| |
| Статья написана 26 марта 20:53 |
"Вышиванка" Хоттабыча. Множественность Хоттабычей проще всего пояснить с помощью иллюстраций. Нет, я не о том, что джиннов рисовали очень разными. Как раз наоборот — Хоттабыча все художники рисуют примерно одинаково. Объясняется это просто — в книге автор довольно детально описал его внешний облик.
"Хоттабыч был великолепен в новой пиджачной паре из белого полотна, украинской вышитой сорочке и твёрдой соломенной шляпе канотье. Единственной деталью его туалета, которую он ни за что не согласился сменить, были туфли. Ссылаясь на мозоли трёхтысячелетней давности, он остался в вычурных, богато расшитых золотом и серебром туфлях, которые в своё время свели бы, наверное, с ума самого большого модника при дворе калифа Гаруна аль Рашида...". Любовь джинна к "вышиванкам" вскоре забылась, а вот шляпа-канотье и восточные туфли с загнутыми носами без задников стали непременными атрибутами Хоттабыча, без которых его изображать запрещается. Создателем же канонического визуального облика Хоттабыча считается знаменитый иллюстратор Константин Ротов, первым изобразивший джинна в журнальной публикации в "Пионере". Он был первым, но не последним — во второй публикации, в "Пионерской правде", Хоттабыча рисовал другой хороший художник, Николай Радлов, уже знакомый нам по первопубликации "Волшебника Изумрудного города". Но газета, к сожалению, не дает художнику таких возможностей, как журнал, поэтому рисунки Радлова были крошечными и без деталей. Вот, например, газетная иллюстрация Радлова к эпизоду в цирке. А это, для сравнения, ротовский рисунок в журнал: Поэтому первое книжное издание вышло с ротовскими иллюстрациями — по обычаям тех лет, заново перерисованными. В целом же Хоттабыча иллюстрировали много раз, и классическими, кроме ротовских, считаются работы трех художников. Первые послевоенные издания выходили с иллюстрациями тогда еще начинающего книжного художника Генриха Валька, которому до его классических работ вроде "Незнайки на Луне" было очень далеко. Тем не менее, "Хоттабыча", несмотря на недостаток опыта и образования (Вальк был самоучкой), он отрисовал довольно неплохо. Через пару десятилетий книгу Лазаря Лагина стали издавать с иллюстрациями Германа Мазурина. Он сначала нарисовал два диафильма — "Старик Хоттабыч" и "Брат Хоттабыча Омар Юсуф". И эти диафильмы оказались настолько удачными, что Германа Алексеевича позвали в книжку. Ну а в последние годы советской власти книжку "Старик Хоттабыч" издавали в основном с рисунками Виталия Горяева Мне они нравятся меньше других, но именно Хоттабыч кисти Горяева изображен на надгробном памятнике Лазаря Лагина. Чтобы было проще сравнивать, я решил показать вам небольшую галерею иллюстраций на одну тему. Например, изображение полета Хоттабыча и Вольки на ковре-самолете. Начнем сначала — Константин Ротов журнальный: Константин Ротов книжный Генрих Вальк Герман Мазурин диафильмированный Герман Мазурин книжный Виталий Горяев Я думаю, у вас уже наверняка возник вопрос — а откуда такое изобилие? Почему "Мэри Поппинс" центральные издательства всегда издавали с иллюстрациями Калиновского, с "Волшебником Изумрудного города" — обходились только иллюстрациями Владимирского, а к "Старику Хоттабычу" чуть не каждые 10 лет рисовали новую линейку иллюстраций, причем художники первого ряда? А я скажу: "Во-о-от! В этом-то все и дело!". А объясню все в следующей главе. https://vad-nes.livejournal.com/777104.html
|
| | |
| Статья написана 26 марта 20:28 |
Повесть-сказку "Старик Хоттабыч часто иллюстрировали по очень простой причине — картинки в книге устаревали. С этой проблемой в полный рост столкнулись современные издатели. Один мой знакомый издатель собирался переиздать книгу с иллюстрациями первого художника Константина Ротова — очень уж они ему нравились. Проект так и не состоялся. Когда я поинтересовался — почему, мне ответили: "А ты видел эти картинки? Они совершенно не подходят с привычному нам тексту романа". И действительно — у Ротова там какие-то носороги, китайцы, клиенты парикмахерской, превращенные в баранов и сданные в институт на опыты...
Да что далеко ходить — чтобы забраковать иллюстрации, достаточно и того, что с Хоттабычем там постоянно таскаются не два, а три пионера — Волька Костыльков, Женя Богорад и еще один их одноклассник — Сережа Кружкин, тоже, кстати, бывший баран. Его в последующих редакциях выпилили. Или другой пример — в 2013 году издательство "Нигма" переиздало редакцию 1938 года, но использовало иллюстрации Г.Мазурина, на которые у них были права. В результате получился какой-то испанский стыд. Как вы думаете — кто этот тип в темных очках? Люди моего поколения, выросшие на послевоенной редакции, уверенно скажут — это американский интурист, мистер Вандендаллес, владелец заводов, газет, пароходов... А вот и нет — в тексте 1938 года волшебное кольцо попало в руки Феоктиста Кузьмича Хапугина, бывшего нэпмана-частника, а ныне помощника завхоза кустарной артели "Красный, извините, петух". Стильно одевались кустари в 30-е, что еще скажешь? Но самое веселье начинается во время приключений в Италии, где обнаруживается все тот же "Хапугин", который на сложных щах слоняется по римским дорогам. И что ответить родителю на закономерный вопрос ребенка — откуда взялся в Неаполе кустарь-одиночка с мотором? "Извини, у издателя были не те иллюстрации"? Автор "Хоттабыча" действительно постоянно изменял текст. Прямо как сегодняшние авторы сетевого самиздата, которые часто допиливают свои книги, изменяя содержание до неузнаваемости. Здесь я немного отвлекусь, и скажу, что недооценный писатель-фантаст Лазарь Гинзбург был невероятно продвинутым для своего времени автором. Именно Лагиным был написан едва ли не первый в отечественной фантастике роман о классическом "попаданце" под названием "Голубой человек", где в самый конец XIX века попадает обычный комсомолец 1960-х годов. Пользуясь знаниями, полученными в курсе "Истории КПСС", он активно включается в борьбу за дело будущей революции, и даже с молодым Лениным встречается. стать главным советником Ильича, выгнать из партии Троцкого, расстрелять Хрущева и что там еще делают сегодняшние попаданцы автор ему не дал — не те времена стояли за окном, но и без того получилось неплохо. Серьезно, не вру. Недавно перечитал эту книгу — и совсем не расстроился, как это часто бывает с книгами детства. Как ни странно, там не агитка и не лобовое воспевание партии. Просто уже немолодой человек, убежденный коммунист, вспоминает навсегда ушедший мир своей молодости. Также Лагин является автором одного из первых полноценных фанфиков в советской литературе. Не так, как обычно — сел Алексей Толстой переводить "Приключения Пиннокио" и случайно написал свою книгу с похожими героями. Нет, у Лагина полноценный фанфик "Войны миров" Герберта Уэллса, чистой воды спин-офф. Повесть "Майор Велл Эндъю" рассказывает об одном небольшом эпизоде времен вторжения марсиан в Англию, который остался вне внимания автора "Войны миров". Причем, как это иногда случается, фанфик оказался как бы не сильнее оригинала. По крайней мере, меня в детстве "Майор Велл Эндъю" реально перепахал, а вот "Война миров" произвела гораздо меньшее впечатление. Но вернемся к разным Хоттабычам. Литературоведы выделяют две редакции "Старика Хоттабыча", первую и вторую, довоенную и послевоенную, 1938-го и 1951-го года. В этом есть резон, потому что это, по сути, две разные книги. Для первого послевоенного издания Лагин, де факто, написал книгу заново — часть эпизодов выбросил, часть переписал и еще больше сочинил новых. В итоге книга вдвое увеличилась в объеме, а от старого "Хоттабыча" сохранилась хорошо если треть. Почему он это сделал? Причина новой редакции та же, что и с "Волшебником Изумрудного города" — новые времена потребовали новой книги. Ведь тридцатые и пятидесятые это не просто разные исторические периоды — это разные исторические эпохи. Довоенного "Хоттабыча" не случайно часто сравнивают с написанным в те же годы "Мастером и Маргаритой" Булгакова — все то же пришествие могущественной волшебной силы в город с неидеальными жителями, испорченными квартирным вопросом. Обе книги написаны профессиональными фельетонистами и это очень видно — всей разницы, что у Булгакова книга взрослая, поэтому ресторан "Грибоедов", театр "Варьете" и разоблачения алчных до нарядов женщин до нижнего белья, а у Лагина повесть детская, поэтому — парикмахерская "Фигаро здесь №1", кинотеатр "Роскошные грезы" и разоблачение Хоттабычем "обычной ловкости рук" китайского фокусника Мей Лань-чжи в цирке. В довоенной книжке все еще очень камерно, по-домашнему, там нет ни полетов в космос, ни даже Индии — только болтливый гражданин Пивораки и пресловутые "500 эскимо" в цирке. Волька еще не плакатный пионер, а обычный ребенок, который и на подсказку с радостью соглашается, и табличку "Закрыто на учет" в разнесенной джинном парикмахерской для конспирации повесить может, и даже плохими словами ругается. — Товарищи... Братцы... Вы меня не слушайте... Разве это я говорю?.. Это вот он, этот старый болван, говорит... Я официально заявляю, что за эти слова не отвечаю. Сравните с послевоенным обезжиренным: — Товарищи!.. Граждане!.. Голубчики!.. Вы не слушайте… Разве это я говорю? Это вот он, старик, заставляет меня так говорить… К пятидесятым же небогатая и неказистая страна "Золотого теленка" и "Волги-Волги" изменилась до неузнаваемости, и старый "Хоттабыч" никак не вписывался в реалии "красной империи", раскинувшейся на треть глобуса, рвущейся в космос и собирающейся строить атомные подводные лодки. Надо было или переходить в разряд исторических романов, или осовременивать книжку. Лагин выбрал второе. Послевоенный "Хоттабыч", безусловно, стал более идеологичным, но и более цельным, с четко прописанной главной мыслью. Роман-фельетон стал настоящим гимном стране, где не в деньгах счастье, а чудеса творят сами люди — своим трудом и своими умом. Да, выигрыв в масштабности и эпичности, "Хоттабыч" потерял в камерности и мне, например, очень жаль, что оттуда выпали совершенно зощенковские диалоги 30-х: — Ездиют тут на верблюдах... — Да, чуть-чуть несчастье не приключилось. — Тут, я так полагаю, главное не мальчишка. Тут, я так полагаю, главное — старичок, который за мальчишкой сидит... — Да, сидит и шляпой обмахивается. Прямо как граф какой-нибудь. — Чего смотреть! В отделение — и весь разговор. — И откуда только люди сейчас верблюдов достают, уму непостижимо! — Эта животная краденая. Исчезли и местечковые шутки на грани фола — в прямом смысле слова местечковые. В довоенной книге "вместо ответа Хоттабыч, кряхтя, ... вырвал из бороды тринадцать волосков, мелко их изорвал, выкрикнул какое-то странное слово «лехододиликраскало»". В этом заклинании джинна бывший ученик хедера процитировал первую строчку гимна, который раз в неделю поют все ортодоксальные иудеи, встречая Шаббат (Субботу): «Леха доди ликрат кала…» — «Иди, мой возлюбленный, навстречу невесте…». В пятидесятые Хоттабыч уже просто произносит «странное и очень длинное слово» (знаменитого "трах-тибидох" в книге никогда не было, его придумал для радиоспектакля 1958 года великий Николай Литвинов). Шутка исчезла не потому, что Лагин вдруг застеснялся своего еврейства — наоборот, в послевоенные годы фронтовой корреспондент Лагин выпустил свою единственную книгу на идише «Мои друзья бойцы-черноморцы» (מײַנע פֿרײַנט די שװאַרציאמישע קריגער: פֿראָנט-נאָטיצנ) о евреях-фронтовиках, посвятив ее погибшему на войне брату Файвелю Гинзбургу. Шутку он убрал потому, что мир вновь изменился, и оценить ее было особо некому. Не было больше в стране местечкового еврейства — нацисты постарались, а молодые евреи уже не знали ни идиша, ни иврита. Этот процесс адаптации "Старика Хоттабыча" под меняющийся мир не заканчивался никогда. Автор переделывал роман практически к каждому изданию, и грубое разделение на довоенную и послевоенную редакции — оно скорее от бессилия и невозможности учесть все варианты. Вспомним хотя бы недобровольное путешествие Жени Богорада в Индию. В 1938 году суровый джинн просто продает пионера в рабство, но о его пребывании в Индии Лагин особо не рассказывает: "Поверьте автору на слово, что Женя вёл себя там так, как надлежит вести себя в условиях жестокой эксплуатации юному пионеру. Автор этой глубоко правдивой повести достиг довольно преклонного возраста и ни разу не обострил своих отношений с вице-королём Индии. Ему поэтому не хотелось бы испортить эти с таким трудом наладившиеся отношения". В 1952 году Женя уже возмущенно рассказывал Вольке, как его едва не продали в рабство, а после попытки пожаловаться белому человеку подняли на смех: "А мой работорговец смеётся: «Нашёл, говорит, кому жаловаться – англичанину! Да если бы не англичане, – да продлятся их жизни в счастье! – в Индии давно уже не было бы работорговли и я разорился бы и был нищ, как последний дервиш»". В 1955 году, когда СССР принялся налаживать отношения с Индией, Богораза Хоттабыч от греха подальше зашвырнул не в Индию, а к хуситам в Йемен, где его также продают в рабство. И только в издании 1958 года появляется финальная версия этого эпизода с теплой встречей, цветами, бананами и "хинди руси бхай-бхай". "Хоттабыч" менялся вместе со страной, перетекая из одной формы в другую — книга, радиоспектакль, кинофильм, мюзикл 79 года с молодыми Боярским, Муравьевой, Абдуловым, Барыкиным... История древнего джинна, попавшего в молодую страну, стала своеобразным зеркалом этой державы, изменяясь вместе с ней. И даже в новой России, когда классические сказки вспоминали разве что при попытках срубить легких денег на известном брэнде, "Хоттабыч" продолжал отражать страну. Но об этом — в следующей, последней главе про сварливого джинна. https://vad-nes.livejournal.com/777288.html
|
| | |
| Статья написана 26 марта 20:11 |
Одно время было модно все классические произведения советской детской литературы объявлять плагиатом. Мол, Волков все украл у Баума, Толстой — у Коллоди, Чуковский — у Лофтинга... Беда в том, что, войдя в раж, люди не останавливаются на тех случаях, когда стартовое заимствование бесспорно, а начинают разоблачать дальше.
Дело доходит до того, что "Приключения Незнайки" Николая Носова объявляют плагитатом "Царства малюток" Анны Хвольсон, хотя единственное, что совпадает в этих двух книгах — имена двух персонажей: Знайка и Незнайка. Почему бы в таком случае не объявить Носова плагиатором Владимира Даля? Наш великий фольклорист в своей книге "Пословицы русского народа" задолго до Хвольсон сообщал, что "незнайка лежит, а знайка далеко бежит". "Старик Хоттабыч" тоже попал под подозрение — его объявляют плагиатом фантастической повести английского писателя Ф. Энсти (псевдоним Томаса Энтри Гатри) «Медный кувшин» («The Brass bottle»). Завязка, безусловно, практически та же — молодой лондонский архитектор Гораций Вентимор покупает на аукционе старый кувшин, в котором, как выяснилось, был заточен джинн Факраш-эль-Аамаш. Джинн пытается отблагодарить своего спасителя, но его вмешательство приносит одни неприятности. Очень популярная, надо сказать, была книга, на ее основе сделали мюзикл и несколько экранизаций, последнюю – в 1964 году. "Да это Хоттабыч в чистом виде!" — уверены критики, многие из которых настроены сурово и никаких сомнений в заимствовании не испытывают. Вот что пишет, например, доктор филологии из Университета Хельсинки Бен Хеллман в своей монографии "Сказка и быль. История русской детской литературы": "Лагин позаимствовал у Энсти не только основную идею, но и целые сцены, хотя, конечно, изменил время и место действия – теперь это Советский Союз тридцатых годов". Его поддерживает и Владимир Гопман, написавший большую статью "Как стать счастливым. Вариант писателя Т. Энсти": "Нашему читателю роман «Медный кувшин» (1900), безусловно, напомнит повесть Лазаря Лагина «Старик Хоттабыч». Сходство между этими произведениями настолько очевидно, что можно с уверенностью сказать: Лагин был знаком с романом Энсти, переведенным на русский в 1902 г.". Плагиат — это очень серьезное обвинение, поэтому давайте разбираться всерьез и по порядку. Заранее прошу прощения, что буду душнить, занудствовать и обильно цитировать. Вопрос первый: читал ли Лагин «Медный кувшин», который вышел почти на сорок лет раньше "Хоттабыча" и почти сразу был переведен на русский? Критики уверены, что читал, и в подтверждение обычно ссылаются на свидетельство дочери писателя, Натальи Лагиной. Вот только если обратиться с оригиналу этого интервью, свидетельство сразу становится не таким уж убедительным: «Не раз я приставала к отцу с расспросами, как это он вдруг придумал такого джинна. Отец, иронически усмехаясь, говорил, что начитался сказок «Тысяча и одна ночь», потом его обуяли фантазии, а позже ему попалась на глаза какая-то древняя (!) английская баллада (!!!) “Медный кувшин”. И ничуть не повторяя прочитанного, отец вдруг понял, что ему, ну, совершенно необходимо написать про трогательного и чем-то нелепого джинна, чудом попавшего в нашу страну, где ему все непонятно». Сам же Лагин о своем знакомстве с повестью Энсти ни разу не упоминал. Зато постоянно называл другой источник, из которого, по его словам, и вырос "Хоттабыч". Даже в предисловии об этом писал: «В книге «Тысяча и одна ночь» есть «Сказка о рыбаке». Вытянул рыбак из моря свои сети, а в них – медный сосуд, а в сосуде – могучий чародей, джинн. Он был заточен в нем без малого две тысячи лет. Этот джинн поклялся осчастливить того, кто выпустит его на волю…». Вопрос второй: Какие же "целые сцены" заимствовал Лагин у Энсти? Самый подробный список "сюжетных заимствований" я нашел в той самой статье Гопмана. Итак: 1. "В обоих произведениях по приказу царя Соломона джинн заключается в сосуд". Я бы добавил еще третье произведение — в "Сказке о рыбаке" его тоже заключили в сосуд и тоже по приказу Сулеймана ибн Дауда. 2. "В обоих случаях выпущенный на свободу джинн клянется помогать во всем своему избавителю". В сказке "1000 и одной ночи" тоже сначала собирался. Потом еще посидел в кувшине и передумал. 3. "В обоих случаях избавителю предлагаются драгоценные дары, преподносимые джиннами в знак своей глубочайшей благодарности" — э-э-э... Мне кажется, это абсолютно напрашивающийся эпизод. Нет? Гопман видит заимствование в том, что и тот, и другой джинн наколдовывали спасителю именно караван верблюдов, груженных драгоценными товарами. А что арабский джинн, простите, должен был наколдовать? Вагон с повидлом? Грузовик с пряниками? Гопман объявляет совпадением еще и попытку улучшить жилищные условия спасителя, но мне кажется, здесь заимствованием и не пахнет. Хоттабыч, как мы помним построил для Вольки несколько дворцов, которые пионер потребовал отдать РОНО (в ранних редакциях — МКХ, московскому коммунальному хозяйству). У Энсти же джин поступает скорее в стиле булгаковского Воланда, повелевающего пространством — он неведомым образом "расширяет" небольшую лондонскую квартиру архитектора до роскошных многозальных покоев. И это весь плагиат, все найденные в книгах совпадения. Как признается сам критик: "Далее дары отличаются – но лишь потому, что герои разного возраста: Факраш пытается найти для Вентимора подходящую, по его мнению, партию, решив женить его на принцессе из рода джиннов; Хоттабыч же подсказывает Вольке на экзамене по географии". Исследователь Г.А. Велигорский, также убежденный в заимствовании, в большой статье "Разные лики старика Хоттабыча: жанровые "приключения" сюжета" заявляет следующее: "Убедительное сравнение «общих мест» в двух произведениях провел В.Л. Гопман; не повторяя аргументов исследователя, добавим еще один от себя. Схожим образом звучит в повестях имя заклятого врага обоих джиннов: у Ф. Энсти – Джарджарис, у Л. Лагина – Джирджис". А вот это уже серьезное обвинение, потому что на таких мелочах все обычно и палятся. Давайте разберем это созвучие подробно. Сравнение текстов двух повестей полностью подтверждает обвинение. Ф. Энсти «Медный кувшин»: «У меня была родственница, Бидия-эль-Джемаль, которая обладала несравненной красотой и многообразными совершенствами. И так как она, хотя и джиннья, принадлежала к числу верных, то я отправил послов к Сулейману Великому, сыну Дауда, которому предложил ее в супруги. Но некий Джарджарис, сын Реджмуса, сына Ибрагима — да будет он проклят навеки! — благосклонно отнесся к девице и, тайно пойдя к Сулейману, убедил его, что я готовлю царю коварную западню на его погибель». Хоттабыч же поминает Джирджиса настолько часто, что автор над этим даже стебется: — Пойдем погуляем, о кристалл моей души, — сказал на другой день Хоттабыч. — Только при одном условии, — твердо заявил Волька: — при условии, что ты не будешь больше шарахаться от каждого автобуса, как деревенская лошадь… Хотя, пожалуй, я напрасно обидел деревенских лошадей: они уже давно перестали бояться машин. Да и тебе пора привыкнуть, что это не джирджисы какие-нибудь, а честные советские двигатели внутреннего сгорания». Сходство имен несомненно. Но возникает один вопрос: если Лагин спер Джирджиса у Энсти, откуда тот взял своего Джарджариса? Сам придумал? Нет. На самом деле оба автора активно использовали текст "1000 и одной ночи". Энсти работал с переводом «Тысячи и одной ночи», выполненном Эдвардом Уильямом Лейном, который вышел в 1841 г. трехтомным изданием. Так, вышеупомянутый Велигорский сообщает, что "Из «Сказки о рыбаке» в изложении У. Лейна, помимо основной коллизии ... Ф. Энсти заимствует некоторые обороты для речи своего джинна Факраша, например, упоминание Джарджариса или Сулаймана, сына Давуда". Но здесь он ошибается. Лейновский трехтомник был переведен на русский язык еще до революции Людмилой Петровной Шелгуновой, и, на наше счастье, этот перевод был переиздан издательством "Алгоритм" совсем недавно, в 2020 году. Открываем главу "Рыбак", смотрим — никакого Джарджариса там нет. Но если пролистать чуть дальше, то в главе "Второй царственный нищий" читаем: "Отец выдал меня за сына моего дяди, но в вечер моей свадьбы, во время пиршества, шайтан по имени Джарджарис похитил меня". Я уже говорил, что Энсти при написании "Медного кувшина" активно использовал текст "1000 и одной ночи". Настолько, что и сам не избежал обвинений в плагиате. Так, американский издатель даже прислал автору вырезку рецензии из одного нью-йоркского журнала с со следующим вердиктом: «Один парень, поумнее Энсти, рассказал эту историю в сказке из «Тысячи и одной ночи» тысячу лет назад, и получилось это у него куда лучше». Энсти действительно заимствовал из арабских сказок достаточно много сюжетных ходов, причем использовал не только "Сказку о рыбаке". Тот же Велигорский пишет: "При этом очевидно, что Энсти вдохновлялся не только «Сказкой о рыбаке», но и по меньшей мере «соседними» историями; так, сюжет о превращении в мула (главы XI–XIII) он заимствует из предыдущей сказки – «Рассказ о третьем старце и муле», где также фигурирует джинн [см.: Lane 1841, 56–58]. Так, может, и Лагин своего Джирджиса не у англичанина подрезал, а в первоисточнике позаимствовал? Пользовался ли он сказками "1000 и одной ночи"? Еще как! Например, Екатерина Дайс в статье "Остановивший Солнце. Мистериальные корни «Старика Хоттабыча»" прямо говорит о многочисленных заимствованиях устойчивых оборотов из арабских сказок: "В речи старика Хоттабыча встречаются откровенные отсылки к этим сказкам, например: «И случилась со мной – апчхи! – удивительная история, которая, будь она написана иглами в уголках глаз, послужила бы назиданием для поучающихся. Я, несчастный джинн, ослушался Сулеймана ибн Дауда – мир с ними обоими! – я и брат мой Омар Хоттабович». Один из фрагментов-первоисточников в «Тысяче и одной ночи»: «Клянусь Аллахом, о брат мой, твоя честность истинно велика, и рассказ твой изумителен, и будь он даже написан иглами в уголках глаза, он послужил бы назиданием для поучающихся!». При этом Лагин работал, разумеется, не с трехтомником Лэйна, а с академическим переводом этих сказок на русский язык, сделанным М. Салье и издававшимся как раз в период работы над "Хоттабычем". Ну-ка, открываем главу "Второй царственный нищий", у Салье она называется "Рассказ второго календера". Как там Джарджариса зовут? Цитирую: "Он выдал меня за сына моего дяди, и в ночь, когда меня провожали к жениху, меня похитил ифрит по имени Джирджис ибн Раджмус, внук тетки Иблиса, и улетел со мною и опустился в этом месте". А теперь — "Хоттабыч", знаменитый эпизод похода Вольки и древнего джинна в кино, появление поезда на экране и позорное бегство Хоттабыча: — Чего ты кричал? Чего ты развел эту дикую панику? — сердито спросил уже на улице Волька у Хоттабыча. И тот ответил: — Как же мне было не кричать, когда над тобой нависла страшнейшая из возможных опасностей! Прямо на нас несся, изрыгая огонь и смерть, великий шайтан Джирджис ибн Реджмус, внук тетки Икриша! — Какой там Джирджис! Какая тетка? Самый обычный паровоз!". Как мы видим — совпадение практически дословное, разве что Иблиса на Икриша поменяли. Похоже, советские цензоры, опасаясь за целомудрие советских пионеров, не решились поставить рядом слова "тетка" и "Иблиса".* Если серьезно, то очень похоже, что, когда обоим авторам потребовалось как-то назвать главного врага джинна, они полезли в текст "1000 и одной ночи" в поисках какого-нибудь злого духа. А шайтан в этом томе только один — тот самый Джирджис-Джарджарис. Перехожу к выводам. Мы не можем сказать с уверенностью — читал ли автор "Старика Хоттабыча" книгу "Медный кувшин", а сравнение текстов повестей, на мой взгляд, не подтверждает мнения о "заимствовании целых эпизодов". Бесспорно совпадает только завязка — главный герой открывает некий сосуд и в современном мире появляется древний джинн. Но, извините, сюжет "лох педальный случайно вызывает могущественного демона" является вечным, и раз за разом повторяется в искусстве как минимум со времен Средневековья (гуглить "ученик чародея/Der Zauberlehrling"). Не случайно в русском языке словосочетание "выпустить джинна из бутылки" стало поговоркой. Так мы, извините, в плагиаторы зачислим и англичанина Роберта Лисона, чью повесть "Джинн третьего класса" о волшебном духе, выпущенном школьником из пивной банки, я читал еще подростком. И нашего родного Владимира Семеновича Высоцкого, с его песней про вылетевшего из бутылки джинна, у которого "кроме мордобития — никаких чудес!". Но в процессе исследования выяснилась другая интересная вещь. Хотя заимствований текста друг у друга обнаружено не было, тексты сказок "1000 и одной ночи" оба автора использовали самым активным образом. У меня нет под рукой английских оригиналов, поэтому о степени не сюжетного (которое бесспорно), а текстового заимствования Ф. Энсти я сейчас судить не могу. Но вот Лазарь Лагин совершенно сознательно делал "пасхалки для просвещенных", просто нашпиговав "Хоттабыча" раскавыченными цитатами из "1000 и одной ночи". Сравните сами. Вот абзац "Сказки о рыбаке" из классического 12-томника с академическим переводом Михаила Салье: «Знай, о рыбак, – сказал ифрит, – что я один из джиннов-вероотступников, и мы ослушались Сулеймана, сына Дауда, – мир с ними обоими! – я и Сахр, джинн. И Сулейман прислал своего везиря, Асафа ибн Барахию, и он привёл меня к Сулейману насильно, в унижении, против моей воли. Он поставил меня перед Сулейманом, и Сулейман, увидев меня, призвал против меня на помощь Аллаха и предложил мне принять истинную веру и войти под его власть, но я отказался. И тогда он велел принести этот кувшин и заточил меня в нем". А теперь — "Старик Хоттабыч". Во время путешествия по Арктике Волька Костыльков и Жена Богораз нашли кувшин с братом Хоттабыча, "любезным Омаром", оказавшимся препротивным поганцем. – Знай же, о недостойный юнец, что я один из джиннов, ослушавшихся Сулеймана ибн Дауда (мир с ними обоими!). И Сулейман прислал своего визиря Асафа ибн Барахию, и тот привёл меня насильно, ведя меня в унижении, против моей воли. Он поставил меня перед Сулейманом, и Сулейман, увидев меня, приказал принести этот кувшин и заточил меня в нём… – Правильно сделал, – тихо прошептал Женя на ухо Вольке. – Что ты там шепчешь? – подозрительно спросил старик. – Ничего, просто так, – поспешно отвечал Женя. Если хотите знать мое мнение — все эти споры о плагиате мимо кассы. Авторы всегда заимствовали и всегда будут заимствовать друг у друга сюжетные ходы — их не так много. Значение имеет только одно — не кто у кого спер, а появилось в итоге яркое самостоятельное произведение или все ограничилось унылым подражательством. Авторы "12 стульев" признавались, что позаимствовали фабулу своего произведения из рассказа Конан-Дойля "Шесть Наполеонов". Но они сделали абсолютно самобытный роман, и кто вспомнит того Холмса, читая про похождения Бендера и Кисы? А какое-нибудь проходное фэнтези или "боярка" с "Автор.Тудей" формально сюжет не заимствовало, но по сути — неотличимо от тысяч других таких же эпигонских книжек с отчетливо картонным привкусом. Получилось ли у Лагина? Бесспорно. Причем не один раз. Да, любезный читатель, есть как минимум несколько "Хоттабычей". Но об этом — в следующей главе. https://vad-nes.livejournal.com/776584.html *** СХ. Глава "Ещё одно происшествие в кино". а) журнальный вариант 1938 г. из антологии "Лучшие произведения русской детской литературы" М. "Мир энциклопедий Аванта-Астрель, 2007 С примечаниями (джин, ифрит, шайтан) в конце. Джин( с 1-м "н") С экрана на зрителей мчался громко гудевший паровоз. Это — царь джинов Джирджис из потомства Полиса. б) журнал "Пионер" 1938 г. — царь джинов Джирджис из потомства Иблиса. в) газета "Пионерская правда" 1939 г. — царь джинов Джирджис из потомства Гирджиса. г) книга 1940 г. — в этой главе эпизод с Джирджисом отсутствует. Зато в главе "Беспокойная ночь" читаем: "Джирджис, могучий и беспощадный царь шайтанов и ифритов" д) книга 1951 г. — великий шайтан, царь джинов Джирджис ибн Реджмус, внук тётки Икриша. е) книга 1953 г. — великий шайтан, царь джиннов Джирджис ибн Реджмус, внук тётки Икриша. ж) сборник 1961 г. — великий шайтан, царь джиннов Джирджис ибн Роджмус, внук тётки Икриша. Остальные прижизненные издания — так же, как и в "книга 1953 г. — великий шайтан, царь джиннов Джирджис ибн Реджмус, внук тётки Икриша."
|
| | |
| Статья написана 25 марта 21:30 |
|
| | |
| Статья написана 23 марта 12:55 |
Ну что ж, очень символично Пришёл автограф с малой родины автора "Хоттабыча". "Уходит время вспять, а там не до того: признать иль не признать на родине его?" (витеблянин Давид Симанович)
|
|
|