Владимир Пузий-Аренев, на "ФантЛабе" Vladimir Puziy, живое (и довольно бодрое) опровержение известной максимы: "Критики — неудавшиеся писатели". Как прозаик он, на мой взгляд, интереснее 99% русскоязычных фантастов-сверстников. Причем широкая эрудиция и чудовищная начитанность способствуют этому в немалой степени. Горжусь знакомством. Аффтар, пеши исчо!
Повод для зависти
Владимир Аренев. Мастер дороги: Повести, рассказы. / Обл. Д.Недозим. — М.: Фантаверсум, 2013. — 344 с. — (Талейдоскоп). Тир. 1000. — ISBN 978-5-905360-18-3.
Скажу сразу: прозаику Владимиру Ареневу я завидую. Вот критику и журналисту Владимиру Пузию, который скрывается под этим псевдонимом, — ни капельки. С удовольствием читаю его статьи и рецензии, часто соглашаюсь, иногда спорю, случалось и так, что наши выводы совпадали вплоть до формулировок... Приятно сознавать, что у тебя есть талантливый, эрудированный и умный единомышленник, спорить не буду. Но как сделаны эти тексты, из какого материала они собраны, я хорошо понимаю — чему тут завидовать?
Иное дело Аренев. Свою литературную карьеру он начал в конце 1990-х, довольно рано опубликовал первые романы («Отчаяние драконов», «Охота на героя» и «Правила игры») в издательстве «Армада» — понимающему читателю это уже о многом говорит. Другой бы закрепил успех, накатал бы по-быстрому сериал томов на двадцать, выбился в топ-авторы и почивал на лаврах. Пузий-Аренев поступил иначе: взял тайм-аут. Вероятно, что-то не устраивало его в традиционном, неоднократно испытанном сценарии — рискну предположить, в первую очередь литературное качество ранних текстов.
Писать он, разумеется, не бросил. Время от времени в периодике и антологиях продолжали появляться его рассказы и повести, выходили сборники, а в 2005-м в издательстве «Азбука» был даже опубликован объемистый роман «Паломничество жонглера». Но основное внимание автор сосредоточил на критике и публицистике. Годами Пузий-Аренев читал и анализировал чужие книги, изучал приемы, стилистическую манеру, сюжетные схемы, лексику и семантику... В общем, учился у лучших учителей.
И вы знаете, научился. Случай для российской (точнее, русскоязычной — Владимир живет в Киеве) фантастики уникальный: у нас ведь «любой гасконец с детства академик», мало кто готов отказаться от зримых признаков успеха — тиражей-премий-гонораров — ради такой призрачной материи, как литературное качество. А уж чтобы целенаправленно вымуштровать себя, поставить четкую цель и десять лет жизни посвятить ее достижению — такого сроду не бывало. Вот тут действительно есть чему позавидовать, без дураков.
В новый сборник Владимира Аренева вошли произведения разных лет — от самого первого рассказа «Единственная дорога», написанного в далеком 1998-м, до заглавной повести, законченной, по признанию автора, буквально вот только что. Как и следовало ожидать, книга получилась неровной и неоднородной, от вещей вполне проходных — до без малого блестящих. В предисловии Михаил Назаренко пишет что-то о гуманизме — не совсем понимаю, какое отношение это слово имеет к текстам Аренева. Миром и мифом правят совсем другие силы, куда более древние, чем сомнительные фантазии деятелей французского Просвещения. А уж если вспомнить, с каким брезгливым раздражением относятся к дежурным фразам о «верности гуманистическим принципам» герои повести «Душница», это и вовсе смахивает на не вполне объяснимый сарказм. Как там было в «Дне радио»? «Гуманизм — это то, чем мальчики в детстве занимаются».
В некоторых произведениях автор абсолютно беспощаден к читателям. Повести «В ожидании К.» и «Мастер дороги», к примеру, напоминают игру в шарады: узнал цитаты, разобрался в подтекстах? Молодец! Не узнал, не разобрался? Твои проблемы: «ты-кто-такой-давай-до-свиданья!». Эти произведения похожи на прозу русских символистов: каждый объект и каждое явление что-то собой символизирует, чтобы понять происходящее нужно иметь под рукой в первом случае пару томов из академического собрания сочинений Корнея Ивановича Чуковского, а во втором — «Героя с тысячей лиц» Джозефа Кэмбелла. И поблажек Аренев ни для кого не делает.
Иногда, впрочем, его бросает и в другую крайность. Тогда цепочка странных, мистических событий, происходящих с главными героями, получает исчерпывающее объяснение в лекции, прочитанной каким-нибудь второстепенным персонажем. Как в рассказах «Часы с боем», «Дело о детском вопросе» и «Нарисуй мне рай». Это не то чтобы сильно портит текст, но упрощает изрядно. Две-три такие «лекции» с взаимоисключающими версиями происходящего, пожалуй, добавили бы произведениям объема, но тут, конечно, решать автору.
И все же главный прорыв — повесть «Душница», основанная на одном простеньком допущении: несколько столетий назад наши предки научились удерживать нематериальную сущность, именуемую душой, и после смерти человека заключать ее в специальный сосуд, имеющий форму шара. Идея как идея, метафора как метафора — но Аренев сумел сделать из этой истории настоящую психологическую драму, мощную, глубокую, насыщенную оттенками и обертонами. Это тот случай, когда пересказывать сюжет бессмысленно: слишком многое определяет стиль, то самое «волшебство созвучья слов» по Андрею Макаревичу. Плотно сотканный, эмоционально яркий текст, поднимающий целый спектр этических и философских вопросов, вполне гармонично завершает сборник. Скажу как на духу: если Аренев и дальше продолжит в том же духе, не снижая планки, поводов для зависти к нему станет еще больше. Причем, подозреваю, не только у вашего покорного слуги.
Смерть, которая всегда с тобой
Владимир Аренев. Душница. Время выбирать: Повесть. / Обл. О.Ветловской. Илл. А.Продана. — М.: АСТ, 2014. — 224 с. — (Точка невозврата). 2000 экз. — ISBN 978-5-17-086067-8.
Тема смерти входит в сферу интересов любого нормального, психически здорового подростка — уступая пальму первенства разве что теме секса. «12+» тот самый возраст, когда особенно остро ощущаешь собственную конечность, смертность всех, кто тебя окружает — друзей, родных, близких, — и начинаешь, слепо тыкаясь в онтологические тупики, искать ответ на сакраментальные вопросы «почему?», «как?» и «что дальше?». В ход идет любая крупица знаний, накопленных человечеством на ниве осмысления смерти, от «Гильгамеша» и Ветхого Завета до тяжеловесного некроромантизма Владислава Крапивина («ветерки», переход через грань Великого Кристалла, «всегда тринадцать!») и «Тетради смерти» Цугуми Ооба. Для «среднего и старшего школьного возраста» такая рефлексия вполне естественна, более того — неизбежна. Ну а «Душница» Владимира Аренева — мгновенный кодаковский снимок, точный и узнаваемый слепок этого уникального состояния души.
В повести киевского писателя (как журналист и литературный критик он выступает под настоящим именем Владимир Пузий) мертвые продолжают жить бок о бок с живыми. То есть как жить: душа усопшего, заключенная в оболочку воздушного шара, некоторое время пребывает в нашем мире — иногда дает советы благодарным потомкам, иногда плачет или сыплет бессмысленными фразами, чаще всего молчит... Но не растворяется в мировом эфире раз и навсегда, беззвучно и бесследно. Такое овеществленное memento mori, «смерть, которая всегда с тобой». Вопрос о «жизни после жизни» разрешен здесь раз и навсегда, но дорогой ценой: человек живет, мыслит, страдает, наслаждается, сочиняет стихи, ставит пьесы, участвует в революциях — а остается от него, как ни крути, только шарик с газом чуть легче воздуха...
Есть, правда, у медали и оборотная сторона. Общее место, но тем не менее: именно конечность придает смысл всему тому, что мы успели совершить, позволяет подвести итог, поставить жирную точку. И чем эта конечность очевиднее, тем больше внимания привлекает. Именно смерть деда, известного поэта, «человека непростой судьбы», заставляет школьника Сашу Турухтуна задуматься о том, каким человеком был тот при жизни — раньше это просто не пришло бы главному герою повести в голову. Зарыться в пыльные архивы, в хрупкие от времени дневники и воспоминания, опросить людей, хорошо знавших деда, расшифровать интервью и разложить услышанное по полочкам... Взять на себя ответственность, мягко говоря, нехарактерную для подростка. И в этом Турухтан не одинок: такими же изысканиями занимается как минимум один его одноклассник — и бог знает сколько еще народу по всему миру, каждый со своим заветным шариком, со своей невидимой миру болью. Вот вам, пожалуйста, натуральная преемственность поколений: попробуй тут забыть заветы предков — не думать о белой обезьяне и то проще!
Но шарик у Аренева (наш автор непрост!) — еще и символ всего того, что сковывает, ограничивает, загоняет в предписанные рамки. В человеке может уживаться тонкий поэт и убийца, циничный политик и нежный любящий муж, верный друг и предатель — у нас, хомо сапиенсов, это сплошь и рядом. Но смерть не зря изображают с косой: она отсекает все лишнее, избыточное. После смерти образ усопшего становится проще, площе, понятнее и банальней. Без досадных внутренних противоречий, без шипов и острых граней, гладкий и закругленный, как яйцо. Исключительно из чувства противоречия хочется сжать это яйцо до влажного хруста, стравить перегретый пар из тесного шарика, отпустить душу на волю. Не дожидаясь, пока та начнет сыпать каноническими цитатами из прижизненных статей, как один из эпизодических персонажей повести.
В 2013-2014 годах «Душница» принесла Ареневу две очень разные премии: «Новые горизонты» за нон-конформистское, новаторское фантастическое произведение, и «Книгуру» — за лучшую повесть для детей и подростков. Ну, с первой премией все понятно. Небанальная идея, уверенное воплощение, психологизм, приличный русский язык и никакого «инфантильного милитаризма» — в нашей фантастике этого более чем достаточно, чтобы сойти за новатора. С премий за подростковую прозу сложнее. Книга Аренева, конечно, про детей — но без привычного сюсюканья, дидактики и заигрывания с тинейджерами и/или их родителями. Это детлит ровно в той же степени, что и «Приключения Гекльберри Финна» или «Детство» Максима Горького. Фишка в том, что самим детям, как внезапно выяснилось, такие тексты нравятся. Жюри премии «Книгуру» состоит не из писателей, критиков, психологов или, не дай бог, педагогов, а именно что из подростков от десяти до семнадцати лет. И они дружно проголосовали за «Душницу» (и за «Стеклянный шарик» Ирины Лукьяновой, повесть «о детстве, школе и ненависти», вещь тоже далеко не школярскую) — их отзывы вошли в это издание на правах приложения. Повод задуматься тем, кто многословно рассуждает о сложной специфике юношеского восприятия и задает стандарты детлита: а не пора ли кое-что в консерватории подправить?
Издательство "Книжный Клуб Фантастика" приступает к изданию линейки комиксов и графических романов о Халке, известном так же как Брюс Бэннер по лицензии "Marvel Comics". В типографию уже отправилась работа сценариста Марка Уэйда и художника Лайнела Френсиса Ю "НЕСОКРУШИМЫЙ ХАЛК. АГЕНТ ЩИТА" ("Indestructible Hulk. Agent of S.H.I.E.L.D.").
цитата
Издательская аннотация: Невероятный Халк — несокрушимая сила природы, скорее оружие, нежели человек. Брюс Бэннер — альтер эго Халка и один из одарённейших людей планеты. Вместе они — самое мощное и умное оружие. И теперь они оба работают на правительство, ведь Marvel NOW! делает из Халка агента ЩИТа! Нейтрализуя такие смертельные угрозы, как Безумный мыслитель, Пятикратный человек и Аттума, Халк из ходячего ОМП превращается в спасителя человечества. Но, даже приняв на себя роль героя, зелёный Голиаф продолжит заниматься тем, что удаётся ему лучше всего…
Также на печать ушел оригинальный НФ-комикс Рика Ремендера "ЧЕРНАЯ НАУКА. КНИГА 1. КАК ПАДАТЬ ВЕЧНО", уже анонсировавшийся на "ФантЛабе".
цитата
Издательская аннотация: Наконец-то Грант Маккей, глава Лиги учёных-анархистов, совершил невозможное: с помощью своего изобретения — Столпа — он расшифровал Чёрную науку и пробился сквозь барьеры реальности. Но что-то пошло не так, и теперь Маккей и его команда затерялись в бескрайних просторах Всевременной. Их швыряет из мира в мир. Теперь они — живые мертвецы, потерпевшие кораблекрушение в бесконечном океане чужих реальностей.
Есть лишь один путь — вперёд. И всего один вопрос: как далеко они готовы зайти, чтобы снова попасть домой?
Выложены на сайте последние работы из пришедших на конкурс! Всего 61 текст, из них 16 присланы до 8 апреля, когда был объявлен первый срок окончания подачи работ, остальные 45 — в течение дополнительной недели... Теперь — дело Оргкомитета выбрать 10 рецензий и 5 статей для короткого списка...
От себя добавлю: во-первых, участники, пардон май френч, раздолбаи: кто мешал уложиться в исходные сроки?
Во-вторых, ура: мы побили рекорд, такое количество претендентов у нас впервые за все время существования конкурса.
Третье: очень много больших рецензий, замаскированных под статьи. Формально, согласно положению о конкурсе, это не нарушение. Но все-таки, ребята, впредь постарайтесь сдерживать себя. Пишете об одной книге — укладывайтесь в заявленный объем, его ж не с потолка взяли.
Четвертое: четко видно, как активно поработала группа дам со студии А.Балабухи и Л.Смирнова. Это не хорошо и не плохо, но на размышления наводит.
И последнее, пятое: при таком раскладе следующему конкурсу безусловно быть. Надеюсь, к этому моменту сайт Книжной ярмарки ДК им. Крупской пройдет редизайн, и выглядеть это будет несколько солиднее, чем сейчас.
История Гиллиан Флинн — пример благотворного влияния кризиса. Вот сидела барышня в своем киноведческом журнале, писала статьи и рецензии, была известна в узком кругу профессионалов, пусть и с лучшей стороны... А стоило ее сократить — взялась за роман, другой, третий, книгу экранизировали, Флинн прославилась на весь мир... Жаль что в родных пенатах таких примеров не наблюдается.
Скелеты в шкафах
Гиллиан Флинн. Острые предметы: Роман. / Gillian Flynn. Sharp Objects, 2006. Пер. с англ. И.Егорова. — СПб.: Азбука. М.: Азбука-Аттикус, 2014. — 352 с. — (Звезды мирового детектива). Тир. 5000. — ISBN 978-5-389-08696-8.
К выходу фильма «Исчезнувшая» по мотивам одноименной книги Гиллиан Флинн петербургская «Азбука» переиздала все три детективных романа американской писательницы, включая «Острые предметы», блестящий дебют, который сразу вывел Флинн в первые ряды мастеров криминального жанра.
Маленький провинциальный городок, сонная глубинка — классическая декорация для кровавой драмы. Такова давняя американская литературная (и кинематографическая) традиция: за благопристойным фасадом сплошь и рядом таятся жуткие, отвратительные тайны, а от «скелетов в шкафах» трещат и прогибаются крепкие дубовые дверцы. В забытой богом провинции открывается путь в Черный Вигвам (см. сериал «Твин Пикс»), высаживаются инопланетные пришельцы («Вторжение похитителей тел»), поднимаются из сырой земли мертвецы («Кладбище домашних животных»)... А уж что творилось за плотно задвинутыми шторами в Аркхеме и Инсмуте, городах, придуманных в начале XX века Говардом Лавкрафтом, и вспомнить жутко.
В дебютном романе Гиллиан Флинн обошлось без мистики, что не помешало восторженно отозваться о книге самому Стивену Кингу: «Сказать, что это потрясающий дебют — не сказать почти ничего» и т.д. Камилла Прикер, криминальный репортер одной из чикагских газет — далеко не самой преуспевающей — по настоянию редактора возвращается на свою «малую родину», чтобы написать серию статей о творящихся тут преступлениях. Точнее — о садистском убийстве одной девочки-подростка с живым независимым нравом и бесследном исчезновении другой. Уже через сутки после того, как Камилла постучалась в дверь родительского дома, обнаруживается второе мертвое тело — и становится ясно, что в маленьком городке на границе Севера и Юга, выросшем вокруг скотобойни, которая принадлежит семье Прикер, орудует серийный убийца. Скорее всего, кто-то из местных — на этом сходятся и журналистка, и молодой следователь, взявшийся за это гиблое дело. Как и положено профессиональному репортеру из американского романа, Камилла разъезжает по городу, разговаривает с родителями и друзьями погибших, задает каверзные вопросы начальнику полиции, — а главное, окунается в атмосферу своего детства, разматывает клубок воспоминаний, в основном болезненных и безрадостных. И не напрасно: именно в прошлом ее семьи, в событиях, которые когда-то довели будущую «акулу пера» до нервного срыва, кроется ключик к разгадке нынешних преступлений. Слишком много неприглядных тайн похоронено на задних дворах роскошных особняков — и дом, где выросла Камилла, в этом смысле не исключение...
Любопытная биографическая деталь: в юности Гиллиан Флинн пыталась сделать карьеру криминального репортера, но не преуспела на этом поприще и стала всего-навсего ведущим теле- и кинообозревателем журнала «Entertainment Weekly». После «Острых предметов» (2006) она выпустила еще два романа: «Темные тайны» (2009) и «Исчезнувшую» (2012), недавно экранизированную режиссером Дэвидом Финчером. Три тонкие психологические драмы с криминальной интригой, написанные беспощадно-точными, как хирургические надрезы, штрихами, сделали ее одной из ярчайших звезд современного американского детектива. И в каждой книге преступление, которое приходится расследовать главному герою, неразрывно связано с его семейной историей, с неприглядными тайнами, глубоко спрятанными, но не забытыми. А часто и с психическими отклонениями большей или меньшей тяжести — из песни слово не выкинешь. Это авторская метка писательницы, ее любимый прием. Проза Гиллиан Флинн предельно далека от классического детективного канона, где сыщик всегда безупречен: рефлексия, самоанализ для ее героев куда более эффективный инструмент расследования, чем «дедуктивный метод» Шерлока Холмса. Что, в общем-то, выводит «Острые предметы» за традиционные рамки «жанровой» литературы. Но кручиниться по этому поводу не стоит: в конце концов, именно такова судьба всякой хорошей прозы, какими бы ярлыками ни снабжали ее издатели.
Литературных премий в области фантастики в России сегодня полным-полно, на любой вкус и цвет. Но имена лауреатов, как правило, забываются сразу после торжественного банкета по поводу вручения, если не раньше – всеми, кроме самих победителей. Парадокс: наград много, авторитетных – ни одной. И это чертовски обидно… 23 апреля в петербургском книжном магазине «РаскольниковЪ» в Апраксином переулке, дом 11, мы поговорим о том, какие стратегии используют организаторы премий, чтобы выделиться из общей массы и повысить весомость награды.
облако тэгов
