В преддверии Нового года мы сделали вот такую небольшую инсталяцию, инспирированную произведением Туве Янссон "Волшебная зима". С наступающим вас Новым Годом! Здоровья, радости и вдохновения всем пишущим и тем, кто вдохновляется, читая их творения!
цитата
"Муми-тролль сразу успокоился и, забыв про следы, медленно пошел
на свет. Он шел, пока не добрел до самого огонька и не увидел, что это
горит самая обыкновенная стеариновая свеча. Она была глубоко и надежно
воткнута в снег, а рядом с ней возвышалась остроконечная крыша домика,
сложенная из круглых снежков, прозрачных и красновато-желтоватых, как
абажур ночника в доме муми-троллей.
Неподалеку от этой необычной лампы кто-то лежал, глубоко
зарывшись в снег, и, глядя в суровое зимнее небо, тихонечко
насвистывал.
-- Что это за песенка? -- спросил Муми-тролль.
-- Это песенка обо мне, -- ответили из ямки. -- Песенка про
Туу-тикки, которая сложила из снежков снежный фонарь, но в припеве
говорится совсем о другом.
-- Понятно, -- сказал Муми-тролль и сел прямо в снег.
-- Ничего тебе не понятно, -- дружелюбно произнесла Туу-тикки и
высунулась из ямки, так что стала видна ее куртка в красно-белую
полоску. -- Потому что в припеве говорится как раз о том, чего нельзя
понять. А я думаю сейчас о северном сиянии. Неизвестно, есть оно на
самом деле или это одна видимость. Все очень неопределенно, и это-то
меня и успокаивает.
Туу-тикки снова нырнула в свою ямку и продолжала глядеть в небо,
успевшее за это время стать совсем черным.
Муми-тролль поднял мордочку кверху и увидел северное сияние,
которого никогда прежде до него не видел ни один муми-тролль. Оно было
бело-голубым и чуть-чуть зеленоватым и, казалось, обрамляло небо
длинными, колыхавшимися на ветру занавесками.
-- Я думаю, северное сияние есть на самом деле, -- сказал Муми-
тролль.
Туу-тикки не ответила. Она подползла к снежному фонарю и вытащила
Вадим Ильин "Тайны монстров и загадочных существ" М.: АСТ, 2008 (серия "Все тайны Земли")
При достаточно большой личной библиотеке, причем с достаточным количеством и научной литературы, нередко я посещаю и муниципальные книгохранилища, в поисках чего-то интересного. Эту книгу я взял в довесок к небольшой стопке выбранных книг, исключительно, чтобы сравнить этот сборник, например с книгами Непомнящего в части информации по криптозоологии. В целом, для 2008 года книга достаточно посредственная. Отпечатанная на газетной бумаге, без единой иллюстрации, наверняка она могла бы представлять исключительный интерес для интересующейся темой непознанного личности. Однако автор слишком понадеялся на собственное красноречие, и атмосферы загадки в книге создать не получилось. Таким образом, сборник включает в себя, по-видимому, собственные статьи автора, которые печатались в периодике издательства "Калейдоскоп", поэтому и книга отдает этакой бульварной сенсационностью, хотя, в целом, некоторые данные — лишь перетекание из одного журнала о "тарелках" в другой.
Думаю, в современной ситуации книга не могла бы конкурировать с каким-нибудь глянцевым фолиантом на ту же тему, но и в 2008 году было довольно много книг поинтереснее.
В фольклоре бурят улигеры занимают немаловажное место, являясь одновременно памятниками традиционной литературы, и частью шаманистской традиции, во многом не только не уступая широко известным эпическим произведениям, но и в чем-то раскрывая более глубинную семантику мифопоэтических образов, характерных, в целом, для всего евразийского мира. По своей структуре улигеры являются повествовательными литературными памятниками, рассказывающими о древних временах, героях-полубогах, зачастую, насчитывая от 5 до 20 и более тысяч стихов. В этих словоформах мифология тесно сплеталась с историческими фактами. Улигеры исполнялись певцами-улигершинами, которые наизусть могли рассказывать их, подыгрывая себе на хууре — старинном щипковом музыкальном инструменте со струнами из конского волоса. Улигершины-сказители не просто исполняли известные им сказания, но и дополняли их, привносили что-то новое, изображая подвиги богоподобных богатырей, героические сцены сражений, при этом, делая свое исполнение поистине уникальным и неповторимым.
Героический эпос бурят состоит из более чем двухсот оригинальных произведений, среди них такие как "Аламжи мэргэн", "Айбуурай мэргэн", "Буха хара хубуун" и др. Центральным эпическим памятником бурят является эпос "Гэсэр", который по объему, эпичности и историческому значению стоит наравне с такими памятниками народной мысли как карело-финская "Калевала", киргизский "Манас" и другими. Существует множество вариантов эпоса, он широко известен в Монголии и Китае. Наиболее архаичным, первозданным являются западно-бурятские варианты "Гэсэра". Начиная с 16-17 веков, появляются улигеры о реальных исторических героях — Шоно-баторе, Шилдэ занги, Бабжа-барас баторе и другие. Иногда бурятские традиционные улигеры переплетались и с буддистскими элементами, синкретизируя шаманскую традицию с образами ламаистской традиции.
Удивительный мир бурятской народной поэзии с приходом русских привнес в свою структуру не только волшебные элементы, но и бытовые, рассказы о животных, характерные для русской сказочной прозы.
Благодаря большому вниманию бурятских ученых, исследования улигеров, начиная с выдающихся работ Цыбена Жамцарано, и по настоящий момент, имеют широкий спектр для фольклористских, филологических и культурологических научных трудов, основанных на полных текстах бурятских героических эпосов «Абай Гэсэр хубуун», «Шоно-батор», «Аламжи мэргэн», «Еренсей» и других. И, тем не менее, при всем многообразии научных исследований в разных сферах, драматургическая и музыкальная составляющая этих образцов эпической бурятской традиции рассмотрена недостаточно хорошо, хотя именно стилистика исполнения характеризует, зачастую, принадлежность различных вариантов улигеров к разным этнокультурным традициям. Так, для западно-бурятской традиции характерна распевная ритмическая стилистика, где улигер исполняется, зачастую в речитативной манере от начала и до конца. А вот в восточно-бурятской технике исполнения улигеров неотъемлемой частью является сочетание не только напевной части, но и прозаических частей, стихов и монологов героев и персонажей.
Именно поэтому, очень важным для осмысления бурятской традиционной поэзии было привнести ее элементы и в драматургию, когда на сцене сочетается театральная зрелищность, вкупе с сохранением фольклорных и поэтических бурятских поэтических форм. Одним из основоположников использования бурятского фольклора в драматургии был Народный писатель, народный артист Бурятии, заслуженный деятель искусств РСФСР – Намжил Гармаевич Балдано. Балдано вошел в историю бурятской культуры, как автор сводного варианта героического эпоса «Абай Гэсэр», его поэтической обработки,написания либретто для балета «Красавица Ангара», и ряда постановок бурятских улигеров на театральной сцене.
Как автор драматической поэмы «Энхэ Булат-батор», написанной по мотивам народных исторических песен, Намжил Балдано стал одним из основоположников нового вида национального искусства, бурятской оперы.
Первая бурятская опера «Энхэ Булат-батор» с большим успехом прошла на первой декаде бурятского искусства в Москве в 1940 г., благодаря яркости образов, стройности развития и красочности языка, а также музыкальной части, созданной на основе бурятской народной песни.
Либретто балета «Красавица Ангара» написано на основе бурятских народных легенд о величавом Байкале, его своенравной дочери Ангаре и могучем богатыре Енисее. Драматург с особым трепетом отнесся к обработке фольклорного материала и создал удивительную сказку о верности и благородстве, привнеся в структуру повествования и русскую фольклорную традицию, создавая образ содружества двух народов, основа которого была заложена Балдано еще в пьесе «Побратимы».
На волне патриотических настроений Балдано была написана пьеса «Бабжа Барас-батор», изображающая героическое прошлое бурятского народа, его неравную борьбу против маньчжурских захватчиков. Бабжа Барас-батор неоднократно воспевался в песнях и преданиях бурятского народа, смешивая фольклорную и историческую традицию, стал примером опоры и надежды своего народа. В пьесе Балдано Бабжа Барас-батор ищет поддержки у русских казаков, с помощью которых побеждает пришельцев, стремящихся поработить бурятские племена. В роли Бабжи в то время выступил Л. Линховоин.
По мотивам бурятского героического эпоса «Гэсэр». Балдано были написаны либретто балета «Сын земли», трехактная драма «Сердце Гэсэра».
Таким образом, после кропотливой тридцатилетней работы с фольклорным материалом, сводный текст эпоса был представлен на театральной сцене.
Архаичный эпос воспринимался сказителями, как нечто сверхъестественное, что не допускает изменения текста. Однако с развитием человеческого общества, с изменением мировоззрения людей происходят изменения и в их эпическом творчестве. Драматургическое осмысление бурятской эпической традиции, воплощенное Намжилом Гармаевичем Балдано, несомненно, является высокохудожественным вариантом сохранения живой традиции, а жанровая специфика, заложенная им, дает предпосылки для живой и многогранной систематики фольклорных произведений в современной культуре.
29 ноября в Деловом центре Национальной библиотеки Республики Бурятия проходила очередная литературная мастерская, состоявшаяся в рамках ежегодных "Байкальских чтений", в этом году посвященная 75-летию со дня рождения народного поэта Бурятии, общественного деятеля, председателя Союза писателей Республики Бурятия (2007 – 2021 гг.) Матвея Рабдановича Чойбонова.
Руководителем и модератором секции выступил известный поэт Амарсана Улзытуев (г.Москва), а спикерами — Афанасий Мамедов – писатель, журналист, редактор, литературный критик (г. Москва) и писатель Ника Светлая, автор издательства АСТ, пишущая в жанре young adult, победитель прошлогоднейлитературной мастерской, где она представила свой рассказ "Арьяна", написанный в стиле "этнохоррор".
Мной, на суд критиков было представлено несколько рассказов из цикла "Забайкальские страхи".
Несмотря на ожидаемые волны критики и споров, в отличие от подобных мероприятий, в которых мне доводилось выступать ранее, семинар прошел в достаточно дружелюбной и уютной атмосфере, закончившись далеко за девять часов вечера.
Произведения, рассмотренные в секции "Проза" были достаточно разноплановыми. Вкратце поделюсь впечатлениями.
Анжела Базарон "Чудотворец и Старуха"
С творчеством Анжелы базарон я познакомился пару лет назад на страницах журнала "Байкал". Это достаточно опытный прозаик, активно использующая в своем творчестве как мифологические бурятские мотивы, так и буддийские представления о перерождении. Именно поэтому в ее рассказах есть место сплетению разных временных локаций, зачастую орнаментом обрамляющих философский посыл произведения. на этот раз нам удалось познакомиться с творчеством автора на стезе драматургии. "Чудотворец и Старуха" — это пьеса-фантазия, инспирированная повестью Даниила Хармса "Старуха", однако перенесенная во временной промежуток современности, в Сибирь. В центре повествования этой миниатюрной пьесы лежит противоборство писателя, находящегося в творческом кризисе и старухи, в образе которой воплотилась сама Смерть. Очень яркой канвой здесь пролегает и само время, отображенное упоминанием часов, как неработающих, так и идущих. Собственно, невольный читатель замечает, что само действие происходит как бы замедленно. Здесь и быстро распитая бутылка водки с более удачливым писателем, хвастающимся своим материальным благополучием, но совершенно одиноким в своем мнимом счастье, здесь и перемежающиеся события из мира реального — образы Горького, ясно намекающие нам на круг писателей, которые творили во временном пространстве горьковской поры, и, разумеется, на самого Хармса. невольно пьеса сплетается с нотками религиозности, однако лишь для того, чтобы показать джертвенность Хармса. Финалом произведения становится символическая победа Писателя над Смертью, в ходе которой он перестает быть зависим от времени в своем микромире. и наконец может написать свое произведение. тем самым, оживляя на страницах творения Хармса. В целом, подобная пьеса отлично смотрелась бы в виде небольшого артхаусного фильма.
Евгений Попов "Мяукающие пальцы"
Мне удалось прочитать только это произведение Е. Попова, представленного на семинар. В принципе, я до этого уже читал произведения автора, и вот что удалось подметить. Во многом, автор пытается быть контркультурным, этаким бунтарем, но все равно, за кажущимся видом этакого рокера и "неформала" (неформала десятых годов, надо сказать) видится все равно достаточно открытый и домашний паренек, который надевает социальную маску протеста, которая, как мне кажется, рано или поздно либо приведет его к карьере нового Буковски или Паланика, либо он просто вырастет из этого напусконого образа. Что до произведения, то, в целом это очень похоже на прозу начала нулевых, которая мне так нравилась (Козлов, Денежкина и, разумеется субкультурная проза и сетевые дневники отдельных персонажей тех лет). Но все равно, Евгений подходит к творчеству интеллигентно, слэнговые обороты и мат он вставляя аккуратно, отчего в его сюжет немного не веришь. Впрочем, рассказчик он неплохой, предполагаю, что если бы подобное он рассказывал за бокалом пива в баре "Хармс" (есть такое молодежное пивное заведение в нашем городе) — было бы на порядок интереснее. Но ,в целом, для меня подобные инспирации в творчестве позволяют упомянуть одно емкое словесное выражение о годах молодости — away days. А в целом, в годы "Фактотума" тот же Буковски писал что-то более пьяное и более маргинальное, поэтому, предополагаю, что в рассказе мы видим более опытную социальную прозу, которой все такие немного не хватило бунтарства и смелости сделать все жестче и интереснее.
Ирина Белоусова "Светский разговор"
Автор призналась, что ее любимым автором является Юрий Коваль. Отчасти, ее рассказы инспирированы стилем Коваля, но, безусловно формируют свой собственный. Я бы не назвал эти новеллы миниатюрами, как таковыми, скорее это некие притчи, потому что некоторый назидательный смысл в них присутствует. в отличие от того же Коваля, ведь по сути тот же "Листобой" — это уютные обрывки повседневности, обрамленные неким языковым диалектным шармом, а здесь все же литературное возобладало над простонародным, и рассказы стали серьезнее. В принципе, "Светский разговор" вполне мог бы стать интересным комиксом, настолько он лаконичен, но излишняя серьезность, словно листобой унесла легкий шарм миниатюры.
Святослав Марковец "Сражение войны"
На суд Мастера (на саомм деле в этом слове есть ореол тайны и сопричастности к некому внутреннему кругу) были представлены две главы из разных частей романа-эпопеи, во многом инспирированном фэнтези-составляющей. Это, безусловно, философское и антивоенное произведение, которое можно вдумчиво читать. И я не сомневаюсь, что в тведой обложке это будет прочитано многими, и с большим интересом. Мне очень понравилось начало главы 19, которое сразу отразилось в моем мозгу яркими образами. "...Лес встретил Ладу длинными тенями" — это следовало бы обрамить эмбиентной атмосферой или неплохо было бы нарисовать... А в целом, повествование очеь ровное и неспешное, читать подобное надо вдумчиво, не по диагонали. Единственное, что так, или иначе останавливало мой взгляд — это смешение разных традиций, имен и понятий, но возможно это сделано специально. Сам автор — достаточно интересный и начитанный молодой человек, одновременно любящий и Моэма, и Толкина, и Ремарка. На самом деле, мне показалось, что в его естестве как раз и отобразился тот самый "ремарковский юноша".
Алексей Гергенов "Еще одна тайна Дальневосточной республики"
Я думаю, некоротые из читателей Фантлаба могли видеть этот рассказ, потому что он, собственно, и писался в рамках одного из фантлабовских конкурсов. Это романтический истерн, написанный во временной локации 1922 года. очень романтичная история о двух влюбленных подростках, пытающихся сбежать в Маньчжурию на аэроплане. Однако некоторые исторические, технические и топографические огрехи несколько ломают волшебство этого, в целом, неплохого произведения. Я бы с удовольствием посотрудничал с Алексеем, чтобы этот рассказ стал лучше и захватил умы любителей Юзефовича и Гражданской войны в Забайкалье.
Александр Мраков "Забайкальские страхи"
Собственно, о себе и сказать нечего. Никто меня не еритиковал и не давал советов. Я скромно рассказал о сути своего литературного цикла, раскрыл тот чудесный мир магического реализма Забайкалья, который я так надеялся воплотить в своих рассказах, о быличках, об Александре Черкасове и его великолепном творчестве, и о том, почему я пишу именно в границах XIX века.
Случайно, в книге "Дикие кошки" 1981 г. об этих удивительных животных, мной была найдена вот такая иллюстрация к позднему стихотворению Уильяма Блейка, в переводе С.Маршака по изданию С. Маршак — "Сочинения. т.3.", М.: Издательство художественной литературы, 1959 г. Эта иллюстрация является перерисовкой оригинального рисунка Блейка, к его стихотворению, воспевающему тигра.