Я купилась на эту книжечку и купила ее, потому что из синопсиса вытекало, что Арреола — еще один из представителей классического латиноамериканского магреализма, к которому я питаю некоторую слабость. С учетом любимого мной Борхеса и не любимого, но уважаемого Кортасара, и в целом неплохого Касареса — решила, что это будет нечто достойное наподобие их.

Увы и ах. Представьте себе помесь Борхеса и Кафки, из которых исключили решительно все, чем хороши эти авторы. У Арреолы *нет* борхесовских интеллектуальных игр и отточенной софистики. Также у него *нет* кафкианского затягивающего безумия. Остается только голый костяк, маленькие рассказы на бредовые темы с бредовыми сюжетами (в этом, видимо, и заключается тот самый пресловутый магреализм), совершенно ничего не дающие ни уму, ни сердцу. У меня от большей части из них осталось только одно впечатление: "Ну и что?!"

Судя по его же собственным словам из интервью и предисловий, Арреола якобы славится своей великой иронией. Но, право слово, на протяжении чтения я не заметила ни одного смешного, ироничного или умного пассажа. А когда утром в метро от тоски закрываешь книгу и начинаешь читать материалы дела, это кое о чем говорит. И тот факт, что Арреола пишет маленькие рассказы, ничуть не доказывает, что он не бездарный графоман. Имею мнение и никому категорически не советую.

ps У меня вот такой http://www.fantlab.ru/edition24058 сборничек, он слегка исписан мной по полям, но в целом вполне еще ничего, и я с радостью обменяю его на шоколадку или творение какого-нибудь прекрасного МТА.

Давно мне в руки не попадалось таких просто ужасно симпатичных вещей)) Читать "Город" — все равно что сидеть в уютном кресле, завернувшись в мягкий плед, с большой чашкой горячего шоколада в руках, и наблюдать за какими-нибудь резвящимися щенятами. Чистейшая книгофильская радость)

А все почему — потому что действие происходит в стране, где все поголовно жители исповедуют культ Литературы вообще и Книги в частности. Что, разумеется, влияет на всю остальную их жизнь, экономику, политику, систему ценностей. Короче, тем, кто читает даже в очереди в супермаркете и не может выйти из любого книжного с пустыми руками — вам сюда

Но мало того, что страна — прелести добавляет еще и главгер, начинающий писатель-динозаврик. Судя по описанию и поведению — ужасно плюшевый, так и тянет схватить и потискать)) К динозаврику прилагаются еще куча разнообразных населяющих этот мир забавных волшебных рас со всякими смешными названиями. В книге "говорящих" слов и названий действительно очень много, и переведена она великолепно. Более того, текст дополняется собственными авторскими иллюстрациями — поэтому очень рекомендую читать именно с бумажного издания, в электронке изрядная часть прелести теряется. К тому же у нашего динозаврика такая умильная морда, что просто умри все живое

Сюжет, в общем, вполне сказочный. Динозаврик приходит в тот самый Город Мечтающих Книг (книги мечтают, разумеется, о том, чтобы их прочитали) — и тут же напарывается на разнообразные приключения, в апофигее приводящие к путешествию по катакомбам Города. Все приключения, само собой, с очень четким букинистическим отливом)) Но при этом ничуть не скучные, а весьма необычные и интересные) Вообще я бы сказала, что это отличная *детская* книжка, которую взрослым *тоже можно* читать. Но, думаю, будь мне лет на пятнадцать меньше, она бы привела меня еще в больший восторг — а так я, признаться, не столько прониклась захватывающими приключениями, сколько безостановочно каваилась от общей книгофильской атмосферы, игры слов, в общем — текста. В формате: ой, динозаврик, кофе, книги, няняня! Истории про муми-троллей сейчас вызывают у меня примерно те же ощущения)

В общем, это прекрасная сказка. Рекомендую всем, кому хочется почитать что-то интересное и необычное, при этом не особо напрягая голову и сердце. Очень *милый* текст, по-другому не скажешь)) Хочется иметь книгу в доме, чтобы читать потом своим детям) Как бы там ни было, а даже при обилии культурологических ссылок и скрытого цитирования мировой классики — все равно роман рассчитан именно на то детское, что есть в читателях)

Вещь интересная, но для Ницше, я бы сказала, довольно слабая. Или, может, это издержи моего персонального восприятия — потому что я как недоисторик никак не могу согласиться с тем, что он говорит про вред истории. Умом понимая, что он прав, все равно буду упорно держаться за свое чувство *самостоятельной* ценности истории — в смысле, ценности как знания, которое просто существует, а не как знания, которое можно использовать для чего-то другого. "Мы, современные, ничего не имеем своего; только благодаря тому, что мы нагружаем и перегружаем себя чужими эпохами, нравами, искусствами, философскими учениями, религиями, знаниями, мы становимся чем-то достойным внимания, а именно ходячими энциклопедиями". И, разумеется, в энциклопедии интересно содержание, но никак не обложка, то есть опять же чужое, а не мы.

Ницше, разумеется, по-своему прав, что накопление бесполезных знаний — вещь бесполезная и местами очень даже вредная. Потому что место в голове и в душе они занимают, но ничего не дают для развития личности и для деяний этой личности. Ну да, история "нужна нам для жизни и деятельности, а не для удобного уклонения от жизни и деятельности", но с каких пор развлечение стало считаться "удобным уклонением"?)

Хотя не могу не согласиться с позицией относительно великих людей и великих деяний: что это как раз люди, которые не оглядываются на историю. Иначе они потратили бы все силы на ее разглядывание и анализ, и на великие деяния уже ничего бы не осталось. Ну да, "каждый деятель любит свое деяние в бесконечно большей степени, чем оно того заслуживает" — иначе он вообще не стал бы этим заниматься! Впрочем, Гитлеру не помешало бы извлечь урок из истории Наполеона, заметим в скобках Впрочем, есть и позитивный вариант такого "оглядывания" — т.н. "исторические люди", в которых обращение к прошлому вызывает стремление к будущему, то есть попытку сделать в будущем лучше и извлечь уроки. "История принадлежит прежде всего деятельному и мощному, тому, кто ведет великую борьбу, кто нуждается в образцах, учителях, утешителях и не может найти такивых между своими современниками и в настоящем". Красиво сказано, но я вижу здесь ошибку: нет пророков не только в своем отечестве, но и в своем времени, современники еще не успели посмертно заслужить авторитет, достаточный, чтобы на них обратил внимание тот, кто ищет великих авторитетов, но ведь после своей смерти они уже не изменятся, следовательно, в истории ищут не столько личность, сколько авторитет, созданный последующим временем. Хотя Ницще очень верно замечает, что если что-то великое хоть раз существовало, значит, оно может повториться и еще раз, что в некоторой степени воодушевляет. При этом "только тот, кто строит будущее, имеет право быть судьей прошлого" — что логично) другим просто не понять.

Как всегда, Ницше выдает очень много разноплановых мыслей на заданную тему, по сути, не объединенных единой канвой. Итак, другой аспект "вреда истории" — вопрос искусства и признания в искусстве. "Искусство может быть убито искусством же", и тут нельзя спорить, потому что все много раз это видели: "авторитеты" от искусства, то есть критики, которые сами никогда и ничего не создают, говорят молодым художникам и авторам: да вы все неправильно делаете, вот смотрите, как делал Рафаэль. А у вас что за мазня? Встали и вышли со своим кубизмом. итд Вот вам и вредное влияние истории искусства на развитие искусства.

Подводя итог — Ницше обложил историю как мог)) и что она по сути "замаскированная теология", и что эти проклятые факты никому не нужны, и уж тем более не образуют в совокупности никаких законов, и что под грузом фактов только задыхается все новое, самая реальная жизнь. И что если человек добродетелен хоть в чем-то, то "потому, что восстает против слепой власти фактов, против тирании действитльного и подчиняется законам, которые не тождественны с законами исторических приливов и отливов". На мой взгляд — Ницше сначала упорно создает себе врага в виде истории, обладающей какими-то специфическими признаками (которые, разумеются, все имеют место — в отдельных случаях и иногда), а потом упорно с ним борется и торжественно побеждает)) Впрочем, он довольно часто так делает, и в деталях его блестящий ум всегда оказывается на высоте, да и наблюдение за процессом борьбы вызывает восхищение и доставляет чисто эстетическое удовольствие читателю.

В моей жизни периодически — раз в год примерно — появляются такие книжки, которые производят впечатление "протащило по камням, перевернуло и шмякнуло" "Дом" как раз из таких. Тащило так, что неделю я ни о чем другом не то что говорить — думать не могла, настолько "занырнула" в эту описанную реальность, что собственная реальность стала казаться мне какими-то декорациями, раздражающе несоответствующими тому, что происходит внутри.

Роман потрясающе затягивающий, в него погружаешься, как в подземную пещеру, сначала очень неудобно, потом — страшно, а потом глаза привыкают к темноте, голова — к чувству толщи земли, и в итоге вживаешься в эту реальность, а то, что было раньше, всякое небо над головой и просторы, как-то забываешь. Петросян написала именно такой роман, очень *другой*, гораздо более фантастический в своем роде, чем большинство фантастики. Потому что в нем действительно создается совершенно иная реальность, очень отличная от нашей, и в то же время очень обширная и гармоничная. По мере чтения происходит кардинальная смена угла зрения, общего взгляда на мир. Во всяком случае, происходит с теми, кто вчитывается, а не абстрагируется, потому что абстрагироваться от таких вещей нет смысла — в этом вся их суть и прелесть, что ты сам немного меняешься под них в процессе чтения. Чем дальше читаешь, тем глубже погружаешься, роман под 1000 страниц, так что успеваешь занырнуть настолько глубоко, что еще долго будешь всплывать, иначе рискуешь кессонной болезнью — слишком резким окажется расхождением между миром тем и миром твоим реальным.

Где-то на сотой странице я думала, что по итогам буду громко возмущаться, почему меня не предупредили. Да, я не читаю аннотации и чужие отзывы. Поэтому не знала заранее, а когда узнала, было поздно, что тот самый Дом — это детский дом для детей-инвалидов. Другое дело, что учитывая общую волшебность и мистичность романа, со временем это перестает пугать и вообще иметь значение. Это ни разу не Гальего. Скорее — "Республика ШКИД" с сюрреалистическим отливом. Впрочем, если бы я знала заранее, я бы не стала читать и очень много бы потеряла. Даже страшно подумать, что это была бы целая потерянная иная реальность.

Кажется, я не в состоянии ничего внятно объяснить про эту книжку. Попробуем с начала. Есть некий Дом-интернат, где живут дети школьного возраста. Читают и цитируют античных классиков, говорят удивительно едкие и мудрые вещи, разрисовывают стены, дают друг другу клички и не называют имен, образуют "стаи" и назначают вожаков. А еще — ходят на "обратную сторону" Дома, где поля и маленький пыльный городок, из которого при удаче можно попасть в совершенно уже сказочный Лес. Кто-то ходит сознательно, кто-то проникает случайно, кому-то вообще нет туда доступа. Но веянья с "изнанки" незаметно пронизывают весь Дом и всех его обитателей, не важно, осознают они это или нет. Их замкнутый мирок и так совершенно другой, но в отличие от нашего, у них итих миров целых два.

Мне кажется, все-таки центральная или одна из центральных — тема или проблема свободы. Той, которая от слова "все относительно". Относительно ценностей и мира физически полноценных людей, воспитанных в нормальных семьях, дети-инвалиды в детском доме — это несвобода в квадрате. Во-1, ограниченные собствеными физическими невозможностями. Во-2, ограниченные социально, материально и психологически (не буду углубляться, тут и так можно вывести всякие проблемы и отсутствие возможностей для самореализации, образования, работы, создания ячейки общества и тд).

А Петросян делает совершенно уникальную вещь. Она *практически*, на опыте доказывает, что несвобода — понятие относительное. Потому что несвобода есть ограничение нашего развития. Но стоит только определить, что развитие у нас должно идти по другому пути, что нужно не то, а это — и несвободы уже нет. Потому что нет предела тому варианту и способу развития, который мы выбрали и обозначили главным и важным. Который только и представляет ценность в нашем обществе, нашем кругу, нашем *мире*.

Петросян создала полностью свой мир. Закрытый от влияния извне и от проникновения в него ценностей их "наружности", "наружных" представлений о свободе. А поскольку в этом внунтреннем мире ничто не нарушает гармонию, там прекрасно формируется своя система ценностей и своя этика. Границы мира искусственны, но это единственное искусственное, что в нем есть, все остальное — очень логично и естественно. И дети в свое мире на самом деле свободны, точно так же как здоровые люди из "наружности" свободны в своем. Вот это просто дивно.

И еще — вечный постулат: чудо возможно ровно постольку, поскольку ты в него веришь. И остальные. Для неверующего оно обернется только непонятным казусом, для верующего это — такая же сторона реальности, как и все остальное, подчиняющаяся своим законам, которые можно знать или хотя бы угадывать. Что такое "другая сторона" Дома — вопрос в такой же степени неразрешимый, как и тот, что такое "Блистающий мир" Грина. Даже странно, что их никто не сравнивают. Блистающий мир мелькает и исчезает, изнанка Дома не проявляется в нашей реальности, а что там чувствуют и вспоминают больные дети — кто их разберет. Может, Друд просто эксцентричный чудак, а Слепой — ребенок, за отсутствием основного чувства слишком сильно утративший соприкосновение с реальностью и ушедший в мир своих фантазий. А может, это действительно другие реальности, просто нам недоступные.

С другой стороны, сама *реальная* реальность Дома, в котором — уже обладает достаточной степенью инаковости, чтобы ее можно было считать иной и волшебной. Мысль чудовищная, но в этой реальности хочется оказаться хотя бы ненадолго. В некоторой степени это обусловлено волшебностью замкнутого на первый взгляд пространства Дома, которое на второй взгляд оказывается безграничным. Но еще и потрясающе живыми и интересными героями, очень разными и очень яркими. Невероятно привлекательными. Я по доброй традиции, впрочем, все время болела за Слепого. Остальные не хуже, но это исключительно вопрос персональных предпочтений))

От концовки просто пробирает ужасом. Вообще мне кажется нет ничего страшнее подобной безысходности одновременно физического и морального плана — вот почему за все времена люди не изобрели лучшего наказания, чем тюрьмы.

Интерсная и страшная тема — где же проходят границы цивилизованности и нормальности? И почему человек такая тварь, что может привыкнуть ко всему, даже к тому, что первоначально казалось ему чудовищным и совершенно нестерпимым. Абэ прекрасно удалась реконструкция того, как происходит это изменение — его даже сломом не назовешь, потому что дело не в какой-то травме или одном событии, а просто в проходящем времени. Прошло всего лишь немного времени — и человек уже перестает дергаться, выискивает в существующем положении какие-то подозрительные положительные стороны и вообще rolling stone has no moth. Так можно привыкнуть и к жизни в песчаной яме, большая часть которой происходит в отгребании песка от своего жилища, постели с песком, еде с песком, отсутствии всего привычного и необходимого — на практике оказывается, что для физического выживания все это не нужно.

Психологическое выживание — другой вопрос. Яма с песком, это, конечно, крайний и очень жесткий образ, но легко экстраполировать его и на все остальное. Провинциальный город, из которого мечтали уехать и не уехали. Работу, которую мечтали найти и не стали искать. Пару музыкальных инструментов, которые мечтали освоить, но в конце концов прекрасно обошлись и без них. Действительно, без всего этого вполне можно жить. "Зеленые замыслы, встаньте как пламень, вечная память, мечта и надежда, ты вышла на паперть? вечная память!"

Разумеется, это было предопределено и понятно, что все завершится именно так. Попав в круговорот рутины, привычки, усталости, психологической и какой угодно зависимости от других, из него уже сложно вырваться. Но тем лучше, что есть этот роман, потому что без метафор иногда трудно оценить, насколько глубока яма с песком, в которой ты сидишь.