Дмитрий ЗАХАРОВ. Репродуктор (по электронному изданию)
В недалеком будущем Россия превращается в страну, неясным образом отрезанную от остального мира, так что непонятно, есть ли в принципе жизнь за ее пределами. Однако страна, точнее, то, что от нее осталось, живет как прежде, хотя и в новых, несколько абсурдных условиях — чего стоят, в числе прочего, разумные медведи, которых люди используют в своих целях. По-прежнему работает как пропаганда, так и контрпропаганда, полностью подчиняющие себе ментальное пространство рядовых жителей этой антиутопии. Местами роман заставляет вспомнить Кафку, местами — «Улитку на склоне», и эти аллюзии заложены автором вполне сознательно. Этот мир не имеет выхода вовне — ни географического, ни идеологического; зато, как и во всякой устойчиво страшной ситуации, люди находят выход вовнутрь — в себя, в быт, в работу, в «обычный» мир, продолжающий существовать так, словно и нет Трансформаторных Полей, набегов то ли мутантов, то ли чудовищ, зачитывающих списки предателей медведей, мощного Репродуктора и управляющих всем этим Старост. Удивительное умение приспосабливаться к любой антиутопии, как ни странно, меняет и саму антиутопию, делая классический тоталитаризм «1984» почти невозможным. Впрочем, все это — уже не совсем фантастика, о чем и роман Дмитрия Захарова, отражающий нынешнюю реальность чуть более, чем полностью, и делающий из нее пусть не самые комфортные и конформные, зато весьма полезные выводы.
Номинационный список премии "Новые горизонты" опубликован — далеко не все эти тексты я читал, но некоторые даже рецензировал. Вот, например, что было написано в конце прошлого года о свежем романе Кирилла Еськова для журнала "Мир фантастики". Да, еще тонкий момент: эта версия рецензии авторская, чуть более объемистая чем то, что было опубликовано "на бумаге".
Оказавшись в опале, Александр Меншиков, ближайший друг и соратник Петра Великого, недолго предавался унынию. Все свое немалое состояние он вложил в создание грузового флота, который немедля взял курс к побережью Северной Америки. Так на карте мира возникла новая страна, Русская Калифорния, связанная с Российской империей сложными и запутанными многовековыми отношениями.
В книгоиздательском бизнесе (по крайней мере, в секторе массовой литературы) для авторов есть неписанное правило: хочешь оставаться на плаву — пиши как минимум одну новую книгу в год. Иначе публика забудет, заскучает и уйдет к конкурентам. Именно из-за нерасторопности влиятельные литагенты не взялись в свое время за раскрутку Святослава Логинова — история давняя, но показательная. Кирилл Еськов нарушает это золотое правило самым беспардонным образом. Последняя его книга, роман в повестях «Баллады о Боре-Робингуде», вышла в далеком 2005-м. Кроме того, на счету у автора всего два крупных художественных текста: «Евангелие от Афрания» и «Последний кольценосец», вариации на тему Нового Завета и «Властелина колец» соответственно. Однако забыть его не забыли, совсем наоборот: новую книгу, как выяснилось, терпеливо ждала не только кучка фанатов...
«Америkа (reload game)» — альтернативная история Русской Америки, колонии, возникшей трудами Светлейшего князя Александра Меньшикова на территории современной Калифорнии. А заодно альтернативная история Российской империи и всего мира, вплоть до Японии и Китая — ибо представить ту историю в отрыве от американских событий абсолютно невозможно. Не купленная янки, не завоеванная французами или испанцами, живущая своим умом и богатеющая своим трудом заокеанская колония у Еськова, конечно, идеализирована в лучших традициях отечественной АИ. Натуральное Беловодье, пристанище для отверженных и обездоленных всех рас и сословий: русских староверов, запорожских казаков, братьев из упраздненного ордена иезуитов, беглых «нигритян» с рабовладельческого Юга, мирных (и обращенных в православие) индейцев. При этом здесь продолжает действовать крепостное право — вот только принадлежат крестьяне не конкретному барину, а Компании в целом. А Компания в свою очередь кровно заинтересована в том, чтобы создать землепашцам идеальные условия для жизни: земли-то вокруг — за семь лет не объедешь, а тех, кто умеет ее толком обрабатывать — горстка. Между тем дело подходит к крестьянской реформе 1861 года, а Русская Америка формально по-прежнему остается частью Империи, и все имперские законы распространяются на ее территорию... Вот тут, замыслу автора, и должна начаться главная движуха, развитие сюжета. Для чего в книгу введены харизматические герои: русский разведчик ротмистр Расторопшин и русский путешественник Ветлугин. Или, если хотите, наоборот: путешественник Расторопшин и разведчик Ветлугин — от перемены слагаемых сумма не меняется...
«Америkа» написана в традиционном для Еськова стиле, с максимальным, как это называют филологи, смешением дискурсов: архаизмы, научная терминология и уголовная феня, раскавыченные цитаты из Лескова и Юлиана Семенова, из советских и американских кинофильмов, сюжетные отсылки к Киплингу и Эдгару По, Майн Риду и Стругацким... Честно говоря, не всегда понятно, для решения каких задач автору понадобился этот гоголь-моголь. Правдоподобия повествованию он точно не добавляет, равно как и глубины характерам. Не обошлось без мелких неточностей, логических натяжек и нестыковок, но они бросятся в глаза лишь профессиональным историкам и одержимым «заклепочникам». Да и история у Еськова, как ни крути, альтернативная: вот, скажем, Эдгар По (1809-1849) в этой книге неплохо себя чувствует к началу 1860-х — но поди разберись, бага это или фича.
Проблема в другом. Автор «Америkи» — человек глубоко увлекающийся. И если какая-то тема его по-настоящему зацепила, остановить Кирилла Юрьевича невозможно никакими силами, даже если слушатель (читатель) давно уснул. Нюансы гаитянской революции, подробности захвата калифорнийцами региональной штаб-квартиры Ост-Индийской кампании, конкуренция торпед с инерционным двигателем и с пневмодвигателем, история о русском разведчике, которого спасла от любой смерти коллекция жуков в кармане... Какое все это имеет отношение к сюжету? Ровным счетом никакого. Но очень хочется рассказать!.. Жертвовать второстепенным ради главного у писателя не получается категорически. Даже смертельно раненный на этих страницах не может спокойно отдать богу душу, не прочитав краткую лекцию о тактико-технических характеристиках новой подводной лодки или об устройстве винтовочного приклада. В результате роман превращается в бесконечную череду вводных, отступлений и исторических экскурсов, в то время как само действие занимает от силы сотню страниц. Помните анекдот о творческом методе Микеланджело: «Я беру кусок мрамора и отсекаю все лишнее»? Ну так вот: это ни в коем случае не про Еськова. С мрамором у него все отлично, но отсечь лишнее не позволяет фонтан красноречия, не иссякающий и не знающий отдыха.
Небанальная и по-своему увлекательная альтернативка, безбожно перегруженная деталями и подробностями. Материала хватило бы минимум на пенталогию, но автор утрамбовал все в один том. В результате места для действия, не говоря уж о рефлексии, почти не осталось. Эта задача целиком ложится на плечи читателя.
В свое время братья Стругацкие упорно отстаивали право писателя на «отказ от объяснений»: если драматургическая целостность текста от этого не страдает, не стоит подробно растолковывать, как именно человек из прошлого переместился в будущее или что случилось с Львом Абалкиным в Музее внеземных культур. Читатели соглашались с этим крайне неохотно, да и советская критика с подозрением поглядывала на подобные эксперименты, не вполне вписывающиеся в канон соцреалистической фантастики.
Прошли десятилетия, и на литературной сцене появился Сергей Носов, чья проза построена на «отказе от объяснений» чуть менее чем полностью. Особенно ярко эта тенденция проявилась в романе «Фигурные скобки», в 2015 году отмеченном премией «Национальный бестселлер». Действительно ли фокусники-нонстрейджеры, собравшиеся на учредительную конференцию, умеют творить чудеса, пожирать время и воскрешать усопших? Правда ли, что в тело одного из персонажей вселился таинственный чужак? Каким образом главный герой, математик Евгений Капитонов, безошибочно узнает двузначные числа, загаданные собеседником? Да кто ж его знает! Давать ответы на эти вопросы в задачи автора не входило: в этой книге его волновали совсем другие конфликты и иные драмы. На мой взгляд, роман «Фигурные скобки» стал блестящим примером того, насколько продуктивным может быть прием «отказ от объяснений» в умелых руках – и как много теряют наши сочинители «жанровой» прозы, почти позабывшие о его существовании.
С убедительными, рациональными сценариями будущего в отечественной фантастике дела сегодня обстоят не очень. Да что там не очень – таких сценариев просто нет. А то, что есть, не выдерживает испытания на прочность даже в первом приближении. В дебютном романе «Роза и Червь» историк Роберт Ибатуллин попытался описать принципиально иную картину будущего – масштабную, неоднозначную, сложную, производящую впечатление достоверности… А главное, имеющую мало общего с теми убогими схемами, которые процветают в русскоязычном «фантастическом мэйнстриме». Не все получилось идеально, кое над чем еще стоит поработать, но на этом поле у Ибатуллина практически нет конкурентов. Решпект и уважуха, как говорят «в этих ваших энтернетах»!
На первый взгляд новый роман Марии Галиной традиционен. В основу положена бытовая история: приехавший в город человек ходит, расспрашивает свидетелей давних дел. Лишь к концу мы узнаём об истинных, потаённых причинах его расследования. Но попутно, совершенно ненавязчиво, Галина рассказывает о многом другом: о противостоянии умного, творческого человека и власти, о мифологических корнях и ростках нового в мире, о невозможности абстрагироваться от прошлого и будущего. Всё связано со всем. За какую бы ниточку не потянул главный герой, он неизбежно вытягивает на свет божий роковые тайны, клубок непритязательных событий оказывается средоточием могущества и прорыва в другие измерения.
Несомненным достоинством романа является то, что всё происходящее можно трактовать как маловероятные, но всё-таки реальные события. Вся фантасмагорийность может быть списана на особенности восприятия мира рассказчиком. А может быть и не списана. Можно думать и рассуждать о сложности окружающего мира, принимающего такие формы и контуры, которые пока ещё неподвержены рационалистическому толкованию, ещё ждут своего толкователя и описателя.