Каждый, кто читал самую известную книгу Брэма Стокера, согласится с тем, что она во многом связана с готикой. Однако трудно сказать, в какой степени это произведение соотносится с жанром ужасов. Что ж... Готические романы просто-напросто создают прекрасную почву для развития историй о вампирах, карьера которых – вопреки распространенному мнению – началась отнюдь не с издания «Дракулы».
Миф о пьющих кровь мертвецах восходит к глубокой древности, но его популяризации немало способствовала эпоха Просвещения. Созданные в это время стихи и псевдонаучные трактаты стали материалом для авторов XIX века. Вдохновленный творчеством Уолпола, Джордж Гордон Байрон (George Gordon Byron, 6th Baron Byron; 22 января 1788—19 апреля 1824) берется за написание «Вампира» — произведения, описывающего жизнь реально существующего (!) лорда Рутвена.
Затем работу над этим произведением продолжил его друг, Джон Уильям Полидори (John William Polidori; 7 сентября 1795—24 августа 1821). Повесть «Вампир» (“The Vampyre”) была опубликована в 1819 году и положила начало моде на вампирскую литературу в Англии.
Популяризации этой темы способствовал и роман Томаса Преста«Варни-вампир» с красноречивым подзаголовком «Кровавый пир» (Tomas Prest; 1847, “Varney, the Vampire; or, The Feast of Blood”). Демонический преследователь семейства Баннесуотт, сэр Фрэнсис Варни, не типичный вампир. Подготовившись к встрече с чудовищем, читатель узнает о событиях, повлиявших на преображение некогда благородного юноши. Он чувствует, что в его сердце еще осталась доброта, поэтому вас может тронуть финал --отчаянный прыжок Варни в кратер Везувия.
Позже появится «Вампир из больницы Валь-де-Грас»Леона Гозлана (Leon Gozlan; 1 сентября 1803—14 сентября 1866; 1838, “Le Faubourg mysterrieux, Le Vampire du Val de Gráce”), в котором в сердце мертвеца забыли вбить деревянный кол, что привело к превращению Брема Штормбольда в моногократно возвращающегося к псевдожизни вампира.
Важное место в ряду описывавших вампиров литераторов занимает Алексей Константинович Толстой (24 августа 1817—28 сентября 1875). В своем рассказе «Семья вурдалака» (1839, “La famille du vourdalak”; издан на русском языке в 1884) он описывает превращение в вампиров сыновей отважного Горча, который первым подвергся нападению вампира и передал жуткое наследие собственному внуку. Затем погибают мать ребенка, ее второй сын, муж и зять. Что больше всего поражает в рассказе, так это взаимозаменяемое использование названий «вампир» и «вурдалак». Вурдалак описывается здесь как мертвец, который выходит из могилы в поисках крови живых людей -- особенно тех, кто когда-то был близок к нему. Это разумное существо, но одержимое голодом и желанием убивать.
Однако все это ничто по сравнению с идеей Джозефа Шеридана Ле Фаню (Josef Sheridan Le Fanu; 28 августа 1814—7 февраля 1873). Делая свою героиню повести «Кармилла» (“Carmilla”, 1871) вампиром и лесбиянкой, Ле Фаню добивается серьезной коррекции: он нарушает табу, окружающее гомосексуальные отношения, и ставит в центр интереса читателя женщину. Рассказчица истории Лаура не может устоять перед притяжением прекрасной и загадочной Кармиллы. Истории Лауры. Очарование растет с появлением последующих необъяснимых явлений, таких как превращение в кошку или выход из комнаты, не открывая дверь. Смертоносной красавицей оказывается графиня Миркалла, тело которой не разложилась, хотя было похоронено более века назад. Герои также обнаруживают, что гроб графини наполнен свежей кровью.
Таким образом замысел Брэма Стокера (Abraham [“Bram”] Stoker, 8 ноября 1847—20 апреля 1912) не столь уж и свеж. Что заслуживает похвалы, так это то, как автор описывает уже известные по «Замку Отранто» мотивы. В «Дракуле» (1897, “Dracula”) мы находим и уединенный полуразрушенный замок, и тревожные звуки, и влечение жестокого человека к невинной девушке.
Образ Люси Вестенра показывает, как глубоко укоренился образ идеальной готической возлюбленной. Не очень умная, но наделенная большой сердечностью и красотой, Люси описывается подругой как немного инфантильная, что не умаляет того факта, что для графа она является чем-то большим, чем просто девочка-подросток. Чрезвычайно важным становится момент сексуального инициирования, который должен символизировать укус вампира. Разница между традиционным подходом к готическому роману и подходом Стокера состоит лишь в том, что здесь девушка поддается эротической силе. Вампирша Люси терроризирует Лондон, полностью приспособившись к своему новому образу «жизни», полному сексуальных удовольствий.
Говоря о женской версии готики XIX века, нельзя забывать и о Мэри Шелли (Mary Shelley, 30 августа 1797—1 февраля 1851). В те годы, когда она занималась литературным творчеством, традиции обеих эпох все еще сильно переплетались. Это не мешало писательнице устанавливать новые творческие приоритеты.
Во «Франкенштейне» (1818, “Frankenstein: or, The Modern Prometheus”) Мэри Шелли пытается ответить на вопросы о том, кто такой человек, можно ли его назвать «смесью Добра и Зла», каков смысл наших действий, откуда берется душа и т. д. Доктора Франкенштейна можно сравнить не только с Прометеем (что следует из подзаголовка романа), но и с Фаустом с его потребностью познать тайну мира, приблизиться к Абсолюту, чье дьявольское измерение оказывается столь близким к человеку. Как и Фауст, Виктор Франкенштейн обретает благодаря знаниям способность роль играть Бога. В роль чудовищного возлюбленного вселяется здесь результат жестокого эксперимента Виктора. Роль любовницы сыграла его красивая и добрая невеста.
Произведение Мэри Шелли, основанное на традициях готического романа, является важной вехой в истории литературы «ужасов».
Готический роман — это одно, а его богатое наследие — другое. Иногда бывает сложно определить различия между ними. Отсюда и распространенное мнение, что такие книги, как «Грозовой перевал» (1847, “Withering Heights”), принадлежат к этому жанру.
На самом деле оба великие произведения сестер Бронте – как «Грозовой перевал» Эмили, так и «Джейн Эйр» (1847, “Jane Eyre”) Шарлотты (Emily Brontë, 30 мюля 1818—22 декабря 1847; Charlotte Brontë, 21 апреля 1816—31 марта 1855), при том, что содержат многочисленные готические элементы, это нечто более качественное, свежее и гораздо более привлекательное для скучающего читателя, чем рядовая готика.
Питер Косминский, экранизируя «Грозовой перевал», позволил внедриться в историю комментарию стороннего наблюдателя — самой Эмили, которая, очарованная окружающими ее руинами, вспоминает фантастическое прошлое и находит в нем образ строптивой, наказанной за грехи Екатерины и мрачного, но способного на острые чувства Хитклиффа.
Первые главы книги знакомят нас лишь с призрачной Кэти, которая, будучи призраком, стучится с воем в окна Луквуда в одну ненастную ночь. Хитклифф попал в книгу прямиком со страниц готических романов, определенную роль играет и пейзаж темного замка. Добавьте немного смерти, горный ветер, гнущий деревья, добавьте пустошь, и вы получите квинтэссенцию ужаса.
Такая же печальная атмосфера интересовала и сестру Эмили, Шарлотту. Что чрезвычайно важно в данном случае, так это личный опыт писательницы, которая почти всю свою жизнь боролась с безответной любовью к своему учителю. Вероятно, именно с этим чувством она создала образ некрасивой (сама Шарлотта не была красавицей), но доброй и мудрой Джейн Эйр, в которую влюбляется мрачный мистер Рочестер.
Следует отметить, что Шарлотта делает главным героем мужского пола – мужчину, похожего на Хитклифа. Характер лорда Рочестера не был бы столь выразительным, если бы его не сопровождала загадочность, воплотившаяся в особе его сумасшедшей жены, запертой в башне. Звучит знакомо, не правда ли?
Подобно готической героине, леди Рочестер живет среди холодных каменных стен. Роли того, кто пугает и кого пугают, меняются, однако именно ее стоны будят Джейн каждую ночь, это она нападает на жильцов, устраивает пожар в поместье, в котором сама же и погибает. И хотя дальнейшая судьба Джейн Эйр (уже после побега из Тэнфилда) разочаровывает, есть в ней нечто такое, что мы прекрасно знаем по страницам романов ужасов – утраченное, а затем найденное наследство.
Поиски остальных элементов готики не должны доставлять особых затруднений, достаточно взглянуть на первую главу:
«Не могу выразить, какую меланхолию будило изображение заброшенного кладбища, надгробной плиты с чьим именем, калитки, двух деревьев, заслоняющих даль полуразрушенной ограды, узкого серпа восходящего месяца – указания на наступление ночи. Два судна, скованные штилем на зеркальной глади дремлющего океана, я сочла морскими призраками. Страницу, на которой дьявол крепко держал вора за его суму, я тут же перевернула, холодея от ужаса. Как и ту другую, где на вершине скалы сидел кто-то черный и рогатый, глядя на толпу вдалеке, окружающую виселицу».
И Гейтшилд-холл, и Торнфилд оказываются пространствами смерти. Дом, в котором Джейн Эйр провела несколько лет своего детства, скрывает тайну красной комнаты. Именно там, в месте, где появляется призрак старого наследника, девочку запирали в качестве наказания. Торнлфилд, в свою очередь, это не только башня Берты, но и темные коридоры, «одинокие» комнаты и погасшие очаги.
Появление слова «роман» в названиях произведений не случайно. Из-за своей тематики готические романы часто называют «романами ужасов». В рамках этого жанра Монтегю Саммерс (Montague Summers) в 1939 году разделил его на три типа: «историческую готику», «сентиментальную готику» и «готику ужасов». Романы описывавшихся выше авторов относятся к первым двум категориям. Поджанр «готика ужасов» обрел сильного последователя в лице Мэтью Грегори Льюиса (Matthew Gregory Lewis, 9 июля 1775—14 мая 1818). И слава Богу! Прочитав ранние жанровые произведения, трудно поверить, что они вообще имеют отношение к ужасам.
В прозе Льюиса важны эротические влечения, колдовство, призраки и даже сатанизм. Вдохновленный прочитанными рассказами, в том числе гениальной историей об отшельнике Сантоне Барсисе, служащем сатане, автор охотно перенял крайние понятия благочестия и сексуального разврата. Решения его героя, монаха Амброзио, определяются порывами страсти. Первым объектом вожделения монаха является Матильда, роковая женщина, ведьма, выполняющая приказы самого Люцифера. Вторая возлюбленная нашего злодея, Антония, — чиста как ангел. Сопротивление девушки только усиливает похоть Амброзио, который по наущению Матильды решает изнасиловать Антонию во сне. От этого страдает не только девушка, но и ее мать Эльвира — капуцин, пойманный Эльвирой на месте преступления, душит ее. Жуть, которую сложно найти в ресурсах сентиментальной готики.
Льюис был первым, кто осмелился показать страдания голодающей женщины, заключённой в затхлую темницу. Его свободное от сентиментальных образов видение страданий является для того времени тем, чем для нас является первая часть фильма «Пила». Как и в фильме Джеймса Вана, в «Монахе» (1796, “The Monk”), речь шла не только об отвращении к ужасу, но и о том, чтобы заставить зрителя/читателя задуматься. Например, как следует оценивать порывы страсти титульного монаха? Льюис не навязывает героям конкретных характеристик – не указывает, кто добрый, а кто злой. Негативность Амброзио проистекает не столько из естественных склонностей, сколько из воздействия сатанинских сил. Но мы можем посмотреть и с другой стороны и сказать, что зло представленного таким образом мира заключается не только в том, что оно сверхъестественное, но также и в человеческой его составляющей. Жертвой человеческого зла, несомненно, станет «истекающая кровью монахиня» -- Агнесса. Замурованная девушка переживет еще большую трагедию из-за того, что ей придется смотреть, как умирает ее собственный ребенок.
К этому надо добавить вмешательство судьбы, жестоко эксплуатирующей неведение героев. Ибо в конце концов Амброзио узнает, что убитая им мать Антонии была и его матерью, и изнасиловать пытался он собственную сестру. Наказанием за совершенные преступления будет смерть. И какая смерть! Исполнение приговора нашему монаху берет на себя сам сатана, архизнаток в причинении боли.
Книга Льюиса вышла в свет в атмосфере скандала. Ее обвинили в пропаганде распущенности, зверства и жестокости. Нам трудно сказать, так ли это было (наши более обоснованные подозрения касаются творчества маркиза де Сада), но роль «Монаха» в истории мировой литературы «ужасов» не подлежит сомнению.
У Хораса Уолпола нашлось множество подражателей, но из-за низкого качества их работ достойны упоминания лишь некоторые. Что интересно, все имена принадлежат женщинам.
Регина Мария Рош (Regina Maria Roche, 1764–-1845), родившаяся в Уотерфорде, Ирландия, получила известность благодаря «Детям аббатства» (1796, “The Children of the Abbey”) — роману об Аманде и Оскаре Фицалане -- влюбленных друг в друга молодых людях, которых обманом лишили наследства.
][//center]
Писательница охотно прибегает к романтическим мотивам, с особой тщательностью описывает заговоры обманщиков и узурпаторов и сцены, разыгрывающиеся у смертного одра. Некоторые критики обвиняли ее в чрезмерной пышности и сентиментализме. Этим мнениям Регина Мария Рош пыталась воспротивиться в романе "Клермон" (1798, “Clermont”).
В нем описывается загадочная судьба семьи Клермон – прекрасной Мадлен и ее отца, живших в уединении, пока их не посетила таинственная графиня из прошлого.
Важная фигура в литературной готике — Энн (Анна) Фуллер (Anne Fuller, умерла 1790)), автор книг «Монастырь, или История Софии Нельсон» (1786, “The Convent, or, the History of Sophia Nelson”) и «Алан Фитц Осборн, Исторический роман» (1787, “Alan-Fitz Osborne, an Historical Tale). В первой книге представлена история дочерей Марии Стюарт, сестер-близняшек, прячущихся в пещере от мести королевы Елизаветы.
Во второй речь идет об ухаживаниях Уолтера за своей невесткой Матильдой, имевших трагические последствия. В обеих романах хватает типичных для жанра реалий древнего прошлого.
Роман Клары Рив (Clara Reeve, 1729—1807) «Старый английский барон. Готическая история» (1777, “The Old English Baron. A Gothic Story”) написан по образцу «Замка Отранто». Вернувшись в родной город, сэр Филип Харкли обнаруживает, что его родовой замок захватил лорд Ловелл, которого он считал старым другом.
Хотя здесь много знамений и злодеяний, а кульминационная сцена борьбы сил добра и зла производит большое впечатление, произведение не оправдывает ожиданий. Уникальность снижается или даже вытесняется рациональным суждением. Это не позволяет насладиться тонкими готическими оттенками, которые можно найти в кошмарах, преследующих персонажей,
И только творчество Энн (Анны) Радклиф (Anne Radcliffe, 9 июля 1764—7 февраля 1823) привносит в литературу изрядную дозу настоящего страха.
Ощущение ужаса здесь исходит от мастерски использованных описаний и недосказанностей, которые иногда действуют на читателя сильнее, чем вид истекающей кровью статуи у Хораса Уолпола.
Среди ее книг наиболее примечательны: «Удольфские тайны» (1794, “The Mysteries of Udolpho”) и «Итальянец, или Исповедальня кающихся, облаченных в черное» (1797, “The Italian, or the Confessional of the Black Penitens”).
«Удольфские тайны» переносят нас в 1584 год. Героиня романа, юная девушка Эмили Сент-Обер особым образом связана с отцом, и, как и Мадлен у Марии Рош, попадет под опеку почтенной дамы — тети Шерон. Брак ее родственницы с порывистым Монтони станет причиной катастрофического переезда героинь в замок Удольфо. Эмили трудно переживает разлуку с возлюбленным Валанкуром, а жизнь ее истязаемой мужем тетушки превращается в ад. Жестокие действия Монтони и ряд необъяснимых явлений являются источником непреходящего ужаса.
Действие «Итальянца» разворачивается в XVIII веке. Слагаемые романа такие же, как и во всех выше указанных книгах: прекрасная наследница (Эллена ди Розальба), благородный любовник (Винценцио ди Вивальди) и коварный монах (Шелдони). Здесь мы найдем и монастырь, и похищение, и тайну происхождения героев.
Все это уже было. Но разве «повторение развлечения» не является гарантией коммерческого успеха?
облако тэгов
