Многие особенности «рукописи Пьята» я постарался сохранить. Это касается написания некоторых названий и фамилий. В тех случаях, где в тексте даются транскрипции русских слов (tovarich, bortsch), я использовал курсив.

Странные имена и отчества — «Леонович», «Варворовна» и прочие – сохранены без изменений, как и именование дедушки и бабушки «дядей Сеней» и «тетей Женей».

Особое значение имеют заглавные буквы: первая мировая для Пьята является Войной, а Россия – Империей. Эту особенность повествования я счел возможным воспроизвести в переводе, тем более что использование заглавных букв позволяет лучше передать психическую нестабильность рассказчика.

Необычная передача прямой речи мотивируется так: в рукописи нет диалогов, все реплики – фрагменты путаных воспоминаний «Полковника», память которого ненадежна; по существу, он беседует сам с собой и с фантомами своего прошлого.

Также вольно передан в первом томе квартета и акцент госпожи Корнелиус. Он не соответствует ни одному известному варианту английского произношения, в предисловии автора оговорена полная свобода переложения прямой речи героини. Поэтому в каждом эпизоде «сомнительных мемуаров» госпожа Корнелиус говорит по-разному.

Наиболее известные имена и события оставлены без комментариев (отчасти проясняет ситуацию текст приложения); упоминания о других персонажах Мультивселенной Муркока в этом романе немногочисленны и потому также не комментируются. Впрочем, вполне достаточно намеков на родственную связь Гонории Корнелиус с Джерри и Катериной Корнелиусами; а незримое присутствие М.Г. Лобковича указывает на близость истории к семейным хроникам фон Беков.

Что же касается политического подтекста и оценок суждений полковника Пьята – тут предоставляю судить читателям. Слишком уж остро звучит все, о чем говорится в «византийском» романе Муркока… Слишком современно и живо…

В 1922 Лонг встретился с Лавкрафтом, когда последний посетил Нью-Йорк. Это стало началом дружбы, которая продолжалась до самой смерти Лавкрафта. Восхищение Лавкрафта было подтверждено хвалебным критическим эссе «Сочинения Фрэнка Бэлнапа Лонга-мл.» («Юнайтед Аматер», март 1924). Лонг неоднократно становился первым читателем рассказов Лавкрафта, и он был одним из шести авторов, которым Лавкрафт разрешил использовать мифы Ктулху и намеченные для мифов сюжеты. Он стал первым человеком после Лавкрафта, который написал рассказ, входящий в серию «мифов», «Псы Тиндала» (1929). Лонг – автор биографии Лавкрафта, «Говард Филлипс Лавкрафт: Мечтатель на темной стороне» (1975); за эту книгу он удостоен специальной Всемирной премии фэнтези в 1976 году.

Профессиональная карьера Лонга началась, когда «Пустынная пиявка» была опубликована в ноябрьском выпуске «Вейрд тейлс» за 1924 год. Он продал множество рассказов и в НФ-журналы, начиная с “Материализатора мыслей” (1930) в «Сайенс вандер сториз квартерли»; печатался в Astounding Stories, Startling Stories, Thrilling Wonder Stories и др. Его НФ-рассказы отличались от стандартов той эпохи, в них было меньше изобретений и гигантских насекомых, а больше проблем окружающей среды, взаимодействия человека и природы и характеристик человеческого существования.

Золотой Век НФ начался в 1939-м, когда Джон У. Кэмпбелл-мл. начал редактировать «Эстаундинг сториз», переименованные в «Эстаундинг сайенс фикшн», тогда же начал издаваться фэнтези-журнал «Неведомое». С этого времени у «Вейрд тейлс» начинаются проблемы, и Лонг все больше внимания уделяет НФ. Однако прошло два года, прежде чем Лонг сумел приспособиться к строгой редакционной политике Кэмпбелла и продать ему рассказ. «Темное видение», которое было продано в «Эстаундинг», вместо этого появилось в первом выпуске «Неведомого» (март 1939). В «Эстаундинг» Лонг дебютировал только в июле 1941 года (рассказ «Браун»). Лонг продал 12 рассказов в «Эстаундинг» и 10 – в «Неведомое» за 1939 – 1950 гг. Его произведения публиковались вместе с сочинениями мастеров НФ — Азимова, Хайнлайна, Старджона и Ван Вогта.

В 1946 году издательство «Аркхэм Хаус» выпустило «Псов Тиндала», сборник из 21 рассказа, которые уже печатались в журналах. Это собрание удостоилось высокой оценки даже в «Нью-Йорк таймс». В 1949 году появился первый НФ-роман Лонга «Джон Карстэрс, космический детектив». История о Карстэрсе, который использовал инопланетные растения для разоблачения интриг, сочетала юмористический сюжет и стилистику «жесткого» детектива. Роман на самом деле был объединением шести уже опубликованных рассказов о Карстэрсе под одной обложкой.

В конце 1940-х годов рынок дешевых журналов приходит в упадок, популярность приобретают НФ-романы и антологии в мягкой обложке. Первая из оригинальных НФ антологий, «Девушка с голодными глазами и другие истории» (1949), включала и рассказ Лонга «Ночь взросления», потом его тексты появлялись во множестве антологий. Его первый НФ-роман в мягкой обложке – «Космическая станция Номер 1» (1957) — издан «Эйс букс», было продано 100 000 копий за первые шесть месяцев; вероятно, самое большое коммерческое достижение такого рода. В 1962 году выходит в свет «Марс – моя цель». В 1963 и 1964 появляются еще несколько книг Лонга, «Белмонт» переиздает «Псов Тиндала» в двухтомном дешевом варианте; выходит роман «И пришел робот», переработанная и расширенная версия ранней повести «Сделано на заказ»; и появляется антология, в которую включают “Ужас с холмов”. «Аркхэм хауз» переиздает «Ужас с холмов» отдельной книгой.

Лонг женился в зрелом возрасте (в 1961 году) на Лиде Арко. Детей у них не было («все мои дети – марсиане», говорил Лонг о своем потомстве).

Лонг продолжал писать НФ и в 1970-х. Его последний НФ-роман, «Ночь Волка», вышел в 1972 г. После этого он создал готический роман, «Наследие Лемонайн» (1975), биографию Лавкрафта, мемуары, ряд рассказов. Его последняя публикация – «Соус для глупца»; рассказ вышел в январском выпуске «Астро-адвенчерз» за 1988 г. Перед смертью он был занят переработкой рассказа «Жилец из коттеджа» (Фантастик, апрель 1975) в роман.

Когда пробуждается Чогнар

От солнца в миллиардах миль

В пространстве, залитом лучами,

Великий Чогнар видит сны,

И ненависть в тех снах в начале.

***

А за пределами миров

Где луны тают, исчезая,

Великий Чогнар движется, на край

Бездонной бездны восставая.

***

И руки простирает он

И пищу ищет в глубине

Среди потоков лавы

Сверкающей на дне.

***

Искатели с далеких звезд

Увидели тот кратер жаркий;

И Чогнара узрели трон,

И силуэт сияющий и яркий.

***

Искатели, живущие средь нас,

Тот силуэт в мечтах узрели;

Увидели, как тень его росла

И как она плыла к знакомой цели.

***

Когда проснется Чогнар, с ним уйдет

Все зло в далекий путь;

Быть может, Сириус его влечет,

Или звезда, чье имя позабудь.

***

Звезда, которая ведет,

Планеты малые с собой:

Вот почему колени преклоню

Великий Чогнар, ныне пред тобой.

И еще один маленький фрагмент из "Лавкрафтианы" Ф.Б. Лонга — короткий фрагмент, публиковавшийся под названием "John Dee's Necronomicon: A Fragment"

Некрономикон Джона Ди: отрывок

(предоставлен Ф.Б. Лонгом, который отказался обсуждать, как эти строки попали к нему)

(Фразы отредактированы в соответствии с современными языковыми нормами, но смысл оригинального текста передан со всей возможной точностью)

Параграфы семь и восемь, с. 30, кн. 3:

Не следует полагать, что силы, способные к величайшему злу, являются нам в формах отвратительных фамилиаров или других, тесно связанных с ними демонов. Это не так. Маленькие, зримые демоны — просто миазмы, которые оставили после себя могучие разрушительные формы, ничтожные клочки кожи и мельчайшие остатки зла, которые присасываются, подобно пиявкам, к какому-то великому мертвому левиафану, уничтожившему сотни прибрежных городов, прежде чем уйти на дно и погрузиться в смерть, когда тысячи гарпунов впились в его плоть.

Ибо для могущественнейших сил не существует смерти, и брошенные гарпуны причиняют, самое большее, поверхностные раны, которые быстро заживают. Я говорил прежде и буду повторять снова, доколе моя слишком поздно обретенная мудрость не будет принята моими братьями как непреложная истина: в противостоянии тому, что всегда было и всегда будет, мастер волшебства может изведать лишь горькое разочарование и отчаяние, если он примет временную победу за полную и окончательную, на каковую ему никогда не должно питать надежды.

Всё началось с легенды об убиении дракона рыцарем из Уорнклифф Крэгс в Южном Йоркшире. История приобрела популярность, когда комическая баллада на этот сюжет была издана отдельной брошюрой в 1685 году. В 1767 году этот текст вошел в знаменитый сборник Томаса Перси «Древности английской поэзии»; в следующее столетие баллада входила в круг обязательного чтения, ее известность пошла на убыль лишь в ХХ веке. В основе баллады история непутевого рыцаря Мура или Мура Холла, который надевает прочные доспехи и поражает дракона в «задницу», его единственное уязвимое место – как сообщает дракон, находящийся на последнем издыхании. Баллада очень точно воспроизводила топографию района Уорнклифф Крэгс, но сама история настолько насыщена «низким» юмором, что удовольствие от нее получали широкие народные массы в самых разных краях; именно поэтому в поздних вариантах появляются всё новые и новые детали, а местный колорит постепенно исчезает.

Моур Холл – это здание, построенное не позднее XV века у подножия Уорнклифф Крэгс; первоначально местные жители называли Уорнклифф –«Уэнтли». Дракон якобы обитал в близлежащей пещере и летал через всю долину к Драконьему колодцу на хребте Уолдершелф, что над Дипкером. Связан с этой историей и судебный процесс 1573 года. Тогда «вольные люди» Шеффилда выступили против Джорджа Тэлбота, шестого эрла Шрусбери; речь шла о владении шеффилдскими пустошами. Отголоски скандала явно различимы в балладе.

Немалое значение для распространения комического стихотворения имела бурлескная опера «Дракон из Уэнтли», сочиненная Генри Кэри в 1737 году; музыку написал Джон Фредерик Лампе. В первый же сезон опера была представлена 69 раз; обилие намеков на премьер-министра Роберта Уолпола и его налоговую политику привело к вполне предсказуемому скандалу. Обстоятельства сложились очень удачно: в театре Хэймаркет над премьером открыто глумились; потом «Дракона» поставили в Ковент-гарден, где технических возможностей было куда больше. Сюжетом опера не блистала, зато в ней было немало абсурдных элементов, веселых танцев, разных не вполне пристойных ухищрений и т.д. Но осмеивалась не столько внутренняя политика, сколько статичность оперного искусства. В либретто, написанном Кэри, Мур из Мур-холла – это отважный рыцарь, влюбленный в Марджери, но занятый в основном тем, что пьет и любезничает с девицами. Марджери готова принести себя в жертву дракону, лишь бы Мур взял ее на бой с чудовищем. Ей противостоит Моксалинда, «бывшая любовница» Мура, которая теперь, когда у нее появилась соперница, снова проявляет к рыцарю интерес. Сама битва с драконом разворачивается за сценой, причем Мур только ранит дракона в задницу (в диалогах реплики дракона звучат гораздо разумнее, чем слова рыцаря). В основном действие сводится к песням и танцам двух дев и рыцаря. Несомненно, теперь подобные пьесы уже кажутся устаревшими – нет ничего удивительного, что оперу редко исполняют. В Лондоне, впрочем, любительская труппа «Айслворт барокко» представила ценителям реконструкцию спектакля в 2012 году. Народ веселился…

Но желающие увидеть, как всё происходило, могут посетить Мур-холл, который расположен в дальней части долины у подножия Уорнклифф Крэгс. Барельеф, изображающий рыцаря Мура и дракона из Уэнтли, находится также над входом в ратушу Шеффилда. История воплощена в камне – и это воплощение как будто уже не связано с небольшим романом, который напечатан в этой книге.

Есть старые песни и старые пьесы

О подвигах греческого Геркулеса.

И, кстати, убил он не рыбу, не выдру,

А злого дракона – Лернейскую гидру.

Уней семь голов и четырнадцать глаз,

Чтоб всех разглядеть и убить сей же час.

Но Геркулес взял с собою дубину,

Чтоб молотить эту злую скотину.

И если б не эта палица, –

От него б не осталось и пальца.

А наш Сильнейший-Из-Всех – без оружья –

Был Геркулеса ничуть он не хуже.

Нелепо спорить: он ли,не он ли

Убил без дубинки дракона из Уонтли.

Гадкая внешность у змея была,

А за плечами – два страшных крыла.

От крыл его, от рыл и от жал

Ещё ни один не убежал.

Зияла бесплодная пустота

От ударов его хвоста.

Хвост был похож на цеп и на меч.

Ничто от дракона не уберечь.

Себя он считал главней всех владык;

Яд источал его чёрный язык,

Когти на лапах, кромсать чтоб и резать,

А в пастях несметно зубов из железа.

Как распахнёт свои рты он пошире,

Видно – зубов там по сорок четыре.

Весь в чешуе, а драконья шкура

Много прочней, чем у дикого тура.

Если вы видели кожу слона,

То у дракона толще она.

Как можно было справиться с ним?

Он был воистину неуязвим.

Вспомним, что было с Троянским конём:

Семьдесят воинов прятались в нём.

Этот дракон мог поменьше сожрать,

Но, если голоден, – целую рать.

Как-то сожрал он трёх бедных ребят,

Игравших на улице, – так говорят.

Они для него – меньше зяблика.

Так быстро съедаем мы яблоко.

Он пожирал и коров и овец,

Хвойный и смешанный лиственный лес;

Нет избавления – так и пропасть им,

Всем, кто попали в драконовы пасти.

Церкви он ел, где так много святынь,

Как мы индеек едим и гусынь.

Ел он дома и корма, закрома;

После него – запустенье и тьма.

Всё превращал он, что видел, во прах,

Кроме камней, что лежали в горах.

Тысячи, тысячи, тысячи дней

Он укрывался средь этих камней

В гнусном болоте, что приносило

Гаду ползучему,

Гаду летучему,

Гаду вонючему

Новые силы.