Данная рубрика — это не лента всех-всех-всех рецензий, опубликованных на Фантлабе. Мы отбираем только лучшие из рецензий для публикации здесь. Если вы хотите писать в данную рубрику, обратитесь к модераторам.
Помните, что Ваш критический текст должен соответствовать минимальным требованиям данной рубрики:
рецензия должна быть на профильное (фантастическое) произведение,
объём не менее 2000 символов без пробелов,
в тексте должен быть анализ, а не только пересказ сюжета и личное мнение нравится/не нравится (это должна быть рецензия, а не отзыв),
рецензия должна быть грамотно написана хорошим русским языком,
при оформлении рецензии обязательно должна быть обложка издания и ссылка на нашу базу (можно по клику на обложке)
Классическая рецензия включает следующие важные пункты:
1) Краткие библиографические сведения о книге;
2) Смысл названия книги;
3) Краткая информация о содержании и о сюжете;
4) Критическая оценка произведения по филологическим параметрам, таким как: особенности сюжета и композиции; индивидуальный язык и стиль писателя, др.;
5) Основной посыл рецензии (оценка книги по внефилологическим, общественно значимым параметрам, к примеру — актуальность, достоверность, историчность и т. д.; увязывание частных проблем с общекультурными);
6) Определение места рецензируемого произведения в общем литературном ряду (в ближайшей жанровой подгруппе, и т. д.).
Три кита, на которых стоит рецензия: о чем, как, для кого. Она информирует, она оценивает, она вводит отдельный текст в контекст общества в целом.
Модераторы рубрики оставляют за собой право отказать в появлении в рубрике той или иной рецензии с объяснением причин отказа.
Божественный Город? Нет! Алхимический!, или Преступная троица, изменившая историю
Трое воров, которым глава Братства поручил ограбить Башню Закона в славном городе Гвердон, не имели ни малейшего представления о том, что их действия лишь маленькое звено в цепи событий, перевернувших судьбы многих живых существ.
Но что они знали точно — никому из троицы нет ни малейшей охоты быть пешками в игре магов и божеств. Но разве у них есть выбор?
А что, если все-таки есть?
Вряд ли я обратил бы внимание на очередное фентези про воров, если бы не отзывы, хвалящие интересный мир «Молитвы».
Локация романа, таки да, вышла на уровне. Поначалу Гвердон вызывает определенные ассоциации с трилогией Беннета и Нью-Кробюзоном, но со временем Ханрахану удается чуток выбраться из тени великих.
Город, удерживающий нейтралитет посреди разрушительных божественных войн, бурлящих в остальном мире. Ставший поставщиком оружия и прочих военных «приблуд» для всех воюющих сторон.
Город, который населяют не только обычные люди, но и кое-кто еще.
— «Упыри» — существа, произошедшие от людей, но давно ставшие чем-то иным. Живущие во тьме подземелий, отлично видящие в такой черноте, где хоть глаз выколи. Питающиеся подношениями в виде мертвецов, с трудом воспринимающие «верхнюю» еду. Не знающие семей. Со временем (те, кто доживают) становятся Старейшинами – вовсе уж невообразимыми и могущественными огромными тварями, которые «на ты» с магией.
-Каменные люди – гомо сапиенсы, пораженные то ли хворью, то ли проклятием, ставшим настоящим бичом Гвердона. Заражение происходит через прикосновение, и есть лишь одно средство, способное при постоянном употреблении снизить риск заражения, а заболевшим дать возможность протянуть еще годик другой. Не в самых комфортных условиях – ведь тела больных постепенно, но уверенно превращаются в камень. Покой и смерть для каменных людей одно и то же. Только двигаясь, они могут не давать частям тела застыть. А со временем и движение не помогает. Есть в таком положении и слабенькие «плюшки» – КЛ становятся невероятно сильны, и пробить их кожу обычным оружием сложновато. Правда, профи способны отыскать слабое место даже в такой, казалось, мощной броне.
-Ползущие – коллективный разум, червячный рой, собирающийся в антропоморфные фигуры, способные к речи, магии, любопытству, поеданию воспоминаний и прочему взаимодействию с человеками. Наверху ведут себя достаточно безобидно. Зато в подземельях… тут абсолютно другая картина.
Город, чьей главенствующей гильдией, определяющей его лицо, богатство и содержание является гильдия алхимиков. Alchimia здесь (в отличие от того же Адепта) практически не описана. Чего-то там пацаны себе выплавляют, собирают и производят (за исключением разве что некоторых неаппетитных деталей работы с человеческим материалом).
Зато плодов их нелегкой работы автор подгонит читателю с лихвой.
Сальники – существа, производимые из расплавляемых и пересобираемых людей. Заливаемых потом в форму с единственной стержневой деталью – фитилем. Пока он горит – сальник живет. Они на порядок превосходят обычных людей скоростью, силой и выживаемостью. А вот мыслительные процессы таких товарищей достаточно примитивны.
Но они кажутся гениями мысли и отцами русской демократии на фоне тех же Бакланьих бошек – тупых громил, шикарных вышибал и убийц. Не говоря уже о модифицированных конеподобных тягловых животных рэптекинах.
Занимается эта гильдия не только экспериментами с живыми существами. На их счету такие немаловажные вещи, как алхимические двигатели, пушки, ружья и даже алхимическое оружие массового поражения (!).
Но алхимики не единственная значимая сила этого Города.
Перед нами далеко не раннее Средневековье, ведь Гвердон может похвастать большим университетским кварталом, и Парламентом – еще одним местным центром власти.
Без религии также не обошлось. Церковь Хранителей, несколько утратившая влияние за последние десятилетия, но все равно имеющая самых натуральных святых паладинов — воителей способных заставить дрожать самых жутких тварей.
Впрочем, в мире, где божества это данность – причем регулярно устраивающая долгие разрушительные разборки между собой, святые воины аж никак не редкость. По структуре и взаимодействию с паствой здешние вседержители активно перекликаются со своими собратьями из «Божественных городов». Концепция, похоже, имеющая близкие отношения с реальностью.
Ну и как не упомянуть Воровское братство – вполне уважаемую и сильную контору. Без организованной преступности ни один мир (даже фентезийный) не обойдется. Тем более, когда многие герои являются представителями славной воровской профессии.
Начинается роман вяловато-сумбурно, долгое время непонятно, на чем вообще будет строится сюжет, но затем «Молитва» постепенно набирает темп, затягивает читателя в свой мир.
Накручивается пружина интриги, зашкаливает динамика, повышаются ставки, в дело вмешиваются могущественные силы. Над городом нависает тень местной божественной войны, а затем вмешательства чужих богов. Вскрываются роковые тайны прошлого, до сих пор, как и полагается, активно влияющих на настоящее, вплетаются элементы детектива. Не пожалеет автор неожиданных поворотов, самопожертвования, пронзительных моментов, верной дружбы, предательства и смертей.
Герои с одной стороны любопытны, с другой – чего-то им не хватает.
Гарет ввел в протагонисты представителей разных срезов общества Гвердона.
Крыс, к примеру, самый натуральный упырь, со всеми особенностями присущими этому племени. Самый слабо проработанный перс из основной троицы (вплоть до финальной части).
Шпат – сын экс-главы Братства, погибшего под пытками, но не выдавшего страже воровских секретов. Оставим за кадром слабую вероятность такого развития событий, благо именно «героическая» гибель отца стала для Шпата личностнообразующим фактором. Парень — откровенный идеалист, мечтающий о создании из Братства общины Робин Гудов, защищающих бедняков. Решивший сражаться за главенство среди бандюков. Понятно, что нынешний предводитель Братства – реалист, и аж никак не разделяет идей оппонента. А еще Шпат болен Каменной хворью в поздней стадии. Что добавляет в блюдо остроты.
Кариллон – пожалуй, основная из протагонистов. Девушка, уроженка Гвердона, изрядно поколесившая по свету. Принадлежащая к знаковой для города фамилии. Утопающая в нежданных видениях. Ставшая одной из ключевых фигур в череде событий, сотрясающих Гвердон. Одни из самых интересных страниц книги – описывающие новые (старые?) способности Кари, ее попытки остаться самой собой.
Примыкает к троице ловец воров Джери, невольно ставший активным участником событий.
Ну и за Святую Алину с ее специфической манерой речи отдельное спасибо. Распотешила.
Некоторые из героев не доживут до финала, впрочем, до беспощадного к персам Мартина Ханрахану далеко.
Жаль все-таки автор не решился предпринять напрашивающийся ход – сделать Железных богов белыми и пушистыми парнями, загнобленными злыми пришельцами. Тогда б история заиграла новыми красками.
Эрго. Недурное темное авантюрное фентези с интересным миром и вялым началом. Впрочем, стоит с ним справиться, и дело пойдет веселее.
К 20-летию выхода в свет романа известного писателя Николая Романецкого «Везунчик» коллекционным тиражом выпущено его второе издание. Как сообщает автор — «переработанное (поскольку изменились петербургские реалии) и дополненное (добавлена ранее не издававшаяся на бумаге книга "Дельфин в стеарине", она же "Везунчик-2")».
А вот так выглядит первое издание романа "Везунчик" (Эксмо, 2001).
Ниже – сокращённый вариант рецензии, написанной мною на первое издание «Везунчика» два десятка лет назад…
"На первой странице романа «Везунчик» помещено трогательное посвящение, сделанное Николаем Романецким одновременно целой группе известнейших писателей-детективщиков, придумавших плеяду знаменитых сыщиков: от Шерлока Холмса до Филипа Марлоу. При таком уважении автора к классическому детективу неудивительно, что одного из этих сыщиков, а именно — Арчи Гудвина (постоянного помощника тяжеловеса-гурмана Ниро Вульфа из книг Рекса Стаута), он сделал своим героем. Арчи получает от очередного клиента задание расследовать странное исчезновение владельца частной гинекологической клиники. Дело вырисовывается довольно запутанное, к тому же у сыщика начинаются странные приступы deja vu. В конце концов бедолага узнаёт, что он вовсе не Арчи, а некий субъект, на сознание которого с помощью гипнообработки наложена эгограмма Гудвина, синтезированная по произведениям Стаута. Проблема обретения собственной личности и самоидентификации будет мучить главного героя на протяжении всего романа…
Кстати, действие романа происходит отнюдь не в «городе Жёлтого дьявола», а у нас в России, в Петербурге — то ли в недалёком будущем, то ли в слегка параллельной реальности, очень похожей на нашу. На период следствия Арчи, находящийся в России якобы в служебной командировке, залегендирован как Максим Метальников, бывший спецназовец, ныне — частный детектив. Помогает ему сексапильная блондинка Инга, к месту и не к месту употребляющая экзотическую присказку «конь в малине». Периодически появляются на пути героя и другие женщины. Никаких комплексов по отношению к прекрасному полу Максим, как и положено детективу-супермену, не испытывает, поэтому без зазрения совести «распинает» дам на «пушистых коврах» спален и прихожих, а покорённые красотки в отместку совершенно бескорыстно выручают его в трудные минуты. Вот только с зеленоглазой ведьмой-медсестрой по имени Альбина, безжалостно «снимающей» с новорожденных младенцев «счастливые рубашки», у сыщика б-о-о-ольшие проблемы…
Сам автор называет направление, в котором работает — «sin's fiction» («литература первородного греха»). Неспроста в его произведениях самое пристальное внимание уделяется интимным отношениям мужчины и женщины, драме их характеров, гендерному контексту. Яркий пример такой вещи: необычнейшая дилогия Романецкого «У мёртвых кудесников длинные руки», на редкость удачно сочетающая в себе элементы НФ и исторической фэнтези. В случае же с романом «Везунчик», мы имеем дело с детективом, причём детективом фантастическим. Автор широко использует возможности, предоставляемые этим синтетическим жанром. Погони, похищения, перестрелки, запутывание следов; на фоне этого — напряжённый поиск истины, затруднённый происками коварной ведьмы. О многом говорит перечень колоритных персонажей романа: продажный гипнотизёр из института прикладной психокинетики, соблазнительная жена космонавта, репортёр, гоняющийся за сенсацией, супер-хакер Щелкунчик… В тексте есть и специальные маячки для прожжённых любителей фантастики, например – упоминание о леске в Тарховке, где стоит семигранный болт-памятник творчеству братьев Стругацких."
Автограф Николая Романцкого на издании 2001 года.
Новогодний автограф Николая Романецкого (публикуется впервые) — очень удачно ложится в атмосферу нынешних предновогодних дней))
Приобрести роман «Везунчик» можно в магазине «Ленкниготорг»:
Доктор Кац попросил меня написать рецензию на первое издание монографии. Я был вынужден согласиться с ним в том, что его книга и в самом деле представляет немалый интерес для читателей.
Книга уже успела получить хорошую прессу. Дискурс типа "фантастика как симуляция реальности" автоматически помещает автора в соответствующую обойму, а книга попадает в соответствующий концептуальный перечень. Разумеется, это престижно. Но схематичное прочтение ограничивает диапазон возможных истолкований — и читающий может совсем упустить из вида главную цель книги, итоговый смысл авторских усилий.
Первая реакция на книгу была сколь бурной, столь же поверхностной и односторонней.
А.Метелкина в "Сегодня" увидела главную заслугу Каца в "угадывании" темы Луны. Луна, будучи включена в систему повседневной идеологии, играет в ней роль абсолютной цели, отнесенной в абсолютное будущее. Она является центральным означаемым — помещенным за пределы политических текстов в пространственной и временной недостижимости (380 тыс.км.) Своим существованием она оправдывает функционирование этих текстов и амбиции их создателей. Кац, по мнению Метелкиной, недвусмысленно указывает на то, что именно недостижимость Луны являлась залогом политической и культурной стабильности советского общества. Луна, понятая как "машина желаний", манифестирует неуловимую differance, а сама рецензируемая книга представляется при таком раскладе внятной иллюстрацией к трудам Дерриды. Поэтому Метелкина и называет Каца гением, а его книгу соответственно гениальной.
С ней вступает в полемику К.Вячеславлев в "Литературке". В основе его анализа лежит витгенштейновский взгляд на природу магических верований. Посвященные заклинанию дождя — или убийству символического зверя накануне охоты — первобытные ритуалы бессмысленны с научной точки зрения, но они изъявляют и высвобождают нереализованные желания, которыми переполнено бессознательное первобытного человека. Вячеславлев проводит аналогию с действиями литератора Каца, хоронящего тени своих литературных оппонентов (не знаю, кого рецензент имеет в виду) то на Новодевичьем, то на Сент-Женевьев де Буа — в бесславном забвении, закрепляемом авторской иронией.
У критика вызывают почему-то особенное возмущение используемые автором литературные штампы. Возможно, он отчасти и прав, когда говорит о некоторой вульгарности рецензируемой работы. ("Фантастика — литература крылатой мечты. Выходит, Сталин — крылатый мечтатель? Знаете ли, неубедительно.") Но он приходит к довольно неожиданному выводу: по его мнению, главная цель Каца — "ублажить собственную манию величия путем немотивированной демонстрации своего "литературного мастерства". Очевидно, что подобное сочинение не может обладать какой-либо литературной ценностью. Поэтому Вячеславлев находит книгу Каца в интеллектуальном отношении бессодержательной, хотя местами и забавной благодаря фантазии автора.
По мнению пишущего данную рецензию, оба процитированных выше критика прошли мимо романа, не прочитав его надлежащим образом.
Рецензенты, убоявшись оказаться заподозренными в непонимании изящных тонкостей литературной игры, так и не осмелились отказаться от стереотипов и увидеть книгу "такой, какая она есть". Последнее, между тем, легче простого.
Особенностью монографии доктора Каца является синтез научно-исследовательского подхода с исследуемым правилом генерации текстов и вымыслов. Перед нами роман-монография, фантастический роман о фантастике. Здесь форма превращается в содержание, давая исследователю возможность говорить о судьбе жанра на его собственном языке.
Характерным свойством фантастики является концептуальность, подчиненность творческих приемов главной идее произведения. Модальность авторского высказывания постоянно изменяется, охватывая возможностью дискурса все новые и новые миры. Пространство текста превращается в пространство языка, образ коллективного бессознательного, стихию мифа. "Там чудеса, там леший бродит," там реальный контекст вымысла ничего не значит по сравнению с изящным превосходством вымысла как такового. (Ср. у Каца: на фоне мифологического "советского Говарда Кэмпбелла" совершенно тускнеют фотографические тени "настоящих" Дудинцева и Евтушенко.)
Кац замыкает круг. Рассматривая историю жанра через призму фантастической оптики, он преобразует традицию советской фантастики в поиск за утраченным концептом самое себя. Основу (смысловой стержень) книги составляет история "Секции писателей-фантастов", рассмотренная в интервале от 20-х годов до наших дней. К этому стержню с разных сторон крепятся симулякры фантастов-писателей и фантастов-политических деятелей, литературных течений/групп, издательств и печатных органов. Под их грузом стержень деформируется: превращается в неправильную спираль, со скрипом преобразующую вращательное движение истории в поступательное. Угадать угол наклона спирали, поймать на кончик пера неуловимый миг трансформации дискурса в жест, выразить реальную пластичность энергии мифа — эту архисложнейшую задачу автор решил с подлинным мастерством.
Кац фактически предлагает новый стимул для творчества — демонстрируя литературный код (точнее, целый набор кодов), который до последнего времени оставался практически невостребованным. По его убеждению, фантастика — это особенный, самостоятельный жанр искусства, мало пересекающийся с тем, что обычно называется "литературой". Он, может быть, и отличается некоторой вульгарностью, но уж точно лежит не в низу иерархической лестницы ценностей, а в стороне, сбоку. В нем могут быть свои вампуки, но также и свои шедевры. Полнейшее отсутствие в сегодняшней нашей фантастике какого-либо литературного процесса Кац именует существованием огромного по своим возможностям потенциала для литературного творчества. Это потенциальное пространство кажется особенно привлекательным на фоне того ступора, в котором нынче находится критика, растерявшая предметы для дискуссии. Ни статья-подвиг П.Басинского, ни циничные хулиганские выходки не способны запустить процесс вновь. Эпоха революционных изменений литературного языка и контекста завершилась, наступила эпоха стагнации. И тут появляется доктор Кац...
Любопытно, что Кац во многом сближается с американским литературоведом Ларри Маккафри — который тоже видит в фантастике ключевое звено, необходимое для понимания особенностей современного литературного процесса. Впрочем, Маккафри идет еще дальше: по его мнению, фантастика вообще является ударным фронтом постмодернистской словесности. (А кто усомнится в этом — пусть вспомнит хотя бы о том гигантском влиянии, которое оказали на отечественных постмодернистов Стругацкие и Крапивин.)
Кац, разумеется, не столь радикален, хотя он и дает фантастике доминирующее положение в своей альтернативной истории советской литературы. Его главная забота — вывести отечественную фантастику из того полулегального состояния, в котором она и поныне пребывает, "замордованная идеологической, но пуще того — полиграфической цензурой". Он мало дает ссылок на западные авторитеты — его книга говорит сама за себя.
К каким же выводам мы можем прийти после прочтения книги доктора Каца?
Невозможно согласиться с Р.Арбитманом, излагающим в послесловии к книге свою точку зрения нижеследующим образом: "Пока росла и крепла в нашей стране литература "социалистического реализма", для чего Советскому Союзу было иметь сразу две фантастики? Официозным "опупеям"... не нужна была литература-конкурент, которая к тому же и не боялась признать, что она-то — выдумка, а не "правдивое исторически конкретное изображение действительности..." Надо полагать, Боливар не выдержал бы двоих".
Должен сказать, что с большим уважением отношусь к той поистине гигантской работе, которую Арбитман проделал в качестве редактора рецензируемой книги. Но все же считаю нужным заметить: Роман, ты не прав! Ты, как всегда, верхоглядствуешь. Для симуляции агрессивных вымыслов, лежащих в основе государственной идеологии, идеально подошел бы жанр fantasy с его мистическими героями в духе Толкиена, Гройса и Пелевина. Научная фантастика здесь не подходит: слишком научная; слишком фантастика; слишком умственно-скрупулезная, не оставляющая/не дающая возможностей для веры.
Кац, между тем, указывает лишь на зависимость состояния фантастики от генеральной идеологии. Каковая зависимость может принимать различный вид... Лишь одно остается неизменным: уровень развития фантастической литературы определяется господствующей идеологической доктриной. Можно, как по градуснику, температуру мерять. Играя роль современного мифа, фантастика участвует в формировании национального самосознания и государственно-правовой культуры — создавая с тем условия для строительства гражданского общества. Если элементарные уровни культуры зияют пустотами, это означает, что общество больно. И место государственных глашатаев в нем рано или поздно занимают политические авантюристы, стремящиеся покорять Индийский океан и завоевывать Луну.
Безусловно, подход исследователя страдает некоторой ограниченностью. Многие потенциальные возможности жанра остаются за бортом большого корабля, упоминаются вскользь, специально не артикулируются. Кац чурается поэзии вполне намеренно: его заботят насущные материи сегодняшнего дня.
Отнюдь не первым он указал на существование влечения всей фантастики к государству как универсальному генератору смыслов и речевых практик. Но он занял совершенно особую позицию в общем раскладе сил. Он бросает вызов тоталитарному монструозу (мечущемуся из стороны в сторону, из идеологии в торгашество) — обессмысливающему все на свете. Он бросает вызов государству, которое сошло с ума до такой степени, что не желает поддерживать элементарные культурные институции, обеспечивающие его существование. Он, наверное, романтик. Не постмодернист. Он отнюдь не восхищается "кризисом репрезентации" — для него это глубокая личная трагедия. Исследователь пытается найти выход из сложившегося кризиса. Что ж, для себя он нашел этот выход: "фантастическая литература, как связующий мост между прошлым и будущим".
Фантастический хронотоп не может оставаться пустым. В этом и состоит главное открытие доктора Каца, касающееся места фантастики в системе-многообразии литературных текстов. Советская фантастика оказалась "золушкой" в поисках волшебного бала, раскрывающего ее действительный потенциал. Разумеется, окончательное решение этого вопроса состоит в том, что таким поиском является любая литература.
Некоторые тексты, не смотря на то, что в глазах широкой публики их можно назвать устаревшими, все еще приковывают наше внимание, так как они оказались теми зернами, из которых произросли те или иные культурные феномены. Вот возьмем, например, «Странную историю доктора Джекилла и мистера Хайда» Роберта Льюиса Стивенсона. Да, она написана по-настоящему виртуозно, но современному читателю не может не показаться слишком уж медленной, неторопливой. Сюжетных перипетий, опять же, маловато. Преступления мистера Хайда, которого принято воспринимать исчадием зла, как-то не впечатляют. Но все это отступает на второй план, когда пытаешься охватить взором, как эта повесть повлияла на современную массовую культуру. Зашкаливающее число экранизаций, бесконечное количество переосмыслений, отзвуки в самых разных произведениях. И именно это не позволит «Странной истории доктора Джекилла и мистера Хайда» исчезнуть с культурных радаров.
Частенько при издании жанровой классики маркетологи идут на простую уловку: обозначают то, что именно это произведение ЧРЕЗВЫЧАЙНО повлияло на развитие данного жанра. Словно это индульгенция, которая в глазах читателя оправдает те или иные недостатки текста. В аннотации к русскому изданию «Похитителей тел» Джека Финнея 2020-ого года (серия: «Вселенная Стивена Кинга») пытаются провернуть тот же фокус. Мол, именно данная книга задала определенную моду в кинематографе на сюжет о тайном вторжении инопланетян. Мол, а кто сказал, что твоя милая мамочка уже не заменена злобным пришельцем? Не будем отрицать: этот роман Джека Финнея был экранизировал несколько раз, впервые в 1956-ом году. Так же не будем отрицать, что в самых разных произведениях обнаруживаются всякие отсылки и подмигивания Финнею и этой его истории. Но неправильно считать, что сюжет «Похитителей тел» был новаторским. Начнем с того, что подобная идея обнаруживается в новелле «Росток Садовода» Роберта Поттера, первая публикация датируется без малого 1892-ым годом. Рассказ, правда, прошел незамеченным. Не забудем и про то, что сама по себе идея инопланетного вторжения прогремела после выхода в 1898-ом легендарного романа Герберта Уэллса «Война миров» (про мистера Уэллса еще придется вспомнить чуть ниже). Но даже если не трясти пыльные архивы, то легко выяснить, что схожие «Кукловоды» Роберта Хайнлайна вышли в свет за три года (в 1951-ом) до первой версии «Похитителей тел» (в 1954-ом). Киноманов опять же экранизация романа Финнея не могла сильно удивить, ведь, например, в 1953-ем случились «Захватчики с Марса» Уильяма Кэмерона Мензиеса. Если суммировать все сказанное, то получается, что «Похитители тел» Джека Финнея вышли в свет, когда уже сформировалась традиция всех этих историй про инопланетян, принявших облик добропорядочных землян.
Но при чем тут Герберт Уэллс? А вот при чем. Финнея с Уэллсом роднит то, как они вписывают невероятное в предельно реалистичные декорации. Маленький калифорнийский городок в «Похитителях тел» прорисован очень тщательно. Читатель узнает про все эти магазинчики и кафешки, на страницах мелькают имена жителей, которые друг друга знают с самого детства, все эти визиты вежливости, чаепития на верандах, почти медитативное автомобильное движение на узких улочках, ну, и тому подобное. Вся эта история начинается крайне буднично. Главный герой – городской врач – выслушивает странную жалобу одной своей давней подруги. Мол, ее сестра считает, что с их дядей происходит что-то странное. Но по началу кажется, что странное происходит именно с сестрой (она, вообще, нормальная, если такое говорит про родного дядю?). Иррациональное проникает на страницы романа, а вместе с тем и в жизнь персонажей медленно и как бы невзначай. При этом Финней не тратит лишних слов, стиль откровенно протокольный (Герберт Уэллс тоже любил так писать). Никаких тебе лирических отступлений, проникновенных рассуждений, чрезмерной детализации, диалогов ни о чем – все только по делу, тут нет ни единой лишней детали.
Что любопытно, смотрится все это весьма противоречиво. То есть перечисленное должно быть плюсом, но сюжет кажется слишком прямолинейным, а повествование несколько суховатым. Тут бы еще нескольким событиям случиться, а вот тут не помешало бы автору немножко расписать именно вот эту вот сцену… Но все эти претензии меркнут по сравнению со скомканным финалом. Финней умудрился разрешить всю коллизию за одну коротенькую главку. Складывается впечатление, что автор просто устал и решил быстренько поставить финальную точку.
Разумеется, современному читателю «Похитители тел» могут показаться архаичными и предсказуемыми. Но даже современный читатель не сможет отрицать, что Джеку Финнею явно удалось описать медленное скатывание повседневности в кромешный ужас. Причем ужас тут хитрый: ведь все вроде бы, как было, так и есть, но вот все же реальность словно бы истончилась. Пожалуй, «Похитителей тел» и впрямь можно прочитать только ради этого эффекта, по крайней мере, он позволяет провалиться в книжку с головой. А недостатки можно и потом посчитать.
Любопытно, что критики усмотрели в «Похитителях тел» метафору «охоты на ведьм», которая как раз в это время разразилась в США. По мнению критиков Джек Финней как раз и передал вот это вот ощущение, что пресловутый советский шпион может оказаться под кроватью любого законопослушного американца. Разумеется, такой угол зрения делает книжку Финнея глубже и любопытней, но вот что сказал сам автор по этому поводу: «Я знаком с многими толкованиями этой истории, и они меня забавляют, потому что никакого особого смысла в ней нет; я просто хотел развлечь читателя и никакого дополнительного значения в сюжет не вкладывал». Безусловно, общественная атмосфера в США того времени, когда писались «Похитители тел», вполне могла отразиться в тексте. Непроизвольно. Но если уж так смотреть (и забыть, что книжка просто построена на одном из базовых страхов человека; страхе Другого; Другого, которого сложно вычислить), то ее и сейчас можно признать актуальной и выражающей дух эпохи. Только теперь ищут не коммунистов, а скрытых педофилов, расистов и абьюзеров.
«– Я намерен устроить большое турне по всему Союзу. – Орсо приложил все усилия, чтобы это прозвучало авторитетно. По-королевски. – Посетить все провинции. Все крупные города. Когда в последний раз правящий монарх наносил визит в Старикланд? Мой отец там вообще бывал?
Архилектор Глокта скривился – еще больше, чем обычно.
– Старикланд не был сочтен достаточно безопасным, ваше величество.
– Старикланд всегда славился своей склонностью к беспорядкам. – Лорд-канцлер Городец рассеянно поглаживал свою длинную бороду, собирая ее в пучок, распушая и снова разглаживая. – А сейчас их еще больше, чем прежде.
– Но я должен поддерживать связь с моим народом! – Орсо стукнул ладонью по столу, чтобы подчеркнуть сказанное. Немного чувства, вот чего им здесь не хватало. Все в Белом Кабинете было холодным, сухим, бескровным, расчетливым. – Показать людям, что мы все заняты одним большим делом. Что мы одна семья! Наша страна недаром называется Союзом – мы должны быть заодно, черт подери!
Орсо не хотел становиться королем. Сейчас он получал от своего положения еще меньше удовольствия, чем когда был кронпринцем, если это вообще возможно. Однако, раз уж он все-таки сделался королем, он был решительно настроен использовать это звание во благо.
Лорд-камергер Хофф вяло похлопал ладонью по столу, изображая аплодисменты.
– Превосходная идея, ваше величество!
– Превосходная. Идея, – отозвался эхом верховный судья Брюкель, чья манера разговора вызывала ассоциации с дятлом, да и нос вполне соответствовал.
– Благороднейшие побуждения, и изящно выраженные, – согласился Городец. Впрочем, его одобрение так и не отразилось в его глазах.
Кто-то из стариков копался в бумагах, еще один хмурился, глядя на вино в своем бокале, словно там плавало что-то дохлое. Городец продолжал гладить свою бороду, но теперь у него было такое лицо, как будто он хлебнул мочи.
– Но?
Орсо уже знал, что в Закрытом совете всегда имеется по меньшей мере одно «но».
Джо Аберкромби. Проблема с миром
В этом романе продолжается история, начавшаяся еще в «Немного ненависти». У Союза на самом деле не одна, а множество проблем – мятежные ломатели и сжигатели, неопытный и не слишком стремившийся к короне правитель, разборки между Закрытым и Открытым советами. Есть и внешние угрозы, например, власть на Севере перешла в руки воинственного владетеля, который не отличается хладнокровием и государственной мудростью.
Аберкомби давно известен как мастер лихо закрученной сложной интриги. Причем – многокомпонентной, загадка в загадке и все это прикрыто еще несколькими слоями загадок. А еще ему блестяще удаются диалоги, с долей юмора (часто – черного) и изрядной примесью вполне объяснимого цинизма. Мир-то не очень праздничный, тут не до пафоса. А еще он умеет, что в наши дни удается далеко не всем, показывать характеры в развитии. Тот самый Орсо, который поначалу вроде совсем не годится для трона, но так уж вышло, на него угодил, — постепенно меняется. Ошибается, говорит лишнее, но чем дальше по ходу сюжета, тем меньше. И ближе к финалу оказывается вполне годным правителем. Есть в книге и обратные примеры, насчет того, в какую трясину могут завести благие намерения и энтузиазм. А еще приключения, битвы и даже немножко любовных похождений.
«– Во имя справедливости я пытал несогласных в Адуе. Во имя свободы я бросал в тюрьмы повстанцев в Старикланде. Во имя порядка я сеял хаос по всем Дальним Территориям. Я был самым преданным служителем из всех, каких только имела корона.
Выбор его слов заставил Вик нахмуриться:
– Был?
– Потом повсюду начали строиться фабрики, начались беспорядки среди прядильщиков, и меня послали сюда, в Вальбек, в качестве наставника инквизиции.
– Вы были наставником Вальбека?
Уголок рта Пайка слегка изогнулся – это у него обозначало улыбку.
– Вы не знали?
Улица закончилась, и они выехали на площадь, которая должна была представлять деловое сердце города. Теперь она была пустынной, не считая хорошо вооруженных стражников, расставленных по углам, кучка их стояла также на ступеньках здания суда, где Судья расшвыривала свои смертные приговоры. Хорошие новые нагрудники, хорошие новые алебарды, хорошие новые мечи поблескивали в лучах осеннего солнца.
Еще один отряд выстроился в две шеренги перед восстановленным Вальбекским филиалом «Валинта и Балка» – храмом кредиторов, еще более великолепным, чем прежде. К его украшенному колоннами фасаду лепились леса, с которых скульпторы работали над незаконченным фризом с изображениями богатейших купцов в истории, который должен был украсить его гигантский фронтон.
– Что это за люди? – пробормотала Вик.
Что-нибудь вроде частного ополчения, бойцы, нанятые охранять порядок в отсутствие королевских солдат? Но что-то здесь не клеилось. Эти люди выглядели слишком необученными, каждый стоял наособицу. Вычищенные доспехи, но небритые лица.
Но Пайк вовсе не выглядел озабоченным. С каким-то, даже можно сказать, оживлением он припустился рысцой впереди всех через покинутую площадь, мимо пустующих пьедесталов статуй, поваленных во время мятежа, направляясь к парадной лестнице банка. Двойная шеренга наемников расступилась, и посередине появились две фигуры. Обе были ей до ужаса знакомы. Толстый человек в хорошем костюме, и рядом с ним высокая худая женщина в платье, кое-как сшитом из разноцветных тряпок, поверх которого была надета изъеденная ржавчиной кираса, с рыжими волосами, подколотыми наверх в полном беспорядке и полыхавшими, словно костер».
«Законы в галактике придумали люди. Поэтому Джабба из рода хаттов считал своим долгом игнорировать их все до единого. Своего сына Ротту он воспитает в том же духе.
— Могу тебя заверить, — произнес он, взмахнув своей короткой рукой и обведя ею сверкающий тронный зал, — что однажды все это станет твоим. И не только это. У тебя должно быть гораздо больше.
Подцепив нитку граненых изумрудов, каждый из которых играл на свету причудливым узором прожилок, он покачал ею перед глазами сына. Пестрая свита (эта коллекция необычных, покорных и стоивших больших денег существ — гордость Джаббы) безмолвно наблюдала за его манипуляциями под убаюкивающие звуки геленовых струн, перебираемых искусными пальцами придворного музыканта.
— Полюбуйся. Разве оно не прекрасно? Разве не бесценно?
Ротта загукал, пуская пузыри перламутровой слюны, и схватил ожерелье для более тщательного осмотра, словно оценивая его вес в каратах. Его лицо тут же просияло улыбкой. Он восторженно встряхнул изумрудами, как погремушкой.
— Чем ты богаче, тем сильнее.
Джабба ждал, пока Ротте не наскучит импровизированная игрушка и он выпустит ее из рук. Дворцовый страж из племени никто приблизился, чтобы забрать украшение.
— Наши стеблевидные тела медлительны, а потому разум должен быть быстрым. Тебе придется усвоить все эти уроки, прежде чем ты унаследуешь империю.
Ротта с любопытством уставился на отца. Он еще не осознавал своего величия. Что ж, ничего. Джабба будет твердить свой урок день за днем, пока Ротта, повзрослев, не усвоит, что единственный способ управлять галактикой, населенной этими проворными, бесцеремонными, дерзкими двуногими, — превзойти их интеллектуально, опередив их и навязав свои правила игры, завладеть богатством и заручиться поддержкой других стремительных и опасных существ».
Карен Тревис. Звездные Войны: Войны Клонов
Все к чему прикасался древний царь Мидас, превращалось в золото. Все, к чему прикасается Джордж Лукас логотипом «Звездных войн», превращается в деньги. Независимо от качества исходного продукта.
В данной «серии» почти все узнаваемо и предсказуемо: Йода философствует, канцлер Палпатин исподтишка ухмыляется, граф Дуку размышляет о джидайском цинизме, Эникин бойко отмахивается лазерным мечом от выстрелов и спасет все, что возможно спасти, клоны героически бьются с дроидами, Республика с мятежниками. Злобные хаты плетут интриги, а восхищенный размахом окружающего побоища народ безмолвствует.
Но отк рывается одна из тайн — в чем же Сила джидаев? «У Совета Джидаев есть деньги. Настоящие сокровища...». В тексте есть описания и размышления, которые должны были бы объяснять нюансы происходящего. Но сами фильмы делают это более наглядно и даже заманчиво.
«Дуку ждал выговора от Сидиуса, но не дождался. Властелин ситхов сидел спокойно, как будто ему сообщили о незначительной помехе.
— Учитель, мне очень жаль, но джедаи победили. Теперь они заключили соглашение с хаттами, — сказал Дуку. — Это сильно ослабит нашу власть над мирами Внешнего Края.
— Знаешь, что говорят о битвах и войнах, граф Дуку? Можно проиграть битву и выиграть войну.
— Да, Учитель.
— Так пусть радуются победе. Она не играет никакой роли в ходе войны. Теперь им потребуется больше ресурсов, чтобы держать все под контролем. А еще эта победа сделала их более уверенными в себе и менее осторожными. Вполне возможно, что через много лет историки напишут об этой битве как о поворотной в ходе войны, которую Республика проиграла.
Дуку тоже об этом думал, но скорее как о слабом утешении. А Сидиус так все объяснил, будто в поражении и состояла их главная задача.
— Вы очень великодушны, учитель.
— Нет, граф Дуку. Я прагматичен.
Голограмма исчезла, и Дуку остался один в темноте своего кабинета. Если бы не мелькающий экран, можно было бы подумать, что это зал в каком-то великолепном замке.
Снова ему вспомнился заснеженный Галидраан и другая отчаянная битва, которая кончилась не так, как он хотел, и Дуку спросил себя: «Что мы наделали?»
Он выполнил свой долг».
«До городка было рукой подать. Я отправился в путь, думая о том, что, возможно, стоит, наконец, переехать в провинцию, подальше от огромного Рапгара и пожить в свое удовольствие с месяц, полюбоваться пасторальными пейзажами, пока не закончилась осень. И тут же сам себе сказал, что ничего из этого не выйдет. Огромный город — словно спрут, исчадие Изначального огня, запустившее щупальца тебе в душу. Если уж схватил, то не жди, что отпустит.
Рапгар моя родина. Я люблю его и ненавижу всем сердцем, и никуда из него не денусь. Но я ведь могу потешить себя иллюзиями, что он не властен надо мной, правда? Как говорит Стефан — никто не может быть счастлив без иллюзий. Они необходимы для нашего счастья не меньше, чем реальность.
Тропка пошла под горку, и я оказался на дороге, теперь уже другой, идущей от Лайнсвигга — маленького пчеловодческого хозяйства в двух милях от Отумхилла — и входящей в городок с западной стороны. Следуя по ней, я окажусь на станции много раньше запланированного срока. Не хочу опаздывать, иначе моя говорящая трость снова напомнит мне о том, что отпустить коляску было плохой идеей.
— Лучэры никогда не позволяют себе опозданий, — возразил я ему. — Это неприлично и недостойно истинного чэра. Лучэры предпочитают приходить в удобное для них время.
Услышав свои собственные слова, сказанные, когда мне было то ли восемь, то ли девять лет, Стефан довольно кашлянул и на время успокоился, решив предоставить мне право донести его до поезда.
На этой дороге было еще более пустынно, чем на прежней — я шел в полном одиночестве, не беспокоясь о том, что следует идти по краю, уступая путь всадникам и экипажам. И те, и другие были редкими гостями в сельской местности. Куда уж проще здесь встретить корову или козу, или кого-нибудь из маленького народца, чем дормез или регулярный дилижанс».
Алексей Пехов. Пересмешник
Люди и нелюди, магия и пара/электрические технологии, интриги власть имущих и таинственный маньяк стали элементами той самой мозаики, из которой Пехов собрал мир Рапгара. Он органично объединил в себе черты чопорной викторианской Англии (причем с явным колониальным – индийским оттенком – упоминаются жрицы Гарвуды, огромной небесной птицы, цветастые сари), и романтических непредсказуемых фэнтезийных столиц, где возможно все. Только вот случившиеся чудеса чаще означают, что ты попал в беду…
В этом чудном городе, полном чванливых чиновников и спесивых представителей инорас, всегда найдутся те, кто недоволен друг другом. В Рапгаре слишком много тех, кто недоволен друг другом. Расовая нетерпимость не излечивается прогрессом и другими благами цивилизации. Неслучайно среди прочих оппозиционных организаций есть секта Детей Чистоты, которая ратует за возвращение в темные века, когда никакого прогресса не было, а люди жили в соединении с природой («считай, в лесу, грязи, пещерах и без надежды на теплую воду из труб»). Среди экстремалов немало и людей – так секта Свидетелей крови радует за передачу правления людям, как более чистой и не запятнавшей себя крови. «Всех остальных, непохожих на них, предлагалось понизить в правах и лишить гражданства». Многие их лозунги напоминают фразы отечественных революционных матросов и солдат образца 1917 г.: «Твой отец, словно завью, пил кровь из трудового народа!». Теперь фанатики ждут, когда же наконец настанет рассвет – рассвет эры людей. Но пока это не произошло, жители города стараются по возможности не задевать тех, в чьих жилах течет древняя кровь – лучэров с красными и янтарными глазами, тех, кто обладает Обликом и Атрибутом.
Необычны и патрульные – хаплопелмы, крайне агрессивные и жестокие существа, огромные пауки восьми футов в высоту и четырнадцати в длину, быстрые и смертоносные. Но даже они не могут изловить Ночного Мясника, безжалостно убивающего жителей.
Волшебство не способно дать то, что люди и нелюди получают от пара и электричества. Но за последние столетия природные маги из влиятельных семей потеряли слишком много власти и денег от законов и поправок к ним, взявшим магию под жесткий контроль государства. Но и без волшебства этот мир был бы другим – более предсказуемым и скучным, обреченным на постепенное вымирание. Тем более, что среди Иных есть и те, кто уверен, что, потеряв магию, лучэры потеряли власть, уступив место людям или Иным.
Инорасы в романе выписаны тщательно (еще бы, главный герой – не человек) и с явной симпатией (особенно «маленький народец»), но без излишнего фэнтезийного пафоса. Детективный вполне законченный сюжет, добротно прописанный мир с разнообразными событиями и проработанными персонажами – что еще нужно для отечественного любителя фантастики?
«В воде, в окружении многочисленных поднимающихся со дна пузырьков, наполовину высунувшись из емкости, восседал дьюгонь. Я тихо рассмеялся и подошел к нему:
— Привет, Арчибальд. Ты все-таки не утерпел и вылез из своего золотого бассейна?
Он близоруко посмотрел на меня заплывшими глазками, потянул носом воздух, встопорщил жесткие длинные сомьи усы и, наконец, узнал:
— А-а-а… эр’Картиа… Давно не виделись… Вот… Решил размяться… Не мог пропустить праздник у Гальвирров.
В горле у него, как всегда, клокотало, словно он говорил, погрузив рот в воду. Верхней частью тела дьюгони похожи на очень упитанных тюленей — лоснящаяся, вся в складках жира черная шкура. Нижняя часть больше всего напоминает туловище угря: сплюснутое с боков, с длинным плавником. Руки с перепонками, а голова вытянутая, с маленькими глазками, широким носом и двумя похожими на лопаты резцами. Эти ребята прекрасно чувствуют себя на суше, во всяком случае, достаточно проворны для того, чтобы спилить зубками пару деревьев и утащить их для своих построек. Бобры по сравнению с водной цивилизацией озера Мэллавэн — сущие дети.
— Как продвигается твое творчество? Закончил пьесу?
Он грустно булькнул, подозвал стюарда, взял с подноса сразу два бокала с мартини, одним движением влил их себе в глотку, задумчиво пожевал оливки и проглотил их вместе с косточками.
— У меня творческий кризис, мой… друг. Из-за бытовых проблем не могу писать… вот уже месяц. А публика ждет…
Арчибальд — белая ворона среди своего племени. Но очень богатая белая ворона. Он — лучший драматург в Рапгаре, и его творения пользуются бешеной популярностью. Так что и Национальный театр, и Княжеский театр, и Дворец искусства платят ему хорошие деньги за его сочинения.
В нашем кругу не принято жаловаться на жизнь, здоровье и неурядицы. Все всегда должно быть хорошо. Неприлично утомлять людей своими проблемами. Но у дьюгоня, взявшего человеческий псевдоним, было совершенно иное мнение на этот счет. Сколько мы знакомы — он всегда любил поныть, особенно если есть благодарный слушатель».
«Геродот в своей юности видел в храме Геры на Самосе картину, изображавшую мост на судах, перекинутый у Византии через Босфор во время похода Дария| на скифов. Он пишет: «Дарий был очень доволен постройкой моста и щедро одарил строителя Мандрокла с Самоса. Часть этих средств Мандрокл посвятил на картину, изображавшую мост, перекинутый через Босфор, царя Дария на троне и войско, переходящее через мост». К этой картине, принесенной в дар храму, была сделана надпись:
«Тот, кто мост перекинул недавно через воды Босфора,
Гере Мандрокл, посвятил эту картину как дар.
Сам для себя он венец приобрел, а Для Самоса — славу.
Труд же, что им совершен, был и царем восхвален».
Этот самосский инженер, обеспечивший себе бессмертие свое посвятительной надписью, был земляком и современником Пифагора, который к тому времени, конечно, уже оставил свою родину. Когда Гераклит Эфесский, знавший, Пифагора, разумеется, главным образом по его деятельности на Самосе, упрекает его именно за его всезнайство, то надо полагать, что на родине известность ему создали не только теория чисел и учение о переселении душ. Скорее можно предполагать, что этот выдающийся математик (как Фалес, Анаксимандр и другие астрономы этого времени) был и выдающимся практиком, опытным во многих областях. Своим направлением и образованием он был обязан тогдашней необычайно высокой, технической культуре своего родного острова».
Герман Дильс. Удивительные машины древности. Техника и технологии Античности
В Германии эта книга была впервые опубликована в1920 году, в СССР – издана спустя 14 лет. Автор — профессор Берлинского университета, его ректор в 1905—1906 годах, иностранный член-корреспондент РАН.
В издании подробно рассказывается о некоторых древних типах механизмов, среди которых – паровые машины, античные часы, двери и замки, артиллерия. На Востоке существовали позже позабытые устройства и технологии. Во времена Ахеменидов использовали прообраз водопровода, видимую снаружи как длинную цепочку отверстий в земле – кяриз. В 2007 году гонабадский кяриз включен в Список Всемирного наследия ЮНЕСКО. В IX веке была составлена «Китаб ал-Куний» («Книга о колодцах»), которой пользовались еще спустя столетия. Функции холодильника выполнял яхчал, имевший наземную куполообразную часть и большое подземное сооружение, которое служило хранилищем для льда и пищи.
В тексте уделено внимание древним автоматам по продаже воды, диску с отверстиями для пересылки секретных сообщений и способам передачи сигналов. Во время греко-персидской войны сообщения передавали при помощи сигнальных огней. Так после битвы при Саламине персидский полководец Мардоний, назначенный Ксерксом сатрапом Греции, пытался передать Ксерксу весть о взятии персами Афин.
Завершающие главы книги посвящены химии в античном мире и древним часам.
«Заглянем лучше на почтенную колыбель греческой науки — Ионию. В VI в. до нашей эры Иония умирала и, умирая, как самый драгоценный Дар завещала миру науку. Во главе стоит милетец Фалес, которого легенда представляет то забывшим обо всем на свете чудаком, который пялит глаза на звезды и, наблюдая за небом, ночью сваливается в колодец, то расчетливым купцом, умеющим хитро использовать создавшееся на рынке положение с маслом. Серьезная история знает его как техника. Самый древний свидетель, упоминающий его, Ксенофан, удивляется астрономическому искусству, с помощью которого ему удалось предсказать солнечное затмение.
Фалес знал формулу, найденную халдеями, по которой затмения повторяются в течение периода в 18 лет 11 дней (дни взяты не точно). Так как он мог наблюдать, вероятно, в Египте только большое солнечное затмение, бывшее 18 мая 603 года».
«В Египте есть город Гелиополь, то есть Город Солнца. В этом городе есть храм круглой формы, по образцу Храма в Иерусалиме. У священников этого храма есть записи, в которых говорится о птице, которая называется феникс и есть лишь одна в мире. По окончании 500 лет она прилетает, чтобы сжечь себя на костре в этом храме; ибо так долго она живет. И когда заканчивается 500-летний срок, священники украшают этот алтарь и кладут на него специи и серу и другие вещества, которые легко горят, и затем прилетает птица феникс и сжигает себя, превращаясь в горстку пепла. На первый день после этого в пепле появляется червь, на второй день — птица, совершенно невредимая, а на третий день она улетает прочь. Во всем мире больше нет таких птиц, роме этой, и, поистине, это великое чудо Божье. Можно уподобить эту птицу Богу, ибо Бог есть только один; и Господь Наш также воскрес их мертвых на третий день. Люди в этих странах часто видят эту птицу в полете; размером она не больше орла. На голове у нее есть пучок перьев, больше чем у павлина; шея у нее желтая, цвета "ориеля", который представляет собой ярко сверкающий камень, а клюв — синий, как индиго; крылья у нее пурпурного цвета, а хвост окрашен в зеленый, желтый и красный цвета. Это очень красивая птица, если смотреть на нее на солнце, ибо все ее оперенье сияет и переливается.
Также в Египте есть сады, где растут деревья и травы, которые плодоносят семь раз в год. И в этой земле находят много красивых изумрудов, поэтому они очень дешевы. А когда идет дождь, что бывает в Египте только летом, вся страна превращается в огромную грязевую лужу. Также в Каире, о котором я говорил выше, обычно продают мужчин и женщин других религий, как мы продаем животных на рынке. В этом городе есть общественный дом, в котором много небольших печей, и туда городские женщины приносят яйца кур, гусей или уток, и кладут в эти печи, накрыв сверху теплым навозом, без всяких наседок, и спустя три недели или месяц женщины возвращаются и забирают своих вылупившихся их яиц цыплят и растят их, так что вся страна полна ими. Так они делают и зимой, и летом».
Путешествия сэра Джона Мандевиля
Среди самых известных книг европейского Средневековья было «Путешествий сэра Джона Мандевиля», распространявшаяся в рукописных списках сначала во Франции, а затем в соседних странах начиная с середины XIV века. Книга была переведена более чем на десяток языков, имелась в личных библиотеках императоров, королей и Римских пап. После появления книгопечатания издавалась на нескольких языках – до 1600 года вышло более 60 изданий. На протяжении нескольких столетий «Путешествий сэра Джона Мандевиля» в Европе были более популярным, чем книга самого Марко Поло!
Кто же этот самый сэр Джон Мандевиль? В предисловии к книге автор утверждает, что он — английский рыцарь родом из Сент-Олбенса, который в 1322 году в день Св. Михаила направился в дальние страны.
В течение более трети века (34 года) странствий рыцарь уверяет, что побывал в Турции, Великой Армении, Татарии, Персии, Сирии и Аравии, Египте и Ливии, Эфиопии, Халдее, стране амазонок и в легендарном царстве пресвитера Иоанна.
Территории, далекие от Европы, описаны в книге с множеством мифов и небылиц. Да и само произведение, по мнению современных ученых, — умелая компиляция книг разных путешественников, к которым изрядно добавлено фантазии и вымысла. Как и выдуман сам автор книги. По мнению современных ученых, настоящим автором книги был льежский врач Жан де Бургоня, который предпочел использовать псевдоним, придумав для этого мнимого английского рыцаря Мандевиля.
«Этот император, Пресвитер Иоанн, владеет очень большой землей, и в его владениях есть много величественных больших и малых городов, и много больших и разнообразных островов. Ибо вся земля Индия разделена на острова большими реками, которые вытекают из Рая, и которые разделяют всю землю на много частей. Также под его властью находится много островов в море. И самый лучший город на острове Pentoxoire — Ниса, истинно царский город, очень благородный и богатый.
Под властью Пресвитера Иоанна находится много королей и много островов и много разнообразных народов. И страна его очень хорошая и богатая, но не настолько богатая, как страна Великого Хана. Ибо купцы не приезжают туда так часто, чтобы покупать товары, как в страну Великого Хана, ибо туда слишком далеко добраться. И в стране Катай они находят всё, что только нужно людям — шитые золотом ткани, шелка, специи и все товары, продаваемые на вес. И поэтому, хотя во владениях Пресвитера Иоанна всё это стоит дешевле, люди боятся долгого пути и больших опасностей, [подстерегающих их] в море в тех краях. Ибо во многих местах в море есть большие скалы из адамантовых камней, обладающие свойством притягивать к себе железо. Поэтому там не ходят никакие суда, в которых есть железные гвозди. А если они это делают, то адамантовые скалы притягивают их к себе, так что они никогда не могут отплыть от них. Я сам видел издали в этом море как бы большой остров, густо поросший деревьями и кустарником и терновником, полным шипов, которые были на них. Моряки рассказали мне, что всё это были суда, которые были остановлены адамантовыми скалами, и из обломков, в которые превратились эти суда, выросло большое изобилие этих кустов и терновников, что они казались большим лесом или рощей».
«Салар-ханы рождались на свет в этой усадьбе поколение за поколением со времен Фетх-Али Шаха. Их предок, которого так и называли «Большой шазде», был одним из бесчисленных сыновей Шаха-бабы и, поселившись здесь, он каждую ночь с четверга на пятницу бодрствовал допоздна в хижине в глубине сада, в неверном свете фонаря; быть может, просто чтобы не забыли, что он еще жив… Помещения хозяина ломились от разного добра и утвари: тут были керманские ковры ручной вышивки и хрустальные вазы, фаянсовые блюда и бронзовые подсвечники, фарфоровые чаши и кубки, шкатулки из трехцветных опалов, часы с узорами по эмали и кашмирские шали с коронами и венцами, кувшины с инкрустациями и резные столики… И повсюду разбросаны подушки для сидения. Почетное место на стенах Салары отводили саблям и огнестрельному оружию: от «Маузеров» до дедовских ружей, заряжаемых со ствола».
Мохаммад-Казем Мазинани. Последний из Саларов
В этом романе действие развивается одновременно в нескольких временных пластах. Порой невозможно отделить сюжетные повороты, доставляющие героям немало переживаний, от воспоминаний о тех же событиях, только уже давно оставшихся в прошлом, и от размышлений тех, кто об этих, когда-то драматических событиях, мог разве что слышать от старших родственников.
Семья Саларов была весьма знатной в период, когда Ираном правили шахи из династии Каджаров, поскольку состояла с властителями в близком родстве. А значит, ее представители имели доступ ко двору, причем не только на приемы, но и непосредственно в личные покои правителя. Так что одному из героев даже выпала честь присутствовать при лечении шаха от геморроя, когда ему ставили пиявок на соответствующую часть тела. Причем после процедуры лейб-медик бережно собирает пиявок, насосавшихся царской крови, в драгоценный хрустальный флакон… Обсуждать при этом важные государственные дела считается нормальным, препятствие заключается лишь в нежелании Насреддин-шаха вникать в сложные вопросы. Властитель с нетерпением ждет, когда лекарь соберет своих пиявок и можно будет проследовать в сторону гарема.
Подобных комичных эпизодов в книге немало, но постепенно вырисовывается и глубокая личная драма последнего отпрыска некогда славного рода. Ведь со времен его блистательных предков произошли грандиозные перемены, изменившие все вокруг. Впрочем, и в тут пору, когда высокое родство что-то значило, оно не всегда помогало.
«Когда отец Судабе понял, что жених его дочери из рода Каджаров, он вспылил, и чуть-чуть бы еще – выкинул бы его из дома. Отец категорически был не согласен отдать дочь в это, по его словам, первобытное племя, где люди больше всего гордятся величиной рогов горных баранов, которые они развешивают по стенам своих жилищ. Юноша и девушка вместе противостояли своим семьям и, быть может, из чувства противоречия, не стали даже проверять свои чувства, а как можно быстрее поженились».
«О нейронных связях головного мозга очень много говорится, учёные тщательно изучают эту область. Раньше говорили, что нейронные связи развиваются у человека до определённого возраста. Это не так, мозг у человека развивается всю жизнь. Потом уже сам человек перестаёт развиваться. И мозг останавливается и двигается по накатанной дорожке. Человек ничего не меняет в своей жизни. Мозгу всё равно, происходит это в действительности или у тебя есть эта программа. Для развития нейронных связей очень хороша маркировка. Чтобы заставить мозг делать то, что он никогда не делал… Когда мы общаемся с успешным человеком, с интересным человеком, в первые минуты беседы нужно обратить внимание на мелочи, которые никак не связаны с разговором. Таким образом расширяются и формируются новые нейронные сети».
Карина Сарсенова. Запредельное 3
В книгу включены беседы автора с людьми, которые в своей деятельности так или иначе соприкасаются с таинственными и загадочными сторонами человеческой жизни. При этом обсуждаются самые неожиданные темы. Например, можно ли исправить свое прошлое. Мы так часто слышали и сами повторяли, что путешествия во времени бывают только у фантастов, а история не знает сослагательного наклонения. Но, оказывается, подправить если не события прошлого, то нашу память о них, а значит, и оказываемое ими до сих пор влияние – все же можно. И для этого есть специальные методики.
Понятно, что вряд ли удастся организовать жизнь так, чтобы в ней вообще не было неприятностей. Но как на них реагировать? Автор и ее собеседники приходят к выводу, что следует отстраниться, успокоиться. И решить, есть ли силы и возможности для немедленных действий или разумнее будет дать себе отдых. А там, может быть, мироздание само придет в равновесие, и проблема разрешится. Или созреет решение, которое превратить запутанную проблему во вполне понятную задачу.
«На чём основан детектор лжи? Это физиология. Там куча датчиков, влажность, пульс и так далее. Когда мы подключены к полиграфу, нам задают вопрос, на который мы заведомо ответим честно. Как тебя зовут? Где ты родился? Сколько тебе лет? И аппарат фиксирует то самое наше физиологическое состояние, когда мы говорим правду. В дальнейшем возникают вопросы-стимулы, которые касаются темы возможного вранья. Тогда любые реакции организма учитываются и выделяется некая последовательность. До и после. То же самое происходит и с нашей физиологией».
«Когда планета только образовалась, основная часть кислорода быстро образовала соединения с другими элементами в земной коре. Ранним формам жизни кислород не требовался. Но позже появился новый тип организмов – цианобактерии. Эти крошечные живые организмы производят кислород. Приблизительно 2,4 миллиарда лет назад произведенного ими кислорода стало так много, что он начал накапливаться в атмосфере. Благодаря этому стало возможно появление всех остальных форм жизни.
Все растения в результате процесса под названием фотосинтез. В оре Земли содержание кислорода выше, чем какого-либо другого элемента. Он соединяется с другими элементами, например, с кремнием, и образуются минералы».
Нэнси Дикманн. Кислород. 6 главных элементов на Земле
Цветное научно-популярное издание для юных читателей, рассказывает об одном из самых распространённых на Земле элементов. В самой первой главе – «Элементы вокруг нас» приводятся сведения об атомах и молекулах, и о том, сколько элементов встречается в природе, а сколько — получают в лаборатории. Затем описываются физические и химические свойства кислорода, как он был открыт, могут ли живые организмы без него обходиться (это анаэробы), и почему людям и животным так необходим кислород. А вот само слово «кислород» своим появлением в русском языке до какой-то степени обязано М. В. Ломоносову.
Одна из глав посвящена описанию, где присутствует кислород и в состав каких соединений он входит. Наша планета – единственная в Солнечной системе, атмосфера которой богата кислородом. Но так было не всегда.
В тексте приводятся сведения о том, сколько элементов встречается в природе, а сколько элементов получают в лаборатории, описываются круговорот кислорода, физические и химические свойства кислорода, его применение, и история открытия кислорода. Также из книги можно узнать о роли дыхания человеческого дыхания, кругообороте и применению кислорода как в повседневной жизни, так и самой передовой технике, от ракет до высокомощных компьютеров. Завершающие главы книги: Периодическая система имени Д.И. Менделеева, тест для внимательных и любознательных читателей и глоссарий.
«Приблизительно 96 % человеческого тела состоит всего из четырех элементов: кислорода, углерода, водорода и азота. На кислород приходиться почти 65 % массы твоего тела. Количество атомов водорода в человеческом теле больше, чем количество атомов любого другого элемента. Но атомы кислорода тяжелее, и поэтому содержание кислорода в массовом соотношении больше.
Основная часть содержащегося в организме кислорода находиться в нем в виде воды. Приблизительно 60 % массы тела составляет вода. Вода содержится в каждой клетке, она способствует распространению питательных веществ по организму. Так же она отвечает за сохранение влаги в тканях и способствует растворению минеральных веществ».
«Из века в век, из поколения в поколение иранского крестьянина одолевали заботы о воде. Только на 9 процентах территории страны выпадает достаточное количество дождей. Сколько мертвых городов и селений разбросано по древней иранской земле! Люди ушли из них, так как иссякли запасы воды. Смотришь на безжизненные улицы большого, когда-то шумного селения на полпути между Исфаханом и Ширазом и как никогда начинаешь понимать всю правоту старой восточной пословицы: «Вода — мать полей, а без матери не проживешь». «Где вода, там и жизнь» — то и дело можно услышать в Иране. Да и не только услышать: свидетельством справедливости этих слов являются прекрасные сады Шираза, хлебные поля Верамина, кашанские плантации роз с их незабываемым ароматом»
Александр Ненашев. На перекрестке веков
Книга советского журналиста, проработавшего в Иране три года, и записавшего свои заметки, как о самой стране, так и советско-иранских отношениях начала 1970-х годов, от строительства промышленных сооружений, до перевода и издания книг. В тексте рассматриваются как национальные промыслы, поэзия и спортивные состязания, концерты и кино.
Кино в Персии прижилось не сразу – так первый кинотеатр, который начал в 1904 году работать в столице, закрылся через несколько месяцев. В 1931 году в Тегеране был открыт новый кинотеатр, причем в зрительных залах обеих кинотеатров зрительницы-женщины сидели отдельно от мужчин, на специально отведенных местах. Поскольку первые кино, показанные в Персии, были немыми, а среди зрителей были и неграмотные (которые не могли прочесть титры), то владелец кинотеатра (или его помощник) во демонстрации фильма находились в зале и рассказывали сюжет, порой отвечая на зрительские вопросы.
Кинематограф в стране до начала 1950-х годов развивалась (по сравнению с Западной Европой и Америкой) не быстрыми темпами, с 1937 до 1947 года не было выпущено ни одного иранского фильма. В 1947 году в Тегеране была основана кинокомпания «Mitra films», а в 1949 году было создано первое Национальное Иранское кинематографическое общество и прошла Первая неделя кино. С 1950 по 1965 год в Иране было снято 324 кинофильма. В 1965 году в столице работало свыше 70 кинотеатров, и около 200 – в других городах.
«В Иране стала традиционной Неделя книги, которая проводится ежегодно в последние семь дней иранского месяца абана, соответствующие третьей неделе ноября. Она проводится с 1967 года и является частью мероприятий по борьбе с неграмотностью. Ее цель — привлечь внимание самых различных слоев населения, особенно молодежи, к книге как источнику знаний, а также содействовать развитию книжного дела. В условиях, когда процент умеющих читать и писать еще невысок, Неделя книги — значительное событие в культурной жизни страны.
В ходе Недели организуются книжные базары, выставки художественной, научной и технической литературы. Печать, радио посвящают свои материалы культурным традициям Ирана, истории иранского книгопечатания, книжным богатствам библиотек и их деятельности, перспективам развития издательского дела и книжной торговли. Сейчас в иранской столице издается в год 1000–1200 названий книг средним тиражом три тысячи экземпляров каждая. В городе насчитывается 200 книгоиздателей, 104 библиотеки, включая общедоступные, а также библиотеки вузов, колледжей и министерств. Иранские газеты отмечают, что все это «ничтожно мало для огромного города», и приветствуют планы увеличения числа библиотек и производства книжной продукции.
Самой крупной в Иране является библиотека Тегеранского университета, которая насчитывает свыше миллиона томов книг. Она располагает также большой коллекцией редких персидских рукописей».
облако тэгов
