Наконец добралась до Амаду, было весело. С одной стороны, Амаду вроде как вполне и по стилистике, и по цветастому и изящному языку, и по легкому налету мистики и толстому — национального колорита — вполне относится к плеяде латиноамериканских классиков магреализма 20 века (Маркесы, Борхесы, Казаресы там всякие). Но с другой, у Амаду как-то одновременно более реалистично и более живо. По большому счету, весь роман за исключением последних 50 страниц — чистой воды реализм, бытовуха, можно сказать. И только в конце Амаду оторвался по полной — тут тебе и дух первого мужа, с которым Флор изменяет второму. И негритянские странные боги, каждый со своими гастрономическими предпочтениями. И общество бессмертных перерождающихся душ (кто бывший инквизитор, кто Жанна Д'Арк, кто нынешний владелец игорных притонов), собирающееся на перекрестке.

По большому счету, название романа отображает не только его содержание, но даже и сюжет. Более ли менее последовательно нам повествую о том, как некая дона Флор (на момент действия — около тридцати лет) жила сначала с первым мужем, а потом со вторым. С краткими и не очень экскурсами в историю юности, знакомства и эпизодов жизни с первым супругом, незначительных происшествий между ними и знакомства и жизни со вторым. Первый (Гуляка) был редкий повеса, игрок, весельчак и бабник, который изменял бедной героине, бил, отбирал у нее деньги и вообще вел себя на редкость неподобающим образом. За что и был без памяти любим своей женой, так, что даже после смерти она никак не могла его забыть. Второй (аптекарь) являл из себя полную противоположность, был исключительно приличен, благовоспитан, обожал жену и не смотрел на других женщин, исполнял супружеские обязанности строго по расписанию, к тому же играл на фаготе. За что и заслужил уважение и виртуальные рога. Про саму дону Флор сложно сказать что-то кроме того, что она женщина. Пожалуй, даже идеальная персонификация всех архиженских качеств в одном человеке, к тому же держит собственную кулинарную школу и прекрасно готовит. Я бы на такой тоже женилась

По сути, в романе кроме смерти первого мужа и появления второго ничего не происходит, во всяком случае, глобального. Если смотреть с точки зрения событийности, то более "ровный" сюжет сложно еще придумать. Другое дело, что текст написан так, что глобальные события в нем совершенно теряются на фоне многочисленных мелочей, событий, произошедших у друзей, родственников, дальних знакомых, чьи-то мнений, чаепитий, везения в рулетку, кулинарных рецептов, перемежаемых плачем Ярославны в исполнении овдовевшей доны Флор, экскурсов в детство и юность основных, второстепенных героев и еще бог знает кого. В результате получается очень пестрая мешанина, совершенно в карнавальном духе. И вроде бы ничего не происходит, но каждый раз происходит что-то мелкое и забавно, что хочется посмотреть, чем там оно закончится. В общем, респект Амаду, потому что так написать, по сути, ни о чем — это большой талант, на самом деле. Не скажу, конечно, что мне ни один момент не было скучно — бывало, признаться, но в том числе и потому, что такой текст тяжело потреблять в больших количествах, он как ирландское рагу — вкусно, но если переешь, будет несварение. К тому же иногда автор начинает кружить вокруг одной какой-нибудь незначительной детали, персонажа или эпизода, и это немного надоедает.

В остальном же Амаду очарователен. Яркий, ироничный, очень тонко пойманный текст. Вначале сложновато привыкнуть к обширному "культурному слою" маленького бразильского городка, но потом настолько вживаешься в него, что он кажется естественным. И персонажи, точно так же — все очень живые, каждый с характером, но бог весть каким, но обычным таким, человеческим, достоверным. Здорово, в общем.

сабж

Откровенно говоря, не знаю, зачем я погрызаю этот кактус — он уже давно стал совершенно невкусным. Мои надежды, что из Саги Теней только второй роман будет случайно-неудачным, не оправдались. Третий еще хуже, причем значительно хуже. И тут дело даже не в том, что роман плох чем-то конкретным, а в том, что он ничем не хорош. Былые яркие персонажи, неожиданные сюжетные повороты, *правильное* морализаторство — всего этого нет. Читать равно скучно и бессмысленно.

Карду хорошо удавались сюжеты, построенные на человеческой психологии, развитии личности и ее взаимодействии с окружающим миром. Собственно, это любимая моя тематика, потому мне так и нравится Кард. Но в "Shadow Puppets" ничего подобного нет, а сам сюжет крутится вокруг двух равно занудных тем — геополитика и "плодитесь и размножайтесь". Раскрытие обеих тем — безостановочный фейспалм. Во-первых, автор ни черта не смыслит в реальной геополитике, а если и смыслит, в романе этого не показывает. Якобы взаимодействие реальных стран в недалеком будущем у него основано на каких-то совершенно дурацких и беспомощных предпосылках. А это, между прочим, не 11 век, чтобы воевать "за идею", но у Карда страны воюют, вступают в конфликты и образуют альянсы именно что за идею, потому что какой-то гениальный ребенок из Battle School объяснил локальному правительству, что надо так и так. Выглядит это все очень слабо и недостоверно и абсолютно не создает ощущения реальности происходящего.

Еще одна проблема — и, наверное, основная, — это способ подачи. Потому что роман на 90% состоит из диалогов и переписки героев, и только по диалогам и переписке понятно, что же в итоге происходит. Описательная часть, авторский текст практически отсутствуют. Само по себе это, может, и неплохо, но реализовано так, что создается впечатление, будто все интересное происходит где-то в другом месте, а тут неинтересные герои обсуждают неинтересные вопросы. Герои, увы, все меньше походят на реальных личностей и все больше — на картонных персонажей, произносящих авторский текст все в одной тональности. Может, дело как раз в том, что героев не видно со стороны, не видно особо их поступков и реакций — только слова. Тем не менее, Bean, Петра, Питер и (оужас!) родители Питера все поголовно говорят одним и тем же языком и больше практически ни в чем не проявляют себя как личности со своими особенностями характера и тд. Что случилось с яркими прежде характерами этих персонажей — крайне агрессивным и обаятельным Питером в первую очередь — вот вопрос. Такое чувство, что в первых книгах эти роли играли хорошие актеры, а здесь их заменили на бездарных статистов, которые честно заучили свой текст, но не знают, что еще с ним сделать.

Отдельный феерический фейспалм — это бесконечные заходы Bean'а и Петры на тему "семейных ценностей", плодитесь и размножайтесь. Великая жертвенная любовь к эмбрионам, декларирование размножения и создания семьи как высшей ценности. ОМФГ просто, откуда взялся весь этот бред? Описанное до такой степени не соответствует характерам персонажей, ситуации и здравому смыслу, что я даже не знаю, что тут сказать. Выпилите.

В общем, феерически бездарный и бессмысленный роман. Единственное, что вообще в нем есть хорошего — три абзаца про Virlomi и Walls of India, в которых слышится голос прежнего умного и слегка пафосного Карда.

На самом деле, у меня не один сборник "Вечных мгновений", а выдержки из сборников разных лет. Наконец-то я почитала Хименеса в хронологическом порядке и с удивлением обнаружила, что более ранние его стихи (нулевые и десятые годы 20 века) мне нравятся даже больше, чем более поздние (20-е и 30-е годы). Притом, что я обожаю Хименеса в принципе, пожалуй, даже больше, чем Лорку. У него есть нечто, чего Лорке не хватает, какая-то большая приземленность и серьезность, какая-то очень бытовая, реалистичная трагичность. Лорка с его игрой смыслов, образов и фантазий — нечто совсем другое. Хименес цепляет зачастую *не только* своей музыкой, но еще и очень близкими мне лично темами, удивительно просто выраженными, но от этого не менее мудро. Например:

Юность

Когда сказал ей в тот вечер,

что я уеду наутро,

она, взглянув, улыбнулась,

но как-то странно и смутно.

— Зачем ты едешь? — спросила.

— В долинах нашего края

такая тишь гробовая,

как будто сам умираю.

— Зачем ты едешь? — Я слышу,

что сердце крикнуть готово,

хочу кричать — и ни звука,

хочу сказать — и ни слова.

Когда я уезжала (сбегала) из Иркутска, я это как мантру повторяла: в долинах нашего края такая тишь гробовая (Гелескул все-таки великий переводчик, только у него строки могут одновременно шипеть и раскатываться, создавая ощущение далекой грозы).

А еще — мне ужасно нравятся у Хименеса все стихи о смерти. В них нет дикой, яркой трагичности Лорки, наоборот, они очень... успокаивающие. Как "Цветы и звезды", которые поет Сурганова и которые я уже, кажется, цитировала. Как это:

***

Конечный путь

... И я уйду. А птица будеть пет ь

как пела,

и будет сад, и дерево в саду,

и мой колодец белый.

***

Поэту

для ненаписанной книги

Да сотворим имена.

Нам недолгая жизнь дана.

Жизнь вещей — и та коротка.

Остаются навеки одни имена:

не любовь — о любви строка,

не цветок — названье цветка.

У любви и цветка

жизнь — бессмертье, когда им даны имена.

Да сотворим имена.

***

Мертвый

Остановились чаши на весах:

одна в земле,

другая в небесах

Кстати, увы, полное незнакомство с испанским мешает мне понять: вот этот завораживающий ритм, который приятно читать, но куда больше хочется петь — он есть в оригинале или его придумали наши прекрасные переводчики? Может быть, это персональное изобретение Гелескула, что скажете? Я не могу спокойно читать такие стихи, мне хочется их петь.

Летят золотые стрелы

с осеннего поля брани.

И в воздухе боль сочится,

как яд, растворенный в ране.

А свет, и цветы, и крылья —

как беженцы на причале.

И сердце выходит в море.

И столько вокруг печали!

Все жалобно окликает,

все тянется за ответом —

и слышно: — Куда вы?.. Где вы?..

Ответ никому не ведом...

–/– –/–/–

–/– –/–/–

–/– –/–/–

–/– –/–/–

Вот как назвать такой размер? Банальный трехстопный ямб с женской рифмой и цезурой после первой стопы? Или таки недо-амфибрахий? Помогите, если кто разбирается.

В любом случае, эффект потрясающий. Никакой другой размер не дает такой музыкальности, напевности — если не петь эти стихи, их можно читать только речитативом.

Из тех стихов, что не читала раньше, открыла вот этот — совершенно потрясающий. Он одновременно жутковатый, успокаивающий и тоже поется. По большому счету, мне все равно нечего нового сказать о Хименесе — это один из моих немногих любимых поэтов, и "Бродят души цветов под весенним дождем", пожалуй, мое любимое стихотворение.

Самый подлинный

Как голос самой судьбы,

зовут петух тоскливо,

и, сон раздвигая, люди

встают, как на край обрыва.

Когда обожгло зарею

разломы в сосновой кроне,

глаза он один не поднял,

далекий и посторонний.

Стихали слова вошедших,

и кротко сопели звери,

по-женски дохнуло дымом,

и даль распахнули двери.

И колос, вода и птица

яснели как на ладони,

но он не взглянул ни разу,

далекий и посторонний.

(Где видел теперь он воду

и птичий полет над нею,

откуда глядел он — навзничь,

как желтый сноп, цепенея?)

Но так и не подняв веки,

но так и не подав вести,

далекий и посторонний,

теперь на своем он месте.

(Он там начеку, простертый,

стоит, как река на шлюзе,

и жажда водою стала,

правдивейшей из иллюзий.)

Глаза он один не поднял

и, счеты сведя с судьбою,

навеки в себе остался

и стал наконец собою.

сабж

Этот роман отвечает на один, но очень важный вопрос. А именно: почему из хорошего рассказа далеко не всегда может получиться хороший роман. Я вначале прочитала роман, а потом ради интереса пробежала глазами рассказ. Следовало, пожалуй, сделать наоборот, а по большому счету, вообще ограничиться только рассказом.

Рассказ хорош буквально всем — и вполне фантастической идеей, и исполнением. Некому молодому человеку с задержками умственного развития в порядке научного эксперимента, за короткое время достигает ненормальных высот (легкое изучение кучи языков, обширные знания во всех областях науки), а потом резко деградирует и возвращается в первоначальное состояние. Эксперимент, можно сказать, не удался, но в процессе было интересно.

Роман повторяет ту же фабулу, разница только в объемах и некоторых незначительных деталях. К примеру, первая часть — "атчоты" еще дауна-Чарли представляют собой не 5, а 50 страниц. Скажете, нет никакой разницы — еще как есть. Потому что суть этих атчотов — не в изложении каких-то событий, а по большому счету в том, чтобы показать читателям, как и настолько герой даун. 5 страниц для этого вполне достаточно, все уже понятно, а за 50 просто очень устаешь. Это тебе не поток сознания "Шума и ярости", увы. Точно так же в романе введена совершенно бестолковая линия соседки Чарли-нормального — эксцентричной художницы, суть которой сводится к тому, что герой должен как-то наконец потерять невинность! Довольно картонный персонаж, не говоря уж о том, что заиметь в соседях такую личность, а не нормальную семью с детьми или бабушку-божий одуванчик, весьма маловероятно. Аналогичное чувство внутреннего сопротивления вызывают многочисленные картины "чудовищного детства" Чарли, которые есть только в романе. И так его сестра не любила, и так над ним в школе издевались, и так мать пыталась заставить его учиться. Категория читателей, чье детство было исключительно безоблачным, кого никогда не ругали родители и у кого никогда не было конфликтов в классе, захлебываются слезами. Все остальные читатели с обычным детством, в котором были свои тараканы, умеренно или не очень пьющий отец, школьная травля в порядке нормы, пожимают плечами, кагбэ говоря нам "ну и чё?" В целом, имхо, все добавленное в роман, чего не было в рассказе, — совершенно бессмысленно и весьма бездарно. Отсюда и одна из двух основных проблем романа: автору не удалось никак развить свою идею, он сделал роман только за счет увеличения формы. А идея, отличная для размеров рассказа, для романа (даже маленького) оказалась недостаточна.

Второй трабл, который есть в романе и которого нет и не может быть в рассказе, — психология. В рассказе ее, по большому счету, нет, отношения Чарли с другими героями описаны несколькими штрихами, и нам нет нужды задумываться, как именно он общался, будучи дауном и будучи гением. В романе (за счет технического растягивания описанного периода гениальности) автор никак не мог уйти от необходимости раскрыть эту тему. И получилось довольно печально, потому что Чарли-гений вышел исключительно неприятным типом, высокомерным, эгоистичным и несдержанным. Что, по большому счету, довольно странно, потому что характер-то не должен был измениться в зависимости от ума, но ладно, спишем это на побочные эффекты эксперимента. Увы, наблюдая, как Чарли-гений общается со своими врачами, с бывшей учительницей Алисой, влюбленной в него, четко осознаешь, что по большому счету, Дауна всего лишь сменили на Аспергера — довольно сомнительное достижение. Персонаж получился, может, и умный, но крайне неприятный. Опять же, автор пытается упирать на психологическую и социальную сторону сюжета, потрясая как красной тряпкой злосчастными эпизодами из детства героя, периодически ударяющей в голову спермой и приступами осознания трагедии русского либерализма. На мой вкус, получилось вымученно и беспомощно. То, что было хорошим фантастическим рассказом, оказалось совершенно недостаточно для хорошей социальной прозы. Всё это нагнетание страданий и напряжения героя, броски в омут науки, порока и эмоций, страх перед грядущей деградацией. Теоретически мы должны с ужасом наблюдать, как мозги героя уменьшаются в размере, как шагреневая кожа. Только у Бальзака получилось гораздо лучше, при всей моей нелюбви к нему не могу не признать.

Еще забавный момент — пресловутая гениальность Чарли. Меня всю дорогу забавляло, если он так умен и перечитал столько книжек по психологии и тд, чего же он такой тупица? Тут можно, конечно, долго спорить на тему того, что знания, что надо, а что не надо говорить в обществе, приходят исключительно с практикой, которой он был лишен. Но и в остальных моментах, тот факт, что Чарли Гордон стал правильно писать, еще не достаточен для того, чтобы я поверила в его гениальность. А других доказательств особо не приводится — что в рамках более фантастического рассказа ок, а в рамках менее фантастического романа сильно снижает его эффект. В чем трагедия обратной деградации, если в герое и так не видно никаких интеллектуальных или моральных достоинств?

В общем, с этим романом я опять упираюсь в ту же стену, что и с "Осиной фабрикой", "Книжным вором" и иже с ними — стену полнейшего непонимания, чего все так носятся с абсолютно банальным exploitation и записывают в "вершины психологической прозы" вещи, которые даже близко не стоят к реальным отношениям человеков и их проблемам (самому интересному, о чем в принципе может говорить любое искусство).

сабж

Вообще я очень люблю Зюскинда — практически все, что он написал из прозы. Не только "Парфюмера", но еще больше — очаровательную "Повесть о господине Зоммере" и гениальный от и до "Контрабас". Собственно, поэтому я и схватила не глядя эту книгу с его именем на обложке. И достаточно фатально ошиблась.

Это сборник киносценариев и эссе, посвященных теме кино — в той или иной степени. Откровенно говоря, вообще не понимаю, зачем было его издавать. Признаться, я и к пьесам-то питаю серьезные опасения — за полным отсутствием пространственного воображения и способности воспринять то, что называется гипотипосис, большая часть "речи за кадром" о том, что где на сцене расставлено и откуда куда проходят герои мной совершенно не воспринимается. Но пьесы — это еще куда ни шло, с ними хотя бы понятно, что место действия априори ограниченно и спецэффекты заканчиваются на свете. Киносценарии гораздо хуже, потому что у кино куда больше визуальных средств выразительности, которые нельзя внятно передать никакими словами. А если и можно, то выглядеть это будет глупо и фальшиво (из серии "по ее щеке скатилась слеза" [лицо крупным планом]). В общем, это был первый и последний раз, когда я читала сценарии, определенно.

Да и сами по себе сценарии эти, мне кажется, не стоят того, чтобы их читать, не то что экранизировать. Не то чтобы они были как-то особенно бездарны или пошлы — скорее наоборот. Авторы так старались избежать любых возможных штампов всех жанров, что зашли с другой стороны и сделали нечто совершенно аморфное, не укладывающееся ни в один из жанров — это не комедия (не смешно), не драма (не страшно), не трагифарс (не смешно и не страшно). Притом, что в отдельности ходы и персонажи вроде бы и ничего, в общей картине они выглядят как-то очень непристойно. Или дело в форме — реплики автора, комментарии по съемке все же очень мешают. "Россини, или Убийственный вопрос, кто с кем спал" показалось мне чуть повеселее, во всяком случае, примерно раз в пятьдесят страниц мне казалось, что действительно интересно, что будет дальше с героями. В сценарии даже есть одна удачная шутка — когда крутой банк называют "сберкассой", впрочем, ее явно надо записать на счет переводчика, а не автора. "О поисках любви" уныло от первого до последнего кадра — как только появляются флешбеки о том, как герои в период расцвета своей любви проводят время в койке — все, капец.

Следом идут эссе Зюскинда "Кино — это война, мой друг!" и интервью Дитля. Оба посвящены работе над "Россини". Оба чудовищно занудны и бессмысленны. Так молодая мамаша пытается заставить всех смотреть фотографии своего новорожденного чада (которое на вид непрофессионала абсолютно ничем не отличается от всех остальных чад в том же возрасте, и даже пол не установить) и требует восхищения. Точно так же авторы носятся со своим несчастным сценариям, как курица с яйцом. Никому абсолютно не интересно, как писалась эта скукотень. Даже с учетом того, что у Зюскинда отлично подвешен язык, и его приятно читать именно как процесс.

Замыкает круг эссе Зюскинда на совсем отвлеченные темы — "О любви и смерти". Что тут скажешь, прекрасное чувство юмора, тонкость и наблюдательность в этот раз как-то автору изменили. Притом, что, мне кажется, каждому человеку, особенно хорошо образованному, есть что сказать на эти темы. Не можешь ничего придумать сам — подними мировую культурку, найди в ней какие-нибудь закономерности в развитии данной темы и потряси ими. Зюскинд примерно так и делает, но, сдается мне, он поленился поработать с материалом. Во всяком случае, сравнение любви-смерти Орфея и любви-смерти Иисуса вызывает у меня скорее недоумение, чем интерес.