Мы находимся в типичном трёхэтажном георгианском доме вблизи Лондона. Выбор был неслучаен. У дома поистине ужасающая история. Мы располагаем записями не менее, чем о тридцати самоубийствах внутри или около него с момента постройки. Вполне возможно, что их было больше. С 1893 года их зафиксировано восемь. Строителем и первым жильцом дома был преуспевающий городской купец, и, судя по всему, не очень достойный: обжора, любитель вина и прочих развлечений, не исключая супружеской неверности. Его жена терпела его жестокость и измены сколько могла, а затем повесилась в дамском шкафу, стоявшем в самой большой спальне на втором этаже, запустив тем самым ужасающую череду смертей.

Я использовал выражение «самоубийства внутри или около», ибо, без учёта застрелившихся и повесившихся, не менее девяти совершили очень странный поступок. Они поднялись со своих постелей ночью и бросились в реку, протекающую в глубине сада в нескольких сотнях ярдов от нас, где и утопли. Последний из них был замечен осенним утром на рассвете. Его узрели бегущим со всех ног, при этом он громко кричал, обращаясь к неким невидимым людям, бегущим рядом. Владелец дома сказал мне, что люди отказываются жить в доме, а агенты исключили его из списков сдающихся домов. Он заявил, что и сам не будет в нём жить по очень веским причинам. Причины эти, впрочем, он назвать отказался, желая, чтобы у нас был, так сказать, абсолютно непредвзятый взгляд на происходящее. И он сообщил, что если профессор вынесет неблагоприятный вердикт, то дом будет снесён и отстроен заново. Можно понять подобное желания владельца дома, получившего ярлык «Смертельной ловушки».

Что ж, для начала, думаю, достаточно. Полагаю, что убедил вас, в безусловной необходимости нашего расследования, но мы не можем гарантировать явление призраков либо иных сущностей, ибо у них есть зловредная привычка брать отгул в ночи наших изысканий.

А теперь к делу. Я сижу за прекрасным столом из атласного дерева, примерно в центре большой гостиной на первом этаже. Остальная мебель покрыта белыми защитными чехлами. Стены отделаны панелями из светлого дуба. Электрический свет в доме отключён, так что всё освещение, которое у меня есть, — это не очень мощный электрический фонарь. Я останусь здесь с микрофоном, пока профессор будет исследовать помещения в поисках чего-либо потустороннего. Микрофона у него не будет, ибо он отвлекает, а ещё у профессора, по его словам, есть привычка разговаривать самому с собой во время проведения изысканий. Он вернётся ко мне, как только обнаружит что-либо, заслуживающее внимания. Всё ясно? Что ж, тогда профессор хочет сказать вам несколько слов, прежде чем отправится на поиск привидений. Я могу сказать, что по-английски профессор говорит гораздо лучше меня. Профессор Миньон, прошу вас.

ДАМЫ И ГОСПОДА, с вами профессор Миньон. Этот дом, без сомнения, как бы это выразить, пропитан злом. Он глубоко влияет на человека. Это плохо, плохо, плохо! Он пропитан злом и источает эманации своего порочного прошлого. Его нужно снести, уверяю вас. Я не думаю, что мой друг, мистер Уэлдон, ощущает это, но он не экстрасенс, не медиум, как я. Увидим ли мы призраков, духов? Увы, я не могу этого предсказать! Но они здесь, и они злы; вот это несомненно. Я чувствую их присутствие. Возможно, они опасны. Я скоро узнаю. А теперь я отправляюсь в путь при свете электрического фонарика. Когда я вернусь, то расскажу вам, что я видел, а если и не видел, то чувствовал и, возможно, страдал душевно. Но помните, мы можем вызывать духов из необъятных глубин, но придут ли они на наш зов? Посмотрим.

ЧТО Ж, СЛУШАТЕЛИ, я уверен, что если кто-то и сможет их вызвать, так это профессор. Вы, должно быть, сочли несколько слов профессора куда как более впечатляющими, чем всё, сказанное мною. Ещё бы! Ведь это был эксперт, отвечающий за свои слова. Лично на меня, сидящего в одиночестве в большой, тихой комнате, они не произвели успокаивающего эффекта. На самом деле, профессор Миньон был не совсем прав, сказав, что я не чувствую этот дом. Я точно не нахожу это место весёлым. Уж будьте уверены! Может, я и не экстрасенс, но у меня определённо есть ощущение, что дом не хочет нашего присутствия, гневается и жаждет увидеть наши спины. Точно! Я почувствовал всё это, как только вошёл в парадную дверь. Я просто-таки продирался сквозь враждебность. Я не шучу и не пытаюсь вас развлечь.

Здесь очень тихо, уважаемые слушатели. Я осматриваю комнату. Лампа отбрасывает какие-то странные тени. На стене у двери я вижу загадочное изображение, но теперь понимаю, что это, должно быть, отражение от большой книжной этажерки. Я знаю, что это именно этажерка, ибо заглянул под чехол, когда вошёл в комнату. Это очень изящное изделие. Странно думать о том, что все вы меня слушаете. Я бы точно не возражал, если бы кто-нибудь из вас составил мне компанию. Владелец дома сказал, что мы должны услышать крыс в стенах. Что ж, теперь я слышу. Довольно здоровенные крысы, судя по звуку. Я думаю, что и вы слышите их.

Что вам рассказать ещё? Да ничего особенного, за исключением того, что в комнате объявилась летучая мышь. То есть я думаю, что это летучая мышь, а не птица. На самом деле я её не видел, только тень, когда она пролетела возле стены, а затем пронеслась рядом с моим лицом. Я мало что знаю о летучих мышах, но полагал, что зимой они впадают в спячку. Но эта, похоже, страдает бессонницей. Ага, вот опять! Она коснулась меня, пролетая совсем рядом. Теперь я слышу, как профессор ходит по комнате наверху. Думаю, и вы его услышите. Внимание!

Ага! Вы слышали! Должно быть, он опрокинул стул или что-то в таком роде — судя по звуку, стул был тяжёлый. Интересно, нашёл ли он что-нибудь. А, вот и снова летучая мышь. Кажется, я ей нравлюсь. Каждый раз, пролетая рядом, она касается моего лица крылом. Однако и вонючие твари, эти летучие мыши. Я не думаю, что они часто моются. Эта воняет какой-то тухлятиной.

Интересно, что такое уронил профессор, потому как я вижу, что на потолке образуется небольшое пятно. Возможно, ваза для цветов или что-то в этом роде. Ого! Вы слышали этот резкий треск? Наверняка! Дубовые половицы, я полагаю, скрипят, но разве столь оглушительно? Что-то пробежало по моей ноге, возможно, крыса. Я всегда терпеть не мог крыс. Как и большинство людей, конечно. Пятно на потолке довольно сильно разрослось. Полагаю, стоит подойти к двери и крикнуть профессору, дабы убедиться, что с ним всё в порядке. Полагаю, вы услышите и мой крик, и его ответ.

Профессор! Профессор!

Ну вот, он не ответил. Я думаю, он немного глуховат. Но с ним наверняка всё будет в порядке. Больше не буду его звать, ибо знаю, что ему не нравится, когда беспокоят в подобных ситуациях. Я присяду на пару минут. Боюсь, что вы заскучали, уважаемые слушатели. Профессора я не нашёл, но сейчас слышу, как он кашляет. Вы слышите этот кашель, уважаемые слушатели? Что-то вроде очень хриплого, повторяющегося кашля? Кажется, это где-то рядом... Интересно, не подкрался ли профессор и не решил немного меня разыграть, ибо, уважаемые слушатели, это место начинает действовать мне на нервы… Немного, совсем немного… Я бы не согласился остаться здесь жить, даже если бы мне приплачивали…. Брысь, скотина! Эта летучая мышь! Фу! Как она воняет.

Теперь слушайте внимательно!

ВЫ СЛЫШИТЕ КРЫС? Судя по звуку, они играют в регби. Интересно, вы их слышите? Я буду счастлив отсюда выбраться. Я уже могу себе представить, как люди самоубийствовали в этом доме. Говоря себе: в конце концов, жизнь не такая уж и ценная штука, если разобраться. Просто работай, волнуйся, старей и смотри, как умирают твои друзья. Давайте покончим со всем этим сразу в реке!

Я не очень-то весел, правда? Всё дело в этом проклятом доме. Предыдущие два места, что мы исследовали, меня ни капельки не напрягали, но это... Интересно, что делает профессор, кроме кашля. Я не могу толком расслышать этот кашель, потому что... убирайся, скотина! Эта летучая мышь меня доконает! Смерть мне! Смерть мне!

Я рад, что мне есть с кем поговорить, уважаемые слушатели, но я бы хотел, чтобы вы могли мне отвечать. Мне начинает не нравиться звук собственного голоса. Через некоторое время, если вы разговариваете в комнате сами с собой, у вас начинают появляться галлюцинации. Вы когда-нибудь замечали это? Вам вроде как кажется, что вы слышите, как кто-то говорит в ответ.

Там!

Нет, конечно, вы не могли этого слышать, потому что ничего, конечно, не было. Только в моей голове. Просто субъективно, вот подходящее слово. Вот это слово. Очень странно. Это, конечно, был мой смех. Я часто говорю «конечно». Это, конечно, так. Что ж, слушатели, боюсь, для вас это ужасно скучно. Но не для меня, только не для меня! Пока никаких призраков, если только профессору не повезёт больше.

Там! Вы, должно быть, слышали это! Что-то треснуло за стенными панелями! Да уж, уважаемые слушатели, лучше услышать такое, чем вообще ничего. Ха! Ха! Профессор! Профессор! Ого, какое эхо!

Теперь, уважаемые слушатели, я собираюсь помолчать минутку. Я полагаю, вы не будете против. Давайте проверим, что мы сможем услышать...

ВЫ ЭТО слышали? Я не понял, что это было. Не понял. Интересно, что услышали вы. Дом немного тряхнуло, окна задребезжали. Не думаю, что это повторится, пока я говорю. Любопытно, как долго можно выносить местную атмосферу? Такая тряска и с ног сбить может.

Чёрт возьми, да что с этим пятном на потолке? Оно скоро протечёт. Я вижу пузыри и они начинают падать. Цветные пузыри. Интересно, с профессором всё в порядке? Я имею в виду, что он мог застрять в дамской комнате или где-то там, а дамские шкафы в этом доме не особенно... Ну, тут уж наверняка не скажешь… Похоже тень переместилась. Нет, полагаю, что это я сдвинул фонарь. Тени образуют странные узоры, жаль, что вы их не видите. Похоже на лежащее, раскинув руки, тело. Жизнерадостная картинка, не правда ли? А вот моя тётка отравилась газом. Ну, не знаю, зачем я это сказал. В сценарий это не входило.

Профессор! Профессор!

Где этот проклятый старый пушистик с бакенбардами! Я, конечно, посоветую владельцу снести этот дом. Категорически. Да куда же он пропал? Я должен подняться наверх через пару минут и посмотреть, что случилось с профессором. А пока я расскажу вам о тётке…

Знаете, уважаемые слушатели, здесь точно можно сойти с ума, если поторчать здесь подольше. Во всяком случае, я это ощущаю, и уже довольно скоро, довольно скоро, совсем скоро… Полное безмолвие, вглядывающееся в тебя! Это изматывает. Да, точно, это изматывает. Я вполне могу понять, ну, не буду повторяться. Боюсь, что это всё ужасно скучно для вас, уважаемые слушатели. На вашем месте я бы переключился.

Давайте! Что там на других каналах? Серьёзно, переключайтесь! Ну, что я говорил; пятно начало капать капли, капать капли, капать капли, капать капли! Я пойду и поймаю одну...

Боже милостивый!

Профессор! Профессор! Профессор! А теперь поднимемся по ступенькам! Итак, какая комната нам нужна? Слева или справа? Левый, правый, левый, правый — да, налево. Я захожу внутрь.

Что ж, джентльмены, добрый вечер! Что вы сделали с профессором? Я знаю, что он мёртв. Видите его кровь на моей руке? Что вы с ним сделали? Расступитесь, пожалуйста, джентльмены. Что вы с ним сделали? Вы хотите, чтобы я спел? Тра-ля-ля.

Переключайтесь, вы, придурки!

Ну, разве это не чертовски смешно? Ха! Ха! Ха! Ха! Услышьте мой смех, уважаемые слушатели.

Переключайтесь, вы, придурки!

Но это не он лежит там. У него не было рыжей бороды! Не толпитесь вокруг меня, джентльмены! Не толкайтесь, говорю вам! Вы хотите, чтобы я сделал что? Вы хотите, чтобы я пошёл к реке, не так ли? Ха! Ха! Сейчас? Вы пойдёте со мной? Тогда давайте! К реке! К реке!

Могучий старик Стэн Сушард озадаченно нахмурился и посмотрел на молодого преступника. Ему всегда нравился Дэнни Рэдленд. Дэнни был безрассудным и весёлым. К тому же умным. И загадочным. Загадочным, как тайна лунных пустынь, давно интересующая их обоих. Ничто в мире не могло бы обрадовать старого Стэна больше, чем доказательство невиновности Дэнни. Но этого просто не было в материалах дела.

Зато там был пробитый кристаллический купол, что должен был положить начало городу внутри древнего Коперника, самого большого кратера на Луне.

Зато там был длинный ряд шестифутовых холмиков в вулканическом пепле — могил, отмеченных грубыми металлическими крестами. Могил людей, задохнувшихся в лунном безвоздушье, когда Дэнни Рэдленд намеренно подорвал купол. Своими собственными глазами старый Стэн видел, как Рэдланд убил этих людей, пробив кристаллическую стенку.

Пожилой руководитель Восстановительной лунной компании задавался вопросом, что скрывается за странным желанием Дэнни самому выкопать могилу, за необычным выбором способа казни. Смерть от положительно заряженного электрода сварщика вместо установленной порции яда внутривенно? Коварство? Архаичный романтизм? На электрическом стуле уже давно никого не казнят. Старый Стэн не стал спрашивать, время удивительных историй прошло. Да и какой мог быть тут коварный заговор? Усталый, тревожный, больной вид Дэнни вызывал только жалость. Впрочем, юноша был в здравом уме. Его спокойный тон подтверждал это.

— Договорились, Рэдланд, — хмуро сказал Сушард. — Начнёшь копать прямо сейчас. Как только закончишь, мы сделаем всё остальное.

Позади стоянки больших космических кораблей, рядом с грудой вулканической породы на дне кратера, Дэнни Рэдленд, взяв кирку и лопату, начал и лопатой рыть могилу. Он был одет в старомодный освинцованный скафандр. За ним мрачно следила вооружённая охрана из шести человек.

Рэдленд и близко не был столь хладнокровным или беззаботным, каким казался. Только он один знал, что произошло на самом деле! Да, всё верно, он подорвал купол. Но на то была веская причина! Да, он убил. Должен был убить, потому что они уже были обречены на смерть чем-то пугающим и зыбким, как был обречён и он — помимо вынесенного смертного приговора! Пока они были живы, то угрожали всей команде. Их необходимо было похоронить в лунной пыли, и чем глубже, тем лучше!

А ТЕПЕРЬ Рэдланд намеревался доказать это ценой своей жизни! Он всё равно был практически мёртв, даже без трибунала.

Потому что он испытывал странную боль, ощущал взрывы огненных шаров в голове, чувствовал холод в крови. Да, он точно знал, что с ним происходит, но Стэну Сушарду и остальным было недостаточно слов. Эти канюки могли верить только собственным глазам!

А заразились Дэнни и убитые им люди отнюдь не какими-то местными микробами. Никакие твари не смогли бы выжить под воздействием ультрафиолетовых лучей Солнца, падающих на лунную поверхность, полностью лишённую атмосферы. Это была совсем другая жизнь — электрическая, примитивная, дикая, бессмысленная и беспощадная. Будучи просто сгустком чистой, почти невидимой энергии, она и питалась только энергией — лучевой, электрической, а при случае — жизненной, человека или любого другого живого существа.

В своё время Дэнни Рэдленд много путешествовал по поверхности Луны. Вероятно, он был ныне единственным человеком, видевшим энергетических паразитов в действии, от начала до конца.

Жертвой стал его приятель Арт Дэнтри. Спустя сто часов после заражения всё было кончено. Арт превратился в иссохший, холодный труп. А ещё Дэнни Рэдленд подумал о руинах, разбросанных по Луне. Древние селениты, вырезавшие гротескные изображения и барельефы в подземных храмах и жилищах, возможно, вымерли не только потому, что их мир состарился и стал непригодным для жизни. Возможно, эта электрическая жизнь, просочившаяся сквозь прореху в свинцовой подкладке скафандра Арта Дэнтри, добралась и до них тоже!

Таким размышлениям предавался Дэнни в течение полугода, пока не вернулся на Луну с командой Сушарда. А когда увидел необычное лавандовое свечение вокруг нарушенной изоляции генератора под куполом, то пришёл в ужас. Лунный паразитизм был в действии — поглощал тепло, электроэнергию, всё, что угодно, дабы поддерживать свою омерзительную жизненную силу!

Люди, работавшие под куполом, жаловались на болезненное состояние. Во время вылазок за пределы лагеря все были одеты не в старомодную свинцовую броню, а в новые алюминиевые костюмы, обшитые изолирующей подкладкой, предположительно более эффективной для защиты от опасных космических лучей.

Но с этой новой защитой что-то было не так. Рэдланд убил этих людей не из сострадания. Он убил их, потому что так было необходимо. А потом обнаружил, что болезнь проникла и в его собственное тело — возможно, пока он стоял рядом с тем генератором!

Могила, которую он копал для себя, была необычной формы. В затвердевшем вулканическом пепле он сделал что-то вроде усечённого конуса — узкое отверстие вверху и широкое дно. Он хотел защитить своих палачей от того, что, по его мнению, должно было произойти, и поэтому был осторожен.

Рэдланд спешил, как мог. С момента инфицирования прошло уже больше двадцати часов. Он спрашивал себя, был ли заражён ещё кто-нибудь из его товарищей. Он не был уверен, но, по крайней мере, рассчитывал показать им, что вообще происходит.

Для начала он проверил себя положительно заряженным пробковым шариком. Шарик с силой притянулся к пальцам. И тогда к нему пришла спасительная идея. Итак, с могилой было покончено и Рэдланд послал одного из угрюмых охранников за Стэном Сушардом и Клайвом Хармоном, собиравшимся выступить в роли палача.

Дэнни Рэдленд не вылезал из ямы. Он просто передал старому Стэну запечатанный конверт.

— Прочтите это после моей казни, начальник, — тихо объяснил он через коммуникатор. — Особенно, если что-то пойдёт не так или будет выглядеть забавно. Хармон должен убить меня, пока я стою здесь, внизу...

Больше ничего не было сказано. Рэдланд видел круг лиц, смотрящих на него сверху вниз. Лиц, на которых читались презрение, ненависть и жалость к массовому убийце. Внезапно он со смутной надеждой задался вопросом, принесёт ли его мученичество хоть какую-нибудь пользу. Почти с любопытством он наблюдал, как Хармон направил похожий на бочонок сварочный электрод вниз, к его голове. Щёлкнул выключатель и Дэнни Рэдленд потерял всякое ощущение бытия.

НО для наблюдавших всё выглядело весьма странно. Вначале привычное резкое шипение электросварки. Затем из могильной ямы вырвался мощный поток энергии. Электрические разряды пронзили пространство. Почувствовав покалывание в мышцах, мужчины отступили назад. Когда всё снова стихло, они заглянули внутрь.

Чудесным образом тело и скафандр Дэнни Рэдленда не превратились, как ожидалось, в пепел и расплавленный металл. Он просто лежал, скрючившись, на дне ямы, и на нём не было видимых повреждений. Судя по всему, он не был мёртв — просто без сознания! И ведь он подвергся воздействию страшной разрушительной силы. Это было абсолютно невозможно!

Пока двое помощников поднимали тело из ямы, Сушард вскрыл конверт с запиской Дэнни. Люди столпились, заглядывая старому учёному через плечо.

Понравилось увиденное, начальник? Зараза, или как там её ещё назвать, поразившая меня и тех парней в куполе, несёт в себе, насколько я могу судить, отрицательный заряд потрясающей мощности. Электрический, по крайней мере, в одном из его проявлений. Я проверил себя с помощью положительно заряженного пробкового шарика на верёвочке. Пробковый шарик с силой притягивался к кончикам моих пальцев, показывая, что я несу отрицательный заряд. Поскольку сварочный аппарат выдаёт мощный положительный заряд, вы должны были увидеть весьма эффектную нейтрализацию.

Да, оно живёт, начальник. И чертовски опасно при этом. Может быть, теперь вы разберётесь с ним. Лучше использовать сварку и на телах погибших. Безопаснее для всех. И выбросьте эти новые алюминиевые скафандры. Они вообще не защищают от этой дряни. Но вот свинец каким-то образом спасает...

Мохнатые брови старого Стэна Сушарда дрогнули, когда он, в страхе и благоговении, начал понимать.

— Нечисть с отрицательной электрической энергией! Должно быть, положительная энергия сварочного аппарата смогла её нейтрализовать! — пробормотал он, заикаясь. — Вот потому Дэнни и не был уничтожен взрывом!

Ещё через пару минут мужчины раскапывали ряд могил в сотне ярдов от места казни. Каждое тело, захороненное двадцать часов назад, было извлечено, всё ещё в скафандре, служившем гробом. К каждому из тел был подключён сварочный агрегат, использованный для казни Дэнни Рэдленда. Били электрические разряды, свидетельствующие о смерти чего-то невидимого — но сами тела остались совершенно неповреждёнными!

Тем временем Дэнни Рэдленд пришёл в себя. Его мышцы и нервы сильно болели, как будто из них выжгли нечто смертоносное, но постоянная головная боль, вызванная ужасными лунными паразитами, прошла — лунная зараза была нейтрализована положительным разрядом и захлебнулась от передозировки служившей пищей энергией.

Старый Стэн бежал к Рэдлэнду от раскопанных могил.

— Они оживают, Дэнни! — взволнованно кричал он. — Все те люди, погибшие в куполе, когда ты выпустил воздух!

Юный Рэдланд с трудом поднялся на колени. Настал и ему черёд удивляться. Но немного подумав, он понял, что всё было логично.

— Точно, начальник, — сказал он взъерошенному старику. — Это, ну, должно быть чем-то вроде каталепсии. Парни были просто задохнулись — без повреждений. Скафандры защитили их от воздействия лунной среды. А паразитизм был электрическим. Должно быть, это поддерживало в людях маленькую искру жизни, превратив смерть в анабиоз. Должно быть, это также предотвратило любое разложение тканей — даже малейшее. В конце концов, наша собственная жизнь тоже отчасти электрическая. В любом случае, я чертовски рад, начальник, что всё обернулось к лучшему...

Стэн Сушард помог своему молодому товарищу подняться на ноги. Это выглядела как извинение. Они посмотрели на угрюмую стену Коперника вокруг них, задумчиво греющуюся на солнце. Теперь они оба лучше понимали Луну — её древнюю, загадочную историю, её тревоги и её будущее, что строилось ими. Богатые разработки минералов и город...

Но больше всего они, этот безрассудный юноша и этот мрачный старый учёный, радовались, что теперь понимали и ценили друг друга гораздо лучше.

Пройдя по длинному коридору в личную лабораторию в задней части пятикомнатного офиса, он заставил себя успокоиться. Оставалось всего тридцать минут, чтобы успеть подготовить для мести всё!

— Тридцать минут, — лихорадочно прошептал он. — И они покажутся подлиннее пятнадцати лет ненависти к нему. Каждое мгновение я думал только о мести. Я вежливо здоровался, болтал о пустяках, пока смотрел ему в рот, улыбался, желая помучить в кресле. Но через тридцать минут он будет здесь, с опухшей и ноющей десной — уж я постарался — и будет умолять немедленно пломбировать этот зуб. И я обязательно сделаю это! И месть моя свершится!

Доктор Хадсон осторожно опустил шторы и включил единственную красную лампочку. Двадцать ватт мощности — сильно ниже опасного рубежа, не страшно. А вот тяжёлые чёрные шторы он проверил ещё раз — солнечный свет просочится не должен.

Хадсон надел на средний палец правой руки кольцо. Металл был жёлтый, похожий на золото, но на самом деле ценность этого сплава превосходила стоимость золота на порядки. Ещё бы, оружие тотального уничтожения всегда стоит дорого.

— И я получу любую запрошенную цену! — зло пробормотал он. — Как только Картера похоронят, а уж связать его смерть со мной никому не удастся, я обращусь к военному ведомству любой страны, чей бюджет сможет потянуть мою цену. И мне всё равно, что это будет за страна, главное, чтоб деньги были настоящие и их было достаточно.

ОН ПОКИНУЛ освещённую красным лабораторию и вошёл в следующую комнату по коридору. Также тщательно опустил шторы.

Затем вернулся к двери и встал на пороге. В дальнем правом углу стояли большой генератор и подключённая к нему коротковолновая машина.

Он запомнил положение машины, плотно закрыл глаза и направился прямо к ней. Когда пальцы ухватились за диск автоматического выключателя, он открыл глаза.

— Ни малейшего шанса промазать, — ухмыльнулся доктор. — Если он не выключится вовремя, я с могу найти его и выключить.

Одним сильным рывком он повернул диск до последней отметки. Затем быстро выключил свет и вернулся в кроваво-красную лабораторию. Встал, дрожа, в центре комнаты, лицом к двери.

— Четыре минуты на разогрев, — лихорадочно прошептал он, взглянув на часы. — И ещё двадцать минут до моей мести! Ровно двадцать, а не девятнадцать или двадцать одна. Этот самодовольный подонок никогда в жизни не опаздывал. Приём назначен на девять, и даже боль, которую, уж я постарался, он испытывает, не заставит прийти раньше или позже. И я тоже буду вовремя!

Глаза Хадсона заблестели от предвкушения, когда тонкая завеса темноты начала затуманивать зрение. С каждой секундой кружась всё быстрее с каждой секундой, завеса превратилась в рваную пелену, сквозь которую смутно просачивался красный свет.

Затем прорехи в пелене тьмы быстро закрылись, и чернота окутала всё совершенно непрозрачным одеянием.

Он прошептал несколько слов. Ни единый звук не достиг ушей. Он крикнул во всю мощь лёгких, но ничего не услышал. Абсолютность окружавшей тьмы пугала, пусть он и был её создателем.

Он с трудом сохранял спокойствие.

«Абсолютная чернота!» — торжествующе подумал Хадсон. — «Свершилось! Никто из учёных не смог её получить, а я смог! Они считали её просто теоретическим допущением, подобно эфиру или корню из минус единицы, но я создал её. Чернота, поглощающая все излучения и большинство форм энергии, но при этом вообще ничего не излучающая и не преломляющая! Боже, как ужасно — не видеть абсолютно ничего, кроме ещё большей черноты, невиданной даже слепыми, слышать меньше, чем слышат глухие! Это всё равно что быть заживо похороненным в могиле с идеальной звукоизоляцией».

Дантист повернулся в темноте и подошёл к красной лампочке. Нащупал выключатель и погасил свет. Его покров абсолютной черноты так тщательно поглощал каждую частичку излучения, что даже тусклый красный свет мог быть опасен. Он начал чувствовать тепло, и, возможно, причиной тому была лампочка мощностью всего в двадцать ватт.

«Это ужасно!» — подумал он, наслаждаясь чувством ужаса. — «Я-то думал, что могу представить полное отсутствие света и звука. Но никто этого не сможет, не прочувствовав на себе. А он сойдёт с ума. Даже я сошёл бы с ума после нескольких часов такого! Он будет дрожать в облаке абсолютной черноты, пока паника не выгонит его на солнечный свет. Чернота поглотит солнечное излучение — и он будет готов! Месть свершится, но этот дурак не узнает, кто и почему сделал это...

Пятнадцать лет он стоял у меня на пути. Он женился на женщине, а мне не хватило смелости сделать ей предложение. Если бы не он, то я был в колледже лучшим и в спорте, и в учёбе.

Он основал компанию и позвал меня в партнёры. Но прибыли не было, и я продал свою долю за гроши. Не было прибыли! Должно быть, он намеренно отклонял заказы — иначе как компания, стоявшая на пороге банкротства, стала через два года крупнейшей в своей области?

Я заставлю его заплатить за всё. У меня осталась только моя стоматология, а у него красавица жена, дом в городе и два загородных поместья, охотничий домик, яхта и шесть автомобилей... Он заплатит за предательство! Я вставлю пломбу в больной зуб, но она будет из того же сплава, что и кольцо, служащее приёмной антенной для моей машины абсолютной черноты!»

ХАДСОН стиснул зубы, вглядываясь в стену кромешной тьмы. Пришёл момент истины. Доктор вёл счёт минутам и знал, что осталось не более нескольких секунд. Двадцать минут почти истекли. Достаточно времени, чтобы пройти по коридору среди тающей тьмы и поприветствовать Картера.

Он сделал семь шагов, зацепив левой ногой порог лаборатории, ступил в коридор. Медленно направился к офису, считая каждый шаг. Через восемнадцать шагов, ровно в девять, он окажется в офисе, как раз в тот момент, когда войдёт Картер. К тому времени мантия абсолютная чёрная мантия превратится в рваный саван, и завеса тьмы растает на свету. Он нащупал порог кабинета, переступил его. Автоматический выключатель не должен подвести. Он был самым лучшим и дорогим на рынке, и это гарантировало...

ВПЕРВЫЕ в жизни Картер пришёл на встречу на две минуты раньше. Он рассчитал время почти так же точно, как и всегда, но боль в распухшей десне подгоняла последние три квартала.

Держась за ноющую щёку, он вошёл в кабинет Хадсона. Нервно огляделся в поисках чего-нибудь, что могло облегчить боль, пока не появится дантист. Увидев огромный аппарат для диатермии[1], он почувствовал облегчение.

Хадсон часто использовал на нём этот агрегат, и Картер прекрасно помнил, как его запустить.

Он подсоединил аппарат к покрытой резиной металлической подушке, сел на катодный стул и поднёс анодную пластину к ноющей челюсти.

Протянув руку, нажал кнопку включения, услышал, как гул генератора перешёл в вой, почувствовал чудесное тепло на своей щеке.

Когда мгновение спустя Картер поднял глаза, то в изумлении вскочил на ноги. Самая насыщенная чернота, когда-либо им виденная, клубилась в дверном проёме, быстро тая на глазах.

На него уставилось белое, искажённое болью лицо. Через мгновение оно стало огненно-красным, затем на нём вспухли и лопнули огромные волдыри, а через несколько секунд лицо почернело и рассыпалось.

Картер прыгнул вперёд, чтобы подхватить падающее тело, но было слишком поздно. Он упал на колени рядом с неподвижным обуглившимся телом и почувствовал, как скрутился узлом желудок.

— Хадсон! — простонал Картер. — Мой лучший друг сгорел заживо!

ДОКТОР ХАДСОН оценил бы промежуток времени секунды в четыре. Пелена абсолютной черноты, притянутая кольцом-антенной, поглотила интенсивное излучение электрического обогревателя и аппарата для диатермии. Что ж, месть свершилась, ибо больше Хадсону не требовалось терпеть существование своего врага...

[1] Диатерми́я — метод электротерапии; глубокое прогревание тканей токами ВЧ (обычно 1,65 МГц) большой силы, получаемыми от специального аппарата.

Следующие камни полетели точнее. Они ударяли по плечам, бронежилету, автомату… Натан покачнулся, взмахнул руками, теряя равновесие и тут уже совсем удачно подвернулась нога. Противный хруст ударившегося об обломок бетонного ограждения бедра, казалось, заглушил яростную вспышку боли.

– Херэм! – прошипел Галис сквозь зубы. – Только бы не потерять сознание. Только бы…

Раздавшийся невдалеке взрыв, сопровождаемый автоматными очередями, отвлёк внимание нападавших. Впрочем, не всех. По дороге к Натану бежал невысокий ливанец в покрытой пылью, местами порванной одежде. Натан успел отметить залысины и испачканные грязью очки мужчины.

«Автомат! Ему нужен автомат» – мелькнула мысль. Автомат, выпущенный из рук Галисом, валялся всего в паре метров, но добраться до него со сломанной ногой было почти нереально.

«Утрата военнослужащим личного оружия…» – всплыли в голове строчки устава и Натан потянул из кобуры пистолет.

Халил стряхнул с головы кирпичную крошку. Очередь крупнокалиберного пулемёта прошла высоко над головой, но осколков кирпича посыпалось вниз изрядно. Так, теперь надо быстро перебежать до следующего дома, как раз недалеко от дороги. Вжав голову в плечи, Фахури рванул вперёд.

Дорога вплотную подходила к холму, на котором Фахури видел скачущие человеческие фигуры, постепенно скрываемые наползающим с востока дымом. А внизу… Внизу был израильский солдат, видимо отставший от своих. Вот он внезапно взмахнул руками и упал. Его громкий вскрик заставил врача взглянуть ещё раз. Точно ведь, упал. И, видимо, сломал ногу. Да как плохо упал-то! Бедро, да… Ах, шайтан-шайтан, как бы не эмболия. Надо срочно помочь парню, с таким переломом может долго не протянуть. Но может так ему и надо?

Врач внутри пересилил, и Фахури побежал к лежащему солдату.

Натан приподнялся и сел. Удерживая пистолет двумя руками, прицелился в подбежавшего мужчину.

– Дамам! – крикнул он, – Яра!

Ливанец рухнул на колени и потянулся к разорванной рубашке над правым карманом.

– Ана тбиб! – выдохнул Халил и потянулся к эмблеме Красного Креста, которую он, как врач христианского вероисповедания, носил на груди справа.

Но… нашивка оказалась сорванной.

«Это я там, когда сквозь дыру в стене протискивался» – запоздало подумал Халил. Впрочем, уже не важно, как и где. Израильский солдат смотрел на него поверх пистолетного ствола и взгляд его, уже мутнеющий, был очень и очень нехорошим.

– Макану! – с отчаянием в голосе выдохнул Фахури, понимая, что нет. Не будет ждать солдат. Для него он просто чужой, просто враг, просто опасность, подлежащая устранению…

И внезапно, сам не понимая, зачем, Халил расстегнул левый нагрудный карман. Достал большой значок и протянул его сидящему израильтянину.

– Хбарун гамаиля таалаб! – воскликнул доктор Халил Фахури, войдя в палату.

– Ой, а что сказал дядя доктор? – спросила высокая худая девочка, сидящая на койке у окна.

– Доктор назвал тебя красивой лисичкой! – торопливо перевела санитарка Фадиля. Раньше она работала в советском торгпредстве и до сих пор неплохо говорила по-русски.

– Конечно, я – лисичка! – засмеялась девочка. И правда – вытянутые уголки глаз делали её похожей на лисицу. Жизнерадостную, улыбающуюся лисицу.

Младшая дочь русских специалистов попала в бейрутскую больницу почти случайно – требовалось срочное лечение, посольскую лечебницу закрыли ввиду какого-то карантина, а местная оснащена была неплохо, да и врачи почти все отучились в Европе. Но вот по-русски говорила только Фадиля, и выздоравливающая девочка отчаянно скучала.

Нельзя сказать, что доктор подружился со своей пациенткой, но каждый утренний осмотр он начинал именно с её палаты, с красивой маленькой лисички.

– Кив иаиш, у таалаб? – спрашивал он, подходя к койке.

– Хорошо, дядя врач, хорошо, – улыбалась в ответ девочка.

А при выписке торжественно вручила ему большой значок.

– Вот тебе, дядя врач, наша русская лисичка. Пусть она охраняет тебя всегда.

И поцеловала Халила в свежевыбритую щёку.

Ничего не понимая, Натан смотрел на зажатый в руке мужчины большой значок с улыбающейся лисой и крупными красно-зелёными русскими буквами: «Л-И-С-А».

– Ли-са, – громко и удивлённо прочитал вслух Галис.

– Ли-са, – так же громко подтвердил ливанец и вдруг улыбнулся. – Энта Ру’си?

– Русский? Да, я – русский, – и Антон Галис опустил пистолет и тоже улыбнулся. – Русский…

А лиса… А что лиса? Она просто улыбалась двум спасённым сегодня людям…

Увидено во сне 23.08.2022 в 5 часов ночи.

Записано 24.08.2022 в 5 часов дня.