бесформенный мутант, чье тело слеплено из реактивных отходов – Хедора (Hedorah)
и, самый грозный из них – Мехагодзилла, кибернетический клон Короля Чудовищ с металлическим телом, выстреливающий из пальцев самонаводящиеся ракеты.
В новейшем, юбилейном фильме “Godzilla: Final Wars”, венчающем пятидесятилетний цикл, чудовище сражается с десятком самых известных по предыдущим фильмам противников.
Годзилла никогда не уклонялся от схватки. Проблема в том, что в качестве поля битвы всегда выбирались японские метрополии: Токио, Осака и Йокогама, где монстр шел буквально напролом. Преследуя других чудовищ, он разрушал целые кварталы.
Извергая в противников атомное дыхание, он зачастую промахивался, снося целые здания. Любит швырять в них небоскребы и поезда. Поэтому независимо от того, нападает он на Японию или ее обороняет, ей приходится весьма несладко.
В течение пятидесяти лет Годзилла стал культовой иконой и одной из наиболее продвинутых японских экспортных марок. Он появлялся в 28 художественных кинофильмах, считая только те фильмы, которые снимались на студии “Toho”, был героем множества мультфильмов, комиксов и компьютерных игр. К этому следует добавить также игрушки и всевозможные гаджеты.
Однако независимо от того, играл Годзилла позитивную или негативную роль, зрители его любили. Он превратился в народный талисман японцев, сражающийся с другими чудовищами студии “Toho”. К самым известным противникам Годзиллы относятся: мутировавший птеранодон Родан (Rodan),
трехголовый крылатый змей Гидора (Ghidorah),
богиня лилипутов с островов Тихого океана чудовищная бабочка Мотра (Mothra),
7. Статья Стаха Шабловского/Stach Szabłowski посвящена главному герою японских фильмов жанра “кайдзю” и называется:
Полвека чудовищности
(Pół wieku potworności)
Это, вероятно, самая безобразная и, вне сомнения, самая большая современная звезда экрана. Он возвышается над землей на 100 метров, имеет 50 лет за спиною и излучает радиацию. Полвека тому назад мутировавший ящер Годзилла вынырнул из глубин Тихого океана. Для начала он захватил штурмом Токио, а затем – воображение зрителей во всем мире.
Годзилла родился в 1954 году в токийской студии “Toho”, когда директор студии Томоюки Танака (Tomoyuki Tanaka) и режиссер Иcиро Хонда (Ishiro Honda) после просмотра классического фильма «Кинг Конг» режиссера Мериана Купера (Merian Cooper) решили создать собственное чудовище. Приспосабливаясь к ментальности зрителя из Страны Цветущей Вишни, они придали ему вид огромного радиоактивного ящера-мутанта, то есть осовремененного дракона из японских легенд.
Однако истоки происхождения Годзиллы кроются гораздо глубже, чем в восхищении голливудским фильмом об огромной горилле. Когда мир охватила холодная война, а возможность ядерного конфликта стала казаться вполне реальной, японцы оказались в особой ситуации. Для них ядерный холокост был не каким-то там видением жуткого будущего, но недавним и весьма удручающим воспоминанием. Когда Годзилла впервые появился на экранах, Япония еще не вышла из шока, вызванного атомной гибелью Хиросимы и Нагасаки.
В фильме «Годзилла: король чудовищ» (1954) монстр приближался к Японии с востока – как и американские бомбардировщики в 1945 году. Он надвигался, сея страх и разрушения, поджигая Токио радиоактивным дыханием. Для японского зрителя это была явственно видимая метафора атомного апокалипсиса.
Автопортрет чудовища
Атомного ящера окрестили Годзиллой американские кинопрокатчики. На родине он был известен как “Gojira”. Это слово появилось в результате соединения двух японских слов – “kujira” (кит) и “gorira” (горилла). Поговаривают, что Королю Чудовищ одолжил свое прозвище некий сотрудник студии “Toho”, который настолько выделялся своей тучностью, что коллеги называли его “Gojira”, то есть "гориллокитом".
Обстоятельства рождения Гориллы не нашли однозначного объяснения ни в первом, ни в каком следующем фильме. Чудовище, скорее всего, представляет собой мутировавшего доисторического ящера, появившегося в результате подводных испытаний атомного оружия. Он выглядит, как огромный дракон, напоминающий помесь тираннозавра и стегозавра, который в первом фильме имел рост около пятидесяти метров. По мере хозяйственного развития японского общества рос и Годзилла, достигнув на переломе 70–80 годов прошлого века почти 100 метров ростом. Он обладает также огромным мощным хвостом (почти 89 метров длиной при максимальном росте), мускулистыми ногами и короткими, как у кенгуру, передними лапами. Gojira весит, в зависимости от фильма, от двухсот до двухсот пятидесяти килотонн. Он извергает из пасти радиоактивное (“атомное”) дыхание (пышет огнем), а в некоторых фильмах стреляет из глаз лазерными лучами. Атомное дыхание служит ему, хотя лишь изредка, чем-то вроде реактивного двигателя. Gojira способен стоять на хвосте. Он с самого начала своего существования обитал на дне Тихого океана, в околицах Токио.
У него двое детей: приемный ящеренок Манилла (Manilla) и Годзилла-младший, выведенный учеными из яйца, найденного в Беринговом море. Не совсем понятно, кто снес это яйцо – ведь Король Чудовищ безусловный самец.
Чудовищный талисман
В первом фильме Годзилла был носителем разрушительной силы, обрушивавшейся на японские города подобно стихийному бедствию. С течением времени общественные настроения в Японии улучшались, а вместе с ними изменялась в том же направлении и концепция представления образа ящера. Впрочем, в так называемой «миллениумной» серии, которая открылась в 1999 году фильмом «Годзилла 2000 (Возвращение Годзиллы)» и завершилась в прошлом году, чудовище вновь представлено безусловным носителем зла.
Пять важнейших японских horror-ов нового направления
1. “Ring/Звонок” (реж. Хидео Наката, 1998). Рассказ об удивительной видеокассете, после просмотра которой зрителю остается семь дней жизни. Фильм, с которого началось увлечение восточными horror-ами.
2. “Kairo/Пульс” (реж. Киëси Куросава [Kiyoshi Kurosawa], 2001). История о зле, таящемся в компьютере. Адаптация очень хорошей манги.
3. “Uzumaki/Спираль” (реж. Хигучинский, 2000). История об очаровании спиральной формой, самоубийствах и одержимости. Странный, беспокоящий фильм. О нем невозможно забыть.
4. “Dark Water/Темные воды” (реж. Хидео Наката, 2002). Вода, как источник жизни и смерти и мать-одиночка, пытающаяся спасти дочь. Потрясающий синтез истории о привидениях и классической реалистической истории.
5. “Ju-On: the Curse/Проклятие” (реж. Такаси Симидзу [Takashi Shimizu], 2000). Одержимый злыми силами дом, проклятие, злобные призраки. Один из величайших кассовых хитов Японии, поначалу распространявшийся только на видео.
Дополнение 2
И давайте вернемся к великолепному, классическом уже, фильму “Kwaidan” (1964) режиссера Масаки Кобаяси.
Для его характеристики я воспользуюсь публикацией, которую отыскал на сайте “All of Cinema” (allofcinema.com), — рецензией Евгения Нефедова на указанный фильм.
«Фильм состоит из четырёх визуальных новелл, основанных на рассказах Лафкадио Херна.
«Чёрные волосы». Бедный самурай (Рэнтаро Микуни) сообщает своей супруге (Митиё Аратама) о намерении расторгнуть брак и жениться на дочери (Мисако Ватанабэ) состоятельного и уважаемого человека (Кэндзиро Исияма). Однако материальный достаток и высокий социальный статус оказываются не в силах компенсировать отсутствие подлинной любви.
«Снежная женщина». Дровосек Мосаку и его юный помощник Минокити (Тацуя Накадай) сбиваются с пути в пургу. Снежная дева Юки (Кэйко Киси), без колебаний отправив в иной мир пожилого пришлеца, сохраняет жизнь юноше с условием, что тот никому и никогда не расскажет, что произошло.
«Хоити, безухий». Слепой музыкант Хоити (Кацуо Накамура), живущий при монастыре, достиг исключительного мастерства в игре на бива и декламации сказания о битве при Данноура. Однажды ночью приходит таинственный гость с сообщением, что его желают послушать знатные особы.
«В чашке чая». Исполняя заказ издателя (Гандзиро Накамура), писатель (Осаму Такидзава) пытается сочинить рассказ о самурае по имени Каннай (Канэмон Накамура), который увидел в чашке чая отражение лица, настойчиво появляющееся раз за разом, — и тем не менее осушил сосуд. Однако последствия пития души оказываются плачевными.
Именно 1964-й год представляется безусловной вершиной мистического направления в японском кинематографе, во всяком случае – вплоть до нового взлёта национальной школы фильмов ужасов, состоявшегося на рубеже XX и XXI веков. Причём Масаки Кобаяси, чей фильм снискал международное признание, получив специальный приз жюри на Каннском МКФ и попав в число соискателей премии «Оскар», повезло, таким образом, гораздо больше, нежели его коллегам – создателем не менее выдающихся (и даже гениальных) творений. Кроме того, и у Канэто Синдо, и у Хироси Тэсигахары сверхъестественное произрастает исподволь, обнаруживаясь в обыденной, повседневной действительности – воспринимаясь отражением бездны, безмолвно взирающей из глубин человеческих душ. В то время как картина с программным названием (словно авторы задались амбициозной целью передать в небольшой антологии всё многообразие традиционного фольклорного жанра, облюбованного разными видами искусств) замечательно рифмуется с богатейшей западноевропейской традицией «историй о привидениях» и прочих паранормальных явлениях, вслед за литературой, подхваченной кинематографом. Объяснение феномену надлежит искать, по-видимому, в личности Лафкадио Херна, уроженца одного из Ионических островов Греции. Сын гречанки и ирландца, он учился в иезуитских школах в Англии и Франции, долгие годы жил в Соединённых Штатах, но по-настоящему обрёл себя, лишь посетив в 1890-м году Страну восходящего солнца. Как гласит официальная биография, женившись на японке и даже взяв другое имя, Коидзуми Якумо, Лафкадио Херн, получивший должность преподавателя в Императорском университете, посвятил остаток дней исследованию самобытной культуры своей новой родины.
Верная защита от призрака
Каждый кадр ленты, начиная с завораживающего (служащего фоном для вступительных титров) плана медленно растворяющихся в воде капель густых чернил разных цветов, поражает пышностью и утончённостью изобразительного решения. Любой, включая номинально проходные, эпизод кажется завершённым произведением – и вместе с тем органично вплетён в ткань всего повествования. Достаточно вспомнить испытание самурая в стрельбе из лука на скаку, блуждания старого Мосаку и его помощника в метель и, безусловно, изумительную морскую битву между кланами Гэндзи и Хэйке, состоявшуюся ранним утром, о которой поёт Хоити… Живописные декорации, возведённые с редкостным тщанием, с любовно выписанными деталями, настолько необычно сочетаются с натурными съёмками, с картинами разгула природных стихий, что это порождает неповторимый, экспрессионистско-сюрреалистический эффект. На Минокити взирает огромное всевидящее око на заснеженном небе, а слепой певец, полагающий, что удостоился внимания знатных слушателей, на самом деле выступает посреди болота. Эффект многократно усиливает асинхронное введение звуков, а прежде всего – зачаровывающей музыки, распахивающей, хочется сказать, двери в запредельные выси. Фильм буквально пропитан духом многовековой национальной культуры.
Любовь нее ведает границ
И всё же «Кайдан» остаётся произведением универсальным, с пылом древнегреческих трагедий повествуя о бремени страстей человеческих – и почти не нуждаясь в дополнительных пояснениях. О неотвратимости возмездия за предательство самого себя и измену вечному, любви, – с сиюминутным и преходящим, причём самурай, раскаявшись в содеянном и спустя много лет вернувшись домой, к первой жене, не сразу понимает, что былого не возвратить. О нарушении табу и принесённой клятвы, что становится чуть ли не синонимом грехопадения, грехопадения личного и всеобщего, – и лишь дети удерживают Юки от жестокой расправы над недогадливым супругом. О болезненной расплате за страдания предков, которые не обрели вечного успокоения – и продолжают спустя столетия тревожить живых. Наконец, о границе того, что дозволено и что не дозволено пересекать смертному, рискующему навлечь на себя проклятие, ненароком, вместе с чаем, испив чью-то душу. Заключительная новелла производит особенно жуткое впечатление, не позволяя зрителю укрыться за мыслью, что всё поведанное – дела давно минувших дней. Участь писателя, невольно отождествляемого с личностью самого Лафкадио Херна (к тому же, актёр Осаму Такидзава также читает закадровый текст от автора), служит предостережением против наивной убеждённости в том, что призраки остались в тёмном прошлом. Что им нет места в новой Японии, стремительно модернизировавшейся в ходе реставрации Мэйдзи, в значительной степени приняв по-западному рационалистический взгляд на мир. Удивительное рядом – и по-прежнему требует от человека предельной уважительности к трансцендентным законам бытия, недоступным чистому разуму.
Большинство любителей «ужасов» указывает фильм «The Ring/Звонок» (1998) режиссера Хидео Накаты, как переломный пункт на японском рынке horror-ов.
Истина в ином – этот фильм был только следствием перемен, происходящих в литературе и прежде всего в комиксе. Значительное большинство реализованных ныне в Японии фильмов – это как раз адаптации манг (“Uzumaki/Спираль”) Хигучинского [Higuchinski]
или “Tomie” Атару Ойкавы [Ataru Oikawa]).
Здесь нет ничего удивительного, ведь комикс – самая популярная массмедиа в Японии. Именно в мангах родилось направление “urban legends”, в котором призраки родом из мифологических историй пугают в современной Японии. Эта, казалось бы, небольшая разница между «дзидайгэки» и “городскими легендами” имела ключевое значение для восприятия нового horror-а читателями, а затем зрителями. Неопределенный страх, выводящийся из традиций, стал для японцев эпохи перелома веков тем, с чем они могли себя идентифицировать. И, что существенно, он вновь принес катарсис, в соответствии с правилом: лечи тем, чем отравился.
Психологи были заинтригованы, однако не столько возвращением к традициям, сколько кассовым успехом американского ремейка «Звонка», результатом чего стал массовый выкуп лицензий на азиатские horror-ы западными продюсерами.
Начались дебаты над тем, где встречаются общественные страхи японцев и представителей западного общества? На каком уровне рассказы о предназначении, взаимопроникновении миров, подрывающие рациональную действительность путем обращения к эзотерическому буддизму, воспринимаются западным зрителем? Ответом оказался другой, не менее важный вопрос: чего боятся современные японцы? Как и представители западных обществ, они опасаются будущего и мира, поймавшего их в ловушку материализма. И как раз об этом, с использованием своеобразной символики (например, вода из “Dark Water” Накаты, 1999), повествуют японские horror-ы нового направления.
Они вынуждают зрителей встречаться с собственными страхами. А такой шаг в любой терапии считается ключевым.
Вероятно, вскоре японские кинематографисты совершат очередную революцию. Будет ли она столь же охотно принятой на Западе, трудно сказать. На данном этапе дороги Азии и Запада скрестились, освежая окостеневшую формулу западного кино «ужасов». Похоже, не только Япония содержит в себе бестию, которую нужно обуздать…
облако тэгов
