Про эту книгу хочется высказываться в стиле блёрбов: «Поразительно! Изумительно! Яростно и брутально!» Или: «Никогда прежде не виданное чудо раскованной и богатой фантазии!» (Что точно не совсем правда, ведь были уже и «Машина различий», и «Дочь железного дракона» и «Вокзал потерянных снов»).

Ранее отозвавшиеся лаборанты рассмотрели книгу с разных сторон, не всегда, правда, справедливо ее оценивая. Поэтому добавлю пять копеек о двух личных позитивных впечатлениях, полученных при чтении этого яркого дебюта. Оба связаны с идейным наполнением книги.

Во-первых, это вам не надоевший до кислой отрыжки постмодернизм, где средневековые бандиты и рыцари имеют психологию человека постиндустриальной эпохи и рассуждают как участники семинара по французскому структурализму. Ханрахан совершенно четко выбрал и описал эпоху начала промышленной революции с сопутствующими ей революциями социальными. Примерно, 1750-1850-е годы, когда у народа просыпается классовое самосознание, и он начинает осознавать свое место в истории, и медленно, с каменным скрипом, преображается из навоза истории в ее творящую силу.

Из этого вытекает второе положительное впечатление, связанное с центральной идеей романа. Она проста, прямо-таки в толстовском духе (см. «Войну и мир»): хищники и кровопийцы в дорогих костюмах из лучших лондонских бутиков, те самые представители наиболее шовинистических и наиболее реакционных кругов финансового капитала, колдуны, преобразующие мечты и страдания людей в свою поживу, считают себя равными богам, сотрясателями и вседержителями вселенной. Но все, на что хватает их божественной мощи — это развязать войну планетарного масштаба с использованием оружия массового уничтожения, войну, которая сотрет человечество с лица земли. Поэтому все люди доброй воли должны и обязаны, объединившись, противостоять этому в меру своих сил, способностей и талантов.

Да, эта идея не нова и не особенно оригинальна, многие справедливо указывают на Чайну Мьевиля как автора левацкого фэнтези, но эта идея настолько важна, что ее никогда не лишне повторить, особенно в столь талантливой форме.

Так что идейная часть очень подкупает, помимо отличных и крутейших персонажей, удивительного и ужасного мира, весьма прихотливого стиля, который не смогли испортить и некоторые корявости перевода. (Перевод не ужасный, просто слабее оригинала).

Не согласиться с автором могу по двум пунктам. Во-первых, он слишком опирается в классовой борьбе на люмпменов и прочий деклассированный элемент с вообще-то низкой социальной ответственностью. Во-вторых, нельзя забывать, что «никто не даст нам избавленья, ни бог, ни царь и ни герой». Но это конечно, специфика выбранного жанра. Тут обязательно должны быть великие герои, способные вырвать из собственной груди горящее сердце и осветить им путь к свободе. Впрочем, и здесь Ханрахан интересен и оригинален. Воля вождя трудящихся, преобразующая реальность с помощью ресурсов, отнятых у угнетателей — получилось вдохновляюще.

А ведь хочется еще и поговорить о прочных связях романа с ранним киберпанком, а вовсе не со стимпанком, и о многовекторности героев, и о том, что главный гад оказался постмодернистом и отщепенцем-троцкистом, для которого движение все, а цель ничто, и... короче, дебют Ханрахана можно называть по-разному, но это точно не простое приключалово. Надеюсь и следующие его книги окажутся столь же интеллектуально и идейно наполнены, а может и...

И все же хорошо, что книга представляет из себя законченное целое, что по нынешним временам опупей и бесконечно сезонных сериалов тоже весьма оригинально.

Буду пристально следить за дальнейшим творчеством автора, если дадут такую возможность наши Добрые Издатели.

Второй подряд прочитанный фэнтези-дебют от польского автора и также оставивший больше в недоумении, чем в восторге. Ни Марцин Гузек не показал орлиный размах крыльев, ни Низиньский высоко не взлетел.

Началось все с подачи материала. Я, как оказалось, невнимательно читал рецензию kvadratik и не понял ,что фэнтези у Низиньского юмористическое. А ведь автор принялся шутействовать едва ли не с первой строки. Причем шутки у него двух видов: не смешные и раздражающие, а также вызывающие легкую пренебрежительную улыбку (впрочем, ближе к концу книги пара смешных шуток все же встречается). За первые страниц тридцать непрерывного натужного хохмачества текст взбесил меня не на шутку, к счастью дальше накал юмористического бреда стихает и книгу можно читать, не слушая ситкомовский смех за кадром.

Население романа. Большинство персонажей солдаты, бандиты, аристократы и слуги. Создается стойкое впечатление, что обо всех этих социальных группах автор знает только из американских сериалов. И впечатление это создается потому, что я видел те же сериалы, которыми Низиньский вдохновлялся. Владимир Пузий отметил «Прослушку», но также это и «Во все тяжкие», «Сопрано», «Рим», «Борджиа», и тд, и тп. Есть аллюзии, а есть и копипасты. Например, сержант-кавалерист (с его особой судьбой) явно был рожден не без участия сира Грегора Клигана.

Идеи, продвигаемые автором. Во-первых, «повесточка». Полный набор: женщины — суровые командиры, лесбиянки, затянутые в кожу, набранные по квоте негры и азиатки. И видно, что автор не обыгрывает, не переосмысляет штампы, не подвергает ироническому сомнению весь этот мультикультурно-этнический балаган. Нет, он непосредственно рассчитывает на перевод на английский и премию Дэвида А. Геммела.

Во-вторых та каша из обрывков положений и доктрин, что он выдает за социально-политическую дискуссию, а ведь она центральная в романе! Вот, например ,идет жаркий спор среди головорезов о лучшем устройстве общества. Один из персонажей топит за демократию (словечко-то какое!), а потом Низиньский подменяет ее охлократией, властью толпы, и справедливо громит в хвост и гриву устами других персонажей. В итоге мы имеем семь страниц пустопорожней говорильни. Дальше по тексту негодными оказываются феодализм и монархизм, революционеры — упыри худшие, чем те, кого они хотят свергнуть. А самым надежным, эффективным, наиболее организованным оказывается олигархический финансовый капитализм. Его торжество настолько неоспоримо, что рыпаться против смеют только дебилы и неудачники. Вот кто бы сомневался!

И еще этот доставший уже постмодернизм! Метрическая система (!), монотеизм аврамического толка, подонки общества и бандюганы, изъясняющиеся как члены семинара по постструктурализму, лютая смесь высокого средневековья и империализма начала 20 века. И бесконечные лекции, достойные переписки Энгельса с Каутским.

Совсем все плохо с этим дебютом? Нет. Понравился драйв и брутальность. Есть симпатичная, пусть и кровожадная революционерка Араи. Позабавила аллюзия на Достоевского: «Что хорошего можно сказать о будущем, если его провозвестником станет убийство ростовщика?»... Есть вообще пара здравых идей и метких замечаний. С финальным выводом — «Мир делится не на победителей и побежденных, а на должников и кредиторов» — невозможно не согласиться, но аплодировать вслед за автором или примириться с этим соврешенно не хочется.

И последнее, но не наименее важное. В книге довольно фактурно представлена обсценная лексика. И что же? Из-за наличия мата в фэнтези Россия не превратилась в вертеп, не умножилось число обездоленных сирот, и даже небо на землю не упало! Так какого же....

Продолжение буду читать скорее из спортивного интереса. Удастся ли Низиньскому подняться до с недавних пор привычному нам общепольскому уровню мастерства.

П.С. Выловил забавный косяк, пропущенный и польским, и отсутствующим русским редакторами. В первой трети романа жестокой смертью погибает один эпизодический персонаж

Это был четвертый подряд дебютный роман фэнтези, что я прочитал в рамках марафона по мирам начинающих фэнтезеров. Прямо скажем, книги Эда Макдональда, Николаса Имса, Эдварда Уинтера доставили много больше удовольствия, чем пробный опус Марцина Гузека.

О книге лаборанты сказали уже достаточно точных и жестких слов, а роман этот совсем не того калибра, что о нем можно говорить много и оригинально. Да, он вторичен — мир, герои, конфликты, сюжеты новелл. Наиболее щедро Гузек черпал из Мартина и Аберкромби, но все тормозил до минималок. Один персонаж Дункан, бледнейшая копия с Джона Сноу, чего стоит!

Но главный минус книги — это халтурное и пренебрежительное отношение автора к собственной работе.

Ну ты же выносишь на суд общественности плоды ума и сердца! Результат интимнейших переживаний и размышлений. Неужели приятно, чтобы тебе разгневанные читатели в душу плевали?! Ты же историк по образованию! И как можно позволять себе всех этих «викингов», «центурионов», римские буквы-цифры, имена богов языческого пантеона и тд., и тп.?! Даже не постеснялся упомянуть под собственным именем и в точном контексте Квинтилия Вара, разбитого в Тевтобургском лесу! Это ведь не аллюзии, а наплевательство на собственный труд. Вот, что больше всего раздражает при чтении.

И огорчает. Ведь есть же потенциал у Марцина Гузека! Да, роман приключенческий. Но по всему видно ,что относился автор к своему опусу не как к сугубо коммерческому продукту. У него были заветные идеи и образы ,которые он оформил в цикл новелл и сумел связать их в единый сюжет. То есть книга получилась!

Вначале персонажи скучные, минисюжеты совсем примитивные. Но потом и накал драматизма существенно нарастает, автору удается создать атмосферу ужаса, саспенс, передать напряжение борьбы и конфликт характеров в становлении. Гузеку удается-таки увлечь и заставить сопереживать рассказываемой истории.

И так небрежно отнестись к внешнему оформлению, антуражу, миростроительству! Все авторы со времен Гомера вторичны, и это нормально. Но вот безалаберность в труде строго недопустима!

Кстати, о безалаберности. Издание романа от «Фанзона» это нечто! Сама книга как артефакт хорошо сделана. Обложка, крепкий шитый блок и тд. Но вот текст!

У переводчика нет языкового чутья. Ну, о, кей... А про редактуру с корректурой в этой «редакции» слышали?! Или все силы и ум на рекламное продвижение уходят?! Меня добила вроде бы невинная фраза: «конь проехал по мосту»... И примеров подобных по нескольку на каждой странице. Вот за такую работу по рукам линейкой давать надо и в угол на соль ставить, а не деньги платить!

Короче, лажанули все — и автор, и его русские издатели. Учитывая все недостатки книги ,я все же поставлю ей относительно высокую оценку из-за того, что она попала в мою эмоциональную волну, я испытал достаточное удовольствие, чтобы не считать время, потраченное на роман, потерянным бестолку. Продолжение прочту с интересом, благо уже куплено. Гузек пишет — пока — короткие книги, так что много времени у своего читателя в любом случае не отнимет.

Книга — безусловная удача дебютанта! Понравилась и оставила глубокое впечатление по двум причинам.

Уинтеру удалось умело вплести сюжет о личном становлении героя и его трагедии мести с общей канвой, изображающей эпоху тотальной войны на полное истребление. Получилась пестрая, яркая картина, в которой затронуты вечно актуальные вопросы политики, общественной жизни, этно-культурных особенностей конфликтующих обществ. Мне очень импонирует подобная подача и организация материала. Кажется, простое приключалово в «академии мастерства», но на него, как на стержень детской пирамидки, нанизаны интересные смыслы и идеи.

К тому же Уинтер приложил явное старание , аналитику и фантазию, изображая собственный мир псевдо-бронзового века. Помимо имеющихся знаний, я освежил информацию о настоящем Бронзовом веке в Месопотамии и странах Средиземноморья. Так вот Уинтер очень точно воссоздает картину общества той эпохи (в первом ,конечно, приближении): общество народа-войска, как «люди моря», женщины — верховные жрицы и правительницы, как в Шумеро-Аккаде, тотальная война, длящаяся столетиями, как у тех же шумеров, тоталитарное государство, как в третьей династии Ура. И освоение колоний политическими изгнанниками, как у финикийцев и ранних эллинов.

Тут, кстати, некоторых лаборантов смутили майоры и полковники из начала романа ,которые потом куда-то делись. Но ясно же, что Уинтер просто хотел показать ,что первые колонисты, высадившиеся на новых берегах и их потомки 200 лет спустя люди из разных обществ. Общество омехи деградировало и трансформировалось под новые жесточайшие задачи. Отсюда же и «феод» и прочие приметы былого величия. Автор всего лишь не захотел еще больше перегружать свой текст новыми понятиями и терминами, коих и так довольно много, за что ему и спасибо.

При этом простота у автора кажущаяся. Роман написан скупым, суховатым языком ,который при первом взгляде кажется схематичным и поверхностным. Но используя немногие языковые средства, Уинтер ухитряется создать картины крайне драматичные, наполненные высоким эмоциональным накалом. Он действует как драматург (видна работа в кино), а не эпический писатель. Не через рефлексию и аналитику, а через острый конфликт и подробную яркую картинку ведет он свое повествование.

Вот и получилась крутая история, в которой великие воины, могущественные шаманы, бездушные демоны и беспощадные драконы ведут жестокую битву за выживание и доминирование на выжженном солнцем и людьми клочке суши посреди ревущего океана.

Книга рекомендуется тем ,кому нравится жанр исторического боевика вроде романов Бена Кейна о Древнем Риме, кому хорошо зашел цикл Питера Бретта «Война с демонами», кто полюбил сериал «Спартак» и кто знает, что плоть прочнее железа.

Скорей бы вышло продолжение на русском. И скорее бы Уинтер выпустил следующий том своей крутейшей эпопеи.

История ,конечно, обыденная, но от того не менее трагическая. Жаль всех фигурантов. Но больше всего в этом «микрорассказе» интересна форма. Как будто его написал какой-нибудь московский концептуалист образца 1975 года, внезапно открывший для себя Набокова и ставший его верным учеником.

Из подобных формальных экспериментов по сути состоит весь первый сборник Елизарова.

Как говорится, парень может уехать из Харькова, но вот Харьков из парня... Даже в постмодернистской забавной зарисовке, взошедшей на дрожжах Л. Добычина или там Виктора Ерофеева, явно несет духом пролетарского барака, той самой описанной в рассказе подворотни. Впрочем, главное, что талантливо, а тема может быть и хулиганской, и вульгарной.

Не могу сказать с полной уверенностью, как этот роман привязан к музыке рок-н-ролла, но вот к жанру фэнтези... С фэнтези Имс поступил также ,как Шрек в начале первого фильма поступил с книгой сказок ,сидя в своем «скворечнике». То есть без всякого пиетета)) Не знаю, почему авторы блерба остановились на именах Пратчетта и Мартина? Имс, кажется, скоморошнически передразнивает всех, начиная с Говарда и Толкина и заканчивая Аберкромби.

Но сила и крутизна книги в том, что автор не просто стебется над фэнтези-штампами (при этом сам их активно и не стесняясь применяя), но и попутно умело и драматично рассказывает историю о встрече и приключениях старых друзей. Так что у «Королей жути» есть еще один шедевральный источник-предшественник — «Двадцать лет спустя».

Мне лично больше всего понравилась та степень свободы ,которую позволил себе Имс при создании книги: черпал вдохновение откуда вздумается, постоянно менял регистры тональности, не боялся смеяться над самым страшным. А что еще делать во время карнавала? Тут, например, очень характерен эпизод в деревне людоедов, когда не понимаешь — то ли трястись от смеха, то ли содрогаться от отвращения.

И смех у него очень разный, тут и пустое шутейство, и ирония, и пародия, и сарказм. И никакого пиетета перед авторитетами. Если бы Серсея Ланнистер могла прочитать, что Имс понаписал про агрийскую королеву Лилит, она бы велела этого писаку конями разорвать за дискредитацию королевского величества!)))

И хорошо, что опытные люди подсказали Имсу не ограничиваться беззубой сатирой и юмором. Умело сочетая их с лирикой и драмой, он существенно обогатил книгу. Так что читателю есть где не только пережить минуты волнения и удовольствия, но и задуматься о собственной жизни и своем месте в этом мире.

В общем, даже если ничего не знать об истории рок-н-ролла, меньше книга эта радости не доставит. Ну не опознаете вы легендарного наемника-гея Фредди, умершего от «черной гнили», или столь же легендарного Элависа, разжиревшего под конец своей недолгой жизни и утонувшего в фекалиях, и что? На саму невероятную крутость книги это практически не влияет.

Роман совершенно заслуженно получил премию Дэвида Геммела, другого мастера отвязных побасенок.

Как ни странно, главную особенность этого интереснейшего романа не отметил практически ни один лаборант. Видимо потому, что аудитории Эда Макдональда и Росса Макдональда практически не пересекаются. Только опытный пан Туман произнес термин «хардбойлед», да и то в проброс.

А ведь это настоящий, классический американский «крутой» детектив (хардбойлед) только в антураже дарк-фэнтези. Именно отсюда вытекают все достоинства и недостатки романа. Образы второстепенных персонажей такие схематичные потому, что это не книга об очередном «братстве кольца» или «братстве без знамен», не поддавайтесь заблуждению. Галхэрроу все кличут капитаном, так как у него есть патент от политческой власти на то, чтобы нанимать периодичеки отряд головорезов для решения тактических задач. Во всем другом он — волк-одиночка с собственным захламленным офисом, вечными долгами, суровым характером и пристрастием к выпивке. Его нанимают выручить красотку, потом и сама красотка его нанимает. Он расследует загадочное исчезновение психопата и убийство, пикируется с законниками и Стариком (даже несколькими Стариками). Сбор улик, допросы прохвостов всех мастей и получение ударов по морде — это его трудовые будни. У него даже нет имени (прямо как у оперативника из агентства «Континентл» Дэшила Хэммета), Галхэрроу — рабочий псевдоним. Он такой же мерзавец, как грязный Гарри или Сэм Спейд из «Мальтийского сокола», рыцарь — с нерушимым кодексом чести, не боящийся испачкать руки ради благородного дела.

Также много для своей книги Макдональд взял из другого жанра — эманации рыцарского романа: вестерна. Отсюда Фронтир, пустоши и разукрашенные бесноватые джирды вместо индейцев классических лет Джона Форда. Обвинять локации книги в унылости, все равно что жаловаться на сушь прерий и постылость всех этих кактусов. Причем в отличие от персонажей Луиса Ламура, наш капитан не только быстро стреляет или ловок в поножовщине, а еще и головой хорошо работает.

Поэтому сужение эпических событий в угоду линии следствия, мелодраматизм и культ Прекрасной Дамы ,схематизм образов пособников и врагов можно отнести к особенностям тех жанров ,что призвал на помощь своей Музе Эд Макдональд.

Главное, что книга у него получилась действительно яркая, как луны и небесные шрамы над Мороком. Борзая, дерзкая и быстрая, как удар кастетом по лицу. Если нравятся жанры — прародители романа, вестерн и детектив, то книга забирает очень сильно!

Так что рекомендую всем, кто — как я — вырос на книгах Джеймса Х. Чейза и Рэймонда Чандлера, кому нравится «Непрощенный» Клинта Иствуда и «Красная страна» Джо Аберкромби. Я лично с предвкушением ожидаю встречи с двумя другими романами серии.

Не прошло и двадцати лет с тех пор, как я купил эту книгу, а вот уже и прочитал. Возможно, лучше бы и не делал этого, так как впечатления получил крайне специфические...

Начну с минусов, так как они существенно превалируют в данной работе.

У трактата Сапковского две главные беды — форма и содержание.

Это не нарратив по легенде об Артуре и его рыцарях, а скорее справочник для тех, кто в курсе. Пока АС рассказывал вероятную историческую подоплеку возникновения мифа читать было довольно интересно. Шло связное повествование о событиях начала Темных веков в прото-Англии. Но затем он перешел к краткому изложению системы верований и преданий кельтов и бриттов, и понеслась!.. Десятки имен и происшествий на десятке страниц, от всего этого рябит в глазах до тошноты. Вспомнил я с сочувствием ламентации Полиграфа Шарикова: «Читаю, читаю — голова пухнет! Конгресс, немцы какие-то...» В нашем случае какие-то кельты и их мелкопоместные божки с непроизносимыми именованиями...

Дальше пошло просто перечисление главных и не очень персонажей мифа и его артефактов. И тут мы упираемся во вторую беду — содержание.

Пан Сапковский с самого начала честно предупредил, что он не ученый, а писатель. Но все-таки какие-то разумные представления о работе с источниками у него ведь должны же быть! Вроде он и высшее образование имеет?! А то свалил в неудобоваримую кучу исторические реконструкции, предания со столетними на них наслоениями, литературные первоисточники и современные романы в жанре фэнтези. И так от чехарды имен и событий тошно делается, так он еще и поминутно опровергает только что изложенные версии и предлагает другие, более современные и продуманные. В итоге, практически невозможно становится понять — кто кому что сделал и зачем ему это понадобилось? Даже магистральные линии общего сюжета — борьба бриттов с саксами и многочисленные любовные драмы рыцарей Круглого Стола тонут в бесчисленных неструктурированных подробностях.

Поэтому у работы Сапковского есть и третья беда. О ней я догадался, едва дочитав до середины, и полностью пройденный текст подтвердил мою догадку. Автор своим трактатом так и не ответил на вопрос, с которого столь пафосно начал: «Почему же звон колокола легенды об Артуре по сию пору разносится по всей вселенной человеческой культуры?»

Он не ответил, но ответ на этот вопрос имеется. Хотя бы один из. И это из плюсов.

Плюс в том, что для прояснения ситуации я посмотрел-пересмотрел замечательные ролики Бушвакера и Вара Прима Рената о гибели романской Британии и истории первых англо-саксонских королевств. Увлекательная и поучительная история!

Один из ответов о насущности легенды об Артуре в том, что мы находимся в той же ситуации, что и общество той эпохи. Рим пал из-за бесконечных гражданских войн и разрушения старого экономического уклада — рабовладельческого строя. Произошел распад и деградация политической, социальной и культурной системы. Варваризация общественных структур. Так и у нас — бесконечная капиталистическая борьба всех со всеми ради увеличения нормы прибыли и роста личного капитала привела к распаду и деградации единой постиндустриальной мир-системы. Кризис и падение длятся уже 12 лет, и это только начало.

Поэтому глядя в суровое прошлое и изучая испытания и проблемы, с которыми столкнулись наши предки, мы, может быть, и не сможем найти рецептов выхода и спасения. Но быть готовыми и черпать мужество из уроков прошлого, перенимать модели поведения у предков, которые были не дурнее нас с вами — это нам по силам.

А уж искать пути разрешения старой и вечно новой ситуации глобального кризиса придется самим. Самим.

К сожалению, ни о чем таком в книге, изданной четверть века назад в эпоху расцвета либеральных иллюзий и утопических мечтаний о конце истории, не говорится. Да и других вариантов ответа об актуальной интересности мифа об Артуре Сапковский не дает.

И в этом как ни странно другой плюс трактата. О натолкнул меня на поиск иных источников информации об этой стародавней истории, и благодаря ресурсам Всемирной Паутины я их нашел с избытком. Да еще и накачал стопку киноклассики по теме (вроде «Первого рыцаря» с Ричардом Гиром, вышедшего в том же году, что и книга АСа), которую видел много лет назад и которую не грех пересмотреть.

В общем, никому не могу посоветовать читать эту крайне спорную работу, кроме самых упертых фанатов артурианы. Прочим же, видимо, лучше открыть профильную страницу межавторской серии об Артуре на Фантлабе и читать все подряд от Готфрида Монмутского до Вадима Эрлихмана и Питера Акройда.

Более-менее высокую оценку поставлю из уважения к большому труду, совершенному Сапковским и все-таки удобоваримому стилю, позволившему одолеть сей скучный и хаотичный трактат.

П.С. Чуть не забыл об особенностях перевода и издания! Похоже, в АСТ всегда гордились отсутствием редактуры в выпускаемых ими книгах. Ладно у полониста Вайсброта были проблемы с английским, но... Вот кто такой спрашивается Терри Джильям?! (Клянусь, когда я весной 1996 года первый раз смотрел «Двенадцать обезьян», он уже был Терри Гиллиамом!) Или мой любимец — Ги Джебриель Кай? (Мне, фанату Гая Гэвриэла Кея, это было как ножом по стеклу)) И много там всего такого прочего...

Оказывается, я не читал Геммела уже пять лет. Прямо-таки не Врата, а какая-то Дыра Времени. За это самое время жизнь сильно поменялась, так что я прекрасно понимал и разделял ощущения персонажей книги, которые постоянно попадают из огня, да в полымя. Правда, за это самое время я не терял и подтянул свои знания по военной истории и вообще историческую грамотность, так что описания Геммелом боев и походов вызывали порой крайне специфические впечатления.

Но вначале о хорошем.

Геммел всегда славился созданием многослойных и интересных персонажей, не отказался он от этой практики и в данном романе, но... об этом чуть ниже. Плюс драйвовая фабула ,насыщенная разнообразными перипетиями, но... ниже... Плюс суховатый крепкий стиль, который даже патетику, пафос и мелодраму — столь редкие у Геммела — обрамляет в приемлемые и легко усвояемые формы. Сравнительно небольшой объем? Но тут вопрос спорный.

Все остальное — сплошь минусы, как волчьи ямы на поле брани.

Один из лаборантов назвал этот роман антивоенным. Слушайте, с такими врагами войне и друзья не нужны, все у нее будет в порядке. Анализ причин, следствий и механики войны у Геммела не то чтобы примитивный, он на уровне интеллектуальной западной публицистики, когда та берется рассуждать, например, о причинах начала Первой мировой войны: «ее никто не хотел, но она была неизбежна». Потрясающая глубина мысли!

Так и у Геммела. Вот сюжетный узел всей книги. Наместник покоренной горной провинции, барон ,метящий на престол всего королевства, хочет развязать войну против своих поднадзорных, добиться легкой победы над безоружными крестьянами, удостоиться триумфа в столице, а там и до заветной короны рукой подать...

Барон — дурак, если на самом деле родил такой «гениальный» план! Одно дело завоевать для империи еще одну провинцию, как сделал Цезарь в Галлии, да и то это к Гражданской войне и в итоге к его гибели привело, или совершить грабительский набег, как Тимур на Делийский султанат в 1398 году. И совсем другое — развязать незаконную войну против мирных подданных — мать его — короля! Ты метишь на его место ,у тебя с ним терки и соперничество с другими влиятельными феодалами, и ты думаешь ,что среди твоего окружения нет тайных осведомителей, которые немедленно донесут о твоих бесчинствах. Кончится эта выходка не триумфом, а вызовом в столицу, судом и эшафотом ,что частенько в истории и происходило. Например, с конкистадорами в Вест-Индии.

Потом, пресловутые горцы. Вот они рассуждают и детей учат: войны происходят потому, что их развязывают и жаждут злые люди. А два соседа, устроивших поножовщину из-за спорного куска пашни, тоже ,видимо, были злые люди, жаждущие крови. Так что ли? Что это за детский сад и фэнтезятина?!

Или как Геммел описывает тактику боя, предвкушаемую горцами: «мы выхватим мечи и бросимся на низинников всей гурьбой, а там все решит наша доблесть!» Слушайте, так не воевали даже готтентоты, зулусы и полинезийские дикари! Может быть это тактика троглодитов? Но пока науке об этом мало что известно. Не доблестью и лютостью бил римлян Арминий или готы под Андрианополем, не так зулусы били англичан. Дисциплина и боевые порядки — вот основа сколь угодно примитивного войска, не банды на стрелке.

Кстати ,читая этот роман я внезапно осознал ,что он вышел в один год с «Храбрым сердцем» Мэла Гибсона и на ту же тему. И одна и та же дурь и дичь рассказаны про средневековую войну в книге и фильме.

И когда ты на такое ставишь штамп: НЕ ВЕРЮ!, весь остальной негатив начинает нарастать лавинообразно.

Плохая проработка мира. Это декорации ,а не полноценная вымышленная реальность.

Никакой продуманной религии, магия не часть механики мира, а бог из машины, помогающий двигать и ускорять фабулу.

Геммел даже не удосужился придумать названия для тиранического королевства и города-крепости наместника!

Классические геммеловские яркие персонажи ,к которым проникаешься симпатией и которым сопереживаешь ,имеются, но их жалкая горстка. У прочих юнитов хорошо хоть имена собственные имеются! Забавно, кстати, что умный карлик ,советник королевы и друг ,появился за год до выход первого тома ПЛИО))

Многие уже отмечали некоторую несуразность девы-воительницы Сигурни в центре романа. Сама она сложная и живая, но вот в окружение и сюжет никак не впишется, как корова под седлом в боевых порядках конницы. Гулящая девица ,которая внезапно стала символом сопротивления; сирота, для которой внезапно объявившийся папаша стал просто полезным подручным; высокомерная эгоистка, тут же забывающая потери и плюющая на переживания ближних своих. Как она править собирается с такими гнилыми замашками?!

И фабула ,которая несется, подпрыгивая на ухабах крутого горного спуска. Трехсот страниц Геммелу не хватило для глубоко фундированного, размеренного рассказа. Конспект истории тут превращается в пересказ, а потом и вовсе в скороговорку. Путешествие в колдовской мир ближе к финалу — это вообще туши свет ,в буквальном смысле. Да мне с бодуна кошмары иной раз снились подробнее, ярче и интереснее. Врагов и злодеев в начале книги убивают со смаком, переживаниями, осмысленно. В финале же забивают просто, как скот на бойне, без всякого катарсиса и крещендо.

В общем, я всегда ратую за приобретение и чтение всех книг любимых авторов. Но вот этот роман даже не проходной, а вовсе какой-то ненужный, лишний в списке библиографии. Ведь уже на следующий год Геммел опубликует блестящую «Легенду о побратиме смерти«!

Вот одна из причин, по которой я не буду ставить совсем уж низкую оценку дурацкой книге действительно дорогого мне автора. Это полдень его творческой карьеры, но какой-то пасмурный и унылый. На закате же ,к сожалению, жизни и творчества он напишет отличные книги о ригантах, дренаях, троянцах. На которых справедливо будет жиздиться его репутация отличного автора героического фэнтези, достойного посмертной именной премии.

Вторая причина почему я в целом принимаю и даже как-то одобряю эту книгу сугубо субъективная. Мне нужно было отвлечься от внезапно свалившихся на голову обстоятельств жизни и тяжких дум о них. И Геммел обеспечил мне в целом приятное развлечение на два вечера, и даже натолкнул на интересные идеи творческого плана.

Эта великая сила таланта, который может даже из минуса своего дать нуждающимся большой плюс.

Прежде чем взяться за эту книгу Рушди, я прочитал вышедший годом ранее роман Джона Ирвинга «Сын цирка», действие которого также происходит в Бомбее во второй половине 20 века. Но эта книга не об Индии, сразу же предупреждает своего читателя Ирвинг. Оказалось, что его роман и не о кино, не о цирке, это не детектив, не семейная сага, не триллер, не лав-стори. Беллетристическая окрошка из множества тем и бытописательства, сдобренного ненавязчивым черным юмором.

Все, чего нет в книге Ирвинга широко представлено в замечательном романе Салмана Рушди, которому по иронии муз и был посвящен «Сын цирка».

Это и многоплановая семейная сага, исторический роман, детектив, клоунада, трагедия, комедия и тд, и тп. Целый космос в хронотопе одного города и нескольких десятилетий. То, о чем рассказано в романе и как рассказано, сюжет и стиль слиты в неповторимое волнующее единство.

Книга пропитана аллюзиями и напрямую приемами из главных классиков 20 века — легко опознаются Чехов, Джойс, Булгаков, Фолкнер, но уверен ,что ими эстетическое поле романа совсем не ограничивается.

При этом Рушди производит интереснейшую деконструкцию всякой мистики и магии, столь популярной ныне в литературе. Как только вы начинаете верить в трансцендентную и шаманскую подоплеку рассказываемых событий — многие на это купились — автор немедленно дает происходящему строгие реалистические разъяснения, да еще и посмеивается над облапошенным читателем.

Его сверхнасыщенный рассказ об Индии через призму истории одной чокнутой семейки глубоко фундирован дискурсами политики, экономики, психологии, искусствоведения. Но в том то и великолепие Рушди-автора, что он не превращает свой роман в унылый трактат, это приключенческая эпопея, от скорости и калейдоскопичности происходящего в которой голова кругом идет. Так, что приходится иногда отложить книгу и в себя немного прийти.

А если смотреть на этот роман как на драму, то представьте себе, что вы читаете одновременно — или на сцене смотрите — «Ромео и Джульетту», «Укрощение строптивой», «Гамлета» и «Короля Лира». Вне всякого сомнения Шекспир прочно усвоен Рушди, и подобные аллюзии ничуть не притянуты за уши.

И конечно же невероятно трагический и парадоксальный финал книги, где Рушди опять же использует потрясающую «мерцающую эстетику» на грани мистики и брутального натурализма. Конец истории объясняет и ее сюжет, и манеру подачи. Почему Мораиш Зогойби рассказал именно это и именно так. Происходит целый заключительный залп «чеховских ружей» ,вгоняющий читателя в шок и трепет.

Единственное, что остается непонятным, после того, как вы закрыли книгу: а что собственно хотел сказать автор? (С таким же вопросом к Толстому и первые читатели «Анны Карениной» обращались).

Но не случайно эта жуткая и трагическая история попала в прошлом году в список самых вдохновляющих романов. И почему так важен буквальный перевод названия — ПОСЛЕДНИЙ вздох мавра.

Это книга о жизни, о том, что несмотря на все творящиеся ужасы, ты, как сказал великий русский поэт должен «быть живым и только, живым и только до конца». Жить полной жизнью ,а не влачить жалкое трусливое существование ,трепеща перед неизбежностью смерти. Мороишу Зогойби, Мавру, не с кем прощаться среди живых, а с самой жизнью он прощаться не намерен до самого своего последнего вздоха.

И читая эту великолепную эпопею, необходимо помнить, что написал ее приговоренный к смерти преступник, сидящий в заточении конспиративных квартир и прекрасно осознающий, что каждый его день может стать последним. Все жуткие обстоятельства собственной жизни Рушди сумел силой своего таланта переплавить в подлинное произведение искусства, свет, рассеивающий тьму жестокого мира.

Это очень вдохновляет.

Практически всю сознательную жизнь строго придерживался правила — не смотреть экранизацию прежде, чем прочитаю литературный ее источник. Ну и не было случая проверить, верна ли такая тактика? Пока, следуя по собранию сочинений Бондарева, не дошел до «Горячего снега».

И оказалось, что тактика моя была верна. Фильм Егиазарова по этой книге — любимое мое кино о войне. Знаю его наизусть. И когда я читал роман, то это был словно закадровый голос к видеоряду, намертво впаянному в память. Вместо персонажей книги, как всегда у Бондарева предельно ярко выписанных, я видел Бориса Токарева, Николая Еременко, Юрия Назарова, Георгия Жженова. Не мог составить цельное представление о книге, постоянно сбиваясь на то, что было показано на экране.

Но тем не менее масштаб этого произведения ясен. Это одна из лучших книг о Второй Мировой (именно что включая книги зарубежных мастеров пера вроде Джеймса Джонса или Генриха Белля). Шедевр высшей гармонии, в котором в единую систему спаяны история, баталистика, психология, великие чувства, политика, проникающее в самые глубины души эстетические переживания и прочее, и прочее.

При первом чтении мое внимание было сосредоточено на двух составляющих. Это конечно же великолепные батальные сцены, из которых по большей части роман и состоит (в нашей литературе, к сожалению, слабо развит жанр батального романа, а эта книга его чистейший образец). Правы авторы предыдущих отзывов — очень часто при чтении возникало ощущение собственного участия в описанных сценах. Будто сам на жутком морозе вгрызаешься в мерзлый грунт, стреляешь по танкам, сидишь у огня в блиндаже, идешь в разведку. Такого эффекта присутствия далеко не всякий блокбастер в кинотеатре способен добиться.

И бесконечные яркие детали и мелочи, которыми книга перенасыщена и которые были выкинуты из сценария ради цельности и внятности рассказа.

Сталин, показанный сложной и противоречивой исторической фигурой мирового масштаба.

История с сыном генерала Бессонова, оказавшаяся намного страшнее и трагичнее.

Злой и коварный особист, который оказался храбрым и стойким солдатом, и трусливый особист, которого стоило бы пристрелить, да пулю жалко.

Сложности характеров и судеб персонажей. Например, Бессонов и лейтенант Дроздовский — дворяне, но им это вообще не важно, потому что они настоящие советские люди, убежденные коммунисты. Старшина Уханов, блестяще сыгранный в фильме Юрием Назаровым, оказывается в мирной жизни был опером из угрозыска, грозой бандитов. Адьютант Бессонова, весельчак и балагур, ловкач и повеса, в бою проявляет себя храбрейшим и стойким бойцом.

А как вам такое. В краткий момент передышки в блиндаже комсомольцы обсуждают разновидности забугорной порнографии и лесбийскую любовь. Причем без всякого ханжества, а со здоровым юмором и не забывая задорно флиртовать. Дроздовский обвиняет свою любимую в беспорядочных половых связях, и всех шокирует не сама эта идея, на фронте и не такое бывает, а несправедливость нанесенной обиды. И это, напомню, без всяких купюр публиковалось в центральной советской печати в 1969 году.

И таких мелочей, черт, деталей сотни. И все они работают, создавая беспримерную по по подробности и развернутости картину эпического сражения. Кстати, и сам «горячий снег» — это не только удачный символический оксюморон об адском пекле в ледяной преисподней, но и вполне реальная деталь — снег, пропитанный пороховой гарью.

И что еще интересно. В этом романе Бондарев отказался от характерных для него глубины конфликта и столкновения разнообразных характеров. Нет конфликта — только битва с мировым злом в лице фашизма, не важно, что ты за человек, твои уникальные особенности. Ты просто человек на границы жизни и смерти, стоящий перед последним выбором: стать безмолвной и мельчайшей жертвой или мужественно принять свою судьбу. Это еще и экзистенциалистский роман чистой воды.

Никто не избежит своей судьбы. И когда генерал Бессонов отдает приказ: «Единственная причина оставления позиций — смерть!», он сам остается в окопе под ураганным огнем противника, и там и останется исполнять свой долг командира до конца сражения.

В общем, это великая книга, по которой снят великий фильм. Это самостоятельные прекрасные произведения искусства, одни из главных достижений грандиозной советской культуры.

Мы — пигмеи в тени гигантов, но у нас есть образцы и примеры для собственного роста и возмужания.

Низкий поклон и вечная память мастерам прошлого.

Читать и смотреть всем в обязательном порядке.

Эта книга о Революции, написанная на пике революционной ситуации, в которой весь мир пребывал на рубеже 1960-1970-х годов. Роман отражает свою эпоху как формой, так и содержанием.

Немного о форме. Лично мне очень импонируют такого рода книги. Когда на простую, как гвоздь, фабулу автор навешивает богатую фактуру из множества контекстов бытия человеческого, увязанную в сложное содержание. Фабула состоит из двух переплетающихся линий.

Действие романа происходит в Париже и окрестностях. Группа молодых людей из Старого и Нового Света, объединенных случайными обстоятельствами, но и глубинной общностью интересов – стремлением к революционному преобразованию несправедливого и дисгармоничного общества, — готовят и совершают террористическую акцию по взятию в заложники высокопоставленного чиновника из объединения тайных полиций нескольких государств Латинской Америки.

Параллельно по парижским улицам мечется стареющий журналист Андрес Фава. Он любит разом двух молодых красавиц – сытую и всем довольную буржуазку Франсин и встревоженную политическими бурями эпохи интеллектуалку-актрису Людмилу, «полечку», как ее ласково называют все мужчины-персонажи. Андрес друг заговорщиков, но не примыкает к их группе, как из-за принадлежности к предыдущему поколению активных делателей истории, так и по политическим мотивам, о которых чуть позже. Он то и является основным рассказчиком истории, а позже мемуаристом произошедших событий.

Рассказчик… Тут придется сказать о сложном, извилистом и запутанном языке (с использованием нескольких наречий разом), который вроде как избыточен для столь «простого» повествования. Почти каждому персонажу книги, молодым людям разных национальностей и вероисповеданий, с различным опытом и менталитетом дается свое место в едином потоке нарратива. Кто-то выражает себя через длинные страстные монологи, у кого-то есть целые пространные «потоки сознания». Андрес Фава так и вовсе напрямую апеллирует к своему будущему читателю. А есть еще и некий «мой друг» (так его именуют все герои), попросту автор романа, который периодически также берет слово и комментирует происходящее. При этом все эти потоки и ручьи речи складываются в единую гармоничную симфонию, так как пропущены через единое авторское сознание и авторский же стиль (и это также тщательно отрефлексировано в самом тексте книги).

А еще усложненная композиция с инверсиями, забеганиями вперед и чехардой мелких событий… Впору читателю за голову хвататься от великолепной полифоничности писательской техники. Недаром сам Кортасар сокрушался, что не справился с текстом. (Это неправда – все ему прекрасно удалось).

Зачем же нужен был к тому времени именитому и популярному автору весь этот высокоорганизованный сумбур? Только ли для литературного дендизма и пустого блистания своими стилевыми возможностями?

На это полностью отвечает содержание романа и сама эпоха, его породившая.

Как уже было сказано, это роман о революционерах и революции. А всякая революция требует нового языка и новых средств выражения для новой эпохи. На рубеже шестидесятых и семидесятых годов 20 века во всех сферах искусства произошел новый взрыв эстетики авангарда. Каждый настоящий художник должен был ответить на насущный запрос времени. (Недавний нобелиат, а тогда молодой и эпатажный Петер Хандке бичевал и издевался над «импотенцией описательности» в немецкой литературе. А уж на волне «латиноамериканского бума», Кортасар был просто вынужден еще выше поднимать эстетическую планку.)

Ведь спустя двадцать лет после Второй мировой войны всему человечеству потребовалось кардинальное изменение его структуры, и не важно – социалистический ли путь на тот момент выбрало определенное сообщество или капиталистический. Ускорение научно-технического прогресса как результат постоянной военной эскалации на планете и вызванная им Вторая промышленная революция, чуть ли не мгновенно переходящая в Третью, потребовали соответствующего запросам эпохи изменения в трудовых отношениях, а значит во всем обществе.

В Советском Союзе и практически во всех странах Соцлагеря наступает период политических и экономических реформ (об удачности и успехах которых сейчас яростно спорят историки). В т.н. «свободном мире» под руководством США только что сформировано общество потребления и «общество спектакля». Бывшие империалистические колонии и протектораты на короткий срок обретают хотя бы половинчатую независимость, поднимается борьба за расовое равноправие и бунты «сытой молодежи». Целые армии из планетарной партии прогресса объединяются вокруг символических фигур борцов за свободу и революционные преобразования вроде Мартина Лютера Кинга и Эрнесто Че Гевара.

Но и консервативно-реакционные круги не дремлют. Не собираются круги промышленного и быстро растущего финансового капитала так запросто отдать бразды правления ни левакам с коммунистами, ни расплодившемуся послевоенному поколению «бэби-бумеров». Развязываются хищнические войны на окраинах бывших империй. Символические и реальные лидеры прогрессистов безжалостно уничтожаются. Пражская и Парижская весна разгромлены с помощью военных и полицейских спецопераций. Военные перевороты и массовые карательные акции против любых несогласных с политикой денежных мешков становятся ежедневной нормой. Левые силы прогресса отвечают на это усилением экстремизма и собственным прямым террором. Жертвы с обеих сторон множатся день ото дня, кровь из ручьев сливается в реки. Политический реактор шпарит на полную мощность, ситуация меняется в почасовом режиме. Исход неясен.

Сей краткий экскурс в общеизвестные вещи я привел не для отвлеченного умствования. Это сама плоть и содержание «Книги Мануэля». Персонажи книги занимаются реальной политической борьбой, ей подчинены их жизни, от нее зависят их судьбы.

Маркос, Патрисио, Сусана – из Аргентины, Эредиа, Оскар и Гладис – из Бразилии, Гомес – из Панамы, французы Люсьен и Ролан, Людмила из Польши — каждый из них отдает всего себя ради борьбы за счастье грядущих поколений, ради построения общепланетарного справедливого общества, свободы для всех угнетенных, прозябающих в нищете, пытаемых в карательных застенках. Даже для хрониста этой истории Андреса приходит миг, когда нужно будет взять в руки оружие и силой отстаивать пусть не собственные, но близкие по духу убеждения.

Роман не зря назван «Книгой Мануэля». Борьба идет не за абстрактные идеалы, а ради будущего конкретного маленького человечка – Мануэля, сына Патрисио и Сусаны. Вся группа заговорщиков является его коллективным родителем, заботится о нем, ведет для него хронику своих деяний и собирает специальный альбом с вырезками из газет с текущими политическими и экономическими новостями. Ни хронисту, ни автору романа, ни его персонажам не известен исход борьбы, но они не просто надеются и верят в светлое будущее, они его созидают.

Нам, людям с послезнанием, известно, что тогда они проиграли. В год публикации романа – 1973 – новая череда военных переворотов в Латинской Америке, приход к власти генерала Пиночета в Чили приведет к разгрому революционного движения. Разрядка в противостоянии двух систем – капиталистической и социалистической – прекращение бессмысленной бойни во Вьетнаме и налаживание сотрудничества с Китаем позволит руководству США навести жесткий порядок на подконтрольной им части планеты. Энергетический и последовавший за ним экономический кризисы только укрепят власть реакционеров. Пройдет чуть больше пятнадцати лет и наступит будущее, то есть наше ближайшее прошлое и долгое настоящее. Эпоха практически всемогущего правления на всей Земле наиболее шовинистических и наиболее реакционных кругов финансового капитала.

И, как оказалось, Книга Мануэля действительно была написана для нас. Потому что Реакция, торжествовавшая было полную, всеобъемлющую и бессрочную победу, пришла к полному своему банкротству, экономическому и политическому, в прямом смысле и любом переносном.

Уже десятилетие как нарастает общепланетарная революционная ситуация. Силы реакции и прогресса вновь схлестнулись в непримиримой борьбе. Волна мятежей и бунтов с окраин Земли докатилась до самого порога управляющего центра, Вашингтона, округ Колумбия.

«Книга Мануэля» стала сверхактуальной. У сил прогресса есть острая необходимость извлечь уроки из прошлого поражения. Из неправильных и недодуманных идей предыдущих поколений борцов. Ведь роман Кортасара ярко показывает бесперспективность локальных схваток с отдельными представителями и даже группами реакционных сил. Что идеализм, высказанный самим Кортасаром в тексте книги – «роза против автомата» – бесплоден. Только совместная, опирающаяся на широчайшую поддержку угнетаемой трудящейся массы, осмысленная и прагматичная борьба может привести к победе здоровых сил общества. Не зря говорится в науке, что отрицательный результат – это тоже результат. И результатами труда Кортасара, описывающего историю одного поражения мы просто обязаны воспользоваться.

Роман Кортасара оказался настолько идейно насыщенным и впечатляющим по технике исполнения, что о некоторых его огрехах ли, недочетах ли даже говорить стыдно.

Например, что книга насыщена драматическим психологизмом в духе Достоевского, а характеры глубоко не проработаны. Что Эрос слишком броско и выпукло контрастирует с Танатосом (эротические сцены невероятно эстетичны и чувственны, но сбивают общий драматический накал повествования), финал несколько скомкан (в чем автор прямо признается на последних страницах).

Роман столь мощный, что даже его недостаток может обернуться существенным достоинством (кажется, в этом есть двусмысленный каламбур).

Я долго не мог понять, зачем половину текста нужно отдавать душевным и телесным метаниям хрониста Андреса Фавы, мелкобуржуазного элемента, попутчика революции и любителя красиво пожить и вкусно покушать. Он жаждет добра для всех и счастья, но постоянно мучает своих пассий ненужными им психологическими драмами и принуждает к двусмысленному моральному поведению.

Но когда он рассказал о том, как простое фортепьяно в новой музыкальной парадигме может служить связующим мостом между прошлым и будущем в единой истории культуры, все стало на свои места.

Хронист революционной истории Андрес – яркий представитель третьей силы. Инертности, что присуща, как каждому индивиду, так и человечеству в целом. Молчаливое и терпеливое большинство рода людского хорошо видит необходимость преобразований, насущную потребность в них. Но как же тяжко выбираться из неуютного, зато привычного «статуса кво», из дискомфортной и обжитой «зоны комфорта». Эта инертность – личная и общая – страшная сила. В период достижения действительных идеалов человечества, известных и чаемых еще с античных времен, – свободы, равенства, братства, придется преодолеть очень многое не только вовне, но и в себе. И это еще один важнейший урок от великого мастера и художника 20 века.

Долгий период торжества реакционных сил человечества подходит к концу, и замечательная «Книга Мануэля» становится настольной книгой, необходимой каждому трезвомыслящему человеку.

Страшно подумать, но за Джона Ирвинга я не брался лет пятнадцать, а ведь прочитав последовательно первые пять его романов, был большим поклонником творчества этого писателя. В какой-то момент я утратил вкус ко всей современной западной литературе, за исключением фантастики, и лишь недавно вновь его обрел.

И вот возникла потребность в прокладке между двумя намеченными к чтению книгами Салмана Рушди, и я вспомнил о своем давнем любимце. По совпадению, «Сын цирка» посвящен Рушди, и отзыв уважаемого Borogove оказался крайне комплиментарен ,я решил не упускать эти знаки высших сил и с энтузиазмом взялся за книгу.

«Это роман не об Индии». Так звучит первая же строчка предисловия к роману, и фраза эта может быть камертоном ко всему восьмисотстраничному опусу. Действие в нем происходит в Бомбее и окрестностях, Цюрих лишь упоминается, Торонто — локация для пары кратких эпизодов. Но роман не об Индии, утверждает автор. Очередная волна «охоты на ведьм» в Штатах еще и не начиналась, но зная сутяжную суть своих сограждан, Ирвинг поспешил откреститься от возможных нападок и обвинений в расизме, шовинизме, великодержавном высокомерии. Ведь Индия в его романе грязная, нищая, жестокая и беспощадная. Ее населяют бомжи, калеки, преступники и дегенераты. Если упоминаются какие-то достопримечательности, то они в буквальном смысле пропитаны мочой и измазаны калом. История Индии — каннибальская мясорубка, социальные порядки как на живодерне, религия ее — бесчеловечный сатанизм. Это классическая англосаксонская стратегия — признать кого-то равным себе, а потом втоптать его в грязь по самые уши со сладенькой улыбочкой на устах.

Это и не детектив, так как убийцу даже невнимательный читатель вычислит в первой же сцене, страниц за четыреста до того, как его открытым текстом объявит и предъявит автор. И это не триллер о жестоком серийном потрошителе, так как в книге нет ни грана саспенса, насилие показано гротескно и абсурдно, не вызывая ни крохи волнения.

Роман не о цирке, хотя в нем действуют цирковые артисты и бывшие артисты, и есть несколько эпизодов на арене и под куполом шапито. Но эпизоды эти хаотично и далеко разнесены в тексте, не несут в себе довольно важной нагрузки, являются вспомогательными. Впрочем, помогать им особо нечему.

Это и не традиционная для Ирвинга семейная сага. И хоть семейные связи, предъявленные в романе довольно многообразны и сложны, но уж слишком хаотичны, взаимоотношения родственников остры, но не выстраиваются ни в какие драматургические линии, называются, но глубоко не прорабатываются. Это не семейный портрет мастера жанра, а рисунок генеалогического древа, корявый, прихотливый, но не прописанный.

Это не роман о кино, хотя два центральных персонажа — киноактер и сценарист. Но если суммировать, что об этом искусстве сказано во всей книги, вряд ли объема достанет и на серьезную рецензию.

Больше всего внимания в романе уделено проблемам гомосексуалистов, трансгендеров и кастратов. Так что под конец мучительного чтения мне казалось, что роман как раз о «п....ах в хорошем смысле», но и это заявление стало бы обидной натяжкой. Так о чем же автор рассказывал на протяжении почти тысячи страниц? Обо всем и ни о чем.

Поясню.

Я был на встрече Ирвинга с читателями в Москве в 2009, кажется, году. Он представлял свой тогда крайний роман «Покуда я тебя не обрету». Рассказывал, в частности, о своем творческом кредо. Мол, учился он не у модернистов и реалистов 20 века, а у романистов классической эпохи жанра. Были названы Диккенс, Теккерей, Шарлотта Бронте ,возможно, моя любимая Джейн Остен. И это правда, в чем может убедиться любой непредвзятый читатель Джона Уинслоу Ирвинга, но штука в том — и неудачный роман «Сын цирка» это хорошо показывает — что он взял у классиков только форму, а не суть и не идейную сердцевину и философию их искусства. Диккенс начал с «Посмертных записок Пиквикского клуба», но потом написал «Дэвида Копперфильда», «Холодный дом» и «Нашего общего друга» ,Шарлотта Бронте начала с «Учителя», а закончила глубоким и эпичным «Городком», ровно на ту же тему частной школы. И Теккерей, и Джордж Элиот — эти и другие великие мастера позапрошлого века проделали глубокую и масштабную творческую эволюцию. А Ирвинг — как точно заметил коллега Borogove — раз нашедши свой язык и доступную структуру для стряпания романов, так с этого конька и не слез. Он всегда двигался в ширь, а не в глубину проработки драматургии и глубины постижения человеческих страстей. Принимаясь за новую книгу он, кажется, думает: а вот про маньяка я еще не писал, про цирк не писал ,про кино. Пришла пора затронуть эти темы. По верхам пробежаться, наследить.

Так вот, «Сын цирка» — это «Пиквик» в Бомбее. Беллетристическая окрошка из тем и жанров, ловко скроенная умелым ремесленником в легкую удобочитаемую форму. Взял десять сюжетных линий, мастацки их переплел между собой, ни во что глубоко не вдаваясь. Тяп-ляп, и готов томина весом в килограмм.

В Индии процветает чудовищное классовое неравенство, политическая вакханалия жулья и совершенно пещерные предрассудки, а в чем причина, корни явления, основная линия противоречий? «Да пофигу!» Родители калечат психику своих детей и рушат им судьбы. Какой механизм этой трагедии, какая психологическая подоплека этих явлений? «Какая разница!» Судьба жестока к людям. Покажи нам драму рока. «Не ко мне!»

Ярким маркером может служить тема изучения ахондроплазии у карликов, ставшая завязкой романа. Она бессильно утекла в никуда, так как исследователь, еще один заднеприводный господин, умер от СПИДа.

Таким образом, Ирвинг просто рассказывает разнузданную историю нескольких нелепых и страшных паяцев, полную гэгов и абсурдного комизма. Эта книга полна «шума и ярости», прямо как рассказ идиота из финального монолога Макбета, и так же не значит ни черта.

Я, конечно, дам еще шанс Ирвингу и прочитаю другие его книги — зачем-то же я их покупал и зачем-то пылились они у меня на полках долгие годы — но многого ждать от этого стряпчего точно не буду. Сколько-нибудь приемлемую оценку я дам этому роману только за композиционные навыки автора и умение его иногда рассмешить даже крайне раздраженного и разочарованного читателя.

Короче, мне было жаль потраченного на роман времени. Ни уму, ни сердцу. Это далеко не «Мир от Гарпа» или «Отель Нью-Гемпшир». Я бы постыдился такую стряпню посвящать Салману Рушди, подлинному мастеру первого ряда мировой литературы.

Внезапно очень захотелось прочитать сборник рассказов (словно бы перебрать эмоциональные четки, а не впадать в многодневный транс романа), и давно было пора взяться за Салмана нашего Рушди. Вот и совпало.

По традиции, прочитал перед этим нижестоящие отзывы. И ужаснулся. Зачем же я скупил все его книги, если он такой никчемный?! По результатам — все же — прочтения книги сложилось собственное мнение.

Книга просто отличная! Исполнена на высоком художественном и идейном уровне. Большинство рассказов вполне реалистичные, разве что «Волос пророка» можно провести по линии «магического реализма». Но там это пронизано такой злой и трезвой иронией, что ничуть всякое волшебство текст не испортило. Настоящие же трагедии остаются в строгом реалистическом плане рассказа.

Три рассказа части «Запад» и написаны так, как должен человек одной цивилизации постигать другую. Через культуру, через тексты. Поэтому мы и имеем Шекспира, увиденного через призму Лоренса Стерна, историю открытия Америки глазами латиноамериканских магов и современное «общество спектакля», воспринятое усердным читателем Андерсена и Кафки. Это забавная литературная игра, которая заставляет постигать многие глубокие и важные истины о человеке и его мире. Когда автор может сказать столь многое в столь малом объеме, никак кроме большого мастера его и нельзя означить.

Столкновение и конвергенция двух миров в третьей части сборника происходит скорее на частном и личном уровне, чем в больших масштабах. И это чуть ли не единственная претензия, которую можно действительно предъявить Рушди. Мол, он работает со следствиями, а не причинами, надстройкой, а не базисом, бытом, а не бытием, определяющем сознание. Впрочем, социально-экономические аспекты проблемы «Восток и Запад» им также показаны, пусть и не на первом плане. Да и частности, личное, душевное, показано и поведано им с такой глубиной, что корить за верхоглядство писателя просто несправедливо.

И конечно художественное мастерство. Изящная лапидарность, точность наблюдений и хирургическая внимательность к образам и феноменам. Правильные слова в нужных местах. Умение быстро, но основательно поместить неподготовленного читателя в совершенно чуждую ему обстановку, при этом не дозволяя ему растеряться, испугаться, испытать отторжение. Это дорогого стоит, это большой талант.

Так что даже сия маленькая книжка позволяет увидеть Салмана Рушди как автора международного значения и общемирового уровня. Его слава не раздута, и в лидеры литературного истеблишмента он прошел не по мультикультурной квоте. Я рад и счастлив буду продолжить знакомство и близкое общение с его творчеством. Уверен, меня ждет еще много открытий чудных.

Чеховской глубины и силы история, в чем-то повторяющая старую мысль Киплинга: «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с места они не сойдут». О людях, выбитых из своих биографий, как шары из лузы. Такие персонажи не могли бы стать героями романа в предыдущие патриархальные эпохи. Но только такие и могут быть подлинными героями современной литературы. Рушди стал голосом немых, отверженных и обездоленных, ка и дОлжно быть подлинному гуманисту.

Сильный, умный и сердечный рассказ. Читаешь его, и немедленно отправляешься в собственное босоногое детство, суровую эмигрантскую юность. Великолепное сопряжение душ с разных эпох и континентов. Рушди полностью оправдывает свою репутацию всемирно востребованного автора.

Жестокий исторический рассказ о политике в Индии. Гражданская война, где линия фронта проходит через семьи, общее прошлое, дружбу на всю жизнь. Удивил трезвый взгляд Рушди на колониальную историю Британской империи, понимания тонкостей классовой борьбы. Хотя, конечно, «магический реализм» может быть не приговором тексту, а всего лишь методом постижения природы и механизмов человеческого общества.

С другой стороны, ожидал большего. Прочитав заглавие, подумал, что это будет история совместившая русского классика Антона Чехов и зулусов. Вот это было бы сопряжение культур! Ведь Чехов — современник Англо-бурской войны и любимый писатель Рушди. Не случилось. Для развития такой любопытной идеи нужен наш, не импортный автор))

Очень правдивая история об опасностях в поисках Тайного знания.

Судьба, случайность, прошлое наших предков, воспоминания детства, круг общения юности — что определяет и направляет наш жизненный путь? Человек — беспомощная игрушка высших сил или хозяин судьбы? Правильно ли нарушать правила, и куда это может привести?

Конечно, в коротком рассказе Рушди и не пытается ответить на те фундаментальные вопросы, что появились у его персонажа из-за самоубийства друга. Он описывает индивидуальный духовный путь изгнанника с Востока, и предлагает соотнести свой строй чувств с его. И очень у него удачно получается. Рассказ взволновал, вызвал важные воспоминания о собственных переживаниях и поисках.

Кстати, в этом тексте взаимодействие культур востока и запада довольно специфическое и окрашено в жестокие тона черного британского юмора. И такой аспект проблемы конечно же существует))

Рушди продолжает вивисекцию Западного канона с целью выведения новых литературных тварей. Здесь он скрещивает сказочника Андерсена и модерниста Кафку, прививая собственные темы и боль душевную: дисгармония общественного уклада разных культур, изгнанничество, социальная сегрегация. И таки получилось!

Волнительный и грустно-смешной рассказ, аляповатая картина базара житейской суеты, «вэнити фэйр». Плюс прогноз о будущем «общества спектакля», когда на рынок будет выброшено даже самое хрупкое, нежное и сокровенное в человеческой душе. Будет оценена и пущена в оборот даже безутешная скорбь о самых близких. Эмоция имеет цену, на самом деле это единственное, что останется в цене.

Наше современное общество старается осуществить даже самые циничные и мизантропические пророчества авторов былых времен. Так что рассказ Рушди в смысле критической части принимается целиком и безоговорочно. Ему не повезло стать свидетелем исполнения собственных предвидений. Поневоле у человека характер испортится.

Единственное, что наверно могло бы его рассмешить — сбывшееся предсказание об астронавте-марсианине, свершившееся в виде романа Энди Вейера и его эпичной экранизации Ридли Скоттом.

В «Гамлете» мы видим, пожалуй, самое масштабное изображение человеческой личности во всей мировой литературе. Человек приравнивается ко всему мирозданию. Возможно, поэтому история, произошедшая на стылых берегах Дании вот уже почти пять столетий будоражит умы все новых авторов. Это уже целый Западный Канон. Не смог не включиться в него и неофит Рушди. Правда от своего имени, как Апдайк например, ему показалось пересказывать этот анекдот скучно, и он нацепил маску Йорика — Лоуренса Стерна, своего предшественника-постмодерниста из 18 века. В его стиле и с его примочками и хохотушками рассказ и написан.

Если отбросить разные фабульные финтифлюшки, коими Рушди свой рассказ украшает, суть трагедии Гамлета сводится к Эдипову комплексу. Трактовка давняя и почтенная, к тому же изящно изложенная. И ее можно принять, только с оговоркой. Гамлет — человек-вселенная и его существование, как и всякой другой разумной твари в нашей общей большой Вселенной, нельзя свести к одной первопричине и одному мотиву поведения. Это не Большой взрыв, порождающий нашу самость, а всего лишь важная, но одна из многих констант удела человеческого.

Впрочем, Рушди здесь только играет в смыслы. Но как игрок он чертовски крепок и глубок.

Про любовь в рассказе ккк72 все правильно сказал. И мне как раз понравилось, что автор делает акцент на чувствах, а не событийном плане. Часто, упиваясь эпическими сказаниями о прошлом, мы забываем о том, что историю люди делают, а не персонажи с агитационного плаката. Увидеть в герое эпохи человека иногда не менее важно, чем в человеке разглядеть героя.

Плюс текста и в его противоположности засилию мелодраматических слезодавилок в жанре. Любителям книжек Филиппы Грегори строго с осторожностью)) Это исторический экзерсис в эпоху после Джойса и Фолкнера, тем и эстетически ценен.

Кому понравилось, на ту же тему горячо рекомендую другой постмодернистский экскурс в открытие Америки — Абель Поссе «Райские псы».

Лютая история с разоблачение религиозного фанатизма, но изложенная языком мистической притчи. Как говорится, по форме верно, а по сути издевательство.

Очень хорош портрет ростовщика, психологический и бытовой. Так и хочется сказать: вот злонравия достойные плоды! Но кровь невинных вопиет, и приходится замыкать уста в скорбном молчании.

А новелла мастерская. Мудрая шутка со многими смыслами, которые интересней поглощать вот в такой вот изящной форме, чем как менторскую преснятину гимнов и треб.

О, это великое достижение передовой капиталистической мысли — а давайте оскопим всех бедняков, они умрут, не оставив потомства, и на счастливой Земле останутся только богатые! Мальчики из Гарварда размышляют также глубоко и мудро, как троглодиты пещерных времен.

Рушди в этом рассказе очень хорошо показал всю пагубность узкомыслия обывателя и мещанина. Несправедливое общество угнетения человека человеком ни при чем, фашистские молодчики — просто веселые раздолбаи. Корень зла — это несчастная молодая вдова, обреченная на голод и нищету.

Сказочный конец истории только оттеняет трагизм и ужас в повседневной жизни богатейшей страны Востока.

Очень сильно! В крохотном рассказе о случайной встрече красоты и порока столь много тем вместилось: постколониальная эксплуатация стран третьего мира, конфликт традиционных ценностей и современного всепланетарного общества, трагическая судьба индийских женщин. Просто и глубоко.

Как и автор сей повести, я с подозрением отношусь к тому, как взрослые восхищаются литературными сказками. Эскапизм или ранний маразм? Но вот эту книжечку, томившуюся на полке восемь лет (прямо как у Рыжего кота)), я прочитал взахлеб и с восторгом. Она не детская, а о детстве. Об открытии мира и его преображении под свои интересы и мечты. Действительно, будто про меня рассказал. Немедленно вспомнилось, как я в одиннадцать лет упивался книгой Астрид Линдгрен о приключениях Эмиля из Леннеберга и пытался ему подражать в проказах.

Очень душевная книжка и блестяще написана. Люблю Макьэна за брутализм и патапсихологию, но и светлая радость ему прекрасно поддается как настроение и стиль.

Мастер! Высший балл без всяких скидок.

«Если ты помнишь шестидесятые, значит ты в них не жил».

К сожалению, перечитал роман только почти четверть века спустя после первого знакомства. А ведь этот роман достоин неоднократных встреч с понимающим и обладающим чувством юмора читателем. В девятнадцать лет, насколько помню, меня восхищала внешняя атрибутика книги, фантазия автора при его деконструкции Волшебной Страны. Не было жизненного опыта и зрелости чувств, чтобы понять смыслы книги.

Вот что пропустили большинство русскоязычных читателей. Это автобиография и — шире — портрет, остраненный и гротескный, США эпохи Войны во Вьетнаме. Суэнвик описывает собственные детство и юность на фоне культурной, молодежной и сексуальной революции. Это иносказание, но довольно точное. Очень похоже на то, что писали Хантер Томпсон, Том Вулф, Кен Кизи и многие другие. Секс, наркотики, стихийные бунты — это приметы того времени, к тому же увиденные и осознаваемые неопытным и юным разумом. Оттого все так остро, резко, страшно и беспощадно.

Единственная моя претензия к Суэнвику — то, что он не левый. Считает антигуманную и живодерскую политическую систему США единственно возможной и вечной. Верит только в идивидуальный бунт и личную свободу. Ему самому, как и его героине, повезло, он прорвался. А десятки и сотни миллионов прочих гномов что, пусть погибают в нищете и бедствии как навоз истории?! Но это все временно и требует общего и системного выхода. Жизнь опровергает некритичную веру автора во всесилие капитализма. То общество, зарождение и первые шаги котрого видел и в своем романе зафиксировал Суэнвик, сыпется прямо сейчас. И уничтожают его не всесильные байронические драконы, а черные гномы. Не как идеолог и философ, но как свидетель и хронист Суэнвик великолепный автор.

Прежде чем писать свой отзыв, прочитал много других. Большинство сплошной фейсппалм. Впечатление, что читали книгу воспитанники монастырской католической школы. Ах-ах, люди занимаются сеском и употребляют наркотики! Да, люди занимаются сексом и употребляют наркотики. И если автор пишет об эпохе, когда таким поведением гордятся и выставояют напоказ, то он честный художник и нравоописатель, а не порнограф. Когда человек пашет за еду на упыря-капиталиста и в любой момент может оказаться на улице или сдохнуть от эпидемии, не имея денег на лекарства — вот это порнография. А то, чем студенты в общаге балуются по взаимному согласию, просто элементы взросления.

Написано блестяще. Фантазии бездна, правды тоже. Читать всем свободным умам. Это одна из лучших книг одного из лучших писателей-постмодернистов США.

Русская классика — настоящий кладезь сокровищ, не видимых поверхностному и ленивому взгляду. Казалось бы, Юрий Бондарев — один из самых популярных и читаемых советских писателей. Но вот его повесть «Родственники», вышедшая под самый занавес судьбоносных для страны 1960-х годов, не слишком на слуху. Заслонена другими эпическими по масштабу шедеврами автора, посвященными Великой Отечественной и послевоенному времени.

А вещь-то замечательная! Последовательно идя по собранию сочинений Бондарева я малодушно хотел перескочить эту сравнительно короткую вещь и взяться сазу за «Горячий снег», но передумал. И ни миг об этом не пожалел. Уже прошло несколько дней, прочитаны повесть Василя Быкова и книжка стихов Юлии Друниной, но повесть Бондарева не отпускает. Постоянно возвращаюсь мыслями к ее сюжету, героям, проблематике.

«Так чем же она хороша?»

Ранней весной приблизительно 1960 года в Ленинграде от рака умирает профессор истории Вера Шапошникова. И вот летом, на каникулах ее сын, студент-геолог Никита едет к родственникам в Москву, чтобы отвезти предсмертное письмо матери. О своих родственниках Никита и слыхом не слыхивал, пока мать на смертном одре не дала ему это скорбное поручение. Он обнаруживает дядю, также видного профессора-историка Грекова, его молодящуюся жену и двух сводных братьев — бывшего фронтовика Алексея и студента-историка Валерия.

Всего три жарких летних дня в Москве обнимает действие повести, но сжатый ,сверхплотный текст Бондарева дает панораму жизни и общества первых сорока лет советского государства. Начав со спокойного эпического замаха в духе Льва Толстого, Бондарев скоро и умело сужает историю в воронке невероятного накала конфликта, драмы и произошедшей из нее трагедии в «случайном семействе»; строго по заветам Федора Достоевского (у Бондарева даже группа персонажей ретранслирует «Братьев Карамазовых»: три брата — солдат, идеолог и правдоискатель, мерзавец-папаша, не хватает только роковой красотки для полного комплекта, но намеки на нее есть).

Корни конфликта, разразившегося в семействе, казалось бы, благополучной советской интеллигенции лежат в трагедии 1930-х годов. Вера Шапошникова по доносу была репрессирована, сын Никита вырос без нее, они так и не смогли сблизиться до самой ее смерти. Та, давняя трагедия аукнулась спустя четверть века тяжелейшими последствиями до такой степени, что некоторые критики упрекали Бондарева в том, что в его книге правда убивает.

У нас в либеральничающей среде давно и успешно гуляет штамп, приписываемый то ли Надежде Мандельштам, то ли Ахматовой. Мол, при Сталине полстраны сидело ,а полстраны их сторожило ,а потом они встретились. Бред позорный, но по сию пору хорошо продающийся на рынке спонсируемых олигархами медиа . Однако замечательный художник и правдорубец Бондарев никогда не мыслил штампами. Он в этой повести въяве показывает, как человека настигают преступления прошлого, как они, а не правда, убивают, калечат, разрушают самые основы семьи — ячейки общества.

И это делает повесть Бондарева в наши дни невероятно актуальной. Вновь, как и шестьдесят лет назад Россия на переломе. Вновь вранье о нашем прошлом, льющееся из всех возможных репродукторов пропаганды грозит разрушить и так довольно — увы и ах! — ветхое строение нашего общества. Преступления пытаются скрыть, ложь украсить благими целями. А в подполе всего этого — цинизм, трусость, рвачество. Но у народа есть еще память, зафиксированная, в частности, на бумаге такими требовательными и не равнодушными художниками, как Бондарев. Если и могут книги что-то менять в жизни, то это как раз тот случай. Тонкая и кропотливая работа с каждой отдельной душой, которая в конечном итоге может повлиять на судьбы миллионов.

Яркий пример — чтобы не быть голословным — один из героев повести — Алексей Греков, старший сын профессора. Он ровесник автора, воевал. Очень подробно рассказан им один из эпизодов Битвы на Днепре. Это как бы ориентир возможной высоты духа русского человека. В мирное же время... Да, Алексей не выступил как деятельная сторона конфликта, он служит только нравственной опорой для подрастающих поколений. Но как показала история — пока жило и активно участвовало в судьбе страны это первое поколение советских граждан, пусть и большая их часть погибла на фронтах ВОВ, то и у их сограждан были еще шансы осуществить самые смелые мечты невиданного социального переустройства. Ушли они с исторической сцены, некоторые переродились, и все действительно ухнуло в пропасть. Так что и немногие, правильно воспитанные и прошедшие испытания предельными величинами жизни и смерти могут указывать верный путь целым народам. Это тот позитивный смысл, который я извлек для себя из этого драматичнейшего и в общем-то весьма печального произведения. Ведь то, что Алексей не смог предотвратить самого страшного, стало мрачным и сбывшемся пророчеством о судьбе страны.

О повести можно говорить бесконечно. Вновь Бондарев показал себя великим мастером слова, словесной живописи. Его панорамные картины Москвы, тонкое бытописательство и чуткий психологизм пленяют. Он продолжает и развивает традиции классиков «золотого века», не отдавая предпочтений, а следуя их общим урокам. И у него в свою очередь можно и хочется учиться жизненному мужеству, художественному вкусу, пониманию силы правды.

Рота автоматчиков — уставшая после долгого марша и не кормленная отставшим обозом — наталкивается на соблазнительно плохо укрепленную и занятую немцами высоту. Комроты Ананьев принимает решение и отдает приказ об атаке с ходу. Высота взята благодаря азартному напору и воинской удаче. Но несколько часов спустя также споро отдана врагу обратно. Понесены безвозвратные потери, боеприпасов мало. Растерянные и пристыженные из-за поспешного бегства бойцы ждут нового приказа своего сурового и упертого командира...

Событий на стостраничную повесть не густо. Рассказ ведется от лица молодого ординарца Васюкова ,который мало что понимает в извивах и прихотях войны, но зорко наблюдает за происходящем и бесхитростно докладывает читателю о настроениях бойцов, их различном отношении к войне, к службе, отцам-командирам. Особенно Васюкова интересует спор между замполитом Гриневичем и старшим лейтенантом Ананьевым о той мере человечности, которая допустима на войне.

Это и центральный вопрос повести тоже — имеет ли ценность одна человеческая жизнь — к тому же нелепого и неприспособленного к войне человека — или во главе угла только выполнение приказа и приближение любой ценой окончательной победы над врагом?

Вопрос не праздный. Не знаю как для позднесоветского читателя, но сейчас — то есть в 21 веке — он встает перед нами во всей своей голой очевидности. Вновь миллионы бросаются в пожар войны ради прихоти и жадности кучки мировых заправил. Лозунгами и патриотической пропагандой прикрывается самый бесстыдный грабеж и разорение своих соседей и дальних родственников по планете, унижение и поругание человеческого достоинства идут рука об рук с требованием беспрекословного подчинения фюрерам разной масштабности. И как же в этом сохранить себя, свою самость, хоть сколько-то бы приемлемую духовную высоту?

И при всей важности и неотвратимости стоящих перед нами задач книги Быкова — эта первая его «зрелая» повесть в том числе — живые уроки прошлого, которые пусть и не дают четкие ответы на поднимаемые трагические вопросы бытия, но по-хорошему волнуют, не дают душе покоиться в притворной неге и лени. Готовят человека к принятию решений любой нравственной сложности.

К тому же эта повесть и другие быковские работы дают в наш разобщенный век хорошую прививку коллективизма. Ведь не о самосохранении и самости каких-то невероятно оригинальных личностей печется писатель. Он говорит о народе в самом обыденном понимании этого слова. Просто люди, граждане — вроде так похожие друг на друга в своих приземленных делах и думах, — но обладающих столь не общими выраженьями лиц. О выживании всего человечества при сохранении человечности — вот главная забота белорусского классика.

И еще одну черту отмечу, характерную не только для этой повести, но, пожалуй, и для всего творчества Быкова и его коллег, писателей-фронтовиков: никакого дидактизма, философских абстракций или оторванных от живой жизни проблем. Решаются казалось бы самые конкретные и насущны вопросы, конфликты чуть ли не бытовые, хотя быт этот солдат на войне, но читатель сам — благодаря мастерству автора — поднимается на следующий, духовный уровень проблематики и видит картину во всей целокупности мгновенного и вечного.

Белоруссия. Ранняя весна 1943 года. Четверо партизан отправляются на незначительную, но смертельно опасную миссию — сжечь деревянный мост в глухом лесном углу. Не проработанность плана и плохая согласованность действий приводит к череде неудач и бессмысленных смертей.

И вот что хотелось бы отметить в связи с этой короткой, но насыщенной идеями и драматизмом повести.

Замечательному писателю Быкову удалось в крайне локальном сюжете, показывая локальный конфликт среди узкой группы лиц дать широкую панораму борьбы народа с жестоким захватчиком и поставить важнейшие в жизни каждого человека вопросы. Такое мастерство дорогого стоит.

Очень ярок контраст между подробным описанием быта бедного крестьянского и солдатского хозяйства и жизни на страшном обрыве постоянной смертельной опасности. Когда человек не знает, что ждет его за ближайшим поворотом или под сенью соседнего куста, и планов никаких невозможно строить помимо того, как бы погероичнее погибнуть. Быкову блестяще удалось — а ведь это первая его партизанская повесть — показать всю жестокость и лютость не конвенционной войны в глубоком тылу врага. И каким невероятным испытаниям подвергаются в таких условиях дух человека и его морально нравственные устои.

Центральный вопрос повести прост и в то же время мучительно труден. Если мы участвуем в тотальной войне на полное истребление, имеем ли мы право попирать все человеческое и высокое в самих себе, решать за других — жить им или умереть, бросать в топку войны невинных и непричастных? Еще шире: оправдывает ли цель средства?

Быков пишет казалось бы просто, без всяких стилистических изысков и словесной эквилибристики. Однако картина происходящего разворачивается перед нами во всей возможной полноте, цельности, убедительности, подлинно художественно.

Так, например, крайне любопытен образ центрального персонажа произведения, через чье восприятие мы видим эту историю — восемнадцатилетнего бестолкового партизана Степки Тягача. Все у него из рук валится, в коллектив никак вписаться не может, живет от одной неудачи до другой. Хочет быть полезным бойцом и членом общества, но удается только портачить и мешаться под ногами. Даже мужественные поступки и устремления к подвигу оборачиваются для него конфузом или крупными неприятностями. И невольно задумаешься — стоит ли пытаться? Или махнуть на все рукой, плыть по течению и стать послушной игрушкой воли и устремлений более успешных и ловких людей из своего окружения? Вопрос хоть и локальный., но совсем не праздный, а прямо-таки судьбоносный.

И даже сам автор «Круглянского моста» своей судьбой наталкивает на не менее важные и сущностные размышления. Ведь он не предал свой дар, не разменял его на мелочи и сиюминутные блага, не поступился своими художественными принципами (почему его книги и до сих пор актуальны и читабельны). Зато он предал, как и многие другие советские художники, все остальное — начиная с памяти своих боевых товарищей, отдавших жизнь за свободу и мирную жизнь на Земле и заканчивая собственным народом ,из недр которого он вышел и чьим нравственным и идейным авторитетом был долгие десятилетия. Вот с этой дилеммой какой комиссар разберется?

Впрочем ,если исходить не «с точки зрения вечности», а из принципов историзма и по чисто эстетическим критериям нельзя не поставить этой повести высокую оценку.

Очень любопытно! Значит, свою Эстрелью-дель-Мар из романа «Кокаиновые ночи» Баллард создал в своем «внутреннем космосе» еще в 1956 году в первом профессионально опубликованном рассказе. Он отнес эту песочно-пляжную утопию неопределенное будущее и только ждал его воплощения в действительности. Мир (-ок), где работа и развлечения суть одно и тоже, где нега и блаженство составляют и «резон дётрё» и модус операнди. Где нет угнетения, а заправляют всем свободные художники. Утопия, которую ждет неминуемый финал. Удивительно, но Баллард дождался и воплощения своей мечты, и ее краха.

А возможно, по своему обычаю, Баллард в этом предисловии попросту троллит едва только возникшее общество потребления Западной Европы.

До знакомства с этой книгой я с подозрением относился к работам российских исследователей, посвященных зарубежным деятелям культуры. Попросту их не читал. Думал, что невозможно понять менталитет и историю духовного развития столь тонко организованной души как великий художник. Если не впитал историю и менталитет его народа, так сказать, с молоком матери.

Но оказалось... Если глубокий специалист с уважением к своему труду и любовью к изучаемому объекту берется за дело, то и место жительства и собственная его биография могут и не иметь значения.

У Андрея Танасейчука получилась глубокая, прочувственная и интересная книга об одном из самых известных писателей США. Кто любит творчество О.Генри и интересуется судьбой этого весьма нетривиального автора неизбежно получит удовольствие и пользу от чтения этой книги. Написано хорошим языком, с аналитикой и юмором. Разоблачены многочисленные мифы, окружающие биографию этого автора. Он взят под защиту, его имя очищено от клеветы досужих писак. После чтения этой биографии рассказы О. Генри приобретают дополнительное (пусть и не строго обязательное) измерение. Книга не отторгает от чтения рассматриваемого автора, напротив — сильнее проникаешься душой к его изысканному и многогранному творчеству.

Мне лично немного не хватило большего погружения в эстетику и идейную составляющую творчества О. Генри, но от биографии и не стоит ожидать чрезмерной филологической скрупулезности. Она только подталкивает к дальнейшему изучению вопроса.

Обязательно прочитаю и другие биографии за авторством А. Танасейчука, благо уже приобретены.

Удивительный роман удивительного автора. Но что же тут удивительного?

Хорошая аннотация к книге позволяет не останавливаться на сюжете и поверхностном смысле истории, а сразу перейти к сути.

Этот роман — рассуждение о смысле жизни и смысле истории. Может ли существовать империя из одного человека? Или можно ли рассказать об истории целой могущественной империи сквозь призму судьбы одного человека?

На первый вопрос Крахт отвечает отрицательно, пусть и не по очевидной причине. Империя Энгельхардта невозможна не потому, что он аутсайдер-одиночка, а потому, что основана она была на идеалистических и напрочь оторванных от жизни основаниях. Своим крахом Энгельхардт предрекает крах другой идеалистической, основанной на мифах и солярных символах, империи — Третьего Рейха. Так что на второй вопрос — о призме судьбы — Крахт отвечает положительно и с блеском обосновывает его всем своим романом. И его еще обвинили в пропаганде фашистских идей! Удивительная (впрочем — нет) близорукость либеральной немецкой критики.

Жизнь голого человека на пустынном берегу во имя осуществления сумасбродной и беспомощной идеи может оказаться не бессмысленной, если послужит горьким уроком последующим поколениям близоруких мечтателей. Впрочем, крах революции молодежи 1960-х годов и вообще всей этой кислотно-хипповской утопии показывает, что от повторения ошибок человечество, к сожалению, не застраховано. Надо, товарищи, быть чутче и зорче к урокам прошлого. Особенно, если преподаны они в такой увлекательной форме, как в романе Крахта.

Ведь это настоящий манифест метамодернизма в жанре максималистского романа, о котором так хлопочут и которого так взыскуют прогрессивные критики всего мира. Используя техники палимпсеста, пастиша, римейка, сжимая целые пласты истории и культуры в сверхплотные корпускулы короткого текста, Крахт воссоздает целую вселенную, даже россыпь альтернативных реальностей, на пространстве всего-то ста пятидесяти страниц. Тут тебе и смесь видов искусства от кино до комикса, и жанров — от ужастиков до политической хроники, и регистров стиля — от высокой трагедии до балаганного театра на площади. И все это подано чувственным, изощренным и извилистым стилем. Как же это далеко от холодной отстраненности и «техники нулевого письма» ранних романов Крахта. Удивительно богатая палитра творчества при общей немногословности.

Ведь он и сам человек удивительный. Своей собственной, счастливой, судьбой доказывающий, что человек — это не безвольный раб обстоятельств, а должен, просто обязан взыскивать духовную свободу и собственный нравственный путь. Выходец из семьи, принадлежащей к высшему слою буржуазии (не то, что его герой Энгельхардт — ученик аптекаря). Частные привилегированные школы, самые престижные вузы, теплое местечко под крылом могущественного отца. А вот поди ж ты — вырос в такой среде и выпестовал в самом себе если не коммуниста, то уж точно убежденного социал-демократа классической немецкой выучки. Скиталец, человек мира. Сочувствующий исследователь маргинальных и вымирающих культур. Он и к примитивным людоедам относится подлинно демократически, понимая условия их существования. Видит людей, а не порабощенный бездумный скот.

Да, в его идеях есть противоречия (А у кого их нет?). Да, он склонен к мистицизму (А кто из нас не склонен в минуту тяжких раздумий?), но и в других книгах, и в своем замечательном романе «Империя» он верно оценивает политические и социальные аспекты человеческого бытия. Что капитализм и империализм — это кровожадное злодейство, неизменно приводящее к мировой войне и уничтожению миллионов, что либерализм — это тот же фашизм, просто в бархатной упаковке (вот за что его критики-либералы не любят! Правда глаза колет), что прекраснодушный идеализм и оторванность от живой жизни неизбежно приводит к деградации и самоуничтожению (человек эпохи глобальной виртуальной сети, один на один с двумерной реальностью монитора, кто это, как не тот же голый Энгельхардт на пустынном пляже?).

Так что короткий, но удивительно насыщенный роман Крахта — это книга не только о прошлом, но и нашем жестоком настоящем и тревожном будущем. Это самый передовой край современного искусства в чем-то совершенно адекватный, а в чем-то и превосходящий уровень развития нашей цивилизации.

П.С. Кстати, финал в кинотеатре, закольцовывающий сюжет и выводящий саму ткань романа в иные плоскости бытия — это явственная аллюзия (в этом переполненном аллюзий романе) на финал великой «Радуги гравитации» Пинчона, чьим несомненным и способнейшим учеником Крахт и является.

Самый конец пути выдался мучительным и тяжелым. На старте я иногда только на часы поглядывал, так как бывало и интересно. Но потом уже не мог оторвать внутреннего взора от воображаемого циферблата часов: когда же это мучение закончится?!

Думал писать длинный отзыв, но оказалось, что многие лаборанты очень хорошо и адекватно разобрали роман, точнее, его финальную часть в своих отзывах. Так что только уточню пару важных моментов.

У книги две большие проблемы — форма и содержание. По форме подтверждаю: скучно, пресно, не оригинально. Сократи автор роман вдвое, остались бы только банальность сюжета и вторичность фантдопущений. А так еще и черная скукота от обилия воды, льющейся в глаза беспомощному читателю.

И в этом нет никакой коммерческой составляющей. Платят-то за тираж, а не за количество авторских листов. Похоже, Гжендович просто упивался звуками собственного голоса.

Но важнее, конечно, идейное содержание всей эпопеи, и в финальной части представленное во всей своей убогой красе. На этом действительно нужно сакцентировать внимание.

Гжендович — классический «реакционный романтик», был такой термин в советской школе филологии. При полном непонимании законов исторического развития — в случае Гжендовича скорее наплевательское к ним отношение — идеализация славного прошлого, окутывание его розовым романтическим флером.

Его идеал общественного устройства — это феодально-крепостническая монархия, где он, естественно, господин, хозяйничающий над тупым быдлом. Его идеал кооперации — феодальное же «Посполита рушення», боевое братство крепостников-угнетателей. Короче, Речь Посполитая 17 века как высшая форма человеческой самоорганизации. О том ,что у этой страны был и закономерный итог под немецким сапогом, Гжендович, как и большинство гонористых панов, предпочитает не задумываться.

А как он восторженно описывает Ледяной Сад ,возникший в воображении и претворенный волей норвежца Фьолсфинна. Батюшки светы, мужик создал морскую торговую республику! Вот это я понимаю достижение политической и экономической мысли! Как будто и не было после славных дней Ганзейского союза пятисот лет развития буржуазного общества.

Но при этом — вот же каша в голове господина писателя! — он еще и ярый антикоммунист и фанатик идеи «атлантизма, расправляющего плечи». Для него «невидимая рука рынка» могущественней Длани Господней. Я долго думал — почему у него ублюдочное казарменное равноправие внедряет женщина по фамилии Фрайхофф? Что, опять приравнивание Гитлера и Сталина (он ведь финале «вооружает» ее ППШ для самых непонятливых), как это заведено у «атлантов»? Но нет, тут автор тоньше сработал. Он напоминает своим просвещенным право-либеральным читателям, что коммунистическое-то движение именно в Германии и зародилось. Впрочем, поляки и так хорошо знают, что от немцев один только вред...

Самое смешное, что я эту идейную часть эпопеи всю дорогу между строк вычитывал, упиваясь собственной зоркостью. А Гжендович взял да и вывалил в финале все открытым текстом, все свои фобии и фантазии хуторского паненка, в разговоре двух персонажей. Даже в этом сумел испортить впечатление...

Поставлю книге хоть сколько-то высокий балл только потому, что автор и впрямь беллетрист талантливый. Умеет собирать в кучку довольно сложную, пусть и глубоко вторичную историю. Остальное — мусор.

Возможно, это проклятие. Причем наложенное добрым волшебником. И совершенно не случайно Морган, со своей интуицией художника, предпослал этому роману эпиграф из «Двух твердынь» Толкина. С той книги все и началось. Причем «Две твердыни» не были никаким вторым томом никакой трилогии, но наложили свой отпечаток на все последующее развитие жанра. Вторые тома нынешних фэнтези-трилогии — это рыхлые образования с несобранным и путаным сюжетом, хаотичным развитием персонажей и невнятным идейным посылом. Ни завязки, ни развязки. Какая-то мутная движуха вместо кульминации и сплошные обещания грядущих бед вместо сурового противостояния на все деньги здесь и сейчас. Главная задача автора — сберечь героев для финального генерального сражения и не утерять внимание читателя, поэтому он играет в поддавки на два фронта, пытается усидеть на всех стульях разом и завершает книгу растерянно вопросом главгада: «Сумеем ли мы отомстить?» (Ришелье во французских «Трех мушкетерах»).

Все недостатки вторых томов присущи и книге Моргана. Плюс он еще тут и очень долго запрягает. Больше половины романа занимает описание всего пары дней, за которые с героями происходит по одному приключению. А потом сразу идет невнятная и вторичная промежуточная развязка.

Но Морган сильный мастер своего дела. Так что роман читается с жадным вниманием и практически с одними положительными эмоциями. Выгребает он за счет своего ясного эпического стиля, способного любой сложный образ и драматический узел изложить просто, выпукло, доступно. Яркие, живые персонажи — в основном второго плана (по сравнению с массовкой невероятно много рефлексирующие ПОВы выглядят просто сложными функциями). Россыпь точных деталей, позволяющих сильней вжиться в иную реальность, цельный мир, который только на первый взгляд кажется схематичным, но обладающий прочными глубинными связями. И пусть на уровне метасюжета роман рыхл и разворочен между началом и финалом трилогии, но внутренне это едва ли не самая цельная книга Моргана.

Чего мне по-настоящему не хватило, так это бонусов, которыми один из моих любимых фантастов всегда насыщяет свои произведения. Ведь он пишет боевики со многими смыслами. Всегда над страницами его книг задумаешься о путях развития человечества, загадках мироздания, существовании жизни на Марсе... И тому подобных приятных мозговых почесушках, которые не отвлекают, а выгодно дополняют выдуманную автором реальность. Но в «Хладных легионах» все сосредоточено на текущих событиях и внутреннем мире героев, а тут книга особой оригинальностью не блещет. Безусловно, Морган отлично описывает, как мужики стараются нашинковать друг дружку заточенными железяками, но душа просит несколько большего. Вся надежда на третий том, к выходу и покупке которого я и приурочил чтение тома второго.

П.С. Перевод отличнейший, пусть и жаль, что оставили едва ли десятую часть нецензурной лексики оригинала. Но она есть и добавляет так необходимой «темному фэнтези» атмосферы грубости и циничной жестокости.

Кстати, нашел один ляп, допущенный переводчицей и незамеченной редактором. «Безликое лицо» — это сильно! Впрочем, единственное, что нашлось на почти 600 страниц текста, так что сойдет за оригинальность))

Вперед, в «Темные ущелья«! (Однако, оригинальные названия романов мне больше нравятся)

М-да... Хочется застыть и побарабанить пальцами по столу в угрюмой задумчивости...

Вот я и ознакомился с произведением автора из «гуманного» лагеря нашей либеральной творческой общественности. А другой то ли не осталось, то ли мне как на грех вменяемые литераторы в руки не попадаются. Конечно, после Пелевина и Сорокина то ,что русский писатель, как бешеный пес, на людей не бросается, брызжа пеной, кажется большим прогрессом, но все же, все же...

Впрочем, вначале позитивно, чтобы не обвиняли в огульном критиканстве. Это первая книга Варламова, которую я прочитал, хотя конечно, имя его мне прекрасно известно, и даже несколько книг на полках имеется. По роману видно, что написал его успешный литератор ,который уже четверть века в профессии. Слогом он владеет блестяще. Пишет не заковыристо, но умело-витиевато, подает крученые. Ритм прозы увлекает так ,что поначалу даже не понимая нафига я за эту книгу взялся, невозможно было оторваться, а увлекшись, уже жадно листал электронные странички в телефоне, стремясь скорее узнать, что же дальше произошло с такими интересными персонажами.

Люди у Варламова живые, яркие, видно, что биограф опытный. Очерки судеб в большущей экспозиции увлекательнейшие. Поступки и мысли героев вызывают, то раздражение, то гнев, то веселят от души, но никогда не оставляют равнодушными. Когда Варламов пишет о частной жизни маленьких и больших людей — это никогда не скучно, ему веришь и ждешь все новых известий и психологических вывертов.

Драматизм тоже удался на славу. Перипетии героев завораживают, им быстро начинаешь сопереживать ,с тревогой и надеждой следить за их судьбами. Особенно учитывая, что половина первых и вторых лиц романа списано с реальных людей (они так ловко подаются, что сразу понимаешь кто есть кто ,без всяких авторских подмигиваний и подначек).

Но как только герои переходят в мыслях и разговорах от своих мелких страстишек и рассуждений о качестве варенья, поданного к чаю, к беседам о смысле жизни и судьбах родины... Тут сразу разверзается ад и Израиль, и автор несет такую ахинею, что оторопь берет и глаза на лоб лезут.

При этом у Варламова хитрая позиция. Концептуально он отскакивает аж в 19 век, становится в позу всеведующего автора и все мысли, идеи и решения отдает на откуп персонажей, которых видит насквозь и служит якобы только ретранслятором. Ну может, это и прокатывало для наивных первых читателей Тургенева и Чехова, но после всяких постструктурализмов и семиотик читателя на мякине не проведешь (лишь некоторого, о чем ниже). Самой композицией, строем романа Варламов выдает с головой и себя и свои идеи. И нечего, трусишка, за чужими спинами прятаться!

С точки зрения идеологии книга — стандартный «либеральный» мелкобуржуазный бред о сферической свободе и гуманизме в вакууме, вычитанный из Декларации прав человека (то, что это всего лишь протокол о благих намерениях никаких интеллектуалов уж двести лет не смущает). Каждая личность, конечно, уникальна и бесценна для матери-истории, только если это личность из господ. А есть еще быдло, которое должно пахать на господ, и тогда возможно получит единственное право — на существование.

Это генеральная идея. Но есть еще много сопутствующих. Например, что все беды России от идей Ницше, проникших с Запада. Русь жила благообразно, сообразно и духоскрепно, а тут опубликовали «Алсо шпрех Заратуштра», и все покатилось в бездну. И эта лютая ахинея находится в геометрическом центре романа, то есть — центральная мысль. И высказывает ее главный протагонист романа механик Комиссаров, состоящий в партии большевиков, между прочим (думал на них Варламов все и спишет по либеральному обычаю, н он решил соригинальничать и не сдавать сразу все карты). Поддерживает его друг-соперник «Пришвин»-Легкобытов, который также ненавидит Ницше. При этом считает ,что бога нет, природа жестока, и нужно ей соответствовать, значит — все позволено, а «падающего» подтолкни в прямом смысле — дав ему пинка под зад для скорости. И ведет себя «Пришвин» в романе соответственно. Ницшеанец, ненавидящий Ницше — вот до каких интеллектуальных глубин наш либеральный литератор докопаться может!

Есть еще идеи у знаменитого и увенчанного буржуйскими и поповскими регалиями и лавровыми венками писателя Варламова. Причина Первой мировой войны в том, что у генералов руки зачесались, а журналистам писать было не о чем. А Революция произошла от того, что народишко русский разленился ,по лености и праздности своей перестал любить батюшку царя и решил погужбанить вопреки «сухому закону». И все такое прочее...

Конечно, Варламов пытается хотя бы наметить черты некоего нестроения и противоречий в Российской империи накануне великих потрясений, но все эти черты размываются его близоруким недоумением: «Мужики, ну все же хорошо было, только что нормально сидели, ну чего вы начали!..» (В прямом смысле — есть и такая сцена в романе).

И это быть может главный негатив книги. То ли полное непонимание эпохи, о которой роман повествует и которой автор уделил около десяти толстенных томов в документальном жанре и годы исследований, то ли прекраснодушное (или лукавое) желание рассказать добрую сказочку о России, которой не было никогда и быть не могло. Не о России Степана Разина, Салтычихи, декабристов, Николая Палкина и его правнука Николая Кровавого, а о той России, что была в больной голове Победоносцева и тупой башке его ученика Александра Третьего Миротворца.

А сейчас, если ты честный русский писатель и Родине своей и ее многострадальному народу добра желаешь, нельзя брехню о прошлом транслировать ,ее и так из каждого пропагандистского утюга вещают. Сейчас правда нужна и разговор на пределе искренности, пусть многие это и не осознают, тупо склоняя выю под бичами угнетателей и кровопийц. Но ты писатель, и свободно думать обязан. Ты же пишешь на языке Пушкина, Тургенева, Некрасова! Как же можно пичкать людей враками и потом в зеркало смотреться без содрогания?!

Но не тут-то было! Не сдержался Варламов. Все-таки все беды России от большевиков. Это они — мысленные волки. (Ницше был только операцией прикрытия). Роман заканчивается в первые месяцы после Октября. После глумливой и злой пародии на поэму «Двенадцать» Блока автор дает финальный разговор главгероя Комиссарова и его куратора из ЦК. Оказывается, большевики готовят Россию к новой большой войне ,которую надо выиграть, чтобы Россия не исчезла (кто бы спорил!). Но для этого дрянной русский народишко нужно закабалить, мобилизовать и заставить пахать от зари до зари для будущей победы. А всемирная Революция — это бред, революционеров большевики будут на фонарях вешать вдоль Садового кольца. А потом и половину населения расстреляют (видимо для того ,чтобы победу в войне более гарантировать).

Короче, у Варламова получилось «Красное колесо»-лайт. Для тех, кто боится многабукв и ничего не знает о Серебряном веке русской литературы (многие страницы просто пересказ учебника для студентов филфака). Вранье, угодничанье перед новейшими буржуйскими идеологическими установками, полное отсутствие принципа историзма в историческом романе, оплевывание и втаптывание в грязь даже намеков на идею социальной справедливости и подлинную историю русского освободительного движения. Все ингредиенты на месте, поэтому роман не мог не получить «Букеровскую премию». Ну не Ленинскую же ему давать!

Впрочем, Варламов писатель оригинальный. Очень хорошо ему удались сцены с мистикой и «магическим реализмом». Любителям городского фэнтези на ура зайдет, а также взыскующим серьезной литературы о попаданцах. Там эти идеи красной нитью проходят.

И еще... Я ни слова ни сказал о другой главной героине романа — Ульяне Комиссаровой, дочери механика-большевика. Это подросток, а потом девушка, очень интересно проходящая этапы взросления. Весьма яркий персонаж, Муза книги. Я думал, ее в конце расстреляет взвод красноармейцев. Живой символ России, которую мы потеряли. Но Варламов оказался более оригинален и глубок. Ульяну только «пропустили» через взвод красноармейцев и отняли сокровенный талисман души. Так началась ее женская жизнь и новая жизнь России.

Теплохладная «шестерка» Варламову за хороший стиль и некоторые интересные решения.

Виктор Олегович разочаровал меня этим романом в плохом смысле, если так можно выразиться. Взялся я за очередной по списку библиографии опус классика, взял ручку и тетрадку. Думал: сейчас он начнет цинично проповедовать солипсизм, квиетизм, фашиствующий солидаризм страдания и женоненавистничество, а я буду делать пометки по ходу чтения и упражняться в злобном и остроумном критиканстве, поливая, так сказать, поливальщика. И — ничуть не бывало. Не с чем в этой книге оказалось спорить, не во что метать громы и молнии. Со многим можно безусловно согласиться, но только потому, что трюизмы и банальные мысли всегда основаны на неопровержимых фактах и точных наблюдениях множества людей. Глупо же спорить. Но от современного классика и одного из лидеров новой русской литературы ждешь чего-то большего, чем...

Ну вот возьмем затянувшийся пролог романа. Вначале ПВО пересказывает своими словами средненький текст Романа Сенчина или Германа Садулаева об офисном планктоне, потом также пересказывает ВВСшную документалку по космологии о происхождении Вселенной, дальше следует скучная версия фильма «Области тьмы» или любой другой книжки о резко поумневших людях. Дальше по тексту будет такой же начетнический бубнеж — компиляция науч-попа из Митио Каку о параллельных вселенных.

И дело не в том, что Пелевин повторяется. Но обычно он делает яркие презентации и иллюстрации сочными образами идей, которые вычитал в молодости из книжек. А здесь те же стандартные его идеи скучно и скороговоркой пересказаны. Даже не грузит ими настырно, как это умеет.

Многое исправляет отмеченная большинством лаборантов часть «Фак де систем», антиутопическая. Думаю, всякие шизоиды из Ютуба, талдычащие о цифровом концлагере, некоторые напугавшие их образы почерпнули именно из этого текста. Действительно расписано все выпукло и жутко. И есть мощный пафос в разоблачении и облечении порнозависимости как болезни века. Да и история о кремнийорганических захватчиках Земли довольно интересна.

Но вся эта жуть и пафос нивелируются пелевинским солипсизмом. Если все иллюзорно, кроме моего (в смысле, Пелевина) пупка, то какой смысл вообще трепыхаться и возмущаться. Оказывать сопротивление? Перепрыгнул просто на встречную электричку и — адьё, прощай жестокий мир!

Кстати, у Пелевина сложилась репутация ловкого охотника на тренды, остросоциального автора, критика современности. Но на самом деле он интереснейший создатель виртуальных миров, полностью возникших в его талантливом уме (Это, думаю, от долгих медитаций — они здорово голову прочищают и усиливают способности к расширению восприятия). То есть из него вышел бы весьма незаурядный чисто жанровый писатель-фантаст. Но злоба на мир за то, что его лишили жизни сытого и всем довольного советского интеллигента из мещан, и ненависть к соплеменникам за то, что они все так бездарно пролюбили, перевешивает. И чихвостит он нас теперь в каждой книжке и в хвост и в гриву. Правда на сей раз скучно и без огонька.

Женоненавистничеству также нашлось свое достойное место. Помимо густых плевков в икону 20 века — Мэрилин Монро, это еще и образ ангела Нади. Единственным светлым существом в книжке оказалась малахольная кретинка. Или идиотка? Как там называли древние греки человека, который не желает участвовать в политической жизни города? Да еще и имя ей дал издевательское. Надежда никого надеждой не одаривает, а просто дурит доверившиеся ей души. Она вот как раз подходит под объект грозной филиппики Киклопа про остров обезьян. Кактус ,который притворяется приматом. Короче, и здесь пролет, пустышка.

Только приступая к чтению романа, я, дабы подбодриться и найти ключ к восприятию текста, придумал пару хлестких метафор о творчестве Виктора Олеговича Пелевина. Но сей его опус недостоин, чтобы их озвучивать)) Приберегу для более удачного произведения из тех, что последуют далее по списку. А здесь ограничимся ни холодной, ни горячей «шестеркой», соответствующей этому не шибко вкусному субпродукту.

П.С. По обстоятельствам, дослушивал книгу в аудиоформате. Весь довесок после «Фак де систем». Не фанат такого формата, но агрессивное чтение и даже некоторая актерская игра Сергея Чонишвили сильно улучшают качество воспринимаемого текста. Преснятина изрядно обогащается солью лицедейства.

Не так давно один из хозяев земли Русской, то есть тех, кто присвоил себе тысячелетнее наследие нашего народа, устроил под Норильском экологическую катастрофу библейского масштаба, спустив сразу в три реки десятки тысяч тонн токсичного топлива. Типичный случай для деградирующей мировой капиталстической системы. Это не русское ноу-хау. История с «Дипвотер хорайзент», разломанный пополам супертанкер на берегу Бискайского залива... Истории жуткие и рядовые. Погибая в муках, капиталистическая мир-система уничтожает не только человека и человечество, но и среду их обитания. Зачищает площадку под ноль.

Этот вопиющий случай, и схожие, я вспомнил по нескольким причинам в связи с недавно прочтенным романом Шарова. Во-первых, погружение в его прозу напоминает купание в реке, залитой керосином и прочей ядовитой дрянью. Во-вторых, один из трех главных сюжетов книги рассказывает о том, как в 19 веке разбойник и душегуб Перегудов в низовьях Лены крестил крохотный народ энцы, чем и его едва под корень не извел. Крайне симптоматичная и поучительная история. Есть еще причина сопоставить имена Потанина и Шарова, но об этом позже.

Другие два сюжета романа — о секте столичных боговеров, возглавляемых юродивой монашкой в миру (плащница, так, кажется, это называется) и о новом Крестовом походе детей, организованном и возглавленным Владимиром Лениным. Таким образом, один из трех столпов отечественного постмодерна, лупит из всех стволов сразу по двум целям — русскому (в политическом смысле) человеку как таковому, изображая его скопищем мерзостей и безумств, и по родной истории, изображая ее ямой, до краев наполненной кровавым поносом.

Рассказывая о секте, ее зарождении, существовании и бесславной гибели (нет потомства, роман начинается с похорон ребенка), Шаров показывает нам два типа граждан — лиц духовных, это либо юродивые, либо подлецы, либо умалишенные, и лиц светских — психопатов, убийц, дегенератов, суицидников и прочих первертов. Русского или советского общества в книге просто нет, локации — деревня, столица, тайга, болото — тоже неважны. Это сплошной Иероним Босх, только свихнувшийся, а не аллегоричный. При этом у Шарова в книге царит прямо-таки американское гендерное равноправие. Из трех героинь романа, двух он прямо называет блядями и со смаком расписывает их непотребства. В общих чертах, но крайне убедительно. Правда, Надежду Константиновну Крупскую Шаров не стал расписывать как потаскуху, зато она верная соратница впавшего в идиотию Ильича.

Кстати, о Ленине. История о том, как лидер всего прогрессивного человечества (в смысле, мирового пролетариата) в последние годы жизни отрекся от марксизма, стал боговером, организовал из беспризорников крестовый поход ради искупления всех грехов мира сего, занимает ровно четверть романа. Тут интересна не только сама история обращенного Ленина, но и контекст. Рассказывает ее в начале 1990-х в Ульяновске на своих лекциях безумный, как шляпник, учитель истории в интернате для умственно неполноценных сирот. А слушает его рассказчик всего романа Дмитрий, бывший пациент психушки и эпилептик, сектант, ставший областным чиновником от образования. Короче, вся эта часть книги находится за гранью какой-либо деконструкции и провокации. Это ахинея и циничное глумление над историей России, и святыми для многих именами людей, отдавших жизнь за освобождения от тысячелетнего угнетения всего человечества. (Тут недавно один лаборант написал в отзыве на «Омон Ра» Пелевина, что тот имеет право глумиться над историей СССР и подвигами советского народа, так как родился и вырос в этой стране. А я считаю, что человек не имеет права глумиться, например, над матерью на том основании, что она его родила и вырастила.) Значит, по Шарову, Ленин был просто псих, а не душегуб и властолюбивый упырь, как казалось многим людям, начитавшимся Солженицина. Это прямо-таки грандиозная уступка левому крылу нашей общественной мысли!

В общем, новый Крестовый поход детей в романе пытаются свершить три раза. Вначале энцы (ведь дикари невинны, как дети), потом Ленин, набирая контингент из сирот Мировой и Гражданской войн, а также младший брат юродивой Дуси, будущей главы столичной секты. Этот брат, Павел, собирался набрать «крестников» по всей Сибири из недобитых колчаковцев. Все походы заканчиваются бессмысленной гибелью паломников. Грехи русского народа остаются не искупленными, дети сектантов умирают, страна превращается в сиротский приют для неполноценных. И заканчивается эта эпичная история грандиозной похоронной процессией всей Руси, которая движется в сторону бездонного болота, чтобы сгинуть навсегда с лица земли.

Зачем же Владимир Шаров написал эту отвратительную мерзость, названную романом «Будьте как дети», и зачем я ее прочитал, а теперь пишу отзыв?

Я считаю Шарова одним из трех столпов русского постмодернизма. Два других, естественно, — Сорокин и Пелевин. В юности и молодости они стали свидетелями и участниками деградации и разложения верхнего слоя советского общества, а затем крушения социалистической системы, первой попытки (реальной, а не идиотско-деконструктивной) освободить человечество от вековечного угнетения. Очень умные, бесконечно талантливые, но до изумления циничные, они поняли, что добра в этом мире не сыскать, а значит свое место, высокое, по рангу Дара, можно найти только во зле. И поставили свой талант и ум на службу зла. Конкретного, а не метафизического. И были адекватно оценены и вознаграждены по талантам и своим лакейским заслугам.

Но русский постмодернизм не только отрицает, но еще и проповедует. Пелевин — солипсизм и квиетизм, Сорокин — копрофагию и массовый суицид, Шаров — религиозный психоз. Прочитайте в его книгах об омерзительных служителях культа, ставших стукачами и агентами антихристова НКВД, о мирянах бьющихся в экстазе веры, переходящем в эпилептический припадок. Захочется ли сколько-нибудь вменяемому человеку после подобного чтива иметь хоть какое-то отношение к религии? И правильно, что нет. Потому что по Шарову мир создан Злым Богом, а потому всякая вера и и религиозная деятельность бессмысленны и глупы. Мирская часть жизни не лучше — она ведет к братоубийственной Гражданской войне, одной винтовке на троих в 1941-м, сиротскому приюту для нервно больных.

И вот мы возвращаемся к рядовому преступлению Потанина, от которого множество людей пострадали, а отвечать будут другие, и причинам, по которым я читаю и буду читать Шарова, Пелевина, Сорокина. Смех смехом, но чтобы обозначить свою позицию. Пусть знают потомки, если таковым выйдет судьба случиться, что не все мы радостно плясали в этом всеобщем карнавале зла и задорно дудели в дудки, как Шаров и Ко. Есть еще уголки для оскорбленных чувств, есть воля не смиряться с торжеством беззакония.

Шаров — лауреат буржуйских премий, человек года по буржуйским критериям, но подонка мы всегда открыто назовем подонком, потому что о мертвых либо хорошо, либо ничего, кроме правды.

Кстати, по воспоминаниям вдовы, сам писатель любил конструктивную критику. Мой доклад таковой и является.

П.С. Даже в мелочах, хотя какие уж тут мелочи, врал без стеснения. У него летом 1918 года казаки выбирают атаманом Лавра Корнилова (думал, с Красновым «историк» перепутал, но из контекста это не следует). Ближе к концу романа, а это вообще не нужно для сюжета было, просто плевок в Отечество походя, рассказал еще раз байку про одну винтовку на троих и не обученных студентов ополчения осенью 1941 года. Это о подвиге вооруженных до зубов Подольских курсантов и их преподавателей, которые за две недели тяжелейших боев остановили две танковые армады Вермахта, безвозвратно уничтожив более шестиста единиц техники и уложив этих нелюдей в поля у самых ворот Москвы.

П.П.С. Написано блестяще. Стиль эпичный, закрученный. Читаешь — невозможно оторваться. И вся эта великолепная техника и работа недюжинного ума ради уничтожения добра и красоты.

И вновь реальная реальность преподала мне важный и глубокий урок. Опять оказалось, что я не снежинка, и вообще не один такой умный. Судя по отзывам многие лаборанты оценили роман Пелевина трезво и адекватно. Поэтому решил не рассусоливать и не гнать многостраничные филлипики, ограничившись — пока — пятью копейками.

Правильно отмечено, что по форме роман — эзотерический трактат о бренности всего сущего. Но по сути это политическое заявление. Гласит оно не мудрствуя лукаво — мир неизменен и вообще не существует, поэтому надо смириться со своим положением угнетенного раба и думать только про то, «где взять деньги?»

Это философия мелкого лавочника, трепещащего перед властью мира сего. По Пелевину — Великим Вампиром. Но кому же принадлежит эта мировая власть? Если отринуть всякие эзотерические загонки, только затуманивающие взгляд (именно поэтому разные персонажи книги талдычат Раме одно и то же разными словами — чтобы спутать сознание), власть сейчас принадлежит наиболее реакционным и наиболее шовинистическим кругам финансового капитала, то есть фашистам. И Виктор Олегович Пелевин, якобы поклонник и ученик Кастанеды и прочих Чжуан-цзы, со своей идеологией смирения и принятия якобы неизбывного положения вещей, является лакеем и пособником фашистов. За что имеет свой вполне осязаемый материальный гешефт.

Лакеем и оппортунистом он стал из-за своего происхождения из советской мещанской среды самого высокого полета (родители — московские совслужащие), потом на это наложились переживания и думы по поводу одновременного краха Советской системы и чтения буддийских мудрецов. Явился миру новый циник и мизантроп вооруженный лучшим в мире образованием и обладающий великолепным литературным талантом. И поставил осознанно свои таланты и знания на службу зла. Совершенно конкретного, а не высосанного из подземных нетопырей.

Есть старый диагноз Горького, высказанный в связи с первыми книгами Селина, о том, что эстетствующий и играющий в духовность буржуа, разочарованный как будто бы крахом европейской культуры после Первой мировой войны, готов к принятию фашизма. И этот диагноз все еще работает на новом витке глобальной политической реакции в мире победившего либерально-финансового капитализма. Фактически Пелевин — Луи-Фердинад Селин нашего времени и локации. Чтобы не стать заодно еще и новым Йозефом Геббельсом ему не хватает только соучастия в массовых убийствах, но он УЖЕ их оправдывает.

Вот только помимо прочего вранья, переполняющего страницы «Бэтмана Аполло» есть одно важное умолчание. Неизменный и вечный мир медийно-сенсорного угнетения, где важен только вопрос «где взять деньги?», возник приблизительно в 1975 году, как реакция финансового империализма на глобальную революционную ситуацию второй половины 1960-х годов. И уже сейчас, как старый зомби, этот «вечный» мир трещит по швам и расползается. Его крах скор и неминуем. И не важно насколько остроумно и едко будут стебаться и опровергать это персонажи вроде Пелевина. Перед каждым из нас встает выбор — последовать сладкоречивым советам Виктора Олеговича, смириться и в коленопреклоненной позе (привет БЛМ!) встретить драматические изменения в общественной эволюции человечества или занять активную жизненную позицию и осмысленно участвовать в позитивной перестройке дольнего мира.

При всем при том «клоун у пидарасов» хорошо отработал свой номер, обеспечив мне гневно-позитивную реакцию и творческую бессонницу на несколько суток. Роман написан на высоком художественном уровне, интересны приключения Рамы и оригинальны локации мистериального действа. Если бы роман был раза в полтора короче, получился бы увлекательный эзотерический боевик с реакционной подкладкой. А так нам достался иногда скучный до зевоты трактат, проповедующий солидаризм а ля Бенито Муссолини.

Так что после талантливой, умной и мерзопакостной книжонки Пелевина мне захотелось прочитать что-то светлое, жизнеутверждающее и доброе о хороших людях. Пойду примусь за Ирвина Уэлша.

Чуть ли не пятнадцать лет я собирался прочитать Бояшева, с тех пор как узнал про группу «новых софистов» из Питера — Секацкого, Крусанова и прочих. И вот сподобился. Сыграл чисто внешний фактор — нужно было прочитать роман автора пелевинского поколения, вышедший в 2011 году. Звезды сошлись на книге, которая получила премию Гоголя, и вполне заслуженно.

Написан короткий роман очень бойко и хлестко, действительно в гоголевском стиле иронического остранения, с гротеском, фантастикой и абсурдом. Но это форма. От содержания у меня (и это после выходок Сорокина и Пелевина!) волосы на голове ходуном ходили.

Рассказывается совершенно невероятная история. Девочка-звереныш из погибшей деревушки, где жили только зомби, упыри и прочие нелюди (Сенчин на этом фоне — просто лакировщик действительности!), чудом выжив перебирается в Подмосковье, конкретно упомянуты Химки. Там она становится лимитчицей-крановщицей и по совместительству проституткой. Потом она последовательно — содержанка, бизнес-вумен, поп-идол, бандерша международного масштаба, гигантское дерево.

Все классические признаки русского извода постмодернизма в книге на лицо — антиисторизм, цинизм, человеконенавистничество.

Реакция моя по ходу чтения была такая. Это какая-то дикая смесь «Вия» и «Ревизора». Нет, это только по форме Гоголь. Нет, это как раз именно Гоголь. Это затянувшаяся сцена вранья пьяного Хлестакова.

Автор поливает помоями из брандспойта всех и вся. Все слои русского общества — от деревенского забулдыги до Самого. Мужчин, женщин, детей — все одни дерьмовым мирром авторского мировоззрения мазаны. Но и гражданам бывших братских республик достается. А потом туркам, англичанам и вообще всему населению планеты. Пьяное вранье автора об окружающем мире быстро перерастает и тысячи курьеров и генеральские чины и уходит чуть ли не в космические дали.

И все это подается, как всегда у либерально мыслящих дегенератов, под соусом — а вот такой у меня оригинальный взгляд художника.

Мне возразят — «вы ругаетесь, а это художественная провокация! Автор только хотел нам открыть глаза на правду!» Какую? Что Россия — это помойка, заселенная олигофренами? Так мы эту песню от его соратников много раз слышали и в более оригинальной и изобретательной форме.

А у Бояшева просто пустозвонное вранье. Главная героиня — мимо, тупая и наглая хабалка, которая смогла стать якобы иконой нации, место и время романа — мимо, полностью виртуальное пространство со знакомыми названиями, в которое автор какую хочет грязь и мерзость, ту и тащит. И даже название — героиню Машу Расторгуеву называют то блядью, то примадонной. Сама себя она величает «простой русской бабой». Превращается в финале — в дерево. И только автор все талдычит — каменная, каменная. На идола что ли намекает? Так их на Руси из дерева и делали. Если по характеру — то Машка скорее взбесившийся танк напоминает, а не камень. Короче тоже — мимо.

И сам Бояшев тоже что-то такое почувствовал. Потому что за романом следует письмо «любезному другу Тряпичкину», сиречь «Интервью с самим собой» (видать, иного конгениального собеседника не нашлось. Не тянут). И там прямым текстом этот самобытный талант сказал все, что не удалось с помощью смелых метафор.

Свою дегенеративную и небывальную Машку он назвал синтезом характеров и судеб Мордюковой, Гурченко и Пугачевой. Потом он назвал ВСЕХ женщин России полусвятой скотиной, а ВСЕХ мужчин России — генетическим мусором. Потому что 400 лет шла отрицательная селекция и всех хороших убили, один шлак человеческий остался. А женщины — забитые бытовухой тупорылые коровы, но вынуждены совершать великие подвиги.

Короче, наш Хлестаков-Бояшев на все сто баксов выступил!

Перелистнув последнюю электронную страницу (ума хватило не тратить на подобную мерзоту денег), я понял, что книга эта очень точная и симптоматичная. Не ее содержания, а факт ее появления. И вручение ей премии.

Сейчас в нашей Россиюшке такая действительность. Хлестаковы действительно пишут книги, объявляются интеллектуальными гуру. Вовсю публикуются и пропагандируются, получают премии и другие формы финансовой поддержки. И пока мы — народ — такое терпим, значит мы такое заслуживаем.

Хорошо все-таки Владимир Ильич Ленин сказал, что интеллигенция, не перешедшая на сторону народа, а оставшаяся прислужницей крупной буржуазии не мозг нации, а говно. Илья Бояшев и его творение подтверждают точность и правдивость этого столетней давности диагноза.

Наверно такие книги имеют право на существование... И вот почему.

Не зря издатели приложили к роману «сдэбскую автобиографию» Радова, написанную им в самом начале его короткой карьеры писателя. Там он говорит, что в творчестве своем стал двигаться от абсурда к полному маразму. И это оказался сильный творческий ход, правда, заряда хватило не надолго.

Роман начинается буквально с игры в детсадовской песочнице. Два пятилетних пацана в эпоху излета советской власти понимают, что им ничего хорошего не светит. Им просто не дают развернуться во всю ширь. И решают «уйти-уйти» прочь из этого мира. Главный герой и рассказчик истории — Ян — хочет укрыться в замкнутом мирке любви к девочке Инне из их группы. Его товарищ Николай — попасть в то время и место, где он сможет реализовать свой потенциал крайне деятельной натуры. Они принимаются рыть песочницу на полный штык детских лопаток и в итоге оказываются в подземном чертоге, где встречают Железного Гомосека. После некоторых препирательств и дискуссий ЖГ отправляет наших пятилетних героев в разные эпохи их жизни — подростковую, юношескую, цветущую молодость. И пока Ян обретает мир и покой в любви с повзрослевшей Инной, Николай начинает создавать свою партию «Великая Русская Свинья» с ее генеральный идеей спасения родины — Небесным Опоросом.

Написана эта вступительная часть бодро, внятно. Маразм полный.

Но это было просто вступление в историю. И маразм оказывается не маразмом, а бредом разорванного от черного отчаяния и постнаркотического делирия сознания Яна. Инна умерла. Внезапно, совсем молодой. И Ян, не способный справиться с чудовищным чувством потери и отчаянием, все глубже уходит в алкогольно-наркотические бездны, а сверхдеятельный друг и партийный босс Николай пытается Яна спасти. Да так напористо, что оба в итоге оказываются — в измененном, конечно, виде — на Юпитере, где их ждут удивительные приключения в странном и страшном мире газового гиганта.

Вторая часть, несмотря на весь свой сюрреализм, рассказывает очень поучительную и трагическую историю великих потерь и сомнительных обретений.

Ян, творческий человек и интеллектуал, отказался от какой бы то ни было деятельности, целиком отдавшись и растворившись в любви к женщине.

Николай, новый человек новой России, созидает будущее страны и новое социальное устройство. Оно фашистское, жестокое и бесчеловечное.

Вывод автор делает простой, ужасный, хоть и не вполне оригинальный. В нашем мире есть великие высокие чувства и красота как высшая нравственная категория. Но так как мы живем в Черной Вселенной, то все прекрасное и высокое умирает рано или поздно, а зло торжествует вовеки.

Третья часть истории, разворачивающаяся в Италии, написана предельно реалистично и завершается самой трагической нотой.

Вот и думай — нужны ли такие книги, полные отчаяния и пессимизма и не дающие душе надежды на какой-либо духовный просвет.

Думаю, нужны. Как отрицательные примеры. Зло торжествует и будет торжествовать, покуда такие самовлюбленные и эгоистичные личности, как Ян, не встанут у него на пути и окажут противодействие. А таких крайне много в среде интеллектуалов и интеллигентов во всем мире. Да, Ян даже по дружбе не захотел сотрудничать с крупным капиталом, создающим удобный для его делишек фашистский режим в России. Но неприсоединения мало. Закуклившись в частном мирке, ты и сам не спасешься и другим не поможешь. Напрасно прожжешь жизнь — величайший и похоже единственный дар нашей Черной Вселенной.

Тоже идея не новая, но как раз в наше время крайне актуальное. Так что Радов написал не только пророческий, но и важный для сегодняшнего дня роман.

Уже во-вторых можно сказать, что книга написана просто блестящим языком, читается на одном дыхании. Приключения героев на Юпитере — чистой воды НФ высокой пробы, краткая, но емкая и богатая по мысли и фактуре.

И, конечно, это роман о великой большой любви мужчины и женщины. От многих страниц просто сердце трепещет, так чувственно и откровенно, с полным погружением в эмоции и перипетии они написаны.

Просто книга трагическая, жестокая и пессимистичная. Так что читать ее можно и нужно, хотя впечатления от нее будут полезные и глубокие, но крайне специфические.

Раз сей мемуар написан по-аглицки, значит, предназначался первоначально не нашенской аудитории. Кому интересно может быть в России читать Пелевина на языке Шекспира?

Ну, и чтобы не быть голословным цитатка из «опыта»:

«Когда живешь в Гулаге с самого рождения, читать о Гулаге в свое свободное время — это некий патриотический перебор».

Еще автор заявляет, что русский язык обогатил английский словами «гулаг» и «погром». То есть другого вклада в общемировую культуру Россия в 20 веке не сделала. Ну да ведь — Гулаг, откуда в нем что хорошее возьмется?

А Гулаг этот с рождения означает — жизнь в центре Москвы в 1960-1970-е годы, английская спецшкола, мама в Кремле работает, отдых в Артеке. Это вот в таких нечеловеческих условиях детство Вити проходило...

(Ну что вы к человеку пристали! Он вообще не о том писал! — Ну да, о Кастенеде. Но это не помешало маститому писателю во первых строках хлестануть порцией дерьма по родине).

Кстати, в ессе есть эпизод разговора Пелевина с корейским монахом. Вот интересно, говорил этот монах с русским знатоком «гулагов» о военной диктатуре в Республике Корея, об исправительно-трудовых лагерях для политзаключенных? Или только о духовном болтали? О синем свете в ореоле Орла?

Только начал возобновлять знакомство с творчеством Пелевина после 10 лет разлуки. И уже чую, что ждет меня много чудных открытий на страницах книг живого классика.

Написано очень хорошо, переводчик это адекватно передал. В содержании похабная выходка против собственного отечества.

Забавное совпадение. Это десятый роман Пелевина и исполнилось десять лет, как я бросил его читать. Хотя всю вторую половину «нулевых» боготворил — любимый автор! Остановился как раз на пороге «Снаффа». Начал — и отвергнул. Уж не помню, чем мне книга не понравилась... Я тогда был упоротым креаклом, верящим в либеральную мечту, и нетерпилой. Наверно, Пелевин оскорбил меня чем-то в лучших чувствах (за родину обидно стало?), и я его отставил. Но, похоже, пришла пора посмотреть на книгу Виктора Олеговича новым взглядом и с новым историческим опытом.

Первые сто страниц, когда меня отпускал на минуту истерический смех, я думал: «Боже, как грустна наша Россия!..» А потом привык к потоку известной субстанции, льющейся мне в глаза, и стал вдумываться в истинное содержание романа.

Сделать это довольно просто, так как роман написан просто. Тут некоторые лаборанты изумляются: и как он так сумел сложить в один нарратив столько идей, конфликтов и сюжетных ходов. И создал целый мир! Ну, на то он и талантливейший писатель, который уже 20 лет в профессии, и пишет десятый роман. Научился складывать из кубиков слов прочные конструкции. Работа у человека такая, и приятно видеть ,что делает он ее не на тяп-ляп. Это подкупает, вызывает доверие. И позволяет дискурсмонгеру глубоко залезть в душу читателя.

О поверхностном сюжете. Антиутопия — да! Пелевин здесь отработал на 110%. Создал канонический фантастический роман о кошмарном будущем со своей социологией, философией, психологией. Тщательно продумана материальная культура, даже такие сложные штуки, как религия, язык и обряды. С жанровой точки зрения — безупречная книга. И можно, и должно по ней учить технике композиции начинающих авторов.

Но не сатира. По сути Пелевин описывает вещи и явления, присущие нашему текущему моменту, как они есть, только с сарказмом и ироническим остранением. Как, например, описывал оперную постановку Лев Толстой или о стихах рассуждал (пляска за плугом). Глобальные урки, прокураторы, нетерпилы, Давид-Голиаф Цукербергер — очень точно с натуры списаны. Мой любимец, конечно, Бернар-Анри. Жаль, что в нашей реальности его прототипа, омерзительного пакостника и пособника террористов, не постигла участь романного персонажа.

Скорее роман пророческий. Пелевин хорошо вычленяет важнейшие тенденции нашего времени и указует на них грозным перстом. Как всегда, бестолку. Поэтому его пророчества сбываются ежегодно вместе и по отдельности от Хабаровска до Сиэтла.

Но конечно не любовный роман. Мужчина сохнет по женщине и гибнет от неразделенной любви. Так придется и «Страдания юного Вертера» в любовные романы записать. Если бы о чувствах Грыма и Каи автор хоть что-то чуть подробнее рассказал, другое дело. Для любви нужны двое (и больше) людей, иначе это духовная мастурбация. Чем Дамилола и занялся, но об этом ниже.

Однако, эти все паттерны, сюжеты, смыслы лежат на поверхности книги. Но в ней есть и подлинная духовная глубина. Редко бывает, что писатель, так любящий игровую стихию, виртуальные модели итп. столь откровенно раскрывается перед читателем. Ведь буквально на каждой странице книги Виктор Олегович выступает во всей красе и является главным объектом изображения.

И «Снафф» открывается нам, как очередной акт в «трагедии мести» Пелевина. Мести сильного и талантливого человека обманувшим его граду и миру.

Мальчик Витя из Москвы рос в советской мещанской среде высокого полета. Ему клятвенно обещали и среда эта, и люди старшего поколения, что он проживет жизнь в сытом благополучии высокоразвитого общества страны со второй экономикой в мире. Его будут окружать счастливые и всем довольные люди, а сам он станет тем, кем захочет и добьется чего пожелает. А потом в один миг все это благополучие и счастливое будущее раз и отобрали. Бросили в мир невиданных социальных катаклизмов, техногенных катастроф, экономических крушений и прочей нестабильности. Мелкобуржуазное сознание, выпестованное у Пелевина, было шокировано, подверглось форменному надругательству. Ну кому такое понравится? Да на беду еще, в минуту начала крушения, он познакомился с какими-то мутными духоборами, которые познакомили его с суевериями замшелых тибетских феодалов и прочими Кастанедами и сообщили ,что вообще все иллюзия, и зря он повелся в детстве на чьи-то выдумки как маленький.

Вот с тех пор Виктора Олеговича и штырит между мещанским эгобесием и скопидомством и страстной жаждой отрешиться от всего суетного. Не получается: капиталец не пускает.

Ведь у него было главное — невероятный талант, трудолюбие, упорство в достижении целей и приобретенный цинизм. Он пробился на верх экономической трясины Биг Биза. Но мир-то кругом остался страшным и уродующим всех окружающих. Бежать некуда. Остается жестоко мстить за обманутую мечту детства. Чем он уже 30 лет благополучно и занимается. Вываливая самосвалы дерьма в головы всех, до кого дотянется.

(Когда он начал с наслаждением распинаться о резиновых куклах с гипнотабло и спермоприемниками, я, было, обиделся за женщин. А потом до меня дошло, что он в навоз всех подряд втаптывает. Женоненавистничество у него просто отдельная строка в программе мизантропии).

Это никакое не открытие. И он сам про себя все понимает — умен, очень умен — и не скрывает. В каждой книге его есть глубинный сюжет о непонятом миром гении ,и о том, что миру от этого не поздоровится. Это самое главное в «Снаффе». Остальное — антураж.

Так что у Пелевина получился крайне противоречивый, умный, очень хорошим языком написанный, злой и омерзительный роман.

Антиутопия — да. Но без альтернативы она бессмысленна и вредна. А самураи в лесу, возглавляемые роботом, — это не альтернатива, а хрень.

Сатира не сатира. Но мелкобуржуазная философская норма, от имени которой вещает Пелевин и ветха, и нежизнеспособна.

Любви нет. Есть многостраничное томление по этому высокому чувству полуразложившегося духовного зомби.

Рассуждения об уме, иллюзорности и истинности уже сто раз жеваны пережеваны. Скучно было и не вкусно. (Про сознание лучше читать у Питера Уоттса или популяризаторов нейрофизиологии).

Есть полноценные герои и нешуточные конфликты, закрученная фабула и яркий своеобычный мир чудовищного постапокалиптического будущего.

Это книга нашего умирающего, жестокого и несправедливого мира. Нужно добиваться того, чтобы он окончательно пошел прахом и его книги следом. Расчистили путь чему-то новому, справедливому и прекрасному.

Не только по объему, но и сюжетно, и по совокупности поднятых тем, это, конечно, не рассказ, а короткая повесть. Как «Остров» Питера Уоттса, одного из учителей Збешховского, которым он, возможно, и вдохновлялся.

Но в том вареве, что приготовил для нас мастер-шеф Цезарий много знакомых ингредиентов. Тут и «ковчег поколений» из «золотого века», и постмодернистские ИскИны, и «вирт» посткиберпанка, и любопытная смесь пантеизма с католицизмом. И все это сборное блюдо приправлено новомодными телетриллерами о кошмарах в глубоком космосе.

Вкус же получился специфический. У Збешховского есть свой стиль, свое пронизанное «меланхолией энтропии» мировоззрение, свое вИдение исторического момента человечества, сколько бы он не прикрывался именами Дика, Уоттса и прочих всяких структуралистов. Как бы поляки не отнекивались, они тоже пережили крушение огромной социальной системы. Это накладывает отпечаток здравого пессимизма и скептицизма на творчество лучших представителей их литературы.

Еще до знакомства с повестью я думал: какие могут быть межзвездные путешествия в мире Раммы? А вот такие — жестокие, парадоксальные, безумные. Эксперимент, поставленный на борту звездолета «Бог хочет», чудовищный, кровавый и чересчур уж ресурсозатратный. Не говоря о его полной безнравственности (тут автор, видимо, колет едкой шпилькой католичество). Но он выявляет экзистенциальную суть проблемы выживания и развития человечества. Мне очень импонирует, что Збешховский не страдает ни от политической зашоренности и зомбификации, ни мелкодержавным шовинизмом (видимо для этого он и придумал вымышленную Рамму, чтоб не обвиняли в недостаточной польско-незгинельности). По Збешховскому тоталитарным, фашистским и аморальным может стать любое человеческое сообщество вне зависимости от расы и исторического и культурного багажа. Это только самый простой путь к мобилизации и доминированию, но это и гибельный путь. Здесь, конечно, сказывается, авторский пессимизм, зато есть точное и аргументированное указание на одну из самых актуальных и непосредственных опасностей нашего времени.

Так что повесть не только талантливая, но и своевременная.

Надо пару слов сказать и о самых важных — НАШИХ делах.

Чтобы прочитать повесть крайне интересного для меня автора, мне пришлось специально купить антологию польской фантастики. Она чудовищна по уровню тяп-ляпистости издания, но ни в коем случае не по содержанию. О ней надо будет отдельный отзыв писать ,когда все тексты прочитаю.

А купил я ее потому, что Гутенберги из Монополиста не удосужились сразу издать целиком первый сборник Збешховского вместе с первым его романом. Теперь в совокупности нам известна половина состава дебютного сборника. А когда познакомимся со второй и вторым романом? Думаю, никогда. Я так понял, они теперь решили печатать первые романы всех заметных на рынке циклов, а продолжения придется ждать до построения в России «правильного капитализма». Говорю же, никогда.

П.С. И знаете, какую сноску сделала переводчица «Печали парсеков» к слову Lebensraum? «Опасность России«! Вот не надо так!)) Збешховский не русофоб, не наговаривайте на человека! Даже Гитлер не это имел ввиду, когда говорил о «жизненном пространстве» для немцев.

Биологи многое знают о жизни и способах существования организмов, поэтому могут быть безжалостны как законы природы. Особенно, если это мысленный эксперимент в форме рассказа. Темы в «Соучастнице» привычны для Уоттса — свобода воли, несправедливое и дисгармоничное устройство современного общества, сращивание исполнительной и медийной ветвей власти ради создания иллюзии контроля марионеток над кукловодами. Также это прямое продолжение рассуждений из «Малака» и «Рифтеров» о пробуждении совести у боевых киборгов.

Начинается новелла как псевдолевацкая агитка, проливающая крокодильи слезы о невинных жертвах войны. Но Уоттс умнее и глубже разбирается в теме, чем его персонаж-журналистка, страдающая синдромом Греты Тумберг. И в финале все кошмарные акценты расставлены идеально точно. Степень нашей виновности ниже чем у киборга Беккер только потому, что мы бездействуем, а она решилась на свой «высокоморальный» поступок, даже не зная, достигнет ли он цели.

Итак, этой замечательной новеллой Уоттс завершил серию блестящих текстов, опубликованных в 2014 году. Центральным был, конечно, роман «Эхопраксия», но и рассказы о Земле и Космосе не меньше поражают воображение и будят нравственную и творческую мысль.

Надеюсь, у моего любимого автора-фантаста будут еще такие же продуктивные и удачные творческие времена.

Не дождавшись пятилетнего юбилея стояния книги на полке, я таки прочитал этот роман любимого писателя-фантаста)) Сделать это раньше мешало не обилие отрицательных отзывов и не боязнь разочароваться, а, похоже, действительное отсутствие свободы воли. Даже сейчас взял роман в руки почти случайно, прочитав два ярких рассказа из цикла «Подсолнухи» и возжелав «еще!»...

Впечатление — потрясен и обескуражен. Отнюдь не «Ложная слепота», но и не провал а-ля «Бетагемот». Конечно, повлияла длительность писания романа и всяческие судьбоносные эскапады в личной жизни автора. Неплохо зная историю литературы и кое-что о психологии творчества, не могу не преклониться перед могутностью Уоттса — ведь он сумел при таких жестоких вводных собрать в более менее единое целое столь сложное по структуре и смыслам произведение.

Вначале о форме. Роман все же распадается на три заметных части (не совпадающих с авторским делением). Первая — до разламывания «Венца» — это какая-то буржуйская постап-версия «Страны багровых туч». Упрощенный стиль, обилие технических и повествовательно-технических деталей (кто куда пошел, кто кому что сказал и тп.). Даже не СБТ, а Хайнлайн и Кларк 1950-х. Но тут есть лично для меня крайне любопытный мотив — человек не на своем месте, мешающийся под ногами активничающих граждан. Уоттс очень хорошо расписал проблемы и психологию человека в подобной ситуации (испытал на своей шкуре — очень достоверно). Поэтому читать было тоже интересно.

Вторая часть — приключения на «Икаре» и их закономерный итог — это чистый Уоттс высшей пробы. Когда наука, триллер и психопаталогия слиты воедино и возогнаны до уровня квинтессенции. Это заняло наименьший объем романа и оттого оставляет чувство недосказанности и незавершенного гештальта.

Возвращение и финал — это привычный для Уоттса оммаж к НФ-триллерам последних двадцати лет 20 века от «Чужого» и «Нечто» до «Особи» с сиквелами. Написано жутко, трагично, но все время вспоминались любимые в детстве и отрочестве зомби-ужастики, а потому настроение чуток смазывалось.

Так что книга получилась не многослойной, как лучшие романы Уоттса — «Морские звезды» (кстати, забавная пасхалка с Ангелами Астероидов) и ЛС, а расколотой на несколько интересных и сильных субличностей.

Но даже в таком, немного ущербном с точки зрения высшей гармонии виде, произведение Уоттса потрясает воображение и будит собственные идеи, толкает на важные для собственной жизни размышление.

Содержание и смыслы. Некоторые граждане жалуются на однотипность сюжетов и локации у Уоттса. Несколько фриковатых антагонистов в замкнутом пространстве при экстремальных обстоятельствах. Но ведь это его сильная сторона, а не недостаток! Он сам в таких условиях 20 лет прожил и проработал. Знает досконально, поэтому на этой обжитой площадке он может ставить любые сложнейшие эксперименты и поднимать проблемы чудовищной важности и объемности. В удобном интерфейсе такого хронотопа он и сам не заблудится, и читателя не потеряет. И даже сможет указать на отсветы Великих Истин (впрочем, с присущим ему чувством юмора. Типа, если Вселенная — цифровая симуляция, возможно, это такой подзатянутый порноролик. А иначе зачем Богу компьютер понадобился?)

В «Эхопраксии» Уоттс ставит проблемы вероятного Контакта, хрупкости человеческой цивилизации и ее эволюции, угрозы ей, более узко — ответственность ученых за открытия и влияние перспективных военных технологий на безопасность и структуру «мирного» социума. Ни одна проблема не нова. Но как истинный ученый Уоттс аргументированно доказывает актуальность своей работы и проблем в ней поднятых. О таких вещах невозможно сказать «лишний раз», настолько они важны, особенно в столь увлекательной и умной подаче.

С другой стороны, в отличие от ЛС, здесь Уоттс будит больше идей и мыслей по поводу собственного выдуманного мира, героев, конфликтов. Погружает сознание читателя в виртуальную реальность, как это великолепно делает Джордж Мартин и другие яркие миростроители. Я, например, в ходе чтения придумал фанфик о команде охотников на вампиров, состоящей из созданных Уоттсом типажей и действующей в мире «Огнепада» (Ну, простой я человек и люблю нуарные НФ-триллеры в стиле «Бегущего по лезвию»)).

Хочется еще читать новые тексты об этом ужасном и интересном мире.

И напоследок. Чем особенно оказался дорог мне именно этот роман Уоттса. В «Эхопраксии» он поднимает и ставит во главу угла проблему, мучившую всю русскую классическую литературу 19 века — проблему «лишнего человека» на переломе эпох и кардинального слома и пересоздания человеческого социума. Только у Уоттса тема эта заявлена глобально, в планетарном и эволюционном масштабе.

И еще. Роман начинается с палимпсеста пушкинского «Пророка» (Прямо текстуально: «В пустыне жалкой я влачился...»), когда «шестикрылые серафимы» искусственной эволюции дают возможность безгласому отшельнику общаться с представителями всего среза человеческого социума (и даже нечеловеческого), пророчествовать и пытаться образумить. А заканчивается книга трагичнейшим и почти безнадежным «Пророком» Лермонтова, весть которого столь ужасна, что не принесет людям ничего, кроме новых бед и страданий. И сам он — презренный падший.

Ничего такого сам Уоттс, конечно, не знает)). И тем не менее.

В общем, «Эхопраксия» заканчивается лютым клиффхангером глобального масштаба. И понятно почему завершение эпоса так запаздывает. Нужно и впрямь обладать неким «всеведением», чтобы собрать в единый смысловой и сюжетный узел столь растерзанную катаклизмами и энтропией историю.

Но величие замысла указывает на величину его автора — Питера Уоттса.

Перечитал почти шесть лет спустя в замечательном переводе Н.Кудрявцева.

В сущности, к рассказу можно предъявить только одну претензию, что это часть цикла. Автор данный факт не скрывает, читатель это прекрасно видит. Но ведь цикличность — имманентное качество фантастического жанра. В остальном — стиль, композиция, фабула, идеи — новелла безупречна. И это именно Уоттс-стайл, когда автор ухитряется скомпоновать в три десятка страниц несколько сюжетов, несколько конфликтов, ярких персонажей и мощный эмоциональный посыл.

По ходу действия он может с виртуозностью фокусника изменить смысл происходящего, идейные позиции героев. Поначалу у меня была претензия к смыслу текста. Мол, Уоттс пишет чистую капиталистическую антиутопию, где бравый старый вояка оказывается последней линией обороны погибающего, но родного, мира перед лицом незримой, непонятной, но страшной опасности. Он сомневается, однако стойко бьется до конца. Он герой.

Потом, в ходе его размышлений Полковника и начала его переговоров с Латтеродт, я думал — Уоттс занялся богостроительством, желая спасти человечество, осыпая дарами с верха «башни из слоновой кости».

И опять история делает кульбит. Никаких богов и героев. Полковник — истомленный битвой боец, который защищает неправедный мир прошлого, гибнущий безвозвратно, а ведь давно должен был уступить место чему-то, что пока не названо, но истинному, справедливому и разумному. И боги не боги, только конструкторы, нащупывающие пути к спасению. Поэтому у человечества есть только надежда на счастливый исход.

Уоттс — замечательный Мастер, редкоземельный художник-интеллектуал. А суровый 2014 год выдался для него просто урожайным. Целая череда первоклассных и шедевральных текстов. Даже не знаю, какие из них вызывают у меня больший восторг, будоражат и будят мысль — о Земле или о Небе. Беру, пожалуй, все — и требую большего!

Ох, как же это круто!

Как будто тебя прокатили на огромной скорости из лаборатории «безумного ученого» 1930-х — через корпоративный постмодернизм 1980-х — биотех революцию сегодняшнего дня — прямиком в постинформационный Апокалипсис ближайшего будущего.

Невозможно не увидеть, что это эссенция жанра фантастики. Алхимия слов, рождающая чудо текста. Маленький формосодержательный континуум, где сама плоть стиля дрожит, словно борзая или гончая в азарте перед погоней за добычей. Ключ на старт. Последняя фраза вспыхивает в сознании дугой высоких энергий.

Если правда, что Уоттс не хочет перепечатывать рассказ, то это не более чем прихоть или каприз Мастера. Потому что эта короткая как фотовспышка история — великолепна!

П.С. Читая рассказ, остро осознал, что, если фантастика важна для тебя, если сам в ней что-то создаешь, ее необходимо штудировать с самых азов, с «золотого века», чтобы свободно оперировать всеми кладезями накопленных ей эстетических и интеллектуальных удач. Уоттс точно это делает, и его рассказы-оммажи — это не случайность, а подключение к неисчерпаемым творческим ресурсам.

С точки зрения формы — это один из самых «перегруженных» фактурой рассказов Уоттса. Как истинный художник он постарался, чтобы форма соответствовала содержанию. Раз у нас история о сверхмощных гравитационных полях и их взаимодействии, пусть этому соответствует сверхплотный текст. Даже привычному к стилю Уоттса все равно приходится несколько первых страниц вгрызаться в повествование. Но усилия оправдывают себя. История вышла крайне захватывающая.

Хотя по сути это просто космическое приключение, но расписано так, что дух захватывает и поражает воображение. Не особенно я любитель космической фантастики, но не уверен, что так круто про авантюры на дальних рубежах вселенной пишут все подряд. К тому же если я правильно понял одну из центральных гипотез рассказа:

То, это может и не сверхоригинальная идея, но в рамках рассказа смотрится очень органично, как дополнительная красивая грань бриллианта. Ведь Уоттс, в своей привычно виртуозной манере, ухитряется запихнуть в 25 страниц текста еще и излюбленные темы свободы воли, высокоэмоционального конфликта нескольких антагонистов, взаимосвязи искусственного и естественного интеллекта.

А его сверхпоэтичные описания ужасающе экстремальных областей космоса как всегда засталяют сердце замереть, и зажмуриться в священном ужасе перед бесконечной мощью мироздания. В финале он упоминает Йейтса, но своим свободным и бунтарским космизмом он ближе, конечно к романтикам позапрошлого века. Фауст и Каин далекие предки его героев.

Пару слов надо сказать о том, чего нет в рассказе. А нет там соседства романа «Стоп-кадры революции» — пока что центрального события в истории полета «Эриофоры». Первым читателям рассказа он, конечно, был неизвестен. Но теперь весь мир, кроме русскоязычных читателей, знаком с этим важнейшим для понимания всего цикла текстом. Наши Гутенберги продолжают мелочно издеваться над русскими поклонниками Уоттса. Зато ежемесячно пачками поставляются истории о похождениях десантников во времена Царя Гороха и об оргиях юных ведьмочек в кампусе Академии.

Слава богу есть такие подвижники, как уважаемый ashed! Низкий поклон ему за перевод этого замечательного рассказа и труды по подробному его комментированию. Есть мелкие огрехи в переводе и некоторая чрезмерность в комментариях, но для нас непозволительная роскошь привередничать. Зато подвижнический труд толмача и солидный подход к своему делу достоин только всяческого и глубокого уважения!

После замечательного и глубокого доклада osipdark`а трудно добавить что-то конгениальное и столь же возвышенное. Поэтому просто поделюсь впечатлениями.

За что лично я ценю Уоттса? Например, за его умение показать мир и человека с точки зрения ученого. То есть человека, для которого разгадка тайн природы является самоценным смыслом жизни. Для которого научная проблема может стать фактором перемены судьбы. Который смотрит на жизнь через призму доступного ему знания и действует, соотнося свое поведение с новейшими научными методами. Да, он может ошибаться. Но ведь вся история человечества — это дорога проб и ошибок. Иного нам просто не дано. В смысле, альтернатива — бездумный механицизм муравья. А я как человек на такое не согласен! И расширение взгляда на человека благодаря Уоттсу — как именно на Хомо Сапиенса, то есть Человека Понимающего, могу только с благодарностью приветствовать.

В этом рассказе проводником понимания для нас служит Санди — сконструированный Человек Космический. И это еще один пункт, из-за которого я покорен творчеством Уоттса. Умение создать гармоничное сочетание научной проблемы и ее эмоционального восприятия через фокус психики живого персонажа, в которого веришь, которому от души сопереживаешь. Короче, слияние поэзии и правды.

Эпизод с погружением в атмосферу солнца и всем, что за этим последовало, — это кульминация рассказа, прекрасная фантастическая литература, когда величественные поэтические образы, завораживающие дух, переданы строго информативным языком, аналитическим синтаксисом, расчетливой лингвистикой. Эмоция и знание человека, находясь во всегдашней диалектической борьбе и делают нас уникальными. Предназначенными для познания Космоса во всей его необъятной полноте.

Всю свою творческую жизнь Уоттс, со своей ученой степенью, научным опытом и обширным интеллектом задается тем же достоевским вопросом, что мучил недоучившегося и неразвитого питерского студента: «Тварь я дрожащая или право имею?» Я — человек, самосознающая личность. Мыслящий тростник и необъятная Вселенная. Да как мы смеем?!. И отвечает этим рассказом и другими по-достоески правдиво и страшно — раз дерзаем, значит имеем право! А какова будет нравственная и физическая расплата за этот дерзостный порыв знает только неизведанное Будущее.

Так что произведения Уоттса — это большая литература большого писателя, адекватная современному этапу развития человечества.

И если он в чем-то не догоняет, покажите мне человека, который догоняет во всем. Боюсь, даже самые упоротые трансгуманисты такого не отыщут))

И безусловная благодарность героическим «AG/XN» за перевод этого блестящего образца в малом эпическом жанре. Ждем и надеемся на ваши новые достижения! А то наши Гутенберги то ли к медвежьей пасхе, то ли к морковкиному заговенью готовят нам ПСС Уоттса на русском языке.

П.С. Кстати, и в аннотации и в списке произведений — ошибка. «Выскочка» — второй рассказ цикла. Он вышел в мае 2014 года, а «Гиганты» только в сентябре того же года.

Позднее дополнение, забыл отметить. Когда читал описанное Уоттсом погружение в солнечную атмосферу словил яркое и отчетливое осознание, что наши древние предки были пусть и менее образованными, но отнюдь не дураками, когда поклонялись Солнцу как божеству. Ведь оно и есть бог, хоть и не трансцендентный, но совершенно реальный. Создатель всего сущего на Земле и его Главный хранитель. Рассказ Уоттса — это еще и служба, совершенная жрецом в храме Верховного божества.

Чем больше читаю замечательные произведения мировых классиков, написанные в начале 1970-х годов, тем больше убеждаюсь, что та эпоха, приблизительно 1965-1975 гг., был общечеловеческой «точкой бифуркации», когда у нас был шанс на мирную конвергенцию различных социальных структур, некоторая либерализация социализма, смягчение и искоренение самых кричащих противоречий капитализма. Учитывая достижения научно-технического прогресса и социального опыта прошедших полутора веков при желании и сколько бы то ни было прогностичной политике власть предержащих в ведущих державах... Новый мир — противоречивый, но свободный, со сберегаемой биосферой Земли, разумным использованием ресурсов и поступательным прогрессом во всех сферах знания...

Держи карман шире... Как начали раздирать планету и расу людскую, так не только останавливаться не собираются — уже и не могут... Полная анархия, умственная деградация и суицидальное корыстобесие — вот константы наших дней и девизы на знаменах любого движа.

Поэтому так страшно читать некоторые части «Пристани святых». Великий художник и светлая голова Берроуз описывал зачин нашей кошмарной современности и ближайшего будущего. Описывал, указывал, предупреждал, гневно потрясал перстами — все бестолку оказалось!

Например, война Нормов и Паранормов, приведшая к распаду и уничтожению США, расовые бунты и в ответ на это карательные расовые чистки, лесбиянки как ударная сила полицейского произвола, засилие супергеройского бреда (Точное попадание даже в мелочах! Берроуз описывает открытие препарата, дающего краткое обретение суперспособностей. Буквально через две недели выходит новое шоу на эту тему «Проект Сила»), всевластие наркокартелей в Латинской Америке и на Юге США.

Как в воду глядел, говорят... Просто брал зачатки самых вопиющих тенденций и экстраполировал в будущее. Его скепсис относительно человека как вида оправдался — все сбылось или сбудется еще лет через пять.

У него есть ответ на весь этот беспредел энтропии. Антропологическая революция. Эволюция человека в новую сущность, и сопутствующая ей эволюция общества. Его Свободные Парни мутируют, вбирая в себя гены других биологических видов и пытаются — еще до всякого Интернета, в эпоху его возникновения — создать общемировую структуру и сообщество и готовы отстаивать ее у старого мира с оружием в руках.

При помощи «машины времени» они даже пытаются предотвратить наступающий хаос, отправившись в начало 19 века, к началу империалистической эпохи. Уже тогда поняв национально-освободительные движения, а заодно убрав все ключевые фигуры, причастные к глобальной исторической катастрофе. И терпят поражение. Битва с хаосом и распадом будет продолжена в будущем.

Сам Берроуз тоже не из железа сделан и сердце его не каменное. Видя творящиеся кругом ужасы и зная, что они приведут к еще худшим потрясениям, он периодически пытается отправиться в идиллическую эпоху своего детства, в Сент-Луис 1920-х годов (как все свое творчество поступал Брэдбери), но это ложный путь спасения, ностальгия и память слабый щит от глобальной катастрофы. Идиллия рассыпается, она поражена теми же тенденциями энтропии, и писатель вновь оказывается на продуваемом ледяными сквозняками перекрестке истории.

Могут спросить — как ты вычитал все это из книжки, где чуть ли не на каждой странице расписываются настолько развязные гомосексуальные оргии, что и сам император Гелиогабал ссохся бы от зависти?

Момент провокации и пропаганда гомопедофилии, конечно, в книге имеются, что уж грех таить. Но это только тонкая тематическая поверхность. Дело в том, что при всем своем скромном объеме — это «максималистский роман». Книга Берроуза тщится объять необъятное — время, пространство, политика, биология, гендерные вопросы, детство, сверхнасилие и экономика империализма. Все это сливается в необычные надструктуры, темы и идеи пересекаются и сталкиваются, как в гигантском художественном коллайдере, образуя и взыскуя новые смыслы. Роман своей жесткостью, провокационностью, предельной реалистичностью и правдивостью пытается разомкнуть и освободить сознание читателя в бесконечности свехчувственности и познания.

Я уже писал в отзыве на сборник «Дезинсектор», что не согласен с теорией Берроуза о полезности и продуктивности расшатывания психики и так нестабильного современного человека. Но в лабораторных условиях и на время чтения романа, что ж взгляд на окружающее с измененной «точки сборки» сознания лишним не будет. К тому же не токсично. Книга закрыта, и дальше работает сознание ее прочитавшего. Более расширенное и с хоть немного ослабленными путами. Берроуз постарался.

Его книга замечательная! Невероятная сцепка высокой поэзии, боевой агитки, пророчества, фантастических предсказаний и гипотез. И главное, что не смотря на все ужасы ,в ней описанные, она дает позитивный настрой на собственную эволюцию, собственное развитие читателя. Герои книги устремлены в будущее. Они верят в свои силы, в свою победу. Чего и всем нам пожелать не грех.