Кто такой Умберто Эко я, естественно, знал. Соратник Жака Ле Гоффа, медиевист, семиолог, теоретик культуры, в общем, серьёзный учёный. По крайней мере, вышеупомянутый Ле Гофф пригласил его в авторский состав серии «Становление Европы», поставив в один ряд с Гуревичем, Кардини, Баччи, Монтанари и Канфора. Не буду лгать, я знал, что Эко — романист, причём, как мне сообщали, выдающийся, настоящая икона зарубежной и нашей интеллигенции. С чего бы это, приходил ко мне вопрос?

Наиболее близким по своей тематике мне показался роман «Имя розы», хотя я и не знал, что мне предстоит постигать. А ведь, прочитав эту вещь, я могу со всей уверенностью сказать — я не видел ни одного исторического романа, который был бы лучше «Имени розы». Его просто в природе не существует. И дело ведь в том, что Эко — подлинный, настоящий специалист, который годами (к моменту своего триумфального дебюта ему было почти пятьдесят) изучал материал и вникал в эпоху. И из под его пера вышла такая прекрасная вещь.

Нельзя объять необъятное — и в угоду точности и достоверности Эко не стал давать широкой панорамы мира средневековья, упаковав происходящие события в ограниченные (но на самом деле очень широкие) стены монастыря. Конечно, он не отрезан от всей вселенной — вокруг него происходят бурные события начала XIV века, когда светские владыки продолжали бороться с Папой, когда как грибы после дождя множились ереси. Это эпоха Дольчино, Салимбене, Данте и Оккама — великих и малых имён. Постоянное брожение умов, суровость жизни, неуклонная вера в грядущий Апокалипсис окрашивала этот мир в самые неприглядные и мрачные тона, но даже в эту эпоху жили люди, способные на радость, смех и свободную мысль.

Основная тема — люди той эпохи. С одной стороны они, конечно, похожи на нас — ведь в своей глубинной сути люди очень мало изменились. Однако человек средневековья совершенно по иному видел и воспринимал мир вокруг себя — его «картина мира» была отлична от нашей. Фактически человек постоянно ощущал давящее осознание близкого конца света, Страшного Суда, и неизбежность расплаты за все грехи, ужас перед вечными муками. У стороннего читателя может вызвать недоумение сам вопрос, который обсуждают герои романа: ну что такого в том, смеялся Спаситель, или нет? А вопрос этот — далеко не праздный. Смех — это единственное спасение человека от удушающего повсеместного страха перед грядущим, и для образованного человека той эпохи много значил ответ на этот вопрос. Каково иным людям лишиться последней отрады в этом мире, отданной в угоду суровости и аскетизма? Именно поэтому Вильгельм Баскервильский так рьяно охотится за вторым томом «Поэтики» Аристотеля, и без того оказавшего гигантское влияние на средневековую схоластику.

Из общего ряда этих казалось бы одноликих, но таких разных людей выделяется один ярчайший типаж. Это упомянутый уже Вильгельм Баскервильский. Этот человек не так много имеет общего с Шерлоком Холмсом (хотя аналогия налицо), но он обладает таким же острым, чутким и прозорливым умом. Причём — вот Эко молодец! — он сын своего времени, в подсознании у которого существует всё тот же ужас перед грядущим, который не может помыслить мира без существования Бога (хотя и может её допустить, с ужасом и брезгливостью тут же отвергнув). Особенно ярко смотрится и фигура его антипода — Хорхе Бургосского — талантливейшего человека с идеальной памятью, отказывающем себе и окружающим в свободе мыслей...

И это не всё. Из предыдущей амбивалентности вытекает целая философская проблема, проблема свободомыслия. Хорхе — «дьявол», по определению Вильгельма, он человек, загоняющий себя и весь мир в рамки определённой «истины», идеи, ради которой гибнут все противостоящие. Наиболее опасны для мира именно такие люди — фанатики, сметающие всё на своём пути.

И это ведь ещё не всё. В «Имя розы» нужно вчитываться, это — срез целой эпохи, взгляд одновременно изнутри и со стороны, это произведение связывает нас с той далёкой эпохой, удаляет её от нас, но одновременно — в чём-то приближает. Совершенно уникальный, потрясающий роман — это эталон. По всей видимости, я больше не буду читать «чистых» исторических романов, ведь ни один из них даже близко не встанет с этим гениальным творением итальянского медиевиста.

Однажды, осенью 1998 года некий юный второклассник увидел на полке в библиотеке книжку — коричневую такую, с каким-то шерстолапым толстячком и драконом. Называлась она «Хоббит», и внутри он обнаружил изумительную карту. Второкласснику очень нравились карты, и он решил взять книжку домой, и почитать о событиях, которые на ней (карте) произошли.

После этого положено воскликнуть «...и это было чудо...». Но чуда сперва не случилось — никакого. Около года книга у меня пылилась без дела, но потом я начал везде натыкаться на фамилию писателя, и увидел в той же библиотеке книгу «Две твердыни». После этого «Хоббит» был прочитан вмиг, а следом за ним пошёл весь «Властелин колец». Вот тогда и пришло Чудо. Было это 12 лет назад.

Сейчас на дворе 2012 год, и я обнаружил, что уже несколько лет не брал в руки произведений одного из любимейших своих авторов, и решил исправить положение, начав, естественно, с «Хоббита». И вновь я весь ушёл в волшебный мир Средиземья, который здесь ещё не назван Средиземьем.

«В норе была нора, а в норе жил хоббит». Из этой фразы, словно из точки сингулярности, возникла целая вселенная, невероятно красивый и невероятно продуманый мир, которым мы восхищаемся по сию пору. Пока это детская сказка — но такая ли она наивная, как стоит полагать? Толкиен писал её для одного из самых близких людей — сына, и хотел многое ему рассказать о жизни, которую видел за свою — богатую событиями — жизнь. Так что это нге просто сказка для развлечения — это выражение теплоты и желания научить чему-то.

Сказка добрая, мягкая, она написана с юмором (простым, действительно смешным), и расчитана на детей. главный герой — обыкновенный хоббит — маленький человечек, не привыкший к странствиям, но с железным стержнем внутри, и душой мечтателя. Можно было бы сочинить простую историю о том, как он пошёл в странствие, и обрёл там великое богатство — но это было бы слишком просто. Я заметил, многие говорят: это просто сказка. Давайте разберёмся.

В сказке все персонажи либо добрые, либо злые. А здесь? Гномы — однозначно добрые персонажи, это понятно, но периодически у них вылезают весьма неприглядные черты. Отыскав в Горе сокровища, они прояляют в полной мере свою жадность, и пуще дракона стерегут свои сокровища. Когда Бильбо отправляли на встречу с драконом, гномы струсили — никто, кроме отважного Балина, будущего короля Мории, не стал сопровождать хоббита в его пути внутрь Горы. Вспомним также и других. Трандуил посадил гномов в темницу, за то, что они без его ведома разгуливали по землям эльфов. Можно понять короля эльфов, который всегда с подозрением и враждебностью относился к гномам? Можно. Можно ли встать на сторону гномов, которые, можно сказать, наказаны ни за что? Тоже можно. И как быть юному читателю?

В детской сказке сюжет завершился бы сразу после гибели дракона, но нет. Победив Смога, люди, гномы и эльфы готовы вцепится друг другу в глотки, из-за драконьего золота. Причём ни тех, ни других, ни третьих, никак нельзя назвать отрицательными персонажами — их можно назвать просто живыми. Не тяжеловато такое проявление чисто человеской алчности в простой сказке?

Или как юный читатель будет оценивать поступок Бильбо, который украл Завет-камень Траина прямо из под носа Торина, и преподнёс его людям и эльфам, чтобы предотвратить кровопролитие? Принцип меньшего зла? Банальное воровство? Предательство своего друга и спутника? Это что, вопросы из детской сказки?

Вопросы, вопросы. За это мы и любим «Хоббита». Это не просто развлечекние для детей младшего школьного возраста. Это книга, в которой заложена основа будущей эпопеи, которая навеки изменит жизнь миллионов людей, живущих на нашей планете. Это история для детей — и в тоже время, она заставит призадуматься и взрослого. Она проста — и в тоже время притягательна. Это произведение, в котором автор оставил часть своей души — это видно невооружённым глазом. Книга на все времена — имена многих современных мифотворцев забудутся, но «Хоббит» будет жить в сердцах людей.

Писать об этом романе — дело сложное и несколько неблагодарное, ведь «Таис Афинская» — это произведение просто на стыке нескольких жанров, с массой мыслей, растолковывать которые непросто. Конечно, вряд ли Ефремов видел всё это своими глазами (как меня пытались убедить), это прежде всего — аллегория, образ, с помощью которых Ефремов выражал своё отношение к миру.

Вообще, писать роман о гетере, сжегшей Персеполис — идея интересная. Об этой даме мы знаем весьма немного, и только как спутницу Александра Филлипыча и Птолемея, царя Египетского, мне — только по Плутарху. Неважно, кто она была в реальности — Ефремов уже создал из её образа нечто потрясающее, настоящий идеал женщины. Ефремов женщин уважал и любил, знал толк красоте, изяществу, уму отдельных представителей женского пола — и Таис является неким собирательным образом, в этом нет сомнений. Всегда открытая новому, чей разум всегда пластичен и готов принять и понять любое мировоззрение, войти в любую культуру — гетера очень напоминает мне Фай Родис из «Часа быка». Но если Фай Родис окружают её соплеменники, жители благостного Полдня, Кольца, то в какое время приходится жить Таис, среди обыкновенных людей?

Ефремов поместил свою женщину-идеал в эпоху зарождения эллинизма. Почему он выбрал Таис, а не, скажем, Элеонору Аквитанскую, или княгиню Ольгу? И дело здесь даже не в том, что Ефремов восхищался эллинской культурой, вернее, отчасти не в том. Эпоха эллинизма — время, когда создавалась уникальная цивилизация, синтезировавшая целый ряд культур Ближнего Востока, и создалась она благодаря одному человеку — Александру Македонскому, который, удачно выбрав момент, сокрушил полураспавшееся Ахеменидское государство. Мы, конечно, уже не увидим под наслоениями мифов реального человека, не поймём его мотивов. В романе Ефремова Александр — великий мечтатель, мечтающий достигнуть Последнего моря, подобно Саин-хану, и познать пределы мира. Этот человек Александр в своём изначальном порыве — человек, мечтавший изменить мир, сделать всех равными между собой, создать гармоничное и разумное общество. Это, по мнению Ефремова — первый человек, который задумался об этом, и он был порождением культуры и философии Греции.

Тем не менее, Ефремов показывает, что иные культуры ничуть не хуже греческой. Таинственные египетские обряды кажутся Таис сначала мерзкими и непонятными, однако позже у неё открываются глаза на всё её своеобразие и глубину. Индийской культуре и вовсе отведено огромное место в романе — хоть и поверхностно, Ефремов посвятил много времени сравнению её с греческой философией. Да, Ефремов не баловал нас описанием знаменитых битв Александра — зато культурам он уделял центральное место.

Постепенно прихожу к выводу, что этот роман не историческим в строгом смысле этого слова. Всё окружение Таис служит скорее декорацией, фоном. На самом-то деле Ефремов продолжает продвигать те же самые идеи, что и в «Великом кольце» — о гуманизме, о равенстве, о том, какими должны быть люди. Таис — это человек будущего, она родилась не в то время, и выделяется среди современников. Таис — это наблюдатель, она стоит над всеми окружающими, она прежде всего — философ, причём более многогранный, чем Аристотель. Она поэт — недаром самое большее понимание она получает у скульптора Лисиппа. И она женщина — красивая, умелая, переполненная сексуальной энергией — гетера в высшем смысле этого слова.

В этом романе Ефремов всё-таки нашёл некоторый баланс между философским трактатом и литературой — «Час быка» был тяжеловесен, «Таис Афинская» читается влёт. Конечно, с точки зрения философии «Час Быка» мощнее, но «Таис...» — именно литературное произведение, написанное прекрасным языком. Произведение ярко, красиво, и доносит до нас именно эстетические чувства Ефремова — а он красоту чувствовал превосходно. Именно благодаря этому роман станет классикой навеки.

...Давайте встанем сегодня, и молча, не чокаясь, выпьем по рюмке хорошего коньяка, с грустью и тоской провожая в путь наши светлые надежды и веру в писательское мастерство и авторскую честность. Хотите, сдержите, а можете и пролить скупую мужскую (и не только мужскую) слезу, шмыгните носом и тихо сядьте в уголке, углубившись в своё горе, горе крушения неоправданных надежд...

А помните, как оно было, как всё начиналось?

«A Game of Thrones» со своими масштабными интригами, леденящими сюжетными поворотами, ярчайшими персонажами словно дохнул на нас порывом ледяной свежести.

«A Clash of Kings» раскрыл перед нами грязную и жуткую феодальную войну, череду предательств и глупостей. Ощущение, что здесь нет ярко выраженных «хороших», и «плохих», просто есть люди со своими интересами и стремлениями. Нас заворожила круговерть судеб и поступков, последствия которых были непредсказуемы.

«A Storm of Swords « резко распахнул перед нами Вестерос, и показал масштабное панорамное полотно гражданской войны, от которого захватывало дух, показывая всё — от утлой крестьянской землянки до роскошных замков Королевской Гавани. Ты не знал, что произойдёт в следующей главе, какие новые жертвы будут преподнесены автором во имя жестокости этого мира. Это пугало, завораживало и заставляло преклониться перед немалым талантом человека, потянувшего такой сложный материал.

Первые три тома действительно были очень хороши. Не гениальное творение, конечно, но хороши. Масштабные политические интриги и капля таинства в виде просторов за Стеной и их тайн — вот ещё одни составляющие секрета притягательности серии.

А потом... Потом был перерыв в несколько лет, завершившийся «A Feast for Crows» который даже фанатов удивил своей вялостью и топтанием на месте. Всё поблёкло, начало стираться, яркие краски выцвели. Но была надежда — даже уверенность — что Дж.Р.Р.№2 отдохнёт, соберётся с мыслями, и мы вернёмся в тот самый Вестерос, наслаждаясь завершением этой истории. Отзывы о романе, вышедшем в 2011 году, были положительны, и не было причин думать о крахе автора...

Тем не менее, именно поэтому « A Dance with Dragons» стал для меня таким вопиющим разочарованием. Мартин попросту загнал себя в тупик, наплетя сюжетных линий и совершенно не представляя, что с ними делать. Драйв и мощь движения сюжета первых трёх романов оставили только воспоминания, теперь всё расширяется в ширь, а не вперёд и вглубь. Поэтому просто нагоняется объём, прибавляется персонажей, размышлизмов главных героев по поводу и без, длинных описаний вялотекщих подробностей, которые выбиваются даже из этого вялого темпа повествования.

А что творится с героями? Они становятся попросту... неинтересными. Их переживания всё более искусственны, романно-театральны, и чувства сопереживания не вызывают никакого. Некогда яркие и притягательные образы Тириона, Арьи, Джона Сноу просто выцвели, превратившись в бледные тени самих себя, вымученно появляясь в местах, нужных автору. Психологизм, который всегда приписывали Мартину, здесь исчезает.

Почему так?

Некогда я писал в рецензии на первый роман, что если Мартин превратит цикл в банальный сериал, я ему этого не прощу. Этот момент настал. То, что изначально было творением художника, ныне просто коммерческий проЭкт, сопровождаемый рекламной кампанией, побочной продукцией, сериалом, играми, конвентами... Дж.Р.Р.№2 уже не принадлежит даже самому себе, что уж говорить о его мире. Конечно, он всё ещё пытается показать, что его талант жив, и отдельные линии в романе хороши. Но в целом... Серия уже мертва, по сути, поскольку в ней уже нет творческого огня — просто профессионализм хорошего писателя...

Прощай, Вестерос. Я не верю в твоё истинное возрождение, но, надеюсь, оно будет. Прощайте, Тирион Ланнистер, Джейме Цареубийца, Дейенерис Бурерождённая, Джон Сноу, Давос Сиворт и Бриенна Тарт. С вами было хорошо, и дело не в вас, а в вашем творце, запутавшемся в своём собственном творении.

...Считать, что этот роман хоть как-то примыкает к какой-либо из господствующих течений — большая ошибка. Социализм? Нет. Капитализм? Тем более нет. Что за явление такое — «Час Быка»? Почему его запрещали? И как в то время вообще могла выйти такая вещь? До сих пор — неясно. Ясно только одно — это уникальное и штучное явление.

«Час Быка» настолько сильно выходит за рамки всех идеологий и систем, настолько сильно непохож на другие произведения советской фантастики... Коммунизм «Часа...» — это совсем не то, что под этим словом понимали Маркс и Энгельс, а уж тем более — Ленин. И вообще — кто это такие? Фай Родис, историк и главный герой романа, ни единого разу не упомянула в своей речи основоположников «исторического материализма». А «первая страна социализма»? А пятилетки? А партий? Ничего этого в светлом коммунистическом будущем нет? Кощщунство!!!

А между тем именно в «Часе Быка» мир светлого будущего показан как никогда ярко и объёмно, сильнее, чем в ТА. Удивительно, насколько он оторван от уровня «способа производства», и какой упор сделан в нём не на формирование социума, а на формирование индивида, неповторимого и совершенного. Ефремов осмеливается не только «забыть» имена классиков марксизма, но и внедряет в текст массу санскритских понятий, обозначающих явления вселенной, говорит (!) о духовности... Не о религии, конечно (это было бы грубо и прямо), а как бы завуалированно — о высокоморальном развитии людей на основе духовного совершенствования (упоминаются как бы между прочим «святые для любого жителя Земли храмы Тибета, Эллады и Руси). Общество будущего — это по настоящему совершенный мир, мир совершенных людей, совсем по иному мыслящих и развивающих тайные способности своего разума.

Почему он так ярок, этот пасторальный мир? Ему здесь есть антипод — мир Торманса, где обитают люди на самой низкой стадии общественного развития. Конечно, можно считать роман «критикой капитализма», «критикой лжесоциалистического Китая», и говорить о прочем подобном бреде. Что на самом деле? Достаётся всем — и Союзу в том числе. Ефремов был мудрым человеком, и прекрасно понимал, что ни одна из существующих систем не способна построить коммунизма, что каждая из них тупикова. Да, Торманс — это мир развитый технически, но совершенно морально деградировавший, изуродованный — это будущее дальнейшего развития и капиталистической, и социалистической систем — почти что. ПОка ещё это не наш мир... а завтра? Мудрец Ефремов сделал страшное и жуткое предсказание — он показал, насколько все эти системы античеловечны и уродливы. Это смелый шаг — пойти на уничтожение идеологии не только в своём сердце, но и грамотно изложить это на бумаге.

И всё таки Ефремов даёт нам надежду. Надежду в облике Фай Родис. В облике Грифа Рифта. В облике Сюй-Те, наконец. Это отголосок того, к чему нужно стремится — к несбыточному. Мир уважающих друг друга людей, в котором нет места соперничеству и интригам, здесь живёт только любовь и знание. Это тщательно воспитание индивида, всем обществом, и каждым по отдельности, где родители не «уродуют своих детей по своему образу и подобию». Это надежда, утопия. Но Торманс всегда реальнее. Дело здесь не в правительстве, не в олигархах, не в ворах — только в нас самих. Это и хотел сказать Ефремов своим романом. Он сказал, что надежды почти нет, но это «почти» так много значит...

Философский трактат высочайшего уровня. Далеко выйдя за пределы социализма, Ефремов смог создать нечто, равное по своей мощи лучшим образцам западной социальной фантастики. Во всех ВУЗах — обязательно рекомендовать!

Интересно, как много в России любителей классической английской литературы? Я имею в виду романы о чопорных аристократах, у которых с уст не сходит почтительный артикль «сэр», либо «мадам», которые пьют целыми днями чай, и наносят друг другу бесконечные моционы? Такие есть — тут вам и Диккенс, и сёстры Бронте, и Голсуорси... Фэнтези в таком стиле? Не смешите. Или....

В наше время, пользуясь модным словечком «постмодернизм», можно всё. И фэнтези в стиле викторианского романа — тем паче. Сюзанна Кларк отнеслась к своему дело со всей ответственностью, трудилась от души, не по денежной необходимости, явно осознавая, что на таком специфическом продукте денег не заработаешь. Однако 10 лет работы не прошли втуне — сказка о двух волшебниках наполеоновской эпохи вдруг приобрела невиданную популярность, получила несколько серьёзных премий, а также возможность экранизации (сериал стартует в этом году). Интересно, да? Экспериментальный, эстетизированный роман, не влезающий в рамки конкретного жанра — и вдруг обрёл популярность? С чего бы это?

Итак, 900 страниц текста, которые автор шлифовала десяток лет. Спору нет — проработан текст на высшем уровне — ссылочный аппарат с лирическими отступлениями, единый стиль на протяжении всей книги, персонажи с достоверными и даже развивающимися характерами... Никто с такой тщательностью в наше тяжёлое время — с точки зрения того КАК — придраться не к чему, все концы зачищены. Другое дело — в саом содержании. Вопросы имеются...

Начало XIX века, Англия в блокаде. Кажущийся непобедимым Наполеон громит лучших полководцев Европы, свысока приказывает могущественным императорам... Казалось бы, всё как обычно, как и было. Но Англия... какая-то... не такая. Да, Сюзанна Кларк постаралась придать тексту чопорный лоск, свойственный литературе позапрошлого века, но пусть это не обманывает читателя — под густым слоем холодноватой стилистики скрывается буйная кельтская мифология, где яростные воители сражаются с Seidhe на колесницах. Норманнское нашествие не было единственным — через полвека на многострадальный Альбион вторглись полчища эльфов во главе с «подмёнышем» Джоном Аскглассом, ставшим королём Северной Англии на несколько веков. Конечно, магия постепенно уходила с острова, и Great Britain приобрела свои привычные, хорошо знакомые контуры и признаки... Однако этот слой диковатого прошлого всё равно нет-нет да и пробивается — существуют ещё люди, практикующие магию... Она вплетена в этот мир настолько цельно, органично и бесшовно, что возникает чувство, естественности этого явления.

Достойно удивления, однако, что при такой тщательной проработке Кларк уделила поразительно мало места самой магии, сути эльфийского бытия. Это поразительно ускользающий момент, впрочем, не отрицаю, скорее всего, так и было задумано изначально. Однако это фундаментальное непонимание не позволяет до конца уловить суть противостояния главных героев. А они, между прочим, достойны похвалы — Стрендж и Норрел — две противоположности, не существующие друг без друга, учитель и ученик, две крайности использования магического искусства... Только углубившись в роман, наконец понимаешь их фундаментальную разницу, старую, как мир. И дело здесь не в магии. Дело в том, как ты используешь свои возможности...

Однако опять обижу поклонников — философских глубин здесь нет. Простите, но они отсутствуют. Всё достаточно просто. Это просто красивый и изящно сделанный кусочек Искусства. Просто Литература. Вам мало? Мне хватает. Просто этот роман, даже не смотря на его чрезмерную затянутость, притягивает к себе, его приятно читать. Это роман о противоречивой природе Альбиона, и его двух культурах. И о людях — таких же противоречивых, но способных на многое. Сюзанна Кларк оптимист — почти все герои находят самое главное — взаимопонимание. Это дорогого стоит. И пусть никто не жалуется на сентиментальный конец — в конце концов, в жизни его так не хватает...

Красивый, но излишне затянутый и несколько чопорный роман. Впрочем, в отличие от большинства вещей английской классики, его можно читать не отдельными отрывками, а целиком, восхищаясь самой композицией. В общем — сильно.

Некоторое время назад меня мучил вопрос: философ Лукьяненко или нет? Всё-таки склонился к мнению, что нет — идеито зачастую он обыгрывает не свои, а заимствованные. Важно ли это? Честно говоря, не очень — Лукьяненко — талантливый писатель, читать его почти всегда интересно, а уж что он откуда взял — не наша забота. Итак, один из ранних романов — «Звёзды — холодные игрушки».

Всё-таки Сергей здесь более вдумчив, чем в «Линии грёз», или в «Лорде с планеты Земля». По сути, Лукьяненко вторгся на бурные просторы социальной фантастики, размышляя об обществе, правда, не о нашем, а фантастическом. линия Петра Хрумова на Земле и близлежащих пространствах — так, для затравки. Самое интересное начинается после первой половины книги, когда главгерой попадает на планету Геометров.

Любой более или менее знакомый с советской фантастикой сразу узнает это общество. Есть наставники, а есть те, кого они наставляют. Вот и всё общество. Коммунизм? Ан нет, не угадали. Элитаризм это, чистой воды. И речь тут идёт даже не об имущественном расслоении. Просто одна часть (малая) человечества указывает другой (большей), как они должны думать, и что делать. Помните, в чём сила строя, скажем, Великого Кольца, или «Полдня»? В индивидуальности. Никаких ограничений — развитие в человеке лучшего, всесторонне развитие. По сути их мир регулируется сам собой — каждый человек действует в интересах других, но одновременно — и в своих. Геометры — не то. Здесь идёт жесткое воспитание, отсев, резкое обрубание кажущегося лишним. Это не мир воспитания — это мир программирования.

Отсюда и их внешняя политика. Подчинение иных цивилизаций не путём их развития, а путём их регресса. Здесь юный Максим Каммерер смог бы творить всё что угодно на Саракше. Румата Эсторский не был бы наблюдателем — он стал бы проповедником, смело берущим меч в защиту своей идеи, своей морали. Таковы геометры — та самая «утопия, в которой прекрасно жить с точки зрения разума, и ужасно — для души».

Это интересно. Лукьяненко, отказавшись от боёвки на этот раз, предпочёл вести полемику с классиками, показать недостатки сотворённого их воображением общества. Хотя можно ли здесь говорить о полемике? В конце концов, вопросы здесь поставлены несколько по иному. Не то, к чему нужно стремится, а что может произойти — в этом плане примерно похоже ответили уже и сами Стругацкие, и Ефремов. Но не будем придираться — хорошей оценки Лукьяненко вполне заслужил.

«Идиот»... Постоянно ходят по просторам инета приколы вроде «автобиографический роман», или «посвящение». А вот прочитаешь — и рука уже не поднимается на подобное. Очень, очень грустное произведение, пожалуй, более печального конца трудно сыскать в литературе. Конечно, в школе его изучать нельзя — тяжеловесный язык и чрезвычайная затянутость некоторых моментов должны отпугнуть юного читателя, не говоря уже о смысловой составляющей. Никакой динамики нет и в помине — всё не спеша, люди раскрываются постепенно, с разных сторон, очень подробны описания различных случаев, диалогов, каких-то мелочей, одни из них несут в себе некое зерно смысла, другие — нет. В любом случае, роман остаётся в своих нюансах большой загадкой (как и «Мастер и Маргарита», кстати), и материала для будущих литературоведов будет хватать всегда. Я не принадлежу к этой касте, ни диссертацию, ни сочинение писать не собираюсь. Скажу вкратце.

Говорят, Достоевский пытался изобразить в князе Мышкине своё видение Христа, такого человека, который мог бы быть им, психологически достоверный. Возможно — об этом наверняка знает только сам ФМ. А Лев Николаевич, кто он? Человек абсолютно чистой, кристальной души, умный, образованный, лишённый вредных привычек и явных недостатков. Главный парадокс Достоевского, главный парадокс христианского мировоззрения — по настоящему святой человек должен быть... идиотом? Нет, вовсе не тем идиотом, которого мы себе представляем, когда слышим это слово. Юродивость, наивность — можно называть как угодно. Мышкин любит всех людей — может ли он ненавидеть? Наверное, может. Но может и отказаться от ненависти, он всё способен простить, всех способен понять. Любил ли Он Настасью Филипповну? Да, любил. Не так, как Рогожин — из жалости, просто понимая, что нужен ей. Любил ли он Аглаю? Да. Как ребёнка, как пока ещё нетронутую, чистую красоту. Образ Мышкина настолько мощен, настолько великолепен, что мало кто из современных авторов способен создать подобное. Не будем подробно беседовать об этом — о том, про что писали уже целые полки книг.

Образы людей, окружающих Мышкина, тоже вышли у Достоевского настолько убедительными, что их легко можно представить в повседневной жизни. Все они на своём месте, как Рогожин, как Настасья Филипповна, как Епанчины. Даже мелькающие как бы между прочим Бурдовский сотоварищи тоже выполняют очень важную роль — так Достоевский себе представляет молодое поколение нигилистов — мрачные, какие-то демонические даже фигуры, беспринципные и жестокие к другим. Даже генерал Ардалион Иволгин, появившийся только в двух эпизодах, правда очень ярких, крепко вливается в память.

Конечно, самое восхитительное — монологи и размышления героев, как поданные автором в виде собственных мыслей, так и вложенных в уста персонажей. Заметьте — здесь нет того морализаторства, в котором часто обвиняют Фёдора Михайловича — он никого не судит. Просто размышляет, сталкивает лбами различные позиции и мысли. Там пиршества для «homo cogito», можно соглашаться с тем, что высказано в романе, а можно и не соглашаться. Свою задачу он выполняет — спокойный, печальный философский трактат, тяжеловатый, но более сложный в силу жанра, который избрал Достоевский.

Под занавес — почему же всё так мрачно? Почему князь Мышкин вновь стал... идиотом? Дело здесь, как мне кажется, вовсе не в потерянной любви. Просто Лев Николаевич не вынес столкновения своего мира — человеколюбия, честности, правдивости — с миром настоящим, с миром, где он чужой, где он — просто обыкновенный юродивый. В этом вся трагедия — в том, что святые люди недаром удаляются от мира, или просто погибают — они не могут жить среди других людей.

Вердикт: наверное, одна из самых знаковых книг русской литературы. Морализаторство, апологет христианства? Наверное, всё таки нет. Роман-трактат, своеобразное «житие», психологическая повесть? Это ближе. Есть свои недостатки, недочёты — но это нисколько не умаляет значимости романа для читателей. Он не оставляет равнодушным.

Жил-был такой писатель на земле русской, или советской, как уж там правильно — Юрий Никитин. Вроде бы ничем особым сей автор не выделялся. Написал два романа — один идейно правильный, про сталеваров, второй — неправильный, про нашего доморощенного генерала Засядько. Опубликовал один сборник фантастических рассказов, и был выпулен из Союза Писателей. Годы шли, СССР приказал долго жить, и уже немолодой писатель решил, что нужно что-то делать, чтоб обеспечить себе спокойную старость. Как рассчитать секрет успеха, и начать писать не столько хорошие, сколько продаваемые вещи?

В чём секрет популярности романа «Трое из Леса», который и стал основой всего, что сейчас имеет Никитин?

Увлекательный сюжет? Ну, как сказать. Троих баранов — охотника-оборотня, волхва-труса, деревенского дурака-дудочника, изгоняются из родного племени. Они идут, через Лес, Болото, Степь. Встречают врагов — бьют, встречают друзей — дружат и ненавязчиво у них кормятся. Сталкиваются со всякими фантастическими существами, коих пытаются обходить стороной. В общем, довольно-таки банально, сюжетные дыры и логические нестыковки совершенно жуткие, перепады между сценами шокируют. Конечно, опасности и ситуации, в которые по жизни влипают наши герои, весьма разнообразны, и придают некоторый интерес происходящему на страницах, но принципиально не меняет его общей простоты.

Хорошо прописанный мир до нашей эры? Увы, увы, увы и ах — прописанность мира, и его историческая «веристичность» заставляли меня периодически чуть ли не сгибаться в талии (или её слабом признаке) от смеха. Надо отдать должное Никитину — он даже не пытается строить умное лицо, раскрашивая декорации для приключений своих троих обормотов (VI век до нашей эры, между прочим). Невры-славяне носят такие «славянские» имена, как Олег, Таргитай, Тилак, волхв встречает в своей книге латинское название целебного растения, степняки-киммерийцы имеют столицей огромный город между Днепром и Доном... Никитин даже не пробовал заморачиваться на эту тему — зачем? Большого смысла нет, и так сойдёт. Доходит вплоть до того, что автор называет одно из кочевых объединений именем археологической культуры — тернопольцами, причём устами героя... Дикари-невры периодически трясут такими терминами и названиями, которые возникали веков эдак на n-цать позже, и периодически удивляют своими познаниями в самых разных областях. Я уж не говорю, что для их удобства все, и поляне, и киммеры, и послы египетского фараона Псамметиха говорят на понятном неврам языке. Вас это смущает? Да вы просто придираетесь!

Язык? Кто, Никитин — обладатель красивого литературного слога? Да даже не напрягался! Слог очень лёгкий и пролетает сквозь голову, как ветер, хотя многочисленные корявости и языковые несуразности заставляют постоянно спотыкаться. Нет, любителю словесности здесь делать нечего — обплюётся, бедолага, от такого красивого русского языка — ну а что делать?

Так в чём же секрет? А в том, что, создавая свой коммерческий продукт, Никитин искренне полюбил своих героев. Скабрезный и смелый Мрак, трусоватый и вдумчивый Олег, мечтательный бездельник Таргитай выписаны отлично — у каждого свой язык, своя манера поведения, они даже кажутся живыми. Спутать их совершенно невозможно, что иногда бывает с несколько смазанными героями Никитина из, например, «Странных романов». Они даже эволюционируют и развиваются, каждый из них открывает в себе нечто новое, пытается освоится в диком и страшном мире, который каждому из них приходится открывать заново. Ничего так не цепляет в этой книге, как эта тройка — за ними интересно следить, и они заставляют за себя даже иногда переживать. Вот главный козырь в рукаве Никитина — чтобы он ни говорил, главное — любовь автора к своим героям, желание заставить читателя ими любоваться, искренне болеть за них и их, без сомнения, правое дело.

Итак? Берутся три персонажа, тщательно прорабатываются. Что у нас модно а году 1993? Всякие славяно-арийские веды, велесовы книги и прочая хрень. До них опускать не будем, возьмём книжку Геродота, и подчистую, на её основе, создаём фэнтезийный мир, с аримаспами и грифонами, кровавыми киммерийцами и лесными неврами. Пихаем славянскогу колориту, раскидываем намёки на древнейшее (ну очень-очень древнейшее!) происхождение рода неврского, вставляем в текст Святогора и малюток кудов, и — для стебалова — Конана с Запорожской Сечи на Днепре (О как!).

На выходе? Вкусный и бесшабашный коктейль, который, впрочем, строго на любителя. Но пора заканчивать, запасаться семечками и продолжать, вальяжно развалившись в кресле, следить за приключениями троицы, которая теперь решила замесить магов. Можно не беспокоится, наши победят, но ведь нужно в этом убедиться, не правда ли?

Наверное, писать отзыв на этот роман — гиблое и ненадёжное дело. Вообще, в литературоведении это — основное занятие. Сколько слоёв находят в «Мастере и Маргарите»? В «Тихом Доне»? В «Отцах и детях»? Где там действительно затаилась авторская мысль, а где просто — наша чрезмерная фантазия?

«Преступление и наказание». Я всегда любил шокировать людей тем, что ругаю признанные шедевры. А здесь? Не получается ругать. Ну никак. Можно отметить огрехи в стиле. И что? От этого роман становится хуже? Наоборот, он намного выше, чем помпезная «Война и мир». О чём пишет здесь Достоевский? Что хочет он снова нам сказать, этот хмурый философ?

Естественно, так называемого «морализаторства» здесь нет и в помине. ребята, прежде чем разбрасываться этими словами, внимательно почитайте текст. Основное внимание Фёдор Михалыч уделяет тем самым молодым, образованным людям, которые мнят из себя гениев, и с этой уверенностью идут на самые страшные преступления. Да, идеи Раскольникова распространены и сейчас. Ты велик? Значит, любой твой поступок — во благо (пассионарность!!!), ты «право имеешь». Вот и вся суть. Весь роман посвящён совершенно чудовищной ломке мировоззрения, просто жуткой, болезненной и страшной. Роман-обновление.

Раскольников похож на человека, вроде Наполеона, способного вести на смерть ради своей гордыни тысячи человек? Никак. Честный, по своему добрый, хоть и мрачный человек. Он осознаёт, что он лучше многих — но не знает, как относится к этому. Он многих презирает — но компенсирует это жалостью и милосердием. Да, Раскольников — это по настоящему персонаж трагедии, как князь Мышкин он человек, которому очень трудно уживаться в этом мире, где его ум и талант никому не нужны. А кто живёт хорошо? Подлец Лужин. Вот у него — всё в порядке. Настоящий хозяин жизни, буржуа. А кому приходится хуже всех?

Мармеладовы — очень светлые, но слабые личности, слабее Раскольникова. Только Соня достаточно сильна, чтобы выжить и не уничтожить себя, несмотря на крайнее положение. Свидригайлов — порочный негодяй, но осознав силу любви и её недостижимость, он кончает с собой. Порфирий Петрович, поражённый Раскольниковым, разрывается между долгом и симпатией к нему. И ведь насколько они все реальны! Как натуральны их поступки, эмоции! Такое мастерство — редкий гость в писательской среде.

...Нет, всё таки писать об этом романе — гиблое дело. Недаром Ницше писал, что Достоевский — единственный писатель, у которого есть чему поучится. И ведь был прав! «Преступление и наказание» — это настоящая история из жизни, причём не мелкая и пошлая, при всё антураже, а глубокая. Страшный, унылый Питер, комната Раскольникова, общая... серость, яркие персонажи, глубокая психологическая и филосовская наполненность — всё это вместе создаёт нечто такое, что делает Достоевского одним из величайших гениев мировой литературы. Посему, за неумением правильно написать и осознать это произведение в свои невеликие 23, заканчиваю.

А оценка? Я думаю, нет сомнений, что ставить.

Айзек Азимов — знаковый писатель, как для США, так и для нашей страны. Его рассказы о роботах с увлечением читали по обе стороны океана. Романы, которые он писал, уже стали классикой. И один из них — «Стальные пещеры».

Писатель описывает нам Землю через 2 тысячелетия после нас. Все 8 миллиардов людей, живущие на планете, скопились в гигантских городах, представляющих собой замкнутые системы, закрытые куполами. Мало кто видел свет Солнца, обонял носом чистый воздух — их заменили мерцающие неоновые лампы и фильтрующие кондиционеры. Натуральных продуктов не хватает на всех, их заменяют модифицированные дрожжи. Мы так и не узнаем, как управляется город — но ясно, что перед нами — гигантская распределительная система, овеществлённый коммунизм — полное отсутствие денег... и человеческих условий жизни. Раковина в квартире считается большой роскошью, так же как право обедать в собственной квартире. Столовые, душевые, даже рабочие места — всё общее. Дедушка Маркс бы порадовался... Азимов даёт нам ясно и чётко понять, что земляне в своих городах, в своих стальных пещерах, зашли в тупик, и постепенно деградирут в рамках металлических стен. Космониты, потомки землян, расселившиеся на других планетах, начинают доминировать, и Земле грозит вырождение...

Картинка непритязательная, антиутопичная. И на этом фоне разворачиваются события, которые скорее подстать какому-нибудь детективу. В Космотауне, инопланетянском районе Нью-Йорка, происходит убийство космонита — роботехника. Расследование поручают детективу Элайдже Бейли, который вместе с инспектором от космонитов — роботом Дэниелом Оливо, проводит расследование.

Это — первый слой. Второй слой — более глубок. Как уже говорилось, человечеству грозила гибель, как на земле, так и на планетах космонитов. Доктор Фастольф, такеж космонит, описывает Бейли решение дилеммы. Земляне должны вырваться из своих городов, колонизировать иные планеты — основываясь на иных принципах, нежели космониты — на принципах коллективизма и взаимопомощи. Эта идея, получившая в дальнейшем развитие, впервые появляется именно в «Стальных пещерах».

Песонажи получились превосходно. Элайдж Бейли и Р. Дэниел Оливо — возможно, одни из самых ярких и выразительных персонажей в фантастике XX в. Бейли, конечно, мало напоминает Шерлока Холмса. Это довольно эксцентричная, холеричная личность, склонная к раздражительным вспышкам, и поспешности решений. Он два раза в расследовании приходит к ложным выводам — но это вовсе не показатель его глупости, скорее это проявление его чисто человеческих черт, для того, чтобы ярче отобразить его образ на фоне невозмутимого напарника. Тем не менее Бейли — человек недюжинного ума, так как он всё-таки разгрыз крепкий орех преступления, и нашёл разгадку.

Его напарник — Р. Дэниел Оливо — и вовсе произведение исскуства. Азимов создал немало ярких персонажей-роботов, но этот, пожалуй, самый яркий. Человекоподобный робот, направленный на то, чтобы жить рядом с людьми, чтобы не отличаться от них — уникальное создание. Следить за тем, как меняется мышление робота, совсем нового, как говориться, «только что с конвеера», не менее увлекательное занятие, чем за ходом разгадки престкупления. «Стальные пещеры» — больше, чем детектив. Это произведение о людях и роботах, которые живут рядом друг с другом, и учатся пониманию.

Когда молодой Саша Бушков ещё не имел желания просто зарабатывать на хлеб с куском мяса, когда из под его пера не выползали чудовищные опусы про пресноводных хищных рыб и рефлексивных сотрудниках Охранки, он писал очень умные и действительно прекрасные повести. Возможно, Бушков окончательно разочаровался в людях, и, считая свою публику жалким быдлом, начал ваять циклы один длиннее другого. А вещей, подобных «Лабиринту» — где действительно есть, что сказать — у него появляется ныне исчезающе редко.

Греческие мифы прекрасны, их герои неизменно вызывают трепет и подсознательное желание им подражать. А что на самом деле? Язон — обыкновенный корсар, Одиссей — подлец и обманщик, Ахиллес — просто спятивший от крови убийца... Тесей? Наверное, реальный исторический Тесей был ещё тем кровопийцей, никак не похожий на свои романтичные образы с красивых древних ваз. И повесть «Лабиринт» — об этом же. Что за фасадом великих подвигов скрывается большая ложь, большая подлость. Обман влечёт за собой обман, воздаяние — неизбежно, и этот порочный круг не разорвать. Что же происходило на самом деле?

Вы знаете, я даже не буду особо комментировать повесть. Она слишком зла и жестока. Она выворачивает наружу пороки и слабости людей. И даже то воздаяние, которое несут герои повести за свою подлость — не радует. Всё равно об этом никто не узнает, всё покроется толстой коркой мифов и обмана. Самый честный человек здесь — Тесей — оказался пленником совершённого когда-то обмана — он его прославил больше всего. И в конечном итоге, на закате жизни, он поразительно напоминает того самого царя Миноса, который был в такой же ловушке, заперев несчастного Минотавра в Лабиринте...

Настоящее откровение. Я начал лучше понимать Бушкова. Да, люди вполне достойны и «России, которой не было», и «Золотого демона. Всё схавают. Ведь порочный круг не разомкнуть, и никто ничему не научится.

...В один прекрасный год начинающая писательница Энн Райс, изнывающая от не столь давней потери ребёнка, формирует в своём воспалённом сознании образ: бессмертный вампир наговаривает на диктофон журналисту историю своей двухсотлетней жизни. Образ превратился в рассказ, а рассказ — в роман, перевернувший жанр готического хоррора, и ставший классикой, чьё эхо мы до сих пор можем видеть в самых различных образцах литературы и кино.

Энн Райс, по моему,первая, кто решился на попытку обрисовать психологию бессмертного ночного существа, ради своей жизни убивающего других. Для этого она и создала своего героя — Луи де Пон-Дю-Лака, обращённого на рубеже XVIII-XIX вв. Он таков, каким нужен своему творцу — склонный к рефлексии, немного жеманный, чувствительный, эстетичный... В какой-то степени он, естественно, альтер-эго самой Энн, поэтому до предела женственен и воспринимает всё... по женски. Даже то чувство «вампирской любви», которое объединяет его с Лестатом, Клодией и Арманом — чисто женское. Конечно, по сути весь роман пронизан женским восприятием, но этим его притягательность никак не объяснишь.

Вся притягательность Луи в том, что он, при всей своей вампирьей сущности, остался человеком, и воспринимает обе природы. Да, он практически бессмертен, очень силён, ловок, видит краски окружающего мира ярче, чем прочие... Но он безумно одинок. Луи уникален — как и каждый вампир, впрочем — он жаждет знания, жаждет понять, кто он, зачем он, и что его ждёт за окоёмом смерти. Кто разделит с ним вечное, казалось бы, познание? Никто. Смертные не в состоянии постичь душу вампира, а себе подобные попросту не могут даже помыслить об этом — они слишком увлечены собой. Кто же такой Луи? Будучи смертным, он являлся ловким управленцем, прожигателем жизни, человеком с невероятно больным самолюбием и больной совестью. А после того, как его обратили... Луи совершенно потерял ориентацию в этом мире. Сознание, воспитанное в католической морали, заставило его искать ответ на вопросы своего бытия, попытки понять, зачем существует он, вампир, как Бог терпит его существование?

Райс сделала невероятное для своего времени — если в предыдущих романах вампир показывается как бы со стороны, то здесь препарируется его картина мира, и показывается всё отчаяние бессмертия. Для более объёмного образа она создаёт ещё одного кровососа — Лестата, вроде бы представителя того же проклятого рода, что и Луи. Однако он показан совершенно по иному — щёголь, прохвост, кутила и убийца, который нимало не задумывается о ценности человеческой жизни, или о своём бытии. Единственное, что боится Лестат — одиночества, одиночества в своём бессмертии, отсутствие внимания со стороны других. Он прост и ясен, не обладает большой мощью, и не владеет никакими тайнами — Лестат предстаёт нам в первом романе весьма недалёким малым, таким, каким и должен быть вампир — сыном своего времени, краткого, но весёлого бытия чувствующего своё превосходство над остальными создания.

Другой образ — Арман. Четырёхсотлетний, отягощённый памятью веков, он стремится быть ближе к Луи, но именно он изгнал из него всё желание познавать, всю жажду жизни. Хотя когда-то, по всей видимости, они были похожи, Райс на это прозрачно намекает. Арман — вампир с умирающим внутри человеком, для которого все краски жизни поблёкли и стёрлись, у которого впереди ничего нет. Его уже не интересуют вопросы бытия, он просто живёт так, как живёт, как положено существовать вампиру, и в его глазах мы видим будущее Луи. Такова, по всей видимости, и его судьба, но это уже — дело будущего.

Самое страшное и самое совершенное — это Клодия. Вампир-дитя, самое страшное в том, что она не помнит, что такое быть человеком, она никогда им не была. Вот здесь, нужно отдать должное вновь, Энн Райс совершила определённого рода революцию — Клодия совершенно неповторима. Во первых — мы видим её как раз со стороны, и её эмоции остаются загадкой. Пожалуй, она — самый запутанный образ, Энн явно видела в Клодии свою умершую дочь, и переносила свои эмоции на эмоции Луи. Кто такая Клодия, мы так и не узнаем. Мы не узнаем, что за тёмная душа скрывается в детском теле, пуста ли она, как мимоходом высказался Луи, или действительно испытывает к нему противоречивые чувства, смесь любви и ненависти? И этот вопрос останется непонятым нами...

Картина мира вампира? Бесконечная ночь, шлейф человеческой крови, бессмертие, концом уходящее в вечность. Ни следа Бога или Дьявола. Ничего такого, ради чего действительно стоило бы жить, никакого смысла. Рано или поздно вампир начинает отставать от жизни, от всё быстрее сменяющихся поколений людей, и тогда он чувствует себя ненужным и лишним. Арману 400 лет, он старейший, и он умирает. Та же судьба ждёт и Луи. Если мы будем брать «Интервью с вампиром» отдельно от всех остальных хроник, мы получим длинную, грустную притчу о безысходности, одиночестве и печали бессмертия, в котором нет абсолютно ничего, даже надежды на спасение. Мир этот закольцован и логичен, и не требует продолжения. Это не апология кровососам — скорее наоборот, абсолютно отталкивающий от их образа жизни роман.

Так что... сильно. Жаль, что посыл так и не был понят — иначе бы мир не наводнили книжки о гламурных вампирах с горящими готической романтикой глазами, а молодые люди не надевали бы бутафорские клыки.

В мировой фантастике, в числе самых выдающихся произведений есть такая любопытная тетралогия — «Песни Гипериона». Конечно, можно совершенно по разному относится к творчеству Дэна Симмонса, что-то не принимать, но эта вещь, пожалуй, соединяет в себе множество весьма интересных особенностей.

Прежде всего, это пример мастерской литературной игры, виртуозного владения самыми различными жанрами, понимания сюжетных основ шедевров литературы. Взяв за основу структуру классических проведений классического средневековья, Симмонс играл жанрами по своему собственному усмотрению, меняя мистику на боевую НФ, её — на философскую фантастику, и так далее и так далее. Конечно, смена жанров мало влияет на цельность мира — он остаётся живым и разнообразным, несмотря на то, что в сюжете есть некоторые нестыковочки. Мир Гегемонии — это очень любопытный коктейль. До этого я читал «Илион», и скажу прямо — безумной фантазии Симмонса нет равных в обоих этих произведениях. Даже не стоит описывать саму структуру — нужно просто читать. Этот мир полон мелких нюансов, здесь всё работает на сюжет — христиане на Пасеме, такие разные на вершине могущества и в забвении, мирные фермеры на Гиперионе и таинственные сверхлюди Бродяги, адепты ТехноЦентра и тамплиеры на своих Живых Кораблях. Практически ничего лишнего. То же самое и в персонажах — многие из тех, кого мы считали второстепенными, выходят на первый план, и оказывают просто вселенское воздействие на окружающий мир. О паломниках и говорить нечего — каждый из них, несмотря на то, что они несут вполне определённую роль в тексте, являются неоднозначными и глубокими характерами, а не просто статистами-образами. Всё это так.

Но НФ ли это в чистом виде? Ведь многие прекрасные произведения, написанный о далёком будущем, лишь в последнюю очередь являются «научными». Так и здесь. «Песни Гипериона» — это роман-размышление, роман-философия. Как и «Дюна». Вообще, рассуждения в обоих циклах довольно схожи. Оба автора рассуждают о новом эволюционном витке, на который рано или поздно выйдет человечество, и о том, каким образом можно сокрушить силы, сдерживающие это развитие. Причём это развитие — в обоих случаях не несёт на себе отпечаток технократии. Это прежде всего — развитие самого человеческого рода, его отношения к окружающему миру и уважение к его цельности, в стремлении подчинить себя его законам, развиваясь внутри них до вершины своих возможностей.

Так что... Оценка «Песней...» по всей справедливости является высокой. В ней очень много составляющих, причём они на диво грамотно сбалансированы, практически нет нестыковок. Нужно ли продолжение? Нет, цикл завершён, он не требует ничего, кроме внимательного и думающего читателя. Я прочёл. Рекомендую сделать тоже самое и остальным.

Вообще Акунин пишет неплохо, мне всегда нравилось читать его вещи, не особо отягощённые смысловыми тяжестями, вполне удобоваримыми. Но вот есть одно произведение, читанное мною несколько лет назад, занесённое в категорию «хрень». Это роман «Фантастика».

По идее, он представляет собой типичный образчик жанра. По идее. Но что мы видим? Не НФ, не фэнтези, не мистику, а нечто уж совсем непонятное, не тянущее даже на середнячок. В центре конфликта — некие инопланетные Мигранты, желающие захватить нашу планету, и Клуб, который с ним борется. На этом элемент нормальной фантастики заканчивается, и дан он очень расплывчато, контурами, причём контуры эти доведены до абсурда (любимые Акуниным криптоисторические выкрутасы — Горачёв засланец инопланетян, оппозиция — тоже ещё те... гхм... а доблестное ГКЧП — защитники родины от инопланетной угрозы).

Ну ладно, бог с ним, с фантастическим элементом. Большая часть времени уделяется двум антиподам, наделённым Даром. Роберт Дарновский может читать мысли, а Сергей Дронов — ускорением по типу «человек-юла». Сами по себе эти ребята вроде бы вышли у Акунина неплохо, но он даже не пытается впихнуть их в логичный и чётко выверенный сюжет — он изобилует страшными проколами и ляпами, не двигаясь фактически дальше завязки. А концовка заставит любого человека просто плеваться — её просто нет как класса. Возможно, это замес на продолжение, но упаси нас Господь от такого удовольствия...

Итог: убогая штамповка. В своё время я бросил читать Акунина из-за этой хрени, сейчас потихоньку в последний год возобновляю знакомство. Но это я никому не посоветую читать.

Как трудно начать писать этот отзыв! Интересный факт — вспоминаешь самого себя, читающего эту книгу 12 лет назад, вспоминаешь реакцию на неё. Читаешь сейчас — за кофе, в автобусе, на работе — где угодно, и понимаешь, что книга не стала хуже. Ничуть. Видишь глубже, лучше понимаешь автора, многие давно знакомые, когда-то выученные наизусть фразы и обороты теперь воспринимаются по другому. Но, закрыв страницу первой книги, понимаешь — одно осталось как прежде. Полное погружение в текст, глубокое уважение и восхищение миром, созданным разумом одного-единственного человека — Джона Рональда Руэла Толкиена.

Сначала такое чувство, будто это — такая же милая сказка, как «Хоббит» — начало именно такое. Но дальше сюжет становится всё серьёзнее и серьёзнее — над миром нависла Тьма. Мы знаем это вначале только со слов Гэндальфа — но чувствуем её жуть всё кожей — она разлита в воздухе. Позже появляются Чёрные Всадники — и нет более запоминающегося воплощения таинственного зла.

Образ, навеки врезавшийся в память — могучий, пугающий всадник — и маленький, слабый хоббит под корнями дерева...

Этот роман открывает перед нами мир Средиземья — красивый, так похожий на наш — мир героической эпохи, где вместе живут славные малыши-хоббиты, где по унылым пустошам Глухоманья бродят Следопыты с нуменорской звездой во лбу, где сияют великолепием эльфийские крепости — обиталище, где ещё живо прошлое. Это до такой степени красиво, тонко описано, что по сию пору иногда посещает иллюзия, что ты сам идёшь вместе с отрядом Хранителей по бескрайним просторам Средиземья. Пугающие, безмолвные тоннели Мории, заброшенные земли Арнора, покинутая Остранна, золотисто-серебрянные Мэллоны Лориэна — всё это стало настоящим эталоном в фэнтези, настолько, что фэны заговорили о штампах.

Магия? Её практически нет в романе. Мы её чувствуем — она присутствует в книге незримо, она вполне обыденна в этом мире, является одной из его основ. Герои колдуют редко — для них волшебство не является Чудом, оно — неотъемлимая часть их мироздания, поэтому эльфы так удивляются просьбе Сэма показать магию в действии. Для них она обыденна.

Сказка? Пожалуй, нет. С каждой страницей всё меньше сказки. это эпос — разворачиваются великие события, третья эпоха подходит к концу, мы ощущаем на себе ледяное, свежее дыхание «Сильмариллиона». События, причастность к которым мы чувствуем на протяжении всей книги,

тянутся из глубины веков — это продолжение всё той же истории о легендарных эльфийских и аданских витязях. Пусть люди говорят о том, что «Хранители» — скучная, лишённая динамики книга. Это прежде всего произведение — эпос, со своими законами, со своей спецификой. Кто-то её принимает, кто-то — нет.

Конец книги мрачен. В тяжкий час распадается отряд Хранителей — каждый из них делает то, что должен — по велению сердца. Фродо с Сэмом уходят на восток — без надежды на возвращение... Растерянность, разброд — вот что характерно для окончания романа. Боромир не может противостоять силе Кольца, искушению Властью — и нападает на Фродо. только в этот момент мы понимаем всю опасность кольца — оно разлагает душу.

Одна из знаковых книг в моей жизни. Это — абсолютная классика мировой литературы, бесспорно, оказавшая влияние на миллионы людей. Великая книга.

«Любой человек, который думает, будто может перехитрить правительство, уже сумасшедший» (капитан Битти).

...И вот, наконец, я впервые в жизни взял в руки произведение такого большого классика, как Рэй Брэдбери.

Да, я существую. Мне почти 29 лет, я любитель фантастики с двадцатилетним стажем, и тем не менее я никогда не читал Рэя Брэдбери. И я не мифический персонаж, я на самом деле есть. И вот, я начасвоё л знакомство...

...и изменил своё правило. Я люблю читать новых авторов с их одиночных, особо не выделяемых вещей. которые показывают стиль и мировоззрение своего творца. А тут я взял одно из самых известных произведений писателя, которое, ни много ни мало, считается гениальным и эпохальным. Это «Fahrenheit 451», о котором слышал, наверное, с тех самых пор, когда начал читать книжки. И вот я начал неспешно изучат это небольшое по объёму произведение, пытаясь залезть в голову молодому Рэю Брэдбери...

Итак, начало 1950-х, США. Сложное время. С одной стороны — «маккартизм», который сгребал в одну кучу и коммунистов, и либеральную университетскую интеллигенцию, и всех подряд. С другой стороны — взлетающая популярность идеологии социализма, дикая известность «Франкфуртской школы» и левых идей, идей равенства и усреднения, поддержки меньшинств и мультикультурализма... И то, и другое не обещало будущему ничего хорошего, особенно для интеллектуалов, стремящихся к обособлению от масс. Рэй Брэдбери хорошо чувствовал дух времени. Представим себе: молодой автор, не кончавший университетов, живущий среди простых, в общем, «среднечеловеческих» американцев, получает своё знание из книг, получает через них свою индивидуальность,в диалоге с Человечеством формирует своё Я. А теперь представьте: у человека всё это безжалостно отбирают.

Должен сразу сказать, что критическое острие этой книги направлено не против «общества потребления». Некоторая степень его критики здесь есть, не спорю, но дело здесь вовсе и не в нём. В конце концов, люди в массе никогда не читали, по крайней мере не вникали в суть прочитанного. Здесь ситуация другая. Да, серости подкидывают развлечения. интерактивные стены, музычку в «ракушках», и всё такое. Живи в этих рамках, как в вольере — и будь счастлив. А если кто-то хочет выйти, подумать, сказать протестное слово? Вот здесь-то ты и прищучен...

Власть. Вот о чём говорит Рэй Брэдбери, вслед за Евгением Замятиным, за Джорджем Оруэллом, за Олдосом Хаксли. О способе осуществления Власти над другими. Против Неё всегда выступают люди, имеющие за плечами культурное наследие всего человечества, которое старается систематически и глубоко познавать окружающее. Это знание всегда транслируется, и транслируется оно, хочешь не хочешь, через книги. Все мы взбираемся на плечи гигантов... Для того, чтобы таких песчинок в колёсах Власти не появлялось, следует в принципе исключить возможность их возникновения. И наиболее радикальный способ — прервать трансляцию и преемственность знания. Заставить всех людей быть серостью, оторванной от всего, висящую в пустоте, на единственной нити из отупляющих развлечений. Перегрузим людей информацией, создадим вокруг них информационный шум, пусть всегда находятся в напряжении, пусть отучиваются от раздумчивого одиночества. Пусть не ломает голову над всякой ерундой, покажи ему только одну единственную Правду, и пусть верит в неё. Пусть будет больше всего, что требует простых автоматических рефлексов! Пусть человек не думает о гнетущей его тирании...

Капитан Битти. Некогда глотавший всё подряд, бессистемно и бессмысленно начитанный, заблудившийся капитан Битти. Его единственная отрада — это то самое прибивание людей, желающих думать, к полу, сжигание их жизней и знаний, упоение своей Властью над ними. Это главное лицо всего романа Брэдбери. Жестокий, ироничный и неглупый тиран, стирающий с лица земли любую возможность воспротивится его давлению, встать на его пути. Он и есть олицетворение людей, запрещающих всё, диктующих свою волю, оболванивающую всех в своём жутком «равенстве».

...Итак, вот перед нами очередная антиутопия, описания того, как изящно и ярко было сломлено целое поколение людей, точнее — всегда небольшой группы думающих интеллектуалов. До этого, конечно, не дошло, хотя многие мелочи автор предсказал верно. Вопрос в ином: почему эта вещь так популярна у нас, почему люди исподволь чувствуют реальность описанного мира сожжённых страниц?

В общем, как и любая антиутопия, этот роман актуален и важен. Он говорит нам о необходимости жажды знания, жажды прекрасного. И дело ведь не совсем даже в книгах, как правильно было сказано Фабером. Просто нужно думать, нужно изучать опыт тех, кто думал раньше тебя. Нужно оглядываться вокруг, видеть красоту окружающего, общаться с другими людьми и делится красотой — и эстетической,и интеллектуальной. Мысль — одна из немногих сущностей, которая может быть у человека сама по себе. Не дадим же отобрать её у нас.

А знакомство с Брэдбери удалось. Я его понял, и принял. Добро пожаловать!

Все мы растём на мифах и сказках. Об отважном Добрыне Никитиче. О герое Ахиллесе. Об Энее, который основал Альба Лонгу, провозвестницу Рима. В реальности их подвиги наверняка не произвели бы на нас должного впечатления.

Всё дело в масштабе. И взгляде на мир. Они жалки и ничтожны только с точки зрения нас, жителей сытой современности. А если спуститься с наших фальшивых высот, и посмотреть на жизнь «меньших» братьев?

Они живут собственной жизнью. У них свой взгляд на мир — совершенно другой. Но они также, как и люди, радуются и грустят, испытывают злость и привязанность. Мы так мало знаем о том, что у них в головах, фиксируя только внешние проявления. А так — кто знает, каков их внутренний мир...

Взгляд человека никогда бы не заметил эпохальных событий нескольких месяцев, произошедших в сельской английской глубинке, когда было основано поселение на Уотершипском холме. А для его жителей? За несколько лет они стали легендой. Частью мифа... чего? Кроликов? Какие мифы могут быть у кроликов?

Ричард Адамс попытался вникнуть в эти события изнутри. И животные, обычные ушастые полевые кролики, ожили под его пером. Они не стали людьми. Они остались собой. Пушистыми животными, которые не размышляют о высоких материях, о всяких этических благоглупостях. Существами, борющимися за выживание.

Вначале Адамс показывает общество кроликов, которое, по его мнению, чем-то напоминает первобытное. Социальная организация (которая у кроликов действительно такая) «стайного» типа, сравнительно простая мифология всего с несколькими персонажами, включая «культурного героя», быт, связанный с кормёжкой и выживанием... Но далее Адамс разворачивает полотно Жизни. Кролики — живые души, и среди них тоже есть подлость, злоба и предательство. Есть даже тирания. Совсем недалеко от стен человеческих жилищ кипят такие страсти, которые сделали бы честь любому человеческому эпосу. Мы видим антиутопичную Эфрафу, во главе с сильнейшим и жесточайшим представителем племени — Дурманом. Мы видим племя Барабанчика — тех, кто вяло ждёт смерти, положившись на судьбу и свою подлость.

Но кролики Уотершипского холма — Орех, Пятик, Шишак, и многие другие — выживают в этом жестоком мире, где против них даже собственные сородичи. Потому что они — Род. Племя. Они всегда вместе противостоят бедам, и один дополняет другого. И всегда побеждают.

Книга вышла не очень детской. И не особо наивной. Местами даже жестокой, как и должна быть дикая жизнь. И ты даже сопереживаешь этим пушистым героям, ни на минуту не забывая, что они — не люди. Они — другие. Дети природы, что и привлекает наш взор. Захватывающая, короткая, бурная жизнь — но чистая.

Они живут вместе, а умирают поодиночке. А мы?

Кристофер Толкиен неплохо устроился в этой жизни — он потихоньку публикует обширный архив своего отца, по всей видимости, щедро разбавляя её своей обширной редактурой, продаёт авторские права и не имеет особых причин, чтобы бедствовать. И тем не менее он делает не самое плохое дело — радует сердца преданных поклонников хотя бы возвращением в мир Средиземья, окрашиваемый новыми подробностями.

Турин Турамбар — самый «живой» герой «Сильмариллиона», настоящий боец, будто-бы вышедший прямиком из «Старшей Эдды». Само собой, целый роман о нём стал бы событием, но, к несчастью, Толкиен не успел это сделать, и ещё неизвестно, захотел бы. Но стоит добавить пару штрихов — и обширный текст из «неоконченных сказаний», прибавившись несколько в объёме, выходит в виде полновесного романа.

Ничего нового, за исключением мелких нюансов, роман не добавляет. Он даже выдержан в тех сурово-отстранённых эпических тонах, как и «Сильмариллион». Это тот же самый эпос, что и ВК, только ещё больше пропитанный безнадёжностью и всепроникающей печалью.

Хотя, хочу сказать, вряд ли это произведение стоит называть «роман» в классическом смысле. Это эпос, и он ближе к соответствующим произведениям раннего средневековья. Рядовому читателю трудно его читать, поклоннику Толкиена — необязательно. Но читать — нужно. Здесь мы можем вдохнуть воздух Белерианда, и пройти по его земле, а не только полюбоваться с высоты птичьего полёта. Хорошо написанное произведение, сильное, хотя и очень трагичное.

Долго думал, с какого произведения начать знакомство с творчеством г-на Пратчетта? Бросил клич в народ, и он поведал мне, что всё хорошо, но начинать лучше всего с цикла о доблестной Ночной Страже города Анк-Морпорк. Так и сделал — купил сразу омнибус. Что в итоге?

Признаюсь честно — ожидал большего. Или, может быть, ожидал другого, не знаю. Юмор Пратчетта вызвал во мне почему-то ассоциации и с раздолбайством Джеймса Бибби, и с чопорностью Чарльза Диккенса — вещей, казалось бы, несовместимых. Что такое, по сути, юмор Пратчетта, как мне показалось? Фэнтези его скорее ироническое, сатирическое, в нём можно найти пародии и на американские детективы-боевики, столь популярные, и на весь жизненный уклад демократического общества. Ведь, по сути, попытка захвата власти в городе самозванным королём встретила полную поддержку населения. ПОд слоем иронических образов и высказываний скрывается очень серьёзная тема, о природе власти, вернее, об отношении к ней людей. Они мечтают о жёсткой тирании только тогда, когда свободны, думая, что только подобный человек сможет навести порядок абсолютно во всём. Люди не желают свободы, всякой там справедливости, равенства. Единственное, что их ведёт в этой жизни — «ширпотреб душевного мрака». Да уж, я ждал от Пратчетта лёгкой юмористической пародии, а не сложных филосовских изысков.

Но в целом — тяжко сказать, чтобы я впечатлился талантом Пратчетта. Да, юмор есть, но хохотать он меня не заставил, хотя местами очень забавен. Больше всего мне понравились его метафоры — каждую из них можно сделать эпиграфом: «её грудь вздымалась и опадала, как империя» — вот попробуйте придумать подобное! Но вот сюжет оставляет желать лучшего — за интригой не очень интересно следить. Да и персонажи тоже не привели в щенячий восторг — все они достаточно традиционны. Я понимаю, конечно, что это пародия, но неплохо обыгрываются только образы «наивного новичка» (Моркоу), и «вечного сержанта» (Колон), неплохо изображён Шноббс.

Итог — зачёт, без сомнения, Пратчетт мой экзамен на пригодность сдал. Роман хорош, хотя я и ожидал от него несколько большего.

Читая, тебе в голову приходит мысли: «какие же они все идиоты!». А когда закрываешь книгу, возникает другая: «А чем все остальные, и ты, в том числе, от них отличаются?». Не знаю, что и думать.

Эх-хех, ещё одна книжка Перумова, которая ярко помнится мне по детству. И ведь именно в таком возрасте и нужно читать такие вещи — когда не замечаешь корявостей языка и сюжетных натяжек, а запоминаешь драйв и выразительные образы. Читал я её в октябре, если не ошибаюсь, 1999 года, когда мне было, мягко говоря, мало лет, и эпичная масштабность и экшОн свалили меня наповал...

А ведь это действительно неплохая вещь. В своём роде, конечно. Оторвавшись от своих экспериментов, Перумов попробовал написать эпическое фэнтези в отрыве от Арды и Хъёрварда, но в Упорядоченном, сотворить новый мир, новых героев и новый конфликт. Получилось? Ну, в принципе, да. Стоит, правда, отметить, что Ник тогда начитался потихоньку выходящего в России «Wiedźmin», поэтому часть антуражных зарисовок взято отсюда...

Итак, новый мир. Некогда люди, изгнанные с родных земель, пришли на Север, и оттеснили враждебную нелюдь на глухие окраины. Собравшись в кучу, они так изрядно расплодились и размножились, что в силу своего количества решили основать Империю, чтоб скучно не было. За ролевую модель выбрали помесь позднего Рима и классического Средневековья, чтобы баронские панцирники (наконец-то!) могли выступить вместе с когортами и легионами. Экономика, судя по всему. ближе к средневековой. Кроме правительства, армии и народа, присутствуют также могучие маги Радуги, которые опутали сетями своей власти всю Империю, и держат под контролем всё магическое и не только, происходящее в её границах. Да, есть ещё церковь Спасителя (new opening!), которая пока скрывает свою злодейскую сущность и просто как бы есть. Ах, да, осталась же ещё нелюдь. Эльфы, Дану (те же эльфы, только не эльфы, а Дану. Давайте без придирок, а?), гномы, орки, и прочие? А они низведены в статус богомерзких и всячески вредных элементов, которые могут существовать только под тщательным присмотром... Вроде бы всё... А, есть ещё Серая Лига, сборище то ли воров, то ли шпионов с навыками... ведьмаков (раз уж к слову пришлось). Все.

Вот такой вот мир. На самом деле, достаточно простой, без особой яркости, но вполне выразительный. Ладно. Что с сюжетом?

О, на этот раз Ник наш свет-Данилыч не поскупился на это добро. С десяток. Тут вам и с точки зрения рабыни-Дану, и гнома, и Императора всея Империи, и воина Серой Лиги, и так далее, и так далее. Каждая из них плетётся, раздваивается (то есть — разлохмачивается), чтобы герои могли сойтись в месте финального катарсиса и установить хотя бы частичный Happy End. Перумов тщательно хочет создать образ воззренческой полифонии и показать мир без правых и виноватых, где каждый по своему отстаивает своё. Впрочем, как ни старайся, всё равно все выходят редким дерьмом со склонностью к геноциду по расовому признаку, и как-то большей части героев перестаёшь симпатизировать...

И как раз завязка крутится вокруг геноцида. У Дану и у гномов есть парочка весьма занятных артефактов, с помощью которых они могут устроить тотальный Вельтунтерганг всем, у кого не острые уши или, допустим, рост выше метра с кепкой. Пришло время — в лесу Дану вырос деревянный меч — Иммельсторн, в горах же — алмазный меч Драгнир, и пришло время... Совершить всё необходимое для весёлого процесса холокоста всех подряд. Из самых благородных побуждений, конечно.

Вторая завязка — Императору человечества надоели гнусные маги Радуги, которые в открытую взяли в руки свои бразды правления, и откровенно поплёвывают на благородный дом. И он, сговариваясь с Серой Лигой, решает устроить магам свой вариант тотального истребления, не взирая на сложности войны с противником, владеющим орудием массового уничтожения...

В общем, читабельная заявка на эпическое фэнтези, не без косяков, но исполненная неплохо. Конечно, конец автор определённо скомкал, но даже и с ним «АМДМ» представляет собой законченное и цельное произведение, не требующее, в общем-то продолжения. Однако всё пошло по другому, как мы знаем. В любом случае, это весьма занятная и знаковая для своего времени вещь, которая скрасила, в какой то степени, и моё детство.

«Отгорел закат, и полная луна облила лес зеленоватым мертвенным серебром». По лесу шёл человек с летучей мышью на плече, с русо-седыми волосами, несущий в руках длинное копьё. Он шёл к родному дому, где жили чужие, и шёл умирать. Знакомая картина? Да, вы правы, это тот самый суровый и нелюдимый венн, которого обзывают «кумиром дам умеренно взрослого возраста», по имени Волкодав. Читатель, который умудрился никогда не слышать об этом романе, недоуменно спросит: уж не перепутали ли вы, почтенный, начало с концом?

Нет. Вся суть в том, что этот человек, отомстив за свой род, обнаружил, что боги дали ему жить дальше. А как? Давайте посмотрим, кто он такой. Двенадцатилетний мальчишка, с молоком матери впитавший детские прописные истины, потеря всё, и угодил на самый страшный рудник своей части света. Сначала молодой Щенок выживал, все семь лет своего существования он посвящал только тому, чтобы учиться убивать. Выйти из подземья, выучиться воинскому искусству, убить палача собственного рода... Щенок стал Псом, Пёс стал Волкодавом. Одна его половина — свирепый и выжженый изнутри мститель, мастер оружного и безоружного боя, сжатый комок мышц и жил, сметающий всё на своём пути... А в глубине — двенадцатилетний мальчишка, которому так и не дали имя, впитавший в себя прописные истины. Истины детские, да — вера в то, что слабого нужно защищать, женщину — чтить, что есть Правда богов, а справедливость должна побеждать. Свирепый воин и идеалистичный ребёнок, уживающиеся в одном теле, теперь должны научиться жить. Мальчик должен вырасти.

В общем-то, весь роман об этом. Семёновой удалось сделать весьма интересное — в начале её романа Волкодав — несколько угловатый, ходульный, нарочито грубо прорисованный человек... Однако с каждой главой он всё более привлекателен, всё более человечен. Он растёт на глазах у читателя, учиться общаться с людьми, учиться получать удовольствие от жизни, познаёт грамоту. Перед нами — воистину история взросления героя, который, не растеряв своих идеалов, незаметно для себя, совершенствуется, становится новой личностью...

Мда, скажет дон читатель в ответ на эту пафосную речь, и пойдёт смотреть в зеркало. Но вот как-то вот... Не соответствуем? Нет, дело не во мне и не в зеркале, скажет дон читатель, дело в том, что герой-то у вас — ненастоящий, картонный, ненатуральный! Симулякр закомплексованной женщины средних лет, па-аанимаешь... Но дон рецензент, то бишь я, найдёт ответ и на этот вопрос, высказанный в огромном количестве отрицательных отзывов. Дело в том что Волкодав — эпический герой. У вас же нет претензий к Ахиллесу за котёл Фетиды, или Беовульфу за оторванную голыми руками лапу Гренделя? Вот и Волкодав, как последний в роду, должен дать Серым Псам новое рождение, а для этого нужно быть личностью... необычной. Героической. Таков и наш герой — защитник слабых, опора сильных, гроза неправедных. Чем не Отец-Основатель? Я, конечно, ничего не утверждаю, но, мне кажется, моё предположение близко к истине.

Язык книги просто прекрасен, и тёк для меня как вода. Хороший, ёмкий, красивый русский язык, за который ты любишь и уважаешь классиков, заставляет увидеть и красивый мир, окружающий Волкодава, и людей, которые вокруг него. Этот жанр я бы назвал не «славянским фэнтези», а поставил бы более широко: фэнтези этнографическое. Ведь какой основной посыл книги, который ты явственно чувствуешь на протяжении всех шестиста страниц, выражен ближе к концу, неявно и вскользь. Цвет кожи, обычаи, верования — разные, но внутри люди все одинаковые. Венн — «славянин» Волк отъявленный злодей, так же как и боярин Лучезар Лугинич, тогда как сегваны — «норманны» Аптахар и Винитар благородны душой, также как вельхинка — «кельтка» Эртан, саккаремка — «персиянка» Ниилит и даже инопланетный прогрессор, среброволосый Тилорн. Банально? Да, ещё как, но чаще всего именно банальность — самая чистая правда.

В общем-то, жизненный путь Волкодава составляет основу сюжета, поэтому в первой половине книги он не имеет чёткой структуры. Видно, что книга писалась долго, отдельными фрагментами, которые Семёнова потом старательно и аккуратно сшивала между собой, стараясь обходится без швов. Для дебюта, пожалуй, она создавал необычайно сильный текст, хотя явно ещё не научилась строить единую линию сюжета.

Так что я хочу сказать? Несмотря на изрядную полярность мнений, я присоединюсь к тем, кто любит эту книгу. Она светлая, заставляет верить в добро и справедливость... и не только верить — делать. Построить лучший мир, Беловодье, где люди не превращают друг друга в перегной. Мир был бы чище, если бы в нём существовали такие, как Волкодав... Но это всего лишь сказка. Но сказка на все времена. По крайней мере для меня.

P.S. А в седьмом классе я писал про «Волкодава» сочинение. Такие дела.

Да, в детстве как-то не задумываешься о некоторых мелких деталях и неоднозначностях, которые вписывают авторы в свои произведения. «Волшебник Изумрудного города» был, конечно, весьма простой вещицей, достаточно незамысловатой, однако тоже с некоторыми хитростями по ходу повествования. А как насчёт «Урфина Джюса»? Эта повестушка написана уже немного по другому, более замысловато, с образами, которые могут озадачить юного читателя.

Озадачить? Ну да, сам же Урфин Джюс, который является полностью родным, не имеющим к Бауму никакого отношения образом. Человек, который, можно сказать, сам вытравил себя из общества, не желающим быть похожим на эту жалкую жевунскую поросль с бубенчиками. Его мрачному гению явно тесно в окружающем его сказочном мире, тесно в рамках столярного мастерства, тесно в рамках обычного огородника. Эдакий пассионарий, жаждущий движения ради движения.

Вот были злые волшебницы — по любым рамкам, довольно унылые личности. Ну правили они своими странами, ну собирали дань пиявками — и что, это, по вашему, особенно страшно? Да нет. А вот Урфин взял — и завоевал практически всю Волшебную страну, которая практически сразу легми легла перед его сапогами, благодаря созданной чародейством армией деревянных солдат...

Чего же хочет Урфин Джюс? Сам того не зная, он хочет уважения и признания — именно поэтому толпа лизоблюдов у трона вызывает у него только раздражение. Этот человек ещё не разобрался в себе, как малое дитё он возится со своими деревянными солдатиками, и все его действия напоминают скорее замысловатую игру во власть, под которой, в общем, нет настоящего властолюбия. Безусловно, именно одинокий столяр, так и не переставший быть одиноким, является самым главным героем этой повестушки, самым интересным и самым... скажем так, малосказочным из всех.

Ну да ладно, власть захвачена, рохли-правители свергнуты. Кто нас спасёт, спрашивают Страшила и Железный Дровосек? Кто-то из верных поданных? Да щас! Они, хныча, либо разбрелись по углам, либо приползли к ногам узурпатора. Значит, нужно звать на помощь десятилетнюю девчонку, глядишь, чего и получится...

С того времени, как на горизонте появляется девочка Элли и её карикатурный дядюшка Чарли Блэк, повествование входит в знакомую колею детской сказки. Наши победят, даже столкнувшись с подавляющими силами противника из десятка деревянных големов, и, оказывается, для того, чтобы скинуть с трона Урфина, нужно просто немножко поработать головой — он один-одинёшенек на своём троне, и может опираться только на армию тупых, безынициативных дуболомов.

Что-то мне это до дрожи напоминает...

Вот такая вот детская сказка с совсем недетским главзлодеем. Если бы трон Волшебной страны заняла какая-нибудь Белая Колдунья, это выглядело бы куда менее интересно. А тут, и интерес к циклу сохраняется, и делает его пригодным для чтения не только детям, но и взрослым.

...Дочитав только что «Красную страну», начал искать в ней, по старой привычке, глубокий смысл. В прославленных книгах я его нахожу редко, даже в классике. Особых философий нет и здесь. Но пуста ли сия вещь? Ан нет.

Смотрите — например, парень с забавным именем Темпл. Разве он так уж плох, как его старается выставить наш добрый автор? Рукастый, неглупый, способный на очень многое молодой человек. Но все окружающие считают его трусом и слюнтяем, и всё это потому, что он никуда особо не лезет, а плывёт по течению, стараясь найти своё место в жизни.

Наш старый друг Лэмб тоже представляет собой интересный пример. Он уходит от своего ужасно-героического прошлого, становится тихим и незаметным. Ему приходится притвориться старым и безобидным болваном-северянином, которому каждый может дать пинка под зад, а то и повозить лицом об пол. Величайшему бойцу эпохи кажется, что лик недотёпы, неспособного постоять за себя, полного тюфяка, это и есть воплощение правильной жизни обывателя, с высоты его взгляда. Эта маска, конечно, оказалась отторгнута, но сам факт?

Вот ещё — Даб Свит. Траппер и следопыт, легендарный в краях Старой Империи. В молодости он развлекался и чудил, и его мелкотравчатые подвиги обросли сказками и неведомыми подробностями. Так возник ещё один Даб Свит — великий герой и охотник. Настоящий Даб Свит оказался никому не нужен, и ему, в конце концов, приходится с этим смирится, играя легенду.

Последний в нашем ряду — старый ублюдок Никомо Коска. Мы видели этого человечка более близко в «Лучше подавать холодным». В принципе, это постаревший и во всём разочарованный Темпл. Человек, который пошёл на поводу у своих неведомых учителей, ставший наёмником, неоднократно преданный и обманутый, отвечающий всем той же монетой. Его легенду сотворили другие, но Коска полностью воплотил её. Маска стала лицом — уродливым, злым. В глубине его души ещё остаётся тот молодой парнишка, который хочет начать всё сначала, не оступаясь и не совергая преступлений, но кто его ждёт, кому он нужен?

Вот так. В этом жестоком мире, мире, где слово Red неизбежно ассоциируется только с «Blood», не нужны обычные и славные парни. Нужно быть под стать окружению. Нужно постоянно кого-то играть, как Иосифу Лестоку на сцене. А как ты сыграешь — плохо ли, хорошо ли — покажет сам факт сохранения твоей жизни. Создавай свою легенду — опасную, нелицеприятную — но живи...

Как и положено в вестерне. Сюжет, кстати, вполне драйвовый, и не даёт рукам выпустить книжку. Герои хорошо удались, особенно отдельные, вроде старого девятипалого ублюдка или Коски. Даже в мироописании, где Аберкромби не силён, засверкали новые краски, и возникает полный «эффект присутствия». И язык очень даже хорош, хотя и прост.

Так к чему всё это? К тому, что каждый должен быть самим собой — но только тогда, когда у него есть на это силы. Как Лэмб, как Темпл. И всем нужно давать шанс что-то изменить не в своей маске, а в себе. У него всё равно ничего не получится, но как приятно иногда тешится иллюзиями...

И за это Аберкромби — низкий поклон.

Зачем Туве Янссен понадобилось писать о муми-троллях такую тяжёлую, и притом абсолютно недетскую вещь? Болезнь матери — понятно, но к чему это было, неужто необходимо детскую сказку превращать в философский трактат? Видимо, Туве пыталась в своём любимом, уютном мире муми-троллей найти спасение от грусти, разрешить все волнующие проблемы, очистить мысли. Стоит лишь пожалеть человека, который живёт в настолько мрачном мире, как остров маяка. Муми-папа здесь увидел, насколько мечты отличаются от реальности, и в глубокой растерянности принялся искать себе призвание... Муми-мама не смогла выдержать этой мрачности, и в недрах маяка сотворила свой собственный мир, похожий на родные края... Малышка Мю совершенно одичала, плотно влившись в саму плоть острова, ставшего её роднее, чем названная семья... И только Муми-тролль сохраняет ясную голову, пытаясь понять и постичь этот мир глубже остальных.

Всё это слишком мрачно, слишком безысходно, чтобы читать детям. Одиночество, непонимание, жестокость — совсем не темы для юных читателей. Но даже здесь есть место для веры в будущее. Даже Морра и та смогла привязаться к Муми-троллю, единственному, кто смог разделить с ней и развеять абсолютное, кошмарное одиночество. И смотритель маяка, которого исцелило прикосновение к светлым душам муми-троллей, вновь стал собой, и путеводный огонь вновь светит во тьме. Туве писала эту повесть для себя. Но детям её читать нельзя.

Жутковатой роман, откровенно жутковатый. Это повествование о том, как два единокровных брата уничтожили друг друга в безумной ненависти, обоснованной взаимной гордыней. Генри и Джеймс Дэррисдиры — два брата с разной судьбой. Один — авантюрист, уехал из родительского дома на войну, воюя и на стороне мятежного принца Чарли Сюарта, и и на стороне Короля. Второй — домосед, хозяйственник, получивший в наследство родовое поместье. И оба вступают друг с другом в противостояние — несмотря на то, что являются братьями.

Всё-таки Стивенсона можно почитать не только за «Остров сокровищ» и мистические рассказы. «Владетель Баллантрэ» великолепно раскрывает характеры главных героев, показывает их с самых разных переспектив — даже в таком человеке, как Джеймс Дэррисдир, можно найти привлекательные черты, и отвратительные — в добряке Генри. Нельзя сказать, чтобы эти персонажи пользовались читательской симпатией — они слишком отягощены борьбой друг с другом, и каждый желает победы. Кульминация романа — драматический поединок между братьями, где победителем вышел Генри. После этого момента повествание идёт на спад, и к концу несколько теряет динамику и напряжённость. Несмотря на это, «Владетель Баллантрэ» — прекрасный образчик приключенческо-психологической прозы, куда сильнее, нежели «Остров сокровищ».

На первый взгляд кажется, что «Вий» является прямым наследником «Вечеров...» и страшных рассказов нашего доброго друга Рудого Панька. Мы будто бы снова окунаемся в жуть «Вечера накануне Ивана купала», того и гляди, Басаврюк появится пред нашими очами.

Отчасти это так. Но вот тональность другая. Это тот же мир Жизни, где мистическое соседствует с тварным, где нет нужды удивляться нечистым силам, живущим бок о бок с человеком. Однако тема, которая была ярче всего выражена в уже упомянутой повести о ночи на Ивана Купала и несчастном Петрусе — тема погибели. Тема торжества смерти и страха перед ней. И ужас — ужас перед таинственным и дьявольским, перед нечистым.

Да, Хома Брут ведьмы не боялся, и её существование принимает в порядке вещей, даже с юморком. Кузнец Вакула твёрдо знал, что с помощью крёстного знамени он может преспокойно пришпилить чёрта, вот и наш философ, недолго думая, огребает ведьму поленом, и делает ноги, уже на следующий день благополучно забывая досадный свой полёт под нечистой. Казалось бы, вот он, стержень — доброе соседство с таинственным и твёрдость перед их лицом, готовность бросить им вызов.

Но Гоголь вовсе не зря переносит Хому Брута в маленькую деревянную церковку на окраине селения, наедине с гробом мёртвой панночки, в глубокой ночи.

Тишина.

Свечи.

Открытая книга с молитвами, кои нужно читать в пустом помещении, отдающем эхом.

Собственный срывающийся голос.

Гроб.

Тело ведьмы.

«Не шевельнулась ли она»?

Вот здесь начинается то, что пугает в повести больше всего. Не подгнивающий труп ведьмы и Вий с опущенными веками, а именно ожидание того, что может случится, что ещё впереди. И — ужас перед неизведанными глубинами, откуда приходят эти существа, ужас перед Нечистым и всем мистическим миром, который при свете дня кажется таким светлым и ярким.

Именно поэтому эдаким мимолётным контрастом фраза Тиберия, что «всякий знает, что нужно перекреститься и плюнуть ведьме на хвост». Но мы теперь знаем, что столкновение с миром нездешним оборачивается взглядом в неведомое, которое по прежнему может погубить твою душу. Нет, этот мир не так светел, и не так свободно дышится в украинскую ночь. Ты всё равно находишься на грани жизни и смерти, вечного спасения и вечной погибели, и не стоит забывать об ужасе, который несут с собой слуги того, кого нельзя называть.

...Эта маленькая сфера с лёгкой плесенью жизни на своей корочке многое видела за срок своего существования. Биллионы людей жили и рассыпались в прах, не раз с её поверхности взлетали к звёздам космические корабли, а оставшиеся десятки раз обрушивались в варварство. Десятки лет, сотни лет, тысячи лет, миллионы лет... Многое было. Континенты собирались и рассыпались. Рассыпались человеческие общества, и собирались вновь. Миллионы городов возносили свои шпили и небоскрёбы в голубую вышину — чтобы обрушиться в всепобеждающий прах... Сколько прошло? Семь миллиардов? По меньшей мере. Солнце, наше ласковое, небольшое золотое Солнце состарилось, набрякло, обрюзгло, и вот поверхность Земли уже осыпали не жёлтые, а красные лучи.

Семь миллиардов лет от нашего времени — чудовищный груз для голубого, истощённого, уже рыхлого от старости шара. Он многое пережил, ветра, дожди и человечество сгладили и смазали рельеф, океаны лениво плещуться в своих берегах, зная, что им не суждено найти новые очертания, леса и болота покрывают опустевшие равнины, по которым бродят многочисленные уродливые создания прежних миллионолетий. Да, здесь даже остались люди — или их потомки, жалкие тысячи, которые жмутся друг к другу, и ожидают неминуемого конца. О нашем с вами времени не осталось даже смутных воспоминаний — всё перекрыли бесчисленные века иных времён. Кто-то погружается в науку и нечто, называемое «магией», кто-то предаётся плотским наслаждениям, кто-то попросту бесчинствует. Но все они знают — несмотря на все миллионы лет жизни это — конец. Больше ничего не будет, и холодный, искалеченный шар Земли, покрытый руинами и застывшими костями последних живых, устремится в вечную тьму...

Вот именно это и делает «The Dying Earth» классикой. Да, относительно молодой Вэнс черпал своё вдохновение, по всей видимости, в «Zotick» бессмертного Кларка Эштона Смита, но постарался сделает его более оптимистическим. Это действительно декаденс — не антиутопия, не постапокалипсис, а именно декаденс, медленное, печальное и светлое умирание, осознание, что всё уже позади. Победы, свершения, открытия... Не знаю, как, но автор смог между строк вклинить в воображение, в самые глубины мозга эту атмосферу и образ умирающей Земли, смерти дряхлого от груза своего прошлого человечества. Жалкие горстки людей — и осколки былого величия, заброшенный город Ампридатвир, Музей Человека, развалины циклопических некогда городов Алкоэса... Дух захватывает от ощущения миллиардов лет истории.

Конечно, с формой подачи у Вэнса есть некоторые проблемы. Это, по сути, сборник новелл, написанных классической фантастико-приключенческой манере, например, того же Роберта Говарда. Унаследовал он от эпохи журналов для эскапистов романтический флёр, который, правда, украшен красными лучами набрякшего Солнца. Один из немногих случаев, когда «рамка» важнее и сюжета, и персонажей, поэтому в этом плане не ждите от «The Dying Earth» прорывов. Не всё ясно и с магией. Казалось бы, многое похоже на остатки древних технологий, например, Панделум тянет на ИИ, да и Ампридатвир являет собой просто воплощение технократической мысли. Но Вэнс явно не звморачивался, и, по моему, сам не определился, идёт ли речь о чистой науке, или о магии — это уже суть не важно. Важно знать, что за этими романтическими образами стоит яркий и глубокий мир.

Давайте ещё раз: болота, тихие шелестящие леса, аккуратно плещущиеся океаны, рассыпающиеся остатки огромных городов, освещённые красными лучами гаснущего Солнца... Жалкие остатки древней расы, одни из которых приняли в себя отцеженное зло и пороки миллионов поколений, и иные — кто, несмотря на неминуемую смерть, жаждет Жизни и Знания... Именно это и есть — классика.

...А вот не читал я этих ваших «ведьм», не читал! Пугали меня, конечно, всякими намёками на всякие там «гхыры» и прочую мутотень, пытались склонить к толстому синему томику, но я держался: зачем? Тем паче что люди (барышни), периодически рекомендовавшие мне творчество Ольги Громыко, не вызывали особого доверия...

Однако роман «Космобиолухи», как ни странно, заинтересовал. Во первых, он не позиционируются как женское чтиво (в отличие от «Ведьмы»). Во вторых — авторы и те, кто его рецензировал, говорили о многочисленных отсылках к классической НФшной космоопере, о чувстве ностальгии по простой и незамутнённой фантастике... И я таки повёлся, господа. И, что плюс — я ничего от сего опуса не ждал, поэтому и эффекта разочарования не получил.

Ольга Громыко и Андрей Уланов (интересно, кому в голову пришла такая идея?) действительно знают и уважают старое и доброе. Видимо, в очередной раз прочитав «Sargasso in Space» и ещё десяток романов Андрэ Нортон, посмотрев «Firefly», глянув «Агента КФ», они решили накропать что-нибудь... эдакое. Чтобы был старый грузовой корабль, разношёрстная команда, таинственная планета, злые пираты... Добавим ещё бластеров, шлифанём бронескафандрами, флаерами, киборгами — клёво?! Да!

По стилю это больше похоже всё-таки на Нортон, а не на Булычёва, незамысловато и легко, читается влёт — сам не замечаешь, как страницы разменивают своё количество на сотни. Правда, я бы не назвал «Космобиолухов» полноценно юмористической фантастикой, скорее — «ироническо-приключенческой». Да, Громыко и Уланов вовсе не заставят вас хохотать до упаду, и даже особо похихикать не дадут, акценты всё же расставлены немного не так. Юмор здесь ненавязчивый, это скорее «комедия положений», которую сопровождает здоровая ирония. Весь секрет — в том, как это написано, потоком замысловатых оборотов, аллюзий, отсылочек, которые звучат ну просто как музыка. В подобном стиле нужно уметь писать, и соавторы справились с задачей достойно — я почти нигде на всём протяжении романа не споткнулся.

Однако выверяя стиль, авторы явно задвинули сюжет на второй план, поскольку 2/3 романа мало что происходит. Как детектив (поиски киборга) это слабенько, как планетарная фантастика — тоже, ожидаемое описание быта микробиологов в стиле «Понедельника...» великих АБС не вышла, эта идея намечена только контурами. Персонажи явно играют чисто декоративную роль, причём некоторые вообще непонятно зачем присутствуют (эффект «кушать подано»). Хотя некоторые весьма колоритные и забавные, не отнимешь, их фишки и периодически вылезающие тараканы вполне себе забавные и прикольные.

В итоге, это «Solar Queen» пополам с «Firefly» и щепоткой специй самых разнообразных произведений НФ, как книжных, так и лицедейских. Неплохое развлекательное чтиво для тех, кто «фишку рубит», и поймёт, к чему это всё. Громыко и Уланову — спасибо, повеселили, и разбавили мой круг чтения такой забавной вещицей.

...Этот странный роман Ефремова находится ровно посередине между «Туманностью Андромеды» и «Часом быка». Автор шёл шатким и узким путём от классической утопии к кошмарному Тормансу с его нечётким проблеском надежды на будущее, освящённой жизненной философией Ефремова. Однако я не могу сказать, что этот роман для меня стал чем-то особенным, что я могу хранить всю жизнь — не лёг он прочно в душу.

Но, между прочим — сам писатель называл этот роман своим любимым. Можно его понять — именно создавая своё «Лезвие бритвы», он наиболее полноценно и ярко структурировал и высказал комплекс собственных идей, связанных не со светлым коммунистическим будущим (жители которого нам всё же чужды), а с тем, как его достигнуть. Развитие тела и духа, неспешность в движении и мысли, постоянная тренировка, внешняя и внутренняя — вот его доктрина, и именно это заставляет его углубиться в изучение высших форм индийской йоги.

Неспешное размышление всё же влияет на качество художественного. «Час Быка», несмотря на форму НФ, сделан более гармонично — он и позиционируется как столкновение Настоящего и Будущего, как философский трактат о нашем несовершенстве и стремлениях. В случае «Лезвия бритвы» Ефремов попытался сделать приключенческий роман, дабы привлечь как можно больше читателей, и если посмотреть на количество переизданий, это ему удалось. Конечно, я могу быть предвзят, ибо я не люблю приключаловки, но... Эта линия излишне нарочита, и явно искусственно припаяна. Писать о современности даже в начале 60-х — дело довольно опасное, мало ли что можно с лёгкого пера написать. Поэтому сюжет Ефремов выстраивал по классическим вещам тех лет — отважные и свободолюбивые положительные персонажи (идейные коммунисты и иностранцы, без пяти минут члены КП), и их коварные враги-капиталисты. Если первое всё-же не совсем явно (лишь Гирин является явным и открытым коммунистом), то от второго хочется плакать — эти персонажи настолько рафинированны и блёклы, что плакать хочется, и попытка построить на них интригу всё-же плачевна для романа.

...В остальном же... Это сборник очерков, если хотите — научно-популярных статей. Диалоги, монологи — здесь персонажи теряют индивидуальность, становясь голосом Ефремова, разговаривая его языком, разжёвывая и преподнося на блюдечке его мировоззрение и стремление осветить путь к коммунизму. Здесь стоит быть внимательным — Коммунизм Ефремова (который является весьма сложным продуктом) и коммунизм официальный — вещи очень разные, и автору приходится периодически вставлять периодические «отвлекаловки» вроде «Великого Ленина и пр. в текст, что иногда смущает. В паре мест он даже делает пару прямых (но вложенных в уста иностранцев, хитрый приём) выпадов в сторону советского бытия.

Это ещё не гениальный «Час Быка», не красивая «Таис Афинская». Но это — действительно мостик между ранним Ефремовым и поздним, крупным и непростым философом, тонкий, как лезвие бритвы. В нём ещё нет того совершенства, что присуще двум последним романам автора, но — необходимый этап в развитии его мыслей, в структуре его мировоззрения. Его стоит прочитать — выводы Ефремова могут быть сколь угодно спорными, но их необходимо пропустить сквозь себя.

Профессор филологии Джон Рональд Руэл Толкиен был весьма необычным человеком. Конечно, люди науки имеют разные причуды. Дмитрий Менделеев чемоданы шил. Исаак Ньютон толковал Апокалипсис. Павел Виноградов увлекался политикой. А Толкиен имел другое, может быть, не такое заметное, но, может быть, более глубокое увлечение — всю жизнь он творил Мир.

Всё исходит из любви Толкиена к языкам, к древнему эпосу. Он сотворил языки — и начал искать для них подходящую оправу. Но Средиземье Вк и тем паче «Хоббита» не слишком годилось для этого. ВК — это скорее эпоха героическая, вернее сказать, «историческая», вроде той небезызвестной песни, где на одной доске поставлены вполне реальные Зигфрид и царь Этцель. Нужно было нечто иное, что-то, отражающее легендарную мифологическо-героическую эпоху Средиземья. Так возник «Квента Сильмариллион».

Многие, очень многие считают, что произведение осталось незаконченным. Бытует мнение, что перед нами — просто сырая заготовка будущего романа или эпоса, который сын Кристофер по неведомому нам скудоумию выдаёт за полноценный роман. Но вряд ли это так. «Сильмариллион» — цельное, законченное, я бы сказал, монолитное произведение, эдакий «псевдоэпос», в хорошем смысле.

Конечно же, стилизация. Но никто из современных авторов, ни один из них не смог создать настолько глубоко проработанной мифологии мира, и при этом создать иллюзию глубокой древности того текста, который несёт её в себе. Причём сделано это настолько блестяще, что остаётся только руками развести и ещё раз поразится писательскому и учёному дарованию Профессора. Создавая этот эпос, он расставил в нём акценты несколько по иному, чем в ВК.

Не будем долго говорить о музыке Айнур (уже авторская индивидуальность!), об устроении Средиземья. Всё это дань первым главам «Книги Бытия», «Прорицанию Вёльвы», «Калевале». Здесь дело в ином. Если эльфы в ВК — это либо шустрые, добрые и беззаботные фэйри, либо статные и могучие, пропитанные Добром и Светом витязи, то в «Сильмариллионе» эльфы нам предстают одержимыми нешуточными страстями и переживаниями существами. Это уже не воплощение идеальных черт человечества — это, несмотря на явную гиперболизированность изложения, вполне живые и яркие существа. Они способны на подлость, на предательство, эльфы с одинаковой силой любят и ненавидят, исписывают отчаяние, умирают просто от тоски. Они — рыцари, «пассионарии» своего племени, звездоокие воители с печатью рока. Все эльфийские короли всегда понимали, что война с Морготом-Мелькором обречена на провал, но всё равно твёрдо стояли на своих рубежах — просто потому, что не могли иначе.

Да, это эпос. Совершенно уникальный, синкретический текст, умещающий в себе всё наследие мировоззрения Толкиена. в котором причудливо сплелись католические догмы и любовь к суровому северному языческому эпосу. Там нет места юмору, как в ВК, нет места «маленькому человеку» — это книга об эпохе сильных и обречённых. В любом случае, тот, кто захочет прочитать «Сильмариллион» — он возьмёт его, и восхититься. А многим и не стоит — слишком своеобразно.

Каким образом всемогущие Норны свели в середине лихого десятилетия нити жизней двух таких разных писателей, сказать сложно. Было время плодотворных проектов, когда Ник Перумов блистал и играл своей фантазией, выдавая один за одним весьма приличные томики «Хроник Хъёрварда», ваяя оригинальную «Техномагию», играл на поле борзописца Головачёва («Посредник») и пробуя себя в НФшке («Армагеддон», прости Господи). А тут — фэнтези о каменном веке, да ещё и в соавторстве с весьма специфическим автором... Интересно, конечно, но как вышло?

Оказывается, что Перумов и Логинов вполне неплохо дополняют друг друга. Другое дело, что плодом их трудов вышло всё же скорее эдакое «славянское фэнтези», нежели «каменновековое», об этом говорит множество разбросанных мелочей в тексте. Но это не суть важно. Итак: некое племя с тотемом Зубра находится на стадии, соответствующей примерно «позднему неолиту», делают десятки инструментов из дерева и камня, знают земледелие и скотоводство. Кроме того, знают они и колдовство: чародеи делают зачарованные предметы, бабы Йоги (да-да, именно так, непонятно, правда, с чего «йоги», а не «яги») живут в всамделишных избушках на куриных лапках да собачьих пятках, а шаманы по настоящему гуляют по Верхнему миру. Плюс ко всему, мир населяет разнообразная нелюдь, грызущаяся и с людьми, и сами с собой.

В общем, такой уютный и компактный мирок, довольно симпатичный, ясный и понятный. Здесь твой род, там — враги, а с этими можно торговать. С духами стихий договаривайся, копьями недругов отгоняй, соблюдай закон, и всё. А тут... пришла напасть. Тяжёлая засуха — это ещё полбеды. А тут ещё нашествие новых, неведомых ранее Чужих, сильных и могучих. Будет бой, не за жизнь, понятно, только за смерть...

Роман имеет интересную структуру, где два разных, в общем-то, и по стилю и по приёмам автора органично дополняют друг друга. Где война, масштабные, стенка на стенку и один на один сражения — там Перумов во всей красе. Пока ему хватает и образности, и языка делать схватки людей и гигантских диатрит разнообразным и интересными, его творчество ещё не стало сборником однообразных клише, как в более поздних вещах. А там где сакральный поиск, волшебный «Quest» — там Логинов во всей красе. Причём прекрасно видно, где кто, слишком уж разные по образности у них фрагменты.

Несмотря на то, что сюжет достаточно банален, читать и правда интересно, и перечитывать тоже. Есть эпический масштаб и глубина мира, и небезынтересные повороты сюжета, немало запоминающихся и действительно любопытных персонажей (возможно, логиновских, перумовскую руку я бы узнал), и множество, множество интересных мелочей, делающих мир действительно живым (пещера неумирающих чародеев, например) — всё это делает «Чёрную кровь» совершенно особым романом в творчестве обоих писателей.

В общем, интересный эксперимент периода, когда два талантливых писателя искали себя. К сожалению, Перумов редко радует нынче таким разнообразием, Логинов не писал романов 10 лет, и «Чёрная кровь» остаётся штучной из вещью. Ну да и Бог с ним: в этом качестве она смотрится куда лучше, чем хороший зачин скатившейся в отхожие биомассы саги, да и Логинов позже безоговорочно завершит всю серию в «Чёрном смерче». Так что, «Чёрная кровь» — однозначная удача авторов, и жаль, что она заслоняется более громкими вещами...

...Просторы древней Англии были окутаны туманами. Как и всегда, как и теперь. Болотистая земля на юго-западной оконечности этого острова, с давних времён заселялась людьми. Вот они возводят утлые хижины на окраине смертельно опасных болот, вырубают жилища в крепких костях земли каменистых холмов. Дивные руки мастеров создают причудливые инструменты из камня, шьют одежду из шкур, они ставят менгиры и возводят дольмены — то, что веками позже будут исследовать поколения учёных, среди которых был некий доктор Мортимер. Вот один из них, высокий, рыжий мастеровой, возможно, даже предок тех людей, которые многими веками позже обоснуются в огромном, с его точки зрения, каменном строении, и назовут себя именем Баскервили. Он мастерит что-то на краю своего жилья, при свете костра, и вглядывается настороженным взором в шелестящую тишину болот. Темнота и тихое шуршание неведомой жизни настораживает его... И тут туман разрывает жуткий вой — кто знает, чей, может быть, волка, может быть собаки... Если не более страшного и жуткого существа, сияющего мертвенно-бледным светом, скачущего сквозь мрак и ищущего свою жертву...

Прошу прощения за это слегка лирическое отступление, но именно такая атмосфера складывается вокруг дартмурских болот и старинной родовой легендой, на фоне древних остатков жизни человеческой они кажутся лишь мгновением на фоне молчаливых тысячелетий. Это даже не детектив, поскольку Холмс появляется здесь ровно там, где нужно, чтобы «завести» сюжет в чёткие рамки детектива. А так — это мистика, и для её отображения нужен был впечатлительный и романтичный доктор Уотсон. Древние болота, старинный молчаливый замок, странные люди, живущие вокруг, ощущение чего-то дремучего, угрожающего и гнетущего — вот что создаёт неповторимую атмосферу этой необычной вещи. Таинственное — вот главный герой этого романа, и Конан Дойл прекрасно знает, как играть с воображением читателя, подкидывая ему один смутно узнаваемый образ за другим, играя с его тайными страхами, засевшими глубоко-глубоко в суть его сознания...

Хотя и как детектив это очень хорошо, поскольку здесь он смотрится очень органично. Изощрённое убийство требует действительно большой фантазии и для преступника, и для сыщика, и автор прекрасно сплетает готическую таинственность с холодной логикой Шерлока Холмса, образуя из них практически «диалектическое единство».

В общем и целом, это прекрасный межжанровый эксперимент, хорошо продуманный и прекрасно написанный. Вероятно, это лучший роман Артура Конан Дойла за всю его творческую жизнь, поскольку найти такой баланс самых разных элементов ему, как мне помнится, не удавалось...

Вера Камша решила начать творить с чистого листа. «Хроники Арции»? Ну, подражание Перумову и Мартину, писавшееся изначально в стол, видимо, изрядно опостылело и самой писательнице, поэтому и окончание цикла не выходит уже больше десяти лет. Ей нужно было что-то свежее, не отягощённый писательской незрелостью мир, в который будет приятно поместить своих героев...

Мир, во всём похожий на Европу XVII века, абстрактное королевство Талиг. Четыре сотни лет назад Франсиск Оллар отобрал трон у династии Раканов, изгнав их вместе с наиболее верными сторонниками за пределы страны. Свергнутая династия веками строит заговоры против узурпаторов, при дружественной «помощи» соседних стран, Оллары потихоньку увядают в своём величии, древние роды «Людей Чести» давно превратились в толпу деградантов. У государства на глиняных ногах есть только одна надёжная опора — молодой маршал Рокэ Алва...

Если отдельные тома «Арции» выглядели как подражание Мартину, то здесь я вижу больше ноток из Гая Гэвриэла Кея. Тот же псевдоисторический фон, мощная прописанность героев, определённая... уютная «камерность» мира, но в тоже время — отсутствие грязи, столь любимой Дж. Р. Р. №2. Да и сами герои... Альдо Ракан — весьма и весьма похож на Алессана ди Тигана из одноимённого романа, бездумного борца за свободу своей родины. А Рокэ? Пусть мне плюнут в глаза, если он не напоминает, почти один в один, Аммара ибн Хайрана из «Львов Аль-Рассана». Но направление, мне кажется, Камша выбрала верное — стиль Кея лично мне всегда импонировал.

Герои. Рокэ Алва, конечно, во многом ненатурален — великий фехтовальщик, стрелок, тактик, любовник, книжник, злодей, алкоголик... И всё это — одновременно. Но всё равно — вышел он здорово, каждое появление на страницах романа то балагурящего и зубоскалящего, то неимоверно жестокого маршала Талига заставляет прилипнуть к тексту накрепко. Рокэ — очень и очень яркая личность, сотканная из противоречий, вызывающая одновременно и отвращение и восхищение. Образ маршала до такой степени удачен, что Камше можно простить всё что угодно, все мелкие недостатки романа. Ричард Окделл — юный идеалист из «людей чести», который как принято в его среде, мечтает об ушедшем прошлом, когда трава была зеленее, восхищается Раканами (коих никогда не видел), и ненавидит Олларов (которых, впрочем, до середины повествования он тоже не видел). Хороший, искренний парень, чрезвычайно наивный и мало что повидавший в жизни, попадает под опеку Алвы, и, внезапно, обнаруживает, что дьявольский Первый маршал не так плох, как его малевали... По всей видимости, парень станет вскоре ближайшим соратником Рокэ, и обратиться против своих былых покровителей... Робер Эпинэ немного невыразителен, куда бледнее предыдущих, но, по всей видимости, это человек, устраивающий « la revolution» не по своей воле, а ради друга и своей семьи — нет в нём чегеваровского огонька — только какая-то добродушная обречённость. Альдо Ракан и Мэллит — вообще никак, бледные тени, а вот вредная бабка Матильда — просто гениально, пусть даже и появляется она всего ничего.

Сюжет — хорош. Интриги перемежаются со странствиями, те в свою очередь — в описание военной кампании, замечательное, между прочим — военные баталии у Камши традиционно удаются. Всё равномерно и гармонично.

Пожалуй, единственный крупный недостаток романа — создать полифонию мнений у автора не получилось. С какого бока не смотри, Раканы и их сторонники — жалкие и мелкие пакостники, коими вертят все кому не лень. Ну не возникает у меня впечатления, что это и правда династия, достойная восшествия на трон, ну никак. Хотя, безусловно, у каждого героя — своя правда, но у сторонников свергнутых она немного то вымученная, то идеалистичная...

В итоге — безусловно, один из лучших образчиков отечественной фэнтези последних двадцати лет. Конечно, судя по размеру цикла и падающим оценкам дальше всё грустно, однако начало цикла — выше всяких похвал. И за такое бойкое начало автора, безусловно, стоит поблагодарить.

Что такое муми-тролли? В какой-то степени, это душа мира, созданного Туве Янссен. Даже больше — это воплощение всего светлого и доброго, как его знает Туве Янссен. Но вот они покинули свой дом, и уплыли на остров маяка — и что случилось?

Из Муми-далена ушла душа. Она стала довольно мрачной и неприветливой. Дом тих и пуст. А как же остальные? Те, кому нужны светлые, неунывающие существа, которые являются воплощением доброты? Всем им приходится учиться жить самостоятельно. Снусмумрик, который, несмотря на свою тягу к одиночеству, понимает свою привязанность к этой семейке. Мюмла, несмотря на свою гордость и независимость, тоже осознала это. И Филифьонка, вынужденная сама бороться со своими страхами. И так далее, и так далее.

Каждый из них замкнут в себе. Но даже в этих обстоятельствах они могут найти общий язык, преодолеть все свои страхи, все свои сомнения и дурные эмоции. Эта очень светлая повесть, но невероятно грустная. О преодолении замкнутости. О том, что каждый может подать руку другому в случае нужды. И о том, что «одиночество хорошо тогда, когда есть с кем его обсудить».

На этой светло-мрачноватой ноте, действительно похожий на последний отсвет осеннего солнца, завершается цикл о муми-троллях, этот непонятный, светлый, то ли взрослый, то ли детский цикл.

Урсула Ле Гуин, пожалуй, одна из самых любимых мною писательниц. Настолько поразительно жанровое и смысловое содержание её книг, что поневоле, хочешь не захочешь, но поставишь в один ряд с великими классиками мировой фантастики, поставив обозначение «Великий Мастер».

«Обделённые: двусмысленная утопия». Представитель, возможно, самого редкого жанра — социальной фантастики. В каком смысле я употребляю это словосочетание? Социальная фантастика — моделирование структур общества, попытки проследить его функционирование и эволюция в неисторических, не имевших ранее место быть обстоятельствах, а также показывающие место отдельного человека в нём.

Само собой, здесь не идёт речи о «веристичности». И так ясно, что социальные массы очень редко пребывают в статичном состоянии, и проследить его эволюцию достаточно сложно. Но не будем придираться — всё таки мы имеем дело именно с «моделью» человеческих взаимоотношений, причём моделью для нас нечуждой. О чём речь? Ле Гуин показывает три модели общественного развития, две реальные и одну утопическую.

А-Йо — вполне себе капиталистическое государство, с товарно-денежным типом экономики, с чудовищным социальным расслоением. В этом государстве просматривается, хотя и в гипертрофированном виде, привычная Ле Гуин в США, с её вывеской демократии, патриотизмом и прочими карамельными вывесками. Писательница с изрядной долей неприязни, или даже лучше сказать — ненависти, описывает это общество, где одни могут ужираться и упиваться роскошествами, тогда как другие будут умирать от города. Примерно такое впеатление оно произвело и на главного героя — Шевека.

Роман опубликован в 1974 году, то есть со времён Пражской Весны прошло 6 лет. В этот самый момент абсолютно всем стала ясна внутренняя суть СССР, представлявшейся многими носителем света Социализма в мире. Но Урсула слышала о Союзе только мельком — вот и Шевек с чужих слов судит о «социалистическом» государстве Тху. Тху — общество редистрибутивной экономики, всеобщей централизации и иерархизации общества, превращения его в придаток государственной машины. И этот вариант отвергается.

Третий — это произведение искусства. Не секрет, что Ле Гуин является приверженцем идеологии анархизма, и в это романе она поставила себе цель описать общество анархистов, безо всяких купюр, излишней идеализации, с освещением подводных камней и т. д. Итак, с планеты Уррас, из А-Йо, сбегает огромная группа идеалистов-анархистов (одонийцев), и заселяет соседнюю планету-близнец — Анаррес. Но Анаррес планета не простая — там именно нужно выживать, поскольку она практически целиком состоит из пустынь.

Итак, общество анархистов. Нет частной собственности, нет закона, нет брака, нет ничего. Идеальных коллектив — люди вместе трудятся, питаются, спят, потребляют продукты производства... Однако это не совсем анархизм — всё-таки существуют органы распределения определённых продуктов, контролирующие назначения на рабочие места, и так далее. Хотя все должности там — временные. Уже чистого анархизма не получается. И это тоже не всё — помимо изъяна в виде органов распределения существует так называемое «общественное мнение», короче говоря — охлократия. Для определённой группы людей законы анархизма-одонизма превращаются потихоньку в догматы, которым необходимо неукоснительно следовать. Таким образом, мир Анарреса — весьма противоречивое образование, со своей сложной структурой, которая уже потихоньку выходит из этого «коллективистского коммунизма». И где же стержень этого вполне себе устойчивого общества? Он прост — это борьба с окружающей средой. Именно борьба за выживание заставляет людей поддерживать коммуны, и препятствует любому виду накопления.

А между этими тремя образованиями — гениальный физик Шевек. Как и всякий выдающийся талант, он испытывает тесноту везде, где только не присутствует. Его сильно смущает оголтелый догматизм анаррести, а позже — продажность и расчётливость уррасти. И он отвергает всех их. Его гениальное открытие — ансибль — не должно достаться никому из соотечественников — близких или дальних. И он дарит его Человечеству — Земле и Хайну. Шевек недаром центральный образ в романе, мы видим оба мира его глазами, проживаем его жизнь, горести и страхи. Его удел — одиночество, даже на коллективистском Анарресе. Ле Гуин показала, насколько печальна судьба учёного, художника — в любом обществе, даже в обществе анархистов.

Почему «двусмысленная утопия»? А потому, что Анаррес — это ещё не совсем идеал. Он близок к нему, но ещё — нет. Здесь свои проблемы в социальном развитии, в идеологии, в ментальности. Но Ле Гуин показала, что анархизм — вполне реальная парадигма. Да, я не очень верю в это, но, кто знает, быть может это окажется единственной альтернативой....

Купил книгу в декабре, а прочитал только вот сейчас — так уж сложилось. За это время много, много мнений высказывалось, как на этом сайте, так и за его пределами — часто весьма нелестные. Возможно, сказывается негативное отношение к авторам (ну как же, Перумов и Камша — литература для непритязательных натур...), или тщательно скрываемая многими неприязнь к стилистике литературы XIX в., и «военного романа» века XX (Пикуль, Степанов), в котором писали соавторы. Не буду гадать — у каждого причины разные — «Млава красная» — весьма специфическая вещь, подобные романы не издают тысячными тиражами, они предназначены больше на любителей. Но в чём же дело?

Перед нами — Россия, на дворе — 1849 год. Но правит страной вовсе не Николай Павлович, и страна не на пороге Крымской войны, по всей видимости, нет никаких признаков прошлогодних революционных потрясений в Европе... Чёрт, а ведь на карте даже нету Питера — столица высится на берегу Ладоги, и называется почему-то по гречески — Анассеполь. Даже Москвы нет! Владимир остаётся «сердцем Великороссии». Что за Россия? Откуда она такая? Авторы о развилках истории нашей замкнутой цивилизации предпочли умолчать. Рюрик не приходил княжить в Новгород- мы имеем династию Киевичей, не было татарского ига — земли объединялись вокруг Владимира, не было Ивана Грозного с его Ливонской войной, также отсутствует Петруша-бомбардир с его большими игрушками. Зато была некая Софья-воительница, которая считается величайшей царицей Богомольной. Последней весточкой от нашей реальности стал Суворов, Александр Василич, который, видимо, вездесущ. Оставим изыски альтернативных вывертов на совести авторов — не будем придираться к присутствию петровского «Табеля о рангах», к тому, что по неясной причине Наполеон третий раз сбежал со Святой Елены и даже сколотил новую армию — не в этом суть.

Само собой, «Млава красная» — прежде всего стилизация. Ей далеко до холодноватой безупречности «Войны и мира», она ближе к вещам Степанова и Пикуля. Присутствует сдержанный патриотизм — рядовые солдаты показаны простыми, но славными славянскими парнями, немало хорошего говорится и о Державе, о русском дворянстве. Но при этом один из главных героев — Росский — «лех», то бишь поляк, а главные «злодеи» — пруссаки — показаны благородными и сильными духом. Имперское общество показано несколько припудренным — нет, авторы сознают все его недостатки, они стараются их не выпячивать. Само собой, продажность и трусость генералитета показаны вполне натурально, также как и самодур-василевс, норов которого сдерживают мудрые министры.

Начало как-то не порадовало — обрывочное, смутное повествование о поражении Наполеона в Германии в 1824 году немного выбило из колеи. Позже сюжет выровнялся — сражение у Млавы и в Заячих Ушах описаны просто прекрасно. Вообще, линия Росского и Сажнева — самая интересная и содержательная. Линия Орлова, Тауберга и прусского посла раскрывают закулисье политических интриг, а Зинаиды — прежде всего показывает (хоть и очень бледно) великосветскую среду (здесь же раздаются болезненные тычки нигилистам).

Интересно? Местами, не всё удачно. Есть затянутости, есть свои логические неувязки (во время боя выговаривать выстрепенное «Фёдор Сигизмундович» — это как-то не совсем натурально). Это ни в коем случае не агитка, не манифест, не призыв к торжеству монархии — здесь этого нет и в помине. Это просто любопытный эксперимент (Ник ими занимается уже пять лет), стилизация, эстетически привлекательная, хотя и не очень яркая. Прежде всего «Млава красная» — книга умная, написанная мастерами, много передумавшими, много переспорившими. К сожалению, полного раскрытия персонажей и сюжета следует ждать только во второй части. Будем ждать.

Третий роман эпопеи — самый трагический, самый светлый. Конец саги, завершение эпохи эльфов в Средиземье, начало чего-то нового, смутного, и не обязательно доброго... ведь эта эпоха самой противоречивой расы Арды.

История «Войны за Кольцо» (ибо Саурон пошёл на Минас-Тирит единственно затем, чтобы добыть Сокровище Своей Сокровенной Мощи) развивается, и переходит в свою кульминацию именно здесь, на полях боя Гондора и Глухоманья. Герои едут в Минас-Тирит, чтобы сохранить этот мощный волнорез на пути Мордора. Должен взойти на престол Государь — тот, кто сможет объединить людей перед лицом зла.

В первой половине романа действие всё так же быстро и динамично развивается. Чёрное воинство идёт штурмовать крепи Минас-Тирита, которым управляет полубезумный наместник Дэнетор. Городу явно суждено пасть — но на помощь приходят Белый Всадиник и... Впрочем, иные читатели и так прекрасно знают, о чём там идёт речь. А речь идёт о простых и естественных вещах — героизме, отваге, чести, воле. Именно эти качества, а не магические силы помогли Арагорну овладеть Палантиром. Именно эти качества помогли Мериадоку и Эовин победить короля-колдуна. И только отвага и воля заставили Арагорна двинуть своё войско к неприступному Мораннону... Эта часть полна и грусти, и радости. Да, это победа, вернулся Государь... Но какой ценой? Тяжкое впечатление производит безумие Дэнетора, который пытался узнать тайные замыслы Врага, и в результате длительной борьбы был им сломлен. Гибель Теодена также одна из самых трагических страниц романа. Мастерство Толкиена позволило нам увидеть висящую над миром Тьму, смущающую даже самые сильные умы.

Вторая часть — остаток пути Фродо и Сэма к Ородруину. Здесь уже главная роль отводится не хранителю Кольца, а его спутнику, без которого Фродо никогда бы не смог дойти до Горы. Только он защищал его и оберегал на пути — и то для того, чтобы Кольцо под конец сломило волю и самого хранителя. Только Судьба и Провидение привело к Негасимым Горнилам Горлума, и Кольцо было уничтожено.

В общем то всё, что было написано выше — просто описание. А сказать я хочу совершенно о другом. В фэндомской среде считается, что «Властелин колец» оканчивается традиционным хеппи-эндом. А давайте разбираться. Лично мне кажется, что «Возвращение государя» — наоборот, книга в чём-то трагичная, она исполнена какой-то светлой горечи по ушедшему и несбывшемуся.

На чело Арагорна возложили корону Гондора. Но залог ли это 2светлого будущего»? Арагорн говорит Гэндальфу, а скорее самому себе: «Но ведь я скоро умру. Я всего лишь смертный... Что тогда случится с Гондором и со всеми теми, для кого станет столицей Минас-Тирит?» Он прекрасно понимает, что его империя не вечна, и в будущем её всё равно ждёт гибель, рано или поздно, ибо зло из мира никуда не исчезло.

Тревожный звоночек — разорённая Хоббитания. Саурон, его Кольцо и назгулы — это теперь достояние прошлого, легенда. А сломленная и изуродованная земля родины хоббитов — настоящее, простое человеческое зло, которое теперь возьмёт верх в мире. Толкиен очень подозрительно относился к прогрессу — и с ненавистью он описывает грязные рабочие бараки и полумеханические мельницы, уродующие Хоббитанию. Конечно, Тьма отступила... но как надолго?

И наконец — судьба Фродо, Хранителя Кольца. Это счастливый конец? Вспомните — он на краткий миг побыл Властителем Кольца, он столько раз сталкивался с гибельной Тьмой, что стал чужд этому миру. Никогда он уже не будет счастлив среди своих сородичей, его душа, как и тело, изранены, и никогда эти рубцы не заживут. Единственный выход — уплыть в Валинор, быть может, там найдётся противоядие от недуга. Фродо говорит Сэму: «Я завещаю тебе свою несбывшуюся жизнь...» Хороший конец? Вам судить.

Последний корабль с Высшими эльфами, остатком Нолдор, отплывает из Серой Гавани, и мир затилает серая пелена дождя. Вот здесь — именно здесь — виден рубеж между эпохами. Что-то ушло из мира, и становится невыносимо грустно, потому что он никогда не будет таким, как прежде...

Эпос закончен, настала совсе иная эпоха. Поэтому Толкиен не стал писать продолжение — ведь это значило разрушить то, что он создавал на протяжении почти всей жизни. Его право. Возможно, поэтому «Властелин колец» живёт в наших сердцах — за щемящую тоску в груди по уходящему прошлому, за трепетное ожидание будущего, освещённого робкой надеждой?... «Остановись мгновенье, ты прекрасно...»

«Властелин колец» снова прочитан, не первый раз, а чувства всё те же. Всё таки эта книга, вероятно для людей особого склада ума, которые воспринимают каие-то тонкие фибры, некий мощный духовный смысловой пласт, волей или неволей заложенный Толкиеном в роман. В любом случае, это бессмертная классика, которая переживёт века.

Гай Гэвриел Кей, автор так называемого «интеллектуального фэнтези», ступил на очень интересную, но в тоже время сложную для творчества почву — эпоху Реконкисты. Осознавая всю сложность и противоречивость этой эпохи, сложные отношения людей на Перинейском полуострове, он создал фэнтези в этом антураже, поместив действие в совсем другой мир.

Мир практически не отличается от нашей реальности — ни эльфом, ни орков, ни даже могучих чародеев с посохами. Есть только истязаемый войнами полуостров, на одном полюсе которого находятся солнцепоклонники-джадиты (аналог христиан), а на другом — звездорождённые ашариты (мусульмане). Есть и третья конфессиональная группа — киндаты (иудеи), которые оказываются между молотом и наковальней в этой войне. Перед нами — последний этап войны — распад единого халифата Аль-Рассана, усиление трёх джадитских государств, и начало противостояния.

На этом фоне разыгрываются сложные человеческие драмы и разбиваются судьбы. Два человека, которые стали друг для друга ближе чем братья, вынуждены были сойтись в смертельной схватке, лекари вынуждены брать в руки оружие, а дети рано учатся убивать. Такова реальность этого мира, и Кей ничуть не щадит читателя, описывая зверства обоих сторон. Да, это реализм, но и он пропитан некой романтикой, поэзией, которая придаёт роману лёгкость. Аммар ибн Хайран, воин и поэт, недаром сделан центровой фигурой — он квинтессэнция эпохи.

О чём роман? О геноциде, о религиозных воинах, которые ничего не приносят людям, кроме горя и страданий — отчасти. Это история о людях, живущих в это жестокое время, и вынужденных приспосабливаться под него.

Но всё равно в конце нас охватывает грусть по поводу гибели Аль-Рассана — мы ведь осознаём, что скрывается под его образом. Поэтому любуйтесь архитектурными ансамблями Толедо и Гранады, читайте поэтов тех нелёгких лет, и вспоминайте древний, погибший Аль-Андалус, ибо строки Аммара в конце книги посвящены именно к нему:

Спроси Фезану, что стало с Фибасом

А где Ардена, и Лонза где?

Где Рагоза, обитель учёности,

И остались ли там мудрецы?

Где Картады стройные башни

В красной долине власти?

Где Серии прозрачный шёлк?

Где Тудеска, Элвира, Алхаис,

Где Силвенес сокрылся во тьме?

Где дворов многочисленных арки,

Совершенство садов Аль-Фонтаны?

Фонтаны рыдают с горя,

Как любовник при виде рассвета,

Что его разлучает с любимой.

Они в печаль погрузились

По львам, ушедшим навеки,

По возлюбленному Аль-Рассану,

Который исчез навеки.

Качественна, очень хорошо написанная космическая опера, несмотря на довольно традиционный сюжет. Перед нами — целая вселенная, жестокая, циничная, тёмная, небезопасная — и герои подстать им. Кей Альтос, наёмник, по совместительству генный мутант, и его спутник Артур, клон самого могущественного человека в мире, рождённый, чтобы умирать. Кей должен сопроводить Артура на планету Грааль (ну, само собой), где расположены Врата к Богу...

Мир построен на основе игры «Мастер Ориона». Здесь мне нечего пояснять, поскольку не играл в неё, но, судя по другим отзывам, кроме инопланетных рас ничего не осталось. Казалось бы, всё традиционно — галактическая империя людей, космические флотилии, воины с Чужими... Но есть одно явление, которое выбивается из колеи — технология аТан — бессмертие. Чем-то по ассоциации напомнило создание гхола в Гербертовской «Дюне»: после смерти человек возрождается в собственной копии в специальной лаборатории, расположенной на большинстве планет. Автор грамотно показал, как разрушительно аТан повлиял на мир — человеческая жизнь, которой и так была грош цена, совершенно обесценилась.

Образы героев получились достаточно интересными, но очень невыделяющимися на фоне персонажей других романов Лукьяненко. Кей Дач слишком похож и на ГГ в «Геноме», в «Лорде...», «Искателях небес». Так же и подросток-спутник стал впоследствии традиционным персонажем у писателя.

Не думаю, что в отзыве следует писать о всех перепетиях сюжета. Несмотря на некоторые достаточно грубые логические ошибки, допушенные Лукьяненко, он получился захватывающим и притягивающим, от повествования невозможно оторваться. Космические перелёты, экзотические планеты, странные инопланетные расы, диковинные технологии — всё это делает текст ярким и красивым, заставляя нас почеувствовать себя реальными участниками событий.

Итог: грамотно выстроенный мир + несколько бледноватые, но достаточно объёмные персонажи + захватывающий сюжет + малая толика филосовских рассуждений = весьма качественный образчик отечественной НФ, в середине 90-х являвшийся настоящим шедевром. Твёрдая четыре.

В фантастике есть два направления по ксено-теме, обозначенные двумя недавними антологиями: «Убить Чужого» и «Спасти Чужого». Однако как много написано книг именно по проблеме Контакта? О понимании, взаимопроникновении, постижении друг друга? Да вряд ли. У людей это не очень развито, что делать. Урсула Ле Гуин — счастливое исключение: только в её произведениях можно встретить тему Контакта по настоящему.

Что может быть более чуждым, чем цивилизация андрогинов, лишённых пола? Когда мы видим человека, то прежде всего идентифицируем его как мужчину или женщину, и ведём себя соответствующе, хотим мы этого или нет. Здесь же — совсем иное дело. Жители Гетена — не мужчины, не женщины. Общество, которое существует тысячелетиями, в тяжелейших условиях покрытой льдами и снегами планеты. Они закрыты и непроницаемы, как шпенглеровские монады — даже друг от друга. Они лишены противоречия полов, у них практически нет воин, они живут в идеальном балансе с окружающей средой. Что это за люди? Как к ним относится, как понять?

Урсула Ле Гуин — великий гуманист. Отсюда и основной нравственный посыл книги — все мы люди. Фактически эта вещь полностью реабилитирует писательницу от обвинений в фенинизме — ведь она провозглашает равенство людей друг перед другом. Возможно, бесполое общество гетениан является её идеалом. Неважно. Все они люди.

Конечно, антрополог Ле Гуин не ограничилась просто демонстрацией идеи, как это было, скажем, в «Обездоленных», где культурологический элемент не особенно проявляет себя. А «Левая Рука Тьмы» — совсем о другом. Если «Обездоленные» были написаны для сравнения трёх общественных систем, то в этом романе нужно было сконструировать культуру андрогинов-гермафродитов, помещённых в крайне тяжёлые природные условия. Уже здесь просматриваются будущие шедевриальные «Толкователи» — легенды, обычаи, причудливые бытовые подробности — всё на месте, грамотно вплетается в текст романа. Я уже не говорю о красоте и притягательности пейзажей, на которые мы любуемся здесь — чего стоит только переход по Леднику Горбен!

Что в итоге? Книга о поисках взаимопонимания, об истинной человечности, о самопожертвовании. За этими слишком общими и необязательными словами кроется простой и понятный для всех смысл: люди, давайте подумаем о том, что нас объединяет — ведь в каждом из нас присутствует «Правая рука Света» и «Левая рука Тьмы».

Второй том саги «Песнь Льда и Огня» не являет собой какой-то прорыв в авторском стиле и композиции, но можно сказать точно одно — он не менее сильный, чем «Игра престолов». Жестокий реализм, которым наделил Мартин свой мир вполне естественен, и можно вполне серьёзно сказать, что такое могло происходить и на нашей грешной планетке. Автор хочет показать нам войну — гражданскую войну — с разных точек зрения, с разных точек позиций, пытаясь создать объёмный образ происходящего, и в целом у него это получается.

Мартин очень много текста отдаёт «власть имущим», на редкость колоритным персонажам, которые имеют свой, иногда даже достаточно объективный взгляд на мир. Но несмотря на то, что они куда лучше видят суть вещей, они выбирают твёрдо свою сторону. Таков, например, Тирион Ланнистер — карлик, благородный реалист внутри, но чудовище для остальных. Он просто служит своей семье, которая его ненавидит. Он спас Королевскую Гавань — но кто это оценит? Кейтилин Старк — вдова, борющаяся за счастье своих сыновей, вынужденная быть послом короля Севера. Не могу сказать, что в ней особенно прибавилось здравого смысла с первой части, но, по крайней мере, у неё хватило сил спокойно поговорить с пленённым Джейме.

Дети Старки — вовсе особенная песня. Санса продолжает ломать свои иллюзии об этом мире, но остаётся по прежнему тихой и незаметной... возможно, до поры до времени. Сложно сказать, как поведёт себя девочка в дальнейшем, но пока она не проявляет жёсткости характера. В отличие от своей сестры — Арьи. Арья, пробираясь через разорённые земли королевств, идёт буквально по трупам — и у неё большое, но мраное будущее. Бран остался таким же, каким и был — разочарованным калекой, но и на него есть надежда у рода Старков. А вот Джон Сноу себя не слишком проявляет. Другое дело, что его глазами мы можем видеть просторы дальнего Севера, и постигать загадочный, но жуткий мир Зачарованного Леса, наверное, самого яркого региона Вестероса.

Особенно меня удивил Теон Грейджой. Как-то не особенно хочется признавать, что в человеке может быть столько зависти, злобы, гордыни и похоти — но факт остаётся фактом. Такие люди есть и в реальности. Став виновником сожжения Винтерфелла, Теон полностью заслужил любое наказание свыше — более чем.

Дейенерис Таргариен... Её линия по прежнему скучна. Почему? Честно говоря, я не могу до конца ответить на этот вопрос. Но как только Бурерождённая появляется на страницах книги, то сразу челюсть сводит зевотой. Вялое повествование движется по кругу, Дейенерис путешествует по Вольным городам и ищет помощи, опекает драконов, переживает пару раз покушение... Меня совершенно, к сожалению, не впечатлила эта часть, возможно, её нужно прочувствовать как-то по другому.

Вывод: сильное произведение, посвящённое главной материи литературы — людям. По прежнему как-то не тянет называть Мартина гением, но его талант — налицо.

Признаюсь: я люблю читать про полярные путешествия. Даже в ЖЗЛ Колчака (Зырянова) я наравне с главами о 1917-1918 гг. читал о его полярных исследованиях. И как можно было пройти мимо такой книги, «Путешествия и приключения капитана Гаттераса»?

Книги Верна в последние года меня немного разачаровали. «Дети капитана Гранта» в 12 лет были настоящим эталоном, в 21 — чрезвычайно детской книжкой. Но «Приключения...» не таковы. Несмотря на общий положительный тон книги, она намного суровей многих остальных произведений Француза. Приключения доблестных полярников не просто увлекательны — они опасны. Герои этой книги умирают — причём уирают страшно, здесь есть место предательству, горечи, разочарованию... И даже достижение полюса отягощено умопомешательством Гаттераса. На самом деле это довольно жёсткая книга, скажем так, реалистичная. И, само собой, на диву увлекательная.

Персонажи, в принципе, не слишком отличаются от иных, созданных Верном. Тот же Клоубонни — аналог его часто встречается в других романах (тот же Паганель), да и фигуры матросов, Альтамонта, Джонсона тоже не вызывают сомнений. А вон Шандон стал для меня сюрпризом. Сначала мне казалось, что он будет главным героем, но по ходу повестования он стал предателем, проявив себя порядочным мерзавцем. А Гаттерас, скажу честно, меня не впечатлил. Его крайний фанатизм, честолюбие и национализм (факт), конечно, обращают на себя внимание, но трудно восхищатся человеком, который большую часть книги сидит, и ни черта не делает (хотя носит звание капитана). Хотя под конец и его образ заиграл красками, и в конце мне по настоящему было жаль его.

Отдельно стоит упомянуть описанные Верном красоты Крайнего Севера — великолепно описанные странные явления, формы жизни, бескрайних ледяных полей — всё это в моих глазах подняло Француза на новую высоту.

Хороший роман о полярных исследователях, увлекательный и познавательный. Читать в любом возрасте, отторжения не вызовет.

Cоздавая свои первы романы о Бейли и Оливо Азимов явно решил сыграть на контрастах. В «Стальных пещерах» перед нами коллективистское, ну, если хотите, социалистическое общество, представляющее из себя единый организм, резко ограниченный стенами городов. Мир, который фигурирует сюжет «Обнажённого солнца» — Солярие — обиталище Крайнего Индивидуализма. Не просто идивидуализма — полной свободы от всего. Не только от голода, лишений, тяжёлого труда — но и от любви, настоящей дружбы, человечности, наконец. На каждого жителя планеты приходится тысячи роботов — каждый выполняет какие-то функции, по максимуму облегчающие жизнь своему хозяину — тем временем солярианин может посвятить время более спокойным, отвлечённым занятиям — искусству, науке. Единственные практичные профессии на Солярии — роботехник, врач и воспитатель детей, причём две последние считаются очень грязными и популярными. Сами понимаете — никакой высшей власти, даже признака государства.

Наши идеологи анархизма были бы в восторге. Однако, если присмотреться, буколистический идеал Солярии оказывается таким же тупиковым, как постепенное закисание людей в стенах стальных пещер. Люди настолько привыкли к уединённому образу жизни, что любой физический контакт с другими жителями палнеты внушает отвращение. Они не могут даже стоять друг рядом с другом. Слова «дети», «любовь» стали дикой непристойностью. Причём это общество развивается дальше в этом направлении — всё больше детей вообще отказывается от личных контактов, предпочитая общатся по видеосвязи. Любому ясно, что это приведёт к дальнейшему вырождению человека как вида на Солярии...

На этом фоне разворачивается вполне ожидаемый сюжет — Элайдж Бейли и Р. Дэниел Оливо расследуют преступление — убийство. Не стоит вдаваться в подробности, поскольку детектив здесь выполняет роль скорее инструмента, чтобы в как можно более точных деталях изобразить солярианское общество, и показать его отличие от земного. Можно лишь сказать, что сюжет увлекателен, и роман проглатывается буквально за несколько часов.

Мораль? Она достаточно проста. Элайдж Бейли сломил в себе боязнь открытого пространства, Глэдия Дельмар — боязнь физического контакта с людьми. Они вырвались из тенет, сплетённых собственным разумом. Отсюда довольно оптимистичный вывод — осталььные люди тоже способны вырваться из оков судьбы, устремившись в межвёздные дали, дабы дать человечеству жизнь.

«Стены — только костыли! Темнота и людские толпы — только костыли! Он, должно быть, чувствовал это подсознательно и ненавидел их, даже когда думал, что любит и нуждается в них.»

Последнее из сказаний о Земноморье?

Трилогия о волшебнике Геде была написана единым духом, едва ли не в одно время, в эпоху расцвета творчества Ле Гуин. Одинаковой поэтической силы полны «Rocannon's World», фэнтези в оболочке НФ, молчаливые холмы опустевшей Земли «City of Illusions» столь же умиротворяюще-угнетающие, что и бесконечные волны Открытого Моря, снега и льды планеты Гетен также несут в себе ту же лёгкую дымку недосказанности и нечёткости, что и острова Архипелага. Это была эпоха мощного поэтического высказывания, и «A Wizard of Earthsea» вместе с продолжениями является одним из самых ярких его памятников.

Решение вернуться в Земноморье — смелый шаг, на который решился бы далеко не каждый писатель. Основная трилогия полностью завершена, там осталось много недосказанного, это факт, но само сказание о волшебнике Геде и его пути не оставляло сомнений в поставленной точке.

А тут... «Tehanu: The Last Book of Earthsea».

Знаете, что мне не хватало больше всего?

Моря.

Здесь нет того беспокойного, вечного движения Жизни, которое всегда рефреном звучало где-то на заднем фоне происходящего на книжных страницах, даже мертвящая тишина гробниц Атуана сопровождалась весёлым журчанием речки у самых крайних тоннелей Лабиринта. Но... Мы слышим шелест листвы, шуршание травы, клацание ткацкого станка, блеяние коз, что угодно — но не жуткий немой грохот бескрайнего Моря, разделяющего острова Архипелага, даже корабль короля Лебаннена робко жмётся здесь у берега Гонта. Это ощущение навеки упущено.

И не только оно. Нет больше и той таинственной, романтичной дымки, нет этого специфического, тусклого многоцветья, которое было Земноморьем, создавало его неповторимый облик, отпечатывающийся в памяти, облик, который невозможно перепутать ни с каким другим. Ярких красок много, это краски живой природы острова Гонт... хотя нет, по большей части это блеск начищенных тарелок в посудном шкафу фермы Флинта, и блестящие изгибы свежепереплетённой овечьей шерсти.

Даже Истинные Имена... они уже звучат совсем не так, не расходятся гулким эхом, а просто виснут пустыми словами... некогда раньше, когда Мастер Ловкая Рука или тот же Гед произносили «tolk» — камень — мы верили в него, когда же его теперь произносит Тенар — нет.

В общем — Земноморье навсегда потерянно, Урсула Ле Гуин сама же замкнула ключ на этих воротах, и Мастер Привратник преградил ей путь.

Но роман написан неплохо, в нём есть стержень, мастерство опытного писателя создаёт перед нами не просто крестьянский быт, а своего рода завораживающее полотно обыденной жизни, обладающее неповторимым привкусом. Здесь есть сюжет, есть прямая связь с событиями предыдущих книг, есть логика...

...но кое-какие мелочи смущают меня, пусть это даже и не то самое Земноморье.

В третьей книге, как мы помним, путь Геда завершён — завершён с достоинством человека, отдавшего свою силу на благо других, но не потерявшего величие и мудрость, которые не зависят от текущей в крови чародейской мощи. В этом смысле легенда о приплывшем на Гонт короле Лебаннене благороднее, проще и ярче того, что изобразила Ле Гуин на страницах нового романа, почти 20 лет спустя.

И больше всего запутывает то, что и происходящее в «Tehanu», в принципе, логично. Лишившийся волшебной силы Гед, которому, как мы помним из его слов Лебаннену, кроме неё ничего не было нужно, лишился и своей внутренней сути, стал лишь пустой скорлупой себя тогдашнего... и чтобы наполнить его снова, нужно было женское начало, нужна была его любовь, его Тенар. И это тоже достойное завершение их пути с Атуана, ведь никто из читателей не сомневался в невинной, чистой любви между двумя этими очень разными людьми, и которая смогла расцвести только тогда, когда с великими делами было покончено... и даже то, что Тенар в ожидании своего ветренного Ястреба родила двух детей и стала фермершей, воспринимается как незначительный эпизод до обретения истинной Любви.

И отсюда же вытекает и другая странность. Ле Гуин пренебрежительно теперь относится к тому волшебству, которое она так тщательно создавала в предыдущие годы. Агрессия в продвижении женского начала была бы менее заметна, если бы не откровенное отрицание полноценности той магии, что есть на Роке, отрицание её подлинной мудрости. Если бы автор просто развела мужское и женское начало, показав их равноценность и необходимость друг для друга... Ан нет — Тенар и прочим дамам на этих страницах приходится с гордо поднятой головой отстаивать свою самость перед чародеями-шовинистами, пренебрегающих женщинами... чтобы, в конечном счёте, столкнуться с главной Мужской Шовинистской Свиньёй — волшебником Аспеном, один из главных грехов которого — ненависть к Тенар, по причине того, что она — женщина... Видимо, потому, что Ле Гуин отняла у волшебников... гм... мужскую гордость. Ну а как иначе-то?

В общем, симпатичный, неглупый, но довольно таки бледный роман. Главный его плюс — завершение истории любви двух людей, встретившихся некогда в гробницах Атуана, и искалеченная девочка Терру-Техану, которая постоянно молчаливо присутствует в тексте, и вызывает симпатию. Остальное же...

Но главная причина моих косых взглядов на «Tehanu» та, что это — не Земноморье.

И ведь, сказывается, сколько может вмещать в себя одна единственная ночь! Какой многоцветный, многоликий, пёстрый мир раскрывается нам здесь, на этой грешной земле в начале 17** года! Сколько лиц, сколько радости, сколько света, доброго лунного света!

Да, это правда. Для Гоголя ночь — не место обитания дьявольских сил, не пугающая темнота, а часть Божьего мира, спокойная, светлая и благосклонная для человека. Да, здесь есть и ведьмы, и чёрт выскакивает из трубы — но разве он страшен? Да гляньте вы на него, он же жалок, простой деревянный крест, тройной перст крёстного знамени — и всё, он уничтожен, раздавлен верой простого человека! В этой сказке простой кузнец может и черта оседлать, и к матушке царице на поклон слетать, и руку первой красавицы станицы получить... И всё это — от заката до восхода Солнца.

Конечно, «Ночь перед Рождеством» — это не только история кузнеца, царициных черевик и выпоротого хворостиной черта — вовсе нет. Это и горькая, безответная изначально любовь простодушного и доброго Вакулы, ценящего красоту, к ветренной заразе Оксане, и комедия положений вокруг похотливой Солохи и её армии, гм, сорюмочников, и мимолётный сказ о визите запорожских казаков в Петербург к царице в поисках правды, у которой из-за плеча выглядывают полирующий бриллианты Потёмкин и бледный Фонвизин...

Конечно, это иллюзорный мир, мифопоэтическая конструкция, созданная юным, и действительно хорошим человеком — Николаем Гоголем. Вся повесть пропитана здоровым оптимизмом и любовью к людям, пусть даже грешным, нелепым, туповатым, но — Божьим тварям... Да, образ черта, как мне кажется, всё же взят из германской литературы, именно там, со Средних веков, высмеивали черта, ставили его в глупое положение, и делали его пугающую фигуру как можно менее страшной. И этот столь яркий элемент текста создаёт на удивление светлый образец веры в Бога — веры, лишённой страха.

...Начиная строчить этот отзыв, я не переставал думать об оценке первого Перумовского опуса, по сути, мальчишеской пробы пера. В принципе, если судить строго, то выше четвёрки с минусом подняться ему не выйдет — язык корявый, много диалогов, мало динамики, много откровенно неестественного, и речах, и в образах... Но всё таки, отчего вышло по иному? Попробую объяснить.

Жил на белом свете, во времена, которые мы называем странным словом «Perestroyka», молодой парень по имени Коля Перумов, студент-биолог. Попалась ему в руки книжка, которая называлась «Хранители» — и наш студент пропал в ней, окунулся с головой в мир суровых просторов Средиземья, где по лесам бродят таинственные эльфийские охотники, в неприступных скалах обитают горные гномы, а в ночной тьме можно наткнуться на гнусного орка. Мир героического эпоса, где маленькие и и беззащитные несут на своих хрупких плечах миссию, которая не под силу сердцам сильных... Миссию по спасению мира. Молодой биолог жил в это мире, раздобыл на английском языке две следующие книги ВК, и, постоянно спотыкаясь, продолжил своё незримое путешествие рядом с отрядом Хранителей...

Но всё хорошее кончается. «Ну, вот я и вернулся», говорит Сэм, и оксфордский профессор с достоинством завершает свою историю. Он сказал всё, что хотел. «А как это...?», с удивлением произносит наш герой. Он не всё посмотрел в этом чудесном мире, не закончил свой односторонний диалог с автором, и — главное — мир наступившего благоденствия так не соответствовал его собственной эпохе, эпохе бурных перемен. И Ник сел за письменный стол, копя над продолжением истории. Диалог продолжался — и он остался односторонним...

А ведь молодой Перумов ясен и понятен всем нам, которые с ранних, ранних пор зачитывались ВК, мы хорошо чувствуем его мальчишеский задор. Хотел посмотреть Аннуминас, который упоминается у Толкиена мельком? Пожалуйста! Побродить по Мории ещё разок, заглянув даже ниже её пределов? Да ради Бога! Посетить Ортханк, который мы никогда не видели изнутри, полагаясь на слова Гэндальфа? Да, ещё бы! И когда ты ловишь это ощущение, тебе многое становится ясно, ты понимаешь, почему автор так подыгрывает герою своей книги Фолко — это его альтер-эго в Средиземье. Конечно, в более ранней редакции романа это было видно более явно, например, в случае с Санделло, который является куда более ярким, нежели жестокий наёмник из ранней редакции.

Пока что Перумов бережно обращается с миром, в который он вошёл, не особо старается превратить его в свой собственный. Да, это уже не эпоха героики, это скорее позднее Средневековье. Хоббитания мила и уютна, Глухоманье, по большей части, пустынно и малозаселено, также как и в старые времена, Мория, хоть и более лощёная, по прежнему темна и страшна. Возможно, именно бережное отношение молодого автора и заставляет говорить читателей о новом погружении в мир Средиземья — ведь мало кто из продолжателей удостоился такой чести.

С героями у него тоже всё получилось. Гномы Торин и Строри очень хороши и самобытны, сразу видно, с какой теплотой Перумов относится к подгорному народу. Позиционируемый как подобие Бродяжника-Арагорна Рогволд (почему не Рангвальд?) оказался живым, уставшим пожилым человеком. Ну и, конечно же, любимый молодёжными субкультурами ещё с десяток лет назад Олмер, золотоискатель из Дэйла — никак не похож на стандартного Врага Детей Илуватара — просто пока человек, сильный и смелый, готовый взять то, что ему причитается. Своё мнение о нём я скажу значительно позже, здесь же отмечу, что Перумову удалось несколькими штрихами создать яркий запоминающийся образ.

В общем, это просто юношеское сочинение, правда, побывавшее в руках хорошего редактора. Оно дышит задором и свежестью молодой души, желающей окунуться в мир Средиземья. Молодость сквозит в самом желании трудной дороги, в фигуре Бородатого Эйрика, взявшегося за арбалет и презревшего принцип сытых арнорцев «каждому-своё». И за это ощущение я и оказываю «Эльфийскому клинку» большой почёт — ведь и я, как и многие, храню несколько тетрадей, исписанных корявым почерком, в которых сам делаю робкие шаги по просторам Средиземья и Белерианда. Но не многие смогли вырастить этот опыт в начало творческого пути не самого плохого «фэнтезиста» нашей страны.

Роман «Армагед-дом» у людей вызывает самую разнообразную реакцию — от неуёмного восторга до презрения. Впрочем, внимание он привлекает — видимо, своей очень своеобразной помесью между фантастикой и БЛ. Нестандартная идея, плохо замаскированная наша с вами родина, беды и чаяния нашего, русского человека — так Дяченки поиграли на струнах душ наших людей. В романе есть Тайны — которые читателю очень интересно разгадывать вместе с протагонистом — Лидочкой Сотовой. Для меня же их роман стал своеобразным кладбищем неосуществлённых идей. Как это?

Это могла бы быть потрясающая социальная фантастика. Что? Да нет, ребята, это совсем не социалка, её Дяченки писать не умеют, доказано чуть позже ещё и «Мигрантом». Что может быть интереснее — общество, живущее 20 лет от конца света к концу света, подчинённое определённому ритму развития и динамики. Кое-какие намёки к этому есть. Тоталитарное правление генерала Стужи, с всевластием ГО, циклы рождаемости, вполне биологически обоснованы... Но это вовсе не полноценное размышление над природой человеческой организацией. Под слегка припудренным лоском «спецэффектов» проглядывает наша действительность разлива годов 90-х. Роман писался во вполне конкретной среде, которая целиком вплелась в текст, так и не создав видимости мимоходного анализа общества, как это было, например, у Ле Гуин. Не вышло.

Это могла бы быть прекрасная притча. Религиозная, мистическая — не важно. Регулярный Армагеддон, очищающий человечество от шлака, ждущий его обновления и очищения, улучшения, наконец... Ворота как Дар Бога, или иных сил, неподвластных и малопонятных человеку. Размышления о пути человека в будущее, о Рае и Аде, логичное развитие библейских аллюзий, и эффектный финальный аккорд, неважно, с каким исходом... намёки на это есть, очень невнятные, скользкие... Не вышло.

Это могла бы быть НФ. Что, впрочем, потребовало бы иного конструирования мира. Про веристичность регулярных Апокалипсисов уже много писали и без меня. Про состояние почв и промышленности, про инфраструктуру и городскую застройку. Ворота как олицетворение мощи инопланетных сил, ограничивающих агрессивное и жестокое человечество от поступательного развития... Не вышло.

Все задумки пошли прахом. Остались фоном, всего навсего фоном для иллюстрации человеческой жизни. То, что у Дяченок получается лучше всего. Отдельный человек. Обычный. Противоречивый и непостоянный, с диким мировоззрением и ещё более дикими стремлениями. Лидка Сотова — девочка, девушка, женщина, старуха — человек, к которому сложно испытывать симпатию. И сложно испытывать в её отношении гнев. Высокомерная стерва, безнадёжная и жестокая эгоистка, буквально идущая по головам, к своим малопонятным даже ей самой целям. И в тоже время — несчастное одинокое существо, нежная любовница и любящая мать. Лида Сотова действительно чем-то напоминает обычного человека, жителя нашей родины — малологичное и противоречивое существо... Рвущееся на своих эмоциях в самые разные стороны, оставаясь в чём — то юной девушкой — максималисткой, в чём — то — умудрённой жизнью женщиной. Вместе с читателями она постигает мир, в котором живёт... Для чего? Для того, чтобы понять, что свершения в её жизни, все — мимолётны и бесполезны, и прожита она только потому, что прожита. Большая часть Тайн, которые манили и Лиду, и читателя её судьбы, так и остались Тайнами — за семью печатями. Из одних Лидка просто выросла. Другие просто перестали интересовать. Они не нужны ей для жизни. И она не ищет на них ответы. Зачем? Своих забот хватает...

Жизнь человека... не маленько, а, грубого говоря, «выше среднего». Просто жизнь — на фоне великих — обыденных потрясений повседневности. Стоило ли для этого создавать такой интересный антураж, наводнять роман намёками и зацепками на многие интересные вопросы? Не знаю. Роман пропитан тоской и унынием, свойственным нашей прозе — а я больше всего тоскую по нереализованным идеям этой вещи. Но остаётся во мне место, которое тоскует по юной максималистке Лидочке Сотовой, эгоистичной, злой, но так и не нашедшей себя в этом жутком мире, и этот личный, тихий Армагеддон даже страшнее всех землетрясений и вулканов планеты. Девочка Лидка, ещё живущая в этой разваливающейся старухе... Такое чувство, будто я знаю её — всю свою жизнь...

...Песни трубадуров в средние века повествовали о мире, где рыцари всегда смелы и отважны, дамы прекрасны и преданны, добро побеждает зло, и справедливость торжествует. Так не бывает? Возможно. Но для того и создавались эти песни — слушая их, люди понимали, что, несмотря на всю тьму их предапокалиптического мира, Бог не забыл их, оставив в обречённом мире капли добра, тепла и света, ради которых стоит жить и спасать свою душу...

Чем отличается Кей, скажем, от Мартина? В отличие от Дж. Р. Р.№2, Кею удалось сохранить в своих произведениях глубокую романтичность, и проходящую рефреном печаль по идеальному. Герои ПЛИО живут в жестоком мире, и играют по его правилам. Герои Кея — стремятся к чему-то, недосягаемому и несбыточному, чего не будет никогда. И грустят по нему. Эта скрытая печаль в чём-то роднит романы канадца с лучшими творениями русских писателей. Плюс — несомненно, психологизм. Тут нельзя отказать автору — он умеет удивлять. Населяющие его книги люди — самые обычные, земные, со своими грехами и пороками, подлые и благородные... Друг может ударить в спину, думая, что совершает это за правое дело, а заклятые враги становятся спиной к спине, когда речь идёт об общей цели... Нельзя предсказать, как повернётся сюжет, как поступит тот или иной персонаж — душа каждого остаётся глубокими потёмками...

В какой-то степени, этот роман — действительно песнь. О том, что справедливость победила. Что хорошим людям не дали погибнуть во имя славы плохих, простите за банальность. Счастливый конец, приторный? Ну и ладно. Я не хочу грустного конца для Бартрана и Блэза, для Арианы и Лиссет. Всё должно заканчиваться хорошо — пусть так будет хотя в книгах...

Ну, сюжет, традиционно, идёт достаточно неспешно, но при этом он весьма лихо закручен. Множество персонажей играют в сложную игру человеческих и государственных отношений, следуя по пути судьбы и своих богов. Однако побеждает — любовь. Неважно, к чему. К женщине, к ребёнку, к родине. Победившие думают о любви, побеждённые — о власти. Побеждает любовь — даже в сердцах многих подлецов и легкомысленников. Таково знамя «Песни для Арбонны». Наверное, впервые писателю удалось показать подобную мораль, практически не погрешив реализмом. За это ему — честь и хвала.

Отдельное спасибо — за всё тоже самое ощущение грусти по несбыточным идеалам. В конце концов — зачем же ещё жить на этом свете?...

...Какие претензии я слышу в сторону этого романа Эко? Он, де, скучный, заполнен самокопанием героя и вообще какой-то «не наш». И, самое-интересное, это всё так. Но, граждане, позвольте спросить — причём здесь вы? В конце концов, Эко пишет для своего удовольствия, играет и жонглирует своим интеллектом и культурой, а уж во вторую очередь — заботиться о том, чтобы читателю было комфортно пить под его книжки чай. Вот и этот роман — явно не для широкого читателя, а для того, кто хорошо знаком с творчеством Эко и понимает ход его мыслей.

Шагнув за порог старости Эко, как и многие, задумался о развитии и становлении своей личности в прошлом (ego-history), и попытался осознать, из чего же состоит его картина мира. Писать мемуары? Что может быть скучнее для такого задорного старика? Нет. Тут проблема стоит куда ширше. Её нужно оформить опять же в виде игры с собственной памятью, в виде романа, посылом разгадать культурный код писателя.

Чем мы видим мир, глазами? Да нет, мы видим его культурой. Глаз постигает то, что в состоянии постичь, увидеть.И в этом случае он ассоциирует увиденное с тем, что заложено глубоко-глубоко в душе. Эко не стал по традиции разматывать нить своего прошлого из настоящего, пытаясь найти корни себя дедуктивным способом — нет, это неинтересно. Тогда автор представил себе, то потерял память. Что является составной частью его культурного кода? Высокая книжная культура, которую Эко вкушал всю свою жизнь? Ни в коем случае. Личность складывалась из мелочей, из чисто повседневных, бытовых впечатлений, на которые уже потом наслоились другие, осознаваемые явления. Комиксы, детские книжки, фашистская пропаганда Муссолини... Вот его основа, его костяк. Эко прошёлся по своему прошлому, как донской казак по степи, пытаясь выяснить, как складывалась его личность, что заложено в ней, какие переживания и какие впечатления породили основные архетипы его жизни...

И в то же время, следует оглянуться на написанный перед «Таинственным пламенем...» «Баудолино». Там, как нигде у Эко, поставлена проблема памяти как продукта культуры. Баудолино много врал в своей жизни — и перестал отличать созданный собственной фантазией мир от реального. А сеньёр Бодони, и, следовательно, сам Умберто Эко? Они вспоминают своё прошлое, но имеет ли оно плоть? Да, главный герой, вновь впав в кому, вспоминает своё прошлое, причём отдельные фрагменты его — в подробностях. Но являются ли эти воспоминания подлинными? Или, быть может, это конструкция воображения, созданная изучением книг, фильмов, музыки и записей радиопередач тех муторных лет? Где наша память, где действительно произошедшее, а где наши домыслы о прошлом, которыми мы неизбежно заполняем всё чаще и чаще возникающие пробелы? Это вопрос. И, самое интересное — мы не в состоянии на него ответить.

Противоречивое впечатление. Интересная постановка вопросов, интересная и живая картина итальянкой жизни — современная и былая, в чём-то похожая на нашу. Но это — личное. Это мир Умберто Эко, никак не мой. С поклоном принимаю его откровение, но не чувствую душой сопричастность — в конце концов, это несколько иная культура...