Если автор желает написать хорошую вещь, он никогда не черпает из одного источника.
Подозреваю, что отправной точкой для Конофальского послужил "Замок" старика нашего Кафки.
Некий молодой человек прибывает в феодальное владение, причем это небольшой городок, который охватывает поместье, сердцем которого, в свою очередь, является здоровенный особняк, уходящий вглубь земли на неизвестное количество этажей.
Но вязкостью сейчас читателя не проймешь. Надо вжарить постядерку.
Потому вокруг субтропический климат с мерзкими болотами, очень высокой влажностью, а фауна — козлолоси, барсулени, и т.п.
Электричества вроде бы нет, но опытный глаз его различает.
И еще генетическая редактура в действии.
Есть долгоживущие семейства, есть некие матери (носители чистой крови). Главный герой буквально секунду созерцает лицо одной из генетически совершенных женщин — Марианны — и вполне искреннее сравнивает её с ангелом. Есть специалисты, которые сотню лет разменяли, есть вполне себе боевые големы (каждый день им нужны десятки килограмм корма), есть нюхачи, которые могут просто по запаху определить, имеются ли при человеке яды и токсины, есть менталлографистки, отправляющие телеграммы в астрал — и за двести километров их получить можно. А на периферии генетических уродов немало.
Хорошо показано, что практически закончился распад старого общества, биотехнологии открыли дверцу в кастовый ад.
Но от простых мутантов и светящейся плесени на подвальных потолках публика тоже заскучает.
Еще нужен триллер.
Потом наше герой, он шпион и убийца — шиноби — который исполняет роль посланника от одного феодального владения к другому. Надо проникнуть в Замок, то есть дворец, и официальным путем забрать тело одного из семьи его нанимателей.
Тот случайно упал на нож или вдохнул споры гриба-паразита, или поломал себе парочку лишних конечностей, а потом умер от огорчения.
Война по этому поводу может начаться, а может и не начаться. У одного феодального владения маловато боевых големов, другому недостает хорошего предлога.
В ассортименте шпионаж, слежка, разговоры с местным резидентом, попытки вербовки.
Отлично выписан образ героя — совсем еще молодого человека, но храброго, умеющего сохранять лицо и принимать трудные решения (не всегда). Образ рыцаря без страха и упрека изрядно оживляет темноватый фон повествования.
Фактурно показано, что сословная система начинает пробиваться сквозь паттерны бондианы, и дураков исполнять роль героя не так много: потому юноша тут один, а старший товарищ почему-то попал под плевок ядовитой жабы, теперь отлеживается в придорожном трактире.
Три хорошо разыгранные компонента уже дают интересную фабулу. Но современный читатель — не жалуюсь, сам такой — желает чего-то актуального и остренького одновременно. Потому то историй про пастапокалипсис довольно много.
И тут всплывает творчество покойного Михаила Харитонова, подспудная дискуссия/соперничество с ним, но и опыт самого Конофальского с национальным (еврейским) юмором.
Потому дальше — просто цитата:
"И когда молодой человек прошёл под кривой перекладиной ворот, страж поднял одну из рук, качнулся в его сторону и пророкотал или, вернее, пробулькал из своей необычной утробы:
— Остановись!
И шиноби подчинился.
«Ни глаз, ни ушей. Лишь дыры под шляпой. А звук доносится из центра корпуса. Существо малопонятное».
Ратибор замер в нескольких метрах от существа. Если сначала сущность казалась ему вязанкой прутьев, то теперь она больше походила на тело без кожи, вот только обнажённые мускулы были насыщенного коричневого цвета.
— Назови своё имя, — продолжал страж.
— Ратибор Свиньин.
— Чей ты рот? — пророкотала охранная сущность.
— Я свободный, меня никто не кормит.
— Ты из высококровных?
— Нет, я из гоев.
— Куда ты идёшь, гой Ратибор Свиньин? — интересуется страж.
— Я иду в поместье мамаши Эндельман, — отвечает шиноби.
— Зачем ты идёшь туда, гой?
— Я иду туда по желанию мамаши Гурвиц, да продлится шабат над нею. Я выполняю её волю. У мамаши Гурвиц к мамаше Эндельман есть дело."
Автору чрезвычайно удалась душная вонь местечкового национализма, которая фиксируется, если поискать, в истории многих народов. Это ядрёная смесь из желания быть хотя бы на одну ступеньку выше собеседника, постоянная демонстрация собственной исключительности при такой же же очевидной никчёмности. Риторика лишних людей, которые пытаются доказать всем встречным и поперечным, что они соль земли. И еще хорошо бы собеседника обмануть, получить с него денежку. А попытка некоей внутренней фронды — не к самой идее исключительности, но к её формам — приводит персонажей к яростному самоотрицанию. Потому еврейский оппозиционный интеллигент не только ищет свой вариант философского камня, но и вывешивает на стену портрет Генриха Гиммлера.
Где же здесь юмор?
Собственно с юмором и возникают некоторые проблемы. Нет, многим нравится. Но визит местного неудачника в матушкин дом, ночное выяснение, кого же он привел, и не убьет ли её шиноби, перекрикивание с соседями, попытка общаться с запершейся в сортире женщиной (отношения в семье не озонируют), мумия Филиппа Киркорова в столовой — смешно ли это? Юмор строится либо вокруг традиционнейших штампов (еврейская мамочка), либо вокруг довольно замусоленных тем (кто только не смеялся на г-ном Киркоровым?).
Автор это понимает, потому включает политическую контр-повесточку.
"— Прошу, входите, дверь моя открыта.
— Можно, да? — в двери появляется синяя голова. Это девушка, с «туннелями» в ушах и проколотыми ноздрями. Она входит и улыбается. — Слава демократии. Господин убийца, меня зовут Муми, меня прислала Лиля, оно наша президентка, оно кул, а я ваш ассистент.
— Оно? — уточнил шиноби, усаживаясь в кресле поудобнее.
— Да, «оно» местоимение нашего президентка, а вы разве не знали?...
— Признаться, отношения такие мне… непривычны. Я к слугам не привык, однако.
— К слугам! О май год… Это лютый кринж… — воскликнула Муми и замерла. Она уставилась на юношу с видимым осуждением, а потом заговорила с жаром: — Мы не слуги! Слава демократии, у нас тут при матушке Эндельман слуг нет, она наша мать, а все кровные господа — это просто старшие партнёры, которые нуждаются в нашей заботе. У нас свобода, у нас общий дом, мы комьюнити, мы сами выбираем себе президента, — девушка продолжала с пылом, который было не унять: — Итс кул… А наша работа — это наш личный выбор. Пёсанал чёйс! Мы должны приносить пользу… Зисис ауа осознанный выбор, за это у нас есть общая спальня, общая столовая, общая одежда, и у нас есть свобода, свобода гендера, свобода от денег и всего личного, что обременяет всех аза пипл. А ещё у нас у всех есть американ дрим."
А ниже по тексту показана генетическая лаборатория, где выращивают этих слуг, еще в эмбриональной стадии заражая вирусами, поражающими мозг.
Итого: при несомненном умении автора выстраивать сюжетные линии, структуру мира и передавать аромат событий, периодически возникает ощущение — какого ляда я вот это читаю? Потому что количество остроумных находок на страницу текста кажется бедноватым. А толочь в ступе еврейский юмор с крашенными трансвеститами — надоедает. Для повести средней величины вполне хватило бы, но текст явно длиннее, отчего возникает дисбаланс между однообразием юмора и развертыванием шпионско-постядерного сюжета... Но сам сюжет вполне держит, и хочется узнать, чем закончится интрига, заодно получить какие-то разъяснения по истории того мира. Потому я дочитал первые две части романа про ведьмака в еврейском местечке — даже если это не совсем ведьмак — и жду третью.
облако тэгов