Чарльз Пеллегрино/Charles R. Pellegrino (род. 5 мая 1953, Нью-Йорк) – американский писатель НФ, а также автор ряда книг, затрагивающих проблемы истории и археологии.
Окончил Лонг-Айлендский университет в середине 1970-х годов (бакалавр, магистр). Учился в начале 1980-х годов в аспирантуре в Университете королевы Виктории в Веллингтоне, но диссертации не защитил (хотя утверждал обратное).
Дебютировал в жанре НФ в 1991 году новеллой «Oсh, Miranda!/Ох, Миранда!», написанной в соавторстве с Джорджем Зебровски/George Zebrowski (“The Magazin of Fantasy and Science Fiction”, Sept.). Его первый роман “Flying to Valhalla/Полет в Вальхаллу” (1993, переиздан 1994) повествовал об удачной экспедиции землян в другую звездную систему, которая, однако, оказалась чреватой гибельными последствиями, описанными в романе “The Killing Star/Смертоносная звезда” (1995, в соавторстве с Джорджем Зебровски, переиздан 1996) – встревоженные появлением соперников, представители другой цивилизации нанесли превентивный удар, уничтожив всю земную жизнь, уцелевшим одиночкам приходится сражаться за свое выживание.
В романе “Dust/Пыль” (1998, переиздан 1999, 2009) описана экологическая катастрофа, последовавшая за гибелью комаров и других насекомых: вскормленные на размножившемся грибке клещи гигантскими колониями, похожими на облака хищной пыли, атакуют города и прочие людские поселения.
В 1999 году вышел из печати роман в известной межавторской серии (также в соавторстве с Джорджем Зебровски“Star Trek: The Next Generation #50: Dyson Sphere/Звездный путь: следующее поколение. Т. 50. Сфера Дайсона”.
В 2015 году опубликован написанный в соавторстве с Д. Зебровски НФ-рассказ “Jiffy”.
Другие произведения: “Darwin’s Universe. Origins and Crises in the History of Life/Вселенная Дарвина. Начала и кризисы в истории жизни” (1983, в соавторстве с Джесси Стофф/Jesse A. Stoff, переиздан 1986);
“Chariots for Apollo. The Making of Lunar Module/Колесницы Аполлона. Создание лунного модуля” (1985, в соавторстве с Джошуа Стоффом/Joshua Stoff); “Time Gate Hurtling Backward Thorough History” (1985, предисловие А. Азимова);
“Her Name Titanic/Его название – «Титаник»” (1988, переиздан 1990);
“Return to Sodom and Gomorrah/Возвращение в Содом и Гоморру” (1994, переиздан 1995);
“Ghosts of Titanic/Призраки «Титаника»” (2000);
“Ghosts of Vesuvius/Призраки Везувия” (2004, переиздан);
“The Jesus Family Tomb/Гробница семьи Иисуса” (2007, переиздан 2008);
“The Last Train from Hiroshima/Последний поезд из Хиросимы” (2010); “Farewell Titanic. Her Final Legacy/Прошай, «Титаник». Его последнее наследие” (2012); “To Hell und Back. The Last Train from Hiroshima/В ад и обратно. Последний поезд из Хиросимы” (2015, только “Kindl”).
1. В рубрике «Читатели и “Fantastyka”» продолжается критика журнальных публикаций.
2. Рассказ американской писательницы Нэнси Эчеменди/Nancy Etczemendy, который называется в оригинале «The River Temple» (1986, ”Fantasy and Science Fiction”, Jul.) перевела на польский язык под названием «Świątynia nad rzeką/Храм над рекой» КИНГА ДОБРОВОЛЬСКАЯ/Kinga Dobrowolska (стр. 3-11). Иллюстрации ПАВЛА МОЩИНЬСКОГО/Paweł Moszczyński. «Это катастрофическая научная фантастика с сильным эмоциональным зарядом. И к тому же интересный образец все чаще используемого писателями НФ совмещения НФ с фэнтези» (Дорота Малиновская).
Рассказ переводился на французский и немецкий языки, на русский язык не переводился. В базе ФАНТЛАБа карточки на него нет, равно как нет и биобиблиографии его автора. И это уже четвертая публикации Нэнси Эчеменди в нашем журнале. Первые три см. “Fantastyka” № 12/1988 и 7/1989; “Nowa Fantastyka” № 6/1991. Среди материалов обсуждения первого из указанных номеров в этом блоге можно при желании найти и небольшую биобиблиографическую справку о писательнице.
3. Рассказ американских писателей Чарльза Пеллегрино/Charles Pellegrino и Джорджа Зебровски/George Zebrowski, который называется в оригинале «Och, Miranda!» (1991, “The Magazin of Fantasy and Science Fiction”, Sept.; 2010, ант. “Sentinels”), перевела на польский язык под тем же названием «Oh, Miranda!/Ох, Миранда!» ИОЛАНТА ТИППЕ/Jolanta Tippe (стр. 12-16). Миранда – это спутник Урана, с вершины одной из 16-километровых гор которого главный герой рассказа совершает прыжок… Иллюстрации ЮЗЕФА ТОМЧИКА/Józef Tomczyk. Рассказ переводился на японский язык. На русский язык не переводился. На карточку не переведенного рассказа можно глянуть эдесь
Биобиблиографий этих писателей на сайте ФАНТЛАБ – нет.
4. Знаменитый роман американского писателя Роберта Хайнлайна/Robert A. Heinlein, который в оригинале называется «Stranger in a Strange Land» (1961, премия “Hugo” 1962), перевел на польский язык под адекватным названием «Obcy w obcym kraju/Чужак в чужой стране» АРКАДИУШ НАКОНЕЧНИК/Arkadiusz Nakoniecznik. Иллюстрировал МАРЕК БЕЛЕЦКИЙ/Marek Bielecki. В номере публикуется четвертая часть перевода романа.
Об авторе можно почитать здесь Карточка романа находится тут
Июльский номер 1992 года (25-й «Новой Фантастыки» и 118-й, если считать ab ovo), делает сложившаяся к № 23/116 редакционная команда. В списке постоянных сотрудников числятся: Адам Холлянек/Adam Hollanek, Яцек Инглëт/Jacek Inglot, Лех Енчмык/Lech Jęczmyk, Анджей Качоровский/Andrzej W. Kaczorowski, Славомир Кендзерский/Sławomir Kędzierski, Аркадиуш Наконечник/Arkadiusz Nakoniecznik, Анджей Невядовский/Andrzej Niewiadowski, Яцек Родек/Jacek Rodek, а также Denuncjator, Karburator, Kunktator, Negocjator, Predator, Sekator и Wibrator. Тираж – 100 тысяч экземпляров. В оформлении передней обложки использована работа испанского художника ВИСЕНТЕ СЕГРЕЛЛЕСА/Visente Segrelles. Внутреннюю сторону передней обложки занимает реклама журнала для подростков «10/20». В «Галерее» этого номера представлен своими работами французский художник комиксов ФРАНСУА БУРЖОН/Francois Bourgeon (стр. 17 -- 24), о котором рассказывает в сопровождающей статье Войтек Бирек/Wojtek Birek. На стр. 20-21 в «Галерею» вклинилась неизвестно откуда почерпнутая статья (в переводе МИХАЛА МАЛИНОВСКОГО/Michał Malinowski –вероятно, из какого французского все же источника) «Tajemnicze zwerzę z Tollund/Таинственный зверь из Толлунда», иллюстрированная отчасти также выдержкой из комикса БУРЖОНА. Внутренняя сторона задней обложки занята все той же рекламой дочернего журнала «Komiks», на внешней стороне задней обложки напечатана реклама готовящегося к изданию в издательстве “Phantom Press” романа Роджера Желязного.
Содержание номера следующее.
Czytelnicy i “Fantastyka”
Listy 2
Opowiadaniа
Nancy Etchemendy Świątynia nad rzeką 3
Charles Pellegrino i George Zebrowski Och, Miranda! 12
Powieść
Robert A. Heinlein Obcy w obcym kraju (4) 25
Z polskiej fantastyki
Andrzej Sapkowski Okruch lodu 43
Film i fantastyka
Dorota MalinowskaSpilberg kontra Cameron 57
Dorota MalinowskaCzłowiek, który zdecydował sie dorosnąć 60
Maciej ParowskiCo siedzi w człowieku? 62
Wśród fanów
Wojtek SedeńkoKrótkie dzeje fanzinu polskiego 65
Krytyka i recenzje
Recenzje 68
Bibliofil – Kinoman
Jacek InglotFantastyczny wyciskacz szmalu 71
Nauka i SF
Zbigniew SołtysMatematyka a leworęczni alergicy w okularach 72
Очень интересный материал напечатан в рубрике «Наука и НФ» – интервью, которое Мацей Паровский/Maciej Parowski взял у Марии Оферской/Maria Oferska – ведущего редактора серии «Biblioteka Myśli Wspólczesnej/Библиотека современной мысли» (она же “±∞”) в издательстве «PIW (Państwowy Instytut Wydawniczy)». Интервью называется:
ТИГЕЛЬ ИДЕЙ
(Tygel idei)
Мацей Паровский: Что такое – «научное мировоззрение»? Существует ли всеобщее согласие относительно значения этого термина?
Мария Оферская: Этим термином сейчас уже не пользуются – это «догматическая» категория, связанная с марксизмом. Существуют верифицированные или не верифицированные научные теории, гипотезы – в естественных науках; рождаются новые направления в философии, социологии и психологии. А об едином, сплоченном мировоззрении, синтезирующем научные взгляды, относящиеся к природе нашего мира, человеку, истории человеческого общества – уже никто всерьез не говорит.
Мацей Паровский: А как обстояло дело с этим четверть века назад, когда вы начинали издавать популярную серию “±∞”? Не шла ли тогда речь о популяризации классовой науки в развивающемся социалистическом обществе?
Мария Оферская: Я не могу ответить на этот вопрос, потому что веду эту серию лишь с 1981 года. Однако, проанализировав список изданных позиций, можно сказать, что серия создавалась в результате именно осознания существенных пробелов в нашей литературе, и одним из ее основных положений было устранение этих недостатков. В те времена открывались новые возможности для науки и культуры, а молодые люди языков не знали, да и за границу тогда ездили гораздо реже, чем теперь. То есть издателю нужно было выбрать самое ценное из продуктов современной научной мысли и решить, с какого исторического момента отсчитывать недобор и чем заняться в первую очередь. Исходным положением BMW – и ныне актуальным – был подбор работ, помогающих решению самых существенных и самых насущных проблем современной культуры, современного сознания. При этом мы сделали ставку не на научно-популярную литературу (в этом специализировались серия «Omega» издательства «Wiedza Powszechna» и серия «Problemy» издательства PWN), а на эссеистику.
Эссе – это вдохновляющая форма, побуждающая к критическому мышлению, самостоятельной работе. Печатать оригинальные тексты, а не их пересказ и обсуждение – таков был принцип. Поэтому физику у нас представляли Гейзенберг/Heisenberg и Вейцзекер/Weizsäker, футурологию – Тоффлер/Toffler, социобиологию – Уилсон/Wilson, философию – Ясперс/Jaspers, Хабермас/Habermas,
Хоркхаймер/Horkheimer, Гадамер/Gadamer, культуру – Элиаде/Eliade, Кайуа/Caillois. Это, разумеется, только примеры.
Мацей Паровский: Однако некоторых работ, содержавших ответы на воистину важные вопросы, вам напечатать все же не удалось. В списке серии до сих пор не хватает произведений таких, считавшихся прежде неблагонадежными, мыслителей, как Поппер/Popper, Арендт/Arendt, Кестлер/Koestler, Маслоу/Maslow…
Мария Оферская: Вы правы, но сейчас цензурных ограничений уже нет. Да и раньше, в шестидесятых-семидесятых, цензурный натиск на научную литературу был слабее, чем в пятидесятых годах. При желании издатель, «манипулируя» в худшем случае предисловиями и послесловиями, мог доставить на польский книжный рынок те или иные запрещенные мысли, идеи, декларируя критическое к ним отношение. Читатели понимали и принимали условия этой игры. В пору военного положения цензурные требования ужесточились. Но давайте не будем возвращаться в прошлое. Это было и ушло. В нашей новой ситуации читатели ищут ответы на новые вопросы, требуют помощи в интерпретации новых тревожных проблем. Нужно внимательно наблюдать за переменами в науке, за ходом современной научной мысли, чтобы отбирать для издания самое существенное. Ну и, разумеется, не упускать из виду того более старого, что ныне открывается вновь.
Мацей Паровский: Вроде изданных год назад политических и социокультурных эссе Шпенглера/Spengler, автора знаменитого «Заката Европы».
Мария Оферская: Хороший пример. Оказывается, что замечания, сделанные Шпенглером при анализе немецкой и европейской ментальности, которому он подверг их несколько десятилетий назад, вновь актуальны в отнесении к нынешних явлениям и процессам. Я полагаю, а скорее даже уверена в том, что Шпенглер будет востребован не только в Польше. Это явление определенной «общности интересов» относится не только к нашему и, беря шире, не только к европейскому кругу. Американский социолог Роберт Мертон/Robert Merton сказал, что новые мысли, новые направления, новые идеи рождаются одновременно в разных странах и средах. Я просматриваю издательские каталоги разных стран и вижу совпадение переводов хотя бы тех же немецких философов Ясперса и Хабермаса.
Я наблюдаю также за тем, как развиваются споры вокруг философии, примером тут может послужить полемика относительно позиции Хайдеггера, его кратковременной покорности фашизму. Мы входим здесь в сферу аксиологии в науке и философии. Касаемся проблем обязанности и долга, а также измены и интеллектуальной коррупции клерков, по определению Бенды/Benda. Двадцатый век сводит счеты сам с собой, говорит о прошлом в категориях борьбы добра и зла, лишь теперь открыто признает, что у нас за плечами остались долгие десятилетия тоталитаризмов, преступлений, бессмыслицы и страданий. В «BMW» выйдет книга Цезария Водзиньского/Cezary Wodziński «Heidegger i problem zła/Хайдеггер и проблема зла» -- первая на эту тему в нашей стране.
Мацей Паровский: Можно, наконец, говорить всю правду. Можно сравнивать, сопоставлять Гитлера со Сталиным и Лениным – один другого стоили, учились взаимно друг у друга. Можно, даже нужно в интеллектуальном смысле, критично отнестись к революции, утопии, а позитивно, допустим, к идее консерватизма или правизны… Но нужны ли такие интеллектуальные ревизии? Люди перестали интересоваться культурой, наукой, духовным долгом, исследованиями прошлого. Во главе всего настоящее, а в нем – массовые развлечения.
Мария Оферская: Вы, несомненно, во многом правы. Всему этому сопутствуют вдобавок -- во всяком случае, у нас -- бесплодность, мелочность литературной и научной жизни. Нам все еще не хватает деловой, предметной критики, добросовестного рецензирования, честной полемики, в которой не обливали бы грязью людей с другими взглядами. Я вижу в этом психологические последствия нашей трудной жизненной ситуации, остатки сформировавшейся ранее ментальности. Но это не только польская проблема. Весь мир как-то заблудился, оторвался от традиций, ушел от истоков, захлебнулся техникой, утратил чистоту критериев, люди чувствуют амбивалентность своей ситуации. Человек становится податливым на простейшие предложения, его философией становится лозунг: как можно меньше неприятностей, как можно больше удовольствий за минимальную цену. Минимизация ценности собственного усилия, стремление ухватить уже готовое в каждой области деятельности – это явления мирового масштаба.
Мацей Паровский: И я бы не сказал, что это идет людям во благо.
Мария Оферская: Да, конечно. Тревожность, неуверенность – повсеместные характерные ощущения. Я читала недавно в «New York Herald Tribune» дискуссию литераторов, публицистов, историков культуры – там шла речь о том же. Собственно, они спорили, правда ли то, что книга, литература – умирает. Интересный спор, особенно если принять во внимание тот вывод, к которому они в конце концов пришли: пока мы будем жить, пока будет существовать человеческая любознательность, книги будут писаться, печататься, покупаться и читаться.
Мацей Паровский: Из Нью-Йорка все видится иначе, чем из Варшавы?
Мария Oферская: Вот, надо надеяться на то, что это не так. Несмотря на дестабилизацию книжного рынка, рост цен, плохую систему распространения, ограничение индивидуальных возможностей, у нас существует определенная категория читателей, в особенности молодых, которые интересуются культурой, цивилизационными достижениями, наукой и готовы этот свой интерес оплачивать. Эта группа снизила свою численность (судя хотя бы по продажам книг серии «BMW» -- некогда продавался тираж 20-30 тысяч экземпляров, сейчас в пределах 3 – 10 тысяч), но не исчезла. Я смотрю на ситуацию глазами определенного поколения, сформированного помимо всего прочего и нашей серией, которое все еще держится и не желает отказываться от своих запросов. Если пауперизация общества будет приостановлена, то эта группа наверняка расширится. Если нет…
Мацей Паровский: Я, пожалуй, даже знаю, чем таких людей можно было бы привлечь. Момент ныне переломный, как бы перенесенный из учебника истории или фантастических эпопей Азимова или Хайнлайна, когда одна эпоха сменяется другой. Когда дезинтеграцию должна сменить интеграция на более высоком уровне. Мир сбрасывает старую кожу, многие из сегодняшних интеллектуальных тенденций и явлений мимолетно определяются через отрицание прошлого. Поэтому говорят о постмодернизме, о постструктурализме. Наше время -- эпоха постсовременная, постиндустриальная, посттоталитарная, посткоммунистическая… Я слышал даже о постфеминизме, более, вроде бы, открытом, чем традиционный феминизм, поскольку он не сводит отношения между женщиной и мужчиной к ожесточенной борьбе двух классов-полов. Может быть, стоит активно участвовать во всех этих переменах, формировать их?’
Мария Оферская: Забавно, я тут вспомнила: Умберто Эко/Umberto Eco сказал недавно, что у каждой эпохи был свой постмодернизм. В культуре действительно коренятся механизмы, приспосабливающие человеческую жизнь к восприятию «шока будущего» без утраты нашей связи с наиболее важным. Но действительно, почти весь ХХ век человек живет с предчувствием конца, упадка. Новым явлениям не хватает точного определения. Невозможность всеобъемлющего критического осмысления действительности приводит к ощущению утраты, потере доверия к фундаментальным ценностям и идеям; у нас нет видения устраивающего всех общественного порядка, мы не решили проблему свободы, проблему равенства, да и с проблемой братства дела обстоят не лучше. После Второй мировой войны мир еще более усложнился, стал еще более неоднозначным, люди терзаются противоречивыми чувствами при решении политических, социальных, религиозных, культурных вопросов. Мы пытаемся, вслед за Эко, видеть в этом переходный период. Но, возвращаясь к Польше, следует сказать, что здесь ситуация особенно тревожная. Наши трудности отгораживают нас от мира – развитие науки, свободное пользование культурными достижениями тормозится нехваткой средств.
Мацей Паровский: Но некоторые люди читают книги. По моим наблюдениям, усилия серии BMW в построении польского общественного сознания сосредоточиваются на трех направлениях. Во-первых, вы показываете новые, переломные тенденции: “Parabole i katastrofy/Параболы и катастрофы”Рене Тома/R. Thom, “Sociobiologia/Социобиология”Уилсона/E. O. Wilson, “Nauka i zjawiska nadnaturalne/Наука и сверхъестественные явления”Тейлора/Taylor, “Punkt zwrotny/Поворотный пункт”Ф. Капры/F. Capra, “Z chaosu ku porządkowi/Порядок из хаоса”И. Пригожина/I. Prigogin и И. Стенгерса/I. Stengers… Далее идет интеллектуальный пересмотр идей, к которому я отношу, например, новую интерпретацию Фрейда, некогда плохо переведенного американцами (Б. Беттельгейм/B. Bettelheim “Freud i dusza ludska/Фрейд и человеческая душа”), “Upadek idei postępu/Упадок идеи прогресса”З. Краснодембского/Z. Krasnodębski, раскрытие механизмов ирреальности, в чьих недрах функционировала польская наука (Е. Лютыньский/J. Lutyński “Nauka i polskie problemy. Komentarz sociologa/Наука и польские проблемы. Комментарий социолога”)… И, наконец, мы имеем интересное предложение взглянуть по-новому на подзабытое старое. То есть, мы вслед за Беттельгеймом/Bettelheim говорим о важности и значительности сказки, заново открываем Шпенглера, вместе с Катажиной Рознер (K. Rozner “Hermeneutyka jako krytyka kultury/Герменевтика как критика культуры”) пытаемся воссоздать то, что содержали в древности произведения культуры и философские, трактаты обедненные нашими нынешними научными взглядами… Три этих способа, как мне кажется, складываются в общий план преодоления духовного и ментального кризиса.
Мария Оферская: Наверное, так оно и есть, хотя отделить новое от старого, пересмотр от открытия стоит мне гораздо большего труда, чем вам. Например, Капра, автор “Поворотного пункта”, внедряет в науку идеи Востока – отнюдь не новые, принадлежащие более старым, чем наша, цивилизациям – и, опираясь на них, подвергает сомнению некоторые непоколебимые доселе научные парадигмы, доказательства, демонстрируя элементы уж вовсе фантастического воображения. “Социобиология”Уилсона, в свою очередь, продолжает старый спор о человеческих началах – какое из них главнее: духовное или физическое? Что определяет наши начинания: духовные решения или биологические детерминанты? С. Гульд/S.J. Gould в книге “Niewczesny pogrzeb Darwina/Несвоевременные похороны Дарвина” позволяет себе высказать сомнения, относящиеся к теории эволюции, но в основном защищает ее не только остроумно, но и с юмором. Том (R. Thom “Parabole i katastrofy”) – действительно формулирует новую и рискованную теорию, применяя математические методы для рассмотрения нынешнего общественного положения и объяснения свойственных ему катастроф. Кшиштоф Помян/Krzysztof Pomian, хоть и спорит с Томом, называет его вторым Декартом… В общем, вы правы – мы работаем в той области, где неустанно рождаются новые мысли, где припоминается и заново интерпретируется то, что излишне поспешно было отброшено или забыто. Мы не избегаем спорных, противоречивых теорий. Хотим дать читателям возможность осмотреться и выбрать.
Мацей Паровский: Это кризисное состояние неуверенности и поиска имеет в себе нечто притягательное. Я помню, как когда-то о науке говорили совершенно иначе – как о передаче суммы знаний или даже вбивании этой самой суммы в тупую ученическую голову. Как о бесспорном нудном каноне, снабженном к тому же штемпельком политической правильности. А теперь – теория Тома, например, покоряет своим эксцентрическим поэтическим обаянием и поражает нахальством бунтарской прокламации.
Мария Оферская: Действительно, с этой точки зрения ситуация выглядит более красочной, попросту фантастической. Заметнее войны между научными школами. Мы чаще признаемся, что наука прихварывает (Б. Диксон/B. Dixon “Nie igra sie z nauką/Наука – не игрушка”), что и она часто становится объектом абсолютно ненаучных мифологизаций, мистификаций. Мы говорим также теперь, что не существует объективного исследования, объективной гипотезы – верование, философское или религиозное, оказывают большое влияние на позиции и установления ученых. Наука не является чем-то изолированным, совершенно объективным, бескорыстным.
Мацей Паровский: Мы также знаем, что не получаем и не получим от ученых всего на свете. Существует нечто, что может дать нам лишь настоящий Поэт. Настоящий Философ. Настоящий Жрец. Искренний Шут…
Мария Оферская: Да, хотя ученые, мы ведь знаем их, и эти роли, эти области деятельности попытаются освоить, кодифицировать, систематизировать. Они, например, уже частично освоили и систематизировали… фантазию. Большинство знакомых мне ученых, людей интеллектуально развитых, не гнушаются ни фантастикой, ни научной фантастикой. Напротив, они признают, что фантастика развивает воображение, формирует и обостряет чувствительность, высвобождает интуицию, привлекает внимание к тому существенному, которое мы, увязшие в повседневности, можем проворонить. Фантастическое творчество, идущее временами против течения обыденных знаний, наперекор здравому смыслу и строгой логике, может сыграть воистину бесценную роль в отношениях между людьми. И в развитии научной мысли. Я видела, что многие ученые имеют и читают научно-фантастические книги.
Мацей Паровский: А я, пожалуй, не сумею назвать ни одного писателя или критика НФ, у которого не книжной полке не стояли бы несколько книг серии «±∞». Спасибо за беседу.
P.S. Трудно, а пожалуй, и вовсе невозможно объяснить, чем были в свое время для нас, знакомых с современной (не марксистской) философией лишь по университетскому курсу «Критика буржуазных и идеалистических философских учений», невзрачные (на первый взгляд) книги этой серии. Как это ни банально повторять, они были воистину окном в большой мир. Таких книг на английском или, там, на французском,-- тогда было днем с огнем не сыскать, а книги на других языках?.. Что-то не припомню, чтобы мне попадалось хоть что-то подобное на чешском, немецком, болгарском, румынском языках. Так что огромное спасибо пани Марии и ее коллегам. Разумеется, до нас доходило не все, но уж то, что доходило, читалось… И еще как читалось! Надо сказать, что эта замечательная книжная серия выходит в свет до сих пор. В ее общем списке около трех сотен томов, оформление стало несколько более ярким, но содержание серии выдерживается в том же, заданном уже многие десятилетия назад, ключе. И дай Бог здоровья и многих лет жизни всем тем, кто продолжает радовать читателей новыми ее томами. W.
6. В рубрике «Фильм и фантастика» печатается (в сокращении) эссе австралийского кинокритика Антона Карла Козловица/Anton Karl Kozlovic, которое называется «Komputerowa groza (znak naszych czasów)/Компьютерный ужас (знамение нашего времени)» (источник не указан) (стр. 65-67). Перевел МАРЕК ХАЛЬТОФ/Marek Haltof. Иллюстрация ПЕТРА КОВАЛЬСКОГО/Piotr Kowalski. Весьма даже содержательный обзор кинопродукции, о тематике которого неплохо говорят уже подзаголовки его частей: «Компьютер как современный Франкенштейн», «Компьютер как соперник и заместитель человека», «Компьютеры как несостоявшиеся властители человека», «Компьютер – виновник технологических катастроф», «Компьютер как воплощение зла».
8. В рубрике рецензий Яцек Инглëт/Jacek Inglot с некоторым разочарованием анализирует роман английского писателя Клайва Баркера «Кабал: ночное племя» (Clive Barker “Cabal: Nocne piemię”. Tłum. Hanna Milewska. “Rebis”, 1991); «после прочтения романа осталось ощущение неудовлетворенности и вместе с тем злости, которые чувствуешь, когда принимаешься за блюдо, дразнящее запахом и цветом, и находишь его стандартно-резиновым на вкус. <…> Новое у Баркера – это переворот традиционных в “хорроре” категорий добра и зла: в его романе ужасны не монструальные обитатели таинственного города, а люди, решившие их уничтожить. <…> Баркер больше обещает, чем дает – перевернутая схема остается схемой»;
Войтек Седенько/Wojtek Sedeńko приветствует переиздание сатирической антиутопии польского писателя Антония Слонимского «Два конца света» (Antoni Slonimski “Dwa końce świata”. “Książka I Wiedza”, 1991); «которая из-за постановки писателем знака равенства между Берлином и Москвой более полувека не могла у нас сойти с печатного станка. <…> Это по-прежнему актуальный роман-предостережение перед оглупляющими массы идеологами, безумцами и порожденными ими системами, нацеленными якобы на спасение впавшего в декадентство и окостенелого человечества»;
Марек Орамус/Marek Oramus настоятельно рекомендует читателям журнала роман американского писателя Роберта Хайнлайна «Повелители марионеток» (Robert Heinlein “Władcy marionetek”. Tłum. Anita Zuchora. “Phantom Press”, 1991); «за 40 лет, прошедших с момента написания, роман совершенно не состарился. Хайнлайн передал в нем современное видение возможностей науки и техники и в то же время избежал сгущения красок и наивности. <…> Сильной стороной является также социология (потому что это социологическая НФ), показ перемен, которые претерпевают пред угрозой катаклизма общество и великая страна с демократическими принципами. <…> Стоит также обратить внимание на наблюдения главного героя над тем, как протекает вторжение слизней в Россию. Он приходит к выводу о том, что там эти самые слизни, мыслящие человеческим мозгом, оказываются идеальной реализацией постулатов системы. Не надо никого допрашивать, заставлять служить партии или идее, излишни даже лозунги, написанные на кумачовых транспарантах, поскольку коммунистический идеал находит гораздо более непосредственное воплощение. Если использовать эти, второстепенные на первый взгляд, пассажи, можно прийти к неожиданному выводу: в 2014 году состоялось коммунистическое вторжение из космоса»;
Гражина Лясонь-Коханьская/Grażina Lasoń-Kochańska размышляет над романом американской писательницы Урсулы Ле Гуин «Техану. Последнее из сказаний о Земноморье» (Ursula K. Le Guin “Tehanu. Ostatnia księga Ziemiomorza”. Tłum. Robert Jaweń. “Phantom Press”, 1991); «Земноморье в четвертой части цикла стоит у порога великого исторического перелома, который рождается медленно и болезненно. Ибо Земноморье до тех пор было мужским миром, а теперь должно стать также миром женским. Но, как и в каждой новой эпохе, лишь немногие способны узреть знамения времени» (стр. 68-69).
Далее некто Denuncjator доброжелательно отзывается о юмористическом романе-фэнтези американского писателя Крейга Шоу Гарднера «Простудой и магией» (Craig Shaw Gardner “Katarem i magią” – это “А Malady of Magicks”. Tłum. Jacek Galązka. “CIA-Books”, 1991), героями которого являются жутко простуженный чародей и его юный ученик; «Если бы не юмор, хорошие диалоги – в чем несомненна заслуга переводчика – книга не состоялась бы, а так ее со спокойной совестью можно рекомендовать для прочтения как-нибудь зимним вечером или во время долгой ночного путешествия в железнодорожном вагоне»;
некто Karburator гораздо более строг в оценке романа американской писательницы Андрэ Нортон «Зачумленный корабль» (Andre Norton “Statek plag”. Tłum. Paweł Kruk. “Rebis”, 1991); «это цепочка сцен, известных из сотен других произведений НФ или фэнтези, а отказ от какой-бы то ни было оригинальности кажется попросту демонстративным»;
некто Kunktator несколько недоуменно вертит в руках роман американского писателя Джеймса Смита-младшего «Зверь Апокалипсиса» (James V. Smith Jr “Bestia Apokalipsy” – это “Beastmaker”. Tłum. Elżbieta Dagny Ryńska. “Amber”, 1992); «хотя этот роман сочли “хоррором”, это триллер. Польский издатель исказил название – вероятно для того, чтобы придать тексту несколько библейской глубины». Но это скорее мешает, чем помогает книге -- вполне добротному боевику с некоторыми фантастическими мотивами. Увы, к тому же плохо переведенному;
некто Predator деловито листает сборник из 55 новелл, почерпнутых из иезуитских хроник 1695 – 1798 годов «Странные и жуткие истории. Иезуитские сказания времен саксонской династии» (“Historie dziwne I straszliwe. Jezuickie opowieści z czasów saskich”. “Verba”, 1991); «все эти истории в высшей мере наставительны и поучительны. Они включались в проповеди, читавшиеся с амвона. Фантастические элементы – их составная часть: странность и потусторонняя жуть сплетаются в них с религиозным чудом, невероятной игрой случая и т.п.»;
а Ян Рутковский/Jan Rutkowski рецензирует роман американского писателя Уильяма Хэллэхена «Монах» (William H. Hallahan “Mnich”.Tłum. Katarzyna Karlowska. “Amber”, 1991), в котором излагается альтернативная версия событий, завершившихся бунтом и поражением некогда первого в небесной иерархии ангела – Люцифера. Версия, судя по пересказу рецензента, близка к махровой ереси, но хуже того, по словам Рутковского, «”Монах” -- это horror, который не пугает» (стр. 70).
9. В соседней рубрике «Библиофил в кино. Киноман в библиотеке» Яцек Инглëт/Jacek Inglot сравнивает фильм «Picnic at Hanging Rock» австралийского режиссера Питера Веира (Австралия, 1975) с романом австралийской же писательницы Джоан Линдсей «Пикник под Висящей скалой» (Joan Lindsay “Piknik pod Wisząca Skalą”. Tłum. Wacław Niepokólczycki. “Księżka I Wiedza”, 1991), по мотивам которого он был поставлен, -- и находит в обоих произведениях массу достоинств (стр. 71).
10. В рубрике «НФ в мире» Ласло Абран/László Ábrán реферирует январский 1992 года номер венгерского журнала «Galaktika» (стр. 74). Всего один рассказ венгерского автора – Kemény Dezsö. Неплохая статья об истории постановки фильм «День триффидов» (1962) (с напоминанием о том, что режиссер – Steve Sekely вообще-то земляк – Székely Istwan). Информация о том, что в Венгрии в декабре 1991 году основан Клуб любителей немецкой НФ-литературы и кино. Статья об отношении Азимова и других ученых к паранормальным явлениям.
Здесь же Лех Енчмык/Lech Jęczmyk описывает содержание январского 1992 года журнала «Locus» (стр. 74).
12. В рубрике «Lista bestsellerów/Список бестселлеров» приведены сведения о книжных продажах за март 1992 года, собранные в книжных магазинах (стр. 74). Заметно повышение интереса к твердой и классической НФ. В рейтингах лидируют Фрэнк Герберт с двумя томами цикла «Дюна», Брайан Олдисс с двумя томами из цикла о Геликонии. Из ведущих издательств увереннее прочих издает фантастику «Phantom Press», а вот старейшая на рынке серия «Fantastyka – Przygoda» вскоре будет закрыта из-за реорганизации издательства «Czytelnik». Среди других имен в рейтинговых списках -- А. Азимов, У. Тенн, Р. Говард, Б. Ламли, Д. Купер, К. Карлсен. Из русских – К. Булычев с повестью «Świątynia czarownic/Подземелье ведьм» (в Ольштыне – на 5-м, последнем, месте). Из поляков – никого.
13. Напечатан также второй отрывок нового комикса «Naród wybrany» (сценарий М. Паровского, художник Я. МУСЯЛ/J. Musiał) (стр. 75-78).
облако тэгов
