сабж

У этой повести очень простой, но при этом очень изящный рисунок. Как "Голубка" Пикассо: ничего особенного, несколько чистых линий, но — шедевр. Тот редкий случай, когда камерность и малая форма идеально сочетаются: в тексте ровно то, что надо, и не больше, и не меньше.

Удивительный мир летчика и говорящего самолета, который следует через эфир к сфере неподвижных звезд кажется для него настолько естественным, что и не придет толком в голову в нем усомнится. Да, фантастический мир, но не более фантастический, чем многие другие. Очень интересный, очень романтичный. Мир Поиска, романтика дальних странствий и звездных пространств, как молодые АБС, только все менее жестко, уютнее и камернее. Даже жаль, что история маленькая и с этим миром приходится в итоге расстаться.

Вторая часть больше похоже на нашу обычную реальность. Тоже фантастика, но уже не такая. Не романтичная, взрослая. Со взрослыми проблемами, которые не столько глобальные, сколько изматывающие и бесконечные. Кто вырос, тот поймет, увы. Со взрослой работой, когда слово "надо" доминирует над усталостью и собственными возможностями.

Я довольно быстро догадалась, как две части связаны, увы, но это не портит впечатление. Все становится очень логичным зато. Прием старый, но не столько банальный, сколько классический)) Очень, очень красивая повесть.

Исаяма выпустил последнюю главу манги "Атака на титанов". И если предыдущие две арки я местами плевалась, какой кошмар и почему все так, то теперь беру свои слова назад. Прекрасный конец. Спасибо, мастер!

сабж

Интересная история, на первый взгляд (и, видимо, взгляд самого Грина) — такая же простенькая по сюжету, как "Алые паруса", но это только если не примерять ее события на реальность. Такая вполне сказочная модель: две сестры, младшая — красавица и к тому же богачка, старшая — уродлива и значительно беднее (почему так вышло, вопрос к родителям). Позиционируется, что младшая еще и хороший человек, а старшая — плохой, но из всего текста следует обратное.

А дело вот в чем: некрасивая сестра, собственно Моргиана, мучается собой и своей жизнью, особенно на фоне красавицы сестрицы, и эти мучения, столь очевидные читателю, похлеще Достоевского. Их нельзя не заметить и их нельзя игнорировать. Что же на это делает младшая Джесси, которой полагалось вроде быть доброй? — Искусно подливает масла в огонь. И дело не в том, что она как-то сознательно вредит Моргиане, нет, все проще: ей на Моргиану и ее душевные драмы глубоко наплевать. Как и на вообще все, что не касается непосредственно ее. Джесси — такая образцовая красивая эгоистичная куколка получилась, и как бы автор меня не убеждал в ее замечательности, я в нее не поверю. Я встречала таких девушек в реальной жизни, с ними можно общаться нормально ровно до того момента, когда твои и ее интересы не вступят в противоречие даже по самому ничтожному моменту. Это любимые доченьки, не знающие слова нет, им просто в голову не приходит, что иногда чувства и интересы других людей нужно учитывать — не то чтобы они не понимали, что вокруг живые, им просто совершенно искренне наплевать.

Грин поворачивает сюжет очень печально: задуманное Моргианой испытание оказывается для Джесси в итоге всего лишь легкой неприятностью, зато сама Моргиана расплачивается за него сполна. Собственно, так и бывает: кто-то идет по жизни, кажется, шутя, а кто-то наступает на все колючки и ломает шею там, где первый проходит, даже не заметив.

Но сочувствуешь все же Моргиане. Я закончила роман с чувством большого раздражения по отношению к Джесси, потому что я просто уверена, что если б не ее конкретно поведение, эгоизм и безразличие, то и драма Моргианы не была бы такой острой и болезненной. Интересно, осознавал ли это автор?

Набоковские лекции разношерстные и довольно личные: сразу видно, кто у него в любимцах, а кто — напротив. Хотя они тем и хороши: Набоков не скрывает инструментария, с которым подходит к каждому автору, и не пытается заявить свои оценки в качестве абсолютной истины. У него очень четко оформленные взгляды и вкусы и даже если бы, положим, мы ничего не знали о Гоголе или Достоевском, ориентируясь на заявленные вкусы и оценку автора можно было бы прикинуть на себя — понравится или нет (только с Толстым этот инструментарий дает какой-то совершенно загадочный промах). Симпатично по крайней мере то, что Набоков не повторяет школьных прописных истин и стандартизированных оценок (хотя не уверена, что в его время и в Америке они существовали как класс).

Гоголь — самая интересная часть из всех лекций. Набоков готовил книгу о Гоголе, и потому неудивительно, что и глубина анализа, и качество собственно текста разительно отличаются от всех остальных лекций, которые писались для себя, не для публикации, и, естественно, гораздо проще по языку и стилю, чем все остальное, что выходило из под пера Набокова. Я лично узнала о Гоголе вообще и "Мертвых душах" в частности много нового, и взгляд Набокова в этом плане интересен, особенно разбор деталей, анализ отдельных пассажей в части именно стилистической. Тут и понятно, какая у ВВН система оценок: стиль и эстетика на первом плане, а этим Гоголь даст фору любому нашему автору. "Гоголь был странным созданием, но гений всегда странен: только здоровая посредственность кажется благородному читателю мудрым старым другом, любезно обогашающем его, читателя, представления о жизни".

Интересна также и история создания "Мертвых душ", а точнее — судьба пресловутого второго тома и рассуждения ВВН о том, как же он создавался и почему в итоге был сожжен.

Совершенно отличный разбор "Шинели", которую я смутно помню скорее по ноосфере, чем со школы, но которую будто увидела тут впервые во всей ее прелести.

Определенно, часть про Гоголя — наиболее достойная данного издания, наиболее ценная с точки зрения информации и анализа, вне зависимости от отношения ко вкусам Набокова.

Тургенев — изрядно поскучней. По сути, оценки ВВН сводятся к тому, что у Тургенева прекрасные описания природы, а все остальное нудновато и слабовато. "Он не великий писатель, хотя и очень милый". Я не стану с этим спорить. Часть про "Отцов и детей", в которой ВВН просто пересказывает сюжет романа с небольшими комментариями — возможно, была полезна для американской публике, но мало чем поможет русскому человеку, который проходил этот роман в школе целый семестр и хоть одно сочинение про него, да написал.

Достоевский — конечно, самая одиозная из лекций, просто потому, что ВВН не только не признает за ФМ право называться великим писателем, но и вообще ругает его напропалую. Хотя к чести ВВН, в самом начале лекций он открыто рассказывает свою систему оценки: "В своих лекциях я обычно смотрю на литературу под единственным интересным мне углом, то есть как на явление мирового искусства и проявление личного таланта. С этой точки зрения Достоевский писатель не великий, а довольно посредственный".

Увы, дело не в отсутствии таланта у ФМ и не в том, что называется "социальной темой", что Набоков не ценит. Но у Достоевского есть то, чего сам Набоков отродясь не писал и, наверное, даже не видит, а именно этический конфликт между персонажами. Это не "социалка", это область психологии и отношений. "Своих героев Достоевский характеризует с помощью ситуаций, этических конфликтов, психологических и душевных дрязг". Это верно, но как вообще иначе характеризовать героя?))

Вспомним Набокова, где у него подобные конфликты? Нет их. Максимум — герой оказывается в этическо неоднозначной ситуации, но это даже не осмысливается ни им, ни автором. И уж тем более в такой неоднозначной ситуации он не взаимодействует непосредственно с другими людьми по факту конфликта, он всегда сам по себе, внутри себя, отгорожен от других. Какую драму изобразил бы ФМ из истории Цинцинната и его Марфушенки! А у Набокова ничего подобоного быть не может, потому что все другие люди в романе вообще оказываются в итоге ненастоящими, какой уж тут конфликт. Он этого и не ценит. "Возвращение Чорба" — "одиночный" конфликт, хлопок одной ладонью, история заканчивается тем, что герой от конфликта просто улизнул.

А вот оценивать ФМ с точки зрения эстетики и наслаждения стилем бессмысленно, потому оценка Набокова и близка к нулю в его системе координат. Думаю, Набокову было изрядно неловко писать про великие романы Достоевского, все равно что дальтонику рассуждать о живописи.

Толстой — самая длинная, занудная и удивительная часть. Не объясняя толком, почему, Набоков удивительным образом крайне высоко оценивает Толстого, в том числе признавая в качестве его заслуг то, что он так отчаянно ругал у других, у того же Достоевского. Почему-то стиль Толстого его не смущает ничуть. Социальный компонент его не смущает. Он видит какую-то "великую правду" там, где я вижу отчаянную скуку. Лекция по "Анне Карениной" очень большая и очень детальная, Набоков анализирует все, включая сны Стивы Облонского, красный мешочек Анны, еще бог весть какие мелочи. Я не люблю Толстого и через это продралась с тоской.

Уж не знаю, может, в любви к Толстому в Набокове проявляется старостветский барин, русский аристократ, и эта фамильная ностальгия по утраченному красивому веку, балам и социальному неравенству.

К лекции о "Карениной" прилагаются еще и детальные комментарии, рассчитанные, впрочем, именно на иностранного читателя в большей мере.

Чехов заслужил удивительное порицание-похвалу от ВВН. По сути, весь его взгляд сводится к формуле "серенько, но очень мило". Чеховский юмор в представлении Набокова — это юмор беспомощного и нелепого интеллигента, существа неприспособленного к жизни, не способного сделать зло или постоять за себя, но, повторюсь, очень милого. Вероятно, часть творчества Чехова и укладывается в это определение, но на мой взгляд, Набоков принимает на веру то, что на деле было очень изящной, но довольно злой издевкой, и юмор Чехова куда как часто отдает жесткой иронией. Вероятно, это тоже издержки "заграничного" взгляда.

Горький при всем своим ужасном стиле мог бы получить от Набокова куда больше, но чему-то ВВН отзывается о нем в целом вполне уважительно (не отрицая, конечно, что стиль ужасен, да и все остальное тоже). Он довольно детально пересказывает биографию Горького, и это наиболее интересная часть из всей лекции. Когда же заходит речь о творчество — тут довольно аккуратные упреки сменяются какими-то невообразимыми штампами. "В своей суровой прозе он подчеркнуто обнажал горькую правду современной русской жизни" (!!!) Увольте, я отказываюсь верить, что эту мерзотно пошлую и слащавую фразу из школьных учебников написал Набоков. Впрочем, он быстро съезжает на театр Станиславского, и никакого разбора творчества Горького вообще особо не дает.

Книга кончается неожиданно мягко и спокойно. Та таинственная необоримая сила, что извлекла его из тихого и понятного гнезда в колледже и сунула в водоворот всех этих напастей, в итоге водворяет его обратно — и будто и ничего не произошло. И в этом тоже много комизма. Впрочем, стоит у героя поучиться воспринимать все жизненные события, которых не можешь изменить, как данность, без особого ропота.

"Работа прервана" — небольшая повесть, которая сильно отличается от всего остального, что я читала у Во. В ней совсем нет ни безумия, ни комизма (по крайней мере, не больше, чем в обычной жизни тихого и не слишком веселого одинокого человека). Строго говоря, в ней нет и фиксированного сюжета — это просто отрезок жизни персонажа, который выглядит очень автобиографическим. И, как любой отрезок реальной жизни, сложно "вынимается" из всей остальной канвы. Суть "Работы" — в двух разных встречах, одна — с коммивояжером, незадачливо задавившим отца героя, а другая — с девушкой, в которую герой без всякой надлежды все-таки влюбляется. И как в жизни и бывает (и почти никогда в литературе), и те, и другие отношения выворачивают с самого начала совсем не туда, куда должны бы по стандартной схеме, но при этом все происходит до такой степени естественно, и каждое событие до такой степени *обусловлено* предыдущим, что иначе и представить было бы невозможно.

А еще в "Работе" очень изящно описывается любовь: та любовь, в которую на самом деле веришь, без малейшего пафоса, с открытыми глазами, даже без собственничества, но с неизбежной ноткой страдания. Так *по-настоящему*, живое чувство без штампов во всей его странности и уникальности, я видела только у Пруста. Но ни один читатель не усомнится, что это все-таки она.