Вчера на 97-ом году жизни умерла любимая сказочница многих поколений детей и взрослых Софья Прокофьева, чьи замечательные книги обогатили детское направление нашего издательства. Вечная память прекрасному писателю и человеку!

Произведения Софьи Прокофьевой, которые знает и любит не одно поколение читателей, отмечены многими международными наградами. В их числе премия Кодаи в Японии за лучшую книгу для детей, премия ФИПРЕССИ, Национальная литературная премия «Золотое перо Руси» и др. Сказки Софьи Прокофьевой переведены более чем на двадцать языков. По многим её сказкам и пьесам сняты художественные и мультипликационные фильмы. Экранизированная повесть Софьи Прокофьевой «Приключения желтого чемоданчика» (1970 г.) получила три премии на международных фестивалях, в т.ч. серебряную медаль «Венецианской биеннале» и диплом «За лучший художественный фильм для детей» на V Международном детском кинофестивале в Тегеране. Она является автором сценариев, по которым создано около двадцати короткометражных и три полнометражных мультфильма: «Лоскутик и облако», «Остров капитанов», «Ученик волшебника», игровые детские художественные фильмы – «Пока бьют часы», «Оставь окно открытым», а также психологический фильм-драма «Без свидетелей», поставленный Н. Михалковым по её пьесе.

«Я выбрала сказку как убежище, где могу быть наиболее искренней. Вообще сказка требует тишины и уединения. Когда пишется сказка, она всегда окружена завесой тайны. Я всегда писала, как пишется, боялась вспугнуть мир сказки, который очень хрупок и требует бережного отношения. Когда пишешь сказку, с надеждой ждёшь, вдруг придуманные тобой герои сами начнут действовать и диктовать свои условия игры, по-другому, неожиданно строить сюжет. Иногда просто удивляешься, как сказка пишется сама».

Софья Прокофьева

«В сказке меня привлекают глубина, тайна, возможность передачи самых сокровенных мыслей».

Софья Прокофьева

«Порой кажется, что фантазия автора поистине неисчерпаема. Прекрасные сказки Софьи Прокофьевой завоевали своё прочное место в детской литературе. Поэтичные, полные тайны и романтики, они живут своей собственной жизнью, ни с чем не соперничая. Порой они напоминают старинные легенды, но забавные персонажи, лёгкий умный юмор делают их всегда близкими и современными».

— Яков Аким.

«Что ни сказка – такие фантазии-придумки, такие необычные, такие неслыханные-невиданные герои этих сказок! Вы читали? Если не читали, то я вам завидую: столько интересного и увлекательного у вас впереди».

— Ирина Токмакова.

«Многие видят как красиво небо, как оно изменчиво и неповторимо, но пухлые гномы и невесомые птицы там уже не живут... Хотя, это относится не ко всем. Некоторым людям удается непостижимым образом не растерять детскую фантазию в веренице лет. Именно из них и выходят сказочники…

“Мир сказок Софьи Прокофьевой”! И правда, можно сказать, что эта писательница создала целый светлый мир, герои которого стараются жить по законам добра и любви, как бы сложно это ни было».

Грешак С.И.

"На скамейке Лагерного сада сидел человек средних лет и курил сигарету..."

Виктор Колупаев любил начинать свои вещи просто. Как можно проще, как можно обычнее. Потом детали вступали в противоборство, рождался парадокс.

В самом начале перестройки, когда готовилось множество справочников, посвященных российской фантастике (из них, конечно, в свет вышли считанные единицы), я получил массу биографических справок от писателей, как признанных, так и молодых. Самые солидные, самые пространные справки, как и следовало ожидать, принадлежали самым молодым. Издав одну или две книжки, они много и охотно писали о том, что собираются сделать в будущем и что ими уже сделано. Самую краткую справку представил Виктор Колупаев.

"Виктор Колупаев. Родился в 1936 году в поселке Незаметный (ныне город Алдан) Якутской ССР. Окончил Томский политехнический институт по специальности "радиоэлектроника". Работал в различных научных организациях города Томска. В 1976 году принят в Союз писателей СССР.

Книги: "Случится же с человеком такое..." (1972), "Фирменный поезд "Фомич"", "Весна света" (1986), "Волевое усилие" (1991). Всего вышло 16 книг (в том числе в США, ГДР, Чехословакии).

Кредо: Хорошо прожил тот, кто прожил незаметно".

Этому кредо Виктор никогда не изменял. Представляя гостей, так и говорил: "Дмитрий Биленкин, Москва... Геннадий Прашкевич, Новосибирск... Борис Штерн, Киев...", а в конце неизменно добавлял: "А я Виктор Колупаев, местный житель..." Он страшно не любил находиться на первом плане. И мечта у него была соответственная: хотел понять, что такое Время и Пространство (насколько я знаю, нынешних фантастов это интересует меньше всего). В школе был не прочь совершить кругосветку на паруснике, в десятом классе даже подал документы в военно-морское училище, но забыл, кажется, приложить фотографии. После чего всю жизнь (теперь уже действительно – всю жизнь) прожил в Томске. С любопытством расспрашивал меня о дальних странах, но любопытство его никогда не бывало чрезмерным.

Томской журналистке Е.Орловой Виктор однажды признался: "Хотел научиться виртуозно играть на фортепиано. Классическую музыку я довольно хорошо знал, собирал пластинки любимых композиторов, а в школе еще радио слушал. В 1963 году купил рояль, тогда лишь третий год был женат и дочь еще была маленькая. В квартире – ничего, кроме какой-то кровати и этажерки, ну стол, кажется, был. И вот я купил в комиссионке старый разбитый беккеровский рояль длиной больше двух с половиной метров. Вместо одной ножки подставил березовый чурбан. Сам научился настраивать его, причем он был настолько разбит, что на нем играть можно было ну день. Мне из гитарного сделали ключ плоскогубцами, и этим ключом почти каждый день его настраивал. Видимо, у меня был такой возраст, когда учиться не хватало терпения. Но играл, сочиняя что-то свое и получая удовольствие от извлечения самих звуков. Поднимал крышку и перебирал клавиши в порядке, одному мне ведомом. Можно представить, какой грохот стоял. Если дома никого не было, играл на нем часами. Лет шесть у нас был этот рояль. А потом, когда я получил двухкомнатную квартиру, появилась другая мебель и ему не хватило места. Пришлось рояль отдать, просто подарить. Купили пианино. И вот звук нового инструмента настолько мне был неприятен, что я больше к клавишам не прикасался. Какой был прекрасный голос у того разбитого рояля. Какое ощущение полета..."

Поиски своего угла – вот извечная исконно русская тема.

Виктор Колупаев написал о поисках своего угла поразительную повесть "Жилплощадь для фантаста", которую по-настоящему никто еще не прочел. Не прочтены по-настоящему "Жизнь как год", даже "Фирменный поезд "Фомич"", никогда, кстати, не издававшийся в полном, не извращенном цензурой и редакторами варианте.

В 1988 году Виктор Колупаев был удостоен самой престижной по тем временам премии по фантастике – "Аэлита". Но началась перестройка, сломался быт, сломалась система отношений. Виктор надолго замолчал. Только в 2000 году в Томске после почти десятилетнего молчания вышел в свет роман "Безвременье", написанный в соавторстве с Ю.Марушкиным. Моя рецензия в "КО" на этот роман, кажется, была единственной. Да и кто увидит книгу, кто напишет о книге, изданной в количестве 75 экземпляров?

Итог многих лет (может, всей жизни) – поэтическое исследование "Пространство и Время для фантаста" (1994, Томск) вышло тиражом несколько большим – 300 экземпляров. Рецензий на эту книгу вообще не было, книгу не заметили.

"Размышлять специально о Времени по какому-то плану мне не требуется, – писал Виктор. – Что бы я ни делал, о чем бы ни думал, старая загадка постоянно напоминает о себе, тревожит, радует и мучает меня. И вторым словом сознания (подсознания?), что ли, я размышляю о Времени. О Пространстве и Времени.

Наверное, нет ничего особенного в том, о чем я думаю. Не я один. Осознанно или неосознанно об этом думают все. Только чаще обыденно: "О! Уже шесть часов вечера!" О быстротекущем времени, о невозвратном времени, о невозможности остановить его или хотя бы растянуть думает, конечно, каждый. Отсюда и печаль, грусть – самые информационные для меня человеческие чувства. В таком состоянии мне хорошо думается.

Классе в седьмом или восьмом, вот уж и не помню точно, я впервые обнаружил, что существуют Пространство и Время. День, ночь, год, расстояние до школы и до леса – это все я, конечно, знал и раньше. Они были обыденными, естественными и понятными. А вот то Пространство, которое само по себе и в котором живут звезды, то Время, которое тоже само по себе, и в котором живу я и вся Вселенная...

Это поразило меня в ту зимнюю ночь на всю жизнь.

Весь день падал снег, было тепло и вдруг разъяснилось и резко похолодало, но в воздухе еще чувствовалась влажность. Я шел из школы. Наш дом стоял на склоне горы, так что с улицы он выглядел одноэтажным, а в глубине двора становился двухэтажным. И мы жили в последней квартире на втором этаже, окнами на железнодорожную станцию. С того места, где я шел, открывался вид на вокзал, железнодорожные пути, забитые составами, прожекторы на стальных опорах, виадук, депо. Там внизу что-то грохотало, лязгало, гудело, переливалось огнями.

Я остановился и посмотрел чуть вверх, потом выше, а затем вообще задрал голову насколько мог. И тут я обомлел. Я не понимал, что произошло. Я вдруг увидел небо объемным. Одни звезды были ближе, другие дальше, а третьи вообще мерцали из бездонной глубины. Они были цветными: голубыми, желтыми, красноватыми, почти белыми. Какие-то странные фигуры, знаки, таинственные письмена образовывали они на небе. И небо было прекрасно, неописуемо красиво, невыразимо красиво и в то же время жутковато своей необъятностью. Я и прежде тысячи раз видел звезды, они и тогда, они всегда были красивы. Но в эту ночь в них появился какой-то скрытый и непонятный для меня смысл..."

Возможно, это было главным открытием Виктора Колупаева. О нем он писал всю жизнь. Оно позволило ему приблизиться к странной догадке, объясняющей если не все, то многое: "Я не знаю, каким образом Вселенная может выйти из сингулярного состояния. Скорее всего, эта проблема не просто физическая. Но предположим, что скорость фундаментального воздействия начинает уменьшаться и Вселенная выходит из сингулярного состояния. Это происходит не в шуме и грохоте Большого взрыва, а в тихом Сиянии и Славе".

"Если вам повезет, вы и этот роман не заметите", – не без горечи заметил Виктор в прошлом году в Томске на презентации романа "Безвременье". Действие в этом романе (в полном его виде) охватывает Время и Пространство, начиная от возникновения Вселенной до ее конца. "Более того, – добавлял сам Виктор, – оно прихватывает и ту Вселенную, которая будет после ее конца".

Работая над романом, Виктор сажал картошку и другие овощи на мичуринском участке, как называют в Томске сады. Надо было жить. Книги его не издавались очень долго. Старые издательства исчезли, новые не нуждались в романтических и реалистических исследованиях. И силы были уже не те. "Конечно, двадцать лет назад я мог писать без передышки целый месяц, отвлекаясь на прогулку с собакой, – признавался Виктор. – Сейчас я так не могу. Шесть-семь часов такой работы – и просто падаю перед телевизором, не видя, что там показывают, меня это не интересует. Лишь бы он тарахтел. Но мыслей, мне кажется, у меня стало больше. Продолжаю работать над темой Пространства и Времени, параллельно с трилогией. Это философская работа. Мне приятно сидеть за столом, даже не столько писать, сколько читать. Скажем, Платона или Лосева, кого-то еще..."

Время от времени встречаясь за столом, мы заканчивали вечер пением оперных арий. Иногда мешали друг другу, иногда наши голоса сливались.

Очень худой, очень смуглый, Виктор на все смотрел пытливо и с интересом, даже когда был озабочен чем-то, когда был расстроен. Кому-то со стороны он мог показаться человеком скучноватым, замкнутым, но это не так. Он глубоко понимал и чувствовал юмор. Мичуринский его участок располагается за Огурцово (местный аэропорт). Когда "Ту" или "Илы" на форсаже уходят в небо, от рева и ужаса на грядках сами собой закрываются цветы. А если по непогоде рейс отменяют, посмеивался Виктор, все равно в предполагаемую минуту взлета цветы привычно закрываются.

Давно известно, что одним все дается от Бога, другим – от Властей.

Виктор Колупаев принадлежал к первым. Не случайно на знаменитом московском семинаре 1976 года Аркадий Натанович Стругацкий сказал, что Виктор Колупаев пишет интереснее, чем Рэй Брэдбери. Прозвучало это неожиданно, но Аркадий Натанович никогда не отказывался от своих слов. И в Союз писателей Виктор вступал по его рекомендации.

Написав "Безвременье", Виктор Колупаев был убит безвременьем.

http://www.fandom.ru/inter/kolupaev_5.htm

*

С 1970-х годов работал над трудом «Пространство и Время (Физический аспект)», краткое его изложение было издано малым тиражом в 1994 году в Томске под названием «Пространство и время для фантаста».

https://archivsf.narod.ru/1936/viktor_kol...

*

Виктор Дмитриевич, почему вы не любите давать интервью?

— Мне кажется, оно никому не будет интересно. Я не люблю о себе рассказывать, не люблю быть на виду. Впервые вычитал у Декарта, но потом оказалось, что эта мысль еще у древних греков была: "Хорошо прожил тот, кто прожил незаметно". Мне это понравилось — я и сам всегда так думал. И вообще, я родился в Якутии в поселке Незаметном.

— Когда в поезде попутчик спрашивает вас: кем вы работаете, что вы отвечаете?

— Я давно не ездил в поезде — лет семь или восемь. Раньше всегда говорил — инженер, потому что так оно и было.

— С тех пор вам таких вопросов не задавали? Например, в поликлинике любят спрашивать о профессии...

— Когда был там последний раз, назвался литконсультантом. Тогда у чиновников имелась своя клиника, к которой прикреплялись, в том числе, и писатели, художники... Мне туда ходить было стыдно. А в обычной больнице скажешь "писатель" — спросят: "Зачем сюда-то пришел?.." Ну а теперь уже никто не интересуется, по возрасту видно — пенсионер.

— Вы всегда хотели быть писателем?

— Не знаю... В школе стихи писал, даже поэму начал, но серьезно к этому не относился — уже тогда знал, что буду радиоинженером. Позже может и подумывал о писательстве, но моя работа радиоинженера меня слишком увлекала. Например, когда работал с дельфинами — это было куда интересней фантастики. Из томичей только три человека плавали на дельфинах, и я — один из них. "

— Самое фантастическое событие в вашей жизни? Было такое?

— Даже два. Одно, правда, не фантастическое, но потрясло оно меня на всю жизнь. Классе в седьмом увидел звездное небо. Я, конечно, и раньше его замечал, знал, что звезды — это что-то вроде солнца, и вокруг — планеты... Но на этот раз они были потрясающими: огромные, цветные в зимнем морозном воздухе. Я так долго на них смотрел (часа два), что поморозил ноги. Тогда-то я и понял, что значит время и пространство. По-детски, конечно. Позже выяснил и все больше утверждался в том, что ничего в этом не смыслю. Но с того времени всю свою жизнь хотел понять, что же такое пространство и время.

— А сейчас понимаете?

— Понимаю! Не могу, правда, сказать, что познал все до конца, но кажется, на один шаг к решению этой проблемы сумел подойти.

А второе событие действительно фантастическое, и объяснения ему у меня нет до сих пор... Когда дочери было месяцев девять или десять, я пришел с работы с друзьями, а она посмотрела на нас из кроватки, показала пальчиком, засмеялась каким-то безбрежным смехом и сказала: "Капики, дзяпики, аптека". Это был 1961 год. В то время я еще ничего не писал, а она ничего, кроме "мамы" не говорила — у ребенка для таких слов еще голосовой аппарат не сформировался... Я тут же "догадался", что Дзяпики — это мы, аптека означает, что всех нас надо лечить, ну а Капики, видно, место, где все с нами происходит. И в ту минуту я уже точно знал, что буду писать фантастику и напишу роман "Дзяпики". Вечером сел и написал одну страницу будущей повести, правда, а не романа, где главными героями стали дзяпики. После этого года четыре прожил спокойно, а с шестьдесят пятого года начал писать фантастические рассказы.

Больше никаких таинственных случаев со мной не было. Ни с НЛО, ни с чем-либо загадочным не встречался — подобные чудеса меня избегают.

— Значит, в начале всего были капики, дзяпики и аптека...

— Был еще и толчок... В 1965 году журнал "Техника — молодежи" объявил конкурс на фантастический рассказ. Его нужно было составить по опубликованным иллюстрациям. Я сел писать и писал его девять месяцев. Я его вымучивал, но не бросал, потому что твердо решил дописать. А когда закончил, мне так понравилось то чувство, которое я испытал, поставив точку в конце своего плохого рассказа, что я решил обязательно это чувство испытать еще раз, но уже не по заказу. И стал писать. За три года появилось более тридцати рассказов, среди них и "Билет в детство". Сюжетов было много: одни перегорали, тут же рождались другие, но, честно говоря, я уже тогда знал, что все это плохо.

— Какова судьба этих рассказов?

— Первые двадцать я просто уничтожил, чтобы однажды "не дрогнуть". Помню, как-то не выдержал, отдал что-то из раннего в печать, а потом было стыдно. Вот и застраховался, чтобы не дрогнуть в следующий раз.

— Почему вы, радиоинженер, стали писать фантастику лирическую, о не о полетах в космос и гениальных изобретениях?

— А я с этого и начинал. Первые двадцать рассказов как раз и были о космосе, о машине времени. Среди них даже опубликованная повесть "Качели Отшельника". Но однажды я понял, что все это беспомощно в литературном отношении, что герои мои ходульные, людей за ними не видно, только имена. Тогда решил писать о том, что хорошо знаю, и герои стали получаться живыми. С того времени, кажется, с "Билета в детство" и начались другие рассказы... А еще я понял, что нет фантастики о прошлом или о будущем. Любой рассказ — это рассказ о настоящем.

— Что приятнее делать: читать книги или писать книги?

— Я ничего и никогда не писал через силу — кроме того, первого рассказа по картинкам... Мне хватило его одного... Поэтому все, что я пишу, я пишу только потому, что делать это мне приятно.

— Что вы читаете?

— В основном, читаю огромное количество литературы по физике и философии, и чем дальше, тем меньше литературы художественной. Если есть возможность, читаю древних греков и римлян. С огромным наслаждением. Сейчас читаю второй том Тита Ливия, часто перечитываю "Нравственные письма к Луцилию" Сенеки. У меня в библиотеке Плутарх, Платон, Аристотель, Цицерон — собираю все, что попадается. Тут есть и своя корысть: хочу написать, по крайней мере, две книги о древних греках и римлянах. Одну, например, о том, как они воспринимали свет.

— А что вы пишете?

— Не фантастику. Это вообще не художественная, а, скорее, исследовательская работа.

— Почему книгу, в которую вы собрали свои самые любимые произведения, вы назвали "Весна света"? Имеет ли слово "свет" для вас особое значение?

— Во-первых, это не любимые рассказы, а те, за которые мне не стыдно. Ну а во-вторых, тут нужно снова вернуться к седьмому классу. Коротко скажу: главное, чем я всегда занимался — проблема пространства и времени. Периодически, еще со школы, пытался сколачивать "исследовательские" группы для изучения этих вопросов. Группы периодически разваливались, а один я ничего решить не мог. Я и фантастику стал писать потому, что научно не мог найти ответа, и вопросы подсознательно переходили в фантастику. Большинство моих рассказов связано со временем. А решение проблемы пространства и времени связано в какой-то степени со светом... Но все это довольно сложно. Как раз этим я и занимаюсь теперь... Мне не хотелось бы пока говорить об этом, по тому что если все изложить значит выдать в какой-то мере тайну, которую я собираюсь раскрыть примерно через год. Когда я набрел на идею, которую разрабатываю сейчас, я и фантастику бросил — ни одного рассказа не написал за последние годы.

— А напишете еще?

— Я и тороплюсь закончить свое исследование, потому что созрело уже несколько новых фантастических вещей, которые не терпится написать. Правда, совершенно других, не таких, как раньше.

— Какие направления в фантастике вас привлекают, к какому вы причисляете себя?

— Никогда не задумывался над этим. Пожалуй, больше нравится сказочная фантастика... Очень люблю Стругацких, Брэдбери, Шекли...

— Чем отличается советская" фантастика от зарубежной?

— Чтобы говорить об этом, нужно хорошо знать и ту и другую. Я зарубежную знаю очень плохо — она у нас только недавно стала появляться в больших количествах. Последнее время и нашей мало читаю. Может быть, главное отличие: они там раскованы, а мы, советские, имеем очень сильного внутреннего цензора. Пожалуй, за исключением Стругацких... Я, например, могу, кажется, написать остро, но все равно всегда буду думать, как бы написать так, чтобы цензура не поняла, а читатель понял. Всегда приятно, когда удается обмануть первую. И так поступал не только я один. Именно поэтому советская фантастика Западу или американцам не очень понятна.

— Неинтересна?

— Просто непонятна.

— Какое место в вашей библиотеке занимают ваши собственные книги?

— Лежат вон там где-то... Сначала — да, стояли на полке. Но у меня здесь идеальный порядок — подобрано все, что нужно для работы, а мои книги для работы мне не требуются, вот я и убрал их подальше.

— Кто первый читает ваши произведения?

— Редактор.

— А дома?

— ...Дочке как-то показывал то, что десять лет назад написано. А жена... — не знаю. Я считаю за счастье, если она мало моей литературой интересуется, что нет у меня своего домашнего критика. Если критикуют чужие, я никогда не обижаюсь и не переживаю. Однажды при мне кого-то из писателей отчитывала его жена: "Зачем ты так написал... Кто так пишет!" Слушаю и думаю: "Господи, для чего он ей показывает..."

— Верно ли, что ваши любимые темы разговора: о политике, о собаках и об огороде?

— О собаках я действительно люблю говорить, потому что люблю их. Дома у меня всегда живут собаки. Об огороде — больше в шутку... Приятно, что делаешь реальное, полезное дело: вот землю вскопал, навоз привез... А о политике раньше нравилось говорить, когда можно было повлиять на что-то. Например, во времена экологической "борьбы", когда все вопросы в конце концов упирались в обком КПСС. Во время предвыборной кампании радовало то, что и в стране, и в Томске все, в основном, были единомышленниками. Все было просто и понятно: одна партия — коммунистическая, другая — все остальные. Это сейчас демократическое движение развалилось на множество частей... А вообще, на мой взгляд, занятие политикой чрезвычайно противное — это не для меня.

— Приходилось ли вам сталкиваться со сбывшимися предсказаниями того, что происходит с нашей страной?

— Не знаю... Во всяком случае, очень не хотелось бы, чтобы сбылись предсказания писателя Кабакова, в его повести "Невозвращенец". Там 1993 год — на нашей территории 40 государств и в Москве перестрелки. Остался ровно год.

— Но ведь примерно это уже было...

— Нет, там полный хаос, разруха.

— Верите ли вы в политические прогнозы, и какие вам больше нравятся — положительные или отрицательные?

— Ну, как и каждому — положительные... Дело ведь не в том, веришь или нет. Любая система, от атома до Метагалактики, имеет нечто общее: прямые и обратные связи. Они могут быть параллельными, последовательными, положительными, отрицательными и т.д. А в экономике имеется только один механизм обратных связей — это рынок, и ничего другого сделать нельзя, по крайней мере, неизвестно. Именно нам выпало расплачиваться за семьдесят четыре года безумия. Если создадим этот механизм — будем нормальным обществом.

— По всему миру рассуждают о том, как помочь нашей стране, и собирают посылки с продуктами. Если бы вдруг обитателям летающих тарелок — гостям из будущего, из смежного пространства — надо ело молча курсировать над нами, и они тоже решили оказать нам помощь — не обязательно продовольственную — следовало ли бы нам ее принять?

— А почему бы и нет? Я не считаю, что мы обязаны все время искать свои пути развития: слишком дорого это обходится человечеству. Вот Томск: чья это история — сибирских татар или русских? Я не сторонник исключительности русского пути развития, равно как и земного пути. Если бы пришельцы оказали нам помощь, была бы на Земле какая-нибудь смешанная история земного и космического человечества. Я себя в шутку называю гражданином космоса, хотя и не очень верю в пришельцев.

— Как вы считаете, что думают о нас в будущем, что пишут в школьных учебниках?

— Историю все проходили, помним: войны, разрушающиеся и восстанавливающиеся государства, катаклизмы... Все это — внешние проявления каких-то таинственных сил. Вот я читал Ливия: там 26 тысяч убито, там 50... Думаешь: "Господи, сколько бы эти люди могли сделать, если бы их не убили." Я бы писал историю не разрушений, а созидания. Например, писал бы о том, как в разные времена люди воспринимали пространство и время, как относились к свету, об их культуре, искусстве, науке.

— В какого Бога вы верите?

— Не в христианского, не в Будду, не в Магомета, а в некоторую Целесообразность в природе. Моя вера близка к тому, во что верил Эйнштейн.

— Если есть Высшая Целесообразность, то можно верить, что и в нашей стране все тяготы и проблемы разрешатся, если не хорошо, то, по крайней мере, целесообразно?

— Я сказал — в природе. Люди — это другое. Они раздвоены между физическим и психическим. Например, физически человек не может попасть в прошлое, а психически может. Может мысленно вернуться в свое прошлое, и это перевернет всю его жизнь... Но это очень сложная тема.

— Чем вы любите заниматься дома?

— Что значит "дома"? Дома я пишу... Ну, вот шкафы сделал своими руками. Не скажу, что это любимое занятие, но доставляет удовольствие.

— У вас есть желание, которое вы загадаете под Новый год?

— Наверное, загадаю про урожайный год, чтобы войны не было, чтобы погода была хорошей...

— Что в Новом году вы пожелали бы нашим читателям?

— Пожалуй, здоровья, удачи, терпения, спокойствия. Очень не хочу, чтобы какие-то политические катаклизмы произошли еще. Сейчас всем тяжело, но ни ГКЧП, ни новые прокоммунистические партии не сделают нашу жизнь лучше.

Интервью Т. МЕЙКО

http://www.fandom.ru/inter/kolupaev_5.htm

http://www.fandom.ru/inter/

Важной задачей в программе нового государства и характерной чертой советской эстетики было покорение времени, природы и человеческого тела — отдельной клетки государства как тела

1. Согласно советской

идеологии, усилия граждан, в том числе в их индивидуальных привычках и

повседневных делах, не должны были тратиться бесцельно и напрасно: их следовало направить на служение высшей цели — экономической и политической

мощи молодого Советского государства на международной арене. Хотя этот

новый курс и эти новые цели, несомненно, привели к разрыву с традицией

в культуре, обществе и истории идей, если пристальнее рассмотреть отношения между человеческим телом и его окружением в широком смысле — климатом, ресурсами, нечеловеческой жизнью, социальной и экономической системами, — то помимо очевидных отличий можно обнаружить важные точки

пересечения между ранней советской эстетикой и дореволюционными мыслителями, что усложняет нарратив о резкой перемене и наполняет смысловыми оттенками наше понимание перехода от одной эпохи к другой.

В данной статье я рассмотрю преобразование энергии и обмены ею через

границы между человеческим и нечеловеческим в начале ХХ века, чтобы показать проявления преемственности между дореволюционной мыслью и ранней советской эстетикой в малоизученном аспекте2. Для этого я организую

диалог между утопическим романом Александра Богданова «Красная звезда» (1908) и рассказом Александра Беляева «Ни жизнь, ни смерть» (1926) —

научно-фантастическим текстом начала советской эпохи, в котором человеческая жизнь и человеческая деятельность оказываются вплетены в более

разветвленные системы3. моя цель — вычленить противоречия и конфликты внутри на первый взгляд монолитного нарратива о телах, природных ресурсах и экономических системах в начале советской эпохи и выявить пришедшие из дореволюционного времени мотивы, связанные с человеческой

жизнью и деятельностью в окружающей среде в самом широком смысле. Концепция «метаболизма» и ее импликации для преобразования энергии послужит мне рабочей категорией, выгодной точкой аналитического обзора и развернутой метафорой для рассуждений о телах, современности, сотворении и

растворении мира.

102

1 Среди важнейших исторических ресурсов о системе здравоохранения в первые годы

советской эпохи, опубликованных за последнее время, см.: [Bernstein et al. 2010; Solomon, Hutchinson 1990].

2 В конце концов, советские общественные деятели сами видели прямые и органические предпосылки построенного ими общества в философских традициях прошлых

веков: от французского Просвещения до гегелевской и марксистской эстетики. об

этом см., в частности: [Bergman 2019; Cheng 2009; Fitzpatrick 1970; Hoffmann 2017].

3 о преобразовании энергии, в частности у Богданова, см. также статью м. эрли в данном блоке.

тела, почва и системы:

социалистическая утопия Богданова

задуманная после революции 1905 года и написанная в 1910-е, богдановская

тектология была метанаукой системного мышления и универсальной организации. В ней Богданов выделил формы и процессы организации, общие для

всей живой и неживой материи в мире — от физического формирования звезд

до политических движений, и выстроил неантропоцентрическую систему взаимосвязей между человеческой деятельностью, нечеловеческой жизнью, землей

и вселенной4:

[Вселенная] выступает перед нами как беспредельно развертывающаяся ткань

форм разных типов и ступеней организованности — от неизвестных нам элементов эфира до человеческих коллективов и звездных систем. Все эти формы — в их

взаимных сплетениях и взаимной борьбе, в их постоянных изменениях — образуют мировой организационный процесс, неограниченно дробящийся в своих

частях, непрерывный и неразрывный в своем целом [Богданов 1989, 1: 71].

Врач по образованию, политический деятель и теоретик, Богданов сочетал

знание науки — в первую очередь физиологии, но также естественных наук

и техники — с интересом к эмпириомонизму и марксистской социологии.

он не только пытался под эгидой аналогии вывести организационные законы, применимые к таким далеким друг от друга областям, как труд и природа, минералы и человеческие общества, научные и социальные организации и процессы, живое и инертное; он также видел все эти сферы как не

просто аналогичные, а тесно связанные и вовлеченные в постоянные обмены. Не удивительно, что в конце ХХ века тектология была увидена из будущего как ранняя версия кибернетики и системного мышления. В богдановском

научно-фантастическом романе «Красная звезда» читателю предлагается

коммунистическая утопия, развернутая на марсе. Помимо аккумуляции тропов из европейской и русской научной фантастики, популярных научных

журналов той эпохи и всех современных ему теорий вокруг марсианских каналов (возникших в результате неточного перевода употребленного Скьяпарелли слова canali, обозначающего любые протоки — как естественного, так

и искусственного происхождения, — английским словом canals, обозначающим исключительно искусственные каналы, что породило в научных кругах дискуссии о разумном строительстве на марсе), роман «Красная звезда»

устанавливает основные догматы богдановской новой науки в первичной

формулировке5.

103

4 траектория публикации этого трехтомного труда перекрывает водораздел 1917 года.

Первый том появился в 1913 году, второй был окончен летом 1917-го, а третий вышел

в свет в виде серии статей в журнале «Пролетарская культура» в 1919—1920 годах.

В 1922 году трехтомник был опубликован зиновием гржебиным в Берлине как единое издание. Слово «тектология» было изначально введено немецким натуралистом

и врачом эрнстом геккелем и означает исследование регуляторных процессов и организации всех природных систем.

5 После публикации в 1908 году «Красная звезда» была неоднозначно воспринята критикой, но она хорошо продавалась и при переизданиях 1918 и 1929 годов. В 1920 году

состоялась премьера театрального спектакля по мотивам этого романа.

главный герой леонид — революционер, приглашенный принять участие

в экспедиции на Красную планету марсианским инженером мэнни, который

в конспиративных целях действует на земле под видом «товарища с юга». Во

время пребывания на марсе леонид узнает о цивилизации, которая достигла

социальной стабильности, что разительно отличает ее от земного человечества — и особенно от российского общества, бушующего в преддверии революции 1905 года. В конце, после того как он убивает ученого, который настаивает

на колонизации земли и уничтожении ее жителей, леонид признан недостойным оставаться на Красной планете и отправлен назад в Россию: там он попадает в психиатрическую лечебницу, где и пишет свои воспоминания, составляющие текст романа.

На марсе леонид наблюдает за возможным вариантом социалистического

будущего. тщательно разработанная система обратной связи, организации информации, статистики, ранних компьютерных сетей, регуляции, логистики и

инфраструктуры, а также определенное в результате вычислений «равновесие»

[Богданов 1908: 60] между существующей и желаемой ситуацией в промышленном производстве — всё это составные элементы богдановской тектологической теории. Например, концепция подвижного равновесия сформулирована

в «тектологии» следующим образом:

организм в своей жизнедеятельности постоянно затрачивает, теряет, отдавая

окружающей среде, свои активности, в виде вещества своих тканей и энергии

своих органов. это не мешает ему оставаться — приблизительно, практически —

«тем же самым», т.е. сохраняться. Взамен затраченного он столь же непрерывно

берет, усваивает из окружающей среды элементы ее активностей, в виде пищи,

в виде энергии получаемых впечатлений, и т.п. [Богданов 1989, 1: 197—198].

На марсианской фабрике, которую посещает леонид, человеческое тело и

средства производства гармонически скоординированы: «Были неуловимы

и невидимы со стороны те нити, которые связывали нежный мозг людей с несокрушимыми органами механизма» [Богданов 1908: 58]. Само слово «орган»

тектологически указывает на структурную общность тел и машин. тем не менее Богданов — это не гастев6. Хотя марсианское общество и разработало усовершенствованную инфраструктуру, это не отменило для него перспективу

борьбы и вымирания. экономика обмена, описанная в «тектологии», отнюдь

не гармонична, согласованна и бесконфликтна: расширение и процветание

одной системы происходит за счет других. В «Красной звезде» угроза счастью

и благополучию на марсе проистекает не из классовых различий или дисбаланса труда и капитала: гармония между всеми жителями давно достигнута, —

она исходит от неизбывной борьбы с природной средой и, в частности, от изменения климата, болезней и в первую очередь от истощения минеральных

и радиоактивных ресурсов. По сути, само стремление к знанию в марсианском

обществе обусловлено этим масштабным столкновением. Как отмечает марсианский доктор Нэтти, умеряя восторги леонида по поводу мэнни и его научных достижений, «разве не природа предоставила ему все элементы и все

зародыши его комбинации? и разве не из самой борьбы человечества с при-

104

Елена Фратто

6 А.К. гастев (1882—1939) — профсоюзный деятель, поэт и писатель, теоретик научной

организации труда и руководитель Центрального института труда.

родой возникли все живые стимулы этих комбинаций?» [там же: 32]7. В «тектологии» Богданов утверждает, что жизнь организма — это «борьба со средой

за существование, за непрерывное сохранение этого комплекса; а оно, как

мы знаем, сводится к подвижному равновесию со средой, к процессам ассимиляции — дезассимиляции» [Богданов 1989, 2: 209]. В кратком экскурсе в недавнюю историю планеты, до установления нынешнего «социального мира»,

мэнни показывает леониду постройку каналов для искусственного орошения

полей, капитализм и финансовую систему, борьбу земледельцев с землевладельцами, прогрессирующее опустынивание планеты и вызванную им миграцию населения, занятого в сельском хозяйстве, как единую причинно-следственную цепочку, где все явления неизбежно взаимозависимы [Богданов 1908:

46—48]. Подобные отношения и хрупкий баланс характерны не для одного

марса. Недостаток природных ресурсов, особенно радиоактивного минерала,

необходимого для производства вожделенной минус-материи, обеспечивающей движение марсианского транспорта и в первую очередь этеронефов —

межпланетных кораблей, заставил марсианских ученых задуматься о колонизации близлежащих планет, богатых этими ресурсами, чтобы вести там добычу

ископаемых, необходимых для выживания марсианского общества. После того

как от захвата земли отказались, объектом марсианских колониальных амбиций стала Венера. гармоничное, функциональное и утопичное марсианское

общество, которое на первый взгляд представлялось свободным от всех земных забот, обнаружило свою весьма осязаемую, физическую, материальную

сторону, состоящую в геологодобыче, сельскохозяйственной инфраструктуре,

колонизации и борьбе за существование. Хотя марсиане и живут в гармонии,

ставят единство и коллектив выше, чем индивидов, и практикуют взаимные

переливания крови для долгожительства как «товарищеский обмен жизни»

[там же: 85], их система совсем не самозамкнута, а мировоззрение вовсе не

самореференциально. Стабильность и самое существование марсианского населения и созданных им институтов тесно переплетены с положением вещей

в остальной Вселенной, без какой-либо заданной иерархии. Все, чего достигли

марсиане, должно быть скоординировано с целым и часто получено метаболически, путем энергетических обменов. Когда инженер мэнни описывает своим

товарищам преимущества разработки радиоматерии на Венере, он признает,

что «придется, конечно, одновременно вести энергичную борьбу с природными условиями, ограждая себя от губительного климата, неизвестных болезней и других опасностей» [там же: 129]. эволюция общества, его политическая

организация и экономическая система переплетаются с биологией, экологией,

геологией — здесь нет особых исключений для какого бы то ни было вида,

в том числе и марсиан. Все является частью одной огромной межпланетной

системы, и все факторы считаются равно значимыми. «Чем теснее наше человечество смыкает свои ряды для завоевания природы, тем теснее смыкаются

и стихии для мести за победы», — объясняет астроном энно повествователю

во время беседы в музее [там же: 77]. Недостаток ресурсов, изменение климата, истощение природных богатств — все это принимается во внимание жителями Красной планеты: они даже рассматривали синтез белков из неорга-

105

Метаболизм современности...

7 эта концепция, судя по всему, резонирует с представлениями Петра Кропоткина

о борьбе между видами и окружающей их средой в противоположность кооперации

между представителями одного вида. об этом см. статью Р. Николози из данного блока.

нической материи как способ снизить дефицит продуктов питания и избежать

колонизации, но вскоре отвергли этот план, поскольку его осуществление также потребовало бы радиоактивных ресурсов, которых на планете и без того не

хватает. В метаболических обменах, фигурирующих в тексте романа, будь они

физическими (борьба со стихиями, добыча минералов) или физиологическими (переливание крови, проект производства еды из неорганики), проявляется отсутствие иерархий, принятых для энергетических обменов между живой и неживой материей, при этом существует паритет между природными и

нечеловеческими силами — и человеческой жизнью и деятельностью, которые

не являются определяющим фактором, а включаются в (планетарный) контекст и перспективу.

метаболизм и/как энергетический обмен

Концепция «среды» лежит в самом сердце богдановской тектологии:

мы знаем, что среда соотносительна организму; она, следовательно, расширяется

и усиливает свои воздействия на него, поскольку он развертывает в ней свои активности, она суживается и ослабляет свое давление, поскольку он сокращает

свои деятельные проявления [Богданов 1989, 2: 163].

теория систем в формулировке Богданова, несомненно, испытала на себе влияние двух концепций середины XIX века: теории среды Клода Бернара, установившей ряд процессов, в ходе которых жизненные функции (внутренняя

среда организма) регулируются посредством обменов с окружающим миром

(внешней средой)8, и агрохимии Юстуса фон либиха, сформулированной в его

книге «органическая химия в ее применении к сельскому хозяйству и физиологии» (1840), где показано, как минералы проникают в растительные, животные и человеческие организмы при посредстве почвы9. Существенная для

обеих теорий концепция метаболизма (Stoffwechsel) была впервые предложена

немецким врачом Юлиусом фон майером («органическое движение в его связи с обменом веществ», 1845) как часть его размышлений об энергии, которые

привели к формулированию первого закона термодинамики и позже были использованы либихом для описания энергетических обменов между царствами

растений, животных и минералов.

106

Елена Фратто

8 Французский врач Клод Бернар впервые обнаружил взаимоотношения между внутренней средой организма (milieu intérieur) и окружающей его внешней социальной

и природной средой (milieu extérieur) в 1850-е годы и продолжил уточнять эту теорию до самой своей смерти в 1878 году. В своих лекциях «жизненные явления, общие животным и растениям» он утверждал, что «постоянство среды предполагает

совершенство организма, так что внешние изменения каждый момент компенсируются и уравновешиваются. Как следствие, будучи далеко не безразлично к внешнему миру, высшее животное, напротив, находится в тесных и мудрых отношениях

с ним, так что равновесие достигается путем продолжительной и бережной компенсации, установившейся как исключительно тонкий баланс» [Bernard 1974: 19]. теории Бернара легли в основу концепции гомеостаза, сформулированной Уолтером

Брэдфордом Кенноном в 1926 году.

9 о восприятии и реинтерпретации агрохимии фон либиха в российской науке, политике и культуре см.: [Erley 2018].

Во второй половине XIX века метаболические процессы, естественно, стали излюбленной аналогией в дискуссиях о месте человечества в природе. Как

утверждает Джон Беллами Фостер, Карл маркс интересовался процессами

обмена веществ в то время, когда ученые только открывали их, и избрал концепцию метаболизма для описания земли и нечеловеческих агентов. Фостер

показывает, что в «Капитале» маркс определяет труд как «процесс, совершающийся между человеком и природой, процесс, в котором человек своей собственной деятельностью опосредствует, регулирует и контролирует обмен веществ между собой и природой» [маркс, энгельс 1960: 188]. Капитализм же

вызвал «метаболический разрыв» в результате отчуждения крестьян от земли

с целью получения от нее большего количества ресурсов, чем она была способна метаболически произвести [Foster 2000: 141]10. Богданов перевел все

три тома «Капитала» на русский язык (они были опубликованы между 1907

и 1910 годами) и, следовательно, был знаком с марксовской интерпретацией

метаболических процессов.

Как и следовало ожидать, концепция обмена веществ все еще пронизывала

философию природы и общества в России начала ХХ века. Что гораздо удивительнее, она занимала важное положение и в российской эстетике — даже

после глубинных преобразований, произошедших после октябрьской революции. очевидно, что в эпоху, когда власти перекраивали национальный ландшафт, обращая реки вспять, меняя их направление с помощью дамб и каналов

и достигая ранее немыслимого севооборота с помощью сельскохозяйственной

инженерии, государственный контроль за телами граждан и формирование

нового советского человека с помощью открытий в области биологии, диетологии, механической инженерии и всех «революционных экспериментов», которые Николай Кременцов подробно описывает в своей работе [Krementsov

2014]11, были неразрывно связаны с построением советской природной окружающей среды. В пределах этой системы, где человеческое тело стало во многих отношениях первой экспериментальной площадкой революции12, а советская цивилизация упивалась новоприобретенной властью над временем и

природой, предполагалось, что преобразование энергии между человеческими

и нечеловеческими единицами будет протекать в рамках иерархических отношений с новым советским человеком и советской цивилизацией, обособленной в своем превосходстве. Концепция обмена веществ позволит нам разметить и понять эти отношения и объяснить их связь с дореволюционной наукой

и эстетикой.

107

Метаболизм современности...

10 здесь Фостер цитирует маркса: [Marx 1976: 283; 1981: 949—950, 959]. См. также:

[Foster et al. 2010: 159]. идею о том, что почва может быть «истощена», маркс почерпнул именно из книги либиха «органическая химия в ее применении к сельскому

хозяйству и физиологии» (1840). Недавно рассуждения маркса получили развитие

в работе: [Wark 2015]. В теориях антропоцена концепция метаболизма используется для описания способности земли перерабатывать отходы и выбросы CO2 (см.:

[Crutzen, Stoermer 2000]).

11 о сотрудничестве между советскими властями и учеными см. также: [Graham 1990;

Siniavskii 1990: 114].

12 о сближении политической программы и пропаганды общественного здоровья

в первые годы советской власти см.: [Starks 2008].

Биоритмы, исторические процессы

и окружающая среда

Не собираясь сдавать свои позиции в науке, метаболизм стал передовой областью исследований в раннесоветской биологии. Удаление гланд и органотерапия для омоложения были популярными тенденциями как в Европе, так и

в России; понятия о гормонах и метаболических ритмах в целом укоренялись

в коллективном воображаемом и в литературной эстетике, обусловливая появление новых форм взаимодействия между человеческими телами и окружающей их природной, социальной и политической средой13.

Ассоциация между процессами жизнедеятельности и развертыванием

исторических процессов имеет традицию — сколь долгую, столь и интригующую, и приобретает особенную остроту, когда речь заходит о теле вождя. Когда

останавливаются процессы жизнедеятельности вождя, останавливается и история, как это показано в фильме Дзиги Вертова «три песни о ленине» (1934).

В фильме Вертова биоритмы вождя связаны с историей и окружающей средой

причинно-следственными отношениями, которые утверждают иерархии и

подчеркивают дистанцию между этим телом и окружающим пространством,

которое издалека испытывает воздействие, произведенное прерыванием жизненных функций ленина. Связи между метаболическими ритмами и процессами человеческого тела и окружающей средой исследуются и в рассказе Беляева

«Ни жизнь, ни смерть», где они представлены не как причинно-следственные

отношения, а как глубокая включенность, что подвергает серьезному сомнению государственный нарратив об энергетическом обмене и агентности и позволяет читателям бросить взгляд за его пределы.

Питание и преобразование энергии

Если более внимательно рассматривать безотходное преобразование энергии

и отлаженный метаболизм Советского государства как тела, на первый план

выходят вопросы питания — в том числе получения исходных продуктов и логистика приготовления и распределения пищи14. В энергетической экономике,

немало напоминавшей термодинамику, особо выделялись инструкции по питанию.

Как подчеркнул Алексей Гастев в своей книге 1923 года «Юность, иди!»

108

13 о ранней российской эндокринологии и специализирующихся в ней заведениях см.:

[Krementsov 2014: 97—126]. Культурные и эстетические отклики на достижения этой

передовой отрасли в первые годы советской власти изучались как литературоведами, так и историками — см., например: [Adams 2013; Naiman 1997].

14 одержимость руководителей молодой Советской республики вопросами питания

объясняется не только постоянным голодом революционной эры, но и колоссальными усилиями партии и чиновников от здравоохранения, направленными на то,

чтобы регламентировать производительность труда и, следовательно, как мы уже

видели, функционирование тел рабочих. образ жизни рабочих за воротами фабрики стал предметом особого внимания, поскольку именно там могла происходить

бесцельная трата энергии. В этом же ряду и проблема мастурбации как распыления

продуктивной и репродуктивной энергии — см.: [Bernstein et al. 2010: 129—145]. занятия физкультурой, напротив, поощрялись как положительная практика но, как

и все остальное, строго регулировались.

иди!», тела рабочих должны быть заправлены, чтобы они могли оперировать

промышленной техникой и поддерживать движение экономики вперед на всех

парах. В одной из таблиц, напечатанных в этой книге, он рекомендует диету

из ограниченного набора продуктов в умеренных количествах для поддержания всех видов активности [гастев 1923: 55]:

III. 15 весенних дней в 1921 году.

A. Деятельность организма:

В день

9 ч. 32 м.

1 ч. 28 м.

1 ч. 30 м.

5 ч. — м.

— ч. — м.

6 ч. 30 м.

24 ч. ½ 15 Всего

143 ч.

22 ½ ч.

22 ч.

75 ½ ч.

— ч.

97 ½ ч.

360 ч. Умств[енной] работы

Физич[еской] работы

Ходьбы

Сна

Не фиксиров[ано]

Дом[ашняя] работа

Б. Количество пищи:

Хлеба черн[ого]

лука

Картофеля

орехов

Суш[еных] яблок,

разм[оченных] в воде

Воды 8 ½ ф.

4 шт.

4 шт.

2 шт.

1 ф.

18 кр.

Чиновники от здравоохранения разработали детальные инструкции по питанию, которые подчеркивали важность калорий для достижения телесной силы

и продуктивности15. В начале 1920-х годов производство, распределение и потребление еды было так же четко расписано, как поставки угля для обеспечения работы фабрик. Расширяющаяся инфраструктура (железные дороги и

каналы) обеспечивала доставку продуктов, которые обрабатывались, упаковывались и распределялись по разным городам — или готовились, подавались

и съедались в огромных рабочих столовых. так калории, произведенные при

переваривании еды, преобразовывались в энергию, питавшую рабочую силу

фабрик. Питание и промышленное производство оказывались тесно связанными через тело рабочего и его обмен веществ. С юных лет советские граждане

призваны были следовать этим принципам; множество иллюстрированных

детских изданий первых послереволюционных лет было посвящено производству пищи. от соли до чая, от сахара до сыра — советские дети могли узнать

о регламентированном процессе получения, преобразования и распределения

продуктов, перелистывая страницы книжек. эти рассказы с картинками описывают окружающую среду, промышленное производство и преобразование

109

Метаболизм современности...

15 В то же время, если верить официальному нарративу, революционеры почти не ели.

ленин, например, довольствовался в основном крепким чаем. В рамках концепции,

которую эрик Найман называет «революционной анорексией» [Naiman 1997: 208—

249], гастрономическое (и сексуальное) потребление и удовольствие рассматривались как буржуазные и постыдные.

энергии, воплощая как свершение, так и стремление — мечту о четко отлаженном, продуктивном государстве-машине, которое на тот момент было еще

скорее желанной целью, чем реальностью. В такой эффективной системе, которая предлагала четкую иерархию с людьми на вершине, обособленными

в своем превосходстве, почти полностью порвавшими с естественной средой и

возвышающимися над ней, что делало все остальное ресурсом, который можно эксплуатировать на благо Советского государства, пустая трата энергии

была недопустима.

В корпусе ранней советской литературы, где был задан контраст между

энергетически эффективным советским обществом и расточительным и бесцельным капиталистическим западом, рассказ Беляева «Ни жизнь, ни смерть»

выделяется обращением к проблеме сплетения человеческого и нечеловеческого в таком аспекте, что подвергает сомнению официальный нарратив. Казалось бы, проигрывая заезженную дорожку безопасного жанра пропаганды,

этот текст, по сути, движется против течения, перераспределяя агентность и

разрабатывая крупномасштабные вопросы и сценарии, которые раскрывают

ограниченность советского эксперимента. Давайте подробнее рассмотрим это

произведение, в котором сходятся многие, если не все, линии, которые мы прослеживали выше: энергия, окружающая среда, метаболизм, капитализм и текст.

температура тела и глубокое время

застывшее время и застывшие образы, которые мы отметили выше в фильме

Вертова, довольно прямо наводят на мысль о состоянии анабиоза, вызванного

замораживанием тела — техникой, разработанной в теории и впервые примененной на практике русским ученым Порфирием Бахметьевым в начале

ХХ века16. Предложенная Бахметьевым процедура состояла в том, что животные организмы — сначала насекомых, затем летучих мышей и других теплокровных млекопитающих — подвергали экстремально низким температурам,

пока их процессы жизнедеятельности не прерывались и они не приходили

в состояние на границе жизни и смерти. затем он возвращал их к жизни, снова

повышая температуру. Ученый не проводил экспериментов на людях, и его исследование анабиоза было практически прекращено, когда разразились революция и гражданская война. и все же литературное воображение занимали

перспективы бахметьевских открытий, так что в ранней советской научной

фантастике возникал вопрос, каковы отношения между жизненными функциями человека и геологическими процессами и как экономические и социальные системы могут изменить или подорвать эти отношения17. В рассказе

Александра Беляева «Ни жизнь, ни смерть»18 анабиоз применяется при перевозке и продаже продуктов питания. Скот замораживают заживо в Австралии

и перевозят в Европу, чтобы обеспечить ее свежим мясом, — своего рода раз-

110

Елена Фратто

16 Подробнее об исследованиях и инновационных теориях Бахметьева, его пестрой научной карьере и культурной среде, в которой он работал, см.: [Krementsov 2014: 65—96].

17 Пьеса «Клоп» (1928) маяковского содержит самое известное описание анабиоза в русской литературе.

18 Рассказ был опубликован в пятом и шестом номерах журнала «Всемирный следопыт»

за 1926 год.

витие идеи «сушеных яблок, размоченных в воде», предложенной гастевым

в его диетической таблице. В тексте открытие Бахметьева имеет огромное влияние и на глобальные рынки, и на питание. «Прожектер» Карлсон убеждает

углепромышленника мистера гилберта использовать процедуру замораживания на людях, чтобы вводить безработных в анабиоз на время экономических

кризисов. он предлагает хранить уволенных рабочих в подземных камерах

в гренландии за полярным кругом, пока экономические обстоятельства не стабилизируются, а затем размораживать их и вновь принимать на работу. План

был осуществлен, но не спас английский капитализм от кризиса. Возмущенные предельной эксплуатацией рабочие подняли бунт и решили разморозить

товарищей, чтобы они могли присоединиться к борьбе. Чтобы предотвратить

это, Карлсон и гилберт взорвали шахты с телами, были за это наказаны, но замороженные погибли, проект в целом катастрофически провалился, что доказало бесчеловечность западной экономической системы.

язык, которым описан проект Карлсона и гилберта, синтезирует семантически самые разные сферы: от торговли до анатомии, от социальных наук до

технологии. Находящиеся в анабиозе рабочие воспринимаются другими персонажами как «мороженая человечина», а сам процесс замораживания как

«“консервирование” безработных» [Беляев 1985: 233, 252]. отсутствие границы между человеческими и нечеловеческими, живыми и неживыми единицами проявляется, в сущности, на уровне стиля рассказчика и выбора словаря, —

что распространяет точку зрения Карлсона и гилберта, не видящих разницы

между людьми, животными и вещами, на весь повествовательный универсум

рассказа. так, например, на первых страницах у «прожектера» Карлсона волосы стоят, «как у ежа», и в то же время он вскакивает, «как на пружине» [там

же: 233, 234]. Как и Богданов, Беляев использует аналогию, но быстро выходит

за ее пределы, постулируя обмены между различными сферами. Стиль и словарь с первых страниц подготавливают нас к одной из самых пронзительных

сцен во всем тексте, описывающей физические переживания рабочего Бенджэмина Джонсона, когда ему понижают температуру тела:

Скоро он почувствовал все усиливавшийся холод. Наконец холод стал невыносимым… все члены его тела как бы окаменели… Сознание его стало мутиться.

и вдруг он почувствовал, как приятная теплота разливается по его телу. Но

это был обман чувств, который испытывают все замерзающие: в последнем усилии организм поднимает температуру тела перед тем, как отдать все тепло

холодному пространству. В это короткое время мысли Джонсона заработали

с необычайной быстротой и ясностью. Вернее, это были не мысли, а яркие образы. он видел свой сад в золотых лучах солнца, яблони… (курсив мой. — Е.Ф.)

[там же: 249—250].

Биоритмы Джонсона, доведенные до предела, находят выражение в языке и

образности энергетических обменов («приятная теплота разливается по телу»,

«отдать все тепло холодному пространству»), взаимосвязи человека с землей

(«все члены его тела как бы окаменели») и долгосрочной временной перспективы с планетарным, сверхчеловеческим видением («с необычайной быстротой и ясностью», «в золотых лучах солнца»).

В приведенном выше фрагменте метаболизм земли в гренландии и жизненные функции человека как будто сливаются, когда Джонсон засыпает в холодном и глубоком чреве северных земель. это слияние с землей навсегда.

111

Метаболизм современности...

Даже после того как Джонсон был разморожен и возвращен в Англию десятилетия спустя, «он был чем-то вроде ожившей мумии, археологической находкой занятного предмета старины» [там же: 256]. Подобно лесам, которые

сохраняют энергию и отдают ее в виде угля, когда их добывают на стадии окаменения, мумифицированный рабочий является квинтэссенцией потенциала:

рабочая сила и капитал одновременно, замороженные на время. В рассказе

Беляева планета земля порождает уголь, который питает экономику, а также

обеспечивает температуру, необходимую для хранения замороженных тел рабочих, которые, в свою очередь, подобны углю и другим минералам в том, что

они генерируют энергию и эксплуатируются в качестве рабочей силы.

В этом контексте параллель, которую прочерчивает Карлсон между рабочими в анабиозе и замороженным скотом, делает еще более очевидным тот

факт, что эти люди просто звено в цепи промышленного производства для глобального рынка. заправленные едой, рабочие производят труд и обеспечивают

накопление капитала. их метаболизм, таким образом, лежит в самом сердце

этого процесса, и в идеальном мире он должен гармонично сочетаться с метаболизмом земли, а также с государством как организмом и его экономическими и социальными целями. В «тектологии» Богданов описывает энергетический обмен и преобразование энергии в разных системах (в особенности

ассимиляцию и дезассимиляцию) в выражениях, которые резонируют с взаимосвязями, установленными в рассказе Беляева:

…устойчивость целого, системы, повышается тем, что одна часть усваивает то, что

дезассимилируется другой, и обратно. так… обмен продуктов есть выражение обмена трудовых активностей. земледелец тратит, т.е. дезассимилирует свою рабочую энергию на производство хлеба; общество «ассимилирует» эту самую энергию через потребление хлеба; в то же время другие трудовые элементы общества

«дезассимилируют» другие виды рабочей энергии, производя иные продукты;

а земледелец ассимилирует те виды энергии, потребляя их продукты, полученные

в обмен на свой хлеб [Богданов 1989, 2: 18—19].

В рассказе Беляева, где действие происходит в Англии, цепь оказывается ненадежной из-за расточительности капитализма. эффективное же тело-государство обладает продуктивным метаболизмом, так что энергия обнаруживается,

производится, преобразовывается и используется оптимально посредством

человеческого тела — такова очевидная мораль рассказа. и все же этот текст,

благодаря заложенным в него идеям и избранному стилю, демонстрирует ограниченность нарратива о продуктивности и целеустремленности и выталкивает

на первый план более масштабные проблемы окружающей среды, поворотов

истории, глубокого времени, глобального производства и товарооборота, энергии и смысла. Размышления о роли человеческой деятельности в рамках геологического и астрономического времени проникают в текст и через других

персонажей: лесли — астронома, который хочет периодически погружаться

в анабиоз, с тем чтобы его размораживали для наблюдения за очередным

крупным планетарным событием, и мерэ — молодого поэта, который увлечен

идеей возможного бессмертия, что отражает способность искусства преодолевать время и повседневные человеческие заботы. Поэтика извлечения и сохранения указывает на напряжение между двумя измерениями темпоральности: с одной стороны, — капиталистическим горизонтом Карлсона и гилберта,

в котором метаболизм призван служить краткосрочным целям накопления

112

Елена Фратто

капитала, что становится почти буквальным воплощением девиза Бенджамина Франклина «Время — деньги» (дневник и афоризмы Франклина были

популярным чтением в России еще в XIX веке, как показывает глубокий интерес к нему толстого19); а с другой стороны, — преобразованием энергии, происходящим в рамках глубокого времени (воплощением чего становится уголь)

и уходящим за горизонт долгосрочного времени, что становится возможным

благодаря анабиозу. таким образом, «Ни жизнь, ни смерть» вносит человеческие организмы и человеческую деятельность в более широкий порядок вещей

и заставляет по-новому взглянуть на желание Советов держать под контролем

как человеческий организм, так и природную среду и использовать их обоих

для достижения экономического и политического роста. Хотя на беглый взгляд

этот текст поддерживает советскую пропаганду, критикуя капитализм, на более глубинном уровне он обличает поверхностность и неустойчивость официального нарратива и неожиданно оказывается связан с дореволюционными

концепциями и теориями20, демонстрируя включенность человеческого тела

и человеческой деятельности в более масштабные отношения, а также энергетические обмены и преобразование энергии между человеческими и нечеловеческими единицами, происходящими в окружающей среде с рассеянным

агентностью, свободной от заданных иерархий.

заключение

Как Богданов, так и Беляев обратились к научной фантастике, чтобы выразить

свой взгляд на взаимосвязанность систем и паратактические отношения между человеческими и нечеловеческими единицами и процессами. Поэтика извлечения, энергетического обмена и метаболической активности, происходящих как в глубоком времени, так и в краткосрочной перспективе, раскрывает

очевидные взаимосвязи между различными областями в рамках более широкого порядка вещей, где люди (или марсиане) постоянно имеют дело со своей

включенностью в окружающую среду, поскольку пытаются поддержать созданное ими социоэкономическое равновесие и избежать вымирания. Никто

не может избежать этой борьбы, ссылаясь на обособленность, которую дарует превосходство. метаболическая активность, которую мы проследили в беляевском тексте, предлагающем невероятно широкий обзор и отражающем

глубокую связь биоритмов не только с экономическими системами, но также

в особенности с геологическим и астрономическим временем и процессами,

вступает в резонанс с теориями Богданова и проникается ими. Приветствуя

создание нового человека, рассказ Беляева на первый взгляд приспосабливается к государственному нарративу, однако при более пристальном рассмот-

113

Метаболизм современности...

19 См.: [эйхенбаум 1922: 26].

20 В те же годы Владимир Вернадский читал лекции и публиковал статьи о геохимии

и биосфере, в которых выдвигал теории, которые начал формулировать еще до революции. он начал работать над своей теорией биосферы в 1917 году, а впервые использовал сам термин «биосфера» в 1914-м. В «геохимии» (1924) он утверждал, что

энергия Солнца движет биосферой, как термодинамический двигатель, производящий жизнь. Хотя слово «биосфера» было введено венским геологом эдуардом зюссом в 1875 году, мы знаем и используем называемую им концепцию именно в формулировке Вернадского.

рении можно увидеть, как значимо в нем присутствуют глубокое время, астрономические шкалы, сверхчеловеческое видение и ежегодные, ритмичные

природные циклы, на которые опирается добыча пропитания, что неизбежно

заставляет взглянуть по-новому на программу и цели молодого Советского

государства. Потребление пищи, терморегуляция, преобразование энергии —

все это призвано постулировать погруженность нового человека в окружающую среду и предложить читателю пересмотреть существующие официальные

иерархии «живого — неживого», требуя распределенной агентности. Сценарии

научной фантастики Беляева обнаруживают крепкую связь с дореволюционной наукой и натурфилософией, несмотря на разительные перемены, которые

революционная идеология и эстетика внесли в понимание жизни человека

в среде.

Пер. с англ. Арины Волгиной

Библиография / References

114

[Беляев 1985] — Беляев А.Р. Ни жизнь, ни

смерть // Беляев А.Р. Собрание сочинений: В 5 т. т. 4. л.: Детская литература,

1985. С. 231—259.

(Belyaev A.R. Ni zhizn’, ni smert’ // Sobranie sochineniy: In 5 vols. Vol. 4. Leningrad, 1985.

P. 231—259.)

[Богданов 1908] — Богданов А.А. Красная звезда (Утопия). СПб.: т-во художественной

печати, 1908.

(Bogdanov A.A. Krasnaya zvezda (Utopiya). Saint

Petersburg, 1908.)

[Богданов 1989] — Богданов А.А. тектология:

Всеобщая организационная наука: В 2 кн.

м.: экономика, 1989.

(Bogdanov A.A. Tektologiya: Vseobshchaya organizatsionnaya nauka: In 2 bks. Moscow, 1989.)

[гастев 1923] — Гастев А. Юность, иди! м.:

ВЦСПС, 1923.

(Gastev A. Yunost’, idi! Moscow, 1923.)

[маркс, энгельс 1960] — Маркс К., Энгельс Ф.

Сочинения: В 50 т. т. 23. м.: гиПл, 1960.

(Marx K., Engels F. Collected Works: In 50 vols.

Vol. 23. Moscow, 1960.)

[эйхенбаум 1922] — Эйхенбаум Б.М. молодой

толстой. Пг.; Берлин: изд-во з.и. гржебина, 1922.

(Eikhenbaum B.M. Molodoy Tolstoy. Petrograd; Berlin, 1922.)

[A

dams 2013] — Adams M. The Soviet Nature-Nurture Debate // Science and the Soviet Social

Order / Ed. by L. Graham. Cambridge, MA:

Harvard UP, 2013. P. 94—138.

[Bergman 2019] — Bergman J. The French Revolutionary Tradition in Russian and Soviet Politics, Political Thought, and Culture. Oxford:

Oxford UP, 2019.

[Bernard 1974] — Bernard C. Lectures on the Phenomena Common to Animals and Plants. Springfield, IL: Charles C. Thomas, 1974.

[Bernstein et al. 2010] — Soviet Medicine: Culture,

Practice, and Science / Ed. by F. Bernstein,

Ch. Burton, D. Healey. DeKalb, IL: Northern

Illinois Press, 2010.

[Cheng 2009] — Cheng Y. Creating the “New Man”.

From Enlightenment Ideals to Socialist Realities. Honolulu: University of Hawai’i Press,

2009.

[Crutzen, Stoermer 2000] — Crutzen P.J., Stoermer E.F. The ‘Anthropocene’ // IGPB Newsletter. 2000. No. 41. P. 17—18.

[Erley 2018] — Erley M. Models of Soil and Society:

The Legacy of Justus Liebig in Russia and the

Soviet Union // Eurasian Environments: Nature

and Ecology in Imperial Russian and Soviet

History / Ed. by N.B. Breyfogle. Pittsburgh:

University of Pittsburgh Press, 2018. P. 133—

146.

[Fitzpatrick 1970] — Fitzpatrick S. The Commissariat of Enlightenment: Soviet Organization of

Education and the Arts under Lunacharsky.

Cambridge: Cambridge University Press,

1970.

[Foster 2000] — Foster J. Marx’s Ecology: Materialism and Nature. New York: Monthly Review

Press, 2000.

[Foster et al. 2010] — Ecological Rift: Capitalism’s

War on the Earth / Ed. by J.B. Foster et al.

New York: Monthly Review Press, 2010.

[Graham 1990] — Science and the Soviet Social

Order / Ed. by L. Graham. Cambridge, MA:

Harvard University Press, 1990.

[Hoffmann 2017] — Hoffmann D. The Great Socialist Experiment? The Soviet State in Its International Context // Slavic Review. 2017.

Vol. 76. № 3. P. 619—628.

[Krementsov 2014] — Krementsov N. Revolutionary Experiments: The Quest for Immortality

in Bolshevik Science and Fiction. Oxford:

Oxford University Press, 2014.

[Marx 1976] — Marx K. Capital: In 3 vols. Vol. 1.

New York: Vintage, 1976.

[Marx 1981] — Marx K. Capital: In 3 vols. Vol. 3.

New York: Vintage, 1981.

[Naiman 1997] — Naiman E. Sex in Public: The Incarnation of Early Soviet Ideology. Princeton,

NJ: Princeton University Press, 1997.

[Siniavskii 1990] — Siniavskii A. Soviet Civilization:

A Cultural History. New York: Arcade Publishing, 1990.

[Solomon, Hutchinson 1990] — Health and Society

in Revolutionary Russia / Ed. by S.G. Solomon,

J.F. Hutchinson. Bloomington, IN: Indiana University Press, 1990.

[Starks 2008] — Starks T. The Body Soviet. Madison, WI: University of Wisconsin Press, 2008.

[Wark 2015] — Wark M. Molecular Red: Theory for

the Anthropocene. New York: Verso, 2015.

115

Журнал "Новое литературное обозрение" №1 за 2023 г., с.101-115. — Библиогр.: с.114-115.

Изобретение колеса.

Племя покинуло поселок, затопленный при наводнении.

Наводнение кончилось, вода сошла.

Космический Совет у экрана гигантского радиотелескопа в глубинах Вселенной обнаружена планета – двойник Земли.

Иллюстрации отсюда https://litlife.club/books/215791

НФ-киноповесть "Цепь" (1952-1974):

ПРЕДИСЛОВИЕ РЕДАКТОРА

Былями и небылицами о жизнедеятельности автора книги, находящейся перед Вами, написано несколько монографий, цитатами из которых сегодня переполнены страницы интернета. Фактически это пересказы рассказов творческих людей, не касавшихся первоисточников. Среди них существуют воспоминания соратников и учеников, в которых уже более реально и предметно раскрыта легенда Роберта Бартини. В этих трудах Правда начинается со зрелого возраста героя, носящего уже чужую фамилию. К сожалению, никто из них не смог однозначно понять и описать историю появления, детства и юности Роберта Ороджи. Только с выдумкой в 1923 году в Берлине фамилии Бартини и конспиративным перерождением Орожди в Бартини связаны многие заблуждения и путанницы библиографов этого выдающегося человека. Работа с первоисточниками (архивными документами) позволила мне разобраться с некоторыми фактами биографии и поделиться ими в этой книге.

Нет ничего лучше и убедительнее рассказа от первого лица. Поэтому с намерением развеять все мифы и легенды о себе, и, видимо, предвидя эту проблему, Бартини сам написал автобиографичную киноповесть «Цепь». Написал, когда многое уже было у него позади, когда был прощен и отпущен на волю, когда впереди еще оставалось много светлых надежд и устремлений. Характерно, что как всегда у Бартини сама работа над «Цепью» заняла чуть более двух месяцев, а потом ушли годы на редактирование и совершенствование этого труда, так и оставшегося в рукописях. Волей случая и трагической нелепости эта работа Бартини после его кончины в 1974 канула в лету, оставшись никому неизвестной и погребенной в архиве московского мемориального музея Н.ЕЖуковского. Там же можно было найти и послание Бартини потомкам, которое было озаглавленно по- бартиневски просто и лаконично: «Моя воля». В нем среди прочего Бартини завещал нам: «...Отредактируйте киноповесть «Цепь».

Видимо пришло время нам исполнить эту волю.

Андрей Александрович Пухов

Тайна Воланда. Булгаков и Бартини

Кто-то из мистификаторов выдумал, что Михаил Афанасьевич Булгаков в романе "Мастер и Маргарита" использовал впечатления от общения с Робертом Бартини... Использовал как образ некоторых героев (Воланд или Мастер), так и загадочные конструкторские проекты Бартини. Оставим это на совести выдумщиков, которые, видимо, не ведают как создавался этот роман и ЧТО его герои по воле автора означали. Мне очевидно одно: с 12 июня по 7 июля 1925 года М.А.Булгаков действительно отдыхал с женой в Коктебеле по приглашению М.А.Волошина. С 27 сентября по 11 октября 1925 года в Коктебеле действительно проходили III Всесоюзные планерные состязания. С 29 сентября по 15 октября 1925 года Р.Бартини, В.Мясищев и Титов действительно находились в командировке в Феодосии (Коктебеле). Но совершенно очевидно, таким образом, что Максимельян Волошин не мог знакомить Булгакова с Бартини в Коктебеле, как об этом фантазирует, в частности, барнаульская общественность.

Цепочка «Цепи»

Роберт Людовигович Бартини умер 6 декабря 1974 года, в квартире на Кутузовском, неожиданно. Конечно, здоровье его было подорвано заключением и тремя инфарктами, склероз сердца и первый инфаркт в 1959 году, когда на Памире погиб старший сын Гэро. Но для всех его внезапный уход стал страшным сюрпризом. В найденых бумагах Бартини осталась рукопись киноповести автобиографического характера под названием "Цепь". Объем рукописи составлял около 350 страниц машинописного текста под копирку, с испралениями и во многом повторяющимися фрагментами. В дополнение обнаружились первоисточники: четыре рукописных блокнотика с датами и зарисовками автора на полях. Эти материалы и стали основой для этой публикации. Я уверен, что в результате нашей кропотливой работы и работы редакции получилось почти полное собрание сюжета, которое замышлял автор, и над которым он работал. В скобках перед некоторыми картинами указаны даты из блокнотиков, которым соответствует время написания. Так как Бартини сохранял эти блокнотики без правок и дополнений, можно предположить, что именно они для него оставались первоисточником.

Публикация этой книги была бы неосуществима без содействия ученика Бартини Генерального конструктора, академика Сергея Викторовича Михеева, директора ЦАГИ им. профессора Н.Е.Жуковского академика Сергея Леонидовича Чернышева, директора нучно-мемориального музея Н.Е.Жуковского Вячеслава Гамлетовича Каркашадзе, авиационного историка Константина Геннадиевича Удалова, заместителя Главного конструктора АО «Камов» Ольги Николаевны Фоминой. Выражаю всем им свою признательность за деятельное содействие в данной работе.

Андрей Александрович Пухов

«Помоги нам, Аллах, избежать непреодолимое и преодолеть неизбежное»

АВТОБИОГРАФИЧЕСКАЯ КИНОПОВЕСТЬ «ЦЕПЬ»

ПРОЛОГ

В темном зале тихое звучание, Рахманинов, Глазунов, Григ. На черном экране появляется вначале еле — еле заметное лицо Узника в крупном плане. Постепенно он темно — красный, пурпурный, оранжевый, зеленый, синий, темно-фиолетовый. Голос говорит тихо, как — будто издалека, потом ближе и громко.

Каждый миг вечен.

Неразрушимо звено неразорванной Цепи вечного совершения. В ней я живу,

и на самых далеких звездах вечно, вездесущной и неугасимой жизнью, только иной...

Вселенная существует во мне неотделимо,

как в шаровом зеркале.

Весь Мир во мне отображен...

Во мне содержится тот Мир беспредельный,

В который я сам навеки включен.

Весь Мир -

утро, алмаз сверкает в капле росы; теплый летний вечер и лютая стужа ледяных пустынь, светящиеся рыбки на дне океана; папоротник в дремучем лесу, рядом — озабоченный муравей, на альпийских лугах серебрянный цветок. Во мне разгул и оргии ночных притонов, Во мне печаль и сострадание. Тут казематы,

Светлая кровь в каменных застенках Страшный стон замученных в моих ушах, потом тишина, как спящий удав, немых мертвецов немой упрек. Весь Мир — звездное небо, вечное безмолвие необозримых просторов у далеких галактик веками блуждает.

Р.Л. Бартини Киноповесть «Цепь»

Разум, Прометея факел, как светлячок.

Во мне властная воля к воле,

месть и подвиг, страх и унижение,

все, что предками было пережито:

измена, подлость, терпение,

надежд доверчивая улыбка,

веселый смех всех маленьких детей,

как колокольчики на лужайке

и хрусталь горных ручьев...

Бушует буря урагана,

стихии дикой дикий рев

вырвался с гулом с вражеского стана

как озверелый лютый зверь

девятый вал сметает мачты,

ломает борт и такелаж.

Бедствие.

Суеверно крестится озябший моряк: О Боже!

Черный парус!

Пираты. Абордаж.

Тут белый мрамор, люстры, кружева, красный бархат, шелк и гобелен, нежные губы, грудь придворной девы.

Биржа. Парламент. Войско — Расстрел. Тысяча метров под землей,

Черное как сажа лицо шахтера

В душном мраке, как длинный змеи вагонетки груженные потом из бездны нужды подымают ходом чистое золото в карман богачей. На севере в ледяной юрте умирает старый желтый рыбак, угасает боязливое пламя, жалкий светильник на полу иссяк, унылый плач; пляски шамана.

А в то время на юге среди густых кустов — шалаш, праздничный танец, хоровод, на циновке тут разжегся в черненьких глазенках новорожденный огонек. У меня в душе

Любимого образа жгет жгучее пламя,

материнская ласка, потом

матери последний печальный взгляд

РЛ. Бартини Киноповесть «Цепь»

когда прощалась и ушла навеки.

Как в чистом зеркале мой мир весь отражен.

Не знаю где? Как? — тут все, все рядом,

Вся протяженность всех веков.

Тут вся жизнь вымерла разом,

А потом, гляди, на той планете

она опять зародилась вновь.

Огненный туман, холодная туманность

над Бездной сознания

царит Радость,

Печаль

и Любовь. Вечность вечна. Ее вечен каждый Миг,

Каждый миг вечен. Вечен каждый миг.

***

На дне темной ямы глухой

Замурованный под тяжелой глыбой,

в цепях я прожил всю свою жизнь,

Как самый свободный из живых существ.

Вдруг вспыхнуло на небе новое Светило,

как молния, грома тяжелый раскат,

его лучь прорезает камни острога

с пьедестала тронного зала,

со скрежетом пали ржавые скрижали,

рухнул Вавилон!!!

Под обломками этого понтона

не навеки я похоронен.

Подымутся из бездны Прошлого

родные братья, новый Человек, t_» -i «_» несущий факел и грозный молот,

звено новое свое ковать

в вечной Цепи обновления.

Вспыхнет новое Светило!

Разольется новый!

Над Землей темные тяжелые тучи.

Земля ждет.

Рассвет.

***

Предки моих предков

в миллионы ветхих веков тому назад

живут и поныне все живые,

во всех клетках своих предшественников.

В бесчисленных коленах, в грядущих поколениях

продолжают они жить,

действовать, мыслить,

ненавидеть и любить.

Р.Л. Бартини Киноповесть «Цепь» Цепь длинно — длинная ни в прошлом, ни в будущем не найдешь ее конец. Стык грядущего и прошедшего, бегущее звено — сей светлый миг, он всегда был и всегда будет дремлющего Бытия ясный сон в Мире вечном,

беспредельном все навеки сохранен.

***

Пройдут века...

В серебрянном тумане забвения Никто больше не помнит даже имя мое. Тогда -

Я вернусь.

Тебе для забавы написал я эту сказку повесть о тяжелой жизни своей, тебе для забавы и урока.

Для забавы /очень тихо/и для урока.

Лицо Узника медленно исчезает. Черный как сажа, пустой экран постепенно ускоряясь, становится красным, пурпурным, оранжевым, зеленым, синим, темно — фиолетовым в сопровождении крещендо до фортиссимо музыки, от глубокого баса до высоких тонов. Все обрывается срезом, в зале темная тишина.

На экране сознания всех Протяженностей круговорот вихор Ускорения во всех Явлениях сущность, бытие, становление и уход. Ускорение всеобщее во всем, в мертвом и живом, во всемирном Тяготении, в Эволюции живых существ, как в пульсации галактических скоплений, так и в спектрах субатомных частиц.

Божественной природы высший Закон Добра и Зла Ормузд и Ариман

создать или разрушить, ускорить или задержать. Предки и потомки — все на весах этого закона движутся этого не зная, живут на донном сите

Р.Л. Бартини Киноповесть «Цепь» Судьба неумолимого отбора во все времена от зарождения самой Жизни

до наших дней. Предки и потомки — все человеки, люди, все люди человеки, их многое объединяет и многое делит врозь: пол, возраст, раса, религия и культурный ценз, классовая разобщенность обездоленных и вельмож.

Но больше всего людей разделяет их порода: делать, дать, иль только брать, ускорять, тормозить, разрушать. Порода тех,

кто без различий пола, возраста, расы и культурного ценза живет только тем,

чтоб делать и дарить, те, кто лишь то имеют,

что успели людям дать. А на другой сфере

живут иные, кто всегда живет, но никогда не несет, живут только тем,

чтоб брать, обделить, те, кто лишь то имеют,

что успели от других отобрать.

Наступит время, осознав водораздел и веление всеускоряющейся Природы, преодолевая предрассудки, суеверия и ограничения, возникнет строителей Великий Союз, всемирный бегущий неугомонных единый Фронт против заболоченного лагеря застоя озверелых тупых обжор.

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Ночь, сверкают звезды.

На снежно — голубой вершине Гауризанкара, среди вечных снегов высится огромное оранжевое сооружение — башня астрономической обсерватории.

С подножья гор, в глубокой шахте поднимается лифт на высоту много тысяч метров.

Машинный зал, пение электромоторов и компрессоров, поддерживающих нормальное давление и температуру в помещении обсерватории.

Зал наблюдений. Тихо. В полумраке видны контуры дон — ного зеркала колоссального телескопа — его диаметр не меньше пятидесяти метров. Пульт управления; от прикосновения

человеческого пальца к кнопке гигантский телескоп поворачивается на север.

У окуляров телескопа, в халатах из черного бархата астрономы. Высокий, худощавый мужчина с проседью в висках проворачивает рукоятку небольшого штурвального колеса. Усилители, электроника, сияние разрядов освещает его профиль.

— Смотрите, эти преобразователи переведут изображения светил на большой экран; сейчас появится наиболее далекая из известных нам Галактик, мы ее открыли недавно, она еще слабо изучена...

Через экран телескопа по диагонали на темно — фиолетовом фоне необозримых Галактических просторов проходят туманности, скопление светил, звездные поля, разные галактики. /Показать объемную мультипликацию через крупный план мощного телескопа/.

0003.jpeg

Перемещение светил замедляется, в центре экрана остается изображение галактики, похожей на М81.

0004.jpeg

0005.jpeg

Сейчас подойдем ближе к ней...

Рука. Палец нажимает на кнопку.

Изображение галактики увеличивается, вырисовываются ее спиральные ветви, мигание цефеид. Изображение все увеличивается, начинают вырисовываться отдельные солнца. Вдруг ослепительным блеском взрывается звезда. Потрясающее по силе и грандиозности масштабов извержение огненных масс звездного вещества. Сияние новой звезды нестерпимой яркостью.

Сверхновая!!! Сверхновая!!!

Астрономы взволнованно наблюдают необычайное явление.

Да, среди всех загадок неба, наиболее загадочными являются, пожалуй, звезды, которые названы в астрономии "сверхновые".

В беспредельных глубинах Мира внезапно разгорается звезда, доселе неизвестная, с необычайной яркостью — в миллиарды раз превышающей яркость нашего солнца. Блеск новой звезды после такой невообразимой по силе и грандиозности вспышки быстро ослабевает, в течение нескольких месяцев в десятки тысячи раз, потом новая звезда окончательно исчезает.

0006.jpeg

0007.jpeg

"Сверхновые" являются редкими звездами мира светил, есть предположение, что они вспыхивают один — два раза в тысячелетие, преимущественно в развитых спиралях туманностей.

Первая известная нам "сверхновая" была отмечена китайскими и японскими астрономами в 1054 году в созвездии Тельца. В этом месте в настоящее время находится неправильная по своей форме газовая туманность, получившая название "Крабовидной". Измерения показывают, что после взрыва поверхность звезды расширяется со скоростью до 10000 км в секунду, диаметр газовой массы разрушенной звезды в десятки и сотни раз превышает размеры земной орбиты вокруг солнца.

— Вспышка такой звезды обусловлена, по-видимому, катастрофическим взрывом, но причина такого явления совершенно загадочна.

Существуют, как Вам известно, две гипотезы для объяснения взрыва "Сверхновой".

Первая предполагает, что причиной такой вспышки является непосредственное столкновение двух звезд: огромная энергия удара, превратившаяся в тепло, взрывает звездное вещество и выбрасывает наружу поджатую до огромных давлений газовую оболочку столкнувшихся звезд.

Другая гипотеза высказывает предположение, что вспышка "сверхновой" вызвана мгновенным превращением всей звезды в плотный комок нейтронов вследствие внезапной цепной реакции термоядерных процессов — ядерным взрывом всего вещества звезды.

Однако, остается непонятным чем может быть вызвана такая цепная реакция, реакция такой неудержимой проникающей силы. Нам не известны никакие физические явления, которые могли бы вызвать или служить первоначальной причиной такой ядерной реакции.

/На экране ярко сияет расширяющаяся "Сверхновая"/.

Я Вам изложу свою гипотезу — своеобразную догадку, странную замкнутую цепь причин и следствий. Астроном с проседью в висках продолжает свой рассказ.

Невообразимо редкие и не менее загадочные во Вселенной небольшие, сказочные планеты, на которых зародилась жизнь.

И все же, как исключительно редким не было бы это чудное явление, в беспредельном Мире где-то, в каком-то далеком уголке Пространств должна существовать Земля, населенная жизнью такой же, как наша.

Смотрите я открыл такую...

Через экран продвигаются звездные поля. Мы приближаемся к ветви новой Галактики. Расступаются солнца. В фокусе миниатюрная солнечная система. Она растет все больше и больше. Сейчас ясно вырисовываются планеты, пролетаем мимо Сатурна, его огромные разноцветные кольца видны в крупном плане, потом появляется небольшая синяя Планета. Вот она в фокусе, ее размеры стремительно увеличиваются, она покрывает весь экран, и становятся видны океаны и континенты, горный хребет, с птичьего полета — коричневая пустынная поверхность Планеты.

Смотрите! Мы на Планете... Мы видим то, что было там миллиарды лет тому назад...

0008.jpeg

/На экране чередуются захватывающие по красоте и красочности кадры волнующего калейдоскопа эпох/.

Мертвая, глинистая, пересеченная местность, над ней бегут грузные серые облака. Молнии, раскаты грома, страшный по силе горячий ливень.

Потребовались миллиарды лет, пока лучи, путешествуя через беспредельные просторы Вселенной, принесли сюда изображения далекой Планеты. Сейчас я перемещю фокус фазовой интерференции телескопа...

/Рука переставлет стрелку на светящемся циферблате, темно-красный диск, увеличивая свои обороты, становится желтым, зеленым, а потом синим/.

Экран сейчас как-будто идет навстречу лучам, мы просмотрим чередование эпох на Планете...

громадном русле несутся воды величественной и темной

реки.

Пустынный берег океана. На тихой глади серебряная дорога низкой погружающейся в море Луны. Ярко мерцают звезды на темном небе.

Голый, скалистый хребет. Над вулканом, высоко на небе красный гриб изверженного пепла. Огромный кратер окутан паром; дым, огонь. Бушует лава /крупно/. Струятся ослепительно раскаленные потоки подобно огненным водопадам. Грохот и гул подземных толчков; оглушительным треском разрывается поверхность широкого склона, из трещин скалы выступает жидкий огонь раскаленной лавы.

Заболоченная низина. В тихой заводи пузырится и пенится громким бульканьем теплый ил.

Темное небо, мерцают звезды.

Видите, на планете жизни еще нет, ни растений, ни насекомых, ни птиц, ни зверей...

Заболоченная низина. В тихой заводи пузырится и пенится с громким бульканьем теплый ил. /Крупно/: пена, черная вода, мокрый землянистый край лужи местами покрыты тончайшим слоем прозрачной слизи. Крупнее: экран сплошь покрыт дрожащими как студень комками густого и светло — желтого белка/.

Это органическое вещество еще неживое, но оно на пороге жизни... Сейчас произойдет необычайное событие, я перемещу экран.

На темном фоне неба ослепительным блеском разгорается огромная яркая звезда.

Сверхновая!!!

-Да, Сверхновая давно минувших времен, ее свет облучает поверхность планеты мощным потоком космических лучей, жестким ливнем сверхтяжелых мезонов... Они произведут необычайное изменение на этой земле... Смотрите!

Дрожащие как студень комки светло-желтого белка охвачены таинственным сиянием флуоресцирующего излучения; всеми цветами радуги сверкает вещество, облученное ярким потоком фиолетовых лучей.

В лучах заходящего солнца на воде проблескивают густые липкие пятна.

Видите? На планете зародилась Жизнь!

Заболоченная низина. В лучах восходящего солнца в темной воде нежно зеленеет толстый и слизистый слой водорослей...

Каменистый берег. На скалах лишайник и мох.

Песчаный пляж. В синей воде, освещенные солнцем, кишат медузы и сифонофоры всеми цветами радуги.

Каменистый берег. На скале угловато пятится паукообразный огромный коричневый краб.

В окуляре микроскопа: роскошные кружева разноцветных радиолярий, фораминифер, диатомацей...

Исполинские леса папоротников и пальм Девона. Медленно перемещается огромный ящер, покрытый серой чешуей.

0009.jpeg

Темно — зеленый густой хвойный лес на склонах высоких гор, в узком ущелье журчит чистый ручей; олень — великан ведет стадо на водопой.

На большой глубине акула стремительно преследует рыбу — ската. Разыгрывается борьба, вода ярко окрашена светлой кровью.

Пингвины на льдах Антарктики, вдали фонтан мирного кита.

Водопад Виктория. Бегемот. Страус. Жираф. Крокодил. Зебры. Попугай. Леонард.

Пологий склон холма, покрытый густым ковром разноцветных ярких полевых цветов. /Крупно:/ в чаше лепестков пчела вся в желтом порошке, кружатся нарядные бабочки, металлическим блеском большой жук гордо шевелит своими длинными усами.

В густом тропическом лесу среди лиан качается обезьяна, на руках у нее детеныш.

Зима. Леса покрыты снегом. Деревья согнуты под тяжестью толстого белого слоя. Идет снег, густо летят большие хлопья. Ледники, ледяные поля, белые пустыни, бесконечные снежные просторы ледникового периода.

Снежные вершины высоких гор. Долина. Вход в пещеры. Волосатый Синантроп с огромной дубиной уходит в лес.

0010.jpeg

На лужайке, под крутым обрывом скал, перед пещерой пылает костер. Вечереет. Вокруг костра, закутанные в грубые шкуры, сидят на корточках Неандертальцы, человек 15-20. Крупная женщина кормит грудью голого ребенка, обгладывая кость.

0011.jpeg

Астрономы:

Поразительно! Все это как-будто на нашей планете...

Вдруг на экране телескопа пробегают разноцветные полосы, вначале слева направо, потом сверху вниз. Раздается сильный и неровный гул, мигание электроники.

Какие — то помехи, не понимаю... Их не встречал раньше...

На экране опять появляются Неандертальцы, потом кадры с большой скоростью бегут в обратном направлении, в прошлое, и принимают оранжевый оттенок, потом кадры останавливаются, на короткое время огромный Ящер Девона застыл с открытой пастью. Гул усиливается, тон его становится высоким. Кадры начинают бежать в правильном направлении, но правая и левая сторона поменялись, сейчас кадры мелькают так быстро, что их с трудом можно разобрать.

Высокий астроном с проседью в висках быстрым движением пальца нажимает кнопки переключателей, крутит маленькое штурвальное колесо на пульте управления.

Что за чертовщина... Ничего не понимаю... Какое-то смещение.

На экране мелькают кадры чередующихся эпох, мы летим в будущее с головокружительной быстротой, семимильными шагами. Кадры принимают вначале зеленоватый, потом синий и в конце фиолетовый оттенок.

Внезапно на фоне общего гула помех раздается страшный, грубый окрик, угрожающие голоса со всех сторон, нас окружает тяжелый кошмар неведомого страха.

На экране еле заметно начинают выделяться призрачные, прозрачные сцены, как — будто замедленно стелющиеся на фон бегущих в будущее мелькающих кадров калейдоскопа истории. Сейчас более отчетливо видна красноватая картина — фрагмент сцены допроса в следственном подвале застенка. Пять одетых в военную форму мужчин с диким воем зверски избивают привязанного к стулу полураздетого стриженого арестанта. Голые, высокие стены здания в тюремном дворе; в ночном полумраке в лучах прожектора появляются фигуры арестантов, их одного за другим сажают в крытый тюремный фургон.

Угол одиночной темной камеры. На каменной тумбе неподвижно сидит стриженый и небритый арестант, отсутствующим взглядом смотрит он в окружающую его мрачную пустоту. Его голос глухой:

Опустошение... Какой мрак кругом... Лишь одна звездочка, далекая-далекая, но она ярко сияет высоко на небе...

Астроном:

Мы перескочили, по крайней мере, десять тысяч лет, если только счетчик не врет...

Высокий астроном переключает большой рубильник, на

экране калейдоскоп фона замедляет свой бег, сейчас виден тюремный двор, рассветает осеннее, холодное дождливое утро, серая картина нескончаемой вереницы отъезжающих тюремных фургонов, кордон тюремщиков, среди них передвигается бесконечная лента выгруженных из фургонов арестованных людей.

Одиночная камера, небритый и остриженный арестант, его голос звучит громко.

Звездочка! Вечно сияет неугасимое пламя твое... Никому, никогда не удастся погасить священный твой огонь... Даже если меня умертвят, для меня Ты будешь маяком до последнего вздоха, а если каким-то чудом удастся выбраться из этой блевотины...

Вдруг лязг железа, открывается дверь в толстой стене. / громко: /

Встать!!! Входят тюремщики, / грубо: / Брать его!!!

Высокий астроном переключает рубильник.

Какой ужас! Я попробую вернуться назад, в эпоху Неандертальца, избавиться от этих помех...

На экране телескопа исчезает тюремная камера, кадры помех с бешеной скоростью бегут в обратном порядке в прошлое, принимая оранжевый оттенок.

Голос арестанта звучит отчетливо все громче и громче.

Тяжелый мрак и мрачная тьма... Гнилая хата покосилась, кругом непролазная грязь. Смердящая сырость нищеты духовной и телесной...

На экране вначале неярко, потом все более отчетливо появляются образы, витающие перед глазами арестанта.

Как жалобно плачет на своих ржавых петлях пустая оконная рама осиротевшего домика холодный ветер бесцельно ворочит ее туда-сюда...

Отвратительное шуршание плотного слоя тараканов на грязной стене...

Издалека приближаются голоса хора басов: "ешь ананасы и рябчики жуй — день твой последний проходит буржуй...

Слышу шуршание бальных платьев из ворованного шелка, толпы паразитов.

С хором басов переплетаются звуки богатого гавота, сверкающего полонеза, переплетается шуршание шелка и тараканов.

Вижу на широкой груди, под жирной шеей сверкание несчетного множества медалей, орденов, золотых погон, аксельбантов и прочих побрякушек мундира — награда за гнет и оскорбления слабых, еще более отвратительных, чем кишение толстых вшей на рваном мешке, покрывающем тощее тело бездомного бродяги...

Стадо баранов... Их окружают громким лаем дворняжки...

/Калитка загона, через палку пастуха одна за другой прыгают овцы. Палку убрали, бараны по — прежнему прыгают через отсутствующее препятствие/.

Между висячих лопоухих ушей,

Под низким лбом вздернутое рыло:

РЛ. Бартини Киноповесть «Цепь» Несется звонко торжественный рев околпаченных дураков.

В лучах заходящего солнца узор тающего снега.

Голос арестанта: Тебе, для забавы, расскажу я сказку. Повесть о тяжелой жизни своей.

НА ЭКРАНЕ:

ГАЛАКТИЧЕСКИЕ ПРОСТОРЫ, ТУМАННОСТИ, СПИРАЛИ, ПЛАНЕТЫ, СОЛНЦЕ.

ПОКАЗАТЬ ОБЪЕМНУЮ МУЛЬТИПЛИКАЦИЮ ЧЕРЕЗ КРУПНЫЙ ПЛАН МОЩНОГО ТЕЛЕСКОПА.

Полностью https://coollib.in/b/694832-robert-lyudov...

Чем-то похожий на Вольфа Мессинга (1899-1974) Роберт Бартини (1899-1974) (тема "иностранец в СССР"):

У меня нет последних изданий А. Первушина "Оккультный Сталин", "Оккультные тайны НКВД и СС", но эти два персонажа прямо-таки туда просятся. Как и космисты Горский с Муравьевым и Сетницким.

Попробую, м<ожет> б<ыть>, удастся выцарапать его на почте. Конечно, могли быть и другие причины. Но вот из Катиного письма узнаю, что «у Ляли лежат два недоконченных письма». Неясно, почему из двух недоконченных

нельзя состряпать хоть одно доконченное? Из Катиного письма можно все612

же получить некое представление о совершенном путешествии. Приветствую

настроение — это самое ценное, конечно. Представьте, что у меня была мысль

сообщить адрес Беляева: он ведь переписывается деятельно с Л.К. Циолковской221. Я мельком был с ним знаком лет 14 назад в Москве, когда он работал вместе с Пуной в Наркомпочтеле222. Помню, что обратил его внимание на

книжку Бекнева и впоследствии увидел, что он остроумно использовал его

гипотезу в одной из своих повестей (читал в «Мире приключений»)223. Указанной Вами книжки его я не читал. Очень хорошо, если Вам удалось вправить

ему мозги. А с Васильевым не пробовали встретиться? Относительно О. Д. Ф.

сообщенное Катей — пролило для меня свет на всю ее психику — и теперь мне

ясна ее установка, о которой расскажу при встрече. Тогда увидите, в какую

точку надо тут бить. С ее позиции сбить не так трудно, ибо время пошло тем

темпом, на который она взяла прицел, презирая современ<ных> читателей и

приспособляясь к ним лишь настолько, чтобы суметь перекинуть свои мысли

чрез головы «мавриков» — к их детям, а то и внукам.

Какую книгу Мюльфорда Вы читали — «К жизни» или «На заре бессмертия»? Какие мои стихи читали? Не ясно. А самое интересное, что ни из одной

фразы полученных писем я не мог убедиться, что мое письмо, посланное 21/I в

Москву, Вами получено. Я не помню всего, что писал, но там были некоторые

неотложные вопросы, как то — что привезти Вам, кроме «Конечного идеала»,

который я на днях перечитал «с жадностью и наслаждением духа», выражаясь

словами Владимира Соловьева. Итак, жду разъяснения этого недоразумения —

и точного восстановления всего, что было в ленинградском письме. Ругался сегодня с почтой, но это безнадежно. Справки дают только о заказном.

О своем самочувствии могу сказать, что столь наступательного состояния у меня не было, кажется, с 1913–1914 года, т. е. зачатия и вынашивания «Всел<енского> Дела». Уже тогда мы с Брихничевым задавались целью

собрать «Победные песни» — но сколь мал и сомнителен мог быть такой

отбор. 25 лет все что-то тормозилось в этом пункте, и вдруг с нового года —

весь январь и февраль прошел в напоре стихии песнотворчества. Окончательно отменив право литерат<урной> собственности — я со множеством

авторов поступаю так же, как со Щербиной в известном Вам случае, т. е.

изменяю, переделываю, дополняю. В общем уже есть в изобилии, что петь

теперь. Это самое главное, так как у подавляющего большинства все, что

называется психикой, сводится к двум-трем запетым пластинкам патефона — вроде «Утомленное солнце» или «Ты сидишь у камина» — все же прочее

лишь закономерный вывод из этого.

«Преодоление Фауста» окончено. Этой работой я доволен больше, чем

двумя предыдущими, в смысле спокойного уверенного тона. Ведь тон

в конце концов делает музыку. Объем получился едва ли не вдвое больше

предположенного, но некоторые главы можно «усечь» в случае надобности.

Теперь перепечатывается, формую письмо Сперанскому — после чего можно думать о въезде в Ваши края. Но вот с бумагой зарез! Хоть пиши на обоях!

Даже для черновиков не хватает.613

Мэри спешно занята подготовкой утренников и концертов к Дню Красной армии, после чего думает взять отпуск на полмесяца. Лечится гомеопатией и чувствует себя гораздо лучше. В общем приезд мой (а то и «наш») в

Москву намечается на начало марта. Не встрянет ли поперек наплыв народу

в дни партсъезда?

От Петра Никандровича получил письмо вчера, из которого делаю выписку:

«Когда будете у Сетницкой, то передавайте ей мой привет, скажите, что

прошу вас дать мне через Вас (мне самому очень трудно двигаться, особенно после болезни) — три моих акварели: 1) Душистый горошек, 2) Табак,

3) Табак и настурция на синем фоне. И затем как она пожелает, выставить ли

их, как собственность Н.А. или О.Н. Сетницкого(ой) или же без упоминания о собственности, и тогда в случае продажи получить стоимость (второе,

пожалуй, практичнее). Все эти три вещи небольшие и Вам нетрудно будет

привезти их на Токарную, 12».

Но о сроке, когда ему это требуется, нет точных указаний. Запрошу его открыткой, но, м<ожет> б<ыть>, независимо от этого, Вы, не дожидаясь меня,

вдохновитесь совершить экскурсию в Богородское. Во всяком случае, пораздумайте над предложенной дилеммой (с упоминанием или без упоминания?).

Видели ли картину «По щучьему велению»?224 Если нет, посмотрите обязательно и, как читатели «Огромного очерка», уясните себе, какие законы

зеркальности там (бессознательно) применены. Эпиграфом к фильму мог

бы служить известный Вам стих: «Кто взвесил облака закон и силы и борьбы, тот вещим словом одарен решить судьбу судьбы»225.

Итак, до скорого свидания. Целуем крепко. Ждем писем обстоятельных (и не раздражающих почтовое ведомство игнорированием новой тарификации).

Сегодня иду смотреть «Ленин в октябре»226.

Ваш в доску А. Горский.

41

О.Н. Сетницкой и Е.А. Крашенинниковой

10 марта 1939. Калуга

10/ III 39

Дорогие Ляля и Катя!

Получил письмо от 25/II. Кроме того, получил довольно свирепый

бронхит, ставил банки с неделю и не выходил из комнаты, с последней этой

получкой уже разделался, а теперь спешу разделаться с первой.615

В Москве буду не ранее 20-х чисел — нужно еще заготовить весенние облачения. Впрочем, зима, говорят, будет затяжная, лимиты полагающихся холодов далеко не использованы.

О книге «Как управлять Вашей волей» я не знаю. Мне известны на русском

три книги Мюльфорда: 1) «На заре бессмертия», 2) «К жизни», 3) «Ваши силы и

способ их употребления». Последняя маленькая брошюрка с предисловием, где

даны кое-какие биографические сведения и, в частности, подробности смерти

(в 1891-м году), использованные в моем стихотворении во «Вселенском Деле»228.

2) С Беляевым вели себя правильно. Того же следует держаться и с Морозовым. Что за Гребнев?229 Не слыхал такого? Какие у него вещи напечатаны и

где? Надо связаться.

Очень хочется мне скорей вникнуть в ряд подробностей, но отложим это

до встречи. Думаю, что в дебри астрономии залезать Вам не стоит, а вести

мысли по такой линии: кем бы и когда бы эта книга не написана, ее надо правильно прочесть в плане «конечного идеала», чего до сих пор никто не сделал.

А между тем в свете современных научных прогнозов — это не так уж и трудно.

Записывайте себе на заметку все вопросы и недоумения, возникающие в

процессе обмена мыслей с Костей и друг<ими>. В письмах обо всем не договориться.

Латинскую цитату из Киприана я нашел в любопытной, недавно изданной у

нас книге П. Гольбаха. «Галерея Святых»230. Смысл ее приблизительно в том, что

среди девственниц было широко распространено обыкновение — от времени

до времени спать вместе с юношами, а наутро требовать освидетельствования

компетентных лиц и удостоверения в том, что их девственность не нарушена.

Не совсем понял фразу о благоприятствовании звезд. Впрочем, в этом

деле ощутительнее всего «мюльфродовского» стиля пожелания и приказы.

Осознать причину занозы — значит уже наполовину ее вытащить.

Наступают важнейшие события, отличительное свойство коих — неожиданность. Кто теперь будет «ожидать неожиданного», тот не ошибется.

С бумагой несколько уладилось. Но вообще заготовляйте запасы.

Опять нет сведений в письме, что привозить из книг и рукописей.

Как здоровье Кати после колбасы? Целуем.

Ждем дальнейших известий особенно насчет «звезд».

А. Горский.

Как с акварелями? Не были в Богородском? Они нужны к 15-му марта.

72

О.Н. Сетницкой и Е.А. Крашенинниковой

10 июня 1940. Калуга

10/VI 40

Дорогие Катя и Ляля!

Получили письмо Кати от 29/V (и позже). Вижу, что идет интенсивная

«проработка» атмосферы. Нужно помнить каждую секунду, что сейчас на

полях Франции — гибнут массами не только люди (что очень прискорбно!),

но уничтожаются в корне все «идеи» и мысленные навыки вчерашних (совсем недавних еще) дней. Завтра (и уже сегодня) надо начинать (тому, кто

хочет жить в наступившем десятилетии) с совершенно новых мысленных

и эмоциональных позиций. Не из-за того ли, что мы (даже находившиеся

на передовых идейных постах) так медлили с этой перестройкой психики, и

разразилась вся катастрофа. Итак, пересмотрим и в самом спешном порядке

отточим все свое оружие.

Бросается в глаза из вашего письма некоторое торможение мысли при

указаниях на старость как мотив в пользу пассивности пред смертью и

вообще. Тут и Арт<емий> Влад<имирович> и Ирина сошлись в одной какой-то ноте. А Ляля в прошлом письме описывала грустное впечатление от

тетки Скрябина. Вы сослались на ощущение старости, независимое от лет,

которое надобно уничтожать. Это верно, но тут есть некоторое упрощение

вопроса. Нам не случалось, кажется, с Вами очень детально на этом останавливаться. Сделаем это теперь, поскольку четко разобраться в этом пункте

значит занять весьма важную командную высоту во всяческих мысленных

и словесных сражениях. Что такое старость в психологическом смысле? Есть

ли это сплошной минус, или за этим скрывается также и некий плюс? Поэты

начала прошлого века с Пушкиным и Лермонтовым во главе много и глубоко вдумчиво занимались этим вопросом. Их поражало некое преждевременное психическое «старение» очередного поколения. Лучший цвет молодежи

представлял собой «могучий плод, до времени созрелый». Как и почему это

происходит и к чему обязывает? Не излагаю огромного материала, который

здесь имеется. Но советую пока хорошенько вникнуть в стихотворение Баратынского: «Ты подвиг свой свершила прежде тела, безумная душа. Под

веяньем возвратных сновидений ты дремлешь, а оно бессмысленно глядит,

как утро встанет, без нужды ночь сменя, как в мрак ночной бесследно вечер

канет, венец пустого дня…»

Раздвоение психики: разнобой устремлений. Как сказано Петру

(в последн<ей> главе Ев<ангелия> Иоанна): «Пока ты был молод, сам препоясывался и шел, куда хотел, когда же состаришься, другой тебя препояшет

и поведет, куда не хочешь». «Душа» тянет в одну сторону, тело — в другую.

«Душа» смотрит назад, охвачена веянием возвратных сновидений, тело тупо и

бессмысленно тащится вперед. К чему же эта распря Фомы и Еремы может

привести, кроме гробовой ямы? Кто же тут прав, кто виноват? Очевидно,

оба, или вернее, некто третий — «дух», который не потрудился как следует730

проснуться и помирить враждующие устремления — конфликт между влечением к прошлому и к будущему. Тот, кому, по выражению Гумилева, «единое

мгновенье — весь срок от первого земного дня до огненного светопреставленья» — он оказывается «спит и кроет глубина его невыразимое прозванье»442.

Но только разбудив, как следует, этого спящего и заставив его выразить свое

прозванье, можно как-то осветить указанный внутренний конфликт. Что же

такое это «веянье возвратных сновидений», о котором юность (обычно) ничего

не знает или знает очень мало? До известного предела (обычно до половины

жизнен<ного> возраста, т. е. до 40–50 лет) человек воображает, мечтой живет

в стране будущего, он рисует себе картины того, что с ним случится, что он

сделает и т. д. Но вот незаметно назревает перелом. Он вдруг ловит себя на

том, что все больше и больше его воображение занято не тем, что может еще

случится в будущем с ним, но тем, что было в прошлом, — и это (если фантазия его сколько-нибудь активна) не просто «воспоминания», но, так сказать,

мечты о прошлом, т. е. он воображает себе не точь-в-точь все так, как оно было,

но чаще как могло быть десять, двадцать, тридцать и т. д. лет назад. И это веянье возвратных сновидений столь захватывает, что на долю завтрашнего дня

ничего не остается, кроме бесследной равнодушной пустоты. Что же делать?

Задушить это веянье, отвергнуться от прошлого, постараться во что бы то ни

стало наполнить новое утро новым содержанием? Это ли означает Ваш совет

«изжить, уничтожить» психическую старость? Бывают «молодящиеся» старички, пытающиеся сбросить с себя груз прошлого и «вприпрыжку» спешащие не отстать от «сегодня». Ведь в самом деле, как печальна участь целиком

ушедшего в «возвратные сновидения»: потрясающими красками изображал

это Тютчев — напр<имер>, в стих<отворении> «Душа моя — элизиум теней…

ни замыслам годины буйной сей, ни радости, ни горю не причастных…» или

«На мне, я чую, тяготеет вчерашний зной, вчерашний прах… Как грустно полусонной тенью, с изнеможением в кости, навстречу солнцу и движенью за

юным племенем брести…» Брести за новым тяжко, но и выкликание теней

прошлого тоже немного радости: «Не время выкликать теней, и так уж мрачен

этот час, усопших образ тем страшней, чем в жизни был милей для нас!..» Звук

напоминания, «внятный каждому, как совесть» — слишком много несет в себе

укоряющего, чтобы им «наслаждаться».

Значит ни взад, ни вперед. Какой же мыслим выход из этого тупика? Ведь

«элизиум теней» есть, как-никак, богатство душевного опыта, от которого отказываться не приходится. Вопрос лишь в том, как им распорядиться. Память

о прошлом, любовь к нему только в том случае не ведет к отрыву от будущего

и опустошению настощего, если окажется предпосылкой к реальному действию — восстановлению этого прошлого, притом, разумеется, в творчески-преображенном виде, т. е. не так, как оно «было», а так, как оно могло и хотело

и должно было быть. Мечта, работающая в этом направлении, неотрывная от

детального прогноза и целостного проекта всеобщего восстановления, — такая

мечта дает совершенно иную психическую окраску, иной тонос. Это становится

очень заметно во второй половине века, где мотивы возврата начинают звучать731

иначе. Весь А.К. Толстой, Полонский, Фет, в особенности Фет «Вечерних огней», где вечер оказывается венцом далеко не пустого дня, а дело выкликания

теней (поэзия) совсем не таким мрачным (пусть и неотрывным от укоров совести). «Вневременной повеем жизнью оба — и ты, и я мы встретимся теперь».

В таком преломлении возвратных сновидений кристаллизуется и иное отношение к «юному племени». «Покуда на груди земной еще дышать и жить я буду,

весь голос жизни молодой мне будет внятен отовсюду». Такого рода ощущения,

совсем не похожие на какую-либо «припрыжку», тем примечательнее, что в

религиозно-философском отношении Фет старался усиленно заявить себя

атеистом и пессимистом, а в общественно-политическом плане — махровым

реакционером. Значит, «веяние» шло, несмотря на все и вопреки всему. Я не

могу отделаться от мысли, что одним из сильнейших факторов, определивших

могущество воскресительного веяния, было для Фета знакомство (довольно

близкое, если судить по известному его письму о Толстом) с Н. Ф. Ф. и его идеями443. Но наиболее полнозвучно пасхальную окраску «возвратных сновидений»

мы имеем, конечно, в лирике Вл. Соловьева. Для него «властный призыв родных теней» знаменует «расцвет новых сил торжественный и ясный». Устремление к прошлому и к грядущему — эмоционально почти сливаются. Старческая раздвоенность воли и чувства сводится к такому жалкому минимуму, что

позволительно быть уверенным в полной ее ликвидации. Заливает звучащая и

«веющая дыханием вечности грядущая весна». «Земля чернеет меж снегами, но

этот траур веселит, когда победными лучами весны грядущей он залит. Души

созревшего расцвета не сдержит снег седых кудрей».

Итак, «созревший расцвет души» — вот как может быть теперь названо

то, что раньше казалось преждевременным созреванием души, — вообще все

то, что создается на основе «веянья возвратных сновидений». Очевидно, все

зависит от целенаправленности. В одном случае, единственным прогнозом

является похоронное бюро «Милости просим» (выражение Ильфа), в другом —

с большей или меньшей силой сверкает увлекательная возможность «ангела

смерти отправить к черту» (выражение Ленина). Вся поэзия 20-го века, все,

что есть в ней ценного, вырастает уже из почвы, насыщенной фетовско-соловьевскими мотивами, иначе говоря — прямо или косвенно связано с установками «Фил<ософии> общ<его> дела». Достаточно вспомнить хотя бы Блока.

Для него вечер и утро, старость и юность стали волшебно неразделимы. Какое-то сплошное «седое утро». «В старости возврат и юности и жара…» «Все,

что миновалось, вот оно, смотри: бледная полоска утренней зари…» И неудивительно, что «в горниле старостей душевных цветет восторг богов».

Такова эволюция нашей поэзии, следовательно, наших эмоций за каких-нибудь 120–130 лет. «Философия», если разуметь под этим любое интеллигентское мировоззрение, еще не «достукалась» до этой реорганизации

чувств, а потому нет ничего удивительного, если «общие вопросы» этой философии никак не могут привлечь к себе внимание людей, по-настоящему

чутких или умственно энергичных. Это как раз и показывает, что художественно-поэтические формулировки им должны быть ближе и через них они,732

м<ожет> б<ыть>, осмелятся подойти к понятиям, более логически четко

выраженным. А то, обжегшись на молоке, невольно дуют и на воду. Расцвет

и созревание считаются заранее и заведомо друг с другом никак непримиримыми — ведь в растительном мире цвет и плод — две вещи разные. Отсюда

и истекает, скажем, непредставимость для Арт<емия> Влад<имировича>

возможности составить с Вами одно целое. Однако если Вы сумеете ему

наглядно показать, что в Вашем лице сочетается нечто дотоле невиданное:

«созревший расцвет», тогда, быть может, и он сумеет открыть в себе встречную «зацветшую зрелость». И тут Гегель возрадуется, увидев, как все действительно стремится перейти в свою противоположность.

Теперь относительно умной молитвы. Вот Вам несколько выписок из

книги известного зачинателя имяславия схимонаха Иллариона «На горах

Кавказа»444, где хорошо подобран ряд элементарно важных указаний на этот

счет из творений подвижников ряда веков. Различаются в общем три степени или стадии молитвы. На первой имеет наибольший вес самый труд —

навык, механика дела. На второй умственное сосредоточение, «удержание

помыслов». И лишь на третьей непосредственно сердечное ощущение простоты, сладости и полноты. Тенденция к лейтмотивности, т. е. к настойчивому повторению каких-либо (иногда каких попало, случайно навязавшихся

слов или фраз, особенно ритмически напевных) свойственна каждой психике. Выбрав слова, достойные того, чтобы повторять их непрестанно — сквозь

все мысли и дела дня и ночи — нужно координировать с ними процесс вдоха

и выдоха через ноздри. Рекомендуется еще (при неподвижном положении)

удерживать — локализировать внимание — «ощущение себя» — около «сердечного места», т. е. чуть пониже левого соска. Вот и все «механические»

правила для начала.

Но надо знать, какое упорное сопротивление этим простейшим методам

со стороны всей косности — и разброда психики очень скоро организуется,

и вот тут-то важно — во что бы то ни стало «не сдать».

«Лучше всего, безопаснее и благонадежнее поступить так: читать в простоте сердца устную Иис<усову> молитву, молитву безо всяких умствований, или какого-либо ожидания явлений, воображений и разных представлений, — словом — не принимать и не верить ничему, что бывает у

неразумных.

Читать легко, свободно, не натужаясь и не нажимая умом ни на что внутри себя, а так же свободно, как идет наше дыхание. Эта легкость и свободность не будет отталкивать от сего дела, а будет привлекать к нему.

Нужно знать и то, что бывает нередко, особенно вначале, при занятии

молитвою, что человек читает ее безо всякого внимания и хотя бы ощущения приятности малейшего; без надежды трудно, как будто бы тяжелым молотом разбивать камни. Целые тучи помыслов всевозможного свойства, и

между ними скаредные, богохульные, неизобразимые, бьют в ум, как волны

морские — скалу... Вот тут-то бывает всякому пробный камень и горнило

искушения, которое необходимо перейти каждому из званных…»733

Это может продолжаться недели, месяцы, а в иных случаях годы. Но эти

трудности — лучшее свидетельство ценности того сокровища, за обладание

которым идет война. Это сопротивление как раз и означает, что «молитва

наша идет должным порядком и вступила в свои законные права ко изгнанию нечистой силы». «Нужно, — пишет св. Лествичник, — чтоб сие море

взволновалось, взбушевалось и волнами извергнуло из себя все что было

внутри его».

Это просто, едва вообразишь, какие залежи всякой нечисти и пакости

накопились внутри и лежат себе в обычное время на дне, так что все в душе

кажется чистым и прозрачным. Но стоит чуть взбаламутить… Совершающий молитву приходит подобно пушкинскому работнику Балде «море морщить, и вас (чертей) проклятое племя корчить» — не удивительно, что они

то берут на испуг смельчака, то начинают визгом жалобным и воем надрывать сердце. Все это надо перейти и преобороть. «Творя устную молитву, хотя

бы рассеянную, мы можем питать несомненную надежду, что со временем

дастся нам молитва чистая, благодати причастная…»445.

О свойствах и плодах последней можно говорить много, а потому лучше

вернуться к этому как-нибудь впоследствии. Умно-сердечная молитва у всех

св. отцов именуется «наукой из наук, искусством из искусств, таинством из

таинств». Если обратитесь к чтению творений, в которых запечатлены все

успехи, достигнутые на этом пути, то это чрезвычайно многому научит и поможет. Однако же нельзя ни на минуту забывать о той стадии, в которой

находится эта эра искусства с начала нынешнего столетия (и отчасти уже

конца прошлого). Это стадия глубочайшего кризиса, о котором вспомните

все, что сказано в «Смертобожничестве» в связи с имяславием, как о кризисе

келейного умного делания. А в предисловии к «Вселенскому делу», писанному в 1913-ом году в разгаре имяславческих споров сказано: «Умное делание,

не связанное со вселенским делом, — есть в лучшем случае невинная безделка, а в худшем — постыдная сделка с мировым злом». Связь умного делания

со Вселенским делом, форму этой связи открыл и осмыслил Вл. Соловьев

в «Смысле любви». С этой поры стало необходимостью к «монашескому»

опыту присоединять еще нечто, отчасти меняющее самую технику, что естественно во всяком искусстве и всякой науке. Это изменение облегчает дело

(напр<имер>, значительно сокращая сроки ступеней), но вместе с тем и затрудняет, поскольку приходится идти не совсем по готовой, протоптанной

стезе. Что же подвергается наиболее наглядному изменению? Прежде всего состав слов молитвы. Всякое «мя» — устраняется за ненадобностью. Речь

идет только о нас — в минимально двойственном числе (т. е. себя и своего

«ближнего») — а затем неограниченно множественном. Только двойственность (поляризация) дает конкретную осязаемость любой потенциальной

множественности. Поэтому тут становятся пригодными только такие слова,

в которых употреблена эта форма, — а таких вполне достаточно имеется в

культовом обиходе, притом заряженных «силой благодатной» в неизмеримой степени. (Напр<имер>, «Прииди и вселися в ны»446 — и т. п.). Мне ду734

мается, что весьма уместным для настоящей эпохи был бы тропарь Преображения Господня («Преобразился еси на горе» и т. д.), который и в нас

пульсирует как фон и стержень всех молитв этого лета. Вместо «да воссияет

и нам грешным» лучше произносить «в нас грешных». Тут нечего добавить:

дана вся «музыка метаморфозы». И тут лучше всего проверять меру возможностей вмещения каждой данной минуты («якоже можаху»447). О других особенностях не буду распространяться. Лучше всего откроете сами в порядке

опыта. Секрет неутомимости воли к «созревшему расцвету» — только здесь,

и ничто так не обращает к смирению, как трудности на этом внутреннем пути.

В общем тут любовь к Богу и к близкому человеку, т. е. весь закон и пророки.

В Питере постарайтесь всеми правдами и неправдами связаться с «Институтом искусственного дождя» (или как он теперь называется). М<ожет>

б<ыть>, этого дела центр находится теперь уже в Москве? О каком докладе

о дождевании Вы пишете — сообщите все подробней. Побывайте у Беляева.

М<ожет> б<ыть>, свяжетесь с Марровским институтом и с О.М. Фрейденберг в частности. Конечно, хорошо бы разыскать д<окто>ра Васильева и

заполучить список его работ. Послание к Вам о Морозове начал — пришлю

думаю, через недельки 11/2.

15-го числа собираюсь двинуться в Стародуб.

Пугают, что трудна сейчас пересадка в поезда, идущие на юг.

Читал большую книгу Иг<оря> Грабаря «Моя жизнь» — там много любопытных подробностей о Черногубове. У Раздольского накопилось много

моих писем, которые интересно было Вам прочесть. Там мне нередко удавалось находить ряд острых и кратких формулировок по животрепещущим вопросам. Вообще хорошая практика: маневры к предстоящим грандиозным

словесным боям.

Итак, Андрей Георгиевич возражает против стиля «Фил<ософии>

общ<его> Дела». Следует ли это понимать так, что он не находит возражений против содержания?

Теперь к Вам просьба: разыщите в адресном столе точный адрес Кокошкиной Марии Филипповны: ул. Станиславского (бывший Леонтьевский

пер.), первые четыре №№ — 2? 2а? 4? — и занесите ей прилагаемое письмецо. Постарайтесь застать ее дома, что легче всего сделать около часов восьми

вечера, или пораньше с утра, познакомьтесь с ней, кстати, поближе и пусть

она устно через Вас или письменно ответит на мои запросы.

Следовало бы Вас также направить в редакцию «Октября» — за справкой, но это письмо приготовлю в дальнейшем. Пишите точно о своих планах. Литерат<урный> музей ждал-ждал моего приезда и, не дождавшись,

выслал в Калугу деньги за Бахметьева448. Поскольку Магомет не двигается,

гора сама подвинулась к Магомету!

Я жду все-таки, что Вы удосужитесь зафиксировать письменно свои

собеседования с Валент<иной> Семеновной. Это мне бы дало много волн.

Когда начинаются и кончаются экзамены? Атмосфера продолжает нервничать и содрогаться. И как же ей бедной не корчиться от человеческого тупо735

мыслия. Ну чему это, напр<имер>, надобно в дни истребления миллионов

«культурнейших» европейцев ни за понюшку табаку — чесать себе пятки

фразами о пасифизме — как Андр<ей> Георгиевич, или о том, что «сначала

туберкулез уничтожить» — как Ирина. Ведь они настолько умны, что сами

не могут не видеть все убожество этих, с позволения сказать, «планов». «Не

гонялся бы ты, поп, за дешевизной!» Как все это близко напоминает старый

анекдот, передающий разговор «В клинике».

Профессор: Операция необходима. Необходимо Вам отрезать больную

ногу. Нет ли у Вас каких-нибудь желаний?

Больной: Я бы просил до операции срезать мне мозоль на больной ноге.

Очень увлекает меня возможность довести ход некоторых мыслей до автора «Откр<овения> в грозе и буре». Это будет откровение в тишине, но потрясательнее всяких гроз и бурь. Посмотрим. Подобраться надо осторожно и сбоку.

В первом письме будет лишь несколько обще-методологических предпосылок и установок. Пишите скорей. Целуем крепко.

Ваш А. Горский.

Мэри насадила много цветов вокруг балкона. Отпуск у нее начнется с

15-го июля. Сегодня с хором клуба ЦКПС дает концерт в город<ском> парке. Тартаков замолк, подобно Любарскому. Устр<яловых> не видел.

Беляев А.Р. — II, 612, 615, 734

221 Во время своей поездки в Ленинград Сетницкая и Крашенинникова встретились с писателем-фантастом

Александром Романовичем Беляевым (1884–1942). В МА (Московский архив А.К. Горского и Н.А. Сетницкого) хранится подборка, сделанная О.Н. Сетницкой, называющаяся «Заметки о поездке в Ленинград», в которой, в частности, содержится листок с перечнем произведений

Беляева, а также краткая дневниковая запись о встрече с ним, во время которой они спрашивали его о романе-утопии «Под небом Арктики», рисующем победу над вечной мерзлотой, который печатался в 1938–1939 гг. в журнале «Бой за технику». В дневниковой записи Сетницкая так характеризовала эту встречу: «“Нам очень интересно

было узнать, чем кончится Ваш роман”. Он начинает рассказывать. <…> Эта беседа, действительно, ценна. Это

самое настоящее пока».

222 А.Р. Беляев работал в Наркомате почт и телеграфов одновременно с Н.А. Сетницким, в 1923–1925 г. Печатался в журнале «Жизнь и техника связи».

223 Вероятно, имеется в виду роман А. Беляева «Война в эфире», впервые появившийся в журнале «Жизнь и техника связи» (1927, № 1–9), посвященный перспективам развития радиоэлектроники и телемеханики. В романе

звучит мысль о том, что в будущем «энергия мысли заменит собой радио». О Бекневе и его гипотезе о возможности трансформации нервной энергии см. примеч. 60 к работе «Огромный очерк».

60 Психодинамика Штаденмауэра — Горский имеет в виду гипотезу о сущности магических

феноменов, выдвинутую в 1912 г. в книге немецкого ученого, профессора экспериментальной химии Людвига Штауденмайера (1865–1933) «Die Magie als experlmentelle Naturwtssenschaft» («Магия

как экспериментальная наука»). По мнению Штауденмайера, такие явления, как галлюцинации,

обостренная чувствительность и энергетическая эаряженность разных членов тела (например,

кончиков пальцев) и т.д., находят себе объяснение в реальных психофизических возможностях

организма. Эти возможности, считает ученый, далеко еще не познаны человеком и должны стать

предметом особой области знания — экспериментальной магии, или психодинамики. В частности,

Штауденмайером была выдвинута гипотеза о том, что при оптических и прочих галлюцинациях мы

имеем дело со специфическим процессом выделения энергии (световой, звуковой и т. п.), обрат923

ным процессу восприятия. Теория нервной энергии была выдвинута инженером Сергеем Александровичем Бекневым в его книге «Гипотеза о нервной энергии и ее значение в деле образования

коллективов максимальной производительности труда» (М., 1923). Согласно этой теории, живое

существо (человек) выполняет роль своего рода трансформатора, который превращает одни виды

энергии в другие, в том числе и в нервную. По мысли С.А. Бекнева, этот процесс может быть и

обратным, и организм «сможет трансформировать энергию нервную (энергию мысли) в световую»

и в другие формы механической энергии. Сознательное овладение процессом «превращения нервной энергии в механическую» откроет человечеству новые, невиданные перспективы развития в

плане органического прогресса: «Человеку не нужен больше свет, он сам является источником такового. Где он появляется, там светло и тепло»; человеку «нетрудно будет устранить силу притяжения, а следовательно, вопросы передвижения без каких-либо приборов легко осуществляются сами

собой только как результат мышления» (Указ. соч. С. 18–19).

Горский, А.К. Сочинения и письма: В 2 кн. Кн. 2 / Сост., подгот. текста, комментарии А.Г. Гачевой.

М.: ИМЛИ РАН, 2018. — 1008 с. (Из истории философско-эстетической мысли 1920–1930-х гг.)

"К сожалению, прислать фрагменты дневников Сетницкой сейчас не представляется возможным, это большая работа расшифровки, набора и комментария. Там упоминания о контактах с Беляевым Ольги Сетницкой и Екатерины Крашенинниковой."

С большой благодарностью Анастасии Гачевой!

Анастасия Георгиевна Гачева — российский учёный-филолог и философ, специалист по истории русской философии и русскому космизму, литературовед, доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник Института мировой литературы РАН, главный библиотекарь, научный сотрудник Библиотеки № 180 им. Н. Ф. Федорова (Музея-библиотеки Н. Ф. Фёдорова).

Дочь российского философа и филолога Георгия Гачева (1929—2008). Мама, Светлана Григорьевна Семёнова (1941—2014), литератуоровед, философ, исследователь и публикатор наследия Н. Ф. Фёдорова, специалист по русскому космизму[2].

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%93%D0%B...

Горский А. К. https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%93%D0%B...