цитата

Автор нашумевшего «Дозорного» цикла, известный писатель-фантаст Сергей Лукьяненко посетил Северодвинск для встречи с почитателями своего творчества. А заодно набрался новых незабываемых впечатлений. Ведь специально для писателя была организована экскурсия на подводную лодку «Северсталь». Местным журналистам фантаст рассказал и о творческих планах, и о мировом финансовом кризисе и о будущем русской литературы.

— Раньше я никогда не был на подводной лодке, впечатления потрясающие. Представить себе такое очень сложно. Дай Бог, чтобы у нас и дальше создавались такие корабли, а этот — вышел в море. У нашей великой страны должен быть великий флот.

— Вы будете как-то использовать эти впечатления в творчестве?

— Конечно, ведь обстановка такого подводного корабля, это же и обстановка космического корабля, да любой могучей техники, созданной руками человека. Думаю, что эти наблюдения я обязательно использую. Может быть напрямую, а, может быть, в аналогии.

— Всем известно, что поэт в России больше, чем поэт… А фантаст?

— Больше, чем фантаст! Так уж сложилось у нас в стране, считается, что писатели обладают какой-то мудростью и от них всегда ждут чего-то большего, чем от таких же писателей на Западе. Очень часто просят рассказать, как обустроить дороги или как победить пьянство. А мы, писатели, пользуясь случаем, высказываемся на любые темы.

— Кого вы можете назвать своими учителями в литературе и фантастике?

— В какой-то степени Влад Крапивин, Кир Булычев. Но это очень условно. Не было такого, чтобы кто-то напрямую тыкал пальцем в мой текст и говорил: это убери, это перепиши. Это как волк-одиночка, который может бегать в стае, но учится на своих ошибках.

— Профессия писателя изначально считается творческой. А может ли она быть рутинной?

— Начинаешь писать всегда на вдохновении. Но в какой-то момент понимаешь, что для тебя этот сюжет уже внутренне досказан. Ведь мысль летит быстрее, чем пальцы по клавиатуре. И вот тут, даже в такой творческой профессии, появляется некий момент ремесленничества. Потому что приходится заставлять себя работать и когда интерес уже не такой горячий. Стимулы тут включаются самые разные.

— С какой скоростью Вы печатаете?

— Никогда не замерял. По-разному. Я считаю, если написал 10 000 знаков — то значит, что день не бездельничал. Если 20 000 знаков — это уже ударная работа. Бывало несколько раз, что писал и больше, но после этого ходишь выжатый как лимон.

— Кризис, который сегодня переживает весь мир, как-то отразится на литературе?

— В 1998 году кризис был гораздо более резким и шоковым. Но ничего не меняется. Писатели пишут только так, как умеют. Еще никто выше головы не прыгнул. Может быть, сейчас будут меньше печатать мусора. Ведь в последние годы можно было выпустить абсолютно все. Правда есть и риск, что в мусор попадут и нестандартные, интересные вещи, которые просто не понравились издателю.

— Вы считаете, что «Дозоры» это Ваши лучшие книги?

— Я считаю, что у меня достаточно много книг, которые сильнее и лучше «Дозоров». «Спектр», «Холодные берега», «Линия грез», «Императоры иллюзии». Так получилось, что именно по «Дозорам» сняли кино. Они оказались самыми раскрученными, были переведены во всем мире. Я их не стыжусь. Я их люблю, но не считаю самыми лучшими.

— Вы остались довольны тем, как экранизировали Вашу книгу?

— Я довольно быстро понял, что это будет не похоже на то, что я делаю. Как правило, режиссер старается, оттолкнувшись от книги, сделать что-то свое. На съемочной площадке он командир. Поэтому я сразу для себя решил, что не буду вмешиваться. Какие-то вещи, я отстаивал, спорил, добивался своего. Но последнее слово оставалось за режиссером. Вначале все это задумывалось как сериал. Отснятого материала хватило бы на пятичасовой фильм. После сокращения в три раза от сюжета остались рожки да ножки. Пришлось перекраивать, переделывать. Менялись даже какие-то ключевые моменты сюжета.

— Расскажите, что будет дальше с «Дозорами»?

— Как обстоит ситуация с кино я не знаю. В свое время на паритетных началах права на съемку фильма были выкуплены американцами. Как водится, американцы что-то покупают для того, чтобы этого больше никто не делал. Выйдет ли фильм в Голливуде, я не знаю. Что касается книжки, то будет пятая книга. Я хотел завершить четвертой книгой, но меня уговорила жена. Пятая книжка будет последней.

— Когда ждать новую книгу? Уже знаете ее название?

— Хочу работать в этом году. Название пока не знаю, но там точно будет слово «дозор».

— Не хотите попробовать себя в другом жанре? В реализме, например?

— Я пробовал несколько раз и каждый раз понимал, что мне в этом жанре тесно. Фантастика дает возможность сделать гораздо увлекательнее сюжет, обострить внутренний конфликт. Если я и буду делать что-то другое, то это будет детектив. У него есть свои очень строгие законы, с которыми мне интересно поиграть. Сегодня реализм упирается в описание гламурной жизни жителей Рублевки или мрачную чернуху. Написать фантастический роман из жизни подводников я могу. А чтобы написать реалистический, мне пришлось бы полгода только вникать во все тонкости и детали. Этот жанр предполагает доскональное знание предмета. Реалистичный роман я могу написать только о жизни писателя.

— Что для Вас отдых?

— Отдыхом может быть и работа. Вернувшись с отдыха, хочется работать с таким же радостным предвкушением, как первый раз выбираешься к морю, выходишь на пляж. Для меня отдых — это поездки, впечатления. Побродить по какому-то городу, пообщаться с людьми, поваляться на пляже. Интересная компьютерная игра — тоже отдых. Могу целую неделю играть, пренебрегая работой.

— Вы играли в «Сталкер» по мотивам книги Стругацких «Пикник на обочине»?

— Я ее долго ждал, честно купил, поставил, начал играть. Полтора дня поиграл, потом меня что-то отвлекло, и я понял, что уже не хочу к этой игре возвращаться. Это не значит, что она плохая. Просто у меня что-то с ней не склеилось.

— Игра «Дозор» Вам знакома? Что Вы о ней думаете?

— Я за ней следил, чуть-чуть поиграл. Я стараюсь не играть в он-лайновые игры потому что, очень сильно затягивают. Считаю, что это сплошная потеря времени.

— А люди, которые бегают реально ночью по городу…

— Я улыбаюсь. Я к этому не имею никакого отношения.

— Если заглянуть в будущее, что будет с русской литературой лет через 20?

— Главное, чтобы она продолжала писаться по-русски, а не по-китайски. Трудно сказать какая она будет. К сожалению, массовая литература в нашей стране сегодня не на самом высоком уровне. Со всем миром мы можем поспорить по каким-то вершинам, по лучшим произведениям, но массовый средний уровень у нас отстает. Для того, чтобы литература была лучшего качества, необходимо повышать уровень образования тех, кто ее пишет. Ведь сегодня существует мнение, что писать может каждый и все, что написано, может быть издано. А как можно читать фантастику, написанную человеком, который никогда ничего не читал кроме фантастики и понятия не имеет о мировой литературе, начиная с древнегреческой, древнеримской. Если уровень образования будет оставаться таким же, то ничего хорошего нашу литературу не ждет.

— А Вам не кажется, что сегодня «бумажная» литература вообще уступает позиции сетевой литературе?

— Сеть — это хорошая тренировочная площадка для начинающего автора. В сети именно благодаря ее размытости, даже самая графоманская книга найдет какой-то круг восторженных читателей. А у автора будет уход от реальности. Когда держишь в руках изданную книгу, ощущения совсем другие. И ценность ее совсем другая!

Фонд "Перспектива"

цитата

Биотопливо из «Незнайки».

Писатель Сергей Лукьяненко — о прогнозах фантастов

Он родился накануне Дня космонавтики, 11 апреля. Причём случилось это в одной из южных областей Казахстана, где находится знаменитый Байконур

Не этим ли объясняется тот факт, что со временем мальчик Серёжа Лукьяненко превратился в известного писателя-фантаста?

Лифт от Кларка

— Сергей, вам самому хотелось бы слетать в космос?

— Конечно! Но я понимаю — это неосуществимо. Туристом не получится — нет таких денег и вряд ли будут. А в «просто» космонавты меня просто не возьмут.

— Наверное, писателю-фантасту необходимы всякие экстремальные ощущения, чтобы появлялись новые идеи, сюжеты произведений? Как рождаются в голове все эти «миры»?

— По-разному бывает. Какие-то мысли во сне приходят. Как правило, сначала придумывается главная идея — некое фантастическое допущение. А из него строится мир. Например, что было бы, если бы в наши дни изобрели двигатель для полёта к другим звёздам? Или если бы изобрели виртуальную реальность? Фантаст берёт любое, самое необычное допущение и пытается облечь его в литературную форму.

— Почему весь мир зачитывается в основном американскими фантастами?

— Традиционно американская школа научной фантастики стабильно развивается с 20-30-х гг. прошлого века. Наша, по моим ощущениям, стоит на втором месте. В большей мере успехи американцев объясняются притоком мигрантов, в том числе из славянских стран. Знаменитый американский фантаст Айзек Азимов, как известно, родился под Смоленском. В возрасте 3 лет родители увезли его в США.

— Жюль Верн предсказал полёт на Луну более чем за 100 лет до этого события. Артур Кларк описал геостационарный спутник за 20 лет до его появления. Какое научное открытие или событие хотелось бы предсказать вам?

— Такие прогнозы не делаются специально, хотя что-то угадать, конечно, хотелось бы. Ну, например, в моих романах описывается способ мгновенного перемещения в пространстве — «джамп». Хотя сама идея не нова. Кстати, Артур Кларк всю жизнь жалел, что не запатентовал идею геостационарного спутника. Он печально повторял: «Я был бы одним из самых богатых людей в мире». А о другой его идее — космическом лифте, доставляющем человека прямо на орбиту, — сейчас говорят как о ближайшем будущем. Правда, один наш учёный из Ленинграда о таком проекте упоминал ещё за несколько лет до Кларка. То есть многие идеи просто витают в воздухе.

Русские мафиози в детских книгах

— Вы в восторге от книг Николая Носова о Незнайке. Что за глубина открылась вам, поделитесь?

— Понимаете, в какой-то момент я взял в руки «Незнайку» и зачитался. Это очень развивающая литература. Там огромное количество полезной информации и тех же предсказаний. Скажем, описываются машины, работающие на спирту. Собственно, это то самое биотопливо, которое сейчас активно внедряется, в Бразилии большинство машин на нём ездит. Там описаны, пардон, резиновые дубинки с электрошокером. Я не уверен, что в те годы они вообще существовали, даже в капиталистическом обществе. В «Незнайке» много технических новшеств. А кроме того, предсказаны некоторые экономические модели. Когда у нас появилось «МММ», любой, кто читал в детстве «Незнайку», мог догадаться, что это будет разводилово. Потому что такое же «Общество гигантских растений» описано в этой детской книжке!

— В отечественной детской литературе сплошной вакуум. Новые герои не появляются, один сплошной импорт, где Гарри Поттер — пожалуй, лучший образец.

— Да, это проблема. Ребёнок, читающий книги, в любом случае застрахован от многих опасностей, его подкарауливающих: от наркотиков и алкоголя, от дурной компании. Книги интернациональны, детские сказки — тем более. Но действительно обидно, что российских книг в этой нише почти нет. Ведь какие-то вещи детям было бы важнее и проще понять из наших книг. А то, знаете, иногда читаешь детскую зарубежную книгу и наталкиваешься на удивительные вещи про Россию: там фигурируют те же карикатурные русские мафиози, как и в кино. На Западе есть свои идеологические штампы, и они проникают, увы, даже в детскую литературу.

Автор: Дмитрий Писаренко. АИФ №16 от 15 апреля 2009 г.

"Аргументы и факты"

Есть такая штука — Литературное радио.

цитата

Целью создания Литературного Интернет-радио является популяризация и информационная поддержка современной русской литературы и поэзии.

Задачи Литературного Интернет-радио:

1. информационная поддержка и популяризация офлайновых литературных мероприятий — вечеров, фестивалей и других форм литературных и поэтических выступлений;

2. популяризация современной звучащей литературы и поэзии;

3. консолидация русскоязычной литературной аудитории по всему миру;

4. активизация литературного процесса на местах, сбор и распространение информации о региональных литературных мероприятиях;

5. развитие и популяризация жанра литературного аудиоклипа (литературно-музыкальной и музыкально-поэтической композиции).

Так вот — 17 апреля там можно будет полушать интернет-трансляцию разговора Марии Галиной с Г.Л. Олди. Милости просим.

цитата

17 апреля 2009

22:00 Авторская программа Марии Галиной «Орбитальная Станция». В гостях у ведущей Генри Лайон Олди.

18 апреля 2009

14:00 (повтор) Авторская программа Марии Галиной «Орбитальная Станция». В гостях у ведущей Генри Лайон Олди.

19 апреля 2009

20-00 (повтор) Авторская программа Марии Галиной «Орбитальная Станция». В гостях у ведущей Генри Лайон Олди.

Интервью прошло частью статьи "Кому понадобилось "Американское сало"?" в информационно-аналитической газете "Слово".Автор статьи — Виктор ПРИТУЛА.

цитата

«Что русскому хорошо, то немцу – смерть». Можно сколько угодно изгаляться с арт-пиар проектами типа «Американского сало», но определить вектор новой предвыборной кампании на Украине нашим политтехнологам, похоже, не дано. Слишком они поверили в созданные ими самими химеры.

А что на самом деле происходит на Украине?

Состоялась у меня недавно беседа с двумя литераторами из Харькова — Олегом Ладыженским и Дмитрием Громовым, которые под псевдонимом Г.Л. Олди сочинили пару десятков романов и повестей, как реалистических, так и в жанре фантастики, фэнтези. А недавно обратились к созданию фантасмагории на грани реализма. Понимаю, что моим собеседникам приятнее было бы поговорить на литературные темы, поделиться своими творческими планами. Тем более что большая часть изданных ими книг вышла в российских издательствах, и в России они известны так же широко, как и на Украине. Они не политики. И не любят говорить о политике.

Однако я решил спросить их, насколько сегодняшняя политическая жизнь на Украине похожа на фантасмагорию на грани реализма?

Мне ответили, что нисколечко. Ни на йоту. Что люди живут своей жизнью, а СМИ, особенно телевидение, моделируют свою виртуальную реальность.

Олег Ладыженский: — В повседневной жизни мы не видим каких-то потрясений и катаклизмов, которыми стращают людей с телеэкранов. Что мы видим на самом деле? Что в наших домах тепло, есть вода, холодная и горячая, есть бесперебойная подача электричества. Самый волнующий вопрос — газоснабжение, но газ тоже поступает без перебоев. Мусор со двора вывозят регулярно, продукты в магазинах наличествуют, транспорт работает. Нельзя сказать, что жизнь наша идеальна, но в принципе всё идёт нормально. Приехав к друзьям в Москву или в Киев, или в Ростов, мы не видим разницы в качестве жизни. Разницу мы видим лишь на экранах телевизоров. Вот там разницы сколько угодно, там выступают президенты и премьер-министры, спикеры, депутаты и прокуроры, там творится спектакль. Я как профессиональный режиссёр считаю,что спектакль этот довольно плохой. Причём не играет особой роли, в какой стране его играют.

— Значит ли это, что населению такого огромного индустриального центра, как Харьков, совершенно не интересно то, что происходит на Украине, или же там действительно ничего не происходит, а то, что мы видим по телевизору, – всего-навсего, по вашему определению, скверно поставленный спектакль.

Дмитрий Громов: — Народ занят обустройством своей собственной жизни. Мы уже привыкли, что в верхах идут постоянные разборки. Поэтому наши друзья, соседи, как и мы, заняты своей работой, своей семьёй, своими личными вопросами. Они ходят в кино, ездят на рыбалку, а про политиков рассказывают анекдоты, да и то не слишком часто, — говорит Дмитрий Громов. — Круг нашего общения аполитичен. Не знаю, хорошо это или плохо, но можно сойти с ума, если каждый вечер на кухне опять начать обсуждать, что сказал тот или иной политик. Или бегать на митинги в поддержку того или иного кандидата, где три четверти пришедших просто пришли за деньги. Во времена предвыборных кампаний это лучший способ заработать деньги студентам и малообеспеченным гражданам. Вот здесь дают столько-то денег, я постою покричу за этого, а сегодня здесь дают больше, значит, постою покричу за его оппонента. Такая вот у нас политическая жизнь. Все эти якобы ангажированные политиками толпы на самом деле обычная массовка, зарабатывающая деньги на жизнь. Им все равно, кого выберут, главное — получить деньги «здесь и сейчас».

— А вас как писателей не волнует, что политическая всеядность одних, политическая апатия других рано или поздно может привести к ситуации, описанной в ваших романах, когда на гребне такого вот безразличия к власти приходит некий тиран, а общество начинает погружаться во тьму. Нет ли у вас опасений, что подобное может произойти в реальной жизни?

О.Л.: — Эта тема вечная. Мечта о сильной руке, хозяине, который придёт и всё наладит, о добром царе – мечта не только украинского народа. Я подозреваю, что и русские и белорусы ничем в этом друг от друга не отличаются. Давайте вернёмся в историю. Вот Россия. Здесь веками был царь. Эта форма власти существовала так долго, что уже зашита в подкорки сознания. А есть часть Украины, которая входила в Речь Посполитую, а это вечный сейм, король где-то в изгнании, каждый шляхтич без штанов, но с саблей имеет право вето. Три гетмана, которые разбираются между собой. Это тоже веками. Это тоже зашито где-то в глубинах исторической памяти. И при этом непременно возле каждой хаты был вишневый садик, а в хате вареники со сметаной, а на столе сало и горилка. И жизнь идёт своим чередом. Это отстройка, и её не изменишь. Она в ментальности народа.

Вот и получается, что верхние эшелоны власти сами по себе, а народ по большей части тоже сам по себе. Он говорит, не надо нам помогать, только не мешайте.

Д.Г.: — У нас был очень интересный период, не помню, кто тогда был премьер-министром. Готовились новые выборы в Раду, и где-то около полугода страной практически никто не управлял. Наверху шли разборки. Ни одна ветвь власти не работала, они там решали свои вопросы. Так вот, за это время в стране случился разительный рост ВВП, промышленности, экономики, благосостояния. Вот и делайте вывод…

— То есть вы хотите сказать, что народ может спокойно жить в отсутствие Рады и никто ничего не заметит…

Д.Г.: — Если только сдуру не выберет новую Раду. А пока не выберут, жизнь будет продолжаться своим чередом.

— Вы русскоязычные писатели, живущие в Украине, где, как нам говорят, идёт наступление на русский язык, где всё меньше телепрограмм на русском языке, всё меньше книг, как вы себя ощущаете в этом контексте?

О.Л.: — В прошлом году нас пригласили во Львов на большую книжную ярмарку. Раньше мы там никогда не были, но более чем наслышаны о том, что Львов – оплот украинских националистов. И вот мы приезжаем. На улицах Львова меньше, чем в Харькове, но открыто говорят по-русски. Мы свободно владеем украинским языком и даже не замечаем, на каком языке с нами говорят. На каком языке спросишь, на том и отвечают. Т.е этой проблемы нет. Мы обошли весь город, пытаясь обнаружить где-нибудь националистическую листовку, ведь по телевизору их показывают, значит, должны они быть. Единственный раз нашли листок, напечатанный на принтере, что-то о дивизии СС «Галичина». Останки этой листовки где-то на окраине города просто не смогли отодрать.

Д.Г.: — И всё же заметили, что львовяне как-то настороженно к нам относятся. Спрашиваем, в чём дело? Отвечают: мы вас боимся, нам же по телевизору сказали, что вы с Восточной Украины, а там же одни братки-бандиты. "А нам сказали, что у вас сплошные бандеровцы", — отвечаем мы. Вот тут все начали смеяться и говорить: вот спасибо телевидению, как бы мы без него жили.

— А на каком языке на львовской ярмарке были представлены ваши книги?

О.Л.: — Как на украинском, так и на русском, и на польском языках. Конечно, на этой ярмарке больше книг было на украинском языке, но на русском языке их было достаточно. Что же касается украинизации и утеснения русского языка, то достаточно привести лишь один пример. Сейчас, по разным оценкам, от 85 до 90 процентов книг, мы говорим о художественной литературе, которая продаётся в Украине, это книги на русском языке.

Перегибы существуют. Появляется время от времени какой-нибудь политический деятель, который ради политического капитала готов нести глупости про другие языки, но таких мало. Однако, если этот дурак что-то такое брякнет, его тут же тиражируют. И это противно.

Я не уверен, что нарисованная моими собеседниками картина украинской жизни столь же благостна, сколь неприглядна она в описаниях создателей «романа» «Американское сало». Истина всегда лежит где-то посредине. Искать её нужно не в пиар-проектах или в телевизионной картинке. Истина в душе народа. А мы с украинцами – братья. И жить будем вместе. Как бы кто-то ни хотел нас рассорить.

Интервью газете НГ Экслибрис:

цитата

Традиции Гоголя живут и местами побеждают

Дмитрий Громов и Олег Ладыженский находят следы "химерной прозы" в произведениях современных украинских писателей

Николай Васильевич Гоголь – фигура многогранная. Он сам себя называл фантастом, хотя сейчас ни один уважающий себя серьезный писатель так не назовется. Почему это случилось? Живы ли традиции Гоголя? И если живы, то в ком? Чем отличается украинская фантастика и литература вообще от российской? Обо всем этом мы беседовали в канун 200-летия Гоголя с популярными писателями из Харькова.

– Насколько я понимаю у вас в издательской жизни назрел новый этап?

Олег Ладыженский: Да нет… Не совсем так. Просто у нас открывается еще одна серия книг, но на их обложках вместо псевдонима будут стоять наши настоящие фамилии.

– Вы отказываетесь от уже привычного всем псевдонима – Генри Лайон Олди?

О.Л.: Да нет. Мы как были Олди, так, похоже, и останемся навсегда…

Дмитрий Громов: Более того, параллельно начинает выходить новая серия, в которой мы будем выступать как Олди.

О.Л.: Новая серия открывается нашими старыми романами «Пасынки Восьмой Заповеди» и «Мессия очищает диск». Эти произведения были первыми, которые вышли в Москве. За это время они неоднократно переиздавались. У всех наших старых читателей эти романы уже есть. Новая серия открывается для того, чтобы расширить контингент читателей. Например, есть люди, которые не покупают книг в ярких обложках, – поэтому разрабатывался более строгий, интеллигентный стиль серийного оформления. Есть много людей, которые не берут книг иностранных авторов – просто машинально проходят мимо. Многие люди принципиально не читают книг, выходящих под грифом фантастики, потому что знают, что это плохая литература. Вот ко всем этим людям мы и хотели бы обратиться – может быть, им наши книги покажутся интересными!

– В начале 90-х вы взяли себе иностранный псевдоним, потому что тогда не покупали книги с русскими именами… А теперь все наоборот?

О.Л.: И да, и нет… Просто наша первая публикация оказалась в одном сборнике с Клиффордом Саймаком, Робертом Говардом и Генри Каттнером – как-то сама собой возникла идея иноязычного псевдонима. А потом он закрепился.

Д.Г.: Кроме того, хотелось как-то сократить наши имена: Дмитрий Громов и Олег Ладыженский ни с первого, ни со второго раза не запомнишь… Сначала мы были просто «Г.Л.Олди».

– То есть Громов, Ладыженский, Олег, Дима… А не кажется ли вам, что вся эта затея с новой серией – это практическое воплощение глубокого кризиса, происходящего в российской фантастике, когда все это направление оказывается скомпрометированным в глазах интеллигентных читателей?

О.Л.: Кажется…

– Само слово «фантастика» становится каким-то «неприличным», не принятым в обществе…

О.Л.: Не становится, а уже стало. С 1995 по 2001 год мы, писатели-фантасты, сделали все, что было в наших силах, чтобы фантастика была признана как литература, и к концу этого срока по ней стали писать не только курсовые, но и диссертационные работы. А с 2001 по 2007-й, наоборот, сделали все возможное, чтобы уйти в обратную сторону. Теперь фантастика превратилась из литературы в развлекательную индустрию, а она уже ориентируется не на читателя, а на потребителя. Это разные категории! Читатель способен прилагать усилия для проникновения в текст, потребителю это просто не нужно, он хочет отдохнуть!

– А не парадоксальна ли, по-вашему, сама ситуация, при которой автор сначала должен зарекомендовать себя в этой самой индустрии, чтобы потом самовыражаться в литературе, издаваться в солидных обложках и под своими именами? Произведения многих авторов просто подгоняются под серии, устраняется все авторское, яркое, смелое…

Д.Г.: Это, конечно, проблема, но она решаема. Мы всегда воевали с редактурой и с переделками текстов, и теперь наши книги выходят в авторской редакции.

О.Л.: Действительно, среди молодых фантастов есть мнение, что необходимо сначала написать шесть-семь развлекательных боевичков, а потом можно садиться за серьезную книгу. Однако я не знаю ни одного примера, чтобы кто-то при таком раскладе написал шедевр.

– Так что же делать молодому фантасту, который не хочет участвовать в «индустрии развлечений», а хочет писать литературу?

О.Л.: Драться! Нас же тоже шесть лет не печатали.

Д.Г.: А сейчас, если молодого автора два года не печатают, для него уже трагедия. А то, что при советской власти людей по 20 лет не печатали, это уже в голове не укладывается.

О.Л.: Развлекательного чтива уже навалом, его берут из интернета, из самиздата… А вот если такой молодой автор пробьется – это необязательно, но шанс у него есть, – то он уже не будет зависеть от колебаний рынка, потому что будет иметь своего читателя. Может быть, у него не будет бешеных тиражей, но зато будет добрая репутация.

– Что сейчас происходит с литературой в Украине? Вот вы пишете по-русски – вы котируетесь у себя на родине?

Д.Г.: Мы оба – билингвы. Иногда посмотришь фильм – и не помнишь, на каком языке он был.

О.Л.: И мы, если надо, переводим свои произведения на украинский. Мы – котируемся на родине. Если не брать кучку националистических маргиналов, которых хватает в любой стране, то в целом отношение к авторам, пишущим на русском, нормальное – и в обществе, и в ветвях власти, и на книжном рынке. Кроме того, мы выходим и на украинском языке.

– Но это потому, что вы уже больше десяти лет выходите в России…

О.Л.: Это потому, что мы известные авторы…

Д.Г.: Если бы мы печатались в Штатах, нас тоже переводили бы…

О.Л.: Кроме того, мы же проводим фестиваль фантастики «Звездный мост», участвуем в работе целого ряда комиссий. К нам с удовольствием обращаются, например, для того, чтобы мы вошли в состав жюри всеукраинского конкурса рассказов…

Д.Г.: Причем не фантастических, а рассказов вообще!

– А вот мне как раз показалось, что в Украине нет такой жесткой межи между фантастикой и мейнстримом, как в России… Очень много авторов, которые вполне комфортно балансируют между этими направлениями… Взять хотя бы Андрея Куркова…

О.Л.: Добавьте Юрия Андруховича… Да, многие… Наверное, да…

Д.Г.: Если быть точным, такая межа, наверное, все-таки есть, но она более размыта. Если не брать группы совсем уже замшелых ортодоксов из Спилкы пысьмэнныкив…

О.Л.: …Союза писателей…

Д.Г.: …которых, во-первых, не так много, во-вторых, становится все меньше в силу их возраста, то отношение к этому разделению на направления очень спокойное. Дело в том, что в Украине есть такое понятие, как «химерная проза». Она придумана не сейчас…

О.Л.: Это давняя литературная традиция. Самый яркий пример – Гоголь. Но она была развита и до него. Например, Михаил Коцюбинский…

Д.Г.: Химерная проза – это нечто на грани между фантастикой, фантасмагорией, реализмом, притчей. Она вписала в себя множество направлений. Но это – что-то совершенно отдельное. Это направление близко в барокко, но не совсем…

– Но в России ведь тоже были и Осип Сенковский, и Владимир Одоевский…

Д.Г.: Так вот в Украине эта гоголевская и догоголевская традиция сохранилась и по сей день…

О.Л.: И вот она существует сейчас, но без уничижительного титула «фантастика». К авторам, работающим в этом направлении, относятся с уважением…

Д.Г.: К примеру, есть писатель Юрий Винничук. Вот – чистый представитель химерной прозы, последователь Гоголя и Коцюбинского. Его и фантасты, и мейнстримовцы считают своим!

– Боюсь, что в России подобного автора не приняли бы ни те, ни те…

Д.Г.: А тут совсем другая история: его приглашают на конвенты фантастов и вручают премии за лучшее произведение на украинском языке, его привечают и на общелитературных мероприятиях. Никому даже не приходит в голову сказать: «Он пошел в фантасты!» или «Он продался мейнстриму!»

– Почему же в России произошел этот раскол? Может быть, виноват Виссарион Белинский, который назвал Гоголя автором натуральных очерков, не признав в нем фантаста?

Д.Г.: В отличие от Белинского сам Гоголь считал свои произведения фантастикой. Он в статье ругал барона Брамбеуса за то, что тот пишет фантастику «очень скверно», а надо – хорошо, как он сам, Гоголь…

О.Л.: Мы когда-то исследовали этот феномен, причем в мировом масштабе. Когда фантастика начала выходить из романтизма, то ее критики хвалили. Вальтер Скотт главным фантастом называл Гофмана. Критики, современные Бальзаку, назвали его «Шагреневую кожу» фантастикой. Достоевский назвал «Пиковую даму» Пушкина «лучшим фантастическим произведением», причем образцом фантастики! По-настоящему презрительное отношение к фантастике началось уже при советской власти – после Первого съезда Союза писателей. Там было принято решение, что фантастика – это «литература для детей и юношества, призванная пропагандировать достижения научно-технического прогресса и призывать молодежь к вступлению во втузы». Все! После этого какой же уважающий себя писатель будет писать фантастику! А Гоголь был из фантастов выписан. А на все направление был повешен ярлык недолитературы…

Д.Г.: А вот почему этого не произошло в Украине – вопрос… Может быть, потому, что у нас страна поменьше и делить в ней нечего. Потому что языковое пространство у нас, считай, одно; литература тоже, считай, одна…

О.Л.: Делиться на фантастов и нефантастов так же глупо, как рвать на части Гоголя и Булгакова – спорить, чьи это писатели: русские или украинские…

Д.Г.: Есть литература и нелитература. А в какой стране живешь, на каком языке пишешь и к какому формальному направлению принадлежишь – неважно. Общий массив литературы в Украине значительно меньше, чем в России, поэтому – куда его еще делить.

– Значит, традиции Гоголя в украинской литературе по-прежнему сильны?

Д.Г.: Да, традиции Гоголя живут и местами даже побеждают!

О.Л.: А это даже видно на примере наших коллег-фантастов. Кого из украинцев ни возьми: Марина и Сергей Дяченко, Андрей Валентинов, Андрей Дашков, Владимир Свержин – в творчестве каждого из них есть элемент этой химерной прозы.

Д.Г.: Даже у автора космических опер Алексея Бессонова это проскакивает.

О.Л.: У всех этих авторов никогда не поймешь – то ли это исторический роман, то ли это фантастика, то ли это триллер. У каждого произведения, как у дракона, три головы… Что это, как не наследие Гоголя и этой самой химерной прозы?