Блог


Вы здесь: Авторские колонки FantLab > Авторская колонка «Wladdimir» облако тэгов
Поиск статьи:
   расширенный поиск »


Статья написана 4 мая 2021 г. 11:42

8. В рубрике «Критики о фантастике» размещена статья Роберта Клементовского/Robert Klementowski “Janusz Zajdel: ostatnia dekada/Януш Зайдель: последнее десятилетие” (стр. 55 – 67). Хотя именем Зайделя названа высшая польская жанровая премия, о самом писателе русскоязычный читатель знает поразительно мало. О его творческом наследии, пожалуй, и того меньше. Поэтому мне показалось, что стоит, видимо, опубликовать хотя бы здесь перевод этой статьи, дополнив ее небольшим комментарием.

ЯНУШ ЗАЙДЕЛЬ: ПОСЛЕДНЕЕ ДЕСЯТИЛЕТИЕ

В середине семидесятых годов XX века Зайдель занимался популяризацией науки, публикуя статьи в журнале “Przyjaciel przy pracy”, – периодическом издании, посвященном безопасности и гигиене труда. Помимо прочего он обсуждал в них виды и источники радиоактивного излучения, причины несчастных случаев при работе с таковыми источниками и способы преодоления их последствий. Он считал, что в обществе существует иррациональная боязнь источников излучения, вызванная психозом атомной войны. Будучи экспертом-свидетелем (biegły sądowy), он обладал всеми нужными знаниями, чтобы разбираться в данной проблеме, когда с полной уверенностью утверждал: «Облучение дозами, не превышающими верхней границы допустимой нормы, не может вызвать никаких проявлений лучевой болезни у облученного человека».

Зайдель, когда писал эти слова, уже болел раком легких. Хотя об этом не говорилось вслух, во время одного из экспериментов руководство пренебрегло мерами техники безопасности, и экспериментаторы получили повышенную дозу облучения. Для Зайделя последствия этого оказались трагическими.

Осенью 1975 года, выполняя спущенные сверху распоряжения, дирекция Центральной лаборатории радиологической защиты вынуждена была объединить два своих отделения с назначением их руководителем человека, рекомендованного ЦК ПОРП. Зайделя намеревались перевести в другое отделение, которого в тот момент еще даже не было, без указания круга служебных обязанностей. Позже во главе этого объединенного отделения был поставлен заслуженный деятель ССПМ (ZSMP – молодежная секция ПОРП).

Януш Зайдель, сорванный с места работы, которую любил, оказался лишенным как удовлетворения от выполнения своих профессиональных обязанностей, так и общения с устоявшимся кругом друзей. Он никогда не питал иллюзий в отношении той общественной системы, в которой ему довелось жить, хотя этого и не видно из продукции его раннего литературного творчества. Допущенная в отношении его несправедливость, цинизм и бесцеремонность властей, ничтожество людей, жертвующих принципами ради карьеры – все это нашло свое место в произведениях, написанных после 1975 года. Его негативное, хоть и скрывавшееся ранее, отношение к системе заметно интенсифицировалось.

Прогрессировавшая болезнь углубила его художественное чутье, направила внимание на те области жизни, которые до тех пор не входили в круг его творческих интересов. Появились раздумья над смыслом жизни, тайной и значением смерти. «Это преступление – оснастить живое существо разумом и сознанием для того, чтобы оно осознало, что ему неизбежно придется погибнуть, что время его жизни очерчено законченной последовательностью процессов развития и распада, что его существование ограничено непреодолимым биологическим барьером» (“Adaptacja/Адаптация”).

Зайдель рисует образы одиноких героев, поставленных перед осознанием неминуемого жизненного конца. Он трогательно описывает историю Агенора, смотрителя псов-охранников последнего на Земле хранилища радиоактивных отходов (“Psy Agenora/Псы Агенора”). Когда спустя тридцать лет собаки начинают рожать мутированных щенков и дохнуть, Агенор присоединяется к ним, убивая себя.

Болезнь, а также перемена места работы позволили ему посвящать больше времени литературе и фэндому. Общение с любителями фантастики в значительной степени компенсировало ему неудачи на профессиональном уровне. Он хорошо себя чувствовал в окружении людьми, мыслящими подобно ему и живо реагирующими на очередные издающиеся книги. Появилась целая группа писателей с идентичными тематическими интересами, что углубляло ощущение общности. В 1984 году он был восторженно принят в Сташове, где появился на публике после долгого перерыва. Он был одним из основателей польского отделения WORLD SF; это было одной из причин, почему он, несмотря на болезнь, поехал в Италию в следующем году. Это была, как оказалось позднее, последняя его заграничная поездка.

Зайдель оставался одной из важнейших особ фэндома, вокруг которой группировались не только читатели, но и писатели. Гжегож Друкарчик, один из членов группы TRUST, спустя несколько лет утверждал, что вот, дескать, искали кого-то на место Лема, поэтому и вознесли на пьедестал Зайделя. Это суждение не кажется справедливым. Ибо появилась группа авторов, настроенная на ту же волну, пишущая свои произведения в том же духе. Зайдель весьма естественным образом занял в ней главенствующее место – благодаря своим творческим достижениям, зрелому возрасту, разносторонним интересам.

Он с удовольствием ездил на встречи любителей фантастики, рассказывал о своих замыслах. Считался специалистом в юридических нюансах, финансах, контактах с издательствами, налоговой системе, противоречиях и непоследовательностях общественного строя. Под его влиянием пребывали Юлия Нидецкая, Марек Орамус. При его больничной койке встречались писатели и издатели разных поколений – Вейнфельд, Вольский, Нидецкая, Енчмык, Родек, Нововейский, с ним знакомы были Жвикевич, Простак, Внук-Липиньский, Гловацкий.

Паровский вспоминает, что Зайдель опекал молодых авторов. Придумал для них «медаль имени Джорджа Оруэлла». На одной ее стороне голубь пытался вырваться из земного шара, нарисованного в виде клетки, на второй доминировал мотив разорванной цепи. Ныне эта инициатива может казаться слишком прямолинейной в своей символике, но тогда в счет принимались искренность высказывания и естественность действий. События 1980 года (августовские соглашения и основание НСПС «Солидарность»), приносившие суррогат свободы, склоняли к более смелым выступлениям против властей.

Документальным подтверждением такой эмоциональной позиции Зайделя является его стихотворение “Modlitwa Pańska 1981/Молитва Господня 1981”, напечатанная без указания автора в антологии польской поэзии “Nie w imię rozpaczy I nie w imię zemsty/Не во имя отчаяния и не во имя мести”, изданной в подполье в марте 1983 года. Страстность, насыщающая это произведение, объясняется датой его написания – 13 декабря 1981 года. Зайдель опасался введения военного положения. С сентября 1980 года он был председателем профкома НСПС «Солидарность» и знал об арестах деятелей профсоюза после такового введения. Сам он избежал интернирования лишь благодаря оперативности дирекции учреждения, в котором работал.

"Отче наш, сущий на небесах! Втянутые в самую странную из войн, заткнутыми кляпом устами мы взываем к Тебе: Да святится имя Твоё; да приидет Царствие Твоё; оточи опекой Своею всю страну нашу, пусть на спины наши согнутые не обрушиваются больше палочные удары; да будет воля Твоя. Позволь исполниться горячему наших сердец желанию: пусть шпики, предатели, коммунисты перестанут топтать польскую землю! Да сорвет сила Твоя узы с тех, кто бесправно брошен в темницу, да восторжествует святая справедливость и на земле, как на небе. Хлеб наш насущный дай нам на сей день, чтобы мы смогли дожить до того дня, когда последний из изменников в петле повиснет на виселице. И прости нам долги наши, пусть жажда мести нас не марает, и прости нам ошибки, как и мы вот уже сорок лет прощаем. А должникам нашим, Господи, за угнетенный народ польский, за измену, насилие и тиранию Сам вынеси справедливый приговор. Пусть тяжесть измен и преступлений им до судного дня гнетет спины; и не введи нас в искушение, чтобы никто из нас не пожалел палача. Благоволи народу Твоему, который сдерживает в груди своей отчаянное рыдание, но избавь нас от лукавого, имя которому коммунизм. Ибо Твоё есть Царство и сила и слава во веки. Аминь".

Указанное стихотворение и ныне остается наиболее открытым выражением Зайделем своего отношения к коммунистической системе. Его специальностью было великолепное владение эзоповым языком, способность переноса абсурдной действительности в научно-фантастические произведения при сохранении их развлекательных достоинств. До смерти, 19 июля 1985 года, он успел издать пять таких романов, но оставил конспекты очередных произведений, которые позволяют реконструировать его несбывшееся творчество.

В 1980 году вышел из печати “Cylinder van Troffa/Цилиндр ван Троффа” – первый из серии романов, которые относят к “социологическому” направлению польской НФ.

За этот роман Зайдель получил премию Министра культуры и искусства. Главный герой романа – космонавт, который возвращается на Землю спустя 150 лет отсутствия на ней и оказывается в кошмарной действительности – общество страдает от результатов генетических экспериментов. Причины упадка биологического вида homo sapiens лежат, однако, глубже. «Именно отсутствие мотивации, отсутствие целей стало причиной разложения. Не дебилизм, склонность к агрессии и прочие результаты генетических пороков, но ощущение безнадежности и бесцельности действий» (“Cylinder van Troffa”).

Читатели имели возможность ознакомиться с этим романом в газете “Kurier Szczeciński”, а его первоначальным названием было “Człowiek z rury Holfa/Человек из трубы Хольфа” – явно отсылавшее к жанровым произведениям научной фантастики, где уже сами названия указывают на то, на что читателю следует обратить особое внимание. Синопсис романа как будто бы подтверждал, что это будет характерное для Зайделя произведение, содержащее наряду с научно-фантастическими мотивами также нравоучительные размышления. Титульная «труба» (или «цилиндр») – это особое устройство, в котором время почти полностью останавливает свой бег. Находящееся в этом устройстве живое существо стареет очень медленно, что позволяет возлюбленной главного героя дождаться того момента, когда он вернется из космоса.

Прилетевшие космонавты оказываются заточенными на лунной станции, авторитарно управляемой и конфликтующей с Землей. Нашему герою удается попасть на Землю, где он интенсивно ищет свою возлюбленную. Землю населяют люди с низким уровнем умственного развития; немногочисленные ученые – презрительно называемые “доцентами” – помогают героям романа осознать масштабность преступления, совершенного в отношении части общества. Виновные в нем укрылись на Луне, чтобы там дождаться возможности возвращения на опустошенную уже планету. В этом месте замечательно видно расхождение между готовым романом и направленным в издательство синопсисом, в котором писатель обещал представить в книге «одну из возможных, оригинальную по замыслу, модель замыкания цивилизационного цикла и открывания очередного цикла развития человечества: через отделение здравого смысла от глупости, творческого мышления от деструктивной бессмысленности, умеренности от экстремизма. Отсюда, а не, как можно было бы допускать, из результатов применения атомного оружия берется название эпохи Расщепления человечества на части, одна из которых губит сама себя, а в другой концентрируются лучшие черты человечества».

Однако в конечной версии Зайдель показывает коварство этих единственно правильных развязок. Устроители генетических манипуляций, имевших целью искоренение нежелательных свойств человеческой личности, сами попали в ловушку. Пребывание нескольких поколений этой части человеческого общества на Луне негативным образом отразилось на физической форме членов популяции, из-за чего их возвращение на Землю оказалось невозможным. Часть человеческой расы вымирает на Земле, вторая же ее часть мельчает и вырождается на Луне. Трудно избавиться от впечатления, что, описывая лунный социум, Зайдель как бы примеривается к тем моделям общества, которые он представит читателям в следующих своих книгах.

В 1982 году вышел из печати лучший роман Зайделя – “Limes inferior”. К его созданию некоторым образом причастны: личность Адама Висьневского-Снерга, перипетии, пройденные Зайделем по месту его профессиональной работы, и рассказ Нидецкой “Wilki na wyspie/Волки на острове”. Симуляция деятельности, некомпетентность, угодливость и выслуживание перед властями, леность – так Зайдель оценивает научные кадры Института Ключа. «Хватило нескольких недель наблюдений, проводимых как бы “скрытой камерой” (…), чтобы Снеер полностью изменил мнение: способности, знания и результаты работы, похоже, находились в обратной зависимости от высоты выполняемых функций» (“Limes inferior”).

Это ироничное представление, несомненно, является результатом личных наблюдений автора, в творчестве которого то и дело проскальзывают колкости по адресу чванливых ученых, спесивость и догматичность которых не позволяют добиться хоть каких-либо положительных результатов. Он сам, будучи классным специалистом, вынужден был повиноваться приказам недоучек, чем-то отличившихся перед властями.

Нидецкая в рассказе “Wilki na wyspie” прослеживает ту же ситуацию: власти «вылавливают» самых умных индивидов, которые способны открыть всю правду о системе. Если в мире Нидецкой таких индивидов изолируют от общества, то героя Зайделя приглашают присоединиться к правящей элите и жить на совершенно ином уровне. “Limes inferior” описывает общество, построенное по законам, навязанным пришельцами из космоса. Автор, однако, сосредоточивается на механизмах экономики этой общественной системы, представляющей собой нечто вроде смеси коммунизма и капитализма. Кшиштоф Борунь в одной из дискуссий на радио назвал даже этот роман экономической фантастикой.

Роман многим обязан поездке Зайделя в Чикаго, где он наблюдал высокую зависимость горожан от финансовой системы, основанной на электронной информации. Отсюда, быть может, и взялся провидческий, реализованный уже на практике замысел Ключа.

«Ключ – прибор величайшей сложности. По сути дела, это миниатюрный компьютер, входящий в систему разнообразных автоматов, применяемых во всех областях жизни современного человека. Он и кошелек, и паспорт, и сертификат, он заменяет все давние удостоверения, документы, чеки и другие бумаги. Он – элемент, включающий каждого человека во Всеобщую Компьютерную Систему, регулирующую общественную жизнь. Взаимодействие столь различных по своей природе систем требует определенной стандартизации одной из них. Ключ – как бы «трансформатор», подгоняющий естественный – а стало быть, несовершенный и индивидуализированный – продукт биологической эволюции, каковым является человек, к тончайшему творению кибернетики» (“Limes inferior”).

Миры, описываемые Зайделем, функционируют на основе тотальной лжи. Действительность представляет свое двойное, янусово лицо. Символом римского бога и является – nomen omen – ключ.

В следующем году был издан роман Зайделя “Wyjście z cienia/Выход из тени” — хронологически (в порядке написания) первый. Первоначально планировалось его издание в издательстве “Nasza Księgarnia”, где он был отмечен положительной рецензией внутреннего рецензента – Конрада Фиалковского. Однако следом за этой рецензией появилось тайное мнение, что книга политически неблагонадежна. (Поэтому в издании романа в этом издательстве было отказано и книга вышла в издательстве “Czytelnik”. W.)

Замыслом этого романа Зайдель обязан опять-таки Нидецкой, в рассказе которой “Solidarność/Cолидарность” герои занимаются контрабандной перевозкой муравьев, истребляемых по непонятной причине властями. Источники этого замысла скрываются, однако, глубже – в «Войне миров» Уэллса и «Втором нашествии марсиан» братьев Стругацких.

При издании романа «Выход из тени» Зайдель поблагодарил Нидецкую за творческое вдохновение, хоть и не смог указать название рассказа (цензура); в том же году рассказ Нидецкой был напечатан в журнале “Przegląd Techniczny” под названием “Sztama/Согласие”. В авторском сборнике Нидецкой “Goniący za słońciem/Бегущий за солнцем” рассказ фигурирует уже под своим первоначальным названием.

«Выход из тени» (рабочее название “Kwadratura/Квадратура”) – это, как и “Limes inferior”, история открытия тайны мира, построенного пришельцами из космоса. Героем романа Зайдель избрал юношу – книга писалась в расчете на молодежного читателя. Беззаботный на первый взгляд мир, где все люди живут в достатке, охраняемый загадочными проксами, постепенно раскрывает все больше и больше своих таинственных особенностей. Декларируемая оборона Земли перед жестокими захватчиками оказывается мистификацией, а деление планеты на квадраты и запрет на перемещение между ними обусловлены нуждами не лучшей организации общества, а более надежного контроля над человечеством. Квадраты возглавляют представители местного населения, люди стерегут сами себя, чтобы не провиниться перед пришельцами. «”Wyjście z cienia” – это, коротко говоря, роман о необходимости сохранения веры в силу познавательных возможностей человека, о человеческой тяге к свободе, о потребности в самостоятельном решении своей судьбы как в индивидуальном, так и общественном масштабе».

В 1983 году появился роман “Cała prawda o planiecie Ksi/Вся правда о планете Кси” — вероятно самое эмоциональное и самое мощное по посылу произведение Зайделя; к нему предъявлялось больше всего претензий, относящихся к литературному уровню написания. Зайдель писал тогда очень быстро, издательства принимали все, что он им предлагал. Он имел на содержании двух членов семьи, а болезнь ограничивала его возможности заработка. Вторая причина крылась, несомненно, в предчувствии близкой смерти. Зайдель знал, что его ждет впереди. Петр Холева вспоминает: «Мы были на конвенте под Варшавой, он носил название “Gruzowisko”. Там был Зайдель, был также один наш знакомый врач, которому Зайдель рассказал о результатах своих медицинских исследований и спросил: “Ну и что ты на это скажешь?” “Честно?” “Честно”. “Пиши быстрее”».

Земные посланники должны выяснить причины внезапно наступившего молчания колонистов, отправленных на планету Кси. По пути туда они натыкаются на космический корабль, в котором обнаруживают одного из колонистов, который сошел с ума, но перед этим успел описать в своем дневнике историю захвата власти группой мятежников и начала введения ими новых, диктаторских законов. В книге показан процесс постепенного развращения индивидуума, причастного к осуществлению власти. Зайдель задается также вопросом о возможности коррекции внутреннего содержания общественного устройства.

Размышления на эту тему Зайдель намеревался продолжить в романе, конспект которого носит название “Drugie spojrzenie na planetę Ksi/Второй взгляд на планету Кси”. Оставленные на планете участники инспекционной экспедиции пытаются проникнуть внутрь колонистского общества, чтобы исправить несправедливую систему. Однако это нелегко сделать, имея дело с людьми, чье сознание было изменено в результате тотальной пропаганды; результатом деятельности героев романа оказывается компромисс между благими намерениями «исправителей» и существующими реалиями, требующими новых мифов и легенд.

Подобный выход и подобную конечную дилемму можно найти и в последнем, изданном в 1984 году, романе Зайделя “Paradyzja/Парадизия”. Это произведение было экранизировано для Телевизионного Театра в 1987 году.

Население титульной Парадизии поддерживается в убеждении, что оно обитает на космической станции, кружащей по стационарной орбите вокруг планеты Тартар. Существующая якобы угроза со стороны Земли является официальным поводом ограничения свободы передвижения людей по станции, а опасение перед возможной диверсией (которая в условиях космической пустоты означала бы гибель всего населения) служит оправданием практически тотального надзора над жизнью всех членов общества. На самом деле люди живут в неких огромных резервуарах, покоящихся на поверхности планеты, но анонимные властители не хотят выпускать их на волю, поскольку боятся утраты контроля над ними. Похоже, что рассказом “Adaptacja” Зайдель примеривался к роману.

Первоначальное название – “Trzecie dno/Третье дно” – указывало на степени посвящения в тайну, которыми располагают отдельные обитатели этого мира. «Среди жителей Парадизии можно выделить особ трех категорий осознания, хотя численность каждой из групп не поддается определению. Наверняка очень многие попросту принимают к сведению тот образ мира, который рисуют им с детства: Тартар для них – грозная планета с неустанной борьбой стихий (…) Для этой категории людей сама мысль о несоблюдении субординации означает риск потери своего обычного места в жизни Парадизии, к которому они привыкли как к лучшему из всех возможных.

Вторую группу образуют те, которые догадываются о существовании «лучшего мира», которых не убеждают россказни об ужасах тартарианской природы. Но и он не имеют иного выхода кроме молчаливого повиновения – вот только им тяжелее жить с подозрениями и без надежды проверить их на истинность…

И, наконец, в третью категорию входят те немногочисленные жители Парадизии, которые – подобно, например, мне – знают правду о Тартаре (…) Мы своего рода курьеры, связующие два разлученных, изолированных мира, из которых один не знает о существовании второго, в то время как этот второй целиком господствует над первым» (“Paradyzja”).

Произнесшая эти слова героиня романа не догадывается, что и сама она всей правды не знает. Посланец Земли, писатель Ринах, выводит ее из заблуждения. И возвращается старая проблема Зайделя: нужно ли вмешиваться в создавшуюся ситуацию?

За выстроенную в романах “Cała prawda o planiecie Ksi” и “Paradizja” систему в ответе сами люди, а вот в двух запланированных романах – “Enklawa/Энклав” и “Macki/Щупальца” – в жизнь людей вмешиваются (как это происходит и в романах “Wyjście z cieniu” и “Limes inferior”) инопланетяне. В романе “Enklawa” писатель собирался представить две модели тоталитарного общества. На одной из задуманных планет общество удерживается в послушании силой, на второй поддерживается иллюзия правопорядка и ответственности властей за их действия. В обеих случаях ситуация стимулируется инопланетянами, использующими планеты в качестве экспериментальных полигонов.

В романе “Macki” Зайдель намеревался, описывая Землю, находящуюся под влиянием двух враждующих инопланетных цивилизаций, показать позиции и мотивации людей, сотрудничающих с инопланетянами или выступающих против них. Две разные могущественные расы. Которую из них стоит поддержать – ту, что сильнее, или ту, которая «морально» лучшая, или ту, наконец, которая больше платит?

Темой очередного романа Зайделя под рабочим названием “Kuszenie licha/Пробуждение лиха” должно было послужить поведение общества, где средства массовой информации извращают эту последнюю. Это история о контакте мальчика с представителем инопланетной цивилизации, чей космический корабль претерпел катастрофу. Мальчик мучится сомнениями – должен ли он выдать властям своего нового друга, которого пропаганда выставляет угрозой для всего человечества. Основываясь на личных впечатлениях относительно характера и поведения инопланетянина, мальчик решает предоставить ему укрытие и помогает связаться с соотечественниками.

В последнем из запланированных романов – “Residuum/Остаток” – Зайдель хотел вернуться к проблемам общественных отношений, задаваясь вопросом – возможно ли существование самоуправляющегося, демократического и избавленного от излишних ограничений общества? Земные власти, установившие на планете тоталитарные порядки, хотят доказать, что это пустая мечта, утопия. С этой целью они изолируют жителей одного из островов, создав у них убеждение в том, что весь окружающий мир погиб и они – последние обитатели планеты. Попытки вмешательства в ход эксперимента формируют сюжет произведения.

(Конспекты планировавшихся романов опубликованы в посмертном сборнике произведений писателя “List pożegnalny/Прощальное письмо” (1989). W.)

Представленные выше творческие планы автора “Limes inferior” убедительно доказывают, что Зайдель намеревался продолжить изучение различных моделей общественного устройства, проверить возможности их функционирования и вместе с этим – воздействия системы на индивидуума. Он хотел представить читателю широкую панораму поведения действующих лиц – от героя, поставленного перед выбором жизненного пути, через весьма по-разному реагирующих на систему людей – ее противников, мелких приспособленцев, до тех, которые стоят у власти, консервируют систему. Рассказы и романы Зайделя переводились на немецкий, чешский, русский, венгерский, французский, финский, английский языки.

Он был известен не только на родине, но и за границей, содействуя популяризации польской фантастики, особенно в соседних странах. В этих странах те проблемы, которые разрабатывались в книгах, относящихся к последнему этапу творчества Зайделя, были столь же актуальными, как и в Польше.


Статья написана 1 мая 2021 г. 10:29

Э-э... Ну это как бы вдогонку.

На безбрежных просторах Интернета есть очень полезный ресурс о Польше и ее культуре. Это большой портал, основанный Польским институтом имени Адама Мицкевича (Варшава) в марте 2001 года. Там очень много полезного для любознательного человека. Для русскоязычного посетителя может оказаться небезынтересным его отделение, расположенное здесь: https://culture.pl/ru В этом уютном уголке публикуются как переводы материалов ресурса с польского языка на русский, так и оригинальные статьи, изначально написанные на русском языке. Оттуда-то я и почерпнул небольшую статью, опубликованную на этом ресурсе 2 октября 2018 года, позволив себе самую чуточку ее подкорректировать, а также дополнить некоторым количеством собственноручно «накопанного» иллюстративного материала. Написал статью Патрик Закшевский/Patryk Zakrzewski, а называется она:

От БЕЗУМНОГО ГЖЕСЯ до БЕЗРАБОТНОГО ФРОНЦЕКА

ИСТОРИЯ ПОЛЬСКОГО КОМИКСА

Прочитайте о началах польского комикса и повеселитесь. Или взгрустните, ведь младенческие годы польских «веселых картинок» (так их тогда называли) пришлись на невеселое время — санации, оккупации и «народной демократии».

«Польше нужны вооруженные силы / Поэтому Гжесь пошел на войну. / Тут же принял бравый вид, / Трепещи, русин и чех! (…)»

Так начинался первый польский комикс — «Огнем и мечом, или Приключения безумного Гжеся/Ogniem i mieczem, czyli przygody szalonego Grzesia», гротескная история, изданная в 1919 году, во время борьбы за границы Второй Речи Посполитой. Совсем скоро польский комикс будет отмечать столетний юбилей; однако своими корнями он восходит еще к XIX веку, к детским рассказам в картинках и сатирическим иллюстрациям в прессе, под которыми помещали стихотворный текст.

Здесь прежде всего стоит вспомнить ФРАНЦИШЕКА КОСТШЕВСКОГО/Franciszek Kostrzewski, иллюстратора варшавского журнала «Tygodnik Illustrowany»,

который решил делать «маленькие, веселые, дешевые и современные» вещи.

К таким пракомиксам можно отнести его серии рисунков, например о приключениях Единственного сына и Единственной дочери (Jedynaczek i Jedynaczka). Это были поучительные, но не лишенные юмора истории о судьбах (от рождения до смерти) избалованных детей, которые не желали ни учиться, ни работать, зато охотно тратили время на всяческие развлечения.

Но вернемся к нашему Гжесю. Идея этого цикла рисунков, который публиковался во львовском журнале «Szczutek» («Щелбан»),

принадлежит карикатуристу КАРОЛЮ МАЦКЕВИЧУ/Karol Mackiewicz и литератору Станиславу Васылевскому/Stanisław Wasylewski, который хотел, по его собственному выражению, создавать «соответствующие глуповатые подписи» к картинкам.

Гжесь воюет со всеми, с кем воевать приходится: с украинцами за Львов, с большевиками, с немцами в Великопольше и Силезии. Лицо у него добродушное, сразу видно, что парень из народа. В нем есть что-то от Швейка Ярослава Гашека (с той лишь разницей, что Швейк не горел желанием оказаться на поле боя), он питает слабость к женскому полу и авантюрному образу жизни.

В отличие от симпатичного Гжеся, его враги трусливы («Русин бежит, портки теряя») и жестоки («…некрасивый это поступок, перерезать пупок пилой», — говорит рассказчик, когда большевики ловят Гжеся). Впрочем, и сам Гжесь не сторонится жестокости: взятого в плен спекулянта он приказывает разорвать, привязав к лошадям. Иллюстрации соответствующие. Продолжением цикла стали рассказы о детях Гжеся, близнецах Кубусе и Бубусе, которые то гоняются за спекулянтами, то расстреливают большевистских шпионов... И это, кстати, публиковалось уже не во взрослом журнале, а в издании, адресованном детям от шести до двенадцати лет.

Немного позже, начиная с 1920 года, в Силезии появился некий Ханыс Коцындер. На силезском диалекте его фамилия означает «весельчак»; истории о нем публиковались в одноименном сатирико-политическом издании (“Kocynder”).

Они тоже были пропагандистскими: герой, хотя с детства ругается и много пьет, все же обладает национальным самосознанием и знает, что в плебисците надо голосовать за создание польского государства. Комикс рассказывал о полной бурных событий жизни Ханыса: он успел, например, увлечься техасской золотой лихорадкой и повоевать на всех фронтах Великой войны, а потом вернулся в родные края, где стал примером истинного патриота.

Веселые приключения для молодых и не очень

В междувоенном двадцатилетии комиксы публиковались прежде всего в прессе, отдельные альбомы издавались редко. Начиная с первого номера, вышедшего в 1923 году, лидером нарисованных историй был лодзинский «Express Ilustrowany» («Иллюстрированный экспресс») — в то время самое популярное польское «желтое» издание.

Комиксы авторства СТАНИСЛАВА ДОБЖИНЬСКОГО/Stanisław Dobrzyński хорошо сочетались с содержимым газеты: они рассказывали о любовных историях «лодзинских сверхчеловеков» (Дон Жуан Цыперман/Don Juan Cyperman, Лола Гзымс/Lola Gzyms), часто с небольшой долей эротизма.

Не обязательно гетеронормативного — взять хотя бы короткую историю о трансвестите Лулу, «гордости и украшении Лодзи».

В 30-е годы появились небольшие журналы специально для детворы. Даем слово ГЕНРИКУ ЕЖИ ХМЕЛЕВСКОМУ/Henryk Jerzy Chmieliewski («папаше Хмелю»), который в своей автобиографии «Я родился в Барбакане» писал:

«Мое ухо сразу переставало болеть, когда мама покупала журналы с комиксами. Разноцветные комиксы печатали на первой и последней странице еженедельников «Karuzela», «Śwat Przygód», «Tarzan». (...) Эти журналы выходили раз в неделю и стоили 10 грошей. (...) В 10 лет я прочитал в «Карусели» комикс под названием «Фердек и Мердек». Каково же было мое удивление, когда в 1966 году я приехал в США и в местных газетах увидел тех же персонажей в приключениях моряка Попая!»

«Полонизация» заморских героев была в то время нормальной практикой. Супермен взял себе славянский псевдоним Бурзан/Burzan, а цикл его приключений носил название «Сверхчеловек будущего/Nadczłowiek jutra». После катастрофы планеты Криптон он оказался где-то в окрестностях города Калиша и поселился у семьи варшавских фабрикантов.

Флэш Гордон стал Молнией Гордоном/Błysk Gordon, а в другой газете его и вовсе обозвали Яцеком Жеготой/Jacek Żegota, «типом современного польского рыцаря». Тарзана тоже сделали поляком: сначала он помогал польским путешественникам в Африке, а потом выяснилось, что и сам он тоже поляк по имени Стась Каролик Смольковский/Staś Karolik Smolkowski, пропавший много лет назад.

Бетти Буп в детском журнале «Wiosenka» именовалась Баськой Фигляркой/Baśka Figlarka, а Дональд Дак для читателей газеты «Gazetka Miki» был Утякой-Забиякой/Kaczorek-Zadziorek. Что касается пса Гуфи, то он стал обычным...псом Буреком. Этим приемом пользовались и в прессе для взрослых. Например, героя невероятно популярной шведской серии комиксов АДАМСОНА в журнале «Ilustrowany Kurier» звали Агапит Крупка/Agapit Krupka,

а в других изданиях — Идельфонс Копытко/Idelfons Kopytko или Миколай Досьвядчиньский/Mikolaj Doświdczyński.

И детские, и взрослые истории обычно сопровождались рифмованными подписями. Выноски («дымки») появлялись редко. Первопроходцем в этом смысле был импортированный из Дании забавный комикс под названием «Пан Буйдальский и Утенок/Pan Bujdalski I Kaczorek» (в оригинале «Peter og Ping»).

Пан Буйдальский то выдает необыкновенно мудрые мысли, то какие-то глупости, но всегда остроумные. То же самое можно сказать об Утенке (в оригинале был пингвин), который комментирует ситуацию со своей стороны.

Однако были у поляков и свои, не заимствованные у других художников и сценаристов нарисованные истории. Главным хитом были и до сих пор остаются популярные серии авторства КОРНЕЛЯ МАКУШИНЬСКОГО и Мариана Валентиновича о глуповатом Козлике-Матолеке/Koziołek Matołek («matołek» — в переводе с польского «дурачок», прим.ред.) и обезьянке Фики-Мики/małpka Fiki-Miki.

Специально для детской прессы Валентинович также выдумал таких персонажей, как Его Трусейшество/Imć Tchórzak и сорвиголова Юрек-Чупурек/Jurek Czupurek, которые катались по экзотическим странам. Вокруг света путешествовала и Фуцинка/Fucinka из комикса СТЕФАНИИ БАНЬДО-СТОПКОВСКОЙ/Stefania Bańdo-Stopkowska, стилизованного под детские каракули. Фуцинка родилась из чернильного пятна, так что появившийся две декады позже Титус де Зоо/Tytus de Zoo не был единственным таким случаем в польском комиксе.

Похвала пройдохам

Самый популярный тип героя польских довоенных комиксов: дармоед, сорванец, оболтус, повеса, лоботряс, балбес и т.д. Герои часто выступали в парах: например, тонкий и тощий, как американские комики Лорел и Харди, которые тоже дождались своей истории — в польской версии их звали Флип и Фляп/Flip i Flap.

Однако главными в этой категории были Пат и Паташон/Pat i Patachon. Они тоже попали в комиксы прямо с голубого экрана: Пат и Паташон были известными датскими комиками. Однажды редакция издания «Express Ilustrowany» не получила вовремя пленку из Копенгагена, и серию поручили рисовать ВАЦЛАВУ ДРОЗДОВСКОМУ/Wacław Drozdowski. С тех пор герои комикса обрели национальный польский колорит. Они жили в городе под названием Грайдолек (который всячески напоминал Лодзь); на картинках были изображены персонажи, которых можно было встретить на польских улицах: кучера, полицейские и мелкие воришки.

В галерее бездельников не последнее место занимает безработный Куба/Bezrobotny Kuba, который болтался по Лодзи в поисках денег, а также Пончик и Стручок/Pączek i Strączek, для которых «работа — худшее изобретение». Однако к их чести надо сказать, что по мере развития комикса они нашли вполне себе уважаемое занятие, а именно — основали детективное агентство.

Среди этих обаятельных оболтусов порой появлялись достойные мещане, такие, как в цикле ”Радости и печали пана Выжерки с семьей/Rozkosze I przykrości pana Wyżerki z rodziną” или “Tarapaty wuja Łyka, który chętnie piwo łyka, i radości cioci Ali, która postęp sobie chwali/Заботы пана Лыка, который любит лакать пиво и радости тети Али, которая успехи хвалит”, где главный конфликт отражен уже в самом названии. Был еще пан Хиларий/Pan Hilary, помещик из Восточных Кресов из истории АНТОНИЯ БОГУСЛАВСКОГО и Камиля Мацкевича; правда, от упомянутых выше героев его отличало только классовое положение — в остальном он был таким же лентяем.

Собственных историй дождались и польские кинозвезды. Речь здесь идет о Лëпеке и Додеке/Lopek i Dodek, чьими прототипами были актеры Казимеж Круковский и Адольф Дымша. Кстати, в комиксовой версии Дымша тоже получился симпатичным пройдохой с варшавской улицы.

Родом из хорошо известной читателям среды был также безработный Фронцек/Bezrobotny Froncek, герой серии ФРАНЦИШЕКА СТРУЗИКА/Franciszek Struzik, которая семь лет публиковалась в катовицком желтом издании «Siedem groszy» («Семь грошей»).

Фронцек был талисманом издания: благодаря ему газета расходилась как горячие пирожки. О его популярности может свидетельствовать то, что в 1939 году газетчики города Катовице согласились отдать часть своего заработка Фонду национальной обороны только с тем условием, что купленный на эти средства бомбардировщик назовут в честь героя их любимого комикса.

Послужной список самого Фронцека был поистине велик: армия генерала Галлера, война с большевиками, силезские восстания... Но что с того, если в одном из комиксов ему приходится продать медаль? Закончилось дело тем, что он начал нелегально добывать уголь, и полиция время от времени ловила его за бродяжничество (тогда он радовался, что у него есть бесплатная еда и крыша над головой).

В одном из эпизодов ему удается заработать на кризисе: он стоит в лунапарке с табличкой «Это кризис» на шее (один удар — десять грошей). По натуре своей Фронцек был жизнерадостным, однако иногда и его настигала грусть. Как вычислил исследователь польского комикса Адам Русек, в 1932 году, то есть в первый год своих приключений, Фронцек трижды пробовал покончить жизнь самоубийством.

Однако со временем дела у него пошли лучше. Он даже дважды выиграл в лотерее немалую сумму, но — так требует жанр! — быстро растратил эти деньги. Редактор «Семи грошей» Богдан Сурувка/Bogdan Surówka писал:

«Безработный Фронцек смело шагает по жизни. Он наверняка давно бы уже нашел хорошую работу, если бы не то, что он все-таки и есть тот самый “безработный Фронцек”».

Фронцек появлялся везде, где что-то происходило: был на Олимпиаде в Берлине, наблюдал за гражданской войной в Испании, поддерживал эфиопов в борьбе с фашистской Италией, побывал в Китае и Палестине. Впрочем, не он один: польские авторы комиксов любили отправлять своих героев в горячие точки. Здесь обычно начинался фестиваль стереотипов. Если герой видит африканское племя, то, будьте уверены, он обязательно встретится с людоедами и попадет в котел, и т.д. и т.п. За границей Фронцек познакомился с такими личностями, как испанец Кастаньетто Танго, японец Ладако-Какамура или итальянец Антоний Пичикатто.

Интересной была история «Варшава в 2025 году/Warszawa w roku 2025», вошедшая ныне в серию «Старый польский комикс/Dawny komiks polski». Текст подготовил писатель Бенедикт Герц/Benedikt Gertz, а автором рисунков был АЛЕКСАНДР СВИДBИНЬСКИЙ/Aleksander Świdwiński. Комикс рассказывает о приключениях супружеской четы, которая, спасаясь от кризиса, усыпляет себя сонным газом на целое столетие. Когда они просыпаются, оказывается, что Варшаву уже колонизировали китайцы. В известном кафе «Земяньская» теперь находится курильня опиума, а бездомных поселили в специальные баржах на Висле. Весь этот футуризм — лишь претекст для сатиры на актуальные события, поскольку в комиксах полно аллюзий на реалии 20-х годов ХХ века.

Политкорректностью в комиксах межвоенного двадцатилетия и не пахло: они служили пропаганде конкретной партии. Так было с Протом и Гервазием/Prot i Gerwazy КАЗИМЕЖА ГРУСА/Kazimierz Grus из газеты национал-демократов «Orędownik».

Герои были такими же пройдохами, как и те, о ком мы говорили раньше, но то и дело раскрывали какой-нибудь коммунистический или еврейский заговор и проклинали действительность (между делом отметим, что решение изобразить двух оболтусов как «защитников народа» было весьма оригинальным).

Антикоммунистическими и антисемитскими были также «Приключения Вицека Булы в раю/Przygody Wicka Buły w raju», которые публиковались в качестве приложения к газете «Gość Niedzielny» (сейчас они тоже вошли в серию «Старый польский комикс»).

Этот Вицек, уволенный шахтер и при этом гуляка, после того как пропил последнюю зарплату, нашел на лавке номер подросткового журнала «Płomyk» («Огонек), посвященный жизни советских детей (такой номер действительно существовал и стал причиной всепольского скандала). Вдохновленный этим чтением, он решил начать новую жизнь на родине пролетариата. Сначала все ему кажется прекрасным, однако потом оказывается, что это — лишь оболочка.

Внезапно он видит, как на помойке «какой-то рахитичный ребенок» (совсем не так, как в журнале!) «с аппетитом грызет кость». Вицек переживает нищету, голод, тяжелый труд, ГУЛАГ и террор (по мнению анонима-автора комикса, репрессивным аппаратом в СССР заведовали евреи, угнетающие мирное православное население). В конце концов ему удается сбежать из Советского Союза, и он полностью меняет свою жизнь: честно трудится, пропагандирует трезвый образ жизни и прогоняет со двора газетчиков, продающих желтую прессу.

Чем ближе к войне, тем больше антигерманского акцента ставилось в комиксах. Их было больше и у Фронцека, и у Вицека: в Силезии чувство опасности было особенно сильным. СТАНИСЛАВ ДОБЖИНЬСКИЙ/Stanisław Dobrzyński в 1939 году рисовал антигерманскую сатиру «Heil Piffke», главным героем которой был немецкий мещанин, похожий на маленького Гитлера, тупой и подлый, продвигающийся по карьерной лестнице после вступления в НСДАП. Комикс высмеивал прусскую муштру и якобы благополучие немцев под властью нацистов.

***

Последней газетой с комиксами, которая начала выходить до войны, была «Газетка Мики», посвященная историям персонажей из студии Уолта Диснея. Литературными редакторами этого издания были (инкогнито) симпатизирующие коммунизму литераторши Ядвига Броневcкая/Jadwiga Broniewska и Ванда Василевская/Wanda Wasilewska, потерявшие работу после публикации того самого номера «Огонька», который читал Вицек Була. Благодаря им редакция стала пристанью для других авторов-«революционеров» без постоянного места работы. Главный художественный редактор газеты Ян Марцин Шанцер/Jan Marcin Szancer вспоминал:

«Сначала наше занятие казалась нам ужасным. Мы, которые вели священную войну против диснеевских схем, против комиксов с идиотскими текстами для тех, кто не умеет читать (...), сидим в двух комнатах, со стенами обклеенными всякой непотребщиной, ненавистными нам микки-маусами, и отравляем (...) молодые сердца и души».


Тэги: комикс
Статья написана 29 апреля 2021 г. 10:02

5. В рубрике «Кино и фантастика» Аркадиуш Гжегожак/Arkadiusz Grzegorzak в статье “Sposób na letnie kino/Как снять ни то ни се кино” критикует (но не слишком остро) фильм режиссера Сэма Уэллса “Time Machine” (США, 2002) (стр. 57); Иоанна Салямоньчик в статье “Belfegor i szamanka/Бельфегор и шаманка” рассказывает о фильме режиссера Жана-Поля Саломе “Belphegor – la Fantome du Louvre” (Франция, 2002) (стр. 58–59); Петр Маньковский/Piotr Mańkowski в статье “Milla i potwory/Милла и чудовища” представляет читателям журнала фильм режиссера Пола Андерсена “Resydent Evil” (USA, 2002) (стр. 60-61); а Мацей Паровский в статье “Eksperymencik 626 w rezerwacie komarów/Экспериментик 626 в резервации комаров” приглашает читателей журнала на бесплатный показ мультфильма “Lilo I Stich” (СШАб 2002) (стр. 61).

6. В рубрике «Фантастические саундтреки» Якуб Остроменцкий/Jakub Ostromięcki в сотрудничестве с Бартеком Свидерским/Bartek Świderski описывают саундтрек мультипликационного фильма «Heavy Metal» (обе версии) (стр. 58).

7. В рубрике «Комикс»: Яцек Дукай/Jacek Dukaj в общем хвалит «польский киберпанк» в комиксе: РОБЕРТ АДЛЕР/Томаш Пянтковский «Breakoff» (ROBERT ADLER/Tomasz Piątkowski “Breakoff”. “Egmont Polska”, 2002) (стр. 62);

а Мацей Паровский в заметке под названием “Atlantyda/Атлантида” рассказывает много интересного о книге Адама Русека «Тарзан, Матолек (Дурачок) и другие – циклические истории в картинках в Польше в 1919 – 1939 годах» (Adam Rusek “Tarzan, Matołek I inni – cykliczne historyjki obrazkowe w Polsce w latach 1919 – 1939”. “Biblioteka Narodowa”, 2001).

Впрочем, давайте-ка мы внимательнее прислушаемся к рассказу пана Мацея:

АТЛАНТИДА

«Когда после войны комикс стали преследовать и регламентировать как проявление деградированной американской субкультуры, трагедия заключалась не только в отсечении пары поколений поляков от бурно развивавшейся в мире красочной версии эстетики, поп-культуры. Был умерщвлен и, за малым исключением, осужден на небытие и забвение немалый собственный наработок, галерея героев, миров, мифологий. Адам Русек в своей работе открывает читателю глаза на обширность этого наследия, интересную динамику роста, а также развития и творческих поисков создателей комиксов в междувоенной Польше. Впрочем достаточно вчитаться в биографии или интервью таких современных мастеров искусства фантазии, как БЕКСИНЬСКИЙ, ХРИСТА, СКАРЖИНЬСКИЙ – именно пракомиксы и отечественные комиксы, а также изданные у нас перед войной иностранные комиксы, такие как “Тарзан”, “Флэш Гордон” или “Супермен”, формировали их художественное видение.

Важные пракомиксы междувоенной Польши — это, наряду с популярными и ныне “Козликом-дурачком/Koziołek Matołek”

и “Обезьянкой Фики-Мики/Małpka Fiki-Miki” МАКУШИНЬСКОГО/Валентиновича,

юмористико-патриотический “Огнем и мечом, или Приключения безумного Гжеся/Ogniem i mieczem, czyli przygody szalonego Grzesia” КАМИЛЯ МАЦКЕВИЧА (львовский “Szczutek”, 1918)

и “Приключения безработного Фронцека/Przygody bezrobotnego Froncka” (катовицкие “Siedem Groszy”, 1932).

Многие польские истории в рисунках имеют иностранное происхождение: “Пан Агапит Крупка/Pan Agapit Krupka” – это шведский “Adams” ОСКАРА ЯКОБСОНА,

“Вицек и Вацек/Wicek I Wacek” ВАЦЛАВА ДРОЗДОВСКОГО

– переработка датского “Пата и Паташона/Pat I Patachon”.

Польские создатели комиксов еще не используют “американские” дымки; редкое исключение – “Из приключений Юрека Чурупки/Z przygod Jurka Czurupka” МАРЬЯНА ВАЛЕНТИНОВИЧА (“Moja Gazetka”, 1936).

Вот об этом и пишет Русек в своей книге. О развитии польского комикса через гибридные формы, а также об охвате им все новых и новых тематических областей, о перепечатках, продолжениях, трансформациях – и обретении собственной тематики и своего тона. О газетно-журнальной и, шире, издательской географии. Уже в те годы польский и польскоязычный комикс раскрывает свои возможности как средство развлечения, популяризации, носитель рекламы. Это хороший посредник для выявления общественного подсознания, свидетель будней, носитель политической истории. Те рисуночные издания, которые были перечислены в предыдущем абзаце, это ведь комиксы, рассказывающие о войне с большевиками, о безработице. В других рисуночных историях появляются образы Немца, Еврея; там у нас есть комиксы для детей и для взрослых, юмористические и совершенно серьезные, реалистические и фантастические. Все это сопутствовало на попкультурном уровне каждодневности и духовному опыту поляков двадцатых – тридцатых годов. Ergo – комикс не был тогда лишь встречей с «бумажным бандитом», но искусством в полном значении этого слова… социологическим.

Быть может именно это послужило настоящей причиной приговора, вынесенного ему в сороковых годах. В его фривольной, мифологической, необузданной речи мы дождались бы раньше на несколько десятков лет бунтарских высказываний вроде Кайко и Кокоша (может, даже и Фанки Коваля?) и пародий на раннюю ПНР, например… мирмиловскую.

Комикс питается будничностью, передразнивает и формирует ее коды. За политические анекдоты в то время сажали в тюрьму и ссылали в лагерь; а значит и комикс, по определению бунтарь, na wsiakij pożarnyj sluczaj тоже отправили за решетку. Не потому, что комикс был американским выродком, но потому, что существовали безусловные предпосылки того, что он окажется беспокойным, живучим и польским.


Статья написана 27 апреля 2021 г. 11:36

МАРЕК ВОЩЕК

Марек Вощек/Marek Woszczek (род. 1980) – философ, преподаватель высшей школы, автор НФ-рассказа.

В момент публикации единственного своего НФ-рассказа “Przestrojenie/Перестройка” (“NF”, 7/2002) был студентом третьего курса факультета психологии и философии Университета имени Адама Мицкевича в г. Познани; учеником профессора Лешека Вереса. Публиковал научные работы в университетских сборниках (в т.ч. о Юнге, психоанализе, проблемах религиоведения и антропологии, космобиологии).

В настоящее время – доктор философских наук (хабилитованный), адъюнкт (ассистент профессора) в отделе философии науки Института философии Университета имени Адама Мицкевича в г. Познани. Занимается онтологией природы и философией физики, в частности онтологией квантовой физики. Проводит исследования, касающиеся вопросов квантовой причинности, контекстуальности и холизма, интересуется также избранными проблемами истории идей и истории религии. Лауреат научной премии Председателя Совета Министров (2009), научной премии имени Клеменса Шанявского (2009), научной премии I степени Ректора УАМ (2016). Стипендиат “European Philosophy of Science Association” (2017/18), research fellow в Descartes Centre for the History and Philosophy of the Sciences and the Humanities в Утрехтском университете (2018).

Автор многих научных статей и следующих книг: “Ukryta całość przyrody a mikrofizyka/Скрытое единство природы и микрофизика” (2010); “Platonic Wholes and Quantum Ontology” (2015); “Kontekstualność kwantowa i ontologia przyczynowości/Квантовая контекстуальность и онтология причинности” (2018).


Статья написана 25 апреля 2021 г. 01:09

4. В рубрике «Из польской фантастики» напечатаны три рассказа.

Рассказ “Real life” написал Лех Зацюра/Lech Zaciura (стр. 34–40). Иллюстрации МАГДАЛЕНЫ ЕНДЖЕЙЧАК-НАЛЯЗЕК/Magdalena Jédrzejczak-Nalazek.

Название рассказа почерпнуто из текста песни Джона Леннона: “…no need to be afraid, no need to be afraid, it’s real life”. «Авантюрная, киберпанковая тонация представленного рассказа неожиданно переходит в метафизическую <плоскость>, что часто случается переживать и другим жанровым произведениям с “Матрицей” во главе» (Мацей Паровский).

Позже рассказ вошел в состав авторского сборника писателя “Pluszaki na Venonie” (2013).

И это вторая публикация автора на страницах нашего журнала. Первую см. “Nowa Fantastyka” № 5/2000.

Карточка рассказа находится здесь Биобиблиографии автора на сайте ФАНТЛАБ нет, но кое-что о нем можно узнать, пройдя в этом блоге по тэгу «Зацюра Л.».

Рассказ “Przestrojenie/Перестройка” написал Марек Вощек/Marek Woszczek (стр. 42–52). Иллюстрации РОБЕРТА ШМИГЕЛЯ/Robert Szmigiel. «В этом дебютном рассказе Марек <представляет читателям> деградирующую химическую цивилизацию. Симпатичный, что ни говорите, вариант после лавины “электрических” (компьютерных, киберпанковских) текстов. Вещь значимая, мрачная и, разумеется, актуальная и как диагноз, и как прогноз» (Мацей Паровский).

Позже рассказ нигде не перепечатывался. Его карточки на сайте ФАНТЛАБ нет, и об его авторе сайт ничего не знает.

Рассказ “Muslim/Мусульманин (англ.)” написал Веслав Гвяздовский/Wiesław Gwiazdowski (стр. 53–56). Иллюстрации КШИШТОФА ГАВРОНКЕВИЧА/Krzysztof Gawronkiewicz.

«Гвяздовский дебютировал у нас текстом “Salonin” (“NF”, 11/1995) – мрачной героической фэнтези с психологическими подтекстами — и пару раз возвращался к этой теме; но также писал горькие социологические побасенки родом из ближайшего будущего. “Muslim” относится к этим последним и однозначно ассоциируется с событиями после 11 сентября, хотя следует признать, что в том же тоне были выдержаны и другие рассказы Гвяздовского – “Sprawiedliwi inaczej” (“NF”, 2/1998) и “Myśliwi” (“NF”, 2/2001)». (Мацей Паровский). Позже рассказ не перепечатывался. Его карточка на сайте ФАНТЛАБ находится здесь

Биобиблиографии автора на сайте ФАНТЛАБ нет, но кое-что о нем можно узнать, пройдя в этом блоге по тэгу «Гвяздовский В.».





  Подписка

Количество подписчиков: 85

⇑ Наверх