Перезаливаю, потому что текст был случайно удален модератором "Кинорецензий", на что, видимо, наложился глюк Фантлаба. Может содержать спойлеры. Может и не содержать :)

Посмотрел "Багровый пик", новую ленту прогрессивного мексиканского кинорежиссера Г. дель Торо. На сей раз дель Торо обратился к реализму и снял картину о нелегких буднях работников советского горнодобывающего предприятия, занимающегося добычей и переработкой красных пластичных глин. После перестройки предприятие перешло на хозрасчет, и его руководство — директора играет Джессика Честейн, главного инженера Том Хиддлстон, — принялось искать инвесторов на Западе, в частности, в Америке. Инвестиции необходимы — главный инженер внедряет новую технологию добычи красных глин, при помощи которой надеется возродить былую славу комбината.

В результате переговоров в заснеженную Россию едет представитель инвестора, юная и красивая дама (Миа Васиковска), влюбляющаяся в главного инженера. Комбинат ужасен, здание давно прогнило, лифт — и тот еле ходит, из стен повсюду сочатся, оправдывая свое название, пластичные красные глины, в кабинете директора полно моли, в общем, ничего хорошего от этой России не жди. К тому же зима близко! Зимой территория комбината, стоящего на горке, окрашивается не в цвет свежевыпавшего снега, но в цвет глин, отчего в свое время это гиблое поле борьбы за урожай мелкозернистых осадочных горных пород и прозвали "багровым пиком". Но представитель инвестора не унывает.

Постепенно, однако, выходит наружу на манер красных глин страшная правда. Оказывается, руководство комбината заманивает в свои сети уже не первого инвестора. Оказывается, предыдущих бизнесменов убили разными нехорошими способами и захоронили в баках, где до сих пор и покоятся, изредка всплывая, их багровеющие от пластичных глин останки. Американка находит даже магнитофонные записи, из которых следует, что всех инвесторов руководство отравило грузинским чаем. Есть и компрометирующие фотографии, причем некоторые висят даже на вконец опаутиневших досках почета.

Ужаснее всего то, что директор и инженер спелись не только в области бизнеса. Они регулярно предаются разврату на территории комбината без оглядки на общественность. Посреди всего этого постсоветского бардака прыгает собачка, питающаяся молью и в силу врожденного слабоумия не перестающая играть с красным глиняным шариком.

В финале американка пытается вырваться из объятий заснеженного комбината. Прознав об идеологической измене главного инженера (тот как-то предался страсти с американкой в расположенном неподалеку почтовом отделении, среди недружелюбных почтовиков и коноводов), директриса убивает его фольштихелем. В ходе последней битвы около машины, над которой работал главный инженер все эти годы, даме из Америки удается выбить болгарку из рук ополоумевшей директрисы и пришибить ее лопатой, после чего она и ее американский друг, врач, заподозривший неладное еще после убийства главы инвестиционного фонда (простите, забыл упомянуть), сматываются обратно к великой американской мечте.

И призрак главного инженера печально глядит им вслед, после чего растворяется в красных пластичных глинах навсегда.

Кино безусловно рекомендуется всем любителям постсоцреализма. На фото: американский инвестор против директора комбината посреди заснеженной России с украденным из столовой ножом на фоне машины главного инженера (лопата, как чеховское ружье, ждет своего часа где-то рядом). Картинка напоминает нам о неизбывных опасностях венчурных инвестиций в условиях кризиса.

Для родной газеты.

Если по гамбургскому счету, «Марсианин» достаточно вторичен: это кино о борьбе со стихией, о силе духа, благодаря которой человек выживает в самых непригодных для этого условиях, и о том, что взаимопомощь есть основное свойство хомо сапиенсов. Формула фильма на деле проста: «Робинзон Крузо» плюс «Спасение рядового Райана» помножить на «Гравитацию».

В этом смысле нет ничего удивительного в том, что малоизвестный российский сценарист Михаил Расходников обвинил кинокомпанию 20th Century Fox в плагиате – мол, в 2008 году он разослал по студиям похожий сценарий, который автор романа «Марсианин» Энди Вейер якобы и украл. Если Вейер и спер идею «Марсианина», то никак не у Расходникова, а у Даниэля Дефо. Для того чтобы перенести действие «Робинзона Крузо» на Марс, не надо быть гением. Другое дело, что Вейер, что называется, попал в нерв эпохи – исследование соседней планеты идет полным ходом, и люди, которым интересна не только политика, за ним пристально следят.

Сыграла свою роль и необычная раскрутка романа: первоначально Вейер выкладывал текст на свой сайт, число читателей медленно, но неуклонно росло. «Марсианин» оказался в результате столь популярным, что последовал контракт с издательством и переводы на другие языки. А там и до фильма со звездами Голливуда было недалеко...

Красная пыль в иллюминаторе

Итак: очень близкое будущее. Марсианская экспедиция «Арес-3», возглавляемая капитаном Мелиссой Льюис (Джессика Честейн), работает на поверхности Красной планеты в штатном режиме – берет образцы грунта и так далее. Внезапно разражается песчаная буря, грозящая повалить МВА (марсианский взлетный аппарат), так что экспедиции приходится срочно сворачиваться и улетать на орбиту, а оттуда – обратно на Землю. Перед самым отлетом сорванный бурей прибор пробивает скафандр астронавта Марка Уотни (Мэтт Деймон) и отбрасывает человека куда-то в дюны. Видимость нулевая, взлетать надо срочно, сигнала от Уотни нет. Решив, что он погиб, команда покидает Марс без него.

А Уотни, как выясняется наутро, очень даже жив – но перспективы ему светят совсем не радужные. Он на Марсе один-одинешенек, и смерть грозит ему буквально со всех сторон. Тут нет воздуха – но, к счастью, в распоряжении Уотни имеется оксигенатор, который вырабатывает кислород и разлагает углекислый газ. На Марсе нет воды – но в жилом модуле есть регенератор аш-два-о, и на первое время ее хватит. Энергию могут «добывать» солнечные батареи, которые достаточно очистить от песка. Еще у Уотни есть целых два марсохода и разнообразная техника. Чего у него нет, так это еды, точнее, какая-то пища в жилом модуле есть, но ее запасы страшно ограничены – несколько лет не протянуть. Между тем следующей экспедиции на Марс ждать долго.

К счастью, Уотни – ботаник, так что пищу он себе добудет, причем весьма остроумным способом. Ему удастся даже установить связь с Землей, которая к тому моменту заметит на поверхности Марса странную разумную активность и обо всем догадается. После чего лучшие мозги НАСА попытаются сообразить, как вызволить человека из марсианского плена. В этом и заключается дивное интеллектуальное обаяние «Марсианина»: все герои, и Уотни прежде всего, то и дело сталкиваются с новыми, казалось бы, совсем уже неразрешимыми проблемами – и каким-то чудом умудряются их решать. При этом книга, скажем прямо, несколько умнее фильма.

Весьма достоверная сказка

Поклонники книги отзываются о фильме чаще восторженно. Увы, есть несколько «но», мешающих присоединиться к хору их голосов. И первое такое «но» связано с тем, что «Марсианин» – фантастика ближнего прицела, которая кажется реалистичной, но часто оказывается куда более фантастичной, чем самое откровенное фэнтези. Напомним: фантастикой ближнего прицела в СССР называлась НФ-литература, повествующая не о далеком будущем, в котором все будет как-то совсем по-другому (а-ля «Туманность Андромеды» и «Трудно быть богом»), а о будущем близком, буквально о завтрашнем дне, который мы-де можем вообразить в деталях. В 1930-х такой фантастикой были романы о цветных телевизорах и особо яйценоских курах, а в наше время это книги о выживании на Марсе, до которого мы вполне можем долететь в течение следующих 10-20 лет.

Но, как известно, дьявол сидит именно в деталях, и беда ближнего прицела в том, что он легко сбивается мелочами. Вот лишь один научный факт: гравитация на Марсе составляет менее 40 процентов от земной, а значит, передвигаться по поверхности Красной планеты и поднимать тяжести Уотни было бы легче, чем показано в фильме. С другой стороны, марсианская песчаная буря, чуть не убившая Уотни и обрекшая астронавта на робинзонаду, в принципе не могла иметь столь разрушительных последствий. С третьей, стоило перегореть одному проводу в оксигенаторе – и с Уотни было бы покончено. Энди Вейер на деле сконструировал «Марсианина» с тем расчетом, чтобы герой не погиб. Можно ли тут вообще говорить о достоверности?

Режиссер Ридли Скотт, кстати, признал проблему с изображением низкой гравитации. Но со Скотта все как с гуся вода – он славится неправдоподобными сюжетами. «Робин Гуда» он снимает, «Гладиатора» или «Прометея», итог один – предельно зрелищное кино, имеющее мало общего с реальностью и логикой. Такой подход работает, если перед нами – псевдоисторическое полотно (кто стоял со свечой у постели Робин Гуда? кому интересно, что император Коммод погиб совсем не так, как показано в «Гладиаторе»?) или псевдонаучная фантастика, которая сказочна по сути своей, а-ля «Прометей» с его невнятными пришельцами, творящими жизнь на Земле, и биологическими подробностями, которые «пипл хавает», хотя биологи и корчатся от смеха. Но фантастика близкого прицела к подробностям чувствительна еще более. Чем дальше в пространстве и времени происходит действие, тем лучше: к лукасовским «Звездным войнам» с их «давным-давно в очень далекой галактике» придраться сложно по определению, а вот к «Марсианину» – можно запросто.

Помогать другим людям

Кроме претензий к достоверности «Марсианина» стоит упрекнуть и в америкоцентричности описанного мира. Да, формально «Арес-3» – международная миссия, в ней есть один представитель Европейского союза – Фогель (Аксель Хенни), которого американцы кличут Вогелем (мол, чихали мы на то, как произносится твоя фамилия на самом деле). Да, в спасении Уотни участвует Китайское национальное космическое управление, пусть и небескорыстно (в фильме этот момент основательно затушеван). Но на этом интернационализм заканчивается: все остальное – это только США и только НАСА.

Разумеется, мы живем в мире, где все тянут одеяло на себя, и все-таки забавно, что политкорректность работает лишь в одну сторону: если верить «Марсианину», в ближайшем будущем безусловным гегемоном ближнего космоса останется Америка, за ней будет поспешать Китай; Европа и Россия сделаются аутсайдерами, которых можно не упоминать вовсе, а больше в космос вроде как никто не летает. Реальность намекает на иной расклад: программы НАСА ввиду кризиса значительно свернуты, Китай неудержимо рвется вперед, ЕС и РФ делают что могут, и всем им наступают на пятки Индия и Япония, так что первые люди на Марсе вполне могут говорить на хинди или урду. Впрочем, вероятнее всего, экипаж марсианской экспедиции будет международным – такую глыбу легче поднять всем вместе.

Чем «Марсианин» хорош – так это посылом, однозначно утверждающим, что люди ценнее металлических кругляшков и бумажек с водяными знаками: «Мое спасение, наверное, стоило сотни миллионов долларов. Ради одного глупого ботаника. И к чему было так напрягаться? (...) Отчасти дело в том, что я собой олицетворяю: прогресс, науку и межпланетное будущее, о котором мы мечтали веками. Однако истинная причина такова: у каждого есть преобладающий над прочими инстинкт – помогать другим людям. Иногда в это сложно поверить, но это правда. (...) Да, есть придурки, которым на все наплевать, но они теряются на фоне людей, для которых другие люди имеют значение. И поэтому за меня болели миллиарды. Круто, да?»

Очень круто. Жаль только, что в реальности людей, для которых другие люди имеют значение, не так уж и много, и чем ближе к верхушке, тем их меньше – выбраковывают их по пути, что ли? Как ни жаль, пока что проповедь «Марсианина» о взаимопомощи – это фантастика.

Был сегодня на примечательном мероприятии в таллин(н)ском Доме писателя — Дне фантастики. В частности, отмечалось 45-летие слова "фантастика", ulme, которое было придумано и вошло в эстонский в начале 1970-х. Более того, присутствовал автор термина — писатель Хенн-Каарел Хеллат, больше известный, впрочем, как автор романа "Мир женщин", "Naiste maailm" (в двух книгах — 1976, 1978), считающегося первым НФ-романом на эстонском языке. Хеллату сейчас 83 года, но он не утратил ни памяти, ни острословия. Согласитесь, не каждый день видишь человека, придумавшего слово, которым теперь все успешно пользуются.

Послушав Хеллата, завернул в букинистический (благо, он рядом с Домом писателя, вход в двух метрах букально) и приобрел за очень малые деньги оба тома "Мира женщин". На русский роман вроде как не переводился. Хеллат рассказывал о попытке издать книгу на русском, но это было при советской власти и как-то катастрофически все не срослось тогда на уровне Москвы.

Заодно прикупил в том же букинистическом фантастическую книжку Энна Ныу "Торжественный марш" (Pidulik marss, 1968). Ныу моложе Хеллата на год и тоже здравствует, но это, как говорится, совсем другая история: он зарубежный эстонец (его семья бежала отсюда в 1944-м), жил в Швеции, там же и публиковался. "Торжественный марш" — первый его роман, издан в Уппсале.

Противоречия с тем, что "Мир женщин" — первый НФ-роман, тут нет. "Торжественный марш" — фантастика, так сказать, ненаучная, это книга из разряда "влажная мечта эмигранта" про то, как Запад в один момент взял и растоптал весь коммунизм на планете. Ну и вот, значит, врач второго батальона третьей бригады Антс Нугер (эстонец — Н.К.) вступает в составе оккупационных сил Союзнической Швеции на эстонскую территорию. Ну и там дальше: Цепочка за цепочкой атакует Вильянди. Большие низкие S-танки прорываются в Тарту. В Нымме распахивается дверь виллы: "Руки вверх!" Самолеты бомбят Нарву. Этого дела автор намечтывает целую книгу.

То есть, понятно, союзники сначала крушат коммунизм, потом всем возвращают независимость, потом судят коммунистов.

Не могу не вспомнить незабвенное от Демьяна Бедного:

Вы там вольны в Берлине фантазирен,

Но чтоб разжать советские тиски,

Вам и тебе, прозаик бледный Сирин,

Придется ждать до гробовой доски!

С той поправкой, что Энн Ныу, мягко говоря, не Набоков. Зато он дожил до распада СССР. Правда (и слава богу) совсем по иному сценарию.

По тому, что я увидел, листая, "Торжественный марш" — абсолютно советская книжка начиная уже с названия. В плохом смысле слова, конечно, в плане стиля — благородная ярость и прочее. Когда Нугер видит сровненную с землей Москву — развалины, ни одного целого дома, "кратеры от бомб на улицах", трупы повсюду, а на Красной площади нету Кремля, разбомбили весь, и церквей нигде нет, — в голове его думается примерно такая мысль:

Я должен бы сожалеть, думает Антс Нугер. Но ему не жалко. Вообще. Напротив, он чувствует, что так и должно быть, и он ничего не может сделать с тем, что чувствует. ЭТО ВОТ ЗА ЭСТОНИЮ, ЛАТВИЮ И ЛИТВУ, ЗА ВЕНГРИЮ И ЗА ЧЕХОСЛОВАКИЮ! Радость мести — скверная радость, но ее не притормозишь. Пусть этот город в руинах навеки остается руинами! Для предупреждения несправедливости.

Да, герой вот так капслоком и думает полкниги. Видимо, автор убеждал себя таким образом, что победа близка. Но Швеция как-то не решилась оккупировать Эстонию, и никто не разбомбил Москву.

Сейчас-то и в России таких книжек навалом, только уничтожаемая страна в них называется Америкой. Но что с того? Этот "советский" стиль на самом деле интернационален и не зависит от строя. Только от человека. Люди со схожим искривлением сознания пишут похоже.

[Для родной газеты. Формально — speculative fiction все-таки. И вообще.]

«Нулевой номер» – седьмой роман 83-летнего Умберто Эко. Стоит добавить – за 35 лет писательской деятельности. От «Имени розы», средневекового детектива, он же трактат о знаковых системах и постмодернизме, «Нулевой номер» отстоит бесконечно далеко.

С каждой новой книгой Эко смелее выбирался из научного, средневеково-семиотического рая в реальность. Его предыдущая книга, «Пражское кладбище», повествует о капитане Симонини, глупом циничном ничтожестве, которое в конце XIX века из сиюминутных соображений изобретает всемирный еврейский заговор, становясь, по сути, крестным отцом Холокоста. Короткий роман «Нулевой номер» делает шаг вперед, перенося нас в 1992 год, в Милан, где группа совсем уже мелкотравчатых симонини готовит к выпуску газету «Завтра». Газете не суждено выйти. Читайте: завтра не наступит никогда.

Как спасся Бенито Муссолини

Работа над газетой – чистый блеф: некий бизнесмен, «коммендатор Вимеркате», нанимает журналистов только для того, чтобы «нулевыми номерами» (пробными – до читателя они не дойдут) шантажировать какие-то круги, дабы его, Вимеркате, в этих кругах приняли за своего. Главный редактор Симеи решает перехитрить хитреца. Он нанимает главного героя, неудачника Колонну, чтобы тот написал от лица Симеи книгу о подготовке «Завтра» – опять же, не чтобы ее издать, а чтобы шантажировать Вимеркате.

Плут на плуте сидит и плутом погоняет. Как говорит журналист Браггадоччо: «Я разуверился во всем, кроме уверенности, что за спиной у каждого всегда маячит кто-нибудь, кто его обманывает».

(Коммендаторами католики называли духовных и светских лиц, которым папа отдавал «под опеку», in commendam, аббатство; в дела монахов те вмешиваться не могли, зато доходы с богадельни все шли им – кто аббатство крышует, тот его и доит. Вимеркате явно «опекает» какую-то богадельню чисто символически, за красивый титул. Ну и, конечно, это шарж на Берлускони, которого в Италии зовут «кавалером».)

С Браггадоччо связан основной сюжет: он делится с Колонной своим «открытием» – якобы в 1945 году партизаны расстреляли не Муссолини, а его двойника, а настоящий дуче спрятался сначала в Ватикане, а потом в Аргентине. Эта банальная, протухшая, душная конспирология подается с огоньком: «Бог знает, что мечталось Муссолини, обвисавшему на подлокотниках кресла, обсасывавшему былую славу, о целом белом свете узнававшему из черно-белого телевизора, в то время как замутненный годами мозг, покалываемый сифилисом, то и дело восстанавливал в смутной грезе толпу под балконом палаццо Венеция и летние “битвы за урожай”, когда, обнаженный по пояс, он картинно молотил зерно перед кинооператорами, целовал бутузов, а их бурные мамаши брызгали пеной из уст, лобзаньями покрывая его самого...»

В мозгу Браггадоччо сшибаются террористы-фашисты, оставленные союзниками в Италии на случай восстания коммунистов (т.н. стей-бихайнд), ЦРУ, НАТО, масоны, мафия, сексоты, армия, политики и церковники. Когда на темной улице Браггадоччо всаживают нож в спину, Колонна осознает: тот наткнулся на что-то важное – и следующей жертвой может стать он сам...

«Все это печатается и забывается»

Заодно Эко устами главреда Симеи посвящает нас в тайны нынешних СМИ. Мы узнаём, как «формировать новость там, где ее не было, или где никто не знал, что она есть», как сочинять отпирательства на опровержения, как писать штампами. Вообще-то журналистика призвана отражать (и осмысливать, но это уже next level) объективную реальность, однако журналисты «Завтра» явно заняты чем-то другим.

Такие СМИ отражают не мир, но читателя. «Наши читатели уверены, будто все работают кувырком через зад-ницу, – вещает герой. – Поэтому превозносят высокий профессионализм... Карабинеры поймали курокрада? Высокий профессионализм!» Или: «Есть одно хорошее немецкое слово, Schadenfreude, радость по поводу чужих бед. Именно это чувство старается пробуждать в читателях уважающая себя печать». Или: «Мы и исследуем нравы, и диктуем их. Публика не знает, какие у нее нравы. Мы ее ориентируем. Благодаря нам люди также узнают, какие нравы у них были прежде...»

Самое жуткое, что для мира, где понятие «нравственность» звучит анекдотично, рассуждение о нравах дьявольски верно. Как говорят в Интернете, это «не баг, а фича», не частная ошибка, а свойство системы. И правда: «Кому рассказывать о махинациях, если все газеты, ну или почти все газеты в стране делаются по этому рецепту? И покрывают махинации друг друга». Читателю плевать: «Все это печатается и забывается. Мы знаем прекрасно, газеты на то и существуют... чтобы не закреп-лять новости в общей памяти, а выводить их из общей памяти». Как признаётся подруга Колонны: «Я читала, открывала для себя все эти явления и потом прекраснодушно забывала. Раз за разом. Новые разоблачения теснили предыдущие...»

При этом Симеи показан не просто узким обывателем («Я против гомиков ничего не имею, так же как и против негров, лишь бы они сидели у себя и не лезли» – сколько раз мы это слышали за последний год?), но и идиотом – в 1992 году он дает напрочь неверный прогноз насчет мобильных: «Телефоны переносные эти не приживутся... Люди поймут, что им не хочется отвечать кому попало в любое время и из любого места... Мода поживет годок-другой и самоликвидируется».

Последние энтропийные новости

Умберто Эко борется в «Нулевом номере», конечно, не с Берлускони и не с Италией. Его враг – сама человеческая природа, делающая мир местом, в котором не то чтобы нельзя быть честным, но в котором честность как таковая теряет смысл: нет ни объективной правды, ни желания ее искать. Пусть Муссолини действительно выжил – и что? «Кричи сколько хочешь, что римский папа ест на завтрак младенцев... Тебе скажут, ну да, любопытно, отвернутся и займутся другими делами... Ничто уже нас не зацепит в этой стране». В последнюю фразу Эко вложил, кажется, максимум отчаяния. Да, профессор, и нас в этой стране уже ничто не зацепит. «Мы почти избавились от чувства стыда, да, от чувства стыда...»

Капитан Симонини состряпал «Протоколы сионских мудрецов», аукнувшиеся всему XX веку, но сейчас и такое невозможно. В глобальной игре «обмани всех» измельчало всё, включая саму ложь. Иллюзия дробится бесконечно. «Нулевой номер» – дырка от бублика: постичь истину в ней невозможно, а если кто-то это и делает – случайно, ввиду параноидальных наклонностей выдумав нелепый заговор, который имел место на деле, – истина никому не нужна.

По сути, Эко описывает победу информационной энтропии. В термодинамике энтропия системы максимальна, когда холодное и горячее уравновешиваются в финале до повсеместного теплого. Мы переживаем тепловую смерть инфовселенной: ложь и правда в новостях неотделимы друг от друга (как обстоят дела на Донбассе?), а мы сами к новостям ни холодны, ни горячи – всего лишь теплы. Стыд и мораль отменяются ввиду ненужности. Финита!

Кто бы ни был виноват – газеты или их читатели, – автор «Нулевого номера» не знает, что делать. Он написал печальнейшую книгу о том, что любая попытка противостоять такому миру есть игра по его же правилам, равно мелочная, бессмысленная и никому не интересная. Это роман об окончательном проигрыше: бороться нельзя, значит, надо просто жить.

Пожалуйста, дорогой профессор Эко, живите долго – и напишите еще хотя бы один роман о смысле внутри бессмыслицы. Не зря вы назвали свой труд о семиотике «Отсутствующая структура». Понятно, что поиск отсутствующей структуры – задача нерешаемая, но это ведь и есть самое интересное для писателя, не так ли?

[Для родной газеты.]

Роман Дэйва Хатчинсона «Европа осенью», вышедший в 2014 году в британском издательстве Solaris, стал на европейском книжном рынке «медленным хитом».

Книга успела попасть в шорт-листы престижных премий и продолжает завоевывать читателей. Уже написан и вскоре будет издан сиквел – «Европа зимой». Но в контексте Эстонии важнее, может быть, то, что главный герой романа – эстонец.

Деревня имени Гюнтера Грасса

Шотландец Дэйв Хатчинсон (род. 1960) в литературе – не новичок: в ранней молодости он издал один за другим четыре сборника рассказов, после чего, словно разочаровавшись в художественных текстах, ушел в журналистику. К сочинительству он вернулся два десятка лет спустя. Его фэнтезийный роман «Деревни» (2001) и космическая повесть «Удар» (2009) особенного ажиотажа не вызвали. «Европа осенью», напротив, пришлась по вкусу и критикам, и читателям – ее сравнивали с текстами Франца Кафки и романом Томаса Пинчона «Выкрикивается лот 49». Короче, к Дэйву Хатчинсону наконец пришла заслуженная слава – и пришла, заметим, не без участия Эстонии.

Издательство Solaris специализируется на фантастике, однако по большей части «Европа осенью» – это не фантастика в общепринятом понимании термина. Состоящая из нескольких сюжетно связанных новелл книга повествует о Европе ближайшего будущего, которая по непонятным причинам вместо того, чтобы объединяться, дробится как может: то тут, то там возникают всё новые и новые мини-, микро-, наногосударства. Карта субконтинента перекраивается что ни день. Одни новообразованные страны остаются суверенными годами, другие существуют ночь-другую:

Континент бурлил наследниками Романовых, и наследниками Габсбургов, и наследниками Гримальди, и наследниками Саксен-Кобург-Гота, и наследниками семейств, о которых никто никогда не слышал и которые лишились права владения где-то в XV веке, и все они жаждали основать собственные карманные государства. Они обнаруживали, что конкурируют с тысячами микроэтносов, которые вдруг возжелали собственную европейскую родину, а также религиозными группами, и коммунистами, и фашистами, и фанатами рок-группы U2. Существовал даже, очень недолго, город-государство – или, точнее, деревня-государство, – управляемое поклонниками книг Гюнтера Грасса. Руди смутно жалел о том, что Грассхайм резорбировала Померанская республика, полития жалких десяти или пятнадцати лет от роду. Руди очень нравился «Жестяной барабан».

Люди, бегущие по лесу

Среди странных стран, активно действующих в книге Хатчинсона, – Линия, бывшая Трансъевропейская Железнодорожная Магистраль, которая пролегла от Лиссабона до Чукотки, соединила столицы старой Европы и провозгласила независимость; огромный белый корабль «Народ», страна пожилых и богатых туристов, совершающая круиз длиной в год по Средиземному и Эгейскому морям; огромное здание в Берлине, населенное футбольными фанатами, управляемое харизматическим Капитаном Смертью и воюющее с соседним зданием. Разумеется, популярности «Европы осенью» способствовали и события в нашей реальности: книгу опубликовали накануне появления ЛНР и ДНР и референдумов в Каталонии и Шотландии.

– По новостям на прошлой неделе передали, что в этом году только в Европе появилось двенадцать новых стран и суверенных государств.

– И многих из них через год уже не будет, – сказал Руди. <...>

– Я вижу Европу как ледник, – пробормотал Макс, – от которого откалываются айсберги. <...>

– Неплохая аналогия, – сказал Дариуш. – Европа распадается на все более и более мелкие страны.

– Квазинациональные образования, – поправил его Руди. – Политии.

Дариуш фыркнул.

– Санджаки. Марки. Княжества. Länder. Европа вновь погружается в XVIII век. (...) Возьмем хоть Гинденберг. На что это вообще похоже? Ты ложишься спать во Вроцлаве, а просыпаешься в Бреслау. На что это вообще похоже? <...>

– Возьмем Вторую мировую, – сказал Руди. – Черчилль, Рузвельт и Сталин встречаются в Ялте. Ты ложишься спать в Бреслау, а наутро встаешь во Вроцлаве.

Руди – это и есть тот самый эстонец: в начале книги он работает поваром в Кракове, пока таинственные люди не приглашают его вступить в секретную организацию под французским названием Les Coureurs des Bois, «Бегущие по лесу».

Де-факто «курёры» – это курьеры-контрабандисты. Чем больше в Европе стран, тем больше между ними границ; тем больше спрос на тех, кто способен переправлять через эти границы что угодно – от информации до кошмарных чемоданчиков со стремительно накаляющимся содержимым. Руди соглашается и делает блестящую курьерскую карьеру, пока однажды не находит в берлинской почтовой ячейке отрезанную голову своего напарника.

Эстонский сепаратист

После этого шпионский роман с сумасшедшей скоростью превращается в сюрреалистический. В какой-то момент герой, пытающийся понять, что происходит с ним и с миром вокруг него, натыкается на зашифрованную статью о семействе британских картографов, которые наносили на свои карты несуществующие деревни и города – и непонятным образом создали в итоге параллельную реальность, в которой Европа, наоборот, объединена в страну, именуемую Сообществом (The Community). Та занимает площадь от Португалии до пригородов Москвы и населена в основном англичанами; столица Сообщества – город Владислав, занимающий территорию Праги и «напоминающий смесь Кракова, Варшавы, Парижа и Женевы».

Граница между реальностями зыбка; профессиональный контрабандист Руди решает в конце концов перейти и ее...

Действие части романа происходит в Эстонии – Ивари и Тоомас, брат и отец Руди, живут на мызе Палмсе, причем Тоомас замышляет превратить Лахемааский национальный парк в отдельную страну (он уже переманил сюда певческий праздник: «Пусть Таллинн бережет свою Lauluväljak для концертов хеви-метал»).

Такой сепаратизм, естественно, не устраивает власть, и заканчивается эта авантюра достаточно плачевно. Эх, знал бы автор о боязни отделения Ида-Вирумаа и пародийном лозунге начала 1990-х «Aegna vabaks!» – «Свободу острову Аэгна!»

Увы, Дэйв Хатчинсон черпал сведения о нашей стране в основном из путеводителей, оттого описания местами читаются странно. Например, тут из Таллинна в Лахемаа ходит зачем-то трамвай, а для того, чтобы от гостиницы «Виру» добраться до порта, нужно пересесть с автобуса на автобус. И без русских не обошлось: когда Руди пьет водку со своим наставником, шеф-поваром ресторана «Тройка» Сергеем, они провозглашают исконно русский тост «Fuck your mother».

Но это мелочи; когда вы пишете книгу с сотней героев и десятком локаций – от Греции до Шотландии, – не ошибиться в деталях невозможно. Отрадно, что мы вообще попали на карту «Европы осенью». Еще отраднее, что продолжают появляться книги, обгоняющие реальность. На эстонский роман Хатчинсона уже переводят. На русский – пока нет.