облако тэгов
16. Защита
В конце концов, в этом мире всему приходит конец. Пролетел второй год магистратуры, когда в общем я улучшил свои показатели. Руководителем моей дипломной работы был наш добрый Мартин, с которым мне сильно повезло, ибо он не считал себя великим ученым и, соответственно, особо не навязывал свою точку зрения. Периодически мы встречались для дружеских разговоров, во время которых он давал мне советы общего плана, нередко – чисто административного характера. Моя тема звучала как «Роль эпоса в появлении этнического самосознания в Древнем мире: Танах и евреи». В обосновании ее актуальности я отметил необходимость дать местным народам Священное Писание, подобное Библии. Народом-богоносцем, то есть теми, кому первыми предстояло получить «откровение», были выбраны эоляне, в чем определяющее значение сыграли большая известность и вездесущность этих мореходов и торговцев.
После госэкзаменов весь наш курс был допущен к защите. Моя защита прошла хорошо и даже не скучно. Уж мне-то точно было не до скуки.
Одна из интересных дискуссий случилась с нашим говорливым стариком, специалистом по древней литературе Океании. А началась она с простого вопроса:
– Ну хорошо, из актуальности Вашей темы следует, что аборигенам необходима… э-э-э… Библия. Так сказать, the proof text системы их религиозных воззрений. А какого свойства будет эта книга? Коллекция мифов, этические максимы?
Я демонстративно потянул паузу, как бы взвешивая свои аргументы и ответил:
– Практика показывает, что одно без другого не обходится. Еще Аристотель, – тут я развел руками, как бы прося извинения за эту банальность, – указывал, что мифы помогают правителям внушить толпе необходимые законы.*
Члены экзаменационной комиссии удовлетворенно закивали. По всему было видно, что к Аристотелю они относились с уважением. Кто-то (вероятно – более осведомленный в античной философии) даже заметил, что прежде это уже было сказано Платоном.** На это ему заметили:
– Ну хоть в чем-то они были согласны…
Я же успел еще добавить:
– Подобным образом действовали еврейские учителя, в том числе – Иисус из Назарета, когда серьезные вещи передавали через притчи.***
Служители муз выказали свое понимание. А почтенный старец снова спросил:
– Вы собираетесь адоптировать земные мифы или воспользуетесь местными?
Я поблагодарил его за интересный вопрос, который, впрочем, не застал меня врасплох, и сказал:
– Думаю, что прежде всего нужно обратиться к местному фольклору, если в нем найдется что-нибудь достойное, а далее возможно адоптировать кое-что из земного, если, конечно, это будет соответствовать здешнему контексту.
– Можете привести пример? – Присоединился к нашей дискуссии преподаватель философии.
– Ну, скажем, история всемирного потопа. При таком обилии воды здесь она будет к месту.
– Какой же версии мифа о потопе Вы отдаете предпочтение? – Последовал немедленный вопрос.
Итак, пока все шло по плану, заранее продуманному мной в общих чертах. Я ответил без капли сомнения:
– Библейской.
В аудитории произошло некоторое движение, будто борцы разминались перед схваткой. Мартин, до сих пор молчавший, прочистил горло и сказал:
– Но в современной космотеологии первенство имеет шумерское предание…
В его взгляде было написано только одно: «Я же тебя просил!»
– Верно, – твердо сказал я, как бы напоминая ему, что я помню его наставления. – Для современного восприятия мира наиболее древний миф о потопе, в том виде, в котором он до нас дошел, кажется более естественным. Решение так называемых «богов» уничтожить первобытных homo sapiens, а также их внутренний раздор и особенно их собственный, вполне человеческий, страх перед разразившимся катаклизмом,**** ныне воспринимается как неудачный эксперимент древних прогрессоров. Подобный подход аналогичным образом пытается толковать и библейский вариант этого доисторического события в книге Берешит.***** Да и Гомер показывает богов ссорящимися между собой и могучими участниками сражений, в которых они все же терпят от смертных и даже получают ранения.****** Но Священное Писание, предназначенное сформировать ментальность аборигенов в эпоху культурного примитивизма, должно показать величие, абсолютизм и силу Автократора, который не останавливается ни перед какими жертвами тогда, когда речь идет о его великом замысле.
Члены комиссии понимающе хмыкнули и расслабились как по команде «вольно». Мартин же откинулся на спинку кресла с таким видом, будто хотел сказать: «Ну, что я вам говорил!» Умение вовремя переменить свою точку зрения – один из его даров. Я же тогда подумал: «Не дай Бог иметь такого тестя!»
Преподаватель философии снова напомнил о себе:
– Объясните, пожалуйста, Ваше понимание этических максим: будет ли это только простое научение, подобное, скажем, библейским Притчам Соломона, или что-то более конкретное?
Я поклонился ему с благодарностью и ответил:
– Еще древние указывали, что закон должен излагаться просто и кратко, ибо таким образом он становится доступней для невежд; а кроме того, закон приказывает, именно поэтому для большего эффекта он должен сопровождаться добрыми примерами и перечислением наказаний.******* Этот подход присутствует также в Библии, в которой часто показаны конкретные случаи воздаяния за соблюдение или нарушение законов.
Известный наставник местных аэдов снова принялся искушать меня:
– А какая первая фраза будет в Вашей так сказать «Библии»?
Я часто думал об этом. Когда-то на лекции я сам задал ему похожий вопрос, на что он весело обронил в ответ: «Ну уж точно не “Гнев, богиня, воспой…”». Теперь мне даже показалось, что в его прищуренных глазах затаилась легкая усмешка, будто он хотел сказать: «Хорошо, мой мальчик! Но это еще не конец». Помедлив, я ответил так:
– Ну Вы же понимаете, господин профессор, что «правильная», так сказать, Библия должна начинаться с космогонии?
Сидевшие напротив меня улыбнулись и переглянулись; в их взглядах выражалось понимание проблемы. Даже ученый секретарь – дама в той поре, когда метафизика уже превалирует над физикой, но вырез на груди пока еще заметней знаний, – прыснула в свое роскошное декольте. И что это за манера приходить на защиту в таких нарядах?
– Я понимаю. Итак? – Настаивал старец.
– В начале было Небо…
– Все? – Последовал следующий вопрос.
– И остыло Небо, и родило сушу и воду.
Члены экзаменационной комиссия весело рассмеялись. На том и порешили: быть мне магистром теологии в области религиозной литературы.
Отныне у меня было два магистерских диплома, и больше ничего. Ну разве что еще несколько опубликованных в прошлой жизни статей. «Всяко лучше, чем вообще ничего», – сказал я себе, выходя из экзаменационной залы в фойе, в котором еще было много студентов в окружении родственников. Люди расступались передо мной словно перед гладиатором, уходившим живым с арены, ибо все предчувствовали, что моя защита не будет чистой формальностью.
По их взглядам я понял, что мое лицо было похоже на красного гиганта Альдебарана…
17. Выпускной бал
А вскоре состоялся выпускной бал, на котором я был в гордом одиночестве – ни родителей, ни родственников, ни друзей, ибо первых уже не было в живых, а все прочие остались на Земле. Впрочем, в окружении сокурсников, их родных и новых коллег-прогрессоров, да и просто каких-то обитателей университетских окрестностей, мне не пришлось скучать.
Более того, каким-то чудесным образом здесь оказались Ханна и Долорес! Впервые мне довелось увидеть их в вечерних платьях; обе – загоревшие в южных широтах, с обнаженными плечами и аккуратно уложенными волосами, со скромными колье из местных камней. Умные и талантливые подруги – блондинка и брюнетка, выглядевшие почти ровесницами, – поздравили меня с окончанием учебы. Так радостно и привлекательно они еще никогда не улыбались. Ныне я часто вспоминаю их улыбки…
Прежде всего, согласно ритуалу, я еще во время церемонии поклонился ректору, далее пожал руку Мартину, после отдал честь нашему генералу, который поздравил меня с присвоением звания лейтенанта, и, наконец, поцеловал ручку доброй бабушке-астроному, радовавшейся так, словно это она выпускалась сегодня. В этот момент рядом с ней оказалась Ханна и наша астрономичка, все еще державшая мою руку, сказала ей, словно напутствуя перед бракосочетанием: «Храни тебя Небо, моя добрая девочка». Старому же наставнику местных аэдов я пропел свою прощальную песнь: «Так погребали они конеборного Гектора тело»,******** за что тот похлопал меня по плечу и прочувствованно зашмыгал носом.
После торжественной части и официальных речей началась свободная программа. Я закрутился в водовороте разговоров и знакомств. Понемногу течение отнесло меня на слабо освещенную террасу за колоннами, где мы встретились все втроем, и как-то само собой получилось, что мы выпили шампанского на брудершафт. С Ханной это получилось быстро, а от Долорес меня пришлось отрывать. Надеюсь, никто из посторонних не заметил этого, ибо мы стояли за пальмами в кадках. Я совсем захмелел от счастья, и все мы много смеялись. Хотелось остановить время. Но вот зазвучала музыка, знаменуя окончание периода знакомств и разговоров. Мы вернулись в зал, и тут объявили, что леди приглашают джентельменов. У меня перехватило дыхание, я боялся жестом или взглядом выдать свое предпочтение. Но выбор был уже сделан – на правах старшей подруги Ханна попросила извинения у Долорес и увлекла меня в массу танцующих. Танец оказался невероятно долгим – или мне так показалось? Ханна прижималась ко мне, хотя, может быть, все было совсем наоборот, теперь уже трудно вспомнить. Я чувствовал запах недавно сорванных цветов в ее волосах.
– Ты счастлив, Алекс? – Спросила она меня на ухо.
– Да, – ответил я честно. – Спасибо тебе, что утащила меня с Земли.
– Давай сбежим отсюда…
– Не сейчас.
После мы снова стояли втроем между колонн, и я боялся, что Ханна потащит меня обратно на террасу. Я все же дождался объявления мужского выбора и быстро, не раздумывая, обернулся к Долорес. Ее тонкие смуглые руки уже держали меня. Снова чувствовался тот же запах духов, или это был запах ее кожи? К сожалению, новый танец оказался много короче прежнего, и я даже не успел поцеловать эту самую красивую шею в нашей галактике. Так получилось, что сначала я долго не решался и выбирал удобный момент, а когда уже было собрался сделать это, кто-то случайно толкнул меня в спину, и мои губы скользнули мимо бившейся под тонкой кожей жилки. Надеюсь, Долорес не заметила моих потуг…
Наконец, мы сбежали с выпускного бала и сошли на близлежащий пляж, по случаю праздника совершенно пустынный. Желая остаться без посторонних глаз и ушей, мы отошли подальше. В те дни стояла жара, поэтому даже ночью можно было плавать в теплой воде на мелководье у берега. Здесь было свежо, дышалось полной грудью. Океан же был так спокоен, что порой можно было услышать далекие китовые фонтаны. За разговорами была опустошена бутылка шампанского и съедены бутерброды – все, что мы успели прихватить, уходя с бала. Не осталось даже единственного яблока, которое я случайно засунул в карман; мы надкусывали его по-очереди. Яблоки Эолы давно прославились как самые вкусные в галактике, но сейчас это яблоко мне показалось райским.
А после мы повалились на песок голова к голове и долго лежали молча, смотря на звезды. Мы были молоды, счастливы и полны надежд.
Сверху на кампусе зашипели фейерверки и захлопали салюты. Это означало окончание бала. Вскоре на пляже появятся другие пары и компании.
– Сегодня твой день, Алекс, – сказала Ханна.
– Сейчас твоя ночь, Алекс, – уточнила Долорес.
– Значит, я волен делать все, что захочу?
– Да, – сказала Долорес.
– В пределах разумного, конечно, – уточнила Ханна.
Я сбросил одежду и, зайдя в океан по колено, плюхнулся на спину. Нас снова было трое – я, океан и небо. Вскоре по разные стороны от меня расположились Ханна и Долорес. Их распущенные волосы поднимались и опускались вместе с волнами, а в воде плавали цветы, выпавшие из волос. Мы сидели спиной к ярко освещенному Университету и смотрели туда, где темная вода соединялась со звездами. Все мы долго молчали, уже не было сил говорить. Наконец, я сказал:
– Спасибо вам, что вы есть у меня! На этой планете больше нет никого столь мне близких, как вы…
– Есть еще Астра Секунда, – сказала Ханна. – Она всегда спрашивает, как ты поживаешь.
– Точно! – Хлопнул я себя по лбу. – Мой милый ангел Астра Секунда…
Мы снова замолчали. Волны мягко ласкали нас. Ханна вдруг спросила:
– Алекс, скажи честно: ты любил когда-нибудь?
На мгновение я задумался и признался:
– Влюблялся. Уже после школы.
– Значит, не любил? – Спросила Долорес.
– Не любил. Это – плохо?
– Это – хорошо! – Воскликнули обе мои нимфы одновременно и громко засмеялись.
Благо, эти умные девушки не интересовались подробностями моей влюбленности…
А на рассвете, даже не попрощавшись, мои богини уплыли в Эолу. Наверное, они не хотели будить меня, предоставив сделать это местным чайкам, которые поутру стали бродить по песку в поисках крабов и креветок. Я еще успел увидеть удалявшийся под всеми парусами корабль.
Весь день я не мылся, но часто останавливался у зеркала и рассматривал у себя на груди эолийскую надпись, сделанную при расставании губной помадой: «Небо любит тебя. Мы тоже». Вот и все, что осталось у меня от вчерашней сказки.
………..
*) Вероятно, имеется в виду следующее утверждение: «А все остальное [в предании] уже добавлено в виде мифа для внушения толпе, для соблюдения законов и для выгоды…» (Arist. Met., 1074b3-5).
**) См., напр.: Plato. Leg., 663d-664a; Rep., 377а.
***) См., напр.: Marc. IV, 2-11, 33-34 et par.
****) Здесь – указание на историю потопа в древнем эпосе о Гильгамеше, известном под названием «О все видавшем», которая занимает большую часть таблицы XI
*****) Gen. VI–VIII. Данный библейский пассаж занимает важное место в космотеологии.
******) Во многом этому посвящена пятая глава «Илиады» (см., напр.: Hom. Il., V, 1-36; 121-132, 755-767, 784-898).
*******) Эту заочную дискуссию между философами разных веков см., напр., у Сенеки (Sen. Ep., XCIV, 37-38).
********) Последний стих «Илиады» (Hom. Il., XXIV, 804).