сабж

Аннотация гласит, что в этом романе САМ Иммануил Кант внезапно оказывается в роли одного из следователей, пытающегося раскрыть серию загадочных убийств в Кенигсберге.

В общем, вы понимаете, я не могла это не прочитать Я даже была полностью готова изначально, что роман окажется феерической хней, но Кант плюс кровь-кишки-распидорасило — кто может устоять?!

И знаете, внезапно оказалось очень хорошо. В смысле, не скажу, чтобы это был самый гениальный детектив всех времен и народов — но это *хороший* детектив. Правда. И хорош он именно как исторический детектив: с одной стороны, впечатляют сами убийства и их расследования, с другой стороны, прекрасно прописаны времена и нравы Кенигсберга начала 19 века. Опасения наполеоновского нашествия, брожение умов после ВФР, быт горожан и солдат, которым вообще все это фиолетово. Очень, как бы сказать, живая и яркая получается картинка, думаю, это талант как автора, так и переводчика: этот небольшой, грязный, пасмурный город с обычными людьми и характерными человеческими типажами буквально видишь.

К слову, Канта в романе совсем немного, он появляется как герой второго плане и его POV полностью отсутствует. Зато главный герой — молодой судья, которого пригласили расследовать дело об убийствах после того, как главный поверенный Кенигсберга был отстранен от расследования по внезапной болезни — и интересен, и симпатичен. Вообще довольно редкий случай для романов подобного толка, когда у героя-следователя есть характер, прошлое, слабости, недостатки, и при этом он вызывает живейшее сочувствие и интерес.

Но что самое интересное в романе — собственно, город Кенигсберг с его обитателями. И то, как все это выписано, и делает роман хорошим именно как историческую вещь: c одной стороны, заблуждения и "болезни" века, с другой, совершенно внятные и живые герои, типажи служак-солдат, бюргеров, проститутки, "некроманта", самого профессора Канта, наконец. Настолько живо и интересно выписанные, что невольно удивляешься.

Что до собственно Канта, то он выступает в тексте в довольно странной роли, одновременно являясь ангелом и дьяволом героя-следователя. С одной стороны, Кант имеет в происходящем ужасе некий таинственный интерес. С другой стороны, очевидно, что не он — беспомощный 80-летний старец — совершает жуткие убийства. И при этом все время неясно, на чьей же все-таки Кант стороне — и несмотря на огромное почтение, которое испытывает к нему герой, его фигура представляется весьма зловещей. Знаем мы по мировой литературе, на какие страсти способны беспомощные старцы, "почему у вас Борхес такой плохой?"

Все вместе, Кенигсберг начала 19 века с его жителями, жутковато описанные убийства, симпатичный герой плюс профессор Кант на дальнем плане — создают в итоге очень интересный и необычный роман. Приятно удивлена по итогам и испытываю внезапное желание почитать его дальше.

www.michaelgregorio.it/ — себе, чтобы не забыть.

сабж

По большому счету, в этой книге только один по-настоящему фантастический момент — это хэппи-энд в конце. Все остальное прекрасно укладывается в рамки гиперреализма, и никакие фантастические допущения про загадочные "узы", мистическим образом связывающие людей и делающие невозможным существование без другого — это, по-сути, костыли для слова "любовь". У меня по всем романам складывается ощущение, что Дяченко понимают любовь только как "розы и песни", пасторальные идиллии и все такие. А то, что в реальном сильном чувстве 5% счастья и 95% крови и размолотых костей, это как-то совершенно мимо них проходит.

Увы, по жизни-то ситуация довольно типичная: встречаются два человека, и сначала они друг другу нафиг не нужны (или нужен только один другому, но не наоборот), потом нужны, а потом они начинают друг друга мучить. И это продолжается годами. И бывают ужасы куда похлеще описанных попаданий в больницу с сердечно-сосудистыми проблемами от нервов. Логичный вопрос, почему бы просто не расстаться, почему бы не взять и не отрезать больное? Если смотреть на мир, как пратчеттовский турист, через розовые очки и слушать его розовыми ушами, то кроме "это магия!" ответа и не найти, действительно. Хотя на практике, в общем, никакая магия не нужна для того, чтобы испытывающая сложную гамму взаимной ненависти и необходимости пара, типа Влада с Анжелой, преспокойно дожила вместе до старости, да еще и воспитала детей и внуков. Извечный вопрос уровня "кто виноват" и "что делать" — "Почему люди не могут не сволочиться?"

Увольте, но я не вижу ничего фантастического в романе. В смысле, идея изначально была, конечно, фантастической: герой внезапно обнаруживает в себе способность насмерть "привязывать" людей, так, что без него они начинают в буквальном смысле чахнуть и умирать. Только практическая реализация завела ее все дальше в глухую социальщину, в область, с которой более ли менее успешно справляется только "большая литература". Но большой литературе для этого и не нужны никакие фантастические выверты. А у Дяченко дальше получилось, увы, ни то, ни се. Потому что задача внезапно оказалась слишком серьезная, совершенно не фантастическая по своим меркам: даны два человека, которые по некоторой причине не могут расстаться, и при этом терпеть друг друга не могут, проанализируйте и сделайте выводы. Тема для романа из серии "мировая классика", и даже при том, что Дяченки — пожалуй, из современных русскоязычных фантастов лучшие в этой области, все равно тема не их уровня. Вот авторы и начали городить некую невнятную чушь, как в плохом боевике: какие-то безвременно погибшие гениальные художники, какие-то загадочные подводные миллиардеры, криминальное прошлое героини... Да не нужно иметь никакого криминального прошлого, чтобы устроить своему партнеру персональный ад, было бы желание! А весь происходящий вокруг "шухер" — довольно беспомощная попытка перевести во внешнюю, событийную среду то, что должно происходить между персонажами и на отношениях двоих заканчиваться. Помните, как в школе на литературе говорили: гроза-де отражает смятение Бедной Лизы, природа рыдает вместе с ней и читателем и тд. Приемчик времен Карамзина.

Не могу внятно объяснить, почему, но испытываю дикое отвращение к подобным линиям в любых произведениях: в смысле, миллиардеров, "темного прошлого", полукриминальной мистики и прочих примет "лихих 90-х". Видимо, просто надоело уже.

При всем прочем не могу не признать, что Дяченки все-таки отлично пишут. Именно на грани простых бытовых вещей и магии. Просто в этом романе получилось так, что "социальная" тема очень уж выперла, и магия на ее фоне совершенно потерялась. Но в целом все равно было интересно, хотя временами и складывалось ощущение, что эти "свинцовые мерзости" откуда-то из недавней классики, а не от авторов милых фентезийных романов. Финал разочаровывает тем, что он просто слит, но тут уж ничего не поделать: если писать по-честному, то у таких историй и не бывает особых финалов, во всяком случае, хороших.

Раньше я читала у Фолкнера только романы, и у меня сложилось о нем вполне определенное мнение как об очень жестком и тяжелом писателе, не столько для восприятия тяжелом, сколько психологически. У него даже трагифарсы типа "Когда я умирала" вызывают желание пойти повеситься, а уж чисто трагические вещи так тем более. В общем, не видела у Фолкнера ни одного романа, который хоть в какой-то части можно было бы назвать смешным или милым.

Собственно, рассказы в некоторой части вполне аналогичны тяжелым романам, в духе "Святилища". Первый из сборника, "Поджигатель" — это такой очень фолкнеровский удар по больному, отец, который своей злостью, завистью и гордостью губит семью и ребенок, который за этим наблюдает. Все подобные жизненные трагедии на нескольких десятках страниц, и да, оно именно так и происходит, вся эта смесь любви, желания поддержать — и четкое понимание, что именно этот человек виноват во всех бедах и его нужно остановить.

Вообще этого у Фолкнера очень много и в рассказах, и в романах. Людей, которые предпочтут скорее погибнуть сами и погубить все и всех, чем уступить. Причем Фолкнеру удается так мастерски поворачивать это не самое приятное качество, что в одних вещах оно вызывает отторжение и раздражение, а в других — восхищение, как чисто байроническая черта ("Нагорная победа", скажем).

Если ничего не путаю, то весь мой сборник — это Йокнапатофа, юг, причем скорее бедная, чем богатая его часть, поражение в войне, маленькие запыленные городки, бедные фермы, труд на земле. Есть несколько великолепных рассказов про индейцев, самое ржачное в которых — жалобы индейцев на тему "о, зачем эти белые навязали нам негров, теперь нам приходится придумывать им работу, сил уже нет!"

Очень нежно полюбила единственный чисто иронический рассказ, очень милый, светлый и забавный — "Не может быть!" Чистейший восторг, совершенно не ожидала, что Фолкнер в принципе на такое способен. Некий индейский юноша подозревается в преступлении против белого, и все племя во главе с вождем направляется в Белый дом к президенту США, чтобы его судили. А бедный президент с госсекретарем не знают, как из всего этого выкрутиться, и в итоге придумывают очаровательное и очень правильное решение)) Это настолько мило, легко и не по-фолкнеровски, очень неожиданно.

сабж

Это сборничек из одного эссе, одного романа и одной непонятной х-ни.

"Эрос Москвы" — самое занятное и милое из всего. Описание так называемых эрогенных мест Москвы, а также ритуалов, которые в них нужно совершить. Эрогенные места банальны: ну, там, Воробьевы горы, ВДНХ и прочие достопримечательности. Ритуалы больше всего напоминают задания из игры в фанты, единственная цель которых — насмешить себя и зрителей. Ну и в среднем расположены в промежутке между хулиганством и поведением в общественных местах, порочащих честь и достоинство человека. Крайне забавно и задорно, в общем.

"Тридцатая любовь Марины" — роман, технически разделенный на две части, по принципу "гвардеец-террорист". Только в первой части тридцатилетняя Марина, наоборот, "террорист", в смысле, диссидент во времена Андропова. Ну, как диссидент. К цвету диссидентской культуры она относится примерно так же, как Васисуалий Лоханкин — к трагедии русского либерализма. Прочитала в свое время несколько книжек, много пробухала в прокуренных кухнях про разговоры на извечную тему "как нам обустроить Россию", имеет отсидевших друзей. Правда, единственное, чем занимается сама Марина — это, пардон, бухает и трахается. Причем не просто так трахается, а еще и с женщинами.

Собственно, значительная часть первой половины романа — это описание многочисленных любовниц Марины, коих было ровно двадцать девять штук. Очень, мнэ, смачное. И, что самое печальное, скучное и противное. Потому что Сорокин нифига не понимает в женщинах, а в женщинах-лесбиянках — тем более. И пишет так, как мужчины пишут соответствующее порно — со своего, чисто мужского взгляда. В итоге получается абсолютно недостоверно и очень грязно. Потому что женщины относятся друг к другу — в целом и в большинстве — совсем не так, как к ним относятся мужчины. Не потребительски. Донжуанские списки и "считание по головам" — это чисто мужская фишка, по-моему. То есть если смотреть на эту часть и, как бы сказать, пытаться поверить и проникнуться тем, что пишет Сорокин, получается фигня, потому что психологически это полная хрень с многочисленными передергиваниями и переигрываниями. Но, мне кажется, это и неправильный подход. Технически задача Сорокина — противопоставить два мира, из первой и второй частей романа. Первый — мир пресловутого "диссидентства", ненависти к Совку, пресловутой же половой свободы и тд. Второй — мир "мир-труд-мая", ура-патриотических работников советского завода, разговаривающих казенным языком советских газет. И, собственно, показать по итогам, что оба мира — феерическая хня. С выводом, конечно, трудно поспорить, но по-моему, это и так очевидно изначально, не нужно писать никаких романов.

Во второй части, как я уже говорила, та самая Марина внезапно попадает на классический советский завод из ура-патриотических фильмов, работает у станка, рисует стенгазеты и посещает лекции общества "Знание" о международной обстановке. Причем чем дальше, тем меньше в тексте остается смысла и тем больше концентрированного ура-патриотичного совка.

Мне вот интересно, кто-нибудь героически прочитал все последние 70-80 страниц текста, этот "монолог Молли Блум" по-советски? 80 страниц, в стиле советских газет описывающих ту самую международную обстановку, "империалистическую агрессию" в Никарагуа и всетакое. Я сломалась странице на двадцатой. Вторая часть романа, собственно, еще одно доказательство того, что Сорокину дано великолепное чувство слова, но совсем не дано чувства меры. Это как с "Очередью", только еще хуже. Ок, читатель уже понял, что ты адски крут и можешь в таком стиле написать еще несколько десятков страниц. Верим-верим. Остановись уже, пожалуйста.

"Москва" (как выяснилось, это все-таки не пьеса, а киносценарий) — самая бестолковая вещь из сборника. Увольте, но я вообще не способна понять, зачем это. Было смешно или остроумно? — ни разу. Пятьдесят страниц бессмысленного треша. Неумирающая тема про бандитов и их шлюх, в сторону которой уже не плюнул только ленивый. Ведь у Сорокина есть великолепные, очень остроумные, изумительно написанные пьесы. Очень *разные*, но из них не видела не одной настолько мейнстримной и скучной именно из-за своей мейнстримности.

Маршал Конев — фигура крайне неоднозначная и как человек, и как военный. На его счету и впечатляющие победы, и впечатляющие поражения. Жуков в 41 году спас его едва ли не от расстрела, а он спустя 15 лет голосовал за исключение Жукова из ЦК. И много еще всякого такого.

С другой стороны, в его мемуарах про 45 год нет никакой политики и почти не видно Конева-человека. Зато отлично описаны операции, которыми он руководил в качестве командующего 1 Украинского фронта: Висло-Одерская, Силезские, Берлинская и Пражская. Основная часть книги уделена, конечно, Берлинской операции, притом, что в принципе Берлин брал 1 Белорусский фронт Жукова, а Конев был, так сказать, на подхвате и выполнял ряд второстепенных задач.

Вообще из всех читанных мной военных мемуаров Конев, пожалуй, один из наиболее художественных, как ни странно. У него очень простой и очень легкий текст, он с одной стороны дает достаточно деталей, карт и тд, а с другой стороны — не перегружает (как некоторые любят на полстраницы перечислять номера и названия частей, которые участвовали в таком-то маневре). При этом у Конева, что очень ценно, описание операции в целом разбито на очень удачно подогнанные эпизоды, описывающие действия отдельных частей, конкретных командиров. При этом Конев очень четко говорит только про свой узкий участок фронта, происходящее конкретно с его войсками, не давая никакой общей картины боевых действий. В чем-то это очень хорошо, потому что за счет приближения, упоминания конкретных действий конкретных командиров и частей, а не описания всех операций по фронту в целом достигается именно художественный, а не исторический эффект.

Конев в своих описаниях деталей, взаимоотношений с другими командирами, "эпохальной" встрече на Эльбе с американским генералом как-то очень мило наивен, что ли. Создается впечатление, что его если и редактировали, то не особо меняя простой "разговорный" стиль человека, который не имеет к художественной литературе и искусству вообще никакого отношения. Получились местами такие очень простые, посконные и домотканые солдатские байки. После всего обилия чисто исторической литературы, отвлеченной, концентрирующейся на главном, анализирующей, это приятное разнообразие. Ничего особенного, но читается легко, быстро и интересно.