Польская фантастика

   Анджей Сапковский "Крещение огнём"

Огорчённый сериалом "Ведьмак", продолжаю перечитывать сагу о Ведьмаке. На этот раз третий том собственно саги или пятую (шестую с учётом интерквела "Сезон гроз") книгу цикла.

О содержании романа. На каком-то из конвентов Анджей Сапковский рассказывал о встрече с чешскими читателями, которая состоялась, когда вот-вот должно было выйти "Крещение огнём". Читатели, естественно поинтересовались, что происходит в новом томе. Сапковский, полагавший, что чешский язык достаточно близок к польскому, и что для общения с чехами переводчик ему не понадобится, ответил "Geralt szuka Ciri", что по-польски означает "Геральт ищет Цири". Публика как-то странно оживилась и поинтересовалась, что прям весь том? "Да!", — ответил Сапковский. Публика впала в бурное веселье, после чего выяснилось, что слово "šukat" по чешски означает "трахать".

Ну а теперь польская издательская аннотация:

      Геральт, излеченный дриадами от ран, полученных в ходе неудачного путча на острове Таннед, отправляется на поиски предназначенного ему Ребёнка Неожиданности. Кроме неразлучного Лютика, трубадура и доморощенного философа, к компании ведьмака присоединяются: темпераментная лучница Мильва, нильфгаардский рыцарь-кошмар из снов Цири, разыскиваемый шпионами Империи, шустрый гном-разведчик, пятеро грубых краснолюдов, а также старосветски ведущий себя и интенсивно пахнущий травами цирюльник — персонаж, вроде бы не этой сказки.

Немного дополню. Цири в это время связалась с молодёжной бандой Крыс и открыла в себе тёмную сторону. Йеннифер находится... не скажу где, но и ту и другую ищет новообразованная тайная ложа магичек-феминисток.

Всем поклонникам ведьмацкой саги естественно нужно читать. Всех прочих отправляю к первой книге цикла — "Последнее желание".

Цитаты (перевод мой, имена и названия согласно Вайсброту):

      — Благодарим, — кивнула Шеана де Танкарвилль. — Если дамы позволят, я начну. Мой первый вопрос, дорогая Филиппа, звучит так: почему я? Зачем меня сюда позвали? Я неоднократно отказывалась от выдвижения моей кандидатуры в Капитул, я отказалась от кресла в Совете. Во первых, я поглощена своей работой. Во вторых, считала и продолжаю считать, что в Ковире, Повиссе и Хенгфорсе есть другие, более достойные такой чести. Я спрашиваю, почему пригласили меня, а не Кардуина? Не Истредда из Аэдд Гинваэля, Тугдулаля или Зангениса?
      — Потому что они мужчины, — ответила Филиппа. — А организация, о которой я говорила, должна состоять исключительно из женщин. [...]
      — Попахивает бабским шовинизмом, — язвительно заметила Сабрина Глевиссиг. Особенно в твоих устах, Филиппа, после того, как ты сменила... эротическую ориентацию. Я ничего не имею против мужчин. Более того, я люблю мужчин, и жизни себе без них не представляю. Но... Если подумать... В конечном итоге это разумная концепция. Мужчины психически нестабильны, слишком подвержены эмоциям, на них нельзя рассчитывать в кризисные моменты. [...]
      — Хватит, хватит, хватит, — воскликнула Шеана, не пряча улыбки. — Нет ничего хуже научно обоснованного шовинизма, стыдись Рита. Однако... Да, я тоже считаю целесообразным предложенный однополый состав этого... конвента, или, если угодно, ложи. Как сказано, речь идёт о будущем магии, а магия вещь слишком важная, чтобы доверять её мужчинам.

      — Это абсолютная правда! — запальчиво воскликнул краснолюд. — Но благоразумные травники нашли способ, как себя защитить. Найдя мандрагору, надо обмотать её корень одним концом верёвки, а к другому концу привязать собаку...
      — Или свинью, — вклинился гном.
      — Или дикую свинью, — серьёзно добавил Лютик.
      — Глупости говоришь, поэт. Дело в том, чтоб мандрагору собака, или свинья из земли вытащила, тогда проклятие и порча падут на животину, которая тащит, а травник же, далеко и безопасно скрывшись в кустах, останется цел. Как, господин Регис? Правильно говорю?
      — Интересная методика , — признал алхимик, загадочно улыбаясь. — В основном из-за изобретательности. Минус её, однако, заключается в чрезмерной сложности. Теоретически вполне хватило бы одной лишь верёвки, без тяглового животного. Не думаю, что мандрагора способна распознать, кто тянет за верёвку. Чары и проклятия должны пасть на шнурок, который дешевле и менее сложен в обслуживании, чем собака, не говоря уже о свинье.

      — То, что до нас доносится, — сделал умное лицо Лютик, — это обычная симфония лагеря беженцев. Как обычно, расписанная на несколько сотен человеческих глоток, а также не меньшее количество коров, овец и гусей. Сольные партии в исполнении ругающихся баб, орущих детей, поющего петуха а также, если не ошибаюсь, осла, которому сунули под хвост чертополох. Название симфонии: "Скопление людей борется за выживание".
      — Симфония, — заметил Регис, шевеля крыльями своего благородного носа, как обычно акустически-олфакторическая. От борющегося за выживание скопление несёт восхитительным ароматом готовящейся капусты, овоща, выжить без которого, похоже, не получается. Характерный ароматический акцент создают также последствия физиологических надобностей, удовлетворяемых где попало, чаще всего на границе лагеря. Никогда не мог понять, почему борьба за выживание проявляется в нежелании копать латрины.
      — Чтоб вас черти взяли с вашими мудрыми разговорами, — рассердилась Мильва. — Полсотни хитромудрых слов там, где хватит трёх: смердит говном и капустой!

   Анджей Сапковский "Башня Ласточки"

Четвёртый том собственно саги или шестая (седьмая с учётом интерквела "Сезон гроз") книга цикла. Поскольку книга промежуточная, во избежание разглашения лишнего приведу польскую издательскую аннотацию:

      Цири предстаёт перед своим предназначением. Драккар, везущий Йеннифер оказывается в оке чародейского циклона. Скрывается ли среди товарищей ведьмака предатель? Четвёртое, предпоследнее, действие эпопеи о мире ведьмака и войнах, которые его сотрясают. В затерянной среди топей избушке пустынника постепенно выздоравливает тяжелораненая Цири. По её следу идут безжалостные убийцы из Нильфгаарда. Тем временем, отряд Геральта, подвергаясь всё новым и новым опасностям добирается, наконец, до скрывающихся друидов. Удастся ли ведьмаку отыскать Цири? Какую роль сыграет окутанная легендой Башня Ласточки?

Поскольку герои у Сапковского очень сочные и живые, задумался насколько они плод воображения автора, а насколько списаны с реальных людей. Мне даже показалось, что в одном из героев третьего-четвёртого плана, я узнал некоего реального персонажа. Но за отсутствием доказательств оставлю свою догадку при себе, а все совпадения буду считать случайными.

Рекомендации те же, что в предыдущем случае.

Пара цитат (перевод мой, имена и названия устоявшиеся)

      — Меня зовут Высогота из Корво. Я был врачом. Хирургом. Был алхимиком. Был исследователем, историком, философом, этиком. Был профессором в Оксенфуртской Академии. Вынужден был бежать оттуда после публикации одного труда, который был признан безбожным, за что в то время, пятьдесят лет назад, грозила смертная казнь. Вынужден был эмигрировать. Жена эмигрировать не хотела и бросила меня. А я остановился лишь далеко на юге, в Нильфгаардской Империи. В конце концов я стал преподавателем этики в Императорской Академии в Кастелль Граупиане и занимал этот пост около десяти лет. Но и оттуда должен был бежать после опубликования одного трактата... В нём между прочим шла речь о тоталитарной власти и преступном характере захватнических войн, но официально этот труд и меня обвиняли в метафизическом мистицизме и клерикальной схизме. Было признано, что я действовал по наущению экспансионистских и ревизионистских жреческих группировок, фактически управляющих королевствами нордлингов. Довольно забавно в свете смертного приговора за атеизм, вынесенного мне за двадцать лет до этого! Впрочем, на Севере жрецы-экспансионисты были давно уже забыты, но в Нильфгаарде этого не принимали во внимание. Соединение мистицизма и предрассудков с политикой преследовалось и строго наказывалось.

      Были у него и недостатки, причём никоим образом не связанные с его вампирьей натурой. Регис был интеллектуалом — и любил это демонстрировать. У него была раздражающая привычка изрекать утверждения и истины тоном и с выражением лица пророка, на что мы, впрочем, быстро перестали реагировать, потому что изрекаемые утверждения или фактически были истинными, или звучали, как истинные, или были не проверяемы, что, в общем, одно и то же. Поистине невыносимой, однако, была манера Региса отвечать на вопрос, когда спрашивающий ещё не закончил этот вопрос формулировать, ба, порой даже раньше, чем спрашивающий начал его формулировать. Я это проявление якобы высокого уровня интеллекта всегда считал скорее проявлением хамства и высокомерия, а черты эти, подходящие для университетской среды или придворных кругов, трудно переносимы у товарища, с которым целыми днями путешествуешь стремя в стремя, а ночью спишь под одной попоной. До более серьёзных обид, однако, не дошло, благодаря Мильве. В отличие от Геральта и Кахира, которым, похоже, врождённый оппортунизм велел приспосабливаться к манере вампира, и даже конкурировать с ним в этом плане, лучница Мильва предложила простое и непритязательное решение. Когда Регис в третий раз ответил ей на наполовину заданный вопрос, она жёстко его обругала, употребляя слова и выражения, способные вызвать стыдливый румянец даже у старого ландскнехта. И, о чудо, подействовало — вампир в мгновенье ока избавился от своей раздражающей манеры. Из чего следует, что самая эффективная защита от интеллектуального превосходства это хорошенько облаять пробующего доминировать интеллектуала.
      Лютик, "Полвека поэзии"

      — О беспутное царство, к погибели близкое, — издевательским тоном процитировал Бонарт. — Пасть должна империя, в которой все воруют. В своекорыстии и самолюбии корень слабости её.
      — В этом корень могущества её и силы. — Хувенагель вновь затряс щеками. — Ты, Бонарт, путаешь воровство с индивидуальной предприимчивостью.

      [...] Перед входом в дом стояли люди. Один кричал и махал руками:
      — Это отвратительно! Отвратительно и грешно, господин Хувенагель, использовать бывший святой храм для такого безбожного, бесчеловечного и мерзкого занятия! Животные тоже чувствуют, господин Хувенагель! Тоже имеют достоинство! Это преступление — ради прибыли натравливать одно животное на другое на потеху зевакам!
      — Успокойтесь, благочестивый муж! И не вмешивайтесь в мою частнопредпринимательскую деятельность! И вообще, не будут тут сегодня травить животных. Ни одного животного! Исключительно людей!
      — А, тогда извините.

      — Знайте же, господин ведьмак, — продолжил спустя некоторое время префект, — что я поклялся себе, что на этой территории будет господствовать закон. Любой ценой и любыми средствами, Per fas et nefas. Потому что закон это не юриспруденция, не толстый том, заполненный статьями, не философские трактаты, не высокопарные бредни о справедливости, не избитые фразы о морали и этике. Закон это безопасные дороги и тракты. Это городские переулки, которыми можно прогуливаться даже после захода солнца. Это трактиры и корчмы, из которых можно выйти по нужде, оставив на столе кошелёк, а за столом жену. Закон это спокойный сон людей, уверенных, что их разбудит пение петуха, а не красный петух! А для тех, кто нарушает закон: петля, топор, кол и раскалённое железо! Наказание, устрашающее других. Тех, кто нарушает закон, надлежит хватать и карать. Всеми доступными средствами и методами... Эй, ведьмак! Неодобрение, нарисованное на твоём лице, относится к цели, или методам? Думаю, к методам! Потому что методы критиковать легко, но жить хотелось бы в безопасном мире, так? Ну, ответь!
      — Не о чем говорить.
      — Я думаю, есть.
      — Мне, господин Фулько, — спокойно сказал Геральт, — даже нравится мир из твоего видения и твоей идеи.
      — Действительно? Твоё лицо свидетельствует о противном.
      — Мир из твоей идеи, это мир в самый раз для ведьмака. В нём ведьмак никогда не останется без работы. Вместо кодексов, статей и высокопарных фраз о справедливости твоя идея даёт бесправие, анархию, произвол и своекорыстие царьков и самодуров, чрезмерное рвение карьеристов, желающих понравиться начальству, слепую мстительность фанатиков, жестокость палачей, реванш и садистскую месть. Твоё видение это мир страха, мир, в котором люди боятся выходить после заката из страха не перед бандитами, а перед стражами закона, потому что результатом большой охоты на бандитов всегда оказывается то, что бандиты в полном составе вступают в ряды стражей порядка. Твоё видение это мир взяточничества, шантажа и провокаций, мир свидетелей королевских и свидетелей ложных. Мир шпиков и вынужденных признаний. Доносительства и страха перед доносом. И неминуемо придёт день, когда в твоём мире порвут клещами груди не той особы, когда повесят или посадят на кол невинного. И тогда это уже будет мир преступный.
      — Короче говоря, — закончил он, — мир, в котором ведьмак чувствовал бы себя, как рыба в воде.

      — Знаешь ли ты, ведьмак самый большой минус долголетия?
      — Нет.
      — Секс.
      — Что?
      — То что слышал. Секс. За неполных сто лет он становится нудным. Нет в нём уже ничего, что могло бы очаровывать и возбуждать, что имело бы волнующую прелесть новизны. Всё уже было... Так или иначе, но было. И тогда вдруг происходит Конъюнкция Сфер и здесь появляетесь вы, люди. Появляются остатки людей, прибывшие из другого мира, из вашего старого мира, который вам удалось полностью уничтожить, вашими собственными, по прежнему волосатыми, руками уничтожить, спустя едва пять миллионов лет после появления вас, как вида. Вас всего горстка, средняя продолжительность вашей жизни до смешного маленькая, а значит ваше выживание зависит от скорости воспроизводства, вследствие чего вас никогда не покидает вожделение, секс управляет вами всецело, он даже сильней инстинкта самосохранения. Умереть, почему бы и нет, если перед этим удастся потрахаться: такова в слегка сокращённом виде вся ваша философия.
      Геральт не прерывал и не комментировал, хоть и очень хотелось.
      — И что внезапно оказывается? — продолжил Аваллак'х. — Эльфы, скучающие от скучающих эльфиек, принимаются за всегда охочих человеческих женщин, скучающие эльфийки отдаются из извращённого интереса всегда полным энергии и пыла человеческим самцам. И происходит нечто, чего никто не может объяснить: эльфийки, у которых овуляция обычно происходит раз в десять-двадцать лет, совокупляясь с человеком начинают овулировать при каждом сильном оргазме. Сработал какой-то скрытый гормон, возможно комбинация гормонов. Эльфийки понимают, что могут иметь детей практически только с людьми. Это благодаря эльфийкам мы не экстерминировали вас, пока ещё были сильнее. А потом уже вы стали сильнее и начали экстерминировать нас. Но эльфийки по-прежнему были на вашей стороне. Это они были сторонницами сожительства, сотрудничества и сосуществования... и не хотели себе признаться, что на самом деле речь идёт о совместной постели.

      — Ты страшный сукин сын, — серьёзнея повторил король. — Но порядочный и приличный сукин сын. А это редкость в наше паршивое время.
      Дийкстра снова поклонился.
      — Понимаешь, — продолжил Эстерад, — в любом государстве можно встретить людей, являющихся слепыми фанатиками идеи общественного порядка. Преданных этой идее, готовых ради неё на всё. И на преступление тоже, поскольку, по их мнению, цель оправдывает средства и меняет смысл понятий. Они не убивают, они спасают порядок. Они не пытают, не шантажируют: они обеспечивают интересы государства и борются за порядок. Жизнь одного человека, если этот человек нарушает принципы установленного порядка, для таких людей не стоит ни гроша. Того, что общество, которому они служат, состоит, собственно, из отдельных людей, они не замечают. Такие люди, как говорится, смотрят широко... а такой взгляд самый верный способ не замечать других людей.

      В обычных тюрьмах арестантов по-прежнему делили по полу. В военных цитаделях было иначе. Ещё император Фергус ван Эмрейс, подтверждая особым декретом равноправие женщин в императорской армии, постановил, что если уж эмансипация, то эмансипация, равноправие должно быть на все сто и по всем фронтам, без каких-либо исключений или специальных привилегий для какого-либо пола. С того времени в крепостях и цитаделях заключённые сидели совместно.

   Анджей Сапковский "Кровь эльфов"

Третья (четвёртая с учётом интерквела "Сезон гроз") книга цикла "Ведьмак". Или же первый том пятитомного романа, составляющего основу цикла. Перечитано в оригинале, чтобы отбить послевкусие от сериала "Ведьмак".

После захвата Нильфгаардской империей Цинтры и битвы при Содденском холме, в которой чародеи Северных королевств смогли разбить нильфгаардцев, наступил неустойчивый мир. Нильфгаард затаился на левом берегу реки Яруга, выжидая, пока его агенты выполнят свою работу, сделав Северные королевства пригодными к лёгкому завоеванию. В частности, на территории Северных королевств разгорается поддерживаемая Нильфгаардом партизанская война, в которой отряды Скоя'таэлей, или "Белок", состоящие из эльфов и примкнувших к ним представителей других нечеловеческих рас (краснолюдов, низушков и гномов) воюют с людьми, в надежде добиться создания своего собственного независимого королевства.

Короли Севера не смотрят на это безучастно, а пытаются объединиться, чтобы противостоять общему врагу. Обильно льётся кровь. Кровь людей и кровь эльфов. Казалось бы, вот откуда название книги! Но Сапковский не был бы Сапковским, если бы не придал названию второй смысл. Обе противоборствующие стороны стремятся заполучить Дитя Старшей Крови княжну/принцессу Цириллу, которую читатели вслед за Геральтом и Йеннифер называют просто Цири (перевод титула Цириллы вопрос сложный — в книге прямо сказано, что она "nie królewną była, a księżniczką", но с польского и то и другое слово переводится, как "принцесса". Думаю, разница в том, что Цири не дочь короля, а внучка, то есть не царевна, а великая княжна. Но дочь короля тоже великая княжна! Хотя в английском языке, а английская королевская семья самая известная из существующих, и та и другая назывались бы принцессами. В общем титулование Цириллы это, скорее вопрос веры/убеждения/импринтинга, а не знания).

Чтобы защитить девочку (подростка) Геральт увозит её в ведьмацкое логово Каэр Морхен, но у Цири обнаруживаются способности, для развития которых, или совладания с которыми, нужна чародейка. Между тем Геральт не общался с Йеннифер уже несколько лет...

В этой книге впервые собственной персоной появляются император Эмгыр вар Эмрейс, и рыцарь со шлемом, украшенными крыльями хищной птицы, преследующий Цири в ночных кошмарах.

Всячески рекомендую к прочтению (после первых двух книг).

Не смог удержаться от пары цитат (перевод мой, имена в принятой транскрипции):

      - Ты изучаешь не скеллигский жаргон, а классическую Старшую Речь.
      - А зачем я, собственно, эту Речь учу, а?
      - Для того, чтоб её знать. Тому, чего не знаешь, надлежит учиться. Тот кто не знает языков — калека.
      - Всё равно все разговаривают на всеобщем!
      — Факт. Но некоторые не только на нём. Уверяю тебя, Цири, что лучше относиться к некоторым, чем ко всем.

      - Даже если и так, — язвительно сказала чародейка, — разве вам это не на руку? Серьезная, кровопролитная война приведёт к тому, что больше будет опустевших деревень, больше овдовевших баб, и просто толпы осиротевших детей…
      — Не понимаю твоего сарказма. — Геральт убрал руку со лба. — Действительно не понимаю, Трисс.
      — Я тоже, детка, — поднял голову Весемир. — О чём речь? О тех вдовах и детях? Ламберт и Койон болтают как малые дети, но ведь важны не слова. Ведь они…
      — …они этих детей защищают, — гневно прервала Трисс. — Да, я знаю. Спасают от волколака, который за год убивают двух-трёх детей, в то время как нильфгаардский разъезд может за час вырезать и сжечь целую деревню. Да, вы защищаете сирот. А я борюсь за то, чтобы сирот было как можно меньше. Борюсь с причинами, а не с последствиями. Поэтому вхожу в совет Фольтеста из Темерии, заседаю там вместе с Феркартом и Кейрой Мец. Мы советуемся, как не допустить войны, а если до неё всё-таки дойдёт, как защищаться. Потому что война висит над нами, как гриф-стервятник, постоянно. Для вас она авантюра. Для меня — игра, ставка в которой — выживание. Я втянута в эту игру, и поэтому мне больно и обидно видеть ваше безразличие и беспечность.
      Геральт, выпрямившись, взглянул на неё.
      — Мы — ведьмаки, Трисс. Разве ты не понимаешь?
      — А что тут понимать? — тряхнула каштановой гривой чародейка. — Всё ясно и понятно. Вы выбрали определённое отношение к окружающему вас миру. То, что этот мир в любой момент может рухнуть, часть вашего выбора. А моего — нет. В этом разница между нами.
      — Не уверен, что только в этом.
      — Мир рушится, — повторила она. — Можно смотреть на это, сложа руки. Можно этому противодействовать.
      — Как? — язвительно усмехнулся Геральт. — Эмоциями?
      Она не ответила, отвернувшись к гудящему в камине огню.
      — Мир рушится, — повторил Койон, покачивая головой в притворной задумчивости. — Сколько раз я уже это слышал.
      — Я тоже, — поморщился Ламберт. — И неудивительно, потому что это популярная в последнее время фраза. Так говорят короли, когда оказывается, что для правления необходима хоть капелька ума. Так говорят купцы, когда жадность и глупость доводят их до банкротства. Так говорят чародеи, когда начинают терять влияние на политику или источники дохода. А тот, к кому обращено это утверждение, должен сразу после него ожидать какого-то предложения. Так что, Трисс, сократи вступление, и изложи нам предложение.
      — Меня никогда не занимали словесные стычки, — чародейка окинула его холодным взглядом, — и ораторские приёмы, цель которых — высмеять собеседника. Не собирась участвовать ни ч чём подобном. Что я имею в виду, вы знаете прекрасно. Хотите прятать голову в песок, дело ваше. Но ты, Геральт, сильно меня удивляешь.
      — Трисс, — беловолосый ведьмак снова смотрел ей прямо в глаза, — чего ты от меня ждёшь? Активного участия в борьбе за спасение рушащегося мира? Я должен завербоваться в армию и сдержать Нильфгаард? Должен, если дойдёт до очередной битвы при Соддене, встать с тобой на Холме, плечом к плечу, и драться за свободу?
      — Я была бы горда, — тихо сказала она, опустив голову. — Я была бы горда и счастлива, если бы могла драться рядом с тобой.
      — Верю. Но я недостаточно благороден для этого. И недостаточно мужественен. Я не гожусь в солдаты и герои. И мучительный страх боли, увечья или смерти не единственная причина. Солдата нельзя заставить перестать бояться, но можно дать ему мотивацию, которая поможет преодолеть страх. А у меня такой мотивации нет. И быть не может. Я — ведьмак. Искусственно созданный мутант. Я убиваю чудовищ. За деньги. Защищаю детей, если родители мне заплатят. Если мне заплатят нильфгаардские родители, я буду защищать нильфгаардских детей. И если даже весь мир рухнет, что не представляется мне вероятным, я буду убивать чудовищ на развалинах мира до тех пор, пока какое-нибудь из них не убьёт меня. Это моя судьба, моя мотивация, моя жизнь и моё отношение к миру. И не я это выбирал. Это сделали за меня.

      [...] Знаешь, почему ты [Цири] так хорошо их [скоя'таэль] понимаешь? Потому что скоя'таэли тоже школота. Это сопляки, не понимающие, что их подстрекают, что кто-то использует их щенячью глупость, подкармливая лозунгами о свободе.
      - Но они же в самом деле борются за свободу. — Цири подняла голову и глянула на краснолюда широко открытыми зелёными глазами. — Как дриады в лесу Брокилон. Убивают людей, потому что люди... некоторые люди причиняют им вред. Потому что когда-то это была ваша земля, краснолюдов и эльфов, и этих... низушков, гномов и прочих... А теперь тут живут люди, вот эльфы и...
      - Эльфы! — фыркнул Ярпен. Если говорить коротко, то они такие же приблуды, как и вы, люди, хоть и прибыли на своих белых кораблях за добрую тысячу лет до вас. Сейчас-то они наперегонки лезут к нам со своей дружбой, сейчас-то мы братья, сейчас-то они зубы щерят: "мы побратимы", "мы Старшие Народы". А в старину, бл... Гм, гм... В старину-то свистели у наших ушей их стрелы, когда мы...
      [...]
      - Хм... Но сейчас... Людей же гораздо больше,чем... Чем вас.
      - Потому что размножаетесь, как кролики, — скрипнул зубами краснолюд. — Вам бы только трахаться, по кругу, без разбора, с кем попало и где попало. А вашим женщинам достаточно сесть на мужские штаны, как у них живот вздувается... Чего так покраснела, словно мак полевой? Хотела понять, да или нет? Вот и имеешь чистую правду и верную историю мира, которым владеет тот, кто ловчее расшибает другим черепа, и быстрее накачивает своих баб. А с вами, людьми, трудно соревноваться, как в убийствах, так и в траханьи...

      - Кто же прав? Белки или вы? Геральт хочет быть... нейтральным. Ты служишь королю Хенсельту, хотя сам краснолюд. А рыцарь на заставе кричал, что все наши враги и что всех надо… Всех! Даже детей. Почему, Ярпен? Кто же прав?
      — Не знаю, — с трудом сказал краснолюд. — Я не постиг всяких премудростей. Поступаю так, как считаю правильным. Белки взялись за оружие, ушли в лес. "Людей — в море", — кричат, не ведая, что даже этот прилипчивый лозунг подсказали им нильфгаардские эмиссары. Не понимая, что этот лозунг адресован не им, а, собственно, людям, что он должны пробудить людскую ненависть, а не боевое рвение юных эльфов. Я это понял, и поэтому то, что делают скоя’таэли, считаю преступной глупостью. Что ж, возможно через несколько лет меня за это обругают предателем и продажной тварью, а их будут называть героями… Наша история, история нашего мира, знает такие случаи.
      Он замолчал, взъерошил бороду. Цири тоже молчала.
      — Элирена… — неожиданно буркнул он. — Если Элирена была героиней, если то, что она сделала, называется геройством, то ладно, пусть меня называют предателем и трусом. Потому что я, Ярпен Зигрин, трус, предатель и ренегат, заявляю, что мы не должны убивать друг друга. Я заявляю, что мы должны жить. Жить так, чтобы потом не пришлось ни у кого просить прощения. Героическая Элирена… Ей пришлось. Простите меня, умоляла она, простите. тысяча чертей! Лучше сгинуть, чем жить с осознанием того, что сделал что-то такое, за что нужно просить прощения.
      Он снова умолк. Цири не задавала вопросов, которые так и просились на язык. Инстинктивно чувствовала, что не должна.
      — Мы должны жить рядом, — вновь заговорил Ярпен. — Мы и вы, люди. У нас просто нет другого выхода. Двести лет мы об этом знаем и больше ста над этим работаем. Хочешь знать, почему я поступил на службу к Хенсельту, почему принял такое решение? Я не могу допустить, чтобы эти труды пропали зря. Сто с лишним лет мы пытались сжиться с людьми. Низушки, гномы, мы, даже эльфы, я не говорю о русалках, нимфах и сильфидах, эти всегда были дикарками, даже когда вас тут и в помине не было. Тысяча чертей, это продолжалось сто лет, но нам удалось как-то наладить эту совместную жизнь, жизнь бок о бок, вместе, нам удалось отчасти убедить людей, что мы очень мало отличаемся друг от друга.

      - Ты и твоё великое дело... — ведьмак, не обращая внимания на трубадура, покачнувшись, ступил вперёд. — Твоё великое дело, Филиппа, и твой выбор, это раненый, которого ты хладнокровно заколола после того, как он сказал то, что ты хотела знать, и чего мне знать было нельзя. Твоё великое дело это Риенс, которому ты позволила сбежать, чтобы он случайно не раскрыл имени своего хозяина. Чтобы мог и дальше убивать. Твоё великое дело это те трупы, которых не должно было быть. Прости, я неверно выразился. Не трупы. Мелкие делишки!
      - Я знала, что ты не поймёшь.
      - Не пойму, точно. Никогда. Но о чём идёт речь знаю. Ваши великие дела, ваши войны, ваша борьба за спасение мира... Ваша цель, которая оправдывает средства... Прислушайся, Филиппа. Слышишь эти вопли? Это коты сражаются за великое дело. За нераздельное господство над кучей отбросов. Это не шутки, там льётся кровь и летят клочья. Там идёт война. Но меня обе эти войны, кошачья и твоя, волнуют неимоверно мало.

      - Запомни, — повторила [Йеннифер]. — Магия это Хаос, Искусство и Наука. Она проклятие, благословение и прогресс. Всё зависит от того, кто использует магию, как и с какой целью.

   Анджей Сапковский "Час Презрения"

Четвёртая (пятая с учётом интерквела "Сезон гроз") книга цикла "Ведьмак". Или же второй том саги о ведьмаке Геральте.

В ходе чтения всё время думал о переводе названия, тем более, что Сапковский неоднократно употребляет в тексте слово "pogarda", то есть "презрение". Так что формально всё, вроде, правильно, но в глубине души хочется заменить "презрение" "бесчестьем". Потому как речь о презрении не только к людям/эльфам/и прочим существам, народам и социальным группам, но и к благородству, верности и другим высоким понятиям. Впрочем, "презрение" уже прижилось, да и звучит неплохо.

О сюжете. Йеннифер и Геральт, наконец, встречаются вновь. Цири должна поступить в школу чародеек Аретузу. Всё, вроде, складывается лучше некуда, разве что Геральту крайне неохотно приходится принять участие в светском мероприятии — торжественном банкете (точнее — фуршете) по поводу открытия съезда чародеев. Съезд собран по инициативе героя битвы при Содденском холме самого могучего из чародеев Вильгефорца и должен решить, что и как могут сделать маги, чтобы предотвратить надвигающуюся войну. Однако ночью после банкета происходят события, которые меняют ход мировой истории и направляют её, как и личную жизнь героев в отнюдь не благоприятном направлении...

Рекомендации? Если вы прочитали первых три книги, то, несомненно, хоть тушкой, хоть чучелом, должны прочитать и четвёртую!

Бил себя по рукам, но опять пара цитат (перевод мой, имена и названия, кроме одного, в принятой транскрипции):

      - [...] Откуда у тебя этот недостаток доверия? Причём по отношению к коллеге по профессии?
      Геральта слегка передёрнуло. Кодрингер сделал бы вид, что не заметил, но не мог, потому что заметил кот. Тот широко раскрыл глаза, обнажил белые клыки и почти беззвучно зашипел.
      - Не дразни моего кота, — сказал адвокат, успокаивающе поглаживая животное. — Тебя задело слово "коллега"? Однако это правда. Я тоже ведьмак. Я тоже избавляю людей от чудовищ, и от чудовищных проблем. И тоже делаю это за деньги.
      - Есть некоторая разница, — пробурчал Геральт, всё ещё под неприязненным взглядом кота.
      - Есть, — согласился Кодрингер. Ты ведьмак анахроничный, а я ведьмак современный, идущий в ногу со временем. Поэтому ты скоро останешься без работы, а я буду процветать. Стриг, виверн, эндриаг и волколаков скоро уже не будет на свете. А сучьи дети будут всегда.

      - Природа не знает понятия "философия", Геральт из Ривии. Философией обычно называют жалкие и смешные попытки понять Природу, предпринимаемые людьми. За философию сходят и результаты таких попыток. Это всё равно, как если бы свёкла доискивалась причин и следствий своего существования, называя плоды своих размышлений извечным тайным конфликтом Клубня и Ботвы, а дождь считала бы Непостижимой Созидательной Силой. Мы, чародеи, не тратим времени на догадки, что есть Природа. Мы знаем, что она есть, ибо сами являемся Природой. Ты меня понимаешь?

      - Поразительно, — гнусно ухмыльнулся ведьмак, — до какой степени всех волнует моя нейтральность. В какой степени она делает меня объектом предложений договорённостей, сделок и сотрудничества, поучений о необходимости сделать выбор и встать на правильную сторону. Кончай эти разговоры, Вильгефорц. Ты зря тратишь время. В этой игре я не являюсь для тебя равным партнёром. Не вижу шансов, что мы окажемся вместе на одном полотне в Галерее Славы. Особенно на батальном.
      Чародей молчал.
      - Расставляй, продолжил Геральт, — на своей доске королей, королев, слонов и туры, и не беспокойся обо мне, потому что я на этой доске значу не больше, чем пыль, которой она покрыта. Это не моя игра. Ты утверждаешь, что я должен буду выбрать? Заверяю тебя, ты ошибаешься. Я не буду выбирать. Я приноровлюсь к тому, что случится. К тому, что выберут другие. Я всегда так делал.
      - Ты фаталист.
      - Да. Хоть это ещё одно слово, которого я не должен знать. Повторяю, это не моя игра.

      Зывик ускорил шаг. Прошёл мимо четырёх прибывших вчера скальдов из Ард Карриг, сидевших в тени богато украшенной палатки маркграфа. Скальды как раз сочиняли балладу о победоносной военной операции, о гении короля, мудрости командиров и мужестве простого солдата. Как обычно, чтобы не терять времени, делали это перед операцией.

      - Идём в бой, — догадался рядовой Краска, быстро запихивая рубаху в штаны. — В бой идём, господин десятник?
      - А что ты себе думал? На танцы на зажинки? Переходим границу. Завтра на рассвете выступает вся Бурая Хоругвь. Сотник не сказал в каком порядке, но наша десятка, чай, вперёд пойдёт, как обычно. Ну, живей, шевелите жопами! Стоять! Сразу скажу, а то потом точно времени не будет. Это не будет обычная война, парни. Благородные какую-то новую дурню придумали. Какое-то освобождение, или что-то такое. Идём не врага бить, а на эти, как их, наши исконные земли, с этой, как её, братской помощью. А теперь смирно, и слушайте что скажу: людишек в Аэдирне не трогать, не грабить...
      - Как же это? — раскрыл рот Краска. — Как же это, не грабить? А чем же коней кормить будем, господин десятник?
      - Фураж для коней грабить, а больше ни-ни. Людей не рубить, халуп не палить, посевов не уничтожать... Закрой пасть, Краска! Это не народное вече, это армия, мать вашу! Приказов слушаться, иначе в петлю! Сказал, не убивать, не палить, баб...
      Зывик, запнулся и задумался.
      - Баб, — закончил он, — насиловать по-тихому, так чтобы никто не видел.

   Анджей Сапковский "Последнее желание"

Первая книга цикла "Ведьмак". Сборник из шести изначально независимых рассказов, связанных вместе специально написанным обрамляющим рассказом "Глас рассудка". Не думаю, что из моих читателей кто-то не знаком с ведьмаком Геральтом, но, на всякий случай, напомню. Главный герой, Геральт из Ривии, ведьмак — человек в результате направленных мутаций и специальной подготовки приспособленный к уничтожению чудовищ. Ведьмаки отличаются пониженным пульсом, высокой скоростью реакции и ловкостью, низкой эмоциональностью, то есть, этакие рациональные, хладнокровные машины для убийства. В ходе цикла Сапковский показывает, что это не совсем так, но персонажи об этом не знают и периодически пытаются нанять Геральта то в качестве телохранителя, то наёмного убийцы. Но неизменно получают отказ.

В первой книге читатель в основном знакомится с миром, в котором происходит действие цикла — напоминающим Европу (побережье Балтийского моря и далее на юг до Альп и Карпат) времён феодальной раздробленности. Люди здесь пришлые, а ранее мир заселяли сказочные человекообразные расы: эльфы, краснолюды (дворфы), гномы, низушки (хоббиты) и пр. Люди их вытесняют, но пока ещё сосуществуют. Показаны также и трое главных героев цикла: собственно Геральт, чародейка Йеннифер, с которой Геральт образует, как говорят некоторые астрологи, векторную пару, и Дитя Предназначения принцесса Цирилла, в быту Цири.

Сапковский предаётся безудержному постъмодєрнізьму, играя с классическим сказочными сюжетами и делает это мастерски. Рассказы полны иронии, игры слов и вообще читаются великолепно.

Книгу я уже читал в девяностые годы, а теперь, разочарованный первым сезоном сериала "Ведьмак", о котором, возможно, выскажусь потом, решил перечитать заново, на этот раз в оригинале. Очень круто! Непростая работа для переводчиков.

В ходе чтения рука постоянно тянулась настричь цитат, но их было бы слишком много, так что воздержался. Всем кто не читал, всячески рекомендую почитать.

   Анджей Сапковский "Меч Предназначения"

Вторая книга цикла "Ведьмак". Точнее, теперь формально третья, поскольку в 2013 году Сапковский написал "Сезон гроз", действие которого происходит между изначально написанными первой и второй книгами, но я читаю книги в порядке написания, а "Сезон гроз", к тому же, читал не так давно. Если что, мой отклик можно почитать здесь.

Как и первая книга "Последнее желание" вторая включает шесть рассказов, но на этот раз они уже писались, насколько я знаю, как нечто цельное и их не надо объединять обрамляющим рассказом. Во второй книге нарастает ощущение, которое в меньшей степени возникало и в первой, что что-то кончается, наступают новые времена. И жить в эту эпоху перемен, как и полагается, не очень сладко. Проявляется наступление новых времён буквально во всём, но самое грубое и зримое проявление этой эпохи — надвигающаяся из-за южных гор Нильфгаардская империя, с которой связан новый для местных жителей тип войны — война на уничтожение. Вторая сквозная тема книги — борьба сугубого реалиста Геральта, который не верит ни в какие высшие силы, с Предназначением. Сразу скажу, что получается в точности по поговорке "покорного судьба ведёт, непокорного — тащит".

Книга столь же хороша, как первая, так что всячески рекомендую. Не смотрите сериалов, читайте Сапковского.

   Ольга Токарчук (Olga Tokarczuk) "Шкаф (Szafa)"

Решил почитать что-нибудь нобелевской лауреатки этого года Ольги Токарчук. В сети попался сборник "Шкаф (Szafa)", состоящий из трёх рассказов "Шкаф (Szafa)", "Номера (Numery)" и "Deus ex". Переведу отклики, приведенные на обложке книги:

"Захватывающая, тревожащая фантазия Ольги Токарчук. Рассказы, в которых фантазия соседствует с мифами, а предметы значат больше, чем можно ожидать. Герои этих историй пытаются освоить окружающую их действительность. Она, однако, всё время от них ускользает. Представляется им иллюзорной, непрозрачной, порой фальшивой..."
"В трёх рассказах этого томика мы на нескольких десятках страниц наблюдаем в концентрированном виде важнейшие направления творчества Токарчук: проблемы самоопределения и проблемы существования. Все рассказы высокой пробы (Мариуш Цеслик "Политика")"
"Произведения, которые вошли в эту тоненькую книжку, отмечены всеми родовыми признаками творчества Токарчук: философичностью, метафоричностью, аллегоричностью, при этом великолепного, практически образцового уровня (Мария Жентис "Сицына")"
"Рассказы из томика "Шкаф" очаровывают не тем, что автор творит сюрреалистические миры с фантастическими персонажами, но, скорее, тем, что она деликатно ведёт читателя за руку и позволяет ему переходить с одного уровня реальности на другой практически незаметно. А поскольку каждый уровень связан с совершенно иной точкой зрения, мнимая нормальность становится абсурдной, а кажущийся абсурд тут же начинает представляться совершенно нормальным (Тител)"

Как видно из откликов описывать сюжет рассказов занятие бессмысленное, поскольку главное в них не сюжет, а язык, отсылки, ощущения при чтении... Например, сюжет второго рассказа "Номера": горничная в шикарном отеле убирает номера (название рассказа связано не с номером, как комнатой, а номером этой комнаты) второго этажа и те как бы рассказывают ей о своих постояльцах. Всё. Но когда читаешь...

В общем, Токарчук надо читать. Постараюсь раздобыть какое-нибудь более объёмное её произведение.

Пара цитат:

      Я в розово-белой униформе смотрю на коридор уже по-другому. Не изучаю запахи, не привлекают меня собственные отражения в латунных дверных ручках, не прислушиваюсь к собственным шагам. Сейчас в перспективе коридора меня интересуют пронумерованные прямоугольники дверей. За каждым из этих восьми прямоугольников находится номер — четырёхугольное проституированное пространство, которое каждые несколько дней отдаётся кому-то другому. Окна четырёх из них выходят на улицу, где всегда стоит бородатый мужик в шотландском наряде и играет на волынке. Подозреваю, что это фальшивый шотландец. Слишком много в нём энтузиазма. Возле него — шляпа и монета, которая должна притягивать себе подобных.

      Номер 200 пуст, постель смята, немного мусора и горький запах чьей-то спешки, вскакивания с кровати, лихорадочных сборов. Этот кто-то должен был выехать очень рано, наверно спешил на аэродром или на вокзал. Моя задача устранить следы его присутствия с кровати, ковра, шкафов, тумбочек, ванной, обоев, пепельниц, из воздуха. Это совсем не просто. Обычной уборкой не обойдёшься. Оставшиеся здесь ошмётки личности прежнего постояльца нужно нейтрализовать своей безличностностью. Для этого и нужна Пересменка. Я должна не только стереть тряпкой остатки отражений этого лица в зеркале, но и заполнить зеркало моим бело-розовым безличием. Этот запах, оставшийся из-за забывчивости и спешки я должна заглушить своей беззапаховостью. Для того я и нахожусь тут как лицо официальное, и, вследствие этого, мало осязаемое. И, собственно, этим и занимаюсь. Хуже всего с женщинами. Женщины оставляют больше следов и дело не только в том, что они забывают всякие мелочи. Они инстинктивно пытаются переделать гостиничный номер в суррогат дома. Укореняются, где только могут, как несомые ветром семена. В гостиничных шкафах развешивают какие-то страстные желания; в ванных комнатах бесстыже оставляют свою похоть и одиночество. На стаканах и мундштуках папирос легкомысленно оставляют следы своих губ; в ванне — волосы. Полы усыпают пудрой, которая предательски раскрывает тайну следов их ног. Некоторые из них, ложась спать, не смывают макияж и тогда подушка, этот гостиничный плат Вероники, показывает мне их лица. Но они не оставляют чаевых. Для этого нужна уверенность в себе мужчин. Поскольку для мужчин мир всегда скорее базар, чем театр. Они предпочитают за всё заплатить, даже на всякий случай. Они свободны только тогда, когда платят.

   Антология "Рассказы, номинированные на премию им. Януша А. Зайделя за 2018 год (Opowiadania nominowane do Nagrody im. Janusza A. Zajdla za rok 2018)"

Кристина Ходоровская (Krystyna Chodorowska) "Дикие создания (Dzikie stworzenia)"

Уточнение: судя по сюжету, название рассказа может переводиться и как «Дикие твари», смотря что имела в виду автор. О сюжете. Главная героиня, селки — человек-тюлень, работает в океанариуме небольшого прибрежного городка где-то в Ирландии. Однажды утром сотрудники океанариума обнаруживают, что некто прибил над входом двух убитых детёнышей тюленя. Полиция не слишком рвётся искать злодея, и героиня начинает самостоятельные поиски. Под подозрением местные рыбаки, которые по понятным причинам недолюбливают тюленей, и группа подростков, играющих в сатанистов…

С формальной точки зрения в рассказе всё, вроде, правильно. Написано ровно, явных ляпов не заметил, затронуто множество популярных нынче проблем. Плюс, в отличие от большинства современных авторов, Ходоровская чётко знает, какую именно идею хочет донести до читателя. Все, прочитанные мною, её рассказы строятся именно от идеи, а не по принципу «а пусть в этом мире будет такая фича и я о ней напишу». Однако, возможно, именно поэтому рассказ не трогает — "суха теория, мой друг". А, может, дело в чрезмерном количестве деталей – автор, таки, должен хорошо знать описываемый мир, но не надо сообщать читателю обо всех подробностях, как бы дороги они не были автору. Да и фантдопущение ключевой роли не играет – его вполне можно убрать без особого ущерба.

В общем, добротный, но не очень удачный рассказ перспективного автора.

Кристина Ходоровская (Krystyna Chodorowska) "Одно нарушение правил (Jeden spalony rzut)"

Некие необычные лесные пожарные (дело происходит, похоже, не совсем в нашем мире) отправляются на очередной пожар, и там происходит трагедия. Почему? Потому что люди не замечают того, что слишком резко отличается от привычных представлений. Как я уже писал выше, Ходоровская, на мой взгляд, идёт от идеи и, похоже, решила проиллюстрировать своим рассказом указанный психологический феномен. Однако, как мне кажется, перестаралась с отвлекающим антуражем так что мой вывод не очевиден, и не факт, что верен.

Анна Грицишин (Anna Hrycyszyn) "Детектив Фикс и дело механического скафандра (Detektyw Fiks i sprawa mechanicznego skafandra)"

Детективный рассказ в стимпанковом антураже с примесью фэнтези и мистики. Явное начало цикла. Сюжет. Некий мир, находящийся на техническом уровне примерно конца XIX — начала XX в. Детектив полиции Антон Фикс и его сотрудница, помощница первого класса Ясьмина Горол, расследуют похищение особого скафандра, изобретённого аристократом Сергеем Эйдзятовичем, и, связанную с этим скафандром, гибель неизвестного человека. В ходе расследования помощница неожиданно узнаёт, что её шеф не только очень умён и проницателен, но и весьма необычен. Остальные подробности опущу во избежание.

Чувствуется, что автору очень нравится придуманный ею мир и она пишет с удовольствием. Обратная сторона медали – стремление втиснуть в один текст слишком много всего и необоснованное, на мой взгляд, вкрапление чуждых стимпанку элементов. Но в целом рассказ понравился мне, пожалуй, больше всех остальных в сборнике.

Мацей Казмерчак (Maciej Kaźmierczak) "Молох (Moloch)"

Сложно сказать, к чему стремился автор. Похоже, эпатировать чрезмерным натурализмом и вызвать чувство отвращения. Если так, то поставленной цели он не добился. Рассказ скучен и вызывает недоумение. Как он попал в финал премии Зайделя непонятно.

Марта Кисель (Marta Kisiel) "Первое слово (Pierwsze słowo)"

Рассказ о том, как важно правильно формулировать свои желания. Ужастик. Как обычно у Марты Кисель написано очень хорошо в плане языка, но как ужастик, увы, рассказ слабоват. Практически сразу понимаешь, к чему всё идёт, и интерес пропадает. В общем, несмотря на то, что рассказ получил в этом году премию Зайделя, думаю Марте Кисель лучше не писать ужастиков. Это явно не её (как, впрочем, и не моё)

   Михал Холева (Michał Cholewa) "Сенте (Sente)"

Пятая книга цикла "Algorytm wojny (Алгоритм войны)" (о четвёртой книге "Инвит (Inwit)" я писал пару лет назад). Военная фантастика. Действие происходит в XXIII веке. Прошло 20 лет со времени Дня или Бунта — восстания машин. Человечеству ценой больших жертв удалось победить, но Земля утрачена, научно-технический прогресс резко замедлился, исследование космоса и освоение новых планет практически прекратились, и оставшиеся три космических сверхдержавы (в порядке возрастания могущества: Евросоюз, США и Империя, в которой угадывается Китай) заняты постоянной войной друг с другом за передел контролируемого пространства. Однако в предыдущей книге цикла выясняется, что не все ИИ (искусственные интеллекты) уничтожены. Как минимум один из них остался цел и в конце книги пытается сбежать. Собственно, пятая книга начинается точно с того момента, которым закончилась четвёртая. Кораблям ЕС удаётся организовать преследование беглого ИИ и выяснить, что он скрылся на неизвестной планете, расположенной рядом с имперской областью пространства. Во имя борьбы с ИИ противникам удаётся договориться и в глубину империи отправляется совместная экспедиция Евросоюза и США, которой власти империи обещают оказывать всяческую поддержку. Похоже, ИИ суждено потерпеть новое, на этот раз окончательное поражение, но внезапно события приобретают совершенно неожиданный поворот…

Как и предыдущая книга, «Сенте» изобилует боевыми действиями, хитроумными многоуровневыми интригами и внезапными поворотами сюжета, когда всё становится с ног на голову. Недаром названием книги стал термин из игры го. В общем, любители военной фантастики и хитрых интриг не заскучают. Правда, поскольку конец романа явно подразумевает продолжение, могут известись в ожидании новой книги.

Рекомендую любителям военной фантастики и многослойных интриг, читавшим предыдущие книги цикла и владеющим польским языком. Надеюсь, что в обозримом будущем цикл будет переведён на русский и/или украинский. Он заслуживает перевода.

   Кристина Ходоровская (Krystyna Chodorowska) "Трискель. Гвардия (Triskel. Gwardia)"

Первый роман Кристины Ходоровской, о двух рассказах которой я писал выше, а ещё об одном – "Кре(йз)олка" ("Kre(jz)olka") – четыре года назад. История о супергероях. Издательская аннотация:
"Это дело – скандал не столько международный, сколько … межпространственный. Перед Мэйдэй встаёт самый большой вызов в её недолгой карьере супергероини. Но как она может бороться с тем, чего не понимает?
У Гвардии Шилд Сити – Мэйдэй, Бури и Крота – забот полон рот. Они должны разгадать загадку ограбления Музея естественной истории. Оружие, которое при этом применялось, противоречит законам физики! Словно использованная техника не из этого мира… Вдобавок в городе появляется друг детства Мэйдэй, борец за свободу Сидании. И, похоже, у этих двух дел есть нечто общее. Все следы ведут к таинственному существу, которое зовут Лазурь…"

Как видно из аннотации автор любит говорящие имена и названия. Так Шилд (Scyld) это староанглийское название греха, то есть перед нами Город Греха (Sin City), явный намёк на Нью-Йорк. Да и Сидания (Sidheania) – совершенно очевидно ассоциируется с Ирландией. Думаю, и имя (точнее кличку) главной героини тоже можно перевести, как Тревога, Полундра или даже Шухер (а что, Полундра, Буря и Крот – неплохая банда получается). Соответственно и в реалиях созданного писательницей мира ощущаются прототипы из Ирландии и США. Да и главные герои, точнее супергерои, созданы по рецептам современного масскульта. Все они обладают некими сверхспособностями, что используют городские власти, создав Гвардию – команду супергероев, призванную решать задачи, с которыми не справляется полиция. Других подробностей, пожалуй, сообщать не буду – в издательской аннотации и так слишком много спойлеров. Скажу только, что трискель появляется ближе к концу романа, и этот конец явно промежуточный – фактически роман, это экспозиция цикла.

В общем, Ходоровская хорошо продумала свой мир и это плюс. Минус заключается в том, что она так любит своё творение, что хочет рассказать о нём читателю как можно больше, а, между тем, читателю вредно давать слишком много информации. Автору следует держать её при себе, сообщая лишь то, что необходимо для понимания действий героев и сюжетных поворотов (или писать сценарии). Конечно, сейчас множество известных писателей грешат избыточностью, но молодым авторам лучше её избегать. По крайней мере, пока не станут популярными. Надеюсь, Ходоровская, таки, добьётся популярности – задумки у неё интересные.

   Роберт М. Вегнер (Robert M. Wegner) "Ещё может затрепетать (Jeszcze może załopotać)"

Рассказ-приквел к циклу «Сказания Меекханского пограничья». Написан автором для читательского конкурса и доступен в сети бесплатно.

Действие рассказа происходит за двадцать лет до начала основного цикла во время нашествия на Меекханскую империю степняков под руководством Отца Войны Явенира. Степняки подходят к столице, которая принципиально не обнесена стеной, и император Креган-бер-Арленс планирует, как нанести превосходящим силам врага поражение. В рассказе также появляются будущие руководители спецслужб Империи и генерал Генно Ласкольник. В общем, любителям цикла следует читать обязательно.

Начало рассказа

цитата

Настал чёрный час, когда практически вся северная часть Империи оказалась в руках врага, и Меекхан стоял на грани падения. Тогда Креган-бер-Арленс решил спровоцировать Отца Войны и объявил, что не оставит столицы и будет лично её оборонять, а такого вызова вождь кочевников проигнорировать не мог. Взятие Города Городов и убийство императора, не имевшего наследника, бросило бы Меекханскую империю к его ногам. Итак, весной пятого года великой войны меекханская армия и орды кочевников готовились к решающему сражению, а столица трепетала, ожидая решения своей судьбы.
      Отрывок предисловия к «Истории битвы за Меекхан»
      Аэлос-кас-Манер, императорский историк

      — Меекхан это улитка, выросшая из раковины. Он оставил безопасные границы старых районов и начал всползать на окружающие холмы более двухсот лет назад. В данный момент девять десятых столицы для кочевников то же, что вспоротое коровье брюхо для стервятника. И если у тебя нет способа повернуть время вспять и предупредить одного из предшествующих императоров, что хорошо было бы окружить весь город стенами, то лучше помолчи. Я не изменю своего решения и не сбегу, мы остановим их здесь, или не остановим вообще.
      Голос императора был спокойным и бесстрастным, некоторые даже могли бы счесть его безразличным и скучающим. Однако поза, руки, опирающиеся на столешницу заваленного картами и планами стола, склонённая голова, видимое усилие, с которым Креган-бер-Арленс подносил время от времени к губам кубок с пахнущим горькими травами настоем, говорили скорей о безграничной усталости, а не о безразличии и скуке. Все в комнате знали, что молодой правитель уже несколько дней почти не спал, объезжая столицу, осматривая укрепления, вдохновляя войска и население на битву, принимая рапорты от разъездных дозоров, инспектируя пехотные полки и кавалерийские хоругви. Но все также знали, что эти усталость и напряжение были усталостью и напряжением спускового крючка арбалета, слишком долго удерживающего тетиву. Лучше не проверять, не произойдёт ли случайный выстрел.