Из всех прекрасных стихов Кристины Россетти "Базар Гоблинов" – пожалуй, самая прославленная вещь.
И по праву. Сюжет сказочно-таинственный: в отдаленной горной долине две юные сестры дружно хозяйничают на своей ферме. К ним приходит беда, когда долину навещают загадочные садоводы-гоблины. Те, кто поддался искушению их великолепными плодами, будут тосковать и чахнуть…
Стих поэмы музыкальный, гибкий, легко меняющий ритм, размер, чередование рифм. Для поэзии XIX века, почти сплошь закованной в строгие строфы – неслыханная вольность, бунт против правил. Развернутые сравнения расширяют смысл повествования. Поэму можно читать на разных уровнях понимания. То ли это волшебная идиллия, то ли гимн сестринской любви и преданности, то ли притча об искушении, грехе и искуплении, а может быть, и сексуальная fantasy.
Ко времени написания поэмы (1860 г.) Кристина, кроме сборника юношеских стихов, тиснутого когда-то дедушкой Гаэтано в собственной типографии, уже была автором широко впоследствие известных и ставших хрестоматийными стихов, таких как "Идущий в гору", "Эхо" ("Приходи ко мне в тишине ночей"), "Песня" ("Мой милый, грустных песен…"), "Фата-Моргана" и других (переводы некоторых из них печатались в №. 57 нашего журнала, стр. 104-108). Однако лишь несколько из них попали в журналы (вызвав большой интерес читателей). Друзья и поклонники творчества Кристины часто передавали из рук в руки блокнотик, где четким почерком поэта был записан ее новый шедевр. Кристина мечтала о сборнике.
Данте Россетти, уже знаменитый в те годы поэт и художник, высоко оценивал поэтический дар младшей сестры. Он дал поэму известному критику Джону Раскину. Увы, педантизм критика не позволил ему достойно оценить поэму. В своем письме, после нескольких вежливых слов о красоте и силе стихов Кристины, он захлебывается от возмущения:
"Неправильность размера… Никто из классиков… Вaша сестра должна упражняться… пока не сумеет писать так, как нравится публике! Форма прежде всего". В подтексте явственно проступает требование розог для дерзкого автора… Откуда было бедному педанту знать, что в будущем веке стихи Кристины Россетти будут сравнивать с музыкой Моцарта и Глюка?
Книга "Базар гоблинов" вышла в свет в 1862 году, имела большой успех и многократно переиздавалась. Поэму украшали гравюры на дереве Данте Россетти и иллюстрации Артура Ракхэма.
Кристина, умевшая беспристрастно оценивать свои стихи, считала поэму своей удачей. Наше время ставит эту вещь еще выше. Например, Эдит Ситвелл назвала "Базар гоблинов" "наиболее совершенной поэмой, когда-либо сочиненной женщиной на английском языке". Кажется, это близко к истине.
Поскольку для наших издательств Кристина Россетти не просто "мёртвый", а не существующей вообще автор, и издавать её (на мелованной бумаге с иллюстрациями) вообще не будут, выход один: собрать докупы все доступные переводы, распечатть и сброшюровать. Будет приложение к красивому английскому изданию.
Особенно мерзко видеть его в книжной аннотации. Лучше жабу в ротКоэльо слова на заборе читать, чем книгу, о которой так говорят люди с важным видом и сознанием интеллектуального превосходства над "серой массой".
Хотя... безвинную книгу могут гнусно оклеветать. Напишут
Ну, не сжигают, нет. Даже камнями не побивают. Всего лишь увольняют с работы — за ношение крестика. http://mir24.tv/news/world/4780825 — читайте. Или слушайте.
После такого очень хочется присоединиться к крестовому походу.
Для сохранности текст скопирую под кат. А то мало ли, куда статью денут.
подробности
цитата
Лондон, 18 марта. Крестовый раскол. Из старой доброй Англии пришла громкая новость — правительство страны оправдывает увольнения за открытое ношение нательных крестиков. Нетрудно предположить, какую волну негодования это вызвало среди богобоязненных англичан. При этом мусульманам носить, например, хиджабы там никто не запрещает. Такая вот политика мультикультурализма. Причина скандала в том, что две женщины — сотрудница Britich Airways Надия Эвейда и медсестра Шерли Чаплин — считают себя пострадавшими за веру. Они отказались снимать крестики при исполнении служебных обязанностей, и их уволили. Таким образом был создан прецедент. Сдаваться, женщины не собираются и уже подали жалобу в Европейский суд. Так что Лондон теперь ждет большой процесс. Итак, поставят ли крест на крестике? Корреспондент МТРК «Мир» Евгений Ксензенко — о том, к чему может привести политкорректность.
На Надии тот самый крестик, который она отказалась снять 6 лет назад. Его длина максимум 1,5 сантиметра. Но для работодателя женщины — авиакомпании British Airways — даже такой размер имеет значение. По стандартам корпорации на униформе не должно быть ничего лишнего.
Надиа Эвейда утверждает, что ее нательный крест почти не было видно. «Чтобы его заметить, надо было нависнуть надо мной. Но для руководства это был принципиальный вопрос», — говорит женщина. Надиа тоже пошла на принцип. Крестик не сняла и не испугалась угрозы остаться без зарплаты. Леди ушла с работы и пообещала подать в суд на обидчиков. Ей действительно обидно — коллеги мусульмане ходят в платках, сикхи — в тюрбанах. Получается униформа с двойными стандартами.
В авиакомпании на это ответили так: крестик не является обязательным символом веры, а потому исключение для христиан, как для других верующих, делать не будут. Надиа Эвейда считает, что у христиан из-за политической корректности стало меньше прав. «Даже представители других религий знают, что символизирует крест», — недоумевает она.
Но в суде авиакомпания смогла доказать обратное. Крестик посчитали все-таки украшением, а ювелирные изделия на униформе запрещены. И все вроде бы по закону и правильно, но представить себе подобное в христианской стране все равно сложно.
Обозреватель «The Times» Майкл Биньон считает сложившуюся ситуацию «экстраординарной». «Британское правительство само загнало себя в угол. Официально оно пытается не дискриминировать христианство, а лишь защитить права работодателей и регламентировать правила ношения униформы. Но они не могут разобраться, считать крестик то ли драгоценным изделием, то ли символом веры. Технически можно сказать, что это украшение. Ведь в священных книгах не указывается, что его нужно носить. Но теперь британское правительство выглядит просто смешным», — говорит Биньон.
Андрэе не до смеха. Директор христианского правового центра говорит, что сама никогда не носила крестик. Но теперь всерьез задумывается надеть его уже в знак протеста. Ведь случай Надии не первый. За веру пострадала и медсестра Ширли Чаплин. Ей сказали снять крестик, потому что это негигиенично. Андрэу это возмущает, но не удивляет — английская толерантность заканчивается там, где начинается мульткультурализм. «Это закон неравенства. Светский либеральный гуманизм ведет к цензуре и подавлению. Если вы не ведете себя определенным образом и не так говорите, то вас накажут», — утверждает директор христианского правого центра «Christian Concern» Андреа Вильямс.
Для архиепископа Елисия Сурожского ситуация с крестиками и униформой почти как дежавю. В Советском Союзе за ношение распятия можно было карьеру погубить или же получить большие неприятности. Теперь нечто подобное происходит и в свободном королевстве. Причем не только с униформой. По словам архиепископа, родители жалуются, что их детей в школах заставляют снимать крестики. «На физкультуре это обязательно. Бывает, что и на других уроках. Не во всех школах, но это происходит. Мы с удивлением сталкиваемся с такой ситуацией. Казалось бы, требования обусловлены тем, что небезопасно носить крестик на цепочке или веревочке. Но ведь столько поколений носило крестики всю жизнь, для нас это святыня!» — подчеркивает архиепископ Елисий Сурожский.
В Лондонском православном соборе успения Святой Богородицы даже организовали сбор подписей в поддержку Надии и Ширли. Прошло шесть лет с момента отстранения от работы женщин. Все это время они продолжали искать правду. Все британские суды Надиа проиграла. Ее последняя надежда — Европейский суд по правам человека. От его решения зависит, смогут ли работодатели вновь увольнять людей.
Поставит ли Европейский суд крест на крестике — от этого слушания в том числе зависит и то, как изменится государственная политика в Великобритании. По крайней мере, по отношению к христианам. Толерантность уже привела к тому, что даже Рождество в Англии встречают осторожно. Да, это по-прежнему великий праздник, но многие работодатели боятся, как бы елки на рабочем месте или традиционные украшения не обидели чувства верующих других конфессий. Например, власти Бирмингема даже всерьез обсуждали, не переименовать ли Рождество в «зимний фестиваль». Ведь так звучит более политкорректно. Но подобные предложения противоречат даже традициям страны.
Архиепископ Елисей Сурожский напоминает, что даже сессия парламента страны начинается с молитвы. «Кресты украшают многие памятники и корону английской королевы», — отмечает он.
Представители других религий порой пытаются использовать политкорректность в своих целях. Не так давно мусульмане в одном из лондонских районов потребовали запретить женщинам плавать в бассейне в купальниках. Такие инициативы появились именно после того, как Королевство стало меньше церемониться с христианством и более трепетно относиться к чувствам других верующих. Не дай Бог обидеть мусульман или сикхов.
Сама Надия молится о том, чтобы правительство все-таки не путало уважение к разным религиям со здравым смыслом. Ведь если она все-таки проиграет в Европейском суде, то чудачеств на местах — таких, как в Бирмингеме, возможно, станет больше, а работодатели получат индульгенцию на увольнения. «Христианам остается или защищать свои права, страдая от работодателя, или подставить другую щеку и сделать так, как их просят», — рассуждает Надиа Эвейда. Надию больше всего огорчает даже не проигрыш в британских судах или отстранение от работы, а то, что никто из компании перед ней даже не извинился. А ведь хрупкая женщина с сильным духом давно готова их простить.
Участники фестиваля (позировали они не мне, поэтому качество фото не очень)
И по стихотворению от каждого:
Светлана Кекова * * * Сумасшедший рыцарь твердит о любви и браке не кому-нибудь — всем известной Прекрасной Даме. Рождество удлиняет время на шаг собаки, а собаке нравится жить в городском бедламе.
Ловит пёс оборванный мусор, летящий мимо, и к сухому снегу его прижимает лапой. А поэт молчит, дожидаясь вестей из Рима, — что же там, в энциклике, присланной римским папой?
Римский папа славит порывы людей искусства, шлёт им шёлк заморский, роскошный ковёр татарский, а в могиле сжали свои кулаки до хруста горожанин Минин, сиятельный князь Пожарский.
Бродит Блок безумный в стране ледяных туманов, и в обнимку с Верой бредёт Вячеслав Иванов, и кричит Бугаев, садясь за соседний столик: “Ты католик стал!” — и смеётся над ним до колик.
И в России нищей стоят вдоль дорог вертепы, и воры в законе китайские рвут петарды, и любовь, мой друг, проще пареной стала репы — так под Новый год голосят под гитару барды.
Кто им вторит, с плачем взывая: о горе! горе! Может быть, рыдают забытые нами предки? Не в подвале каменном, в центре Москвы, в соборе Гермогена держат, как зверя в железной клетке.
Что, Марина, Осип, уже не затеплить свечки вам в церквах московских, хотя и написан “Камень”? Перед Ликом Спаса — солома, руно овечки, освещает их фотовспышки холодный пламень.
Над Москвой-рекою как будто палят картечью. Может, это Гоголь грозит Запорожской Сечью, иль в глухой деревне из лёгких, как свет, пелёнок на огромный мир безмятежно глядит ребёнок?
Спасибо Михаилу Назаренко за информацию об этом рассказе.
цитата
Карел Чапек. О пяти хлебах
...Что я против Него имею? Я вам скажу прямо, сосед: против Его учения я не имею ничего. Нет. Как-то слушал я Его проповедь и, знаете, чуть не стал Его учеником. Вернулся я тогда домой и говорю двоюродному брату, седельщику: надо бы тебе Его послушать; Он, знаешь ли, по-своему пророк. Красиво говорит, что верно, то верно; так за душу и берет. У меня тогда в глазах слезы стояли, и больше всего мне хотелось закрыть свою лавочку и идти за Ним, чтобы никогда уже не терять из виду. "Раздай все, что имеешь, — говорил Он, — и следуй за мной. Люби ближнего своего, помогай бедным и прощай тем, кто тебя обидел", и все такое прочее. Я простой хлебопек, но когда я слушал Его, то, скажу вам, родилась во мне удивительная радость и боль, — не знаю, как это объяснить: тяжесть такая, что хоть опускайся на колени и плачь, — и при этом так чудно и легко, словно все с меня спадает, понимаете, все заботы, вся злоба. Я тогда так и сказал двоюродному брату — эх, ты, лопух, хоть бы постыдился, все сквернословишь, все считаешь, кто и сколько тебе должен, и сколько тебе надо платить: десятину, налоги, проценты; роздал бы ты лучше бедным все свое добро, бросил бы жену, детей, да и пошел бы за Ним...
А за то, что Он исцеляет недужных и безумных, за это я тоже Его не упрекну. Правда, какая-то странная и неестественная сила у Него; но ведь всем известно, что наши лекари — шарлатаны, да и римские ничуть не лучше наших; денежки брать, это они умеют, а позовите их к умирающему только плечами пожмут да скажут, что надо было звать раньше. Раньше! Моя покойница жена два года страдала кровотечением; уж я водил-водил ее по докторам; вы и представить себе не можете, сколько денег выбросил, а так никто и не помог. Вот если б Он тогда ходил по городам, пал бы я перед Ним на колени и сказал бы: Господи, исцели эту женщину! И она дотронулась бы до Его одежды — и поправилась бы. Бедняжка такого натерпелась, что и не расскажешь... Нет, это хорошо, что Он исцеляет больных. Ну, конечно, лекаришки шумят, обман, мол, это и мошенничество, надо бы запретить Ему и все такое прочее; да что вы хотите, тут столкнулись разные интересы. Кто хочет помогать людям и спасать мир, тот всегда натыкается на чей-нибудь интерес; на всех не угодишь, без этого не обходится. Вот я и говорю — пусть себе исцеляет, пусть даже воскрешает мертвых, но то, что Он сделал с пятью хлебами — это уж нехорошо. Как хлебопек, скажу вам — большая это была несправедливость по отношению к хлебопекам.
Вы не слыхали об этих пяти хлебах? Странно; все хлебопеки из себя выходят от этой истории. А было, говорят, так: пришла к Нему большая толпа в пустынное место, и Он исцелял больных. А как подошло к вечеру, приблизились к нему ученики Его, говоря: "Пусто место сие, и время позднее. Отпусти людей, пусть вернутся в города свои, купят себе пищи". Он тогда им и говорит: "Им нет нужды уходить, дайте вы им есть". А они Ему: "Нет у нас здесь ничего, кроме пяти хлебов и двух рыб". Тогда Он сказал: "Принесите же мне сюда". И, велев людям сесть на траву и взяв те пять хлебов и две рыбы, взглянул на небо, благословил их и, отламывая, стал давать хлеб ученикам, а они — людям. И ели все и насытились. И собрали после этого крошек — двенадцать корзин полных. А тех, которые ели, было около пяти тысяч мужей, не считая детей и женщин.
Согласитесь, сосед, ни одному хлебопеку не придется этакое по вкусу, да и с какой стати? Если это войдет в привычку, чтобы каждый мог насытить пять тысяч людей пятью хлебами и двумя рыбками — тогда хлебопекам по миру идти, что ли? Ну, рыбы — ладно; сами по себе в воде водятся, и их может ловить всякий сколько захочет. А хлебопек должен по дорогой цене муку покупать и дрова, нанимать помощника и платить ему; надо содержать лавку, надо платить налоги и мало ли что еще, так что в конце концов он рад бывает, если останется хоть какой-нибудь грош на жизнь, лишь бы не побираться. А Этот — Этот только взглянет на небо, и уже у Него достаточно хлеба, чтобы накормить пять или сколько там тысяч человек! Мука Ему ничего не стоит, и дрова не надо невесть откуда возить, и никаких расходов, никаких трудов конечно, эдак можно и задаром хлеб раздавать, правда? И Он не смотрит, что из-за этого окрестные хлебопеки теряют честно заработанные деньги! Нет, скажу я вам, это неравная конкуренция, и надо бы это запретить Пусть тогда платит налоги, как мы, если вздумал заниматься хлебопечением! На нас уже наседают люди, говорят: как же так, экие безбожные деньги вы просите за паршивый хлебец! Даром надо хлеб раздавать, как Он, да какой еще хлебушек-то у Него — белый, пышный, ароматный, пальчики оближешь! Нам уже пришлось снизить цены на булочные изделия; честное слово, продаем ниже себестоимости, лишь бы не закрывать торговли; но до чего мы этак докатимся — вот над чем ломают себе голову хлебопеки! А в другом месте, говорят, Он насытил четыре тысячи мужей, не считая детей и женщин, семью хлебами и несколькими рыбами, но там собрали только четыре корзины крошек; верно, и у Него хуже дело пошло, но нас, хлебопеков, Он разорит начисто. И я говорю вам: это Он делает только из вражды к нам, хлебопекам. Рыбные торговцы тоже кричат, — ну, эти уж и не знают, что запрашивать за свою рыбу; рыбная ловля далеко не столь почетное ремесло, как хлебопечение.
Послушайте, сосед: я старый человек и одинок на этом свете; нет у меня ни жены, ни детей, много ли мне нужно. Вот на днях только предлагал я своему помощнику — пусть берет мою пекарню себе на шею. Так что тут дело не в корысти; честное слово, я предпочел бы раздать свое скромное имущество и пойти за Ним, чтобы проповедовать любовь к ближнему и делать все то, что Он велит. Но раз я вижу, как Он враждебно относится к нам, хлебопекам, то и скажу: "Нет, нет! Я, как хлебопек, вижу — никакое это не спасение мира, а просто разорение для нашего брата. Мне очень жаль, но я этого не позволю. Никак нельзя".
Конечно, мы подали на Него жалобу Ананию и наместнику зачем нарушает цеховой устав и бунтует людей. Но вам самому известно, какая волокита в этих канцеляриях. Вы меня знаете, сосед; я человек мирный и ни с кем не ищу ссоры. Но если Он явится в Иерусалим, я стану посреди улицы и буду кричать: "Распните его! Распните его!"
облако тэгов
. Напишут 
