Данная рубрика представляет собой «уголок страшного» на сайте FantLab. В первую очередь рубрика ориентируется на соответствующие книги и фильмы, но в поле ее зрения будет попадать все мрачное искусство: живопись, комиксы, игры, музыка и т.д.
Здесь планируются анонсы жанровых новинок, рецензии на мировые бестселлеры и произведения, которые известны лишь в узких кругах любителей ужасов. Вы сможете найти информацию об интересных проектах, конкурсах, новых именах и незаслуженно забытых авторах.
Приглашаем к сотрудничеству:
— писателей, работающих в данных направлениях;
— издательства, выпускающие соответствующие книги и журналы;
— рецензентов и авторов статей и материалов для нашей рубрики.
Обратите внимание на облако тегов: используйте выборку по соответствующему тегу.
В порядке сотрудничества с клубом "Крик" рецензирую повесть Виктории Радионовой "Болезнь куклы", занявшую 1 место в конкурсе "Бумажный слон" № 13.
***
Чтобы похвастаться перед одноклассниками своей смелостью, десятилетний Мишаня решил залезть во двор сумасшедшей старухи. Говорили, что у неё полный дом сломанных кукол, которых она насобирала по мусорным бакам. Говорили, что ночами она катает их в детской коляске, чтобы те погуляли… Двадцатидвухлетний Михаил не помнит о своей давней шалости ничего, кроме длительного лечения у психиатров. Но его девушка без памяти влюбилась в старинную куклу, выставленную в ломбарде. В тот самый день, когда деньги были накоплены, кукла пропала. Её поиски завели Михаила на окраину города, где он провёл детство. Домик хозяйки куклы показался ему странно и страшно знакомым…
***
Название повести Виктории Радионовой – «Болезнь куклы» – кажется названием какой-то редкой хворобы. Так и чудятся остекленевшие глаза, застывшее лицо и резкие, механические движения у знакомого, здорового ещё вчера человека. А ещё сделанные из людей манекены, ампутанты для различных утех, потерявшие младенцев матери, оживающие ночами игрушки, проснувшиеся мумии, культы вуду, вселившиеся в человекоподобные оболочки демоны и духи мёртвых. Тема более чем разработана – и вдруг такая удача. Кто бы мог подумать, что источником вдохновения для автора мог послужить не надоевший до чёртиков Чаки, а Пётр Ильич Чайковский!
«Детский альбом», он же «Двадцать четыре лёгкие пьесы для фортепиано» П. И. Чайковского, ещё не так давно был у всех на слуху: радио, телевидение, школьные выступления, детские утренники. Сейчас о нём знают преимущественно ученики фортепианных классов из музыкальных школ. Тем удивительнее читать хоррор, пронизанный аллюзиями на этот музыкальный сборник. Здесь есть не только прямо указанные «Марш деревянных солдатиков» и «Болезнь куклы». Угадываются страшная «Баба Яга» и стонущие, рыдающие взахлёб «Похороны куклы». Сатанински вывернутые наизнанку «Мама» и «Новая кукла». Танцевальные пьесы, ставшие бесовской пляской. Много чего может узнать в тексте читатель, слышащий музыку.
Произведение структурно сложное. Мы все уже понемногу привыкли к тому, что сейчас в малом объёме столько событий, сколько раньше не было в ином романе. Неторопливый и обстоятельный, проработанный от и до рассказ стал динамичной и прямой, как полёт стрелы, новеллой, а та, в свою очередь, почти деградировала до комикса в пересказе. В «Болезни куклы» тоже много всего, да и повествование охватывает период куда больший, чем указанные двенадцать лет. Сюжет мог кончиться не один раз, но продолжался снова и снова. Всё это привычно. Необычно наличие чётко оформленного голоса автора, который сглаживает резкие переходы между сценами и поясняет всё, что не могут знать персонажи. Автора-повествователя и нулевой фокализации. Возрастного развития для протагониста и антагониста.
Следующая заслуживающая уважение особенность – отсутствие в тексте компиляции ужатых сюжетов современной тематической литературы и кинематографа. Узнаваемые образы есть, взять хоть пошло повисший на жилках глаз и дико колотящуюся взаперти куклу. Но автор использует два интересных приёма. Первый заключается в том, что персонажи девственно чисты в отношении всех «кукольных» ужасов. Они будто ничего не читали и не смотрели, и потому не перегружают читателя ещё и своими соображениями насчёт происходящей с ними чертовщины. Второй приём меняет людей и кукол местами, создавая неожиданное прочтение кажущихся знакомыми коллизий и конфликтов.
Фактически повесть составлена из почти десятка микросюжетов. Детство и отрочество Михаила, встреча с Аней, её предыдущий роман, сбор сведений о приглянувшейся ей кукле и то, ради чего и читают хоррор. Подход, показывающий жанровые сцены и рассказывающий все остальные, полностью себя оправдывает. Слишком многие авторы сейчас вовсе не заморачиваются реальным фоном для Явления Ужаса, чтобы придираться. А вот повторение пропажи памяти раз от разу выглядит всё искусственнее. На бред и морок всё произошедшее списать не получится, поскольку остаются последствия, на которые реагируют другие люди, а время действительно проходит. Аня хорошо прописана как личность, но это обесценивается отсутствием её активного участия в сюжете. Вместо второй половинки в паре влюблённых, противостоящей злу, получилась необоснованно живая декорация. Жаль.
Музыкальный цикл П. И. Чайковского был посвящён детям, погружал слушателя во внутренний мир и переживания ребёнка от утренней молитвы до вечерней, а, быть может, показывал духовный путь человека от первого пробуждения личности до последнего покаяния. Прозаическая «Болезнь куклы» страшна уже тем, что подаёт всё это в жанрово извращённом виде. Здесь всё не так, сплошные диссонансы. Танец на костылях и помада морковного цвета. Удушливый, концентрированный запах цветочного освежителя воздуха, не скрывающий смрад разложения. Состарившийся до взросления ребёнок с обнажившимися в улыбке чёрными кариозными зубами. Имитация аристократических чайных посиделок из русской классики в заплесневелом, затянутом по углам паутиной флигеле. Зачем всё это? За что так? Кому? Для чего? Пусть каждый читатель задастся этими вопросами.
По-моему, идея произведения в том, что каждый ребёнок хочет жить. Любой, даже уродливый, больной и злой. Он будет страдать, как несправедливо наказанный, и жутко завидовать другим – почему-то здоровым – детям. А если хватит воли и сил, будет пытаться стать как все. Или безумно мстить. Так лает болонка на волкодава, так чахнет и плачет на окошке бонсай… Концовка произведения в рамках современного минимализма привычно неоднозначна. Смогли ли преодолеть Михаил с Аней колдовское наваждение? Пожалела их Хозяйка кукол или просто наигралась? Или игра продолжается? Показанная в повести возможность переселения душ вкупе с «тёмным» жанром также наводят на очень, очень нехорошие подозрения относительно финала.
Клуб «Крик» заинтересован в развитии русского хоррора.
Авторы Крика уверены, что мощные факторы роста мрачного жанра в любой культурной среде – это время, помогающее сформироваться мрачной традиции, опыт отдельных мастеров и огонь в глазах новичков, только пришедших в жанр. Поэтому, изучая темные направления русской литературы и кино, Крик анализирует как классические мрачные произведения, так и следит за развивающимися авторами, недавно вступившими на стезю русского мрака. Соответственно, задачи Крика понять и рассказать вам, как зародился Русский Ужас и чем он живет сегодня. Также, отыскав новые имена среди русскоязычных авторов, дать им зеленый свет посредством критики, рецензий и публикаций на различных интернет-площадках.
В связи с этим Крик поддерживает жанровые конкурсы нескольких сетевых площадок, выступает на этапах жюри в выборе финалистов. Рецензирует прошедшие в финал истории, а также публикует победителей на своих ресурсах. Поддержав, например, конкурс «Бумажного Слона», мы публикуем ряд рецензий на рассказы, набравшие максимум голосов в финале.
Ради справедливости честно отметим: нашими авторами было принято решение отрецензировать два рассказа-финалиста вместо трех. Потому что третью работу («На орбите Юпитера…») к хоррору можно отнести с большим трудом. Это, конечно, фантастика, но таких жанровых штампов, как оторванная рука, по нашему мнению, не достаточно, чтобы назвать произведение причастным к ужасу или триллеру. Для этого история должна пугать или, как минимум, держать в напряжении как тщательно соблюденным саспенсом, так и усиливающими его жанровыми приемами.
На высоком уровне жанровые приемы раскрываются и дополняют друг друга в «Болезни куклы». Такие распространенные в западном хоррор-кинематографе штампы как проникновение героев в мрачный дом, встреча с ожившей куклой, маниакальная одержимость этой игрушкой и зловещая тайна вокруг нее могут, на первый взгляд, показаться избитыми клише, на которых трудно построить оригинальное произведение.
Но «Болезнь куклы» органично совмещает перечисленные жанровые элементы, превращаясь в цельный, проработанный рассказ с многоуровневой фабулой. Отдельные сцены и детали здесь отражают атмосферу и, в ряде неожиданных моментов, оказываются сюжетообразующими. Примечательно, что благодаря такому универсализму в рассказе нет фрагментов, лишних для действия. Благодаря чему оно не стопориться и, выдерживая темп, накаляет конфликт серией взвинчивающих настроение сцен. Так, если представить действие в виде голографической модели, то оно развивается не столько в ширину (из точки А в точку В), сколько в глубь, высекая каждой деталью скрытое дно из, как могло показаться изначально, простой, исчерпавшей себя сцены.
Возможно, успех такого эффекта кроется в том, что внимание читателя не успевает рассмотреть сложных деталей и, не задерживаясь на конкретном эпизоде, перемещается к другому. Это происходит из-за живости образов, что предстают перед нами с первых строк, и действию, в которое герои вовлекают читателя при первом своем появлении. К ярким образам относится престарелая кукольница, чахнущая над пыльными игрушками в нищенской конуре. Если судить поверхностно, то фигура отшельницы-старухи из-за своей распространенности может быть отнесена к числу штампов в мрачных сюжетах. Но, так как пугающих образов в принципе немного, и все упираются в небольшое кол-во общих архетипов, то называть старуху-отшельницу штампованной трудно. Как минимум потому, что специфика ее странности — помешанность на куклах – здесь оригинальна.
Обратная ситуация с отношением к куклам у главного героя. Страх Михаила перед ожившими игрушками описывается внятно, но почувствовать его трудновато. Ситуация, обрушившаяся на парня — триггер и возврат к психической травме из прошлого, которая в реальном времени обнажает брешь в психике и травмирует ее еще сильнее – имеет сильный драматический заряд. Он мог сработать, если бы читатель осознавал все с героем, а не наблюдал происходящее со стороны.
Конкретно в этой точке нарушено правило «показывай, а не рассказывай», успешно применяемое автором с самого начала истории. То же касается и спектра других ощущений, могущих глубже погрузить читателя в произведение, которые не исчерпываются зрительными образами, хотя акцент здесь поставлен на последних. В результате связь с описываемой реальностью не так прочна, как могла бы быть, потому что при контакте героя с потусторонним не хватает сенсуализма.
Тем не менее, связь присутствует и, как плотная ниточка, ведет нас от одного события к другому, периодически закручиваясь в спираль, которая углубляется, обнажая скрытое дно у знакомых сцен. Брешь этой продуманной конструкции спрятана в маленькой логической детали. Несмотря на то, что легкость, с которой девушка доверилась герою, передана внятно, нет объяснения появившейся у нее мании к куклам. Как в случае с образом старухи, это оправдывает частный случай рассказа — но лишь впоследствии, когда события сворачиваются в единую, замыкающуюся в себе спираль. Тогда четкость мотивов конкретного героя уступает заданости, к которой должны прийти все герои. Только такой сюжет, превративший действующих лиц в статистов, что подчиняются высшей неумолимой воле, оправдывает отсутствие мотивов у большинства из них.
Как было отмечено выше, частный случай рассказа внес корректировку в то, что можно было посчитать его слабостью. Грамотно проработанное кольцо времени с завязанными в цикл событиями и оригинальное использование знакомых всем жанровых образов типа куклы и старухи органично встроились в другие жанровые «клише», благодаря чему превратились в качественный триллер. В котором есть игра со смыслами, когда одни и те же словосочетания приобретают иное значение в зависимости от контекста. Что, безусловно, придется по вкусу ценителям сложной литературы.
Более грамотно мотивы и внутренний мир героя проработаны в рассказе «Сиринкс». Так как эта история тяготеет к лирическим легендам, объясняющим происхождение и поведение животных, которые, по поверьям, ранее были людьми, акцент на внутренней трансформации здесь просто обязан быть. И выделять его как нечто особое в данном произведении не хочется. Но, тем не менее, он есть. Что, безусловно, делает конфликт более объемным в сравнении с предыдущей работой.
Тем более интересно наблюдать, как лирическая история о человеке, чьи чувства обрекли его на внутреннюю метаморфозу и заставили принять внешность зверя, раскрывается в жанровой форме. Несмотря на зависимость большинства триллеров от внешней жанровой атрибутики, акцент «Сиринкс» поставлен на психологизме. Парадоксально, но уход рассказа от одной жанровой формы привязывает его к другой. Потому как сюжет, отдаляясь от старинных сказок о человеке, ставшем зверем из-за неразделенной любви, больше привязывается к историям о маньяках.
Маньяк здесь более чем живой. Процесс его метаморфозы в животное раскрыт исчерпывающе. Емко выдержано возрастание отчаяния, которое привело героя к тупому желанию причинять страдания другим. В этом смысле превращение трудяги-парня в убийцу имеет мотив. Но, к сожалению, логики нет в событиях, последующих за превращением: осознав связь между жизнью человека и птицы, парень с головой погружается в охоту – но читателю какое-то время сложно понять, чем охотник живет и обеспечивает себя. Этот вопрос стоит ребром и бросается в глаза из-за акцента на том, что ранее герой с трудом выживал из-за безденежья.
Да, тяжелые жизненные обстоятельства выступили мотивом превращения в убийцу, но сама метаморфоза их не отменила. Вопрос, как герой, оказавшись в изменившихся условиях, справляется с тем, что ранее его тяготило, кажется нелогичным пятном долго, пока автор не объясняет, что охотник устроился на новую работу. Хотя связи между новыми обстоятельствами внешней среды и тем, что происходит внутри героя, нет. Или она попросту не показана. Такая деталь бросится в глаза критику. Читатель же, скорее всего, будет поглощен лирическим сюжетом, который грамотно выстроен вокруг душевного конфликта охотника.
Лирики здесь, несомненно, больше, чем жанра. Упомянутая же привязанность истории к сюжетам про маньяков не делает ее одной из них. Принадлежность к жанру здесь по-прежнему условна и держится только на связи героя с фигурой садиста, которая был выдержана не до конца. Вероятно потому, что во второй половине повествования не завинчиваются гайки жестокости или безумия, хотя это необходимо в жанровой литературе о маргиналах. Она предполагает контраст чувств и ощущений у героя, который возможен благодаря черно-белой передаче его мировосприятия. Последнее же здесь неоднозначно, сложно и, несомненно, более изящное, чем требует жанр. Поэтому «Сиринкс» трудно оценивать в системе координат хоррора или триллера. Он, скорее, напоминает сложную, изящную сказку с элементами притчи.
Резюмируя, хотелось бы отметить исключительность «Сиринкс». Безусловно, эта работа заслуживает высокой оценки за свою поэтичность и изящно переданный душевный конфликт. Но она не соответствует жанровым рамкам так же, как и рассказ, занявший третье место, который мы не отрецензировали. Если бы литературный уровень «Сиринкса» был таким же, как у упомянутой работы, она бы также не прошла сквозь сито Крика, и рецензия была бы дана только на рассказ-победитель. Но качественный слог и достойное исполнение лирического сюжета оставило «Сиринкс» в числе отрецензированных работ.
Возможно, в списке других рассказов, не дошедших до тройки, есть достойные представители жанра. Не исключено, что они могли занять второе место по версии Крика, если бы наши авторы могли ознакомиться с этими текстами. Но мы судим только тройку победителей! А значит, говорим о произведениях, попавших в финал – при условии, что жанровые элементы в них работают, как часы.
Летом 1909-го года в безвестный уездный городок Российской империи приехал с гастролями французский театр ужасов. А вместе с ним в его сонный провинциальный уклад вторглось незримое Зло. Сценические зверства будто раскрыли двери в бездну в душах скучающих обывателей, и волна жестокости и насилия охватила всех. Только одному мальчику суждено разгадать тайну зловещей труппы — но тогда он даже не подозревал, что самый страшный кошмар его жизни ещё впереди...
***
«Гран-Гиньоль» в реальности – парижский театр ужасов, просуществовавший с конца 19-го по середину 20-го века. Подавал представления, состоящие из нескольких одноактных пьес-скетчей низового, криминально-девиантного содержания, перемежающихся лёгкими и комедийными для контраста. Акцент делался на шок-контенте, который отличался нарочитой аморальностью, гипернатурализмом и установкой на внешний эффект, цирковое трюкачество, эпатаж. Можно сказать, буйный дедушка джалло из простонародья. В рассказе Анатолия Уманского «Гран-Гиньоль» – название бродячей труппы, невесть как попавшей в провинциальный городок Российской империи времён Николая II. Мистика да и только.
В центре повествования четырнадцатилетний мальчик-сирота, не знавший умершей вскорости после родов матери, сын погибшего в битве за Порт-Артур морского офицера, взятый на воспитание одним из его подчинённых. Работая помощником осветителя в местном театре, он оказался причастен ко всему происходящему. Естественно, он смог пробраться на представление заезжего коллектива, не предназначенное для детских глаз. Конечно же, он узнал и страшную, невозможную тайну его закулисья, скрывавшуюся вообще от всех…
Сюжетная схема рассказа оправдана сопоставлением и противопоставлением субжанров хоррора и реализма, представленного в тексте описаниями реального насилия и военных действий. Сравнение дополнительно подчёркнуто самим автором в эпиграфе цитированием Эрнста Юнгера: «Теперь это уже не так забавно, как перед войной…» – и я вернусь к нему позднее. Но схема представляется мне не вполне удачной, поскольку обрамляет прошедшие и являющиеся основными события 1909-го года настоящим года 1919-го. Читатель уже в самом начале точно знает, что главный герой выдержит испытания и останется жив.
Произведение отличается настолько изящным слогом, что поначалу напоминает русскую литературную классику без стилизации под какого-то конкретного автора. Приятное разнообразие для ужасов, если честно. Плюс к тому приёмная семья героя – чуть ли не семейство Ростовых. Пара сыночков и лапочка-дочка! Идиллия одним словом. Рай, который ожидаемо предстоит потерять. Так зачем автору жанра, и без того построенного на весьма ограниченном наборе жёстких схем и предсказуемых приёмов, заранее снимать напряжение? Для чего обесценивать одно из основополагающих воздействий – страх за жизнь протагониста? Давайте попробуем проанализировать.
Что мы имеем в структуре рассказа, помимо «рамочки» и сравнения цирка моральных уродов с реальным миром? Огромное, невообразимое, просто возмутительное для малой прозаической формы количество заимствований и пересказа. Весь репертуар заезжего театра, по сути, это сцены из других произведений – от маркиза де Сада до Клайва Баркера и порно-садистского кинематографа. Очередной вопрос: почему автор не стесняется прямо сказать это читателю через своего героя? Быть может потому, что он прекрасно изучил интерес и вкусы целевой аудитории, потрафил ей, – а следом поднял указательный палец и погрозил: «Но-но! Повеселились и будет. Извольте задуматься, дамы и господа!» Так давайте задумаемся.
Указанный поджанр данного рассказа – сплаттерпанк, плюс говорящее название, плюс пометка «только для взрослых». Формально всё сходится. Почти. Если не придираться. А теперь давайте удалим всё, что автор обесценил как несущественное: переживания за героя-мальчика и вставные заимствованные микросюжеты. Вуаля! Перед нами оказалась романтическая мистика. Четырнадцатилетний подросток не мог не влюбиться в Безымянную — открытую публике как ни одна другая приму заезжего театра, буквально показавшую себя со всех сторон. Ах, вечные любовь и кровь! Не верите? Глядите сами.
В коротком произведении три истории любви и один любовный треугольник. Для чего так много? Григорий и Марья, Безымянная и Сен-Флоран, Безымянная и – заметьте – оставшийся безымянным протагонист. Но не всё так однозначно и в этой теме. Кто есть кто в любовных отношениях? Григорий – отставной военный, узаконенный убийца и жертва внутреннего зверя, на время возвращённый в человеческое состояние Марьей. Сен-Флоран – антрепренёр и режиссёр «Гран-Гиньоля», спаситель и мучитель Безымянной. Пацан – ещё ребёнок, не испорченный ни жизнью, ни субкультурой. Патологическая жертва, как и Безымянная, но одновременно и её спаситель. И, быть может, очередная жертва для самой Безымянной? Тема любви, оказывается, несёт здесь куда более серьёзную проблематику, не находите?
Анатолий Уманский – фанат и деятель «тёмной литературы». Быть может, образ Безымянной для него олицетворение – ни много ни мало – самого жанра хоррор? В подтверждение своей гипотезы приведу взаимоотношения Безымянной с четырьмя персонажами: Сен-Флораном, Цвейгом, Григорием и главным героем. Сен-Флоран её использует. Не так скотски, как его предшественник, и вроде как любит, но сама любовь для него прежде всего бизнес, товарно-денежные отношения. Сен-Флоран особенно страшен тем, что является законодателем мод, подобно небезызвестному Сен-Лорану. Цвейг – военный журналист, причём не ищущий дешёвых сенсаций и всерьёз радеющий за моральный облик общества – желает разоблачить театр ужасов в целом, как явление культуры. Разъять целое и объяснить фокус, чтобы он потерял воздействие и притягательность. Солдат Григорий нутром чует в подобных "французских аттракционах" чистое зло и снова берётся за саблю. Мальчик видит в Безымянной иную Красоту, Волшебство и Тайну, и попросту её любит.
Вернёмся теперь к сопоставлению-противопоставлению жанров хоррор-литературы и жизни, описываемой методом реализма. Даже по тексту рассказа выходит, что до встречи с людьми, в действительности познавшими кровь и смерть, вульгарные ужасы на коне, а после оказываются уже под конём. Конец, достойный всех извращений, не только французских. При этом действительно чистым душам, подобным герою произведения – не маленькому дикарю Павле и сломавшемуся Сен-Флорану – равно противны как надуманные, так и реальные ужасы. Патовая ситуация, причём и для вульгарщины, выдаваемой за хоррор, и для реализма, ставшего безумным натурализмом. Но автор показывает выход, который одни посчитают бредом, а другие – романтической выдумкой. Таинственный и прекрасный выход, оставшийся Безымянным. Да и выход ли это?
Скажу честно, никоим образом не желая обидеть автора: рассказ красивый и не без смысла, но всё же ничем особо не выделяющийся. Почему? Как ужасы произведение не самостоятельно и не оригинально. Заметно влияние «Впусти меня» Ю. А. Линдквиста и «Девушки по соседству» Дж. Кетчама. Посередине – практически всей основной частью – вообще представляет собой сплошную компиляцию сцен порно-садистской и криминальной направленности, данную в виде пересказа. Как романтическая мистика оно, к сожалению, представляется недоработанным из-за особенностей использования рамочной конструкции – выглядит банально оборванным с обеих сторон во взрослом состоянии героя. Вариативность толкования финала, обусловленная его открытостью и возможностью выбора читателем только одной из предложенных точек зрения, лишь усугубляет положение. Но вот в качестве эссе изящной словесности, отражающего личное авторское отношение к жанру хоррор и размышления о нём на конкретных примерах из прочитанного и просмотренного, оно великолепно.
В «Сиянии» мистическая часть повествования может показаться пришитой сбоку. У нас грустная история о стремительном разрушении человека, который борется со своей алкогольной болезнью, но обречен на поражение. История о его семье, которой на себе приходится тащить его борьбу и платить за неудачу. Глубина кинговского взгляда в душу Джека и способность рассказать о ней читателю бесценны. И при этой замечательной мощности именно реализма (настоящей трагедии в произведении) мотив про «сияние» сына кажется неудачным шагом. Впрочем, тут же я ловлю себя на мысли, что, если бы ее там не было, я бы и не взялся читать просто книгу о том, как в замкнутом пространстве звереет больной человек. Кинг вынужден подкладывать что-то сладенькое и интригующее, чтобы высказать то, что действительно его интересует. Да и при желании мы можем списать всю фантастику «Сияния» на своеобразное описание интуиции мальчика, больной фантазии Джека… Но в случае «Кладбища» картина иная. Здесь, на мой взгляд, мистика естественно и пластично сплетена с обыденностью. Здесь она необходима. Перед нами с одной стороны страшилка про клаТбище, с которого животные (и не только) способны вернуться назад к хозяевам, а с другой – философская история о смерти, об отношении к ней.
Еще одним отличием этой книги от «Сияния» является невинность героев. Это обычнейшая семья, вы ничего такого о них не подумаете. Муж, жена, дочка и сыночек. Муж, кажется, даже неплохой парень. Жена, вроде бы, тоже вполне себе благонадежна. Ну а дети, с них пока спроса и нет. Криды просто попадают не в то место... Жить им придется рядом с землей, которая выполняет неправильные, но такие заветные желания. В любом другом месте мира вся ситуация, предстоящая героям, ограничилась бы трауром, может быть разрывом семьи, может быть чьим-то суицидом. Но только здесь она оборачивается фатальным хоррором.
Так вот, если Джек – личность противоречивая, и мы не можем сказать, что он такой уж хороший парень – в какой-то мере получает расчет от судьбы, то Луис вообще ничем не провинился пред лице некой литературной справедливости. Все проблемы у Крида и его семьи будут только от того, что у них, как и у, наверное, большинства людей, нелады со смертью. И никто не уйдет из этой истории обиженным ее вниманием.
Страшная сказка
В кратком пересказе это просто городская страшилка. Есть место, где можно закопать умершее животное, а наутро он вернется к радостным хозяевам. Да, оно будет какое-то странное, но ведь это наш Барсик. Пусть уж будет таким, чем не будет вовсе. Это же чудо! Хотя теперь нам и прикасаться к Барсику как-то мерзко, но все равно, пусть уж лучше так. Ведь он… живой. Кстати, а с людьми такое работает? Как показывает история – работает. Только еще хуже.
Заметным героем второго плана, заварившим весь этот поминальный суп с лапшой, является сосед Кридов, Джад. Очаровательный старик, западающий в душу Луису буквально как второй отец. Он покажет семейству странное «КлаТбище домашних жЫвотных», а потом уже индивидуально Луису – по-настоящему страшное место, поодаль. И сам признается, что эта земля буквально заставила его показать свои тайны озадаченному отцу семейства с дохлым котиком на руках. И, возможно, Джад единственный персонаж, который получил по заслугам, а не просто так. Впрочем, он вовсе не злодей, он просто допустил страшную халатность. Да и не знал он, что всё так закрутится.
Есть у нас и еще один персонаж – само место. Озлобившаяся земля индейцев, которую те покинули, посчитав более непригодной для чего-то хорошего. По ней ходит Вендиго, огромное немыслимое существо, воющее и заливающееся страшным смехом. То ли Вендиго и есть причина мрачной магии, то ли само место привлекло/породило его. Ничего этого Кинг уточнять не будет, а мы и вовсе можем выпустить данную деталь из виду. Хотя герои подозревают, что сила этой земли сама приводит всё к печальному концу, интереснее следить как раз за реальной стороной событий.
Кинг, верный себе, немало расскажет нам о повседневности персонажей, пересчитает десятки мелочей в характерах, опишет ссоры и радости, любовь, воспитание детей, детские вопросы о жизни и смерти. И весь этот ровный быт, поток гарантированной жизни, будут омрачать весточки о смерти, размышления о ней, споры и в результате – сама смерть, но и дальше – попытка обхитрить ее. Мастерские переходы от темы жизни, бьющей ключом, стабильной жизни молодой и счастливой семьи, к теме тлена, земли и конца, создают атмосферу нарастающей и неумолимой трагичность.
Вот вы говорите, что он пишет много лишнего? Например, к чему нам знать, что ели герои или зачем нам знать о хобби Луиса, собирание моделей корабликов. Зачем нам читать об их посиделках с Джадом и отношениях с родственниками? Что, без этого всего нельзя было страху нагнать – закопать кота, сына, жену и ужаснуть читателя? Да, можно, но это была бы просто бульварная страшил. Здесь у нас ритм повествования, идеальные переходы от привычного к страшному. А ужас здесь в первую очередь не для тех, кто боится Вендиго, а для тех, кто боится потерять кого-то, боится смерти. Таких, думаю, большинство. Поэтому именно бытописание, которое всегда удается Стивену Кингу на пять, здесь необходимо – чтобы мы поверили в существование этих героев, чтобы увидели – они абсолютно такие же как и мы. И что вот с такими как мы может приключиться «КлаТбище домашних жЫвотных».
Сюжет и детали
Итак, семья переезжает жить в новый дом. У них всё в порядке. Жизнь налаживается, цветет и пахнет. Да только вот кота раздавил грузовик. Чтобы не знакомить дочку друга раньше времени с темой утраты, сосед, Джад, решает (за всех сам), что кота нужно похоронить в тайном месте, которое оживляет мертвецов. Кот возвращается. Он странный, от него мерзко даже ничего не знающей дочке, но всё как-то идет дальше. И тут под грузовик попадает сынишка Луиса. Его хоронят на обычном кладбище. Но тут уже сам Луис не выдерживает, и перезахоранивает мальчика в том же самом таинственном месте. Мальчик возвращается, но только вот он настроен убивать всех, и убивает – Джада, жену Луиса. Герой совладал с сыном, но помутился разумом окончательно. Он хоронит и жену в той злой земле. Он ждет ее возвращения, и она уже идет к нему. Конец. Думаю, что финал недвусмысленно намекает нам на дальнейшее развитие событий.
Наиболее гнетущими страницами являются похороны сына и его откапывание. Ощущение присутствия – на похоронах, на кладбище – просто до жути реальное. Кажется, что читатель вместе с Луисом откапывает гроб мальчика, чувствует трупную вонь, вытаскивает его из гроба, тащит через забор. Жуткие страницы. Невероятно печальные и жуткие.
Кинг сообщает в предисловии, что и сам слегка был в шоке от своего сочинения и даже сомневался, стоит ли его публиковать. В самом деле – оно абсолютно беспощадное и несправедливое. По крайней мере так кажется на первый и второй взгляд. Но справедливость и закономерность событий тут зарыты в простой идее – отпусти тех, кто ушел. Если не отпустишь – тебе будет только хуже. А если решишь их каким-то образом воскресить – это тебя убьет. Не делай так.
Насколько ярко описывает Кинг горе родителей, насколько оно огромное и длящееся, длящееся Кто бы упрекнул Луиса в его безумном поступке? Конечно, поступок выглядит абсолютно ужасным, аморальным, безумным, но будь у кого из читателей подобная возможность – кто знает…
На мой взгляд, это очень сильное произведение Кинга, весьма реалистическое и мистика в нем играет свою пластическую роль, она позволяет поставить страшный эксперимент, а не просто пришита для развлечения. Вся книга о смерти, здесь ее дух и тягость скорбящих. И в этом ее польза. Помни о смерти, как говорится. В наше позитивное и успешное время, когда о таких вещах предпочитают вообще не говорить нигде и никак, «Кладбище домашних животных» обретает особенную ценность. Имея в виду смерть, ценишь жизнь, ценишь тех, кто рядом и может в любую секунду перестать быть рядом. Вместе с тем, это просто интересное, хорошее чтение. Баланс философии автора, качественной прозы и интересной истории Кинг выдержал замечательно.
На эмоциях решил посмотреть экранизацию 2019 года и, товарищи, испытал испанский стыд своим российским сердцем. При том, что и актеры нормальные и картинка сочная… Сценарий – такое впечатление, что писал один подросток по пересказу другого, читавшего краткое содержание романа. Разумеется, фильм не обязан ничего своему первоисточнику, но так дайте тогда свою интересную вариацию… Но нет, не дали. По экрану расползлась только банальщина, скука и местами откровенная тупость (например, падение сестрицы в лифт для посуды…). Не говоря уже о !хитроумном! авторском финале… Не смотрите это, особенно по свежим следам, после прочтения книги. Старый фильм 1989 года, насколько я помню, был получше, собираюсь его позже пересмотреть. Книгу рекомендую весьма, хотя вы ее, наверняка, уже давно прочли. Будьте готовы к грустному, всегда актуальному и просто отличному тексту.
В жизни каждого профессионального писателя, да и в жизни любого профессионала, бывают взлеты и бывают спады. Придерживаюсь точки зрения, что профессионал, все же, в отличие от любителя, умеет держать серединку и даже в пору творческих кризисов способен выдавать качество. Себастьян Логан, как он считал и как показывали продажи, выдавал хорошие романы ужасов, один за другим. Жизнь его, мужчины в довольно зрелом возрасте, протекала сыто и именно так как он всегда мечтал. Достаток, отличное жилье у моря, хорошенькая любовница, гонорары, признание.
Но тут ему начинает чудиться всякое.
Какая-то фигура в капюшоне следит за ним, является ему в толпе, на отдалении. Страшно писателю? Да. А еще страшнее становится, когда он узнает лицо под капюшоном. Оказывается, что преследует писателя друг его голодной молодости, Юэн. А зачем? Дело в том, что Юэн хочет, чтобы Сэб написал что-нибудь стоящее, да не просто хоррор, а роман ужасов, основанный на реальном опыте астральных путешествий. Собственно, у преследователя уже есть какой-никакой текст, нужно, чтобы старый друг, воспользовавшись своими навыками ремесленника и своей популярностью, обработал и выдал в мир готовую книгу. Юэн всячески подчеркивает, что писанина Логана ему противна, что это всё бездарщина. Не успевает Сэб толком отказать от соавторства как вонючий дружище погибает при странных обстоятельствах.
Прерву свое краткое изложение, чтобы сказать, что первые 200 страниц произведения, на мой взгляд, можно было просто вырвать и начинать чтение где-то с двухсотой (хотя, закрыв книгу, я вообще затрудняюсь сказать. какую ее часть я бы оставил). Что мы узнаем? Сэба начинает глючить, ему становится страшно. Он вызывает к себе подругу, которая думала, что они отлично проведут время, а вместо этого хлебнула страху и убежала прочь из этого текста. Явился друг Юэн, который жил с ним в квартире Сэба и на его деньги в молодости. Жили они чуть лучше, чем бездомные, редко мылись, плохо ели. Читая эту ретроспективу даже страшно как-то становится за молодежь Британии, неужели у них там есть и такие жуткие условия жизни?
Товарищ Юэн был соседом неприятным во всех отношениях. Автор вообще в этой книге уделяет предельное внимание плохому запаху, и о запахе Юэна мы обречены читать много. Он из богатой семьи, но из нее ушел, он любит почитать хорошие мистические книги и выпить. Характер скверный. Зубы не чистит, поэтому аромат изо рта и цвет эмали соответствуют. Стоит ли говорить, что Логан был очень рад, когда в один прекрасный день их пути разошлись. Но вот Юэн приходит к Себастьяну, воскрешая собой образ тех нищенских лет, и дает ему понять, что галюны писателя не случайны и никуда не уйдут, пока Себ не поможет старому другану.
Диалоги развиваются по следующей схеме:
Сэб: Юэн, я требую, чтобы ты немедленно отвалил от меня.
Юэн: Да нифига.
Сэб: Отвали.
Юэн: Нет.
Сэб: Я буду жаловаться в комсомольскую правду.
Юэн: Жалуйся.
Потом снова о том, какой Юэн немытый, как он чешет всякие участки загнившего тела, потом опять диалоги подобного содержания. И так оочень долго. Потом, к счастью для читателя, Юэн погибает. Говорят, что во сне. Да, пока ароматный друг еще жив и гостит у Себа, хозяина дома посещают всё более изощренные галлюцинации, ему чудится присутствие чего-то страшного и живого. Но тут всему конец, страшные видения/сны отступают, и Себастиан мог бы зажить как встарь. Но на свою беду он решает почитать бумаги, оставленные Юэном.
И тут нас ждет вторая смысловая часть книги, представленная записями разных людей о своем астральном опыте. Если вы знаете ХОТЬ ЧТО-ТО об этом фантастическом феномене, тогда вы не прочтете на этих страницах ничего интересного и нового. Все пишут, что испытывают невероятно воодушевляющие эмоции, куда-то там летят, идут и так далее. Сэбу встречаются упоминания о неком Хаззарде, человеке, который и затеял целое общество ОПИ, занимавшееся изучением астрала. Писатель вдруг понимает, что из этого всего может и в самом деле получиться хорошая книга. Он находит контакт одного автора, который посвятил несколько глав своей давней монографии ОПИ и звонит ему.
В этой полосе текста Нэвилл расчехляет свои фирменные орудия:
1. Социальная группа, увлекающаяся некой эзотерикой и ее лидер.
2. Фиктивная документальность, заставляющая читателя взглянуть на историю как на быль.
3. Ну и, конечно, странный монстр, а также окружающие его страшки поменьше.
Где-то здесь кажется, что сейчас экран погаснет. А потом на черном фоне начнут проступать буквы белого или красного цвета, складывающиеся в надпись: Судные дни 2: Астрал.
Из рассказа коллеги Сэб узнает больше об обществе астральцев ОПИ, об их неприятном лидере, который и до сего предприятия вел крайне неопрятную жизнь проходимца. Похоже, что общество заманивало к себе состоятельных людей, обещая привести их к истине, свету и всему такому. Ну а потом выкачивало их низ все деньги и возможности.
Что ж, в голове Логана роятся мысли для нового романа, он начинает жить как раньше, но тут на него выходит женщина, по аромату которой они понимает – она из того же мира, что и Юэн. Она требует, чтобы писатель приехал в особняк, которым владел… Хазард. Намекает на то, что отказ не принимается, иначе астральные проекции снова будут навещать Сэба. Он решает, что нужно приехать туда, отдать этой женщине и тем, кто с ней, все записи Юэна, и распрощаться.
В путешествие с ним напрашивается и тот самый собеседник, уже писавший о Хазарде. В пути Сэба снова преследуют видения. Спутник, его зовут Марк, ведет себя скептически, постоянно убеждая главного героя в том, что всё это наваждение, а общества ОПИ давно уже не существует.
Впрочем, когда они добираются до заброшенного особняка, они в конце концов находят двух женщин, одна из которых и вызывала Сэба на ковер. Тут вскрывается, что и Марк в теме, именно он и спалил Сэба женщина, после того первого звонка. Его, после публикации книги, в которой упоминался Хазард, запугали, заставили скупить весь свой тираж и выкачали все деньги. Он не мог не сообщить этим людям о Сэбе и его интересе к ОПИ. Вышло так, что, если бы наш герой не позвонил тогда Марку, на него никогда бы не вышли эти женщины. Но теперь уже поздняк метаться.
У дам с Сэбу то же предложение, что и у покойного ныне Юэна. Знаменитый писатель будет делать для них книгу, посвященную астральным экспериментам великого Мастера Хазарад, который, кстати, до сих пор обитает в стенах этого здания в виде астральной проекции. Да что там, здесь обитают десятки, если не сотни, астральных проекций тех, кто уже покинул материальный мир.
Сэб упирается, но пути назад нет. В особняке он видит странные фигуры, пугается. В общем, собирает материал. В финале пугается так, что его находят еле живым. Конец (так и написано).
Теперь нас сразу закидывает на сколько-то месяцев вперед. Выясняется, что то, что мы прочли до сих пор – это текст заказанной книги. Женщины недовольны первой работой и требуют от Сэба вторую, но ее он будет писать, проживая исключительно в этом особняке и общаясь непосредственно с Хазардом.
Отказ, как обычно, не принимается. В результате Логан пишет сборник рассказов, сам становится грязным и вонючим. Женщины, напротив, тратят его деньги, красиво одеваются и живут в писательском особняке. И вот, герой, достаточно уже навидавшийся, взывает к самому Хазарду. Он говорит, что его ученицы потеряли берега, предали идеологию (ходить немытыми?) и живут как аристократки, транжиря деньги, принадлежащие ОПИ. Параллельно он обливает бензином все здание и ждет, когда упомянутые дамы приедут с визитом. Хазард внимает наводке и натравливает на них Длинного Лена, о котором мы скажем чуть ниже. Автор закапывает трупы дам, сжигает особняки и возвращается в свою привычную жизнь. Конец. Но автор как бы намекает нам, что это может быть конец именно очередного рассказа, а не реальной истории, и что Логан остается заложником жуткой ситуации до сих пор.
Итак, это четвертый роман Адама Нэвилла, их прочитанных мной, и он разочаровал меня чуть больше, чем полностью. Буквально после первых страниц стали закрадываться смутные сомнения, но начало еще как-то держало. С момента появления Юэна и вплоть до его кончины я читал текст наискосок. И это только из уважения к Адаму и потому, что я купил эту книгу.
Структура произведения:
Автора глючит
Появление Юэна
Смерть Юэна и знакомство с его записями
Встреча с женщинами, адептками ОПИ
Писательское рабство
Конец
Пожалуй, все диалоги в тексте неинтересные и предсказуемые. Вступление не блещет, хотя там есть страшный образ высоченного человека в капюшоне. Отчеты Юэна и других астральщиков тоже показались максимально скучными и неизобретательными. Далее идет самая интересная и свежая часть – телефонный разговор с Марком, который рассказывает подробности о деятельности ОПИ в недалеком прошлом. Вот тут Адам ненадолго вернулся в кабину пилота, но всё интересное, что мы находим на этих страницах, по сути повтор Судных дней. Закрытое общество, одиозный лидер, потусторонние гости.
Потом герои едут в особняки и всё. Дальше опять ничего интересного. Вернее, образы десятков астральных мертвецов, заблудившихся во мраке другого мира, это круто, но они никак не развиваются. Нам просто их время от времени показывают. Герой не узнает ничего любопытного и цепляющего, не проходит за завесу тайны. Да нам и вообще не рассказывают о том, что он узнает из бесед с астральным Хазардом. Диалоги с женщинами-ОПИшницами, опять же, можно не читать подробно, там ничего нет. Ну и в финале автор решает всё сжечь, кроме книги… Странно, что он ждал так долго.
В жизни профессионального автор и творческой личности бывают простои и застои. Но, видимо, точно как астральщицы, литературные агенты требуют от писателя новых продуктов с завидной регулярностью. И в мир приходят вот такие книги, наполненные водицей и даже не вторичными идеями. Интересно, кстати, что следующая книга под название «Багрянец», о которой я уже писал, получилась весьма удачной.
Ружья, которые не выстрелили:
Движение чего-то огромного за стенами дома автора в начале книги. Это был Юэн? Или Лен? Или что?
Огромная фигура в капюшоне. Только попугала слегка в начале.
Длинный Лен. Это был такой маньяк, который передушил всех детей в доме ОПИ. Его повесили, но он вернулся в виде астрального чудища и был подконтролен Хазарду. В тексте он упоминается и даже пару раз появляется мельком. Им пугают Логана. Но ничего заметного и ключевого Лен так и не делает. Да, именно от его рук погибают те женщины, но и всё… Как-то он проходит по краю произведения, а ждешь от него самых интересных и страшных сцен. Говорится ешё об одной жуткой фигуре из астрала, но ее мы вообще не встретим.
Хазард. Упоминается, что он еще при жизни представал перед людьми то как мужчина, то как женщина. Ок, и что? Как это повлияло на историю? Да, один раз Сэб видит его женскую проекцию. И? И?
Пуповины. У еще живых астральщиков в их видениях есть пуповина, которая соединяется с черным водянистым полом. Но когда эти люди умирают, их пуповины уже просто висят у них на животах. Ок, это, видимо, такой символ обреченности, потерянности.
Астральные проекции. Кто-то там шарит во тьме рядом с Сэбом. Они беседуют между собой. Такие, в общем, бессмысленные призраки, обреченные на вечное блуждание во тьме искатели света. Но эти образы также остаются декоративными.
Юэн. Ему посвящена почти половина книги, но в результате его герой НИКАК не выстреливает. Он приходит, бесит Сэба и оставляет свою писанину. И потом он умирает/его убивают. Все эти воспоминания о студенчестве, мысли автора о Юэне… Они никак не развивают повествование. Можно было в трех словах рассказать о том, что был такой, что оставил бумажки. Кроме того, как я уже говорил, вся эта часть читается максимально уныло. Стивен Кинга иногда на трех страницах рисует более интересных и живых персонажей, которые, кстати, потом быстро гибнут. Но нам было с ними интересно. А тут – нет. Мы только триста раз узнаем о том, как от него пахнет и как он бесит Сэба.
Астрал. По сути мы даже не поняли, куда там так все стремились. Логан так и не побывал качественно в этом самом астрале. В дневниках Юэна упоминается, что его то пускали в одну комнату, то не пускали, что там что-то было интересное и таинственное. Ничего нам не покажут. В данном случае, возможно, автор и хотел сказать, что ничего там нет, хотел проиллюстрировать всю эту безысходность. Но нам же рассказывают, что тот же Длинный Лен выходит из какого-то параллельного мира… Что за мир? Где?
Итог и мнение
Эту книгу я читал через силу. Если «Дом малых теней» обладал интересным сюжетом и всем, что нужно, но только написан был как-то сумбурно, то «Под неусыпным надзором» не предлагает и этого. История идет натурально из ниоткуда в никуда. Создается впечатление, что у Адама был на уме какой-то рассказ, была идея… И он просто сидел и размазывал эту идею, обливая то ли своими слезами, то ли водой из-под крана. Пишу со всем уважением к автору, который дал миру «Ритуал» и «Судные дни», такие яркие и свежие книжки. Совсем нет охоты громить его или принижать его способности. Я с ужасом смотрю на «Никто не уйдет живым» и не хочу верить, что там дела обстоят где-то так же или хуже. Но то, что после вот этого текста мир увидел «Багрянец», заставляет меня надеяться, что автор все еще может жечь и впереди нас с ним ждет еще что-то хорошее. Однако, за неусыпный надзор обидно, по всему параметрам. Интересно мнение читателей, может быть кому-то книга напротив очень понравилась, может кто-то осветит ее положительные стороны или вдруг покажет, какая там случилась невидимая глазу интеллектуальная игра. Всем спасибо за прочтение!