сабж

Газданов все-таки действительно русский Пруст, и если по "Полету" это было видно не так сильно за счет разнообразного и интригующего сюжета, то по "Призраку" становится ясно почти сразу. Казалось бы, самое интересное — это загадочные встречи героя с тем самым Александром Вольфом, начиная с самой первой, когда герой думает, что убивает его во время Гражданской войны в России и потом много лет мучается этой мыслью. Но нет, изрядная часть текста занята скорее размышлениями героя об отношениях с любовницей, которые ни для кого, кроме него самого, не представляют интереса, как и сама эта дама. Мне вот интересно, действительно в этом мире существуют мужчины, которые так много думают об отношениях с женщиной, что уделывают в этом вопросе все женские журналы? Хотелось бы встретить хоть одного, а то все попадаются люди, которых их ремесло (в самом лучшем случае) занимает куда больше. С другой стороны, и я самого Пруста за это активно не люблю — увольте, но когда нет конфликта, мне просто скучно, скучно. Все счастливые семьи похожи одна на другую, и относительно счастливые пары, в общем, тоже не вызывают интереса. Исключение составляет разве что "Любовь Свана" — но там именно что не было счастья.

Про "Призрак" сложно что-то сказать определенное, чтобы не наспойлерить. С другой стороны, текст разворачивается так медленно и плавно, что успеваешь догадаться о том, о чем умалчивает автор, задолго до того, как сюжет дойдет до соответствующего эпизода. Герой живет своей жизнью, но раз за разом (а точнее — трижды, но каждый раз очень ярко) в ней появляется этот самый Александр Вольф, в остальном совершенно чужой герою человек. И самое смешное, что для Александра Вольфа этого герой, который кажется нам в силу POV совершенно простым и ясным, тоже предстает в роли мистического орудия фатума, Аннушки с маслом. Первая встреча с героем едва не оборачивается для него смертью, вторая происходит через много лет, когда все уже забыто и пережито, и все взрослые люди, и другая страна, и не важно уже, кто за кого воевал в Гражданку — но внезапно и она оказывается фатальной. Кому суждено быть повешенным, тот не утонет. Судя по тем двум романам, которые я прочитала, фатализм — вообще газдановская любимая тема. Кирпич никогда и никому просто так не голову не падает — и Газданов поворачивает свой сюжет таким образом, чтобы это стало как можно более очевидным.

А отношения героя с его женщиной — ну их, они скучные.

сабж

Очень жаль, что в средней школе проходят "Капитанскую дочку", а не эту вещь — она и гораздо интересней, и гораздо поучительней, мне кажется. Не говоря уж о том, что талант Пушкина, которого наша школа привыкла выставлять таким гением-вертопрахом, которому легко даются стишки про любовь, проявляется с довольно неожиданной стороны — тщательного и вдумчивого историка.

Увы, я лично из школы о восстании Пугачева вынесла только то, что оно было. Возможно, людям, лучше меня знакомым с предметом, Пушкин будет и неинтересен — хотя, как я понимаю, на тот момент, когда он писал, аналогичных работ на русском еще не было, так что он интересен по крайней мере как первый историк этого вопроса. Нельзя, конечно, сравнивать работу Пушкина с классическими трудами по истории с разбором предпосылок, причин и последствий, но у него не было и ни малейшей возможности это сделать — ведь стоило бы начать разбираться в причинах, тут же выявились бы все основные проблемы тогдашнего социального строя, которые ко времени Пушкина совершенно никуда не делись. Но в данном случае, с нашей колокольни, умному достаточно.

Что особенно поражает в истории пугачевского восстания — это замедленная реакция правительства и легкость, с которой войска и жители переходили на сторону Пугачева. Екатерина боится отозвать Суворова из иностранной кампании, чтобы не показать западу, насколько велика в действительности внутренняя проблема — пусть лучше Пугачев повырезает еще пару городов и перевешает еще несколько сот дворян, делов-то. Горе-полководцы, оказавшиеся против Пугачева в начале кампании, обоснованно опасаются, как бы их войска не перешли на сторону противника — что и происходит, особенно с казаками. Более того, "мирное" население, огромное количество бродящего по России всякого сброда и отрепья, охотно бросается к Пугачеву, так что он как Змей Горыныч — вчера его разбили вчистую, а сегодня он уже с новыми силами вчетверо больше прежних. Правда, в его случае закономерность наблюдается: переходят наименее ценные, но наиболее многочисленные слои населения, чернь или, как выражается Пушкин, сволочь. Дворяне переходят разве из трусости, но у Пугачева не хватило еще ума этих перешедших дворян использовать, а не наказывать на потеху своей черни.

Удивительно, еще раз повторюсь, как при таком обилии блестящих полководцев, предводительствовавших в иностранных кампаниях, так долго не находилось приличного человека, который смог бы победить этот сброд — и ведь стоило ему найтись (говорю сначала про Бибикова), как тут же дела пошли на лад. А все эти провинциальные военачальники, особенно комендант Оренбурга, заслуженно охаянный Пушкином в "Капитанской дочке" — просто стыдно. Нам, воспитанным на военной идеологии Второй мировой, просто не понять, как какой-то подчиненный военный может заявить своему начальнику, что он-де в кампании участвовать больше не будет, потому что устал, не хочет и тд. У меня лично перед глазами сразу встает товарищ Сталин и расстрел всей семьи, а с военными, боровшимися с Пугачевым, это происходило сплошь и рядом. Такое чувство, что разорение городов, гибель того же дворянства, взбаламучивание всей страны никого из власть предержащих особо не трогало, и поэтому к действиям Пугачева относились не особо внимательно. Вроде и воевали с ним, но как-то спустя рукава, и каждый участник процесса, за исключением единиц, больше думал о своей не то что шкуре, а о своем удобстве, чем о результате. Все это на фоне блистательного века Екатерины выглядит очень печально, и выводов относительно успехов в борьбе с внешними врагами и провалов во внутренних делах делать не хочется.

Thus spake Ioreth, wise-woman of Gondor: "The hands of the king are the hands of a healer, and so shall the rightful king be known."

JRRT, LotR

Полное название книги — "Очерк представлений о сверхъестественном характере королевской власти, распространенном преимущественно во Франции и в Англии".

Собственно, книга несколько уже заявленного подзаголовка, поскольку касается не всех возможных представлений о божественности монаршей власти, а исключительно узкой темы так называемого "королевского чуда", то есть исцеления королями конкретных болезней путем наложения рук. При этом Блок исследует только Францию и Англию, но более детального исторического исследования по какому-либо вопросу я еще не видела. Честное слово, кажется, автор изложил вообще все, что можно сказать об этом предмете, начиная с зарождения этого обычая, его первых случаях применения и предпосылок и заканчивая его закатом, включая последние попытки гальванизации аж в 18 веке. Автор открыл тему монаршей тавматургии и тут же закрыл ее, в общем. До него никому не приходило в голову исследовать этот вопрос, и после уже не придет, поскольку сказать, очевидно, больше нечего.

Кажется, что исследование на такую узкую тему может оказаться очень занудным, но нет (если не брать в расчет те страницы, где автор цитирует конкретные источники, с которыми он работал, например, перечисляет счета королевского двора по раздаче милостыни). Напротив, знакомые (и малознакомые) эпохи открываются совершенно с новой стороны.

Прежде всего, исторический охват впечатляет — учитывая, что первое найденное Блоком свидетельство исцеления болезни королем относится к 11 веку, а рассматривает он пристально и последовательно всю историю данного процесса вплоть до века 18. Потом, Франция и Англия, конечно, в центре внимания, но исключительно потому, что в этих странах данная традиция имела особую историю, хотя и кейсы из других регионов также упоминаются.

Кроме того, что самое главное, Блок рассматривает свой вопрос с самых разных точек зрения. Он приводит факты и статистику, с одной стороны. С другой — фиксирует свидетельства современников (наиболее просвещенной их части) насчет этих "чудес". С третьей — описывает, как к чудотворству относились и сами монархи, и, главное, церковь. Описывает истоки обряда (насколько их можно проследить) и трансформацию народных понятий о нем на протяжении столетий. Приводится столь же интересный и подробный анализ обрядов, косвенно связанных с чудесными способностями королей — помазания и т.н. "королевских знаков".

Естественно, логичным образом и не один раз автор задается вопросом, почему же на протяжении стольких веков люди верили в королевское чудо, и поток страждущих к королям не иссякал, причем верили не только темные простолюдины, но и образованные люди, от духовенства до врачей. Отчасти это объясняется, как ни смешно, тем, что чудо "работало". Достаточно быстро установилась традиция, что короли лечат не все болезни, а специализируются на одной конкретной, а именно золотухе (он же — туберкулезный аденит). Довольно неприятные ее симптомы в виде опухолей лимфоузлов имеют свойство проходить иногда сами собой (что не говорит об отсутствии заразы в организме, конечно) или переходить в другие формы туберкулеза (в т.ч. гораздо более опасные). Разумеется, люди, не близкие к современной медицине, и тот, и другой вариант считали чудесным выздоровлением — по крайней мере, от золотухи. Неуспех лечения также не ставился королю в вину — больной мог посчитать, что он мало молился, не совершил паломничество в особый монастырь, как было принято, или еще что-нибудь в том же духе — в общем, 100% эффекта "клинических испытаний" никто не ждал, при этом верить продолжали все, и долго. Отличный пример для "истории всеобщих заблуждений".

В общем, пожалуй, по глубине исследования и полноте охвата темы это лучший исторический труд, что я читала. При этом он очень живо написан и легко читается, не оставляя никакого ощущения занудства, не говоря уж о том, что автор не то чтобы специально шутит, но подходит к своей теме с хорошим юмором.

сабж

Никогда особо не читала и не любила Ходасевича, почитая его одним из странных второго плана поэтов Серебряного века. Может быть, до стихов я его так и не добралась, но воспоминания его просто изумительны. "Некрополь" — это именно воспоминания, отчасти юмористического толка, но с большой любовью написанные, о классиках-современниках. В сборник вошли рассказы о Брюсове, Белом, Гумилеве, Блоке, Есенине, Горьком, Сологубе и не только. Воспоминаний о том периоде и обо всех этих людях, конечно, много, и я тоже читала их некоторое количество, чтобы было с чем сравнивать. Текст Ходасевича, безусловно, лучшее из всего, что я видела.

Во-первых, он очень смешной. Не знаю, как у автора с чувством юмора в художественной прозе, но тут оно блистательно. При этом он не пытается пошутить нигде специально, а просто ловко подмечает то комическое, что было и в жизни его героев, и в их окружении, и в самой эпохе. Учитывая ее суматошность, комического было столько же, сколько и ужасного — то есть половина от всего вообще.

Во-вторых, он очень психологически точный и детальный. При этом про некоторых героев Ходасевич говорит более конкретно, излагая последовательно биографию, про некоторых — более абстрактно. Например, о Есенине он рассказывает скорее "историю его идей" или творческих периодов, чем собственно факты. Зато о Брюсове много именно мелких деталей и фактов. О каждом из своих персонажей Ходасевич подбирает особую манеру повествования, где-то больше говорит о жизни, где-то — о творчестве, где-то — скорее о картине в целом. К каждому своему герою, что характерно, автор относится очень бережно и уважительно — и несмотря на то, что текст целиком получается очень интересный и веселый, он ни над кем из них не насмехается прямо и никого прямо не осуждает. Зато у читателя все карты на руках, чтобы сделать это самостоятельно.

Замыкает сборник воспоминание о "Доме искусств" — таком артистическо-писательском сквоте (да, эти люди жили в сквотах до того, как это стало мейнстримом), существовавшем в начале 20-х годов в Петербурге. Он изумительно комичен сам по себе, как комичны вообще все хорошие истории про общежития. И довольно печален, учитывая жуткие обстоятельства, в которых они все выживали, конечно.

Я затрудняюсь объяснить, насколько точны и удачны все характеристики и замечания "Некрополя" и насколько интересно это читать, даже если конкретные личности героев вас совсем не занимают — достаточно общего интереса к эпохе, ну и некоторого знакомства с ней. Это правда ну очень хорошо.

сабж

Очень странный текст. Он мог бы быть отличным и весьма страшным, если бы в нем было чуть меньше всего навалено. А так осталось ощущение какой-то бессмысленной чехарды, которая сильно сбивает эффект самый впечатляющих моментов. Старобинец отлично пишет, но это тот случай, когда автору надо бить себя по рукам и не давать разворачивать все новые и новые сюжетные линии и применять новые эффекты, пока старые еще не "отработаны". "Убежище" грешит изобилием, и это тот случай, когда оно не к лицу. Смешались в кучу дети-инвалиды, Навь русских сказок, эсхатологические разводы, злобный президент России, развязывающий войну, которым управляет чужой разум, внезапные превращения героев в кого-то другого, тоскливый и тревожный быт современной России и совсем уж неуместные аллюзии на Иисуса Христа. Мне кажется, желая сделать оригинально и совсем уж ни на что не похоже, автор сильно перестарался. Мне самой больше по душе чистые жанры и простые сюжеты в плане линейности движения и планов повествования, а здесь непонятно, чего ждать и за какой сюжетный уступ хвататься — та информация, которая еще главу назад представляла некую твердую почву, на которую можно было бы взгромоздить собственную читательскую оценку, в следующей главе уже поворачивается совсем другим боком и теряет актуальность — и так раз за разом.

Местами очень интересно. Местами очень страшно. Местами очень неприятно. К примеру, все начало, подрастянутое по сравнению с остальным спешащим безумным сюжетом — неприятная женщина Маша, которой все же поневоле сочувствуешь, ведь она героиня, и ее мытарства в Париже. От ее части текста остается общее ощущение раздражения — именно то, что испытывает героиня (и практически ничего кроме этого). Старобинец вообще мастерски описывает проявление этого чувства у героев, так что буквально сам начинаешь его ощущать — раздражения и еще отвращения. Момент с посещением (еще на уровне "реалистичного" плана) Машей детей-инвалидов в детском доме живо напоминает вовсе не Мариам Петросян, а скорее Гальего по ощущениям: жутко, беспросветно и очень стыдно от того ощущения отвращения, которое от персонажа передается читателю. Зачем это, думала я, не нужны никакие книжки, чтобы все это представить, зачем этот чистый exploitaiton? Если Петросян создала мир реалистичный и чудесный, то Старобинец создала мир реалистичный и гадкий.

А еще я всю дорогу думала, что женщина Маша все произошедшее с ней плохое не то чтобы заслужила, но в общем... да, заслужила. Потому что ей не приходит в голову посмотреть на себя в зеркало и задуматься, почему же она ни к кому не испытывает ничего, кроме этого раздражения — ни любви, ни даже симпатии. Это такой моралистический момент, конечно: женщина сдала больного ребенка в детдом, потому что "ну кто возьмет замуж женщину с ребенком-инвалидом" — но очень хочется сказать: ну что, *без* него — устроила счастливо свою жизнь? Нифига не устроила, конечно (и поделом).

Но дальше, где-то с середины, текст переходит в такую область, где все моральные и прочие читательские оценки теряют актуальность — я просто не знаю, что об этом думать. Больной мальчик оказывается вполне здоровым, но запертым в мире Нави, с бабой Ягой, Кощеем и Змей-Горынычем, натурально. "Нечисть" ведет холодную войну с какой-то злой колдуньей (а поле битвы, как всегда, сердца людей), орудием которой и должен стать этот мальчик, но в итоге все оказывается совсем не так.

Увольте, прием "все оказывается совсем не так", по-моему, можно использовать только один раз в тексте, ну максимум два, а если эксплуатировать его постоянно, он теряет свою новизну и прелесть, а читатель устает от путаницы и перестает следить.

В процессе, пожалуй, было интересно, хотя некоторое давление на традиционные болевые точки (дети-инвалиды и тд) кажется мне дурновкусием, но еще что-то подобное прочитать мне бы не хотелось.