Хорошие новости для тех, кто интересовался судьбой линейки "Warhammer FB"! Издательство "Книжный Клуб Фантастика" планирует к выпуску в серии "Time of Legends" роман Гэва Торпа "Король теней" ("Shadow King"), номинировавшийся в 2011 году на престижную британскую "Премию Дэвида Геммела".
Друзья, обратите внимание: тираж книги составит всего 500 экземпляров!
Иногда создается впечатление, что всю годную фантастику пишут сегодня исключительно англо-американские авторы. Отчасти это справедливо — но, к счастью, не совсем. Глаголом жгут поляки, португальцы, финны, по слухам даже немцы с французами (хотя ничего приличного от авторов из этих стран мне не попадалось, все больше арамадовщина и романы для школоты вроде сочинений Хольбайна и Штамма). Ну а в Испании есть Феликс Пальма, создатель "Викторианской трилогии", которая, по моему скромному, вполне могла бы стать культовой, если бы ее автором числился англичанин.
Викторианская греза и солдаты будущего
Феликс Х.Пальма. Карта времени: Роман. / Felix J.Palma. El Mapa del Tiempo, 2008. Пер. с исп. Е.Матерновской, И.Новосадской, Н.Богомоловой. — М.: Астрель. Corpus, 2012. — 640 с. — Тир. 4000. — ISBN 978-5-271-38192-8.
В издательстве «Астрель», в редакции Варвары Горностаевой, вышел роскошно изданный роман испанского писателя Феликса Пальмы «Карта времени», действие которого разворачивается в Лондоне, на излете позапрошлого века, а среди героев фигурирует автор «Машины времени» Герберт Уэллс.
Всякая империя накануне упадка литературоцентрична. Запечатлеть в своих произведениях ее образ (как правило, весьма далекий от реальности) — единственный доступный художнику способ остановить мгновение, отсрочить наступление распада. Это напрямую касается и Соединенного Королевства времен правления королевы Виктории, с именем которой связана не только промышленная революция, но и стремительный расцвет британской беллетристики во второй половине XIX века. Уж и той Виктории больше ста лет нет на свете, и Великобритания давно перестала быть «царицей морей», растеряла почти все свои заморские владения, а викторианская Англия продолжает жить своей жизнью на страницах книг Стивенсона и Хаггарда, Конан Дойла и Киплинга, Коллинза и Стокера... И не в последнюю очередь Герберта Дж. Уэллса, конечно. Более того: «викторианская Англия» превратилась в независимый брэнд, самостоятельный информационный объект, с каждым днем обрастающий новыми деталями и подробностями. Да и грезят об этой эпохе сегодня не только — и не столько — англичане. К примеру, Феликс Х.Пальма, автор «Карты времени», одного из самых аутентичных псевдовикторианских романов XXI века — испанец, а подлинный успех пришел к нему после выхода этой книги в Соединенных Штатах.
...Лондон 1896 года охвачен новой повальной модой. Весь высший свет околдован концепцией времени как четвертого измерения, по которому можно перемещаться в разных направлениях. В клубах и салонах обсуждается только одна тема: «Машина времени», недавно вышедший роман молодого писателя Герберта Уэллса. На этом фоне появление некого Гиллиама Мюррея, предлагающего состоятельным джентльменам всего за сто фунтов отправиться на экскурсию в 2000 год, в день, когда разумные паровые машины и последние защитники рода людского сойдутся для решающей схватки, никого не смущает — напротив, вызывает восхищение и восторг. Почему бы и нет? Отважные путешественники каждый день раздвигают границы империи, закрашивая белые пятна на карте, как Стенли и Ливингстон; ученые смело расширяют представления о законах природы, как Дарвин; инженеры удивляют публику все более фантастическими изобретениями, как Никола Тесла. Человечество стоит на пороге нового, небывалого, прекрасного века, царство пара и электричества вот-вот наступит, чудеса науки повсюду — понятно, что и четвертое измерение не устоит перед напором любознательных естествоиспытателей.
Скептически к повальному увлечению аристократов относится только Герберт Уэллс, и для этого у него есть веские основания. Прежде всего, он точно знает, что его собственный роман — выдумка от начала и до конца. Теория, которую близко к сердцу приняло лондонское общество, не имеет с действительностью ничего общего. Это лишь изящная фантазия, настолько близкая духу времени, что ее с легкостью принимают на веру. И здесь уже ничего не поделаешь. «Тому, кто написал свою первую книгу, обратной дороги нет. Ты превратился в трюкача и обманщика и отныне можешь показывать свою слабость лишь таким же трюкачам и обманщикам», — замечает Уэллс с горечью.
Обман — главная категория, вокруг которой строится сюжет этого романа в трех частях. Легко водить за нос толпу — особенно когда она сама жаждет быть обманутой. Несложно ввести в заблуждение и отдельного человека, если как следует подготовить почву. Здравомыслящий скептик при случае готов обмануть себя сам — и упорно игнорировать любые доказательства его очевидной неправоты. Где-то на этой схеме отведено место и нам, читателям, листающие «Приключения Шерлока Холмса», «Человека-невидимки» или «Карту времени» ради погружения в «викторианскую атмосферу» — но в то же время прекрасно понимающим, что Британия конца XIX века была мало похожа на ту, что живет и дышит на этих страницах.
Картограф реальности
Феликс Х.Пальма. Карта неба: Роман. / Felix J.Palma. El mapa del cielo, 2012. Пер. с испанского Валентина Капанадзе. — М.: АСТ. Corpus, 2014. — 784 с. — Тир. 1500. — ISBN 978-5-17-085154-6.
Писатель Герберт Джордж Уэллс родился в 1866 году, через семнадцать лет после кончины его американского коллеги Эдгара Аллана По. И все же на страницах романа Феликса Пальмы им предстоит встретиться, чтобы вместе отплыть в полярную экспедицию, разыскивающую проход внутрь полой Земли.
Испанец Феликс Х. Пальма, лауреат множества литературных наград разного калибра за «произведения малой формы», прославился на родине как выдающийся рассказчик ещё в 1990-х. Восторженная испаноязычная критика сравнила его с самим Хулио Кортасаром — правда, трудно определить, насколько искренне: ни одна новелла писателя до сих пор на русский не переведена. Зато его романы из «викторианской трилогии», как принято выражаться, покорили мир. Ну, покорили не покорили, а перевели их и во Франции, и в Великобритании, и в России. Изящная стилизация под викторианский приключенческий роман, «старый добрый Лондон» последней четверти позапрошлого столетия, Герберт Уэллс среди главных героев — в этих романах есть всё, что нужно для успеха у публики, ностальгирующей по «эпохе пара и электричества» с её наивным позитивизмом и неиссякаемой верой в Прогресс. Впрочем, это относится скорее к первой части цикла*, «Карте времени», где Пальма ловко обыграл мотивы «Машины времени» Уэллса. Во второй части градус оптимизма ощутимо идёт на спад. Когда марсианские боевые треножники походя раскатывают в тонкий блин непобедимую британскую армию, калечат и убивают налево и направо, как-то не до рассуждений о сияющих высотах, к которым ведет человечество научно-технический прогресс.
Первые две книги трилогии связаны несколькими общими персонажами и местом действия, но это, разумеется, не главное. Ещё в «Карте времени» Феликс Пальма убедительно продемонстрировал, как сознательная ложь, художественный вымысел, талантливая мистификация и эмпирическая реальность перетекают друг в друга, сливаются в единое многоцветное полотно, а мечта в процессе воплощения меняет пусть не сам мир, но наблюдаемую картину мира. Во второй части автор развивает ту же тему — но если на страницах предыдущего романа речь шла о чарующем волшебстве самообмана, то в «Карте неба» любезному читателю предстоит убедиться, какой жуткой, устрашающей мощью обладает фантазия, вырвавшаяся из-под контроля. Чудовищный монстр, который преследует несчастных моряков с затёртого полярными льдами судна, Лондон, обращенный в руины, гигантский концлагерь для последних представителей человеческой расы — эсхатологические эпизоды удаются автору ничуть не хуже романтических. Но это всё семечки: размывание границы между подлинным и мнимым, потеря контроля над реальностью — вот где настоящий онтологический ужас. «Ощущение, словно из всех существующих на свете книг вдруг улетучилась фантазия и разлетелась по миру таким образом, что стало невозможно отличить действительность от вымысла...»
Феликс Пальма мастерски имитирует традиционный стиль «романа-фельетона» второй половины XIX века — с многочисленными отступлениями, авторскими ремарками, переплетением сюжетных линий и прочими викторианскими виньетками и завитками. Жюль Верн пополам с Робертом Льюисом Стивенсоном под соусом из Герберта Уэллса и Эдгара По, чистая архаика. В «Карте неба» этот стиль работает на решение авторской задачи почти со стопроцентным КПД. Пальма один за другим обыгрывает «викторианские» мифы, порожденные художественной литературой разных эпох. Отсылки к Жюлю Верну, Оскару Уайльду, Алексею Толстому, Уэллсу и По лежат на поверхности, а кое-кто из классиков даже появляется на страницах романа лично. Узнаваема и сцена из «Матрицы», пусть и выпадающая из общего контекста. Но автор отдаёт дань уважения и текстам, знакомым куда более узкому кругу, от романа «Террор» Дэна Симмонса до новеллы Джона Вуда Кэмпбелла «Кто ты?» (в другом переводе «Нечто»). «Карта неба» — своеобразная игра, шарада, литературная угадайка. Однако Пальма не только бесхитростно резвится, развлекаясь сам и развлекая публику, — он выстраивает целый мировоззренческий лабиринт. Выход из которого, надо полагать, ждёт нас в завершающей книге серии, — при том что сюжетно второй роман выглядит «вещью в себе», абсолютно целостной и завершенной.
«Викторианская трилогия» построена по принципу триады классической логики. «Карта времени» — теза, «Карта неба» — антитеза... Выполнено филигранно, ничего не скажешь. Посмотрим, какой такой синтез приключится в финальном томе.
К Пелевину Виктору Олеговичу (ПВО) отношусь двойственно. С одной стороны, для живого классика он слишком часто позволяет себе писать грязно, небрежно, коряво — исключительно с точки зрения стилистики. Склонен к самоповторам и автоштампам. С другой стороны, он умеет то, чего не умеет практически никто из участников "текущего литературного процесса" — и сумел сделать эти навыки своей главной фишкой. Читал и рецензировал практически все его книги, некоторые по нескольку раз. Последние десять с чем-то лет — в основном для журнала "Мир фантастики"...
Мир есть снафф
Виктор Пелевин. S.N.U.F.F.: Роман. — М.: Эксмо, 2012. — 480 с. — Тир. 150000. — ISBN 978-5-699-53962-8.
Демьян-Лаундульф Дамилола Карпов — большой человек: полноправный гражданин искусственного спутника Бизантиум, оператор live news, «создатель реальности», кормящий плодами своих трудов религиозно-идеологическую машину Биг Биза. Юный орк Грым — коренной обитатель тоталитарной Уркаины, потенциальная жертва, статист, которого согласно всем законам драматургии должны пустить в расход в первом же действии. Но любовь, как водится, смешивает все карты, в очередной раз переворачивая мир...
Хотя в 1980-х рассказы Пелевина обсуждались на знаменитом Малеевском семинаре, а в начале 1990-х сам Виктор Олегович побывал на одном из первых «Интерпрессконов», успев стать героем фэновского фольклора, к современной отечественной фантастике (в узком, сектантском понимании) его книги последних лет имеют отношение постольку-поскольку. Однако к модным трендам писатель необычайно чуток, а к кичу — беспощаден. В романе «T», например, Пелевин прошелся по «Ф.М.» Бориса Акунина и другим переделкам классики, только-только набиравшим популярность. В свежем «S.N.U.F.F.е» он раскатывает в тонкий блин сочинителей (и, разумеется, восторженных поклонников) постапокалиптических антиутопий «а-ля рюсс». Но для нас важнее то, что после «S.N.U.F.F.а» даже самому зашоренному обитателю «НФ-гетто» придется, скрепя сердце, признать: да, братцы, это — фантастика! Ерническая, злая, полная сарказма, но вполне конвенционная, комар носа не подточит.
Мир будущего, который рисует Пелевин, четко разделен на две половины. Наверху — офшар Бизантиум, искусственный спутник, вотчина высоких технологий и либеральной риторики. Внизу — Уркаина, тоталитарная держава, населенная урками (в просторечии — орками), расплодившимися после ограниченной ядерной войны. Бизантиум отстаивает идеалы демократии, провоцирует войны и бомбит оркские поселения. Орки клеймят потонувших в разврате бизантийцев и воспевают свою древнюю суровую Традицию. Но разделение это надуманное — как и любое глобальное обобщение, навязанное извне. На самом деле и орки, и обитатели небесного города — одной крови, их генотип ничем не различается. Уркаину, всю ее богатую историю и варварскую культуру, высокую духовность и «особый путь», придумали бизантийские политтехнологи, которых здесь называют сомелье. Оркские уркаганы, столоначальники и прочие крупные шишки спят и видят, как бы поскорей «уехать в Лондон»: наворовать побольше и сбежать наверх, в Бизантиум. Но и бизантийцы, пожизненно запертые в тесных отсеках своей станции, ничто без Уркаины. Именно там, внизу, они снимают свои снаффы — нечто среднее между новостными передачами из «горячих точек» и голливудским игровым кино. Снаффы дают бизантийцам ощущение полноты жизни, заполняют зияющую экзистенциальную пустоту.
Однако «S.N.U.F.F.» не просто социальная сатира, философская притча, беспощадно-точная фиксация текущей расстановки политических сил — это еще и роман о любви. Не то чтобы Пелевин впервые брался за подобную задачу, вспомним хотя бы «Священную книгу оборотня». Но так углубленно механику и метафизику страсти он никогда еще не изучал. Любовь к «суре», суррогатной женщине с мощным искусственным интеллектом, идеально симулирующей поведение «роковой красавицы» — отличная метафора жизни вообще. Грань между имитацией и подлинником стирается: хотя мы состоим из плоти и крови, а не из микропроцессоров и пластика, мы так же послушны биологической программе, как сура — заложенному в нее математическому алгоритму. «Человек — это только инструмент приложения культуры к реальности», биологический механизм из мяса и костей. Но кто создает культуру и осмысливает реальность, если даже лучшие из людей — живые куклы, лишенные свободной воли?..
Пелевин великий путаник; он вносит путаницу в свои тексты сознательно, нарочито. Все мы худо-бедно владеем азбукой культурных кодов — то есть интуитивно, на подсознательном уровне, представляем, что можем услышать в ответ на свою реплику, как надлежит поступать в той или иной ситуации, от кого стоит ждать зуботычину, а от кого — медовый пряник. Пелевин намеренно сбивает настройки, запутывает концы. Услышав вопрос: «Как пройти в библиотеку?», его герой может разразиться лекцией по философии Гегеля, а может исполнить матерную частушку. И это тоже ответ, вполне содержательный и осмысленный — но требующий определенной работы мысли и интеллектуальной гибкости.
Одна беда у этой книги — со стилем у Виктора Олеговича проблемы: то крокодилы у него «не вылазят» из воды, то классические ошибки управления мешают понять, «кто на ком стоял». Небрежность объяснима: герой-повествователь не раз подчеркивает, что пишет в чудовищной спешке, в предчувствии неминуемой катастрофы. Но ей-богу, хороший редактор этому тексту все же не помешал бы — а весь мир пусть сгорит в аду!
Angry Birds & Zeitgeist
Виктор Пелевин. Любовь к трём цукербринам: Роман. — М.: Эксмо, 2014. — 448 с. — (Единственный и неповторимый. Виктор Пелевин). Тир. 70000. — ISBN 978-5-699-75467-0.
Мир несправедлив — это замечал каждый, кто хоть раз задумывался о подобных материях. И всё же, вероятно, у него есть цель и смысл. Ясновидец Киклоп, главный герой нового романа Пелевина, знает, что они есть, наверняка. Более того: именно от его, киклопова, усердия зависит, будет ли цель достигнута или мир схлопнется с печальным всхлипом.
Есть такая старинная русская забава — выпить водки на брудершафт с медведем и палить по матрешкам из автомата Калашникова, подыгрывая себе на балалайке... Ой, я не это хотел сказать. Начну с начала: есть старинная русская забава — раз в год ругать новую книгу Виктора Олеговича Пелевина. За вульгарность и безвкусие, за однообразие и предсказуемость фабулы, за недостаточную социальную остроту и за глумление над святынями, за щедро рассыпанные по тексту грамматические и стилистические ошибки. С последним, похоже, готовы согласиться и издатели: в выходных данных «Любви к трём цукербринам» наконец-то упомянут литературный редактор, хотя предыдущие книги Виктора Олеговича выходили строго «в авторской редакции». Да и прочие претензии не лишены оснований. Тем не менее Пелевина продолжают читать. Ради чётко отмеренной дозы скепсиса — это отличное противоядие от пафоса, пропитывающего нынче нашу жизнь. Ради выразительных метафор и едких афоризмов. Иногда даже ради метафизических откровений — хотя мудрость веков у П.В.О. в последние годы сводится к утомительным самоповторам. Впрочем, в новом романе появилось и кое-что новое: Виктор Олегович не ограничился привычными буддистскими мантрами (которые впервые отчетливо прозвучали ещё в «Чапаеве и Пустоте») и обратился к теории гностиков. «Мир существовал во времени. Время подразумевало изменения. А изменения подразумевали «лучше» и «хуже». Так появилось хорошее и плохое, и чем сложнее становился мир, тем труднее было предсказать их чередование». Иными словами, Демиург в очередной раз сотворил «материю, отягощённую злом» — смотри эпиграф к известной книге братьев Стругацких.
Если говорить о конструкции нового романа Пелевина, об архитектонике текста, то «Любовь к трём цукербринам» смонтирована из двух небольших повестей и одного рассказа. «Добрые люди», метафизический боевик, основанный на игре Angry Birds. Футуристическая дистопия «Fuck the System», микс из «Матрицы», «1984» и BDSM-хентая (особенно автору удался образ террориста-дримбомбера Караева). Ветхозаветный апокриф «Dum spero spiro» — неожиданно сентиментальная притча, абсолютно нехарактерная для автора... В общем, перед нами Ад, Чистилище и Рай — правда, ничуть не похожие на видения великого Данте. Объединены эти разрозненные фрагменты общими концепциями, несколькими сквозными персонажами — и, разумеется, пространными рассуждениями героя-повествователя, провидца Киклопа, на плечах которого несколько лет в буквальном смысле держался весь наш мир. Вернее, не наш, а очень-очень похожий, — но это уже нюансы.
Хотя действие как минимум одной из частей «Цукербринов» разворачивается в антураже, знакомом нам по тысячам фантастических книг и фильмов, язык не поворачивается назвать Пелевина фантастом. Однако сам Виктор Олегович не стесняется родства с жанровой литературой: в эпоху постмодерна и отмены литературных иерархий, после падения Великой стены, разделяющей высокое элитарное и низкое массовое искусство, это естественно. В новой книге автор нередко обращается за вдохновением к писателям-фантастам — особенно к Рэю Брэдбери с его хрестоматийной бабочкой. К сожалению, Пелевин разрабатывает эти молибденовые залежи довольно неуклюже, экстенсивными методами, то и дело изобретая велосипед. «Джихаути, или Тот. Тот самый, хочется мне сострить». Баян, Виктор Олегович: эту, с позволения сказать, остроту уже использовал Владислав Крапивин в романе «Голубятня на желтой поляне» (1985). Другой пример: на 2014 году от Рождества Христова Пелевин додумался до концепции Минимального Необходимого Воздействия — чтобы изменить ход истории, совсем не обязательно поднимать народ на баррикады, достаточно в нужный момент проколоть шины броневика или уронить кирпич на голову ключевой политической фигуре. Остроумно, свежо — вот только на этом фундаменте Айзек Азимов построил свой роман «Конец Вечности» ещё в 1955 году...
Из всех книг Пелевина, написанных за последнее десятилетие, «Любовь к трём цукербринам», пожалуй, наименее желчна. «Срывание масок» и едкая сатира сведены здесь к минимуму. Такое ощущение, что автор жалеет всех своих героев без исключения: и тихую девушку Надю, и террориста Караева, и сетевого хомячка Кешу, и даже могущественного Киклопа. Неожиданный поворот в творчестве П.В.О. — с чего бы это?
Праздник на улице поклонников "Вархаммера" продолжается! "Книжный Клуб Фантастика" отправил в типографию две новые книги. Первая из них — антология "ОТМЕТКА КАЛТА" из цикла "Ересь Хоруса" под редакцией Лори Голдинга и с участием Дэна Абнетта, Аарона Дембски-Боудена, Грэма Макнилла, Роба Сандерса и других. 448 страниц, ограниченный тираж 2500 экземпляров!
цитата
Издательская аннотация: Ересь пришла на Калт без предупреждения. Всего за несколько часов Несущие Слово уничтожили своих бывших братьев — гордых воинов Ультрамаринов. Теперь, когда мир выжжен вспышками изувеченной звезды Веридии, выжившие должны дать бой XVII легиону и их бесчестным союзникам или встретить свое проклятие в мрачных убежищах аркологий под поверхностью планеты.
Вторая книга по вселенной "Вархаммера", отправленная в типографию — роман Бена Каунтера "МИР-МЕХАНИЗМ". 352 страницы, тираж всего 1500 экземпляров!
цитата
Издательская аннотация:
Чудовищная механическая планета уничтожает все живое на своем пути, и Имперский флот не в силах ей помешать. Тогда космические десантники ордена Адептус Астартес совершают решительный шаг. Они прорываются через защитный экран и высаживаются на поверхности загадочной сферы. В непрерывных боях Астральные Рыцари продвигаются вперед, ценой своих жизней добывая крупицы знаний о зловещем мире, в надежде раскрыть его тайны и остановить врага до того, как их силы иссякнут.
облако тэгов
