касалась она чужих. Ну а то, что нет у нее двух глаз и двух ушей, так имел я в виду, что не видела она прежде чужого лица и не слушала речей людей недостойных. А когда я сказал, что нет у нее языка, то имел в виду, что не повышала она ни на кого свой голос, не ругала никого. После этого джигит согласился взять девушку, устроил старик большой той, скрепил их союз подлинным браком. Поделили и съели джигит с девушкой остаток того яблока, и уехали в родное село джигита.
Жомокчулар жана жомоктор / Түз. Б. Сабыр уулу. – Б.: Турар, 2008. – 604 с. (Сказочники и сказки / Сост. Б. Сабыр уулу) ISBN 978-9967-421-50-9 Сказка «Чистосердечный Актан» (Ак дил Актан) стр. 174-176 Рассказчик — Курбан Кайназар уулу из местечка Кара-Суу Аксыйского района Джалал-Абадской области Киргизской Республики.
Чистосердечный Актан (киргизская сказка) В стародавние времена жили среди людей старик со старухой, и был у них единственный сын, которого они берегли как зеницу ока. Хоть и бедно жили старики, но сына своего воспитали отзывчивым и честным человеком. Говорили они всегда сыну, чтобы не пользовался он чьим-то добром даром, был всегда чистосердечен. Звали их сына Актан. Шли дни, проходили годы, возмужал Актан. Старик со старухой засевали пшеницей десятину земли, на которой стоял их дом, зерном с этой земли и кормились. Вот как-то Актан жал созревшую пшеницу, присел отдохнуть, как вдруг пролетавшая мимо ворона выронила на землю то, что несла в своем клюве. Оглянулся Актан на звук "топ", с которым упало это, увидел ярко красное яблоко. Юноша, томимый жаждой, схватил яблоко и откусил от него. Тут вернулась та ворона и загорланила: — Каррр-каррр, нарушил ты Актан свои правила, не послушался родительских наставлений, не зная, чье это яблоко, не спрашивая, кому оно принадлежит, откусил от него, поддался дармовщине, каррр-каррр! Если ты такой удалец, то попробуй найди хозяина этого яблока, попроси у него прощения! Каррр-каррр! Зазнавшийся стариковский сын, воришка, воришка! Прокричала так ворона и улетела прочь. Устыдился Актан, тут же, не выпуская яблока из рук, не заглянув к родителям, пустился на поиски хозяина яблока. Уязвленный и задетый, прошагал он много дней. Много недель провел он в пути, но не нашёл он сад, в котором росли бы красные яблоки. Наконец, совсем устав и отощав, добрался он в полночь до какой-то высокой ограды и уснул у нее. Проспал изможденный юноша до самого полудня, открыл глаза, смотрит, над оградой свисают ветки, усыпанные спелыми яблоками. Обрадовался Актан, постучался в ворота. Вышел на его стук седобородый старик: — Добро пожаловать, сынок. Заходи, вид у тебя как у путника, много дней проведшего в пути. Если пожаловал ты с добром, входи. Рассказал ему Актан все, что с ним случилось, стал просить у аксакала прощения. — Ээ, сынок, совершил ты непростительный поступок, очень я недоволен, будь прокляты твои родители! — сказал старик и повернулся было, чтобы уйти, но Актан забежал вперед, стал умолять: — Готов я всю жизнь пробыть рабом в твоем доме, исполню все, что прикажешь! Но старик остался непреклонен. Упал тогда джигит на колени, вымаливая прощения. Лишь тогда старик соизволил произнести: — Сынок, совсем уж пристал ты ко мне, ладно, есть у меня к тебе три задания и одно условие. Если выполнишь их, тогда только прощу тебя. Дал джигит слово: — Выполню. — Обязательно выполни, — сказал старик, — пойдем для начала заморим червячка, потом уж я тебе все скажу. Вот перекусили они кое-чем, старик и говорит: — Теперь, сынок, первое мое дело к тебе такое: стар я уже, не могу далеко ходить, есть в селе Кегети мастер, делающий мотыги (1), сходи к нему и купи мотыгу. Только скажи, чтобы дал он тебе не простую мотыгу, а мотыгу "Размашисто Бьющую". К вечеру дошел Актан до Кегети, нашел мастера и передал ему слова старика. Тогда мастер ему: — Сынок, по виду ты сын достойного отца, отгадай мою загадку, если отгадаешь, "Размашисто Бьющая" твоя. Вот загадка: Перекрещенные, да со многими дырами, стоят рядами, обушки кольев тоже стоят рядами. Высоко в небе шкура, да золотые бараньи рога. Кто это заимеет, тот не пропадет, не будут глаза его знать слез. Что это? Отгадал Актан загадку, получил мотыгу и вернулся к старику. Обрадовался старик: — Ну а теперь сходи в Бабалак, есть там мастер, делающий тесла (2), принеси мне тесло. Только возьми тесло не простое, а тесло "Разом Останавливающееся". Отправился джигит в село Бабалак. Зашел он в большой двор, а там сидит мастер на топчане (3), пьет чай. Увидел мастер джигита, посмотрел на свою дочь, сидящую рядом, и говорит: — Доченька, пришел покупатель, загадай ему одну из своих загадок, если отгадает он загадку, отдай ему "Разом Останавливающееся" тесло. Рассказала девушка Актану такую историю-загадку: — У дороги стоял один старик, мимо проезжали двое, сидящие на одном коне. Та, что сидела сзади, оказалась девушкой, достигшей совершеннолетия. Стоявший у дороги старик обратился к ней: — Доченька, кто это сидит на коне впереди тебя? — Дедушка, могли бы этого не спрашивать, уж коли спросили, отвечу, посмотрю, не утратили ли вы с годами свою хватку. Мать этого молодца свекровь моей матери, ну а я этому молодцу самый близкий к сердцу человек. Кто это был? — спросила дочь мастера и встала у кузнечного меха. Разгадал Актан и эту загадку, принес тесло старику и рассказал как было дело. Дал ему старик следующее поручение: — Есть у меня тут чистое зерно, отнеси его мельнику, пусть он перемелет его, да не просто так, а чтобы был "сиротский" (4) помол. Пришел Актан к мельнику, а тот заявил, что слишком много желающих заполучить "сиротский" помол, и что есть у него одна головоломка, пусть Актан ее отгадает: — Жил когда-то давно один джигит-мельник. Полюбил джигит еще мальчиком одну девушку из своего села, положил на нее глаз. И девушка полюбила джигита, ответила ему взаимностью. Так вот горячо полюбили они друг друга, стали мечтать о счастливых днях, не могут насытиться своей страстью. Но приехали домой к девушке богатые сваты, увезли девушку. Так разлучились влюбленные. Прошли годы, пришло время и джигит тоже накопил кое-что, женился. Устроил он большой той, позвал на него много людей, отправил гонца и к той девушке, которую когда-то полюбил. Съездил гонец, а вернувшись сообщил: "Добрался я, не застал, позвал, обещали приехать, но не смогли приехать из-за того, что приехали, если бы не приехали, то приехали бы обязательно". Растолкуй смысл этих слов, — сказал Актану мельник. И на эту загадку нашел ответ Актан, быстро управился и привез старику муку "сиротского" помола. — Сынок, хвала твоему уму! — сказал старик, выслушав его, — Выдержал ты мое испытание. А теперь должен ты исполнить мое условие. Тогда только прощу я тебя. Условие мое такое — женись на моей дочери, достигшей совершеннолетия. Только у дочери моей ноги не ходят, немая она, да слепа на оба глаза. Сдержал Актан свое обещание, подумал про себя, авось как-нибудь прокормлю, если не умрет, проживем как-нибудь, дал свое согласие. Назначил он день, сказал, что явится он в этот день со всеми приличествующими церемониями и заберет невесту. А сам пустился в путь. В условленный день Актан со своими родителями, навьючив зерно на осла и ведя на привязи свою единственную козу, прибыли в давешний дом, а там людей видимо-невидимо. Шум да гам, суматоха, свадебный той в самом разгаре. Всполошились тут собравшиеся люди: "Жених прибыл! Сваты пожаловали!", выбежали все во двор и встретили их с почетом. Вот закончился той, после того как завершились все почести и церемонии, привел старик свою дочь. Увидел Актан, что девушка в полном порядке, так и пышет здоровьем, вскочил с места и встал напротив. "Обманул" — упрекнул он старика, собрался забрать родителей и уйти прочь: — Подавай мне девушку, у которой ноги не ходят, немую, да слепую на оба глаза, а эту я не возьму! Заговорил старик, осторожно начал свой рассказ, поведав как все было: — Сынок, я тоже сдержал свое обещание, давно хотел я встретить такого как ты джигита: честного, отзывчивого и чистосердечного. Нет у меня никого кроме дочери, щемило у меня в груди, боялся я, что достанется она какому-нибудь шалопаю, окажется обречена на муки и слезы. Когда я сказал, что не ходят у нее ноги, имел я в виду, что до самого совершеннолетия не ступила она ни шагу за пределы той ограды, которую ты видел собственными глазами. Когда я сказал, что она немая, имел я в виду, что никогда она до этого не заговорила с кем-то из-за ограды, когда я сказал, что слепа она на оба глаза, имел я в виду, что до этого никого из мужчин, кроме меня и тебя, не видела она. Сынок, если я в чем-то ошибся, прости. Я тебя, за откушенное один раз тобой яблоко, простил уже тысячу раз, забирайте мою дочь, судьба ее в ваших руках. Вот так вот Актан благодаря свой честности и уму обрел красивую и нежную жену и уважаемого тестя, достойно зажил, заботясь о своих родителях. Ну а что касается загадок, разгаданных Актаном, если и есть у них отгадки, все равно каждый отгадывает их по-разному. Отгадки из сказки: 1) кереге (5), уук (6), туурдук (7), тюндюк (8). 2) Человек, сидящий на коне перед девушкой, это ее отец. 3) Когда явился гонец с вестью, то не застал дома мужа женщины, и она приняла приглашение, обещав приехать. Но потом муж ее приехал из отлучки, и она не смогла приехать на свадьбу, если бы он не приехал, то она приехала бы.
Комментарии 1. в оригинале "кетмень" — мотыга, распространенная на большей части Центральной Азии, обычно имеет в рабочей части круглое отверстие ближе к проушине, которое облегчает работу, когда рубишь таким инструментом грунт, покрытый водой. 2. в оригинале "байтеше" — тесло (род топора с лезвием, перпендикулярным топорищу) с длинным топорищем. 3. в оригинале "чарпая" — большой деревянный помост для сидения на открытом воздухе, топчан. 4. в оригинале "кол бала" — 1) охот. птица, которую забрали из гнезда ещё птенцом; 2) ист. мальчик, находящийся в чужом доме в услужении. 5. кереге — раздвигающиеся решетки из скрещенных прямых деревянных жердей, скрепленных кожаными заклепками, из таких решеток составляют стены юрты. 6. уук — изогнутые жерди, одним концом закрепленные на кереге, другим концом вставленные в отверстия в тюндюке, образуют куполообразную крышу юрты. 7. туурдук — войлочные полотнища, которыми накрывают юрту поверх деревянного остова из кереге, ууков и тюндюка. 8. тюндюк — деревянное кольцо, укрепленное крест-накрест распорками, с отверстиями для ууков по внешней стороне, является верхней отдушиной юрты, служит для вентиляции, а также как дымоход и световое окно.
|
| | |
| Статья написана 21 ноября 2019 г. 18:30 |
Жомокчулар жана жомоктор / Түз. Б. Сабыр уулу. – Б.: Турар, 2008. – 604 с. (Сказочники и сказки / Сост. Б. Сабыр уулу) ISBN 978-9967-421-50-9 стр. 164-172 Рассказчик — Курбан Кайназар уулу из местечка Кара-Суу Аксыйского района Джалал-Абадской области Киргизской Республики.
Улукман Абу Али Сино отучился в Кумбез Даваре три года, волосы его заслонили ему лицо, усы покрыли всю губу, стал он по белу свету распространять свою врачебную науку, собрал много джигитов, стал их обучать. Помимо прочего учил он, что есть на свете двухголовая змея, если отрезать две ее головы, сварить их, а потом выпить бульон, то станут такому человеку все травы на свете сами сообщать от какой болезни они могут вылечить. Услышав об этом, два джигита, которых звали Аблетун и Аластун, вызвались: — Будем мы искать эту змею. Предупредил их Абу Али Сино: — Найти эту змею будет очень трудно, не мучайтесь, только время свое зря потратите. Но джигиты не послушались, отправились по скалам и осыпям на поиски. Каждую весну на протяжении двадцати одного года вели они поиски. На двадцать первый год попался им один алачык. Решили они зайти в этот алачык и попить чаю. Когда они приблизились к алачыку, то наткнулись на ту самую змею, которую искали. Навалились они на змею, убили ее, отрезали обе ее головы. Пришли они к алачыку, а там сидит одна старуха: — Матушка, налей в свой казан воды для нас, хотим мы попить чаю. Встала старуха с места, ополоснула казан и налила в него воды. — Занимайтесь своими делами, сами мы вскипятим чай и напьемся, — сказали ей джигиты. Положили они в казан змеиные головы. Вот подкидывали они дрова в огонь под казаном, да и заснули. В это время пришел семилетний сын старухи, пасший в степи коз. Увидел он двух спящих людей у казана. Сам казан закрыт крышкой, но что-то в нем булькает и кипит. Поднял мальчик крышку казана, но ничего не увидел. Взял он половник, зачерпнул кипящего варева и отпил один глоток. Закрыл он потом крышку и ушел. После проснулись спящие джигиты, вскочили, взяли ложки, отхлебнули бульона, затем вытащили из казана змеиные головы, остудили их, завернули в тряпицу и забрали с собой. Вот добрались они до родных краев. Прошло четыре-пять месяцев, но ничего с ними не происходит, нет никаких признаков. Собрались они, пришли к Абу Али Сино и показали ему змеиные головы. Сказал он: — Это именно та самая змея, о которой я говорил. Увенчались ваши старания наконец-то успехом. Стали они упрекать его: — Сварили мы головы там же, где и нашли змею. Прошло четыре-пять месяцев, но ничего не изменилось в нас, нет никаких признаков. Сообщили вы нам бесполезные сведения, из-за вас потеряли мы впустую двадцать один год, столько трудов зря. Остановил их Абу Али Сино: — Нет, нет, не может быть такого, обязательно бы обрел чудесную способность тот, кто отпил бы бульона. Потерпите еще пять месяцев. Если и тогда не проявятся знаки, можете считать меня шарлатаном. Прошло семь месяцев. Стали в народе говорить: — Есть у старухи из такой-то местности единственный сын, достаточно больному дать ту траву, которую сорвет этот мальчик, выздоровеет этот больной. Говорят, что все больные, кто к нему пришел, уходят от него своими ногами. Вызвал к себе Абу Али Сино тех двоих: — Слышали, все больные, обратившиеся к семилетнему сыну одной старухи, излечиваются, уходят от него своими ногами. Это вы дали ему того бульона, а еще меня упрекали... Призадумались они, услышав это, признали свою вину: "Когда варили мы головы в казане, сморил нас сон, видно, выпил тогда бульон этот мальчик". Спросили они у Абу Али Сино: — Неужели, так и останемся мы ни с чем, потратив зря двадцать один год. А ну говорите, как мы можем расквитаться с этим мальчиком? Сказал свое последнее слово Абу Али Сино: — Если убьете этого мальчика, а затем сумеете извлечь его печень, не касаясь ее ножом, сварите эту печень и выпейте бульон. Только тогда перейдет на вас чудесная способность. Стали два джигита советоваться: — Неужели останемся ни с чем после стольких лет поисков? Неужели не одолеем семилетнего мальчика? Убьем его, вынем печень, сварим ее и выпьем бульон. Решив так, отправились они убивать мальчика. Приблизившись к дому старухи, присели они отдохнуть. Задумался Аластун: "Потратили мы на поиски двадцать один год, надо же было такому случиться, что нашли мы то, что искали, именно здесь, у алачыка этой старухи. Эх, надо было нам сварить змеиные головы прямо тут в поле, в кумгане. Смотри-ка, собственными руками положили мы змеиные головы в старухин казан. Как же теперь нам быть? Не проспим ли опять? А вдруг кто-нибудь увидит, как мы убиваем мальчика? А вдруг нож заденет печень мальчика? Неужели снова все впустую? И какой ответ мы потом дадим на Страшном Суде?". Долго просидел Аластун в раздумьях, уставившись в землю. Заметил это, сидевший рядом, Аблетун, спросил его: — О чем это ты задумался? — Вот о чем... — поведал ему все свои сомнения Аластун и добавил, — вдруг кто-то увидит, как мы убиваем мальчика, вдруг попадемся мы и нас схватят люди, или нож заденет печень мальчика... С самого начала, видно, не судьба была нам овладеть этой волшебной способностью. Вот пришла мне в голову мысль, что опять не повезет нам, не дают мне покоя эти мысли. Хочу я отказаться от этой плохой затеи. — Правда твоя, если дело не заладилось с самого начала, то и конец у этого дела будет неудачным. Согласен я с твоими рассуждениями. Ну и что теперь, дружище, будем делать? — сказал Аблетун. — Думаю я так: отправимся к старухе и ее сыну, расскажем им обо всем, ничего не скрывая, ни хорошее, ни плохое. Если выслушают они нас, надо попросить дать нам какое-нибудь занятие у них. Встали они и пошли в дом к старухе и ее сыну. Пришли, смотрят, у дверей лежать пять-шесть больных. Обходит их мальчик, наклоняется и передает каждому какое-нибудь лекарство. Берут больные у него лекарство, выпивают его и исцеляются на глазах, встают и уходят на собственных ногах. Зашли они вдвоем к старухе: — Как зовут вашего сына? — Улукман, — ответила старуха. — Улукман! — позвал Аблетун. Услышав, что его зовут, Улукман вошел к ним. — Садись, братец, — сказал Аластун. Улукман сел рядом с матерью. Аластун рассказал им все, что с ними случилось. — Двадцать один год искали мы это средство и собственноручно опустили его в твой казан. А в этот свой приезд, собирались мы убить Улукмана и извлечь его печень. От страха перед людьми решили мы не идти на такое злодейство. Пусть Улукман сидит в доме и отдает распоряжения, а мы будем лечить пришедших больных. Как услышала старуха эти слова, вскочила, стала благодарить приезжих. Таким образом много лет они служили Улукману, в знании и умении превзошли даже его самого. Однажды, когда Улукман был дома, явились два человека в красных шароварах с мечами на поясах. — Кто тут Улукман? — спросили они. — Сидит в доме, — ответил Аблетун. Пришедшие зашли в дом, Аблетун зашел вслед за ними. Сев рядом с Улукманом, два человека завели такой разговор: — Прибыли мы из такой-то страны. Наш правитель семнадцать лет оставался бездетным. Наконец родила в этом году его жена девочку. Не осталось лекарей, которым не показывали эту девочку, не осталось мулл, которые не читали молитв над ней. Дошла до наших краев слава о вас, отправил хан нас к вам. Прежде Улукмана ответил им Аблетун, подняв голову: — Не может этот человек пойти с вами. Потому как каждый день приходит множество больных, никак ему не освободится. Возвращайтесь к своему хану, передайте ему, если согласится, то пусть на всем пути от нас к вам расставят деревянные столбы и по ним протянут железную проволоку. Когда закончат установку, пусть ханская дочь прикоснется к тому концу проволоки, а Улукман здесь возьмет в руки этот конец проволоки и сразу скажет, что у нее за болезнь. Выслушали пришедшие слова Аблетуна: — Хорошо, передадим, — и пустились в обратный путь. Передали они сказанное хану. Отчаявшийся хан велел своему народу устанавливать столбы. Не прошло и месяца, как протянули проволоку и завели один ее конец в дом Улукмана. — Пусть один из вас останется здесь, а второй отправляется к хану. В определенный день, в столько-то часов и столько-то минут пусть девочку доставят к тому концу проволоки и дадут его ей в руки, — сказали гонцам хана. — Есть! — сказали они, тут же один отправился в путь, второй остался. В назначенное время Улукман взял в руки свой конец проволоки. Человек, пришедший оттуда, сидел рядом и смотрел на него. Улукман покосился на него и спросил: — Разве дочь твоего хана — коза? — Нет, нет, человек она, — ответил тот. Отпустил Улукман проволоку. Спустя время снова он взял ее в руки и опять спросил у того человека: — Дочь хана — медведица? — Нет, человек, — ответил тот. Немного погодя, Улукман снова взял в руки проволоку, подержал и выпустил: — Взяла наконец проволоку дочь твоего хана. Болезнь, которая не дает ей расти, излечима, не успела она сильно ее затронуть. Протянул он этому человеку три склянки, завернутые в тряпицу. — Вот это густое средство намажьте на все тело девочки, не пропустив ничего. Через час водой из этой склянки облейте девочку с головы до пят. С помощью этих трех лекарств девочка обретет состояние семнадцатилетней. Аблетун перехватил лекарства из рук Улукмана и воскликнул: — Ай, Улукман, не задумываешься ты ни о чем. Вдруг они ошибутся, смешают лекарства, не подействуют они, не вылечится девочка, разгневается хан, да подошлет к нам двух человек, чтобы убить нас? Лучше дай мне эти средства, я их применю собственноручно, вылечится она или нет, но надо мне самому во всем удостовериться. — И то правда. Густым средством намажь девочку, через час вымой ее этим красным средством, чтобы не осталось ни следа на ее лице. Потом обмой ее водой из этой склянки, — согласился Улукман и вручил склянки Аблетуну. Вышел Аблетун наружу, спросил у человека, которого прислал хан: — Куда ведет эта проволока? — Конец этой проволоки находится прямо в ханской ставке. Взял Аблетун в руки топор, у лежащей на земле ивы отрубил кусок в две сажени и привязал к ногам. В руки взял он жердь длиной около трех саженей. Взобрался он затем на натянутую проволоку и помчался по ней через все поддерживающие столбы. Бежал он по проволоке, бежал, добрался до ханской ставки и спустился на землю. Смотрит, сидит хан на золотом троне. Вокруг него полно людей. Повернулся Аблетун, сел на землю, отвязал деревяшки, привязанные к ногам, бросил их на землю и снова встал на ноги. — Кто тут хан, который показывал дочь целителю? — спросил он. — Я! — воскликнул хан и вскочил с трона, — Сюда пожалуйте! Подошел он к хану, протянул ему руку, поздоровался. Спросил Аблетун: — Есть при вас нож? — Есть! — Вытаскивайте. Взял хан нож в руки. Аблетун ему: — Срежьте с той ивы четыре прута в сажень длиной. Принес хан срезанные прутья. Заострил Аблетун концы прутьев, воткнул их землю, сделав круг. Глядя на хана, произнес Аблетун: — Снимите ваш камзол. Снял хан свой камзол. Аблетун сказал: — Наклоните эти прутья и накиньте на них ваш камзол. Набросил хан свой камзол на прутья. Выпрямились прутья, держат шатром камзол. Через малое время наклонился Аблетун и заглянул в камзол, повернулся к хану и говорит: — Подайте мне этот спелый анделек. Наклонился хан, тянет руку, а рука не достает. Присел хан и снова тянет руку, но не может достать. Наконец забрался хан в наброшенный свой камзол с головой. Как только хан с головой ушел в свой камзол, почувствовал вдруг он себя голой женщиной. Оглянулась женщина, бывшая прежде ханом, смотрит — показалась вблизи вереница людей, ведущих в поводу лошадей и верблюдов. Увидев их, женщина голышом добежала до какой-то ямы и спряталась в ней. Когда она бежала, увидели ее идущие люди. Был среди них один аксакал, приказал он одному джигиту: — Кажется, там женщина пробежала и спряталась в той яме, иди, посмотри, так ли это. Прискакал этот джигит, смотрит — в яме лежит голая женщина, волосы которой достают до колен. Не смог он ее рассмотреть в лицо, поскакал обратно и сообщил: — Лежит в яме ничком, свернувшись в клубок, какая-то женщина с волосами до колен. Не смог я заглянуть ей в лицо, увидел только со стороны. Снова приказал аксакал: — Эта женщина, видно, в чем-то провинилась перед мужем. Сорвал тот с нее всю одежду, да и выгнал в чистое поле. Дайте кто-нибудь штаны, кто-нибудь рубашку, кто-нибудь платок. Ты, поезжай к ней снова, пусть оденется. Джигит, приблизившись к яме, швырнул в нее эти три предмета одежды со словами: — Эй, женщина, надевай эти вещи! — а сам отвернулся. Оделась женщина, встала во весь рост. — Веди ее сюда! — крикнул аксакал. Стал аксакал расспрашивать женщину, она в ответ ни слова. Посмотрел аксакал на спутников: — Все, похоже, так и было, как я сказал прежде. Чего уж с этой бесстыдницей разговаривать? Привяжите ее к верблюду волосяным арканом за шею, если не будет идти, пусть верблюд удавит ее. Привязали женщину к верблюду. Вот ехали они, ехали и добрались до какого-то села. Высыпали жители села к каравану, спрашивают, что это за женщина. Аксакал им и говорит: — Что спрашивать про эту бесстыжую, видно же, что это женщина, которая сильно провинилась перед кем-то и теперь в бегах. Позвали сельчане одного человека, у которого недавно умерла жена, говорит ему аксакал: — Вот нашел я тебе жену, отвяжи ее от верблюда, отведи к мулле, пусть он вас сочетает браком. Отвязал этот человек женщину от верблюда, отвел к себе домой. Позвали муллу, приготовили поднос плова, устроили бракосочетание. С этого момента провела она женой этого человека десять лет. За эти десять лет родила она ему двух сыновей. Однажды был очень жаркий день. Пошла женщина с двумя ведрами к большой реке за водой. Поставила она ведра на землю, осмотрелась по сторонам, нет вокруг ни души. Разделась женщина, решила разок искупаться, села на берегу. Садясь, поскользнулась она на зеленой траве, упала в воду. Понесло ее сильным течением. То скрываясь под водой, то выплывая на поверхность, оказалась она прямо в середине бурного потока. Вот несло ее так течением, как увидела она, что ветка одной березы, что росла на берегу, опустилась к самой воде. Схватилась она за эту ветку. Из-за сильного течения начала ветка обламываться. Когда ветка уже наполовину сломалась, вдруг из леса на берег вышел Аблетун. Хан, увидев Аблетуна, разрыдался, стал умолять его: — Что я тебе сделал плохого? Отчего вы меня выставили посмешищем перед всеми? Говорит Аблетун: — Что же ты не знаешь своей вины? Когда мой наставник Улукман брался за проволоку, насмехался ты над ним, подставляя с того конца проволоки то козленка, то медведицу. За эти твои насмешки я и обрек тебя на все, что с тобой случилось за это время. Заливается слезами хан-женщина: — Не знаю я ни про козленка, ни про медведицу. — Если не знаешь, то накажешь ли того, кто устроил эти шутки? — Накажу, — поклялся хан страшной клятвой. Схватил Аблетун женщину за волосы и вытащил из воды. Как только вышла женщина на сушу, открыла глаза — стоит наклонившись, засунув голову в собственный камзол, не может достать рукой до анделека. Обливаясь потом, не устояв на дрожащих ногах, хан оперся обеими руками о землю и выпрямился. Многочисленный народ, стоявший вокруг, потрясенно замолчал. — Где твои жена и дочь? — спросил Аблетун. Принес хан свою дочь. Когда он, с девочкой на руках, приблизился к Аблетуну, тот велел вторично: — Доставай анделек. Хан, помня обо всем, что с ним произошло, замотал головой, отказываясь. — Бери, бери, ничего с тобой не случится! — повысил голос Аблетун. Хан наклонился — в этот раз он достал рукой до анделека. Вытащил он анделек и отдал его Аблетуну. Аблетун взял в руки нож, срезал макушку анделека и передал ее жене хана: — Прикрепи это напротив сердца. Отрезал Аблетун от анделека один ломоть и передал его дочери хана. Девочка открыла рот, прикоснулась губами к анделеку и бросила ломоть на землю. Отрезал Аблетун еще три ломтя и дал девочке три раза отведать. Все три куска потом бросил он на землю. — Доставай анделек! — снова велел Аблетун хану. Хан достал еще один анделек. Опять Аблетун отрезал от него три ломтя и дал их девочке. И третий анделек хан тоже достал по велению Аблетуна. Этот анделек он разрезал пополам, взял в руки половинки, сложил затем свой нож, убрал его и отдал одну половинку ханской жене. Вторую половинку он возложил на голову девочке, сняв с нее платок. Затем он велел жене хана: — Эту половинку прижми к заду девочки! Сок с половинки, что была на голове девочки, потек по ее лицу. Через некоторое время он посмотрел на жену хана и приказал: — Брось девочку на землю! Наклонилась женщина, собралась положить девочку на землю. — Не наклоняйся, бросай как стоишь! Стала женщина возражать: — Если отпущу ее, не наклоняясь, расшибется и умрет она! Разозлился Аблетун, схватил женщину за руки, которыми она удерживала девочку. Крепко взялся он за ее руки и развел их в стороны. Закричала женщина изо всех сил, выскользнула девочка, как только коснулись земли ее ноги, растянулась она как шелк, стала с мать ростом. Повернулся Аблетун к хану: — Мой хан, исполни то, что обещал мне. Жена хана повела дочь домой. — Мой хан, пришла ли девочка в надлежащее состояние? — спросил хана Аблетун. Обнял хан Аблетуна, расцеловал его в обе щеки. — Ну-ка, хан, выполняй обещанное! — сказал Аблетун. Повернулся хан к людям, спросил: — Кто вчера стоял у конца проволоки? Назвали ему двух человек. Велел он позвать их. — Это ты вчера стоял у конца проволоки? — спросил у одного хан. — Я, — признался тот. — Зачем ты прикладывал к проволоке козленка? — Сидел я у проволоки, ваша жена еще не подошла, как вдруг прискакал откуда-то козленок. Поймал я его, приложил к проволоке его копытце. Это правда. Потом пришел к проволоке один старик, который вел медведя. Я медведю знаками показал — подержи-ка эту проволоку, взял медведь проволоку лапой точь-в-точь как человек. — Ну что, не виноват оказался я? — спросил хан и почтительно поклонился Аблетуну. Сказал Аблетун, глядя на хана: — Столько хлопот мы вам доставили, велев установить столбы и натянуть проволоку. Радуйтесь теперь, дочь ваша стала семнадцатилетней, как и должна была быть. Пожал Аблетун руку хану, тот почтительно прижал руки к груди и пригласил его: — Давайте теперь сядем, примите наше угощение. — Ладно, только привяжу я эти деревяшки к ногам, покажу вам одну потеху, потом сядем и отведаю я вашего угощения, — сказав так, Аблетун привязал к ногам куски дерева, взял в руки жердь, вскочил на проволоку, воскликнул: — Прощай, мой хан, будь здоров, — и скрылся из глаз. Пробегая по проволоке, Аблетун бросил склянки, которые дал ему Улукман, на одну каменистую осыпь. Упали склянки на камни, разбились вдребезги. Явился Аблетун к Улукману. Поприветствовал он Улукмана и, склонившись ниц, произнес: — То, что вы велели мазать, намазал, тем, чем велели вы обмыть, обмыл. И третьим средством тоже обмыл, не прошло и часа, как девочка стала семнадцатилетней девушкой, как и должна была быть. Ни в речах ее, ни в лице, ни в теле, не осталось и следа от прежнего. Воздел Аблетун ладони и попросил Улукмана: — Ну-ка, наставник, за службу, которую я сослужил, дайте мне ваше благословение. Улукман тоже воздел ладони и дал Аблетуну благословение: — Аблетун, пусть до самого Страшного Суда не сотрется в веках твое имя!
Свалила одного джигита тяжелая болезнь, два года пролежал он в постели. Как-то один пришедший человек сказал ему: — Говорят, что появился один лекарь по имени Улукман, якобы, нет такого больного, который бы придя к нему, не вылечился, сходил бы ты к нему. — Не могу я ходить, не могу на коня сесть, как я к нему пойду. Тут вмешалась его жена: — А если я навьючу на верблюда с одной стороны тебя, а с другой еще что-нибудь, чтобы уравновесить? Сплела женщина из прутьев длинные носилки, подвесила их с одной стороны верблюда, на другой стороне подвесила своего мужа, взяла в руки повод и повела верблюда к Улукману. Два раза переночевали они в пути, на третий день добрались до Улукмана. Обратилась женщина к людям, которые ждали снаружи приема лекаря: — Помогите спустить его и перенести к Улукману. Подошли два человека, сказали: — Эх, бедолага, — и занесли больного джигита к Улукману. Подержал Улукман запястье джигита, считая пульс, сказал: — Сегодня останьтесь здесь. Заночевали они в тот день. Утром Улукман подошел к больному и говорит: — Братец мой, не могу, оказывается, я вылечить твою болезнь. Возвращайся домой. Заплакала жена, позвала опять двух людей на помощь, подняла мужа на плетеные носилки, взяла верблюда в поводу и отправилась обратно. Когда вернулись они домой, муж сказал жене: — Байбиче, поставь для меня в стороне алачык. Хожу я под себя, не хочу чтобы дети это видели, буду лежать отдельно. Согласилась жена, поставила в указанном месте алачык, перетащила мужа туда на войлоке, сделала в алачыке удобную постель и уложила туда мужа. Прошло несколько дней, как-то жена принесла чашку с чем-то и поставила около алачыка. Не может муж поднять голову повыше, не видно ему, что в миске. Вдруг появилась около чашки змея, не похожая на змей, виденных джигитом прежде, засунула в чашку голову и стала пить то, что было в чашке. Раздулась змея, разнесло ее от выпитого. Через некоторое время подняла змея голову, посмотрела по сторонам, наклонилась, выблевала все выпитое обратно в чашку и уползла прочь. Подумал больной джигит: "Что бы там в чашке не было, выпила это все змея, и выблевала вместе со своим ядом обратно. Чем так лежать, лучше мне умереть. Выпью-ка я содержимое чашки, авось быстро помру". Решил он так, попытался дотянуться до чашки, но не смог сдвинуться с места. Оглянулся он по сторонам, видит, что через жерди алачыка растет камыш, высотой с человека. Кое-как достал он ножом до одного стебля камыша, срезал его, дотянулся камышом до чашки и стал сосать жидкость из чашки через полый стебель. Напился он, бросил камыш на землю, подумал: "Если помру, увидят, когда придут", завернулся в одеяло и уснул. Долго он спал, проснулся весь мокрый от пота. Открылся у него тут сильный аппетит, захотелось ему есть. Крикнул он жене: — Дай мне что-нибудь поесть. Принесла ему жена еды. С этого дня стал он есть наравне со всеми, а через небольшое время стал уже вставать, пошел на поправку. Как-то сидел он дома и задумался: "Надеялись мы на помощь Улукмана, а он прогнал меня, не сумев найти лекарство от моей болезни. А я, лежа дома, вылечился. Обманщик он, а не лекарь. Пойду я к нему и разоблачу его". Сел он на коня и отправился к Улукману. На верблюде они ехали три дня, а верхом он добрался за день. Спешился он и обратился к Улукману: — Ай, Улукман, узнаешь меня? — Да, узнаю. — Когда привезли меня к тебе навьюченным на верблюда, прогнал ты меня обратно, сказав, что болезнь мою не вылечить. Вернулся я к себе, полежал, завернувшись с головой, вот, вылечился. Обманщик ты, оказывается, а не целитель! Поднял Улукман голову и ответил джигиту: — Все сказанное тобой — правда. Слишком сложным было лечение от твоей болезни. Всю ночь я размышлял, решил, что не смогу я все это проделать. — И какое же было это лечение? — Во-первых, нужно было найти для тебя молоко верблюдицы, не рожавшей прежде семь лет, во-вторых нужен был яд одной особенной змеи. Нужно было найти эту змею, дать ей выпить молоко этой верблюдицы, затем нужно было, чтобы змея выпитое молоко выблевала обратно, чтобы ты это выпил. Не сумел бы я все это проделать. Услышал джигит эти слова, вспомнил все, что тогда с ним случилось, поразился он искусству Улукмана, вернулся домой и спросил у жены: — Помнишь, жена, тот день, когда я весь облился потом? Что было в чашке, которую ты поставила тогда у алачыка? Рассказала ему жена: — В тот день стояла я у дороги, а мимо проходили два-три человека, ведущие большой караван верблюдов. Один из них, аксакал, обратился ко мне: "Доченька, видишь эту верблюдицу? Уже два-три дня она не доена, болит у нее вымя. Подои ее, доченька". Подоила я верблюдицу, а надоенное молоко в чашке не стала нести домой, поставила у твоего алачыка. Поразился исцеленный, подумал, что не зря говорят киргизы: "от болезни, которой не суждено одолеть человека, лекарство само найдется".
Некоторые непереведенные слова
алачык — вид жилья, представляет собой неполную сборку юрты, которая ставилась или неимущими, или находящимися, скажем, в боевом походе, либо как быстрый и временный вариант переночевать на одном месте; было два вида алачыка, первый — "сайма алачык", то есть буквально "втыкаемый алачык", когда устанавливалась только верхняя куполообразная часть юрты, состоящая из кольца верхней отдушины юрты тюндюк и стыкуемых с ним изогнутых жердей уук, которые втыкались в землю, затем все накрывалось войлочными полотнищами, вместо двери просто откидывали угол одного из войлочных полотнищ, в таком варианте можно было разводить внутри огонь; второй — "ит арка", буквально "собачья спина", в этом варианте решетчатые плоскости кереге, образующие нижнюю цилиндрическую часть юрты, составлялись друг с другом в два ската, затем все накрывалось войлочными полотнищами юрты, получался своеобразный шалаш, в таком варианте разводить огонь внутри уже не было возможности.
казан — котёл в форме половинки правильной сферы, благодаря этому прочен, универсален и удобен при перевозке.
кумган — узкогорлый сосуд, кувшин для воды с носиком, ручкой и крышкой, обычно металлический; в кочевом быту часто служил чайником, в котором можно было в полевых условиях быстро вскипятить воду для чая или еще для чего-нибудь, поставив кумган прямо на угли костра.
анделек — сорт круглой, скороспелой дыни очень маленького размера, величиной с большое яблоко.
байбиче — старшая жена (при наличии другой жены или других жён); хозяйка в доме, жена; часто ласковое обращение мужа к жене.
|
| | |
| Статья написана 17 ноября 2019 г. 07:52 |
Еще один киргизский вариант сказки на мотив K100F. Юноша отпускает рыбу. Предположительно, прежде на русский язык не переводился, есть перевод на украинский язык - Золотая рыба Оригинальный текст взят из следующего издания: Кыргыз эл жомоктору / Түз.: Б. Кебекова, А. Токомбаева. 3-бас. — Б.: Бийиктик, 2007 — 368 б. Киргизские народные сказки / Сост. Б. Кебекова, А. Токомбаева, 3-е изд. — Бишкек: издательство "Бийиктик", 2007 — 368 с. ISBN 978-9967-13-226-9 стр. 50-59 Записан от жителя села Буджум Баткенского района Баткенской области Киргизской Республики Салиева Пайзиллы.
Золотая рыба В стародавние времена правил одним большим городом хан по имени Бекджан. На окраине города протекала большая река. На берегу этой реки жили старик со старухой, и был у них единственный сын по имени Исмаил. Жили они тем, что ловили рыбу. Однажды старик забросил в реку сеть, тянет-тянет, а вытянуть не может. Стал он тянуть со всей мочи, лежа для упора на берегу, вытянул наконец сеть, смотрит, а в сеть попала золотая рыба. "Если я в одиночку завладею этой рыбой, хан меня не оставит в покое, пойду сообщу ему" — подумал старик и побежал к ханской ставке. А в это время Исмаил решил проверить сеть, заброшенную отцом, дошел вдоль берега до сети. Вытянул он сеть и увидел, что попала в нее золотая рыба. "Ээ, бедная тварь, немало погубленной рыбы на совести моего отца, хотя бы ты, несчастная, получи избавление" — сказал юноша, освободил рыбу, выпустил ее в реку, вместо рыбы положил в сеть большой камень и ушел домой. Тем временем старик пришел к хану и сообщил ему весть: "Мой хан, попала в мою сеть не простая рыба, а золотая, пришел я к вам, чтобы вы собственными руками извлекли ее из сети". Хан сказал: "Ладно", взял с собой десяток джигитов и в сопровождении старика отправился к реке, чтобы достать из сети золотую рыбу. Прибыли они к реке, вытянули сеть, а в ней не рыба, а камень. Разгневался хан: "Эй, глупый старик, кого ты вздумал обманывать? За то, что выдал ты камень за золотую рыбу и меня, самого хана, побеспокоил, я тебя завтра со всей семьей вздёрну на виселице, а сейчас убирайся к себе домой". Сказав это, хан вместе со своими джигитами уехал к себе в ставку. Старик пришел домой и сказал своим старухе и сыну: "Хан решил нас завтра казнить на виселице. Наказал меня Бог — обманул я хана, выдав камень из сети за золотую рыбу". Старуха его на это сказала: "Если и помирать, то только нам с тобой, видели мы в этой жизни все, испили сполна все, что нам причиталось. Беги сынок, спасайся". Бедная женщина завязала сыну в пояс две лепешки и с плачем напутствовала его в путь: "Сынок, в дороге повстречаешься ты с разными людьми. Людям этим, какого бы они возраста не были, устрой ты такую проверку — предложи им поесть и разломай лепешку из тех, что завязала я тебе в пояс, на две неравные части: большую и маленькую. Если спутник твой выберет себе большую часть лепешки, то не принимай ты его в товарищи. Если же выберет он себе маленькую часть, а тебе оставить большую, то подружись с ним. Второе, что я хотела тебе сказать — когда будешь идти по дороге с встретившимся тебе человеком, взаправду или понарошку, скажи ему, что тебе нужно облегчиться, сойди с дороги и присядь. Когда встанешь, если окажется, что он тебя ждет, то подружись с ним, сделай его своим товарищем. Если не будет он тебя ждать и уйдет, то не бери его в товарищи". Так мать поучала своего сына, попрощалась она с ним, пустился Исмаил в путь. Хан не стал выполнять свою угрозу, не повесил стариков на виселице, отпустил их. Стали искать старики своего сына, но не нашли. Идущего по дороге Исмаила нагнали несколько человек. Юноша испытал их всех, но ни один не подошел под условия, высказанные его матерью. Шел Исмаил, дошел до города другого хана, уже собирался вступить в этот город, как нагнал его и поздоровался с ним юноша, примерно одного с ним возраста, шестнадцати-семнадцати лет. Исмаил ответил на его приветствие и продолжил идти рядом с ним. В какой-то момент предложил Исмаил: "Давай поедим", развязал пояс с лепешками, разломил лепешку на две части и поставил перед юношей. Юноша подвинул ему большую часть лепешки, себе же взял меньшую. Подумал Исмаил: "Вот теперь нашел я такого друга, о котором говорила моя мать". Но решил он еще раз испытать юношу. Когда зашагали они дальше, Исмаил притворился, что ему надо облегчиться и присел у дороги. Прошло какое-то время, глянул Исмаил, а юноша все еще ждет его на дороге. Вот наконец тот человек, о котором говорила моя мать, решил Исмаил, подошел к юноше и позвал его: "Пойдем". По дороге юноша, присоединившийся к Исмаилу, спросил его: "Как тебя зовут и сколько тебе лет?". Ответил Исмаил: "Зовут меня Исмаил, мне 17 лет", и спросил его в свою очередь: "А тебе сколько и как твое имя?". Юноша ответил: "Меня зовут Исраил, мне 16 лет, вы меня старше, считайте поэтому меня своим младшим братом". Вот дошли они до города другого хана. Бродили они по городскому базару, как вдруг стали над ними потешаться одни заносчивые юнцы, стоявшие там: "Эй, оборванцы! И такие вот бедолаги еще считают, что живут на этом свете", хохочут, за животы держатся от смеха. Разозлился Исраил, одному оторвал ногу, другому руку, кому-то разбил голову, кому-то выбил глаз, а затем покинули они базар. Собрались пострадавшие, числом около сорока человек, пошли с жалобой к хану: "Вот что натворили эти двое". Хан пришел в ярость: "Что это за люди, нарушающие покой мирного города!", и отправил одного своего визиря с десятью джигитами, приказав: "Найти и привести этих двоих парней". Пошли они и нашли юношей, застав их за умыванием. Велел им визирь: "Сюда идите", юноши отказались идти: "Нет, подойдите сами". Визирь разозлился, приказал джигитам: "Вяжите их!". Десять джигитов с шумом соскочили с коней, направились в сторону юношей. Исраил вскочил с места и воскликнул: "Не приближайтесь, иначе лишитесь голов". Десять джигитов не послушались его, собрались их схватить, тогда Исраил выдернул из голенища что-то, взмахнул им в их сторону — у пяти-шести джигитов слетели головы с плеч, остальные убежали к хану. Обратились уцелевшие к хану: "О, мудрый наш господин хан! Эти двое не люди вовсе, а колдуны! Взмахнули они чем-то, слетели головы у пяти-шести из нас, остальные еле спаслись бегством. Если не попробуем их одолеть хитростью, не хватит у нас сил бороться, воевать с ними". Воскликнул в ярости хан: "Как вам не стыдно рассказывать, что убежали вы от двух мальчишек, безмозглые глупцы! Соберите всех, идите и доставьте их сюда, связав им руки-ноги". Тогда мудрый визирь обратился к хану: "О, господин мой хан, могут эти юноши оказаться нам полезными, лучше уговорим их добром, примем их как своих". Хан сказал: "Коли так, поступай как считаешь нужным", и дал мудрому визирю разрешение действовать на свое усмотрение. Мудрый визирь взял двух, богато убранных, коней, отправился к юношам и обратился к ним: "Приглашает вас хан к себе в гости, хочет с вами поговорить". Ответили Исмаил и Исраил: "Ладно, пожалуй, пойдем". Но конь не вынес Исраила, переломился у него хребет. Воскликнул мудрый визирь: "О, всемогущий, что это за диво! На вид вроде бы не большие совсем ребята". Пораженный увиденным, визирь попросил их: "Пожалуйста, подождите тут", сам во весь опор поскакал к хану и сообщил ему: "О, мой хан, одно чудо сменяет другое, не вынесли кони этих юношей, что будем теперь делать?". Велел хан: "Возьмите с собой повозку, запряженную сорока конями, отправляйтесь за ними". Взял мудрый визирь повозку, запряженную сорока лошадьми, отправился к двум юношам, еще издали воздал он им почести, стал кланяться со словами: "Пожалуйста, садитесь господа джигиты". Усадил визирь юношей в повозку, крикнул сорока коням: "Чу!", еле-еле сорок коней, обливаясь потом, потащили повозку, с трудом привезли ее в ханскую ставку. Увидел хан в каком состоянии прибыли лошади, перепугался, сошел с трона, прижал умоляюще руки к груди, встретил юношей и повел их беседку для гостей в своем саду. Стал хан угождать юношам, угощать их из собственных рук, говорит им: "Дам я вам десять джигитов, чтобы разводили они для вас огонь, еще десять джигитов дам, чтобы развлекали они вас, будете жить здесь, чтобы можно было гулять в саду, о пище не беспокойтесь, отдыхайте в свое удовольствие!". Дни прошли за днями, месяцы за месяцами, только и делали два друга, что веселились и развлекались. Но однажды в ханской ставке началась беготня и суматоха, шум поднялся. "Что такое? Что происходит? Иди узнай, что случилось" — отправил визиря Исраил. Сходил мудрец, узнал в чем дело, вернувшись, сказал: "Ээ, мой повелитель, дело плохо. За вот этими горами живет с незапамятных времен один дракон. Каждый год платили мы этому дракону дань: одну овцу и одну девушку. Дни прошли за днями, месяцы за месяцами, пришла сегодня очередь рассчитываться нашему хану. Собирается хан отдать дракону свою единственную дочь Гюльджамал. Потому в ханской ставке сегодня такой шум и переполох, плачут все навзрыд". Тогда Исраил сказал визирю: "Идите к вашему хану и передайте, что мы пойдем вдвоем вместо его дочери". Передал мудрец сказанное хану, воскликнул обрадованный хан: "Если смогут они убить дракона, отдам я Гюльджамал за любого из них". Сказали юноши: "Если так, то мы пошли", и отправились к дракону. А хан радуется: "Хоть и половину дня, но еще будет жива моя Гюльджамал!". Добрались юноши до подножия горы. Тут Исраил и говорит другу: "Пойду я первым, должен ты уцелеть". Не соглашается Исмаил: "Нет, пойду я, а ты спасайся". Стали они спорить, наконец решил пойти первым Исраил. "Когда я доберусь до вершины горы и покажусь на ней, дракон взвизгнет один раз и потянет воздух себе в глотку. Вырвется пламя из его пасти и затопит всю гору. Тогда и я закричу. Крикнет дракон во второй раз, а за ним и я крикну во второй раз. Только тогда может ты выйти и идти ко мне. Если не услышишь ты моего второго крика, значит погиб я. Не подходи тогда, а уходи прочь, спасайся, возвращайся в свои родные края". Сказав это, пошел Исраил на дракона. Когда добрался он до вершины горы, взвизгнул дракон в первый раз и огонь затопил всю гору. Когда дракон завизжал во второй раз, покатились камни с горы, затряслась вся гора. Но Исраил не издал ни звука. Решил Исмаил: "Погиб Исраил, сожрал его дракон, если погиб Исраил, то и мне жить незачем. Пойду и погибну вместе с ним". Забрался он на вершину горы, а там лежит огромны, с гору величиной, дракон, разрубленный надвое, а из хвоста его кровь бежит как ручей. А под хвостом, придавленный, лежит бездыханный Исраил, сжимая в руке свой меч, которым взмахнешь один раз, а он наносит сорок ударов. Заплакал Исмаил, отнес Исраила на берег большой реки, омыл его и погрузил в воду. Тут Исраил чихнул три раза, открыл глаза: "Если не умру я, то пригожусь еще тебе, спасибо, друг мой", и встал на ноги. Отрубили они дракону одно ухо, чтобы показать хану и с большим трудом приволокли его в ханскую ставку. Вызвали они хана и визиря: "Убили мы дракона, вот притащили его ухо". Хан, не поверил, кликнул сорок джигитов, велел им: "Ступайте, узнайте, правда или нет, что дракон убит. Если окажется, что дракон не убит, то лучше вам всем сорока джигитам там и погибнуть, не возвращайтесь". Испугались сорок джигитов, пришли к подножию горы и долго там спорили, решая кому пойти первым. Наконец оказался среди них один храбрец, подвязал он хвост своего коня, затянул покрепче подпругу, взял наперевес свой меч и сказал остальным свою последнюю волю: "Если не вернусь я, уходите все обратно". Собрался храбрец с духом, поднялся вершину горы, смотрит, а там лежит издохший дракон, разрубленный пополам, возвышается как две горы. Крикнул остальным удалой джигит: "Эй, идите сюда, дракон мертв!". Поднялись на гору остальные, увидели мертвого дракона, схватились от страха за свои воротники, помянули Бога. Подумали они: "Не поверит хан на слово, опять придется утруждаться", отрубили второе ухо и еле-еле притащили это ухо хану, волоча своими сорока лошадьми. Тогда только поверил хан и объявил: "Отдаю я Гюльджамал за одного из этих двух джигитов". По двум причинам, первая — что сдох дракон, вторая — что дочь его осталась в живых, устроил хан грандиозный той, праздновал сорок дней. Веселился и радовался народ хана. После тоя, хан в один из дней пришел к двум джигитам, стал их торопить: "Кто из вас двоих вызовется, тому и отдам Гюльджамал". Сказал Исмаил Исраилу: "Возьми ты". Ответил Исраил: "Нет, старше ты меня, ты и бери. Меня это устроит". "Если так, то ладно, возьму я, пожалуй, Гюльджамал" — согласился Исмаил. Сорок дней праздновал хан, устроил и пир, и состязания по улак-тартыш (игра, в которой всадники соревнуются, кто забросит тушу козла в специальные ворота), выдал Гюльджамал за Исмаила, заключив между ними брак. Между озером из молока и озером из масла поставил он роскошную свадебную юрту ак ёргё, поселился в ак ёргё Исмаил с молодой женой. Дали им в услужение сорок девушек и сорок джигитов, зажил Исмаил, не ведая забот. Прошло много месяцев, совсем опьянила Исмаила красота Гюльджамал, забыл он про Исраила, совсем о нем не вспомнит. Как-то задумался Исраил: "Забыл совсем мой старший брат Исмаил о родной земле, о соплеменниках, об отце с матерью, если на то пошло, то и обо мне он позабыл, одурманили его голову богатства хана и прелести Гюльджамал. Как же так? Надо мне освежить его память". Вышел он на улицу и встретил бродячего дервиша дубана, который переходил от дома к дому. Вынес Исраил из ханской казны поднос, полный золотых монет, вынес новую одежду. Вручил он дервишу поднос с золотыми, переодел его в новое с головы до ног, забрал себе его одежду и выпроводил прочь дервиша. Надел Исраил одежду этого дервиша, взял в руки его посох, перекинул через плечо его курджун (переметная сума), пришел к ёргё, в которой жили Гюльджамал и Исмаил и долго там изрекал такие проклятия: "Есть ли среди вас люди, которые позабыли свои родные края, своих родителей, поселились среди чужих людей? Если есть, знайте, что не ведают они ни совести, ни стыда, совсем пропащие они". Возможно, сам Исмаил не придал бы значения словам бродячего дервиша, но Гюльджамал сразу поняла, в чем дело, и сказала ему: "Эй, Исмаил, этот дервиш правильно говорит. И у тебя ведь есть отец и мать, есть родной твой народ. Если получится, поедем к своим — чужой народ не станет никому родным, не приютит никого чужая земля". Подумал Исмаил, согласился: "Ну, хорошо, если нужно — уедем". Гюльджамал позвала мудрого везиря и сказала ему: "Идите к моему отцу и скажите, что Исмаил просит разрешения уехать в свои родные края, к отцу и матери, если устроит это его, то пусть отпустит нас побыстрее". Передал мудрый визирь хану слова его дочери, хан ответил: "Ладно, пусть уезжают. Пусть заберут с собой тысячу коров, тысячу овец, тысячу лошадей, тысячу верблюдов, да всех белой масти, а также пусть возьмут с собой тысячу джигитов". Вот так вот Исмаил и Гюльджамал решили уехать, засобирались в путь. Проводил хан дочь и зятя, выдав им скота всех четырех видов, предоставив им тысячу джигитов. Но Исмаил все равно позабыл про Исраила. Через два-три дня, оседлал Исмаил резвого скакуна, взял второго в поводу, и приехал за Исраилом. С этого момента проехали они какое-то расстояние, и в чистом поле, в какой-то безлюдной пустыне приехали к одиноко стоящей чинаре. У корней чинары протекал маленький родник. Поэтому решили они задержаться на этом месте один-два дня, чтобы дать передышку коням и погоняемому скоту. Поставили юрту и Исмаил с Гюльджамал заснули в ней. Исраил не спал, следил за округой, как вдруг прилетели и сели на ветви чинары семь черных голубей. То были духи дракона. Тут заговорил один из них по-человечески: "Исмаил и Гюльджамал спят в этой юрте. Если коснется их голубиный клюв, отравятся они и умрут. Если кто-то услышит это и расскажет кому-нибудь, то станет камнем". Другой голубь произнес: "Пойду, отравлю их" и с шелестом слетел в юрту. Слышавший все Исраил, забежал в юрту и увидел, что клюв голубя успел прикоснуться к щеке спящей Гюльджамал. Чтобы не успел яд распространиться по ее телу, стал он высасывать яд с ее щеки. Тут проснулся Исмаил, увидел это и закричал в ярости: "Эй, почему ты целуешь мою жену?! Сначала сам отказался от нее, заставил меня взять ее, а теперь как понять твой поступок?". Хочет Исраил рассказать ему правду, так ведь превратиться в камень, хочет промолчать, а Исмаил обиделся не на шутку. Наконец не выдержал Исраил, решил рассказать, как все было. Дошел он до середины своего рассказа, окаменел до пояса, а как закончил свой рассказ — весь целиком стал камнем. Зарыдали Исмаил и Гюльджамал, а сделать ничего не могут. Решила Гюльджамал: "Подождите, оседлаю я белого тулпара, догоню этих голубей. Если сумею я поймать этих голубей, омоем Исраила их кровью, если и исцелится Исраил, то только так". Села она на белого тулпара и поскакала вдогонку за голубями. Тулпар покрыл однодневное расстояние за один час. Тут пролетел перед ним с шумом один голубь и сел на кусты жёлтой акации. Схватила его неожиданно Гюльджамал, спрятала за пазухой и вернулась обратно раньше, чем успел бы свариться плов. Немедля зарезали голубя и омыли голову Исраила, чихнул он три раза и обратно принял прежний свой облик. "Ну все, собирайтесь в путь" — сказал Исраил и, встав во главе, повел их дальше. Когда приблизились они к городу, в котором жили родители Исмаила, отправили они одного джигита гонцом к хану Бекджану, поручив ему: "Отправляйся к хану Бекджану, скажи ему, чтобы он либо сразу отказался от власти, либо пусть выходит сюда, чтобы сразиться с нами. Передай, что идут на него войной Исмаил и Исраил". Выслушал гонца Бекджан хан, пришел в ярость, собрал своих визирей и велел им: "Собирайте всех воинов, кого только сможете, начинайте битву, сровняем с землей этих загордившихся выскочек!". Свыше тысячи воинов во всеоружии прибыли на поле сражения, а там против них стоит один единственный всадник. "Кто будет воевать с нами?" — спросили его, на что одинокий всадник ответил: "Я". Воскликнул предводитель войска: "Что же мы будем воевать с одним человеком, а ну-ка свяжите его, да доставьте хану!". Понеслись джигиты на Исраила, чтобы связать его, выдернул Исраил из голенища что-то, взмахнул им — несколько сотен людей упали обезглавленными. Остальные в панике убежали в ханскую ставку хана Бекджана. Тогда хан Бекджан сошел с трона, отправил послов с просьбой: "Забирайте мой трон, только оставьте меня в живых". Вошел Исраил в ставку безо всякого сопротивления, усадил на трон Исмаила. Через несколько дней Исмаил нашел отца и мать, переселил их в ханскую ставку. Когда все устроились и немного пришли в себя, как-то, сидя, Исраил спросил Исмаила: "Успокоилась ли твоя душа после того, как нашел ты отца и мать?". Ответил Исмаил: "Да, успокоилась". Тогда сказал Исраил: "Раз так, собери все добро, все богатство на берегу реки". "Будет сделано" — сказал Исмаил и сложил все имущество, все богатство грудами на речном берегу. Исраил сказал: "Все это добыли мы с тобой, поэтому разделим все пополам", разделил все на две равные доли и спросил у Исмаила: "Нет ли у тебя недовольства?". Ответил Исмаил: "Нет". "Коли так, то веди сюда Гюльджамал, ее тоже разделим пополам". Закричал Исмаил: "Как так, если разделить ее пополам, умрет она, забери ее лучше всю целиком!". Но Исраил был непреклонен: "Нет, заберу я только половину. Выбирай, какую половину возьмешь ты: правую или левую?". Подумал Исмаил, решил: "Возьму правую". "Тогда, держи ее за правую руку" — велел Исраил, сам взял Гюльджамал за левую руку, выдернул из голенища давешний свой меч, который с одного удара рассекал сорок раз, и замахнулся им со словами: "Вот, бью!". Гюльджамал испугалась, упала без чувств. Тут все увидели, что у упавшей Гюльджамал из ноздрей выскочило черное нечто, похожее на мышь, и попыталось скрыться. Исраил догнал эту тварь, изрубил ее на части и объявил: "Вот это опасное создание и было душой дракона, а теперь Гюльджамал чиста". Обратился он затем к Исмаилу: "Обрел ты свою землю, свой народ, стал правителем, достиг всего, чего можно желать. Рассчитался я с тобой сполна за твою доброту. Я не Исраил вовсе, а та золотая рыба, которую ты отпустил на волю. Прощай, оставайся в здравии". С этими словами золотая рыба прыгнула в воду и уплыла. Только тогда понял Исмаил...
|
| | |
| Статья написана 12 ноября 2019 г. 23:07 |
Киргизская сказка на мотив K100F. Юноша отпускает рыбу. Предположительно, прежде на русский язык не переводилась. Источник: Жомокчулар жана жомоктор / Түз. Б. Сабыр уулу. – Б.: Турар, 2008. – 604 б. (Сказочники и сказки / Сост. Б. Сабыр уулу) ISBN 978-9967-421-50-9 стр. 226-228 Рассказчик: Ормонбай Кулжабай уулу, село Кара-Тектир Токтогульского района Джалал-Абадской области Киргизской Республики.
Золотая рыба В стародавние времена у богатыря Дуйшебая был единственный сын Осконбай. Дуйшебай заболел, пролежал в постели семь-восемь лет. Не осталось мулл-ходжей, к которым он не обращался, не осталось дервишей дубана и шаманов бакшы, у которых он не лечился. Когда он уже совсем отчаялся, пришел к нему домой один многознающий человек и сказал ему: — Если съешь ты золотую рыбу — вылечишься! Обратился Дуйшебай к своему сыну: — Сынок мой, Осконбай, кто кроме тебя поймает эту рыбу, ступай сам закинь удочку в Черную реку. Закинул Осконбай удочку в Черную реку, просидел семь дней. На седьмой день попалась ему на удочку золотая рыба. Прорезался у рыбы язык, говорит она Осконбаю: — Исполню я любое твое желание. — Нет, оказывается, ты лекарство от болезни моего отца, зажарю я тебя и отдам отцу. Взмолилась рыба еще пуще: — Вылечю я твоего отца, дам тебе долгих лет жизни и женю на дочери хана. Подумал Осконбай: "Стар уже отец, если суждено ему умереть, умрет. Да и обещала ты его исцелить", и подружился с золотой рыбой. Отпустил Осконбай золотую рыбу в Черную реку. Пришел домой Осконбай спустя семь дней и объявил: — Не попалась мне рыба. — Видимо, обманул меня проклятый целитель, чтобы дочери его мужей лишились! — засомневался Дуйшебай. Сказал ему, оказывается, целитель, что если семь дней сидеть у реки, то обязательно поймаешь золотую рыбу. Вот прошло столько-то дней и к Дуйшебаю снова заглянул тот человек, что посоветовал ему про золотую рыбу. — Ээ, Дуйшебай, совсем ты плох стал, — сказал он. — Сын просидел у реки семь дней, не смог поймать рыбу. А этот человек обладал, оказывается, вещим даром. Раскрыл он свою гадательную книгу, всмотрелся и говорит: — Вот что, поймал твой сын рыбу и отпустил ее. Пришел в ярость Дуйшебай: — Меня какой-то рыбе... Собрал он народ, вывел своего сына и сказал всем: — Сын мой какую-то рыбу полюбил больше меня, отпустил ее. Сказал вещий человек, что если бы съел я эту рыбу, то исцелился бы. Объявил Дуйшебай, что за этот поступок вздернет он сына на виселице. Зарыдала мать юноши, закричала: — Отдайте мне моего сына! Хотя бы одну ночь разрешите провести с ним, последний раз прижать его к себе! Отдали ей сына на одну ночь. Вот лежит Бакбу, мать Осконбая, обняв сына, и шепчет ему: — Твой отец не переменит своего решения. Я тебе соберу припасов в дорогу, а ты спи, набирайся сил. Я тебе и коня оседланного найду. Приготовила Бакбу дорожной еды и коня. Сын говорит ей: — Мама, убьет вас отец вместо меня. Жаловаться на отца мне ни к чему. — Нет, сынок, молод ты еще, живи, не сможет он убить меня, — сказала Бакбу и вывела сына на дорогу. На коня навьючила она курджун (переметная сума), в который положила сундучок, наполнив его золотом и драгоценными камнями. — Сынок, если в пути к тебе присоединиться кто-нибудь, подружись только с тем, кто придержит своего коня, пока будет мочиться твой конь, с тем, кто при встрече подъедет здороваться с левой стороны твоего коня, с тем, кто поможет оседлать твоего коня и подсадит тебя в седло, с тем, кто при нападении врага, прежде тебя замахнется на него палкой, — так наказала она сыну, покрыла его лицо поцелуями, вдохнула напоследок его запах, и, повернувшись к кибле, дав ему благословение, проводила его. Сын ее, проехав один день пути, добрался до моста через большую реку. Когда он проехал мост, встретился ему джигит примерно его лет, который подъехал поздороваться с левой стороны его коня. Оказался джигит очень вежливым юношей, в дальней дороге подружились они. — Хорошо когда есть кому довериться. Я тоже уже испытал на себе сполна все тяготы одиночества, отдалившись от отца и матери, — сказал Осконбай. — Раз так, давай вместе переносить и хорошее, и плохое, — предложил юноша и они вдвоем приехали в город одного хана. А все жители города носятся с улицы на улицы, скачут из села в село, ведут розыски и расспросы: — Потерялись два ханских тулпара. Юношу, который присоединился к Осконбаю по дороге, звали, оказывается, Акжолтой. Говорит он Осконбаю: — Этих ханских коней похитил хан города Термиз. Теперь только мы сможем украсть и вернуть обратно коней. Хан, который лишился коней, возгласил через глашатаев такую весть: — Если кто-нибудь знает где мои тулпары и сумеет вернуть их в мои руки, тому отдам я свою дочь со всем приданым! Акжолтой говорит Осконбаю: — Спрятал хан Термиза тулпаров в очень надежном место, но мы должны их найти. Засомневался Осконбай: — Сами мы скитаемся в чистом поле, если поймают нас, то что будет? Как бы не погибнуть нам? Возражает ему Акжолтой: — Нет, Бог даст, не попадемся! Пришли они к хану, говорят ему: — Если будет крепко ваше слово, найдем мы коней и обязательно доставим их вам! Хан городу Кырмуз заверил их: — Если хан говорит неправду, то потеряет свою голову. Я — хан, я не буду вам лгать! Отправились Осконбай и Акжолтой к хану города Термиз. Спрятал он коней в неприступном месте, поставил сторожа. Стали они договариваться со сторожем: — Сколько тебе платят за то, что охраняешь это место? — В месяц платят мне пять таньга. Акжолтой предложил сторожу: — Мы тебе дадим столько золота, что хватит тебе на всю жизнь. Выведи нам коней и беги вместе с нами! Дали они сторожу пятьдесят золотых. Вывели они коней, доставили их истинному владельцу. Хан города Кырмуза, как и обещал, отдал им дочь со всем приданым, вывезли они приданое, а ханскую дочь выдали за Осконбая. В один из дней Осконбай переоделся бродячим дервишем, пришел к своему больному отцу и говорит: — Отец Дуйшебай, вашу болезнь излечат молоко белой верблюдицы и яд белой змеи. Если смешать их и выпить, сразу поправитесь. Сказал это и исчез. Лежит Дуйшебай, думает: "Где уж теперь достать молоко белой верблюдицы и яд белой змеи". Между тем проходили мимо купцы с большим караваном. В этом караване у одной белой верблюдицы погиб верблюжонок. Тяготится она своим переполненным выменем, страдает, ревет. Караванщики, проезжая мимо дома Дуйшебая, сказали его жене: — Матушка, распирает у этой верблюдицы вымя, ревет она от боли, подоите ее. Бакбу, жена Дуйшебая, подоила верблюдицу и поставила чан с молоком у дверей кухни. После того как уехал караван, лежал Дуйшебай и увидел — какая-то белая змея засунула свою голову в чан с молоком. Окликнул Дуйшебай жену: — Бакбу, подай мне молока из этого чана, что-то сбывается сказанное тем молодым джигитом. Бог даст, кажется, избавлюсь я от болезни. Стал Дуйшебай пить молоко из чана, через семь дней полностью излечился. Вернулся его сын Осконбай, привез молодую жену, дочь хана города Кырмуза. Привел Акжолтой Осконбая к отцу и матери и сказал: — Нашел я тебе жену, ханскую дочь со всем добром, можешь быть благодарен мне. И отца твоего я вылечил. Благодарите меня, я та золотая рыба, которую ты поймал и отпустил. А теперь мы с тобой друзья навек. Если буду я тебе нужен, приходи к Черной реке, только позови, я буду наготове. Сказав это, улетел он в сторону киблы.
|
| | |
| Статья написана 7 ноября 2019 г. 14:48 |
Обнаружил, что одна киргизская сказка, которую я планировал перевести, оказывается, уже была в свое время переведена на русский язык и издана. В интернете этот русский перевод не найти, поэтому привожу его здесь. Источник текста: Киргизские народные сказки / сост. П. Г. Леденёв ; худож. К. Сейталиев. — Фрунзе : Мектеп, 1987. — 336 с. стр. 125-127 Пересказала сказку для детей А. Токомбаева, перевёл А. Алянчиков.
«Как жаль...» Жил-был один старик. Каждый новый день он встречал одними и теми же словами: «Как жаль...» Однажды случайный путник спросил у него: — Почему ты каждое утро говоришь эти слова: «Как жаль...»? И тогда ответил старик: — Я чувствую, что мне осталось мало жить. Что ж, позови моих детей и внуков, и я расскажу, о чём я жалею. Сделал путник всё так, как просил старик, и когда все собрались, старик поведал свою историю. Вот что он рассказал: — Ещё совсем маленьким я остался сиротой. Когда мне исполнилось двенадцать лет, начал пасти скот у бая. Шли годы. Однажды со мной случилось несчастье: на отару, которую я пас, напали волки. Много овец они порезали, и когда бай увидел это, не сдержал гнева, завернул меня в сырую кожу верблюда, перетянув её жилами, и бросил в степи. В жаркие полдни кожа так сжималась, что мои легкие и сердце становились размером с ноготь мизинца, и только поздним вечером кожа и жилы, размякнув от влажного воздуха, давали мне возможность немного передохнуть... — И ты жалеешь, что пришлось перенести такие муки? — не выдержав, спросил путник. — Нет, — ответил старик. — Я остался жив и прожил долгую жизнь, как видишь, разве стоит об этом жалеть? И он продолжил свои рассказ: — Может быть, в степи я и нашёл бы свою смерть, но на моё счастье в одну из ночей пошел сильный дождь. Он шёл долго, кожа и жилы настолько размякли, что мне удалось освободиться от них. Побрёл я куда глаза глядят, пока не наткнулся на какую-то пещеру, в которой и переночевал. Утром выхожу из пещеры и вижу красиво одетого джигита. Сам-то я был совершенно голый, поэтому поспешил снова спрятаться в пещере, но джигит заметил меня, подошел к входу, спрашивает: — Эй, человек, выходи сюда! — Я донага раздет, батыр, — отвечаю. — Если ты действительно гол, тогда подожди, я принесу тебе одежду. Он ушёл, а я стал раздумывать, оставаться ли мне здесь или уйти куда-нибудь. Но пока я раздумывал, вернулся джигит и кинул мне в пещеру одежду. Когда я оделся и вышел наружу, увидел перед собой такого красивого юношу, какого никогда в жизни не видал. А мне к тому времени уже двадцать исполнилось, юноше, по виду, только-только шестнадцать. Стал юноша меня расспрашивать, как и почему я в таком виде оказался здесь, и я рассказал ему всё без утайки. Тогда он посадил меня на своего коня позади себя и привёз к какому-то баю, приказав голосом, не терпящим возражений: — Этот джигит пробудет у вас десять дней, и пусть он ни в чём не знает отказа! Сказав это, юноша ускакал. Десять дней я питался свежим мясом и вдоволь пил кумыс, поэтому, когда в назначенный срок явился мои спаситель, я был здоров, как целый табун лошадей. — Иди за мной! — приказал джигит. Когда мы пришли в спрятанную высокими горами лощинку, я увидел двух снаряженных лошадей, а рядом с ними чем-то наполненные курджуны. Приторочив тяжёлые курджуны к седлам, мы продолжили наш путь. Вдруг юноша поворачивается ко мне и говорит: — Эй, джигит, я девушка, и, кроме отца с матерью, никто об этом не знает. Я — волостная в этих краях, но судьба определила быть с тобой. Показывай, где ты живешь, и мы поедем знакомиться с твоими сородичами. А в наших курджунах столько золота, что хватит нам до конца наших дней, да еще детям и внукам останется, если не будем лениться! О, не было предела моему изумлению! Мы некоторое время ехали молча. Я, чуть поотстав, разглядывал моего спутника, моего спасителя, и всё никак не мог определить, правда ли это девушка, или парень разыгрывает меня? А если это и в самом деле девушка, то как же она может быть волостной? Когда мы приехали к какой-то речке, я решил окончательно убедиться, что из себя представляет мой спаситель. — Мне жарко, — говорю я, — давай искупаемся в этой речке. — Здесь нельзя купаться, — последовал ответ, — неподалёку отсюда водится огромное чудище, оно может унести меня. — Чудища давно перевелись на земле, может, где-нибудь в непроходимых скалах и водятся, а здесь что им делать? — упорствовал я. — Хорошо, но купаться давай по очереди, сейчас пойду я, а ты возьми ружье и не своди с меня глаз, ни на что не отвлекайся, если появится чудище — стреляй без промедления. Помни это и не выпускай из рук ружьё! Вот теперь-то я убедился, что передо мной девушка! Она разделась и пошла к воде. Какая стать у неё, какие грациозные, будто у лани, движения! От восхищения я забыл обо всём на свете, положил у ног ружьё и направился вслед за девушкой... Но не успел я сделать и нескольких шагов, как вдруг налетело какое-то чудовище и в один миг унесло красавицу... Вот с той минуты жалость навсегда поселилась в моём сердце. Да, мне досталось много золота, я дожил до почтенного возраста, уважаемым человеком стал. Но нет такого дня, чтобы я не жалел, что не могу посидеть с ней в одной юрте, попить чаю, задушевно побеседовать. И никогда мне не понять, о чём больше всего жалею: о том, что встретился с ней, или о том, что расстались... — Как жаль! — так закончил старик свой рассказ.
|
|
|