6. Блок польской прозы открывается рассказом Mацея Паровского/Macej Parowski «Drzewo Wiadomości/Древо Познания» в котором действие разворачивается в швейцарском отеле второй категории, носящем название «Эдем/Eden» и обладающем живописным парком (садом), по которому текут ручьи Пишон/Piszon, Цихон/Cichon, Хидекель/Chidekel и Фрат/Frat. Управляет отелем некто Герр Готт/Herr Gott, у которого есть недоброжелатель – некто Даниэль Серпент/Daniel Serpent. Ну а если добавить, что главных героев зовут Адам Фирст/Adam First и Эва/Ewa… Есть две графических иллюстрации ЗБИГНЕВА ЛЯТАЛЫ/Zbigniew Latała.
С Паровским в этих моих постах мы встречаемся каждый день – он формирует польскую составляющую журнала, рецензирует новые книги, пишет вместе с Я.Родеком сценарий любимого уже поляками комикса. Я не спешу подводить итог его деятельности, у нас с ним все еще впереди.
7. Второй рассказ в блоке написал Бронислав Киéвский/Bronislaw Kijewski и называется он «Ci przeklęci Polacy/Эти проклятые поляки». Землю пытаются завоевать хитрые и коварные инопланетяне – гуманоиды, очень похожие на людей, но вдобавок довольно сильные телепаты. В решающем космическом сражении космиты используют свое тайное оружие – генераторы неких волн, под воздействием которых у разумных существ… ну, скажем так, сносится крыша. Однако в составе земной эскадры оказалась эскадрилья, пилотировавшаяся некими людьми, называвшими себя крайне для захватчиков непонятно – «поляками». И вот на этих самых «поляков» излучение подействовало весьма непредсказуемым образом. Ох уж ЭТИ ПРОКЛЯТЫЕ ПОЛЯКИ!
Бронислав Киевский (1944 – 2014) – юрист по образованию (1979), в 1967 – 1981 годах работал в милиции, затем вышел на пенсию. Как автор НФ, дебютировал в 1980 году рассказом «Poslaniec/Посыльный (гонец)» в одной из программ Польского радио. Публиковал свои рассказы, щедро насыщенные элементами пастиша, гротеска, пародии, в журнале «Nurt/Течение» и фэнзине «Квазар». В 1984 году вышел из печати его единственный сборник рассказов «Progi tolerancji» (Poznań, Wydawnictwo Poznańskie). Последний напечатанный рассказ датирован 1986 годом. На русском языке ничего из Б.Киевского не публиковалось.
8. В отделе критики под названием «Fantastyka/Фантастика»публикуется фрагмент давней работы Игнация Фика/Ignacy Fik «Dwadzieścia literatury polskiej/Двадцать лет польской литературы » (1939) – первая проба систематизации жанра, с которой позже спорили многие послевоенные польские критики. И которая, на мой взгляд, имеет полное право на существование.
Игнаций Фик/Ignacy Fik (1904 – 1942) – один из ведущих литературных критиков и публицистов межвоенного времени, марксист по убеждению. В годы войны сражался с фашистскими оккупантами в подполье, был ими схвачен и расстрелян.
9. В разделе рецензий Дорота Валасек/Dorota Walasiek обсуждает книгу аргентинского писателя Хорхе Луиса Борхеса «Фантастическая зоология» (J.L. Borges «Zoologia fantastyczna»,Warszawa, «Czytelnik», 1982), Лешек Бугайский /Leszek Bugajski пишет о новом сборнике повестей Адама Холлянека «Озарение» (Adam Hollanek «Olśnienie», Warszawa, KAW, 1983), а Мацей Паровский/Macej Parowski – о кинофильме «Война миров. 21-е столетие» режиссера Петра Шулкина/Piotr Szulkin.
10. Замечательный «Словарь польских авторов фантастики» стараниями Анджея Невядовского пополняется персоналией Конрада Фиалковского/Fiałkowski Konrad (род. 1939) – ученого-математика, писателя и теоретика НФ. Здесь же публикуется отрывок из его рассказа «Воробьи Галактики» («Wróble Galaktyki» (w) «Kosmodrom», t.1, Warszawa, 1975).
11. В разделе «Наука и НФ» Станислав Масный/Staniślaw Masny в статье «Od fotonów do kilowatów/От фотонов до киловатт» пишет проблемах и перспективах использования в хозяйственных целях солнечной энергии.
10. В статье «Płomień życia/Пламя жизни» Мацей Иловецкий/Maciej Iłowecki популяризует взгляды профессора теоретической биологии Влодзимежа Седляка/Włodzimierz Siedlak на сущность жизни как явления объективной реальности. Согласно Седляку, при изучении этого явления нельзя ограничиваться лишь химией и биохимией. Существует и другая сторона жизни, дополняющая первую, более глубокая и труднее поддающаяся изучению.
Эту более глубокую сторону составляют электронные, квантовые, волновые процессы. Стержнем теории Седляка является взгляд на эти две стороны как на нечто единое целое. «Представьте себе железнодорожную колею. Левый рельс – это химическая реакция, правый – квантовые электронные процессы. Между ними шпалы, обеспечивающие взаимное влияние друг на друга -- в нашем случае квантово-механическое сопряжение этих двух сторон явления». Изучаем биохимию – познаем один рельс. Изучаем биофизику – знакомимся со вторым рельсом. Но железнодорожной колеи как таковой – не видим… Ну и дальше много чего интересного. Здесь же размещена небольшая черно-белая иллюстрация АРТУРА ДУДЕКА/Artur Dudek (из присланных на конкурс).
12. Заметка «Kto nie lubi Dänikena/Кто не любит Дэникена» -- пересказ одной из статей журнала «Der Spigel», подготовленный Анджеем Кжепковским/Adrzej Krzepkowski. Один из западно-германских читателей Дэникена, некто Петер Кауфхольд/Peter Kaufhold, попытался пройти «по следам боевой славы» знаменитого писателя. Прихватив с собой книгу «Aussaat und Kosmos», он отправился в Эквадор, где попытался найти описанную Дэникеном пещеру с золотыми пластинами, покрытыми некими таинственными символами, «несомненно описывающими космическое путешествие».
Пещеру-то он нашел, используя данные в книге Дэникена указания и опираясь на помощь местных крестьян-проводников, вот только в пещере ничего кроме залежей гуано открыть не удалось. Ну и много чего еще оказалось совсем не таким, каким оно описывалось в книге мастера. Словом, парень вернулся домой и написал 302-страничную книгу, которую именно так и назвал: «Auf den Spuren des Erich von Däniken/По следам Эриха фон Дэникена». Изданная тиражом 20000 экземпляров, она, несмотря на довольно высокую стоимость (32 марки), разошлась за несколько недель. И, похоже, с тех пор имела еще несколько переизданий (W.)
13. В статье «O mitach greckich/О греческих мифах» Арнольд Мостович/Arnold Mostowicz, анализируя страницы «Илиады», приходит к выводу, что описанные там две девицы-помощницы Гефеста вполне могли быть построенными им роботессами.
14. Блок научно-популярных заметок «Космос начинается на Земле» занимает одну журнальную страницу.
15. В статье «Le Rayon Fantastique» из рубрики «Парад издательств»Тадеуш Марковский/Tadeusz Markowski описывает историю рождения и жизни указанной французской книжной серии НФ и делает это настолько хорошо, что я, пожалуй, переведу ее полностью, оснащу соответствующими иллюстрациями и выложу отдельным постом.
16. В разделе «Читатели и “Фантастыка”» состоялась восьмая «посадка» (Lądowanie ósme). Она снова целиком заполнена выдержками из писем читателей. И изрядно расширился уголок с предложениями читателей об обмене книг НФ на недостающие номера «Фантастыки» и наоборот. Здесь же маленький черно-белый рисунок за подписью Elzingre.
17. К приключениям Фанки Коваля добавлен эпизод под названием «Bez konwenansów/Игнорируя правила хорошего тона».
16. «Список бестселлеров». У читателей все еще на первом месте «Солнечная лотерея» Дика, у сотрудников редакции – «Limes inferior» Зайделя. Сообщается об издании нескольких новых книг, в том числе «Жука в муравейнике» А.и Б. Стругацких (50 тысяч экземпляров как корова языком слизнула, хотя на руках у читателей уже есть как-никак 100 тысяч экземпляров, напечатанных в «Фантастыке») и переиздании двух романов Висьневского-Снерга (третий тоже недавно переиздался).
5. Блок «Из польской фантастики» состоит из дебютного рассказа «Wszystkie twarze szatana/Все лики сатаны» свежеиспеченного выпускника общеобразовательного лицея Яцека Пекары/Jacek Piekara (род. 1964) – ныне известного писателя и журналиста. Публикации сопутствуют три черно-белые иллюстрации АНДЖЕЯ ГРУНА/Andrzej Grun.
«В тексте выпускника лицея,-- пишет М. Паровский,-- скрывающего свое лицо за сценическим оформлением Борхеса и По, за теологическими решениями, за мотивами приключенческого кинематографа, за поэтикой horror-а – чувствуется что-то собственное, пережитое на самом деле. Костюм – с чужого плеча, заимствованный из массовой культуры, эмоции – экзистенциональные колебания, эсхатологические сомнения, аксиологические поиски – кажутся аутентичными. Примем же эти юношеские признания с надлежащим вниманием, несмотря на то, что о «боли, проникающей до мельчайшей клетки», повествует автор, которого судьба пока, вероятно, уберегла даже от зубной боли». А главный редактор с некоторым недоумением дополняет: «Дебют. Наш руководитель отдела польской прозы утверждает – многообещающий. И уж наверняка свидетельствующий о буйной фантазии». О Пекаре можно почитать здесь Карточка непереведенного рассказа тут
6. Замечательный «Словарь польских авторов фантастики» стараниями Анджея Невядовского пополняется персоналией прозаика, журналиста и публициста Юзефа Дзешковского/Dzierzkowski Jósef (1807 -- 1865). Здесь же публикуются фрагменты из его новеллы «Магнетический лекарь» («Lekarz magnetyczny» (w) «Dziennik Mód Paryskich», Wilno, 1844).
7. В отделе рецензий Барбара Окульская/Barbara Okólska рецензирует роман «Транзит» французского писателя Пьера Пело (P.Pelot «Tranzyt», Warzawa, Czytelnik, 1983), A.K./А.К (надо полагать, Andrzej Krzepkowski) пишет о романе «Миллиарды белых лепестков» Чеслава Бялчиньского (Czesław Białczyński «Miliardy bialych płatków, Warszawa, KAW, 1982), а Мацей Паровский/Macej Parowski разбирает по косточкам сборник «Игра в живую мишень» Анджея Джевиньского (Andrzey Drzewiński «Zabawa w strzelanego», Rzeszów, KAW, 1983). Небольшая черно-белая иллюстрация МАРЕКА ЗАЛЕЙСКОГО/Marek Zalejski.
8. В статье «Inwazja: projekcja lęków i niepokojów/Вторжение: проекция страхов и беспокойств» Анджей Невядовский анализирует отражение тематики вторжения инопланетян на Землю в произведениях польских писателей: Богдана Петецкого, Адама Холлянека, Мацея Кучиньского, Дариуша Филяра, Збигнева Простака, Анджея Чеховского, Антония Оссендовского («Zbuntowane i zwyciężone», 1925), Анджея Матеошека, Станислава Лема. Здесь же небольшая иллюстрация ЯЦЕКА ЯНАКА/Jacek Janak.
9. В статье «Przedwczorajsze I dzisiejsze mitotwórstwo/Позавчерашнее и сегодняшнее мифотворчество» Лешек Бугайский/Leszek Bugajski доказывает, что нынешняя научная фантастика в современном обществе исполняет ту же роль, что исполняли мифы в обществах прошлого – визуализирует мечты, заполняет лакуны в существующем образе мира.
10. Блок «Наука и НФ» открывается статьей «Nieuchronny koniec/Неизбежный конец». Это фрагмент книги профессора математики лондонского King’s College Джона Тейлора/John Taylor «Черные дыры: конец Вселенной?» в переводе МАРЕКА КАЛИНОВСКОГО/Marek Kalinowski и ЯРОСЛАВА ПЕЛЕСЯКА/Jaroslaw Pielesiak. Тематика понятна из названий статьи и книги.
11. А продолжает блок «Наука и НФ» статья уже хорошо знакомого нам Арнольда Мостовича/Arnold Mostowicz под названием «Na początku była panspermia/В начале была панспермия», в которой он популяризирует гипотезу Фрэнсиса Крика и Лайонела Оргела о внеземном происхождении жизни на Земле.
12. Как обычно, присутствует небольшой (на полстранички) блок научно-популярных заметок «Космос начинается на Земле».
13. В рубрике «Парад издателей» Мацей Паровский беседует с Яниной Зелёнко/Janina Zielonko, руководителем редакторского отдела переводов в варшавском издательстве «Iskry». В этом издательстве выходила самая «долгоиграющая» (1966 – 1994) и, пожалуй, самая любимая польскими читателями серия НФ, которая называлась «Fantastyka – Przygoda/Фантастика – Приключение».
К тому времени, когда она стартовала, у поляков совместными издательскими усилиями начало формироваться впечатление, что во всем мире фантастику пишут только поляки (такие как Борунь, Трепка, да вот еще Лем) и россияне (такие как Немцов и Охотников, Платов и Сапарин). И тут вдруг трах-бабах в этой самой серии «FP» выходит «Krzysztalowy sześcan Wenus/Хрустальный куб Венеры» (1966) -- замечательная антология произведений американских авторов. Ну и пошло-поехало.
За все время своего существования серия шесть (!) раз меняла графическое оформление. Вообще-то «FP» -- это, безусловно, тема, достойная отдельного поста, каковой я, возможно, когда-нибудь и составлю. Здесь только хочу отметить, что в этом же издательстве выходили первые тома великолепной антологии «Кroki w nieznane/Шаги в неизвестное», которые неизменно составлял и редактировал Лех Енчмык (который вообще-то занимался в редакции в основном советской литературой и который в конце концов настолько эволюционировал в направлении англосакской литературы, что его из редакции ушли… Тоже, кстати, тема отдельного поста).
14. В заметке «Wieczór w Zaułku/Вечер в “Переулке”» -- информация о КЛФ при краковском клубе по интересам «Zaułek».
15. В разделе «Читатели и “Фантастыка”» -- седьмая «посадка» (Lądowanie siódme). Снова подборка читательских писем. Здесь же очень даже симпатичная небольшая черно-белая иллюстрация за таинственной (для меня по крайней мере) подписью Elsingre.
16. «Операция “Хаос”» -- новый эпизод приключений Фанки Коваля на страницах раздела «Комикс».
17. В информации к «Списку бестселлеров» сообщается о выходе в свет ряда новых книг НФ, но отражения в списках это, понятно, пока не находит. Нововведение – указывается количество голосов по каждой из позиций для читателей (всего за майский список проголосовал 3321 читатель).
13. Надо сказать, что Мацей Паровский и Януш Анджей Зайдель были знакомы довольно давно. Еще в Варшавском политехническом институте, где Паровский учился вместе с братом Януша, Веславом, тот рассказывал ему о брате-физике, который пишет рассказы. «Не гуманитарий, а пишет, -- вспоминает об этом Паровский. – Это давало мне хоть какую-то надежду». В 1973 году они уже вместе получали премии – Януш главную, Мацей поощрительную – за победу в конкурсе на рассказ, объявленном журналом «Mlody Technik». Вероятно именно тогда, в редакции журнала, Зайдель познакомился также со Жвикевичем, Простаком, Чеховским… К сожалению, знакомство Паровского с Зайделем продолжения не получило, на протяжении всех 70-х годов они едва лишь обменивались поклонами при немногочисленных встречах. В 1982 году, когда в книжных магазинах появилось несколько книг социологической фантастики и стало понятно, что тех людей, которые думают одинаково, не так уж и мало, Паровский и Зайдель встретились. Паровский искал Зайделя в связи с подготовкой к изданию нового журнала, «Фантастыки», но до Зайделя эта новость уже дошла, и он позвонил первым. Встреча состоялась где-то на стороне, и они очень быстро выяснили, что у них одинаковые вкусы и одинаковые взгляды. Зайдель дал Паровскому гранки «Limes inferior», и тот, как он вспоминает, уже во время чтения горько пожалел о том, что Орамус, Жвикевич, Енчмык, Нидецкая, Внук-Липиньский, Гловацкий открыли вот это вот единство своих взглядов со взглядами Зайделя гораздо раньше его. Вскоре после этого Паровский поехал на квартиру к Зайделю и с удивлением обнаружил, что они с ним близкие соседи. И вот уже после этого они встречались часто – то у одного дома, то у другого, иногда по несколько раз в неделю. А потом пришел день 19 июля 1985 года…
Так что я не думаю, что это интервью было взято у Зайделя обычным образом: журналист что-то спросил, собеседник что-то ответил, пожали руки и разъехались. Скорее оно складывалось как результат многих разговоров на интересные для обеих темы.
«ДВА КОНЦА ПОДЗОРНОЙ ТРУБЫ»
Мацей Паровский: Радиологическая защита, которой ты занимался много лет, должна была в конце концов тебе здорово надоесть, превратиться в нудное занятие. Единственным выходом оказался побег в литературу. Тем более, что он увенчался такими романами, как «Цилиндр ван Троффа» и «Limes inferior».
Януш А. Зайдель: Вообще-то современная наука имеет мало общего с тем, что думают о ней профаны, поглощающие популяризаторские шедевры. Нет людей, обладающих полнотой современных знаний в области ядерной физики, молекулярной биологии или хотя бы радиологической защиты. Человек всегда работает над малым фрагментом – например, занимается метеорологическими аспектами, изучает поведение струи загрязненного воздуха, истекающей из дымовой трубы, и распространение соответствующего загрязнения в атмосфере. С другой стороны, тот, кто руководит работой научных коллективов, не может видеть деталей, совокупность его знаний сводится к курсу университетской программы. Ну и, кроме того, количество знаний, требующих усвоения, молниеносно растет.
Мацей Паровский: Относительно современной науки еще более мрачно высказался Маслоу. «Это, -- по его словам, -- техника, которая предоставляет возможность заниматься творчеством нетворческим людям»
Януш А. Зайдель: Согласен с этим. Не нужно быть изобретателем или мыслителем, чтобы обслужить выделенный тебе кусочек науки. Для этого не требуется ни сверхвыдающихся умений, ни исключительной находчивости.
Мацей Паровский: Так почему ты не сбежал из науки и не сделал ставку исключительно на литературу? Почему ты скачешь на двух конях?
Януш А. Зайдель: По паре причин. Во-первых, я изучал физику, потому что действительно ее любил. А во-вторых, я с трудом расстаюсь с чем бы то ни было из области накопленных знаний, с людьми, с которыми сжился, с окружающей средой, которую понимаю и к которой чувствую расположение. Работа в штате обеспечивает меня контактами, поездками туда-сюда. Благодаря радиологической защите я повидал другое полушарие нашей планеты, чего, подозреваю, никогда бы со мной не случилось, если бы я рассчитывал лишь на грант от ZLP (Союза польских писателей). Да и само писательство означало бы замыкание в кругу собственного «я» и принуждение организации себе творческой жизни. Нет, я предпочитаю то, что сейчас имею. Тем более, что, придерживаясь физики, я удовлетворяю не только свой инстинкт верности, но и дух противоречия. Есть пара человек, которые считают, что мне надо распрощаться с нуклеоникой, стараются даже облегчить мне такое расставание разными способами. В этой ситуации… ну ты сам понимаешь.
Мацей Паровский: А ты не думал о том, чтобы заняться журналистикой, социологией, историей?
Януш А. Зайдель: Ой, нет. Журналистика – гораздо более рискованное профессиональное занятие, чем радиологическая защита. Кроме того, я не жалею и никогда не жалел, что выбрал физику. Учеба позволила мне сформировать понятия о структурах и методах науки, научила меня точности мышления, чего я наверняка не получил бы от изучения гуманитарных наук. Я лизнул много математики, химии, астрономии – словом, того, что человек не может изучить самостоятельно, не впадая в дилетантизм типа дэникеновского. В то же время, такие области человеческого знания, как история и общественные науки, значительно легче изучить самостоятельно. Меня именно вот это вот усвоенное знание точных наук подвигло на поиски в области социологии, политики, философии. Я считаю, что каждый гуманитарий должен разбираться в точных науках, хотя бы поверхностно.
Мацей Паровский: И затем это знание точных наук безотчетно переносится в прозу. В твоих рассказах, например, повторяется мотив подзорной трубы. Два конца микроскопа или, там, телескопа – по обеим сторонам мыслящие существа – одно существо смотрит на второе, не зная того, что само находится под наблюдением. Эта мысль вынесена тобой из лаборатории… или, может, астрономической обсерватории?
Януш А. Зайдель: Может быть – из обсерватории, а может быть, и из истории философии. Я попросту указываю на ненадежность, рыхлость наших знаний о мире. Ставлю их под сомнение. Экспериментируем, подглядываем… не так ли? А может быть, и сами являемся объектом эксперимента. Разумеется, я считаю, что мир познаваем через аппроксимацию с довольно большим приближением. Однако относится это к миру материальному, доступному физическим измерениям. А тот второй?.. Вот черт, то, о чем я говорю – это, наверное, агностицизм. Но заражение физикой, логикой точных наук подсказывает мне, что субъективные наблюдения всегда можно подвергнуть сомнению. Сомнения с точки зрения логики совершенно справедливы. Трудно их оспорить.
Мацей Паровский: Да не буду я их оспаривать. Дело в том, что за твоей прозой вообще не стоят те эсхатологические сомнения, которые ты тут развиваешь. Тебя не интересуют проблемы теологов, тебе интересны политические проблемы. Ты не выслеживаешь, особенно в романах, неясности, возникающие из метафизической прерывистости мира, ты ищешь ту неопределенность, которая родилась из-за того, что кто-то что-то держит под спудом.
Януш А. Зайдель: Результаты моей научной практики приводят к тому, что я не люблю ни сказок, ни иррациональности. Я делю мир на то, что познаваемо путем научного эксперимента (дающего повторяющиеся результаты), и на то, что непознаваемо по определению, находится вне области материи. В этой второй области решает не эксперимент, а вера; не чувство, а сознание. Одни верят, что Бог и духовный мир существуют, другие верят, что их нет. Я стою на стороне этих первых и действительно не имею солипсистических сомнений относительно существования мира. Мир слишком болезненно клеймит мою шкуру.
Мацей Паровский: И ты как писатель строишь модели, выделяешь определенные тенденции, конструируешь собственные миры с опознаваемыми элементами, взятыми из действительности. Чудес в этом мало, фактов и метафор – много.
Януш А. Зайдель: Я делю фантастику на ФР – фантастику рациональную и на ФИ – фантастику иррациональную. И позиционирую себя как сторонник ФР, в то время как чары, телепатия, привидения, неистощимые кошельки и дубинки-самобои, продукты галлюцинаций или воображения – меня не интересуют. Я предпочитаю, как ты говоришь, моделируя, боксировать с миром. Тем более, что склонен к этому по двум причинам. Во-первых, дает о себе знать физик-экспериментатор, а во-вторых, побывав на протяжении тридцати с лишним лет объектом социальных экспериментов, я, как писатель НФ, могу наконец отыграться на действительности. Хотя, впрочем, я никогда не заблуждался на тот счет, что мне удастся построить синтетический и законченный образ человеческой судьбы в нашем времени. Я надеюсь на творческое сотрудничество читателя.
Мацей Паровский: Мне тоже показалось, что ты чего-то не договариваешь. Из-за твоих романов выглядывает не сформулированная явно, но все же заметная, программа построения счастливого общества. В «Limes inferior» ты показываешь духовно раздробленную Землю, обустроенную Надзирателями под диктовку Космитов, но между строк этой мрачной презентации просачивается послание о том, что существуют иные миры, лучшие – не навязанные и не фальшивые. У тебя есть их проект?
Януш А. Зайдель: Детально разработанного проекта у меня нет. Вместо такого проекта я хочу убедить читателя в том, что ему необходима вера в возможность существования на Земле более добросовестно организованного мира. Цивилизации, общества, семьи – тоже. Нужно пестовать веру в существование добра как такового. Парадоксально то, и об этом я хотел бы когда-нибудь написать, что такие же люди, как и искатели добра, препятствуют его возникновению. А ведь люди потенциально способны на создание условий, которые уже много веков описываются в утопиях. К сожалению зло, даже малое, очень сильно. Небольшое в процентном отношении количество слуг Сатаны способно отравить людское творение.
Мацей Паровский: А Сатана существует?
Януш А. Зайдель: Наверное должен существовать. Это интуитивное понятие – символ, воображение движителя того, что мы называем злом.
Мацей Паровский: И во что в таком случае играет Сатана?
Януш А. Зайдель: Точно не знаю. Над этим стоит подумать при написании очередного литературного произведения. В «Limes» Сатана играет в гордыню и эгоизм Надзирателей, в их подлость, позволяющую им обманывать соотечественников, в их лень, сибаритство, готовность обеспечения себе хорошей жизни за счет других людей. Наверное в книге не получилось показать это настолько острым, но Снерг нападает на этот след, когда, подводя жизненные итоги, спрашивает сам себя – а, может, меня избрали не потому, что я умнее, лучше, а потому, что морально ниже?.. Вот именно в это и играет Сатана. В фальсификацию ценностей, в представление худшего лучшим.
Мацей Паровский: Такие важные, как этот, мотивы ты развиваешь в своих романах. А вот рассказы – это уже продукт стандартной продукции, в них меньше индивидуальности, меньше боксирования с абсолютом.
Януш А. Зайдель: Я не согласен с тем, что это относится ко всем рассказам. В каждом сборнике моих рассказов, начиная с «Яда Мантезии», были несколько текстов, не соответствующих главному стандарту. Вот и в последний сборник, «Чертов хвост», я включил рассказ об Иисусе Христе, за который получил выволочку от своих верующих друзей. А ведь я написал рассказ, положив в его основу библейскую притчу, только адресовал ее не пастухам, которым Христос рассказывал о виноградниках, а людям XX-го века, которым можно то же самое изложить, используя категории кибернетики. И так всегда и происходит с этими оригинальными рассказами. Их труднее писать, и, вот же диво, они нравятся читателям меньше других. Рассказы предоставляют больше возможностей для выражения отдельных мыслей; романы, когда им не хватает этих мыслей, обычно подбивают так называемой «литературой». Я люблю писать романы, когда располагаю мясистым сюжетным действием; впрочем, я пишу их так же, как и рассказы, не люблю оставлять «пустых страниц», которые можно пропустить при чтении.
Мацей Паровский: В последнее время у тебя все очень удачно складывалось именно с романами. Вот-вот выйдут из печати «Вся правда о планете Кси» и «Выход из тени», в одном из издательств уже лежит «Парадизия», которую очень хвалили рецензенты…
Януш А. Зайдель: Но писать рассказы я тоже не брошу. В моей голове бродит, например, мысль о рассказе этак страниц на 10, в стиле «Звездных войн», о вторжении на Землю космитов-каннибалов, которым их потери совершенно не важны. Чем больше их накрошат земляне, тем лучше накормленной и тем более боеспособной будет армия космитов; им ведь нет нужды заботиться о снабжении продовольствием, знай лишь войско привози.
Мацей Паровский: Очень хорошо. И в то же время жуть берет. Спасибо за беседу.
14. В завершение описания номера журнала сообщим, что в разделе «Читатели и “Фантастыка”» состоялась уже шестая «посадка» (Lądowanie szóste). Интересна выдержка из письма Вольфганга Ешке, который написал: «Спасибо за <присланные> номера “Фантастыки”. Удивительно то, чего вы, поляки, можете достичь. В наших больших журналах гораздо лучшая бумага, но содержание, бывает, вдвое менее интересное». И еще, из письма читателя: «…ваша «Фантастыка» -- первый журнал, который я прочитал от корки до корки, хотя журналов хватает и отнюдь не безынтересных».
15. К приключениям Фанки Коваля добавлен эпизод под названием «W gnieździe węża/В змеином гнезде»
16. «Список бестселлеров». Ну что тут скажешь… «список бестселлеров».
4. Блок польской прозы открывается рассказом Марека Баранецкого/Marek Baraniecki «Głowa Kasandry». Это короткий, всего лишь на три журнальные страницы (что соответствует примерно 10-12 книжным), текст, который, пожалуй, «томов премногих тяжелей». Писатель скупыми, но точными мазками рисует мир, пытающийся обрести равновесие после учиненной людьми атомной катастрофы и последовавшей за нею переориентации полюсов.
Мир порядком обезлюдевший, но все еще обитаемый, в котором, однако, методы коммуникации между людьми сведены к примитиву, поскольку попытки использовать более развитые в техническом отношении средства оказываются чреватыми бедой: в ответ на их применение то тут, то там автоматически стартуют все еще исправные ракеты с ядерными боеголовками, принося новые гибель и разрушения. Главный герой – опытный охотник на эти ракеты, но ему никак не удается найти тщательно замаскированную пусковую шахту «Головы Кассандры» -- ракеты, способной, по преданию, полностью уничтожить медленно выздоравливающее человечество. Летом 1984 года по сценарию, опиравшемуся на расширенную версию рассказа Баранецкого, был поставлен радиоспектакль на III программе Польского радио. Годом позже писатель включил еще более (в десяток с лишним раз) расширенную версию рассказа в свой первый сборник, который получил то же название («Glowa Kasandry», Warszawa, KAW, 1985). В том же 1985 году Баранецкий получил за рассказ (скорее повесть по нашим понятиям) «Голова Кассандры» премию имени Януша Зайделя. Сборник был переиздан в неизмененном составе в 1990 году. В третьем, считай современном, издании (2008) сборник утратил один рассказ, но пополнился двумя новыми.
Со времени первой публикации рассказа прошло более трех десятков лет, но его все еще помнят и чтят (надеюсь, что и читают тоже). «Подобно Снергу в “Роботе”, -- пишет М. Паровский, рецензируя первое издание сборника «Голова Кассандры», -- Марек Баранецкий вознес свое литературное здание где-то на обочине разъезженной дороги польской научной фантастики. Он не впутывался в модные и такие важные ныне выяснения отношений между поколениями, почти не касался политической фантастики. Он ступил на территорию тревожащей неоднозначности мира, где подспудно бурлят непостижимые силы, но использовал этот мотив, соблюдая меру. Он освежил или вывернул наизнанку пару тем. Взбудоражил читателей и объединил их, поскольку понравился всем без исключения».
В рейтинговом списке замечательного польского электронного журнала «Эссенция/Esencja», который называется «100 лучших польских научно-фантастических рассказов», «Голова Кассандры» стоит на 10-м месте. «Огромная сила старого и, на первый взгляд, уже неактуального рассказа Баранецкого, -- пишет обозреватель, -- кроется в том, что писатель занялся рассмотрением напрочь избитой, казалось бы, темы – художественного представления мира после атомной войны – но придумал, как рассказать об этом, не впадая в штампы. Нет у него ни одичалых орд родом из «Безумного Макса», ни мутантов, тараканов и всего прочего, привитого нам многочисленными (особенно в 80-е годы) кинофильмами и романами сходной тематики. “Голова Кассандры” – это кропотливое построение жизни в новом мире, в котором величайшая угроза исходит из остатков старой, вроде бы уже уничтоженной – нашей цивилизации. Наши, то есть нынешнего человечества – ошибки не дают о себе забыть даже в том времени, когда все начинается заново. Кажется, что представленная картина по своему пессимизму даже превосходит конкурирующие описания действительности после атомной войны, благодаря чему шокирующая финальная дилемма представляет собой также вопрос, заданный читателю, ответ на который вовсе не обязательно очевиден. А что касается актуальности… Что ж, угроза атомной войны не кажется нам сейчас столь большой, каковой казалась раньше. Однако ракетно-ядерные арсеналы никуда не делись, политическая ситуация далека от стабильности и, вообще говоря, никому не известно, когда “Голова Кассандры” вновь станет злободневной».
В 2004 году «Газета Выборча/Gazeta Wyborcza» опубликовала составленный ею список из семи важнейших произведений, написанных на постапокалиптическую тему. В нем, наряду с произведениями Д.Лондона, Г.Уэллса и С.Кинга, фигурирует и рассказ М.Баранецкого.
Ну и последнее. В рассказе на протяжении буквально пары фраз сказано о том, что да, были и миграции уцелевших горожан, и перестрелки с грабителями, и голод и холод, и много чего еще. И вообще дается описание ситуации – предоставляющее возможность разыграться воображению. И тут же почти идиллия – природа после переворота земной оси пытается приспособиться к новым условиям. Березы усохли, а вот ивы выжили – сбросили плакучие ветви и покрылись листьями, растущими прямо из стволов. Сосны с елями, на удивление, приспособились тоже и растут теперь рядом с пальмами. Попугаи вместо воробьев летают среди деревьев. Бенгальский тигр разоряет пчелиные улья… Все это зримо, красочно, почти осязаемо. И жутко, почти как в «Сталкере», где для меня самыми ужасными моментами (из-за трепета ожидания) были кадры с бросанием Кайдановским гаечек с привязанными к ним тряпочками. В расширенной версии, конечно, и действия больше и герой – не одиночка. Понятно, что ну не могли не заинтересоваться этим чудом кинематографисты. И заинтересовались, и втянули в свою игру замечательного писателя. И начались бесконечные вопросы… Кто выживет после глобального атомного конфликта, описанного в рассказе? Чьи ракеты обезвреживает главный герой, то бишь чьей эмблемой они помечены? В каком географическом районе развернется действие будущего фильма? Кто по национальности этот самый главный герой? Чьи фирменные знаки будут видны на снаряжении и оборудовании, которые он использует? Ни один из ответов Баранецкого не был принят возможными польскими постановщиками фильма. И где-то когда-то струна оказалась перетянутой: Баранецкий послал всех куда подальше… и вернулся в профессию.
В новом тысячелетии Баранецкий снова дал знать о себе. Показался на публике, дал несколько интервью. Возобновились разговоры об экранизации «Головы Кассандры»… Но, вроде бы, постепенно все это опять сошло на нет. И, может быть, это и к лучшему – слишком уж велик риск испытать разочарование при просмотре очередной безделушки. Короткая и расширенная версии рассказа – это, конечно, разные произведения, каждое со своим сюжетом и своим авторским посланием. На русском языке рассказ (короткая версия) был опубликован под адекватным названием «Голова Кассандры» в переводе Н.Стаценко в сборнике «Лунная ночь» (1990). Карточка рассказа здесь
И таки да, c Баранецким мы не прощаемся – у нас с вами будет еще возможность снова о нем поговорить.
5. В блоке польской фантастики печатается небольшой рассказ «Posłaniec/Гонец» Анджея Джевиньского/Andrzej Drzewiński – молодого (на тот момент) писателя, о котором мы уже говорили в связи с публикацией его рассказа «Zabawa w strzelanego» в «Фантастыке» № 1(1).
Рассказ сопровождает довольно стильная, но анонимная иллюстрация. В «Гонце» фантастики всего ничего, но четко выписаны реалии мира, лишь самую малость отличающегося от нашего (известного нам из истории), а герои – не ходульные схемы, а люди каждый со своим характером. Рассказ вошел в сборник лучших публикаций «Фантастыки» за первые 10 лет существования журнала «Co większe muchy».
Рассказ перевел на русский язык Е.Дрозд, его можно найти в сборнике «Истребитель ведьм». О писателе можно почитать здесь Карточка рассказа лежит тут
6. Еще один небольшой (на журнальную страницу) рассказ «Linia/Линия» принадлежит перу Яцека М. Хохензее/Jacek M. Hohensee (род. 1943) – поэта, прозаика, сатирика, художника, графика, сценариста радио- и телевизионных спектаклей, автора нескольких книжек стихов и рассказов.
Этот абстрактно-психологический этюд -- единственная его публикация в «Фантастыке».
7. Замечательный «Словарь польских авторов фантастики» стараниями Анджея Невядовского пополняется еще двумя персоналиями: Яна Добрачиньского/Dobraczyński Jan (род. 1910) – прозаика, эссеиста и публициста, и Анджея Джевиньского/Drzewiński Andrzej (род. 1959) – физика, автора НФ. Здесь же публикуется отрывок из единственного НФ романа Я.Добрачиньского «Вычерпать море» («Wyczerpać morze», Warszawa, PAX, 1981).
8. В отделе рецензий Лешек Бугайский/Leszek Bugajski, обсуждает знаменитую книгу знаменитого швейцарского психолога и психиатра Карла Густава Юнга «Современный миф», только что вышедшую в переводе на польский язык (Carl Gustaw Jung «Nowoczesny mit. О rzeczach widywanych na niebie», przekład i przedmowa Jerzego Prokopiuka. Кrаków, Wydawnictwo Literackie, 1982), а Кшиштоф Соколовский/Krzysztof Sokołowski пишет о новом, еще не переведенном, романе Артура Кларка «Космическая одиссея – 2» (Arthur C. Clarke «2010 – Odyssey Two», Granada Publishing Limited, London-Toronto-Sydney, 1982).
9. В большом эссе «”Ludzie ery atomowej”/”Люди атомной эры”» Анджей Вуйцик/Andrzej Wójcik пишет о романе польского писателя Романа Гайды с тем же названием (Roman Gajda «Ludzie ery atomowej», Warszawa, «Iskry», 1957). Этот роман был написан в 1947 – 1948 годах, но вышел из печати лишь девятью годами позже мизерным (8 тысяч экземпляров) тиражом, из-за чего не сыграл в развитии польской фантастики той роли, которую мог бы сыграть.
Главный герой – человек середины XX века, попадает (был заморожен во льдах Антарктиды, случайно нашли и разморозили) в технически развитый социалистический мир XXI века, в котором, однако, хватает антагонистических конфликтов. «Книга Романа Гайды внешне выглядит идолопоклоннической по отношению к науке, не имеющей границ в своем развитии. Однако на самом деле она наполнена глубокими и горькими раздумьями над сферой влияния и использованием отдельных научных открытий, над моральной, общественной и интеллектуальной зрелостью человека, его умственным поспеванием за собственными делами. То есть затрагивает большинство тем и сюжетов, характерных для новейшей научной фантастики и связанных с социологической, психологической, исторической проблематикой, пытается представить, каковым является влияние ученого на изменения обычаев, этики, философии, психики. Несмотря на существенную слабость в литературном отношении, это одна из самых ценных книг в своем жанре». Надо сказать, что А.Смушкевич также высоко ценил эту книгу и уделил добрых несколько страниц ее рассмотрению в своей монографии. Ее автор, Роман Гайда/Roman Gajda, родился в 1908 году в Пабяницах/Pabianicy. Отец был ткачем, мать работала в прядильне. Из-за трудных материальных условий, в которых рос будущий писатель, он окончил лишь начальную школу. Сменил ряд профессий, занимаясь самообразованием. Дебютировал в 18-летнем возрасте стихами и заметками в местной прессе. Незадолго до начала войны завершил написание книги «Город моей юности/Miasto mojej mlodości». Издательство «Rój» взялось было за ее публикацию, но этому помешала война. В годы оккупации Роман Гайда скрывался от гестапо, преследовавшего его за написание газетной заметки, в которой высмеивался Гитлер. Еще в военные годы Гайда начал сотрудничать с редакцией газеты «Glos Ludu», затем работал в редакции PAW(Polska Agencja Wydawnicza).
В 1970 году вышла первым изданием его книга «Cловарь английских идиом/Wybór idiomów angielskich». До 1983 года книга имела три издания. Роман Гайда был также автором сценария радиопьесы "Таити/Tahiti" и готовил к печати свои дневники 1945 – 1960 годов. Обо всем, что здесь написано, Анджей Невядовский знал еще в 1983 году, а вот мне, увы, добавить к его информации нечего. Ах, да, «Люди атомной эры» печатались-таки вторым изданием («Wydawnictwo Lódzkie», Lódz, 1986). Оно имело такой вот вид.
10. Во врезке приводится информация об отделе PSMF в Лодзи.
11. Впервые в журнале появляется большая статья, посвященная НФ кино – современным на тот момент технологиям съемок и показа, которая называется «Kubrick, Spielberg, Lukas i inne/Кубрик, Спилберг, Лукас и другие». Автор – Михал Заблоцкий/Michał Zabłocki. Статья иллюстрирована фотографией Лукаса и кадрами из его фильмов.
12. В статье «Spotkać mamuta/Встретиться с мамонтом» Мацей Иловецкий/Macej Iłowiecki обсуждает возможности клонирования. Статья иллюстрирована рисунком МАРЕКА ЗАЛЕЙСКОГО/Marek Zalejski.
13. Здесь же небольшая (на полстранички) подборка научно-популярных заметок цикла «Космос начинается на Земле».
14. В рубрике «Parada wydawców» публикуется интервью, взятое Мацеем Паровским/Maciej Parowski у Бронислава Кледзика/Bronisław Kledzik – заведующего отделом польской художественной литературы в Познаньском издательстве (Wydawnictwo Poznańskie). В этом издательстве еще в 1950-х годах выходила серия PAS (Przygoda – Awantura – Sensacja), в которой было помимо прочего опубликовано "кое-что из польской фантастики (Витольд Зегальский/Witold Zegalski, Эугенюш Морский/Eugeniusz Morski, сборники рассказов Хмелевского/Chmielewski) и появилась пара переводных книг НФ (А. Конан Дойль, М. Шелли)". (Тут, похоже, какая-то путаница. Серия PAS издавалась в 1957 -- 1960 годах. Всего в ней вышло 17 книг (в т.ч. одна из книг двумя изданиями). Сборников Хмелевского там нет. Нет Хмелевского и в библиографии Изворского. И с Шелли тоже что-то не то, не выходила она в этой серии. Вне серии, в 1958 -- да, было дело. ) До 1970-х годов серия не дожила, но кое-что из фантастики продолжало выходить уже без униформы, а в 1976 году стартовала новая серия – SF, в которой издавалось 3-4, иногда 5 книг в год (это примерно 6-8% издательского профиля). К моменту разговора Паровского с Кледзиком серия насчитывала уже около 20 названий, среди которых были как авторские книги (Чеслав Хрущевский, Яцек Савашкевич, Витольд Зегальский, Виктор Жвикевич, опять же Антоний Смушкевич со своей «Волшебной игрой»), так и весьма представительные антологии: венгерская, румынская, польская, сборная писателей соцстран.
Позже к ним добавились также чехословацкая и немецкая (ГДР) и, возможно, другие. Полного списка серии у меня нет, нет его и на любимом польском сайте. Однако до начала (и чуть позже) 1990-х его легко составить, а в 1992 году государственное Познаньское издательство было ликвидировано. Оно возродилось, правда, в 1993 году, но уже под чьей-то ведомственной эгидой, и с тех пор вплоть до 2012 года публиковало лишь учебники, а также научную и научно-популярную литературу. С 1912 года, уже полностью приватизированное, оно издает вдобавок ко всему указанному также и художественную литературу. Возможно, я когда-нибудь займусь составлением такого списка, если меня никто не опередит. Ну а пока выставлю-ка я еще несколько обложек книг этой серии.
15. В блоке «Читатели и “Фантастыка”» -- пятая «посадка», иллюстрированная графической работой ИЕРОНИМА КОЗЛОВСКОГО/Hieronim Kozłowski.
Читатели:
a) жалуются на плохое качество бумаги, из-за которого иллюстрации неважно смотрятся;
б) хают рисунки и кое-какие из живописных работ художников журнала, особенно те, которые напоминают по стилю иллюстрации журнала «Przegląd Techniczny»;
в) недоумевают по поводу пристрастия редакции к публикации фрагментов старой польской фантастики на «пожелтевших страницах»;
г) требуют списков НФ книг, изданных тем или иным издательством при оказии знакомства с ними в рубрике «Парад издательств»;
д) требуют больше науки на страницах журнала (причем блок «Космос начинается на земле» почти единодушно осуждают) – рассмотрение возможности контакта с обитателями других планет, проблемы развития космонавтики, родственных ей отраслей науки и техники, медицины.
Редактор:
а) молчит насчет бумаги, да и что тут скажешь -- хорошо хоть такая есть;
б) да, пластику номеров нашего журнала попробуем постепенно менять. Меня лично тоже нервируют излишняя деформированность и карикатурность многих из иллюстраций, но такова мода;
в) удивляюсь непринятию «пожелтевших страниц». Очарование старых текстов мне кажется несомненным, а сравнение их с современными текстами преумножает наши знания, помогает следить за сменой стилей и техники письма;
г) тут пойдем навстречу – будут вам списки;
д) согласен с необходимостью актуализации материалов из отдела науки, мы затронем там кое-какие новые темы, находящие отражение в НФ (достижение бессмертия человека, например) и
е) еще раз повторяю: ну нет у нас в редакции старых номеров журнала для рассылки читателям…
16. В разделе «Комикс» -- очередной отрывок из приключений Фанки Коваля под названием «С высоты птичьего полета/Z lotu ptaka».
17. В «Списке бестселлеров» перемен почти нет. Однако сообщается о выходе из печати нескольких новых книг.
облако тэгов
