Данная рубрика представляет собой «уголок страшного» на сайте FantLab. В первую очередь рубрика ориентируется на соответствующие книги и фильмы, но в поле ее зрения будет попадать все мрачное искусство: живопись, комиксы, игры, музыка и т.д.
Здесь планируются анонсы жанровых новинок, рецензии на мировые бестселлеры и произведения, которые известны лишь в узких кругах любителей ужасов. Вы сможете найти информацию об интересных проектах, конкурсах, новых именах и незаслуженно забытых авторах.
Приглашаем к сотрудничеству:
— писателей, работающих в данных направлениях;
— издательства, выпускающие соответствующие книги и журналы;
— рецензентов и авторов статей и материалов для нашей рубрики.
Обратите внимание на облако тегов: используйте выборку по соответствующему тегу.
Впусти меня (Låt den rätte komma in), Швеция, Томас Альфредсон, 2008 (фильм)
Поп-вампиризм
«Упырь-рутину ушлые борзописцы раскрашивали, кто во что горазд. Фантазия хлестала кровушкой из жил. Талант бил колом в грудину. Творчество благоухало чесноком. Благородные вампиры, мудрые вампиры, обаятельные, любвеобильные, остроумные, преданные, отважные, добрые, с тягой к прекрасному – барышни ночами мечтали о дивных женишках, смачивая подушку слезами», – писали Дмитрий Громов и Олег Ладыженский в повести «Снулль вампира Реджинальда». Ни добавить, ни отнять. Или всё-таки можно?
Метаморфоз кровососущей нежити в поп-культуре весьма забавен. Деревенское немёртвое человекоядное чудовище с трупными язвами и светобоязнью в городских условиях вдруг стало вечно молодым и вяло посасывающим рантье модельной внешности и (вот где истинный ужас!) крайне нестабильной сексуальной ориентации. Его заплесневелая полуберлога-полумогила трансформировалась следом за ним в дизайнерский особняк с кружевными занавесками и коллекционными предметами интерьера. Как же так?
Сейчас можно констатировать, что жернова сентиментализма и, следом за ним, романтизма перемололи фольклорного монстра в сверхчеловека, а его животные стремления пожрать и спрятаться во вполне человеческую потребность любви и понимания. Последние медийно-законодательные веяния добавили сначала желание быть как все, а после и модную установку «понять, простить» в отношении этих почти «людей с особенностями». Оставлю без комментариев.
То, что два наших соотечественника походя обсмеяли в юмористической повести, шведы Ю. А. Линдквист и Т. Альфредсон смогли развить в роман и сценарий под названием «Впусти меня». Не скажу, что получилось идеально. Затянуто, излишне натуралистично, местами пошло – но всё-таки очень своевременно. Достаточно оригинально и – в пику как слащавому гламуру, так и медийно-законодательным новшествам – даже с претензией на реалистичность.
Дуэт шведов буднично заостряет внимание на многочисленных неудобных моментах повседневной жизни клыкастых красавцев и красавиц, обычно застенчиво оставляемых за кадром в литературе и кинематографе. В частности, бесстыдно срывает сентиментальную простынку с особенностей межвидовой и вневозрастной любви в самом её разгаре. Подобное уже было, в частности у Энн Райс в цикле «Вампирские хроники», хотя и всё ещё в сильно романтизированном виде. Однако экранизации, как правило, тут же портили все реалистичные начинания.
К примеру, Клодия и Луи в фильме «Интервью с вампиром» 1994-го года, изжив со временем отношения «доча-папа», всё так же держатся за ручки, играют на фортепиано в четыре руки и даже «обращают» себе няню. Как-то это наиграно и по-детски, особенно после их ссоры над трупом креолки с на диво развитыми грудями. Это при том, что сама Энн Райс показала многое из терзаний взрослеющей, взрослой, а после и нечеловечески старой женщины в образе навечно запертой в детском теле Клодии. Шведский же дуплет ценен именно тем, что писатель и режиссёр не спорят и не противоречат друг другу, а действуют в паре согласованно.
Долой романтику
«Впусти меня» в обоих вариантах внешне оперирует клише, общими для городского фэнтези, криминальной прозы и хоррора: пригород, съёмные квартиры, странный новосёл с диковатой дочкой и мальчик-ровесник по соседству. Сюжет кажется привычным, но его подача выходит за устоявшиеся рамки. Завязка и все последующие действия героев стандартны для трёх указанных жанров одновременно – но вот их мотивация в исполнении шведского дуэта выглядит крайне отталкивающей. Высокими чувствами и даже простой детской дружбой тут и не пахнет.
Можно поморщиться и перетерпеть бытовуху ночной охоты Хокана, ведь дочке кушать хочется. Ах, бедный отец! На что ему приходится идти! Но вот расчётливая холодная истерика, которую Эли закатила своему кормильцу, уже настораживает. На такое способна прожжённая старая стерва, презирающая очередного ветвисторогатого супруга-подкаблучника. Никак не вечный ребёнок. Дальше – больше. Коротко, взглядами и оговорками в немногочисленных и потому особенно ценных диалогах, нам однозначно дают понять, что отношения Хокана и Эли совсем не платонические.
Ладно, ладно, ведь она – бессмертное и вечно юное создание, а человек, к несчастью, стареет. Любви все возрасты покорны! Постойте, но зачем тогда этой паре Оскар? Возможно, предыдущий возлюбленный понял, что время его вышло, и волевым усилием сначала уходит в тень, а после благородно жертвует собой, чтобы не мешать? Стоп-стоп-стоп – снова романтическая пошлятина затесалась. Что, самого Хокана нельзя было покусать, пока он ещё не состарился? А-а-а, душа у него, жаль портить. Ах, какая любовь! Нет, всё равно что-то не сходится. В рай Хокан точно не попадёт после всех убийств, так в чём же дело?
А дело в банальном выживании. Эли использовала и заездила одного партнёра, а после начала приручать следующего, причём задолго до смерти предыдущего. Не скрываясь, прямо у него на виду. Жестоко? Ну извините, как есть. Всё тут же встаёт на свои места. В современном развитом государстве вампир нуждается в прикрытии перед законом. Не только в защите днём, но и в добыче крови способом, не вызывающим подозрения о сверхъестественном. Всё это может обеспечить только живой и правильно выдрессированный гражданин с паспортом. Умно? Модернизированный интеллектом инстинкт «пожрал-спрятался» фольклорного упыря, и ничего больше.
Ловля моральных уродов на блесну
«Если у человека нет склонности к кровопийству, вампиром ему не стать. Хоть досуха его выхлебай, в клочья искусай, слюны ядовитой ему в жилы напусти – не встанет он кровососом. Умрет, а не встанет... Пока найдешь правильного человечка, с нужной червоточинкой в душе! – пока вопьешься в сердце, вызнаешь: он, не он…» Собственно, одной этой цитаты из того же «Снулля …» 2007-го года достаточно для освещения всей особенности вампирской тематики «Впусти меня» – романа 2004-го и фильма 2008-го годов.
Оскар и Хокан – жертвы, не первые и не последние у чудовища в детском обличье. Нужны ли Эли друзья и любовники, мыслит ли она этими категориями вообще? По-моему, нет. В романе 2005-го года «Блаженны мёртвые» Линдквист однозначно показывает, что человечество – не важно, любящее, изучающее или испуганное – не в состоянии понять ни оживших близких, ни, тем более, Бога и его замысел. Вампиры также вне всего человеческого.
Эли расчётливо выбирает себе в спутники отщепенцев с гнильцой. Прямо говоря – моральных уродов. Людей, способных полностью отколоться от общества, целиком перейти под её контроль и быть при этом довольными своим положением. Взять Оскара – это затюканный одноклассниками мальчишка, брошенный разведёнными родителями. Он не может ни постоять за себя, ни найти самовыражение хоть в чём-нибудь. Он труслив и агрессивен, и уже сейчас в своих детских фантазиях способен на убийство.
Эли заметила Оскара во время его ежевечерней «сценической постановки» с ножом и тут же застолбила в качестве подходящего кандидата. Началась охота, планомерное совращение обиженного ребёнка взрослым и опытным махинатором: привлечь необычностью, удивить волшебными способностями, соблазнить богатством и телесной доступностью, подсказать быстрое (и чреватое обострениями) решение проблем, позволить почувствовать себя героем, завести в безвыходное положение и неожиданно спасти. В итоге привязать к себе полностью и безвозвратно.
Взрослая женщина из той же художественной реальности Линдквиста – но без психических отклонений – предпочла мучительную смерть случайно открывшимся фантастическим возможностям вампирского существования. Малолетний Оскар поддался добровольно, причём попался на лучших своих чувствах. Хокан в литературном источнике вообще не вызывает симпатий – это педофил гомосексуального толка, оправдывающийся перед самим собой высшим образованием и способностью к «высокой любви» и состраданию. В фильме эта его «особенность» скрыта, но очень легко восстанавливается логически по некоторым сценам.
В поисках современного упыря
Олег Дивов в романе 2004-го года «Ночной смотрящий» также развенчивает моду на гламурных вампиров, используя натурализм и трэш как в бытовых описаниях, так и во взаимоотношениях персонажей. Но у него вампиризм криминализирован и сродни наркомании – страх, насилие, кратковременная эйфория и ломка, изменение личности с последующей её деградацией и неизбежным угасанием.
В фильме «Вампиры» Джона Карпентера 1998-го года всё нарочито грубо, примитивно и агрессивно, но тоже по-другому. Как-то «US Army» и даже «по-вьетнамски». У него нечисть образует ковены наподобие религиозных сект или осиных гнёзд, в которых есть хозяин-«матка» и множество потерявших свободу воли низших особей, подчинённых строгой иерархии и выполняющих функции охраны и обеспечения.
В дуплете «Впусти меня» Эли не требуется свита последователей, а её жертвы соединены с ней «любовью-ненавистью» по схеме семей хронических алкоголиков. Жена вольна уйти в любой момент от запойного мужа, но не уходит, и при этом даже получает моральное удовлетворение от собственной «жертвенности». У Линдквиста и Альфредсона жертва лишь приобщается к тайне, становится соучастником, но не приобретает сверхвозможностей и кардинально не меняется. Почему? Потому, что раб и не должен меняться, он должен выполнять свою функцию.
Я вижу в Эли подобие хищного насекомого-мирмекофила – частично паразита, частично симбионта человеческого общества. Из тех, что поселяется в муравейнике и даёт отдельным особям капельку сладкого наркотического секрета, вызывающего привыкание, но втайне пожирает яйца, личинок или самих муравьёв. Эли чужак, непознаваемое нечто, вневозрастное и бесполое оно. В результате своих умелых, продуманных и спланированных действий, а также оказания индивидуально подобранных экзотических услуг оно принимается некоторыми особями за своего. По сути, это иллюзия лучшего друга, спасителя, дарителя, возлюбленного или любовника одному – и хищник для всех.
Реальная жуть
В книжном первоисточнике Эли сам жертва, века назад изуродованный вампирами-аристократами красивый мальчик с полностью удалёнными половыми органами. В фильме эту сцену из прошлого и травму скрыли. Оставлены лишь словесное отрицание Эли своей принадлежности к женскому полу и секундный эпизод со страшным шрамом внизу лобка. Скрыли, но не убрали полностью – и тут я готов аплодировать режиссёру.
Альфредсон убрал шок-контент из кадра, но, в полном согласии с Линдквистом, оставил и подчеркнул искусственность и неестественность разыгрываемых отношений. Изменённый Эли больше не человек, и даже понятие пола к нему неприменимо. Вампир лишь даёт каждому то, в чём тот нуждается: Хокану запретный секс, Оскару – видимо, только пока и только за малостью лет – нежные чувства и «обнимашки».
О какой детской дружбе, о какой вечной любви тут допустимо фантазировать? Вампир может имитировать человека, но ничего человеческого в нём уже не осталось. Вспомните оживших из «Блаженны мёртвые». Эли даже в сравнении с ними полный кастрат, навсегда лишённый чего-то действительно важного. Члена с яйцами или души? Решайте сами.
Упырь безобразен по своей сути, и только «червоточинка в душе» очередной будущей жертвы желает оправдаться, найти во зле если не скрытое добро, то хотя бы опасную красоту. Даже дуэт Олди в конце «Снулля…» споткнулся и выдал-таки жизнеутверждающий финал под кавалерийские трубы. Обидно, хотя и понятно, что цели там преследовались совсем другие.
Шведы смогли выдержать стиль до конца: в их мире пощады не было, нет и не будет. Правильно переведённое название романа и фильма – «Впусти того, кого следует» – более чем красноречиво. Оно полностью соответствует фольклорной традиции. Сюжет органично вписывается в городские условия, культуру и современность. Это реальная жуть! Даже продолжение читать не хочется, чтобы ненароком впечатление не испортить.
Их было четверо. Рик, Алан, Дональд и Бернард. Друзья с раннего детства, со школьной скамьи. Простые ребята из небогатого захолустного городка. Вместе росли, играли, гуляли. Став постарше тусовались, украдкой попивали пиво и ухлестывали за девчонками. Время шло, ребята выросли, попытались зажить обычной жизнью взрослых, но не очень-то клеилось. Всем будто бы что-то мешало. Рик попал на год в тюрьму за хулиганство, Дональд начал сильно пить, а Алан торопливо женился и устроился на не слишком престижную работу охранника. Только Бернард всех удивил – слабый подросток, которого никто всерьез не принимал, поступил в морскую пехоту, но был комиссован из-за травмы ноги. Годы шли, они по-прежнему оставались друзьями и поддерживали крепкую связь. Кроме Бернарда. Он все больше отдалялся и редко давал о себе знать. А однажды покончил с собой, повесившись на стропилах в подвале дома двоюродного брата, где жил после того, как потерял из-за долгов собственный дом.
Его самоубийство шокирует друзей. Но куда большим шоком стало записанное на кассету признание Бернарда, которую он отправил Дональду перед самоубийством. Еще в юности он начал убивать. Убивать, чтобы почувствовать власть и силу, какими не никогда не обладал в своей обычной жизни. Он делал это, чтобы заслужить место во Тьме и после смерти быть владыкой душ убитых. Ошарашенные друзья не могут поверить в услышанное.
Привычка сочинять и привирать водилась за Бернардом всегда, еще в начальной школе он признавался Алану, что с ним говорит дьявол и делился нехорошими фантазиями. Но то, что они слышат на кассете не идет ни в какое сравнение с обычными россказнями Бернарда. Алан решает выяснить, действительно ли Бернард был маньяком. Еженощно, а потом и ежедневно преследуемый кошмарами, начавшимися после признания мертвого друга, он методично раскапывает обстоятельства жизни Бернарда и обнаруживает, что человек, которого он знал почти как себя, не лгал. Он действительно был кровавым монстром, наслаждавшимся насилием и мучениями своих жертв. А тем временем в их городке находят первый труп…
«Сезон крови» напоминает этакую конфету, где густая глазурь ужасов обильно покрывает начинку из кризиса среднего возраста. Именно такова эта книга в максимальном приближении – роман о кризисе среднего возраста и не слишком-то успешных попытках нескольких честных неудачников ему противостоять. Даже не преодолеть, на это у них не хватит сил, а просто противостоять. Увы, но результат, что называется, «немного предсказуем». В борьбе с безнадегой середины жизни персонажи Гифьюна обречены. Хотя каждый сражается в меру сил. Бравый Рик качается и дерется, усталый Алан надеется удержать разлюбившую его жену, а отчаявшийся Дональд просто пьет горькую. Не то чтобы midlife crisis оказался сильнее, но кроме как в отсроченную на пару десятков лет (а может и меньше) могилу, выхода из него для персонажей нет. И кто его знает, что на самом деле хуже – тянущий свои щупальца мрак или горечь потраченной впустую жизни. Одно ходит об руку с другим. Не случайно в своем предсмертном послании Бернард напирает именно на бездарно упущенные друзьями шансы найти себя. Это не только признание, это еще и его J`accuse..!, обвинительное заключение, не подлежащее обжалованию даже на Страшном Суде. Он знает, куда ударить. Здесь устами монстра глаголет истина. Дорогой друг, ты спустил жизнь в унитаз, живи теперь с этим остаток своих жалких дней, в конце ждет небытие во зле. Приятного просмотра.
Как это ни чудовищно, единственный из четверых друзей, кто действительно не убоялся пойти своей стезей, это Бернард. Уж он-то свой шанс использовал на все сто, ничем не обинуясь. Маленький затюканный очкарик был совсем не из тех, на кого бы вы подумали, случись вам наткнуться на замученную кошку или собаку. На такого не подумаешь даже в самую последнюю очередь. Ну кому придет в голову увидеть в нем исчадие зла? Он сама незаметность и забитость. У него бывают садистские побуждения и запретные фантазии – но у какого мальчишки их нет? Однако очень мало какой мальчишка готов сотворить такое, на что пошел Бернард. Раскапывающий тайны его жизни Алан делает одно жуткое открытие за другим. С каждым новым свидетельством злодеяний Бернарда мир теней, преследующий Алана, становится все ближе и осязаемей. Жизнь, даже та жалкая и беспросветная, какой он жил, не просто дает трещину – она рушится на самое дно ада увлекая за собой все, что Алан любил и во что верил. Как там у старика Кинга – все, что ты любил когда-то, ветром унесет. Так вот он был прав. В этом ему стоит верить.
Грег Гифьюн честен с читателем. Он не боится называть вещи своими именами, как бы страшно эти имена не звучали. Смелости говорить такую правду о человеке вслух достанет не каждому. Способность называть вещи своими именами качество редкое не только для обычных людей, но и для писателей тоже, и тем ценнее откровенность автора. В романе нет морализаторства, только произнесение вслух простых и страшных истин о цене и смысле жизни. В мире, как и в человеческой душе, множество темных закоулков, полных мерзостей и кошмаров. Без крайней нужды туда лучше не соваться, слишком опасны и непредсказуемы последствия. Но, как следует из повествования Алана, даже если ты не вглядываешься в бездну, она всегда вглядывается в тебя слепыми, лишенными век глазами. И хочется того или нет — придется всмотреться в ответ. Единственный способ победить преследующий по пятам ужас – идти ему навстречу.
Шелдон Уилсон. Человек, снявший хоррор за 72 тысячи долларов. И ведь неплохо снявший, как с художественной, так и с технической точки зрения. Конечно, в «Мести мертвецов» можно найти уйму минусов, но с позиции уважения к проделанной работе хочется отметить именно плюсы. Причем у Уилсона определенно были задатки стать значительным стилистом-визуалистом. Ведь то, что он демонстрирует в рамках мизерного бюджета, заслуживает похвалы. Отметим, что «Месть мертвецов» оказалась лишь интересным карьерным началом с точки зрения режиссёрской карьеры, но отнюдь не проблеском гениальности.
Имея карманные деньги на производство картины, Уилсон сочинил скромную историю о том, как где-то в штатовской глубинке заявился в полицейский участок голый окровавленный юноша с тесаком в руке. Парниша дал себя арестовать, но отказался что-либо говорить. Местный шериф решил прогуляться по кровавым следам, оставленными подозреваемым, но стоило копу зайти в лес, как…
Если не знать, в чем фишка, трудно догадаться, куда повернет сюжет после явления КровоМальчика народу. Он то ли маньяк, то ли жертва, а может вообще существо не от мира сего. Гадают тюремщики, гадает зритель, а между тем в окрестностях творится чертовщина, еще более запутывающая мрачную ситуацию. Тем временем, мальчику становится всё хуже: кровь из него течёт просто ручьем.
Вопреки тому, что денег не хватает хотя бы на малый визуальный размах, Уилсон старательно работает над каждым эпизодом. Использует нервозный саундтрек, нестандартные операторские ракурсы и, пусть сварганенные на коленке, но спецэффекты, в стиле раннего Сэма Рейми. При явной копеечности постановки лента смотрится как компетентный хоррор, сделанный совсем не дилетантом. Интрига сохраняется достаточно долго, трупов в достатке, кровищи – более чем, а главное – четко выдержана гнетущая атмосфера, от которой хоть в петлю лезь. Пусть по совокупности фильму и не достает крышесносящей оригинальности, так, чтобы были простительны все огрехи дешевого кино, но в то же время «Месть мертвецов» — нетривиальный жутик, в котором хватает занятных сюжетных поворотов.
Да, в фильме нет ярких актерских работ, умных диалогов, искрометных стилистических находок, но есть полноценная история, сносная режиссура, парочка смачных насильственных сцен и саспенс на протяжении всего повествования.
Вы цените жанр Horror? Ждёте выхода новинок в страшной литературе и кино? Ищете то, что может испугать, показав жуткую изнанку привычных вещей?
Мы знаем, как сделать Вам приятно!
На свет рождается Книга, в которой собрана история неизвестного вам русского Ужаса! Благодаря ей вы узнаете, чего не замечали, читая мрачные истории классиков. Как устроен страшный жанр и что следует ожидать, открывая жуткие произведения признанных русских мастеров. Поймёте, почему минувшие поколения возбужденно интересовались темным жанром. Увидите, как он развивался. Выясните, что делает ужас актуальным по сегодняшний день, много ли в этом направлении приёмов и техник, которые вас пугают. И вообще разберетесь, насколько история становится хорошей из-за страха, испытываемого при погружении в неё.
Всё это мы разбираем на примерах русской «тёмной» культуры, специфики российских/ советских фильмов ужасов и, конечно, русскоязычной литературы. Собравшая в себя этот материал Книга – объёмный нон-фикшн, скрупулезно исследующий русский Horror в кинематографе, мультипликации, литературе и фольклоре. И, конечно, это самый амбициозный проект Клуба КРИК. Полтора года мы изучали ваши вкусы. Больше двухсот дней собирали всё, что написали русские писатели от начала классической литературы. Каталогизировали и систематизировали найденный материал. Анализировали страшные произведения как классиков, так и малоизвестных представителей жанра. Отыскивали общие черты по-настоящему хороших жутких историй, разбирались в их отличиях друг от друга.
Такая же работа была проделана со страшным кинематографом. Мы дотошно выискивали все мрачные русские киноленты, снятые от проникновения кино в Россию и до развала СССР. Изучили жанровые фильмы разных направленностей, просмотрев более ста худ.лент и разобрав почерк десятков режиссёров.
Наш труд нашёл отклик у читателей ещё на первом этапе создания Книги. С момента появления начальных, посвящённых литературе глав их прочло около семисот человек. Главы получили отклик и оценки писателей, благодаря которым материал стал еще более интересным, чем был в начале.
Вы должны прочесть эту Книгу! Но обязательно приготовьтесь: вас ждёт глубокое погружение в Историю Русского Кошмара. Над восстановлением истории русского «страшного» искусства работают постоянные авторы Клуба. С их работами вы можете ознакомиться на колонках ФантЛаб и Литмаркет, где в последнее время публикуются статьи Клуба о жанре horror в кино. К авторскому цеху, трудящемуся над книгой, принадлежат:
Идейный вдохновитель проекта – Алексей Петров, один из создателей horror-сайта «Клуб-Крик», поклонник триллеров и фильмов ужасов, которых раньше в России и Советском Союзе почти не снимали… согласно стереотипному и ошибочному мнению. На самом же деле у Русского Horror-а длинный и витиеватый путь, еще задолго до кинематографа берущий начало в национальном фольклоре, жуткой литературе и продолжающийся по сей день.
Второй автор Книги — Алексей Холодный, писатель, работающий в направлении «страшной» беллетристики более восьми лет. Он рассказывает о специфике страха, свойственного русскому человеку, а также обширно анализирует богатое литературное наследие, повлиявшее на создание многих страшных кинокартин.
О жутком кинематографе вы узнаете от Александра Поздеева — писателя, который подробно говорит о советском horror-кинематографе, примечательном не только легендарным «Вием» с Леонидом Куравлевым и Натальей Варлей, но и обилием других фильмов, достойных того, чтобы о них знали поклонники жанра.
Весь этот материал систематизируется соучредителем Клуба Крик, литератором, сценаристом и актером - Дмитрием Витером. При участии Дмитрия, обновлённая версия Книги дополняется нигде не опубликованными фрагментами и редактируется. Пока мы вносим правки в текст, будем рады предварительно услышать ваши идеи и пожелания относительно формата Книги. Какой вы хотите его видеть? Обязательно прислушаемся к вашим словам. Ведь мы — ценители Horror-а и каждый из нас вносит свою лепту в развитие жанра.
Совместными усилиями мы сделаем нечто крутое!
P.S.: Будем рады связаться с автором рекламного арта, если он желает получить процент за то, что арт используется в PR-целях.
Огромная просьба: поскольку это моя первая (и надеюсь, не последняя) статья в авторской колонке ФЛ, прошу не судить слишком строго за возможные огрехи, кои всегда неизбежны для дебютанта. Будьте снисходительны. Если что-то не так с оформлением, тэгами или чем-то еще — не бейте. Лучше дайте советов мудрых, как сделать правильно
Собственной персоной
Кто такой Томас Лиготти? Чаще всего его сравнивают с Эдгаром По и Лавкрафтом. Кто такие в таком случае Эдгар По и Лавкрафт? Штука в том, что четкого ответа на этот вопрос никто не даст. Вроде бы, это два таких писателя, чья страшная проза не укладывается в рамки обычного страшного. Однако, оставаясь при этом эталоном ужаса, намного превосходит представление о нем, преподнося страх как феномен и основу человеческого существования. Страх этих авторов есть нечто, что само по себе трудно и крайне приблизительно описуемо словами. Вспомните, как заламывает руки очередной персонаж Лакврафта в ТЩЕТНОЙ попытке передать тот БОГОМЕРЗКИЙ ужас, что захватывает и парализует человеческий разум, не оставляя места надежде. Ужас странной темной прозы это феномен, слабо поддающийся объяснениям, поскольку не нуждается в таковых. Если вам нужны объяснения — вам в другую дверь. Некоторые вещи существуют сами по себе, без причины. Например, странные шорохи под крышей поздно ночью. Или под половицами. Или еще что похуже.
Однако, кто же все-таки такой Томас Лиготти? Сам себя он однажды назвал Grimscribe, что приблизительно переводится на русский как «Мрачнописец». Весьма красноречивая оценка собственного творчества. При всем изобилии авторов ужасов самого разного пошиба от откровенной бульварщины и желтизны до интеллектуалов, либо на таковое звание претендующих, мало кого в этом жанре можно наверно назвать таким же мрачным и мизантропичным, как Томас Лиготти. Писателей со столь же уникальным видением мира и способностью сообщать это видение читателю можно без преувеличения пересчитать по пальцам одной руки.
Первое, что бросается в глаза человеку, берущемуся за Лиготти это нестандартность его прозы, сухая документальная манера которой сразу отсекает множество плохо подготовленных читателей экзистенциальным шоком, неизбежным при знакомстве со столь радикально отличающимся от мейнстримовых клише автором. И это, в общем, закономерно. Осознание уродства и бессмысленности мира процесс крайне болезненный. Он не проходит даром и заставляет серьезно пересмотреть собственные взгляды на жизнь и многое из того, в чем человек доселе был непоколебимо уверен. И, как часто оказывается, напрасно. Рушится мировоззрение, привычное обретает совсем иные, неожиданно странные очертания. Вернее даже будет сказать, что открывается изнанка обыденности, за которой может скрываться нечто крайне зловещее и труднопредставимое. Знание изнанки бытия смертельный враг целостного обывательского мирка, куда не вмещается ничего кроме обычной рутины и редких радостей жизни. Обыватель не хочет рушить знакомую идиллическую картину мира. Обыватель не привык к неприятной правде, она ему не только не нужна, но и вредна, потому что противоречит тому, что принято называть «здравым смыслом».
В этой связи уместно будет вспомнить Лавкрафта. Говард Филлипс в отличие от Лиготти, цеплялся за здравый смысл всю жизнь. Потому как «здравый смысл» был единственной вещью, помогавшей ему мириться с вечным хаосом изменчивой Вселенной. Украдкой, как перепуганный мальчишка в замочную скважину, наблюдал он за беспредельным ужасом, который открывался ему. И столь же боязливо описывал увиденное. В этом отношении рационализм пришелся ему как нельзя кстати. Доводы «науки и разума» не спасали его героя (то есть его самого) от кощунственной реальности, но всякий раз обеспечивали безопасное укрытие после неизбежного поражения в столкновении с ней. Наивное, чопорное дитя выдуманного викторианского века. Однако, не будем слишком к нему строги. В конце концов, за это мы его и любим. Недостатки Лавкрафта и есть его главные достоинства. Не будь их, не было и самого ГФЛ как великого писателя. И то, что он все-таки был, очень хорошо.
Наследует ли Лиготти литературной традиции Лавкрафта? Отчасти это так, и все уподобления Говарду Филлипсу на обложках его книг содержат некоторую долю правды. Однако, родство это не прямое, а скорее по боковой линии, или говоря по-русски двоюродное. Этакий внучатый племянник, если хотите. От дедушки унаследовал нелюдимый чудаковатый нрав и способность заглядывать за тонкую завесу реальности. Правда, пошел в этой фамильной способности гораздо дальше. Ибо мучительный страх дальнего пращура ему совсем не ведом. И свои миры он наблюдает и фиксирует без всякого страха и судорожной рефлексии. Метод передачи ужаса в прозе Лиготти это констатация его, как незыблемого экзистенциального факта. Единственно существующего и наличного, куда его обезличенные герои проваливаются вновь и вновь, и падению этому нет конца. Мертвые гипсовые слепки лиц, личин и масок чередуются с безликими манекенами и насмешливыми марионетками, свисающими на тонких лесках из ниоткуда. Конечности кукол ходульно двигаются, жесты подчеркнуто театральны и гротескны. Лица оторваны от силуэтов, силуэты не отбрасывают теней, а тени меняют очертания, повинуясь сиюсекундным причудам хаоса, беснующегося и ревущего под тонкой поверхностью карнавальных масок. Материалистический ядерный хаос – ну как тут не вспомнить Азатота? – единственное подлинное божество Лиготти и есть его главный оммаж великому Провиденциалисту из Провиденса. Неименуемое с тысячью имен, Безликое с тысячью лиц. Не хотите ли поклониться Азатоту а потом исчезнуть в лунном свете? Нечто странное промелькнуло в окне заброшенной лечебницы, а потом оно превратило в сумасшедшего меня. А может, это и был я, там, в окне? Но кто же тогда меня увидел?
Персонаж Лиготти это человек без свойств. Порой с подчеркнуто казенным, неправдоподобным именем. Иногда комичным, на манер Акакия Акакиевича. Но чаще сухим и беззвучным, как шелест старой газетной бумаги. С фальшивыми эмоциями и воспоминаниями. Которые потом, скорее всего, окажутся чужими или вовсе наведенными. Черты внешности у него отсутствуют. Никакого намека на облик, персонажам Лиготти в этом категорически отказано. Разве у манекена может быть облик? Из скудного бэкграунда, который дается самим писателем, мы лишь понимаем, что перед нами личность крайне усталая и изможденная. И ничего удивительного в этом нет. Побудьте целую вечность манекеном, вам тоже надоест.
Впрочем, своим манекенам Лиготти скучать не дает. Они беспрестанно разыгрывают диковинные представления. Повинуясь абсолютной непостижимой воле, оживляющей их целлулоидные тела, манекены кривляются, шутовски скачут, выплясывают замысловатые коленца, достойные самых гротескных представлений дель арте. Юмор и гротеск неотъемлемая часть фарсов, разыгрываемых Томасом Лиготти, на страницах своих произведений. Этот, на первый взгляд, мрачнейший фаталист при более внимательном рассмотрении предстает настоящим мастером разящей, искрометной сатиры и иронии. Обращена она против жалких людей-манекенов, чьи безрезультатные потуги существовать Лиготти безжалостно высмеивает. Фокус его насмешки само бытие человека, а вернее убежденность человека в своем бытии, которого на самом деле нет, потому что оно невозможно. Нет никаких людей – только манекены. И вот это самое осознание потрясает читателя Лиготти сильнее всего, до самых основ «Я». Но как же так, ведь Я есть? Как выясняется, нет. Нелегко смириться с собственным несуществованием, это мучительно. Тем не менее, поневоле приходится, ибо доказательства убийственно неопровержимы.
Однако, оставим метафизику. Не Хаосом единым жив читатель Лиготти. В его рассказах есть место не только запредельному кошмару, но и интригующему оригинальному сюжету. По этой части он выдающийся мастер. Умение создавать необычные сюжеты, пожалуй, визитная карточка этого писателя, который очень изобретателен и самую простую, типовую фабулу рассказа умеет подать в невероятно ярких и напряженных тонах. При этом не важно, кто или что олицетворяет то самое зло, что совершается само собою – люди или демоны – у Лиготти в избытке представлены и те и другие. Важно мрачное торжественное упоение потусторонним ужасом и страшной подноготной мира, которая оказывается его подлинным лицом, сокрытым до времени в тени.
«Проказник» — традиционная история про маньяка, «Les Fleurs» — о декадентском поклонении цветам, «Последнее приключение Алисы» — о детской писательнице, с которой стали твориться странности. Любителям сновидческих кошмаров придется по душе «Ангел миссис Ринальди», где мир снов соприкасается с реальностью почти как у Лавкрафта, только лучше. Поклонники вампирской тематики оценят по достоинству «Утерянное искусство сумерек». Любителям философии понравится «Чистота». Для Лиготти нет неудобных или трудных сюжетов. Его писательский талант очень разносторонен и нет такой темы, которую он не смог бы раскрыть. При этом ловко уходя от жанровых клише и придавая новизну старым, давно отжившим свое сюжетным приемам и ходам. Его странная насыщенная абсурдом и иррациональным страхом проза настоящий пир для искушенного хоррормана. Здесь вы найдете зло всех форм и обликов, на любой вкус. И никаких вульгарных страшилок, где каждый абзац, да что там абзац – каждая буква до боли предсказуема, у Лиготти такого не встретишь. Он исследователь ночных кошмаров. А они редко бывают предсказуемыми.
Впервые статья была опубликована в онлайн-журнале DARKER 20 ноября 2020 года.
облако тэгов
