Данная рубрика — это не лента всех-всех-всех рецензий, опубликованных на Фантлабе. Мы отбираем только лучшие из рецензий для публикации здесь. Если вы хотите писать в данную рубрику, обратитесь к модераторам.
Помните, что Ваш критический текст должен соответствовать минимальным требованиям данной рубрики:
рецензия должна быть на профильное (фантастическое) произведение,
объём не менее 2000 символов без пробелов,
в тексте должен быть анализ, а не только пересказ сюжета и личное мнение нравится/не нравится (это должна быть рецензия, а не отзыв),
рецензия должна быть грамотно написана хорошим русским языком,
при оформлении рецензии обязательно должна быть обложка издания и ссылка на нашу базу (можно по клику на обложке)
Классическая рецензия включает следующие важные пункты:
1) Краткие библиографические сведения о книге;
2) Смысл названия книги;
3) Краткая информация о содержании и о сюжете;
4) Критическая оценка произведения по филологическим параметрам, таким как: особенности сюжета и композиции; индивидуальный язык и стиль писателя, др.;
5) Основной посыл рецензии (оценка книги по внефилологическим, общественно значимым параметрам, к примеру — актуальность, достоверность, историчность и т. д.; увязывание частных проблем с общекультурными);
6) Определение места рецензируемого произведения в общем литературном ряду (в ближайшей жанровой подгруппе, и т. д.).
Три кита, на которых стоит рецензия: о чем, как, для кого. Она информирует, она оценивает, она вводит отдельный текст в контекст общества в целом.
Модераторы рубрики оставляют за собой право отказать в появлении в рубрике той или иной рецензии с объяснением причин отказа.
Думаю, многие со мной согласятся, что хоррор — это весьма многогранный жанр.
Кого-то пугают натуралистично описанное насилие и реки крови, льющиеся со страниц книг. А кто-то чувствует себя неуютно при чтении вязких мистических или иррациональных историй и после вздрагивает от любого шороха или косого взгляда прохожего на улице.
Лично я не имею ничего против обоих сюжетных направлений. Главное, чтобы произведение было написано с душой и фантазией.
Сразу скажу, что приступая к знакомству с романом Рэмси Кэмпбелла "Усмешка тьмы" я не испытывал в отношении него каких-либо завышенных ожиданий.
Просто надеялся, что книга будет как минимум неплоха, раз так многие поклонники ужасов остались от нее в восторге.
И начало романа, относящегося как раз к категории неспешных произведений, пугающих не за счет внешних эффектов, а за счет напряженной атмосферы кошмара наяву, вышло интригующим.
В нем нам представили главного героя — кинокритика Саймона Ли Шевица, в одночасье оставшегося без заработка из-за закрытия скандально известного журнала, в котором он трудился.
Устроившись работать на бензоколонку, Саймон влачит скучное существование, пока к нему не обращается его бывший университетский преподаватель Кирк Питчек с предложением написать книгу о звездах немого кино, отдельное внимание уделив в ней актеру Табби Теккерею.
Впечатленный размером обещанного гонорара, молодой человек с воодушевлением берется за поиски информации о позабытом ныне комике, даже не замечая как постепенно все глубже и глубже погружается в омут самого настоящего безумия.
Увлекая туда же и читателя.
Однако в моем случае, с каждой перевернутой страницей я все больше опускался на дно самого настоящего океана недоумения.
А утонув в нем полностью, задался вопросом: откуда взялись все эти положительные отзывы на "Усмешку тьмы"?
Чем этот роман вообще мог понравиться любителям хоррора?
Может быть сумбурным авторским стилем изложения?
скрытый текст (кликните по нему, чтобы увидеть)
Допускаю, что проблема кроется лишь в особенностях моего восприятия, но очень часто картинка в голове, возникавшая при чтении книги, получалась рваной.
Для примера можно рассмотреть эпизод, в котором сосед Саймона по общежитию Джо помогал реанимировать его компьютер в присутствии отца подруги Саймона, неожиданного приехавшего в гости вместе с собакой.
Вся сцена происходит в комнате главного героя, в то время как питомец Уоррена томится привязанным на лестничной клетке.
Далее мы читаем:
"Джо оставляет диск в компьютере, разворачивает леденец, сует его Нюхачу и на пару с Уорреном отводит его вниз. Собака уничтожает карамельку в два мощных чавка, ступени скрипят под ее тушей".
Интересно, а когда Джо успел выйти из комнаты и подойти к собаке, если он только что сидел перед компьютером?
На лицо явная потеря связующего предложения, нарушившая целостность текста.
И таких примеров в книге можно привести массу.
Или "плоскими" персонажами, которых Рэмси даже не пытался раскрыть?
А может фанатам жанра пришлась по душе атмосфера произведения, которая построена в основном на упоминании где надо и не надо загадочных смешков, раздающихся в непосредственной близости от главного героя?
скрытый текст (кликните по нему, чтобы увидеть)
Серьезно, с разного рода усмешками и хохотом вышел явный перебор.
Я понимаю, что они призваны добавить иррациональности во все происходящее, однако данный инструментарий следовало использовать более умело, а не пихать его в каждую главу для галочки.
Атмосфера до того вялая, что напугать или хотя бы заставить нервничать она способна лишь ребенка, ей-богу.
Конечно, встречались в романе и светлые (т.е. действительно темные) пятна, но крайне редко.
Но больше всего меня расстроило то, что Кэмпбелл вообще не стал заморачиваться и прорабатывать концепцию придуманного им зла.
скрытый текст (кликните по нему, чтобы увидеть)
Я вижу это так: профессор Теккерей Лэйн в своих исследованиях натолкнулся на какую-то могущественную враждебную силу, она поглотила его и превратила в Табби — клоуна, который своими фильмами стал негативно влиять на людей.
Всё, точка.
По мнению автора нам не нужно знать, ни что это были за исследования, ни откуда пришла эта враждебная сила, ни каким образом Табби с экрана мог проникать в человеческое сознание.
Да и зачем, если можно в сотый раз рассказать о словесных перепалках Саймона с родителями его девушки или о какой-нибудь бесполезной для сюжета ерунде?
До сих пор не понимаю, зачем на протяжении 44 страниц понадобилось описывать приключения главного героя в Амстердаме, если они никак не повлияли на развитие истории.
Если только для увеличения объема книги...
Короче говоря, вы уже наверняка поняли, что роман меня не порадовал.
"Усмешка тьмы" больше всего напоминает раздутый до неприличия воздушный шарик, скрывающий внутри себя лишь затхлую пустоту.
Не знаю кому как, но мне такой "годный хоррор" и даром не нужен.
Двойственные приключения благородных идальго, или Солнечные будни фехтовального города
Отправляясь на встречу с заказчиком, бретер и учитель фехтования Арахон И’Барратора, предполагал, что дело может закончится кровью. Однако он не рассчитывал сегодняшним утром столкнуться с неизвестной фехтовальщицей из далеких земель и узнать, что его с потрохами продал нынешний патрон. А уж тем более стать мишенью охоты таинственных патрийцев.
Печатник Эльхандро Камина, готовя в набор Мемуары о двадцатилетней войне, в глубине души понимал, что рискует. Многовато было в книге острых углов и грязных слов о власть имущих. Но предположить, что дело даже не дойдет до печати. Это уже слишком!
Ученый муж Эль Хорбранвер, собираясь объявить о своем новом изобретении – тенеграфе, тоже изрядно сомневался. Ступать на зыбкую почву теологии и исследований природы солнечной тени было опасно. Слишком уж большую роль играли тени в жизни горожан. Слишком уж под пристальным вниманием Светлого Капитула находились все, кто работал с ними. Но подумать о том, что тенеграф станет причиной опасности не только для него самого, но и для дочки Хорбранвер не мог.
А уж тем более никто из троицы и не мыслил о том, что их судьбы вскоре переплетутся в клубок, оказывающий влияние не только на них самих и знакомых им людей, но и на всех жителей Серивы.
Польская фантастика продолжает радовать нас с вами все новыми и новыми достойными именами. Яцек Пекара. Роберт Вегнер, Ярослав Гжендович. Теперь вот Кшиштоф Пискорский. Журналист, сценарист компьютерных и ролевых игр, переводчик, первый роман которого — Wygnaniec увидел свет в 2005 году. С тех пор на его счету почти 10 романов, пять фантастических премий и десяток номинаций. А также теплые слова другого известного польского автора Яцека Дукая, как раз в адрес нашего сегодняшнего героя – «Тенеграфа».
Романа действительно интересного.
Первым привлекает внимание место действия. Дело происходит в неплохо продуманном фентезийном мире, а конкретно Серива явно навеяна средневековыми испанскими мотивами. Все эти благородные идальго, реконкисты, залитые солнцем улицы, сиесты (тут, правда, они появились по другой причине), инквизиторы, бретеры, школы фехтования, поединки, наемные убийцы с рапирами в руках. Этот довольно редкий в фентези антураж, с ходу добавляет роману пару десятков вистов. Тем более что у автора получилось создать живой, наполненный мир с огромным количеством нюансов и особенностей. Мир со своей историей, культурой, обычаями и одним глобальным отличием от нашего. О котором чуть позднее.
Мы будто оказываемся вместе с героями на узких улочках Серивы, вдыхаем морской воздух и наблюдаем за разгрузкой кораблей в порту, следим за игрой в кости на ступеньках таверны, шествуем вдоль рядов местного рынка, гуляем по центру города, с восхищением заглядываем в королевский дворец и с опаской в окраинные районы, или, не дай создатель, на Монастырское взгорье.
Погружение в мир романа на высоте.
Вдобавок автор постепенно раскрывает перед нами историю своего детища. Историю такую похожую и одновременно непохожую на нашу. Двадцатилетние войны, возникающие из-за тупости, гордыни и ограниченности стоящих у власти. Героические солдатские подвиги во время сражений, и позабытые ветераны без гроша в кармане. Интриги местных грандов и зловещая тень инквизиции. Создание и падение империй и халифатов. Завоевание и реконкиста.
Шикарно дополняют картину рассуждения и рассказы Хорбранвера о местной науке (его исследования природы воздуха просто шик). И о восточных профессорах, переплетающих науку с заклинанием тени.
А теперь об обещанном отличии. У Пискорского тени это не просто «пространственное оптическое явление», в котором можно спрятаться от палящих лучей дневного светила. В мире «Тенеграфа» от соприкосновения теней при солнечном свете происходит соединение: люди получают и отдают часть себя другому человеку. Мысли, воспоминания, чувства, умения, кусочки души. При кратком контакте – фрагменты и ощущения, при длительном – соответственно. Причем это касается только теней живых существ и только при свете солнца.
Помимо этого существует целое тенепространство, отдельный мир, разделенный на множество слоев, в большинстве из которых человек может существовать ограниченное количество времени. Через него можно путешествовать, сокращая часы до минут, переходя в светлый мир в абсолютно неожиданных местах, либо используя его как портал. Тенепространство, имеющее своих обитателей — существ тени, с которыми даже возникало две полноценных войны.
-Тенемастера, люди с загадочными знаниями, без которых не может обойтись ни один властелин. Люди, при этом считающиеся в обществе париями, изгоями, вплоть до периодических погромов чернью их жилищ.
-Антигелионы – существа тени, паразитирующие на человеке.
-Ребра Юга и Севера – маяки среди тенепространства, причины Войн Теней.
-Тенестрелы – стрелковое оружие, использующее тенепространство для ведения огня. Кстати почти повсеместно вытеснившее пороховые аналоги.
В общем, польский писатель создал натуральную «тенемагию» — интересную, завораживающую и весьма оригинальную.
Достает в романе и действия, ведь Кшиштоф с огромным удовольствием вводит в повествование элементы литературы «плаща и кинжала» (точнее рапиры). Интригующая знать, борьба за власть, королевские шпионы. Главный герой так и вовсе настоящий фехтмейстер, наемный рубака и убийца с немалым личным кладбищем за плечами. Кстати, несмотря на душегубство, Арахон получает от читателя изрядную долю сопереживания. Может благодаря тому, что на тот свет отправляет почти всегда таких же прожженных головорезов (хотя бывают исключения). Может благодаря мрачному обаянию ветерана войны, прошедшему огонь, воду и медные трубы. Может благодаря истории о вражде с Винсензом, и отношениям с его семьей. Может благодаря некоторым жестким моральным устоям. Может благодаря недюжинному искусству фехтовальщика.
Схватки описаны у Пискорского красочно и нескучно. Вдобавок автор подарил своему протагонисту некий Магический круг — технику боя, соединяющую геометрию и фехтование. Любопытный ход. Имеется у И’Барраторы богатое прошлое, с которым мы знакомимся по ходу повествования. Есть свои скелеты в шкафу, обязательства, привязанности, тайны и устремления. Создан персонаж с душой, и к середине книги воспринимается буквально родным человеком.
Чуть скромнее, но все равно подробно описан и Хорбранвер. Разве что Камине досталось чуть меньше авторского внимания.
Добавляет в блюдо остроты таинственная личность рассказчика – человека общающегося с читателем с первых страниц и долгое время скрывающего свою личность. Со временем доводя наше любопытство до высшего накала. А потом тайна раскрывается, история приобретает любопытный новый оттенок, еще больше расширяя границы созданного Кшиштофом мира и на порядки поднимая уровень решаемых героями проблем.
Эрго. Стильное атмосферное фентези в испанском духе с хорошо проработанным миром, привлекательными героями и оригинальной «тенемагией».
В прошлом году на книжных прилавках появился сборник хоррор-произведений Роберта И. Говарда «Безымянные культы», о котором я уже писал. Книга получилась весьма удачной — на русском не было сборников «страшных» историй техасца достаточно давно. И хотя всё, что оказалось под обложкой, мы уже читали, причём некоторые вещи — ещё в начале 1990-х годов, книга имела успех. Такой успех, который позволил выпустить сборник-продолжение.
Итак, «Боги Бал-Сагота» Роберта И. Говарда.
Большинство произведений в жанре ужасов — самых важных, самых замечательных — конечно, уже вышло в сборнике «Безымянные культы». Но в области «тёмной» литературы техасский писатель был постоянно, это заметно практически в любом его тексте (за исключением явно юмористических и иронических произведений и даже целых циклов — о Брекенридже Элкинсе и Стиве Костигане, например). Во всяком случае, даже тот самый пресловутый Конан то и дело встречается со всякими кошмарами былых эпох, вдруг вылезшими из тёмных нор. Есть, однако, в наследии техасца и более явные, заметные ужасы и триллеры.
Из них и был составлен сборник «Боги Бал-Сагота», логичное продолжение первой книги.
Костяком томика стали триллеры и детективы, которым, в отличие от более стандартных хоррор-историй Говарда, всегда как-то уделялось меньше внимания. Тем не менее, и тут есть свои жемчужины, заслуживающие большей популярности, чем сейчас. Но начнём по порядку.
Как и в случае с «Безымянными культами», «Богов Бал-Сагота» открывает корпус новелл в жанре фэнтези с ощутимыми элементами мистики и ужаса. Два рассказа из этих четырёх относятся к героическим циклам, ещё один имеет самое прямое касательство к пиктской теме. Итак, это: «Сад страха», «Дом Арабу», «Павший народ», «Боги Бал-Сагота». Последняя из перечисленных историй, пожалуй, наименее «страшная», но за счёт того что в ней представлен Гол-горот — самый важный вклад Говарда в пантеон «Мифов Ктулху», — она пришлась в сборнике (названном, кстати, в её честь) весьма кстати. А самый, наверное, необычный рассказ из четырёх фэнтези-историй — «Дом Арабу», с которым связано много интересного. Об этом тексте также рассказала в своей статье переводчица.
Иллюстрация Грэга Стэйплза к рассказу «Дом Арабу».
За фэнтези следуют африканские рассказы, так непохожие один на другой. «Волчья голова» служит прямым продолжением новеллы «В лесу Виллефэр» и повествует о приключениях де Монтура на одном из ранчо белых людей где-то на Чёрном континенте. А вот «Голос Энлиля» — совершенно о другом, о затерянной в глубинах Восточной Африки цивилизации и её устрашающем артефакте. Такие темы Говард тоже очень любил.
Иллюстрация Грэга Стэйплза к рассказу «Волчья голова».
Чуть особняком стоит следующий рассказ — «Прикосновение смерти». Это хоррор, для техасца не вполне обычный, ведь писатель больше любил мистические «страшилки». В данном же произведении ужас имеет психологическую основу — подобного рода вещей у Говарда мало. «Ужас из кургана», «Человек на земле» и «Мёртвые помнят» относятся к условному циклу «Сверхъестественный Юго-Запад», над которым «техасский мечтатель» работал, будучи уже состоявшимся писателем — наверное, по этой причине в данном цикле много достойных, пугающих произведений. Все три вышеперечисленные истории имеют местом действия американский Юг, правда, сюжеты их различны. В первой новелле Говард представил вампира, по поводу которого первые читатели возмущались: как это так писатель сумел исковеркать образ классического кровососа? Второй и третий рассказы посвящёны мести, которая сильнее смерти.
Иллюстрация Грега Стэйплза к рассказу «Человек на земле».
Далее следуют два рассказа-«мостика» от хорроров к триллерам. Если «Чёрная гончая смерти» — это скорее всё же хоррор с добавкой триллера, то «Чёрный ветер воет» — наоборот. Оба произведения повествуют о тайных сектах, но по-разному; действие обоих разворачивается в тёмных сосновых лесах — эти декорации Говард весьма любил. И третий «чёрный» рассказ — по сути своей тоже является неким переходом: он соединяет предшествующие триллеры с последующими детективами. В «Чёрных когтях» слышны африканские мотивы, есть убийство, расследование и нестандартный оборотень. Этот рассказ как детектив, прямо скажем, не самый удачный. Однако после него в книге следуют произведения о Стиве Харрисоне, в которых Говард раскрылся как детективщик в полной мере.
Иллюстрация Грега Стэйплза к рассказу «Прикосновение смерти».
«Техасский мечтатель» сам говорил, что жанр детектива ему не близок; писать подобные произведения он стал по настоянию своего литературного агента Отиса Клайна. Как бы то ни было, но «Кладбищенские крысы» ему, несомненно, удались. Мрачная атмосферная история с интересной загадкой и целыми полчищами красноглазых кровожадных грызунов — эта вещь вполне достойна того, чтобы войти в «золотой фонд» Говарда. Привлекают внимание и «Клыки алчности» за счёт описания дьявольских ритуалов негритянского населения Юга США. Несколько попроще будут «Отмеченные в Чёрной книге» и «Роковые зубы», в которых главенствует так называемая «жёлтая угроза»: злобные китайцы и другие выходцы с Востока не дадут Харрисону спокойно отдохнуть!
Иллюстрация Курта Парди к рассказу «Кладбищенские крысы».
Завершает книгу короткий роман (или повесть) «Костяное лицо», главным героем которого является Стив Костиган — но не тот самый моряк-боксёр с «Морячки»! Этот текст, самый крупный, кстати, из опубликованных в ранний период творчества Говарда, тоже посвящён «жёлтой угрозе». По мнению некоторых исследователей, антагонист романа имеет общие черты с главным злодеем рассказов о Стиве Харрисоне «Повелитель мёртвых» (отсутствует в рассматриваемом сборнике) и «Отмеченные в Чёрной книге». Ну, а то, что образ Костяного лица вдохновлён зловещим доктором Фу Манчи, давно уже широко известный факт.
Иллюстрация Глена Орбика к роману «Костяное лицо».
Итак, что же мы имеем в итоге? Лучшие хоррор-истории Говарда собраны в «Безымянных культах», лучшие триллеры и детективы — в «Богах Бал-Сагота». И та, и другая книга «приправлены» мрачными фэнтезийными историями. И что, это всё «тёмное», чем можно поживиться у техасского писателя? Безусловно, нет! Во-первых, Стив Харрисон ещё не «добит», кроме того, у писателя есть и другой детективный цикл. Во-вторых, не охвачены некоторые внецикловые рассказы, как имеющие определённую известность даже в среде русскоязычных читателей (например, «Беспокойные воды» или «Хижина с призраками»), так и практически неизвестные даже в англоязычном мире (например, «Чёрная земля» или «Змеящиеся лианы»). Ну, о сплаве фэнтези + хоррор можно и вовсе не говорить: этого у Говарда много. А если вспомнить незаконченное, то третий сборник в продолжение «Безымянных культов» и «Богов Бал-Сагота» вполне можно насобирать!
И в заключение — о переводах. Прежде всего, стоит отметить, что оригинальные тексты, с которых и делалось переложение на русский, сверены с последними изданиями Говарда в США. В частности, в рассказе «Роковые зубы», как это и было задумано изначально техасским писателем, действует Стив Харрисон, а не Брок Роллинс (такое имя персонажу в силу некоторых причин дали в журнале, где произведение впервые увидело свет). В «Доме Арабу» наконец восстановлена справедливость, и некий встречавшийся в прежних переводах «аргайв» совершенно логично стал «аргивянином»; также отказались и от неправильного «Эрейбу». Та же история с «Голосом Энлиля»: в старом переводе фигурировал неведомый «Эль-Лиль» на пару с «сумерианцами»; в рассматриваемом сборнике — соответственно «Энлиль» и «шумеры». В «Костяном лице» восстановлены все эпиграфы, чего не было в старом переводе. А в «Клыках алчности» убраны названия глав, как это, по-видимому, и было у самого Говарда.
Таким образом, сборник «Боги Бал-Сагота» получился не хуже предыдущего собрания ужасов авторства Роберта И. Говарда. Притом это всё же несколько другая книга: если в «Безымянных культах» упор был сделан на классический хоррор, то здесь основное содержание — триллеры и детективы. И в увлекательности они ничем не хуже давно известных, можно сказать, знаменитых вещей!
В качестве финальной точки приведём цитату известного говардоведа, автора многих материалов о писателе, в том числе «Краткой биографии Роберта И. Говарда»:
Ужасы Говарда выделяются тем, что он никогда не пытается опираться на штампы, стереотипных чудовищ или другие признаки жанра. Даже если он использовал оборотней, вампиров или зомби, то придавал им особый оттенок, делавший их уникальными. И конечно, раз уж речь идёт о Роберте И. Говарде, его персонажи встречали ужасы с чистой отвагой и чаще всего побеждали. Ещё одна особенность его творчества состоит в том, что он насыщает всё эмоциями — даже неживой мир словно пылает страстью, и Говард будто говорит, что мир по-настоящему пытается вас убить — вас лично!
Расти Бёрк
В оформлении статьи использованы иллюстрации Грега Стэйплза, созданные для сборника «The Horror Stories of Robert E. Howard», а также работы других художников.
Маг и его Ученик: вдвоем против Обетованного, или Кто тут в Небожители крайний?
Хьервард. Искорка в костре Сферы Миров. Родина эльфов и альвов, древесных и горных гномов, троллей и кобольдов, гаррид, хеддов и гоблинов. И, конечно же, людей. Смелых ярлов и танов, вольнолюбивых баронов и бондов, знающих цену деньгам торговцев.
Мир, полный ошеломляющих красот и кошмарных ужасов. Обычный мир, коих тысячи.
Мир, где родился на свет тан Хаген. Человек, без которого хитроумная задумка Хедина не имела шансов на воплощение.
Десять веков Истинный Маг Хедин, Познавший Тьму, ждал, пока закончится изгнание, наложенное на него Советом Поколения. Пока он сможет взять Зерно Судьбы Ученика, назначенного ему Предвечными, из Шара Жребия. Будущего величайшего воина, полководца и правителя. Того, с чьей помощью Хедин собрался осуществить давно лелеемый план. План, способный изменить судьбы не только смертных и Магов, но и самих Богов.
Спустя пару десятков лет после рождения Хагена, ставшего за это время отменным бойцом и предводителем воинов, время пришло.
И устремились дружинники Хагена к столице Хранимого Королевства, залога Магов перед Молодыми Богами. И двинулись рати его противников к берегам острова Хединсея, вновь ставшего оплотом мятежного Мага. И застонал эфир под напором заклинаний, используемых как врагами Хедина, так и самим Познавшим Тьму. И закачались весы Равновесия, не зная, на чью сторону они склонятся через несколько часов.
Николай Даниилович Перумов вырвался на фантастический небосклон в 1993 году с дилогией (позднее трилогией) «Кольцо тьмы». Роман был написан еще в 1989 году, и переносил читателя в Средиземье Толкиена, 300 лет спустя после Войны Кольца. Фэндом буквально порвало. Равнодушных не было. Часть толкиенистов исходила ядом, по поводу «жирования на костях Профессора», другая с удовольствием вылавливая блох, отдавала должное талантливому автору.
«Кольцо тьмы» действительно стало событием. Перумову удалось прочувствовать дух мира Толкиена и показать его более приземленную и менее романтическую сторону. Все бы хорошо, но великолепно начав роман, Перумов не удержался. После того, что автор сделал со Средиземьем в конце, он был просто обязан на нем жениться, или отправиться за решетку за надругательство над чужим миром с отягощающими обстоятельствами.
Ну да это все лирика, а фактаж в том, что получив имя после «литературной игры» на чужом поле, Перумов показал, что и сам в состоянии создавать нетривиальные миры. Более двух десятков книг общим тиражом более четырех миллионов экземпляров стали зримым подтверждением его мастерству.
«Гибель Богов» (впервые издана в 1994) стала первой полностью самостоятельной книгой Перумова. Оригинальный мир (даже Сфера миров), как потом выяснится непосредственно связанный с нашей Землей, многочисленные и качественно проработанные системы магии, удалой размах и затягивающий сюжет.
Что всегда было коньком Перумова – это фантазия. Она у него «богатая и нездоровая». Не знаю, было ли уже тогда задумано развитие и дальнейшее описание его вселенной Упорядоченного, но все предпосылки для этой нелегкой работы налицо.
Уже с первых страниц автор рисует нам весьма логичную и неплохо продуманную систему мироустройства. Причем не только и не столько Хьёрварда, показывая, что родина Хагена всего лишь маленькая точка среди тысяч миров с миллионами обитателей. Смертных и не очень, гуманоидных и абсолютно непредставимых, обычных людей и умеющих управлять силой.
А уж магическая система просто великолепна. Количество и способы волшебства разнообразны, вдумчиво описаны и кажутся неотъемлемой и исконной частью этой вселенной. Желающих подробнее почитать о магсистеме Упорядоченного, отсылаю к июньскому «Миру фантастики» за 2013 год, я же повторять хорошо сделанную авторами МФ работу не вижу смысла.
Язык наоборот никогда не был особо сильной стороной Ника. Стиль «Гибели» достаточно тяжеловат и нарочито архаично-героичен.
Оригинальность героев тоже не отнесешь к козырям первой «Летописи Хьёрварда». Хаген – бесстрашен, воинственен, харизматичен, могуч, предан учителю, безжалостен к врагам Рейха, тьфу ты, это совсем другая история.
Хедин – умен, умудрен, опытен, верит в себя, твердой рукой направляет ученика к цели.
Где-то мы такое уже встречали, не находите?
Но боги с ними, с героями. Берет книга другим. Драйвом, движухой, приключениями, магическими битвами и глобальными титаническими сражениями (ну любит Перумов энто дело, любит), коварством Магов и мощью Богов. Поражения сменяются победами, отчаяние – уверенностью, а из любой дыры все же найдется выход. «Рано или поздно, так или иначе».
И понимает читатель, «что это хорошо. И хорошо весьма».
Эрго. «Гибель Богов» — юность независимой российской фантастики. И как любому молодому существу ей свойственно многословие, велеречивость и порывистость, увлеченность и бесстрашность, безапеляционность, подверженность прорывам, шаблонам, ошибкам и заблуждениям. Уверенность, что любые проблемы решаются лишь с помощью меча. Ну, на крайняк огненного заклятья.
Как любое юное создание, она привлекает своей неиспорченной красотой и отталкивает резкостью суждений. Недаром в 18 лет я был без ума от этой книги. Уже лет через пять мне больше нравились следующие части «Летописей».
Но при всех недостатках книги, я не встретил еще ни одного любителя фантастики, жалеющего о потраченном на нее времени.
Номинировал Николай Караев: Как всякая хорошая фантастика только прикидывается фантастикой (но делает это хорошо), так и кафкианская антиутопия Дмитрия Захарова лишь маскируется под таковую. Замкнутый сам на себя мир российских государственных корпораций, сражающихся за производство удивительного полупроводника, арсенида голландия, оказывается населен людьми, более чем похожими на нас – нас из настоящего, недавнего прошлого и, как ни жаль, обозримого будущего. В этом романе есть все атрибуты фантастического триллера: от всесильных спецслужб до таинственных террористов, от послушных винтиков условно киберпанковских вертикалей власти до оживленных кукол, ждущих своего мессию, – но главное в «Кластере» не это, и даже не мастерская полифония, незаметно и неумолимо затягивающая читателя в мутные бездны корпоративной вселенной. Главное, на взгляд номинатора, то, что «Кластер» не столько создает свой собственный мир, сколько открывает нам глаза на имеющийся. Постепенно проступает карта лабиринта, в котором, как водится, почти все маршруты заканчиваются тупиками – не потому, что мы такие уж плохие люди, а потому, что «раньше у нас было время, теперь у нас есть дела», потому что чаще комфортнее уйти оттуда, где надо бы не забыть остаться, потому что иногда уютнее предать и забыть. Но кто-то, может быть, и прорвется к звездам, из которых идет снег.
ОТЗЫВЫ ЖЮРИ
Андрей Василевский:
цитата
В книге — два слоя: там, где про Медведя Семена, Жирафа Русю, оловянных и др. — замечательно; там, где про человеков — скучно и, кажется, уже читано. Убрать бы этих хомо сапиенсов на задворки повествования, какая славная повесть могла бы получиться (меньшего, конечно, объема).
Валерий Иванченко:
цитата
Пиарщик-оппозиционер и плюшевый медведь против режима и корпораций, трагедия.
Не очень складно придуманная и сбивчиво изложенная история – с конкуренцией инновационных ведомств, чиновниками, революционерами, воровством, шпионажем, эстрадной певичкой и разумными куклами.
У пиарщика российской корпорации «Микрон» пошла чёрная полоса. На организованном им концерте случается непонятный идеологический теракт в сопровождении стрельбы и паники. Его снимают с должности и ссылают в архивный подвал. Тем временем игрушечный медведь, пытается вывести своих друзей (жирафа, зайцев, щенка) из соседнего подвала, где вот-вот произойдёт конец света. Игрушки, наделённые сознанием, были созданы ещё в 90-е годы в ходе экспериментов с волшебным веществом арсенидом. Потом тему закрыли, но создания остались жить в подземельях заброшенных лабораторий. На них открыта охота, поскольку заключённый в них арсенид страшная ценность. Пиарщик, рискуя свободой и жизнью, погружается в корпоративные тайны, связывается с фейковым подпольем, заводит роман с певицей и решает во что бы то ни стало спасти доверчивых мелких существ. Всё оказывается не так просто, кругом предательство, он бежит в Америку вместе с медведем, потеряв его друзей по дороге, но и Америка не спасает.
Захаров – писатель не бесталанный, но не особо умелый. У него то и дело сбоит стиль, слов избыточно много, но все неточные, и, главное, не получается вовлечь читателя в текст и в придуманный мир. Персонажи либо неприятны, либо безразличны, история тоже оставляет равнодушным, слишком много гротеска, слишком надуманной она кажется.
Разумеется, всё это вкусовые претензии. Ведь прошлогодний «Репродуктор» многим понравился, а «Кластер» поинтересней и заметно сильнее. Ну, страннейший и ходульный сюжет. И что? У нас ведь фантастика, социальная.
Находка с живыми куклами при всей видимой нелепости оказывается ловким ходом. На фоне бессмысленного мира, населённого отталкивающими персонажами, маленький медведь Семён сияет как светоч активного гуманизма. Тут есть момент наглой эксплуатации, но автор искренне любит своего медведя не за пушистость, а за стойкость и чистоту помыслов, и мы тоже не сможем не полюбить.
И всё же две трети или даже три четверти всей истории кажется, что Захаров весьма расплывчато представляет, о чём собственно рассказывает и что хочет сказать. Сюжетные ходы путаются и рвутся, роман выглядит кладбищем благих пожеланий. Сатира выходит беззубой, переживания – неубедительными, остросюжетность – натянутой, мысли – наивными. Перелом происходит лишь ближе к финалу, когда заканчиваются кривые подводки, а из тумана запутанной экспозиции проступают очертания драмы. Похоже, что только в конце автор определяется как с жанром, так и с высказыванием. Обречённая искренность – вот, оказывается, о чём речь. Жестокость творца, отважное бессилие твари. Женщины – суки, только игрушки не предают. Россия ни к чему не способна, ей бы красть, да детей своих жрать. Капитализм – дерьмо, революция не лучше. Может не глубоко, зато выстрадано. И главное – ударные развязки на месте. Читатель вознаграждён за упорство и уходит довольным.
Константин Мильчин:
цитата
Офисная антиутопия в сочетании с критикой режима и власти. Захаров как писатель совершенствуется, но ему, безусловно, стоит внимательнее относится к словообразованию.
Из всех представленных на конкурс работ «Кластер» — пожалуй, самый актуальный. И актуальный он не только потому, что написан про почти современную Россию и ее хозяев, но и потому, что вдохновлен очень важными «обертонами» нашей общественной жизни — обертонами, которые вроде бы всем доступны, но почему-то редко достигают слуха авторов остросюжетных повествований — даже «политических» и «актуальных».
Итак, российские госкорпорации соревнуются за то, кто первый отчитается, что наладил производство некоего полупроводника. Беда в том, что на самом деле делать полупроводники никто не умеет, деньги на их производство украдены, а отчитаться о проделанной работы можно только теми материалами, которые когда-то СССР купил в Японии.
Проблема лишь в том, что из этих материалов сделаны живые игрушки — мишки, щенки и солдатики. А значит, отчитаться о распиленных средствах можно только переловив и уничтожив этих беспомощных живых существ.
Получается грандиозная метафора всей нашей «политической экономии». Невозможность заняться созидательным, высокотехнологическим трудом побуждает нашу власть заменить его трудом по уничтожению и мучению своих беззащитных подданных — попытаться извлечь дивиденды из их уничтожения, бросить их в топку прогресса, буквально на их костях построить замену недостающих высоких технологий. Метафора прозрачная — тем более что охота за игрушками происходит в бункере, на строительстве которого некогда погибло немало сталинских зэков. Попытка компенсировать очевидной жестокостью свое бесплодие.
В результате — необычный ход — отношение к игрушке предстает как нравственный ориентир.
И сколь грандиозна асимметрия сюжета: на одном конце госкорпорации тратят миллиарды, гоняют спецагентов и льют кровь только для того, чтобы удачно имитировать свою нужность и маскировать бесполезность — на другом конце одно частное лицо жертвует своей жизнью, чтобы спасти одного плюшевого медведя.
При этом экстремисты, стремящиеся разрушить царство госкорпораций, не лучше их, ибо пытаются сделать из игрушек бомбы. Экстремисты — это те, кто некогда получил советский, отечественный полупроводник, и теперь возомнил себя богом и ненавидит имитационный мир госкорпораций. Ностальгия по советскому созиданию оборачивается мечтой о бомбе.
Что еще сказать о романе Захарова? Стиль его прост, и ничему не мешает.
Звучащая в романе тема волчьих нравов в среде офисного планктона вторична и была разработана во многих других литературных текстах, начиная с романов Сергея Минаева.
Роман нельзя назвать выдающимся, но он несомненно может понравиться.
Я надеюсь, что Дмитрий Захаров продолжит писать.
Галина Юзефович:
цитата
Во-первых, огромный шаг вперед по сравнению с прошлогодним «Репродуктором», а во-вторых, роман, в котором герои по-настоящему живые и их жалко. История про разумных игрушек перекликается с историей разумных медведей из прошлого романа, но отработана на принципиально ином уровне – гораздо тоньше и уместнее. Другое дело, что Захаров почему-то все время пытается писать кафкианско-абсурдистскую сатиру на российскую бюрократию, которая у него выходит утомительно однообразной – не смешной, не страшной, не злой, а какой-то совершенно серой и безликой – под стать описываемому объекту: трудно было удержаться, чтобы не пролистывать «сатирические» страницы. Мне кажется, что если бы в романе осталась только одна линия, связанная со спасением игрушек, он бы от этого очень сильно выиграл. Ну, и к концовке есть кое-какие вопросы: все плохо, это понятно, и плохо более или менее везде, но этой суховатой констатации как-то явно не хватает для мощного финального стаккато.
Отзывы на другие произведения, номинированные на "Новые горизонты" см. на официальном сайте премии.