сабж

Очаровательный маленький сборник новелл вполне скрасил мне уже надоевшую дорогу примерно от Модены до Римини, жаль, что быстро закончился. Удивительно приятное чтение как процесс, не ради сюжета, а ради самого текста. В придачу ко всему, часть новелл очень ловко стилизована — даже не скажу, что под что-то просто узнаваемое, а скорее под стилистику некоего периода в литературе — хотя я тот еще специалист в этих вопросах, конечно.

Еще одна забавная особенность — замах без удара. То есть в основном завязка есть, а вот развязки нет, тексты просто заканчиваются и все либо просто заканчиваются ничем. Поначалу это несколько обескураживает, а потом начинает приносить удовольствие, потому что понимаешь, что всю дорогу тебя обманывали и это-то и был уже сюжет, а не увертюра. Из-за этого остается дивное ощущение легкости от текста, и невольно расстраиваешься, что уже все закончилось. Легкость, впрочем, не мешает тому, что это еще и очень забавно именно в плане слога. Такие, знаете, джеромовские шутки, которые не вызывают громкий смех, но неизменно вызывают улыбку, причем даже в основном нельзя ткнуть пальцем в какое-то конкретное место и сказать, что вот, это-де шутка. Я выписала себе в телефон фразу "Через дорогу переметнулась небольшая свинья и скрылась в овсах" и перечитываю ее в дни тягостных раздумий, и жить становится приятней. Хотя, признаться, изумлялась причудам авторского стиля первые страниц десять, пока не осознала, что это киндл обрезает у меня последнюю строчку на каждой третьей странице в пдф.

Сюжеты под стать слогу: легкие, неторопливые и забавные. Помимо не впечатлившей меня, но милой истории про Сократа — несколько зарисовок из быта примерно середины 19 века, каких-нибудь русско-тургеневских времен. Душераздирающая история про проклятую лошадь, привыкшую останавливаться у одних и тех же притонов, куда часто хаживал старый хозяин животины, к примеру. Или забавная фантазия на тему портрета дориана грея на отечественной почве — получился такой забавный неужасный ужас в духе по.

В общем, не скажу, что это так же феерично прекрасно, как "Овидий" — и то хорошо, а то земля могла бы и не вынести такой концентрации, но почитать приятно.

сабж

Кажется, если бы не волшебные железные дороги Италии, которым я подарила пару дней жизни, я бы никогда не догрызла этот кактус. Притом, что Пруст в принципе достаточно легко читается, но его беда скорее в другом — не замечая, что случайно нажимаю на книжку, я периодически перепрыгивала через несколько страниц и — вот удивление! — не замечала совершенно никакой потери. Спасибо, что поленилась тащить с собой тома и не стала читать сабж в оригинале с бумаги — мой французский достаточно плох, чтобы это стало пыткой, когда неинтересный сюжет (точнее, его отсутствие) и неприятные персонажи умножаются на совершенно конский объем. Видимо, я никогда не смогу победить этот язык окончательно — никак не могу найти себе нравящегося автора((

Берясь за второй том, я искренне надеялась, что в нем будет нечто потрясающее, равное по глубине впечатления "Любви Свана", настолько же точное, настолько же пронзительное и очень сильное. Увы, наш герой то ли не способен на такие чувства, то ли его время еще не подошло. Кстати, никак не могу сообразить, сколько же ему лет. Вообще сомнительность "бытийной" стороны несколько выбивает меня из колеи — должен себя вести так пятнадцатилетний мальчик, или ему двадцать, или больше? А если больше, почему он так долго тунеядничает, очевидно, ничего не делая и даже ничего не умея? И ладно бы еще, проводил время как-то весело или интересно — но он проводит свое так, что я бы сдохла от трех дней такой жизни и мечтала скорей вернуться к родному станку. Читала и все время вспоминала у Ключевского про "класс общественных трутней, выращиваемых сначала для потехи, а потом на убой". Да, я тот самый моральный урод, который считает, что финансист-титан-стоик был, в общем-то, хороший мужик, а этот фонвизинский типаж пощады не заслуживает.

И потом, да, я помню и понимаю, что в этом возрасте все остро озабочены вопросами пола и тем, что ниже пояса. Но во-первых, после некоторого количества опыта это проходит, а во-вторых, эта озабоченность не воспринимается как-то в романтическом ключе. В смысле, скорее, озабоченность отдельно, романтика отдельно. У героя же начисто отсутствует вторая, а именно романтическая часть — и все его привязанности к девушкам имеют какой-то очень потребительский характер. Мне по наивности казалось, что такой потребительский взгляд приобретают умудренные различным опытом люди ближе к сорока. Наблюдать такое пошловато-расчетливое отношение у героя весьма противно, да и сам он противен — из тех, что пытаются и на елку влезть, и, извините...

В общем, странно, что к этим своим довольно-таки неприглядным чувствам герой применяет понятие влюбленности — очевидно, по той причине, что еще не был влюблен по-настоящему. И если чувства к дочке Свана хотя бы прилично выглядят, то вся история со "стайкой" и девочкой, страдающей розацеей, которую он в итоге выбрал, отдает чем-то по-деревенски пошлым. Так, придя тусоваться в клуб, из толпы новых знакомых выбираешь того, с кем не только приятнее, но и проще общаться, но при этом ни у кого не возникает мысли относительно "высоких чувств".

Юный неврастеник из "Комбре" вырос в какого-то изумительного циника. И окружение, кажется, ему под стать. Это еще одна причина, почему роман кажется мне таким безумно занудным — не могу представить себе менее интересной темы, чем кто из кумушек что кому сказал. А по сути основное содержание — это описание мелких, не имеющих какого-либо значения пересечений и отношений различных людей определенного круга. Кто на кого как посмотрел, кто кого как "ставит", кто выделывается, кто привирает, и все они какие-то очень тусклые и бессмысленные в этом. Что нашел в этом автор, не представляю. Это как зануднейший обед из тех, что любили устраивать в поколении наших родителей и бабушек — с "парадным" сервизом, переодеванием в вечерние платья (и тапочки), осточертевшими гостями, которые за спиной говорят друг о друге и о хозяевах гадости. Но надо его пересидеть, уходить невежливо — потом будет неприятный разговор, не общаться не получается, вот и случаешь какую-нибудь бессмысленную историю о том, как троюродная племянница неизвестного тебе человека куда-то поступала и поступила. Таков же и этот роман — от отношений всех героев в нем веет какой-то удивительно совковой затхлостью, и хочется сказать героям: да плюньте вы на это и не зовите к обеду тех, кто вам неприятен, в конце концов! Хотя иные женщины только в этом находят удовольствие, но я давно поняла, что сама не настолько женщина, и удивлена, что Пруст — настолько.

Если так продолжается и дальше и если Пруст больше не поднимается до тех высот, где был роман Свана, — пожалуй, мне не стоит читать дальше.

сабж

Боже, благослови фантлабовские пьянки и издательство "Шико" в отдельности — если бы не они и не подмосковная электричка, я бы вряд ли добралась до этого автора, а зря. Честно скажу, мне давно не было так хорошо, как бы двусмысленно это ни звучало. Совершенно гедонистическое наслаждение от процесса чтения, как верно было замечено. В тексте есть совершенно все, что я люблю: безумный сюжет, филологический юмор, обилие удачно замаскированных цитат, русский язык всех разливов и мастей. Собственно, суть текста — именно в упражнениях с родной речью, то есть с различными вариантами стилизации, от былин едва ли не до падоначьего сленга (но все-таки нет). Это непередаваемо здорово сделано и непередаваемо смешно.

Пересказать сюжет или хотя бы внятно объяснить, о чем он, свыше моих сил. Определим его как приключения и на этом закроем вопрос, потому что, по большому счету, это не особо важно, тем более, что героев романа и героев романа, который пишут герои романа, а также автора всех вышепоименованных, так швыряет по сюжетному морю, что совершенно невозможно предсказать, где они окажутся в следующий момент. В целом — это куда веселее, чем можно себе представить, даже в отрыве от того, как написано.

Между тем "как написано" — это основной источник бесконечной радости. Игры Шмаракова с языком настолько хороши, что все предыдущие читанные мной специалисты по этой области просто бледнеют. Я натурально ржала вслух в метро, распугивая сонные толпы, и искренне жалею, что роман закончился так быстро. Сюжет начинается с того, что некий дом в результате некачественного проведения инженерных изысканий начал проседать в грунт и просел настолько, что за окнами нижних этажей натурально оказались грунтовые воды, а также подземные озера и тп с их увлекательной флорой и в особенности фауной. По факту на объект были вызваны Прораб и Генподрядчик (который неожиданно для себя оказался одним из главных героев):

"- С этими долопихтами — у них ведь, говорят, половой диморфизм сильный?

— Прямо замечательный диморфизм, — подтвердил Прораб. — Из соседних домов справедливо удивляются. Какой тут у вас, говорят, редкостный половой диморфизм".

Судя по одной из следующих глав, автор давал почитать начало родным и близким, и половой деморфизм оказывал на них столь же сокрушительное моральное воздействие, как и на меня, о чем они не замедляли сообщить

Одна из основных прелестей игры со стилями у Шмаракова — в том, что помимо легко узнаваемых и чисто литературных, присутствует еще и множество примеров куда более живых стилей, еще литературоведением не заклеймленных, натуральная "живая жизнь". Есть весьма трагическая глава про школьного учителя русского и литературы, с приведением плана урока по рассказу местного писателя (оужас!) и изложений школьников по нему (даже не знаю, что из них более оужас!)

"– Кстати, тут Митя Пазюкин сдавал, – продолжал тот же рассказчик. Остальные сделали выражение лица, означавшее, что Пазюкин им небезызвестен и что этапы его неординарной судьбы где-то пересекались с их этапами. – Вопрос у него был «История открытия и публикации “Слова о полку”». Сидит, дышит. Говорю: ну чего, Митя, скажете? Он: «Мусин-Пушкин издал “Слово о полку Игореве”». Длительное молчание. Сидит и стегна жмет, как выражается былина о Ставре Годиновиче. Наконец открывает рот и прибавляет: «Перед смертью Мусин-Пушкин издал еще несколько слов». Тут я заплакал. Красивыми мужскими слезами. Давайте, говорю, Митя, зачетку и идите, поставлю я вам зачет, потому что никто на моей памяти не умел очертить биографию Мусина-Пушкина с таким потрясающим лаконизмом. Ушел, родимец, спасибо сказал."

Ну да, я знаю, что в жизни такое бывает сплошь и рядом, и еще похлеще. Сама собирала за преподавателями смешные оговорки на протяжении пяти лет. Но именно в такие моменты я остро жалею, что в свое время у меня не хватило духу остаться в этой области — жизнь моя была бы, может, и сложнее, но куда веселее.

Определить, на что похож текст Шмаракова, учитывая уровень, весьма сложно. Ну разве что представьте нечто среднее между "Альтистом Даниловым" и Коростелевой — это, пожалуй, будет ближе всего. Не считая предпоследней главы, исполненной в форме фуги монолога Молли Блум, но столь же смешной. "Овидий" приносит море радости, прежде всего, за счет узнавания — цитат, оборотов, общей стилистики, жанровых сценок и тд. Читая, скажем, Эко, сожалеешь, что у тебя не хватает образования, чтобы уловить все отсылки к мировой культуре, и при этом четко замечаешь, на что же именно не хватает. Читая Шмаракова, тоже, наверное, улавливаешь не все, но, во-1, это не так заметно, во-2, узнаешь достаточно как минимум в силу родства через великий и могучий. Опознав процитированную эпитафию Карамзина, я едва не зарыдала от умиления — пятнадцать лет ее уже не видела, родимую, ан вот она, где не ожидала!

Очень умилило появление в сюжете автора ближе к последним страницам. Люблю этот прием в любом виде и розливе, несмотря на один из моих ников, а тут он пришелся как-то очень ко двору и в остальной сюжет вписался вполне органично. С другой стороны, затрудняюсь представить себе такую вещь или персонажа, которую нельзя было бы вообще вписать в этот сюжет — вопрос в авторском умении, а с этим все отлично.

До сих пор временами перечитываю отдельные моменты, открывая "Овидия" практически с любого места, и сгибаюсь от смеха. Это прекрасно, товарищи, верьте мне!

сабж

Это очень хорошая, легкая книга в дорогу. Именно в дорогу, потому что ее чтение порождает неконтролируемое желание немедленно куда-то уехать, а если прямо сейчас такой возможности нет, будет весьма мучительно. Мне повезло в том плане, что книга совпала с локальным, но все-таки путешествием (на очень аутентичной подмосковной электричке и еще более аутентичном дачном автобусе).

Людям, которые путешествовать не любят, вероятно, будет не очень интересно. Но если для вас, как для меня, нет большей радости и лучшего отдыха, чем попереться на перекладных в какое-нибудь новое незнакомое место — вам сюда. Потому что текст — это квинтессенция кайфа от дороги и новых мест. М-Фрай доволньо специфический путешественник, но мы с ним как-то хорошо совпадаем в представлениях об идеальном путешествии: Европа, произвольно выбираемые билеты и отели, частые переезды, хождения по незнакомым городам. Никаких пляжей (разве что в несезон), никаких палаток, никакого экстрима, никаких, упаси боже, организованных туров — только самостоятельное постижение достижений человеческой цивилизации.

Книга в целом представляет себе сборник маленьких историй, фантастическо-приключенческих, в которых действие происходит в одной из произвольно выбранных точек Европы (не в самых популярных туристических местах, правда). Рассказываются они все от первого лица, но фигуры рассказчиков меняются. Некоторые из рассказчиков, правда, знакомы друг с другом или, по крайней мере, вращаются где-то в одном пространстве. Но несмотря на формальную разницу полов и возрастов, стилистика повествования и манера восприятия действительности у всех одинакова, так что никакой особой разницы между героями не чувствуется.

Сами по себе истории — тоже такие, типично максфраевские, не знаю даже, как это описать. Эссенция эскапизма, вот шел ты по улице чужого города в 5 утра, весь такой замученный и простуженный, а тут за углом раз — и маленькое чудо, и сразу жизнь обретает не то чтобы смысл, но хотя бы интерес. Истории вполне ровные в плане количества чудесного на одно человеко-место, милые, но не сахарно, а приятно-успокаивающие. В каждом из этих мирков и ситуаций, действительно, здорово было бы оказаться.

Что касается городов, то по сути, это всего лишь география плюс немного странового колорита. С точки зрения сюжета европейские местечки вполне можно было бы заменить русскими — но тогда от автора для создания чего-то столь же легкого и очаровательного потребовался бы куда больший труд, потому что ну не ассоциируются далекие деревни у нас с легким и очаровательным, никак. Да и общая нелюбовь к родине периодически проскальзывает, не могу за это упрекнуть, поскольку понимаю и местами разделяю.

В целом — истории скорее легкие, чем захватывающие. Единый сюжет в книге отсутствует, да и за сюжетом отдельных рассказиков я следила не то чтобы с особым вниманием. Очень ленивое чтение, в общем.

Все три диалога (первый из которых, правда, является монологом) посвящены одной теме — Сократ перед смертью, практически раскадровка. Платон предоставляет Сократу вещать со страниц его текста, так что диалоги — это по сути изложение философии Сократа (который, как известно, собственных письменных текстов не оставил), а не философии Платона. Хотя Платон и был его прилежным учеником, все же он пошел куда дальше Сократа, а местами так совсем в другую степь.

"Апология Сократа" — это речь Сократа на суде, ответ обвинявшим его лицам. Для меня как для юриста, пожалуй, больший интерес представляло бы слово обвинения, потому что с современной точки зрения присуждение к смертной казни за то, что человек "не чтит богов, которых чтит город, а вводит новые божества, и повинен в том, что развращает юношество" звучит совершенно безумно. Сократ же оправдывается, собственно, по делу, с помощью как здравого смысла, так и софистики, доказывая, что и богов он чтит, и юношество не развращает. И заодно очень осторожно нападает как на своих обвинителей, так и покусывает судей, упрекая их, что где они найдут второго такого, если убьют его. С точки зрения каких-то особенных философских истин не особо впечатляет, но как образчик софистики и ораторского искусства хорошо.

Позабавило последнее предложение речи: "Но вот уже время идти отсюда, мне — чтобы умереть, вам — чтобы жить, а кто из нас идет на лучшее, это ни для кого не ясно, кроме бога". Позабавило потому, что спустя примерно 2238 лет после этого Шопенгауэр в "Афоризмах житейской мудрости" написал ровно то же самое: "Когда человек стар, для него остается только смерть, а когда молод, перед ним жизнь, и еще вопрос, что из двух страшнее". Интересно, Ш. сам осознавал, кого цитирует?

"Критон" показался мне наименее интересным их трех диалогов. Он короток и довольно просто и скорее имеет нравоучительный, чем чисто-философский характер. Друг Сократа Критон приходи к нему в темницу и уговаривает того бежать, скрыться от смертной казни. Сократ отказывается, мотивируя свое решение равно чувством собственного достоинства и приверженностью закону и верой в народное правосудие. Причем дает объяснения, действительно, философского толка, пытаясь навести Критона на правильное понимание. В наше время никому и в голову не пришло бы объяснять подобные поступки с точки зрения логики — понятия "честь" или "гордость" было бы вполне достаточно. Но Сократ тем и интересен, что ему таки удается дать логическое объяснение и убедить.

"Федон" — наиболее интересная вещь именно с точки зрения изложения философии Сократа. Диалог (на самом деле это разговор нескольких человек) представляет собой последнюю беседу Сократа с учениками, которая заканчивается питьем яда и смертью. Зато за эту беседу Сократ умудряется поднять чуть ли не все основные вопросы, которыми продолжает задаваться человечество. Более того, сама форма разговора построена Платоном таким образом, что прекрасно отображает разработанную Сократом же форму обучения — майевтику, читай: задавание правильных наводящих вопросов (кто преподает, тот владеет этим искусством в совершенстве). Заодно излагается одна из основных идея философии Сократа — бессмертие души (вы не поверите!), независимость души от тела, жизнь души до рождения и после смерти. Все это более ли менее вписывается в греческие эсхатологические представления (кстати, эсхатология Платона-Сократа в части устройства Аида весьма напоминает дантевскую), хотя мне было бы очень интересно узнать, что он думает о вечном возвращении круговороте перерождений. Но все же идея и изложена, и обоснованна, совершенно прозрачно и ясно — через "знания-воспоминание" (жаль, что Сократу-Платону еще не было известно понятие "дежа вю"). А вот что касается учении о противоположностях, не могу сказать того же — очень уж путано, и такое чувство, что Сократ пытается сам запутать бедных учеников.

Есть еще в диалоге прекрасный момент, на котором я буквально хлопнула себя по лбу:

"Вот в чем я убедился. Во-первых, если Земля кругла и находится посреди неба, она не нуждается ни в воздухе, ни в иной какой-либо подобной силе, которая удерживала бы ее от падения, — для этого достаточно однородности неба повсюду и собственного равновесия Земли, ибо однородное, находящееся в равновесии тело, помещенное посреди однородного вместилища, не может склоняться ни в ту, ни в иную сторону, но останется однородным и неподвижным". Круглая Земля! В вакууме! В 4 веке до нашей эры. Почему с понимания этого факта до следующего шага, "и все-таки она вертится", нужно было 2 тысячи лет?!

К стыду своему, я раньше не читала диалоги Платона, хотя, конечно, прекрасна знакома с основными положениями его философии. Но как с парой Толстой-Достоевский, мне всегда был ближе Аристотель, чем пресловутая "лошадность". Однако философия Сократа внезапно оказалась и ясна, и интересна.