Данная рубрика посвящена всем наиболее важным и интересным отечественным и зарубежным новостям, касающимся любых аспектов (в т.ч. в культуре, науке и социуме) фантастики и фантастической литературы, а также ее авторов и читателей.
Здесь ежедневно вы сможете находить свежую и актуальную информацию о встречах, конвентах, номинациях, премиях и наградах, фэндоме; о новых книгах и проектах; о каких-либо подробностях жизни и творчества писателей, издателей, художников, критиков, переводчиков — которые так или иначе связаны с научной фантастикой, фэнтези, хоррором и магическим реализмом; о юбилейных датах, радостных и печальных событиях.
С последней репликой к советским критикам после Айзека АЗИМОВА, Пола АНДЕРСОНА и Мака РЕЙНОЛЬДСА в октябрьском номере журнала «The Magazine of Fantasy and Science Fiction» за 1965 год, выступил Рэй БРЭДБЕРИ:
Ответное слово Рэя БРЭДБЕРИ
— Моя единственная реакция на комментарии БРАНДИСА и ДМИТРЕВСКОГО — грусть. Я всегда считал, что дело научной фантастики — преподать нам урок, одновременно развлекая, о нашей прежней глупости, нашей нынешней глупости и нашей будущей глупости. Мы зысыпаем друг друга словами и упорствуем в непонимании того, что можно было бы понять, если бы мы оказались в одной комнате, увидели лица друг друга и осознали нашу общую человечность. Любое будущее разрушение будет вызвано не одной группой несчастных безумцев, а двумя группами, слепо движущимися в темноте и отступающими от теплого прикосновения узнавания. Я не верю, что мы уничтожим друг друга: какими бы безумцами мы ни были, мы непременно станем ближе друг к другу. Развитие технологий и индустриализация изменяют Россию так, что она начинает походить на Соединенные Штаты, в то время как Соединенные Штаты, опираясь на общественные запросы и нужды, приближаются к тому, чтобы походить в некоторых аспектах на российское общество.
Нравится вам это или нет, но через некоторое время, независимо от того, чего каждая из стран хочет или притворяется, что хочет, мы станем зеркальным отражением друг друга. Внимательные наблюдатели предвидели это еще много лет назад.
От этого выиграет все человечество. Россия будет «испорчена» так же, как и Америка, своими материальными благами, что еще больше расслабит ее и сделает ненужными войну или экспансию. Затем мы, объединившись, столкнемся с проблемой превращения Китая в цивилизованную страну. И вместе будем стремиться «избаловать» Китай технологическими богатствами. Все, что мы, писатели-фантасты, можем сделать, чтобы проиллюстрировать эту безмерную иронию, эту комедию власти и своеволия, пойдет на пользу читателям в обеих странах. Мы должны узнать друг друга — это так просто и необходимо. Там, где существует тирания или гнет, каждая страна должна стремиться найти и искоренить их. Я искренне надеюсь, что мы сможем читать произведения друг друга максимально честно и воспринимать их как достоверные истории, написанные людьми, искренне желающими изложить свою точку зрения. Дураками мы все, безусловно, являемся, но дураками мы оставаться не обязаны.
P.S. Евгений БРАНДИС и Владимир ДМИТРЕВСКИЙ ответили Рэю БРЭДБЕРИ в статье «Фантастика в движущемся мире», опубликованной в 1-м номере журнала «Иностранная литература» за 1967 год:
— В нашей статье «Будущее, его провозвестники и лжепророки» («Коммунист» № 2, 1964) из разных аспектов проблемы социального моделирования был выбран один-единственный: соотношение фантастических идей и образов с философскими и социологическими концепциями нашего времени. Основные положения иллюстрировались недавно изданными произведениями писателей-фантастов Запада и социалистических стран.
Эта статья вызвала отклик в Соединенных Штатах. Отрывки из нее с кратким предисловием от редакции и репликами Айзека АЗИМОВА, Пола АНДЕРСОНА, МакРЕЙНОЛЬДСА и Рэя БРЭДБЕРИ напечатаны в «Fantasy and Science Fiction» (№ 10, 1965) – одном из самых распространенных американских научно-фантастических журналов.
К сожалению, редакция этого журнала познакомила читателей не с полным текстом статьи, а всего лишь с тенденциозной подборкой механически скомпонованных цитат. И это, конечно, не могло не привести к недоразумениям, тем более что редакция «Fantasy and Science Fiction» исключила в своем «монтаже» все, что говорилось о социалистической научной фантастике и ее существенных отличиях от западной.
Но отрадно заметить, что американскими писателями были высказаны мысли, создающие почву для установления контактов и поисков взаимопонимания между советскими и американскими фантастами: никакие раздирающие мир противоречия не могут быть разрешены с помощью новейших разрушительных средств, ведущих к непоправимой катастрофе...
Нет исторического подхода и в реплике Рэя БРЭДБЕРИ. Мы не сомневаемся в гуманных побуждениях этого замечательного художника и в его искреннем желании улучшить отношения между нашими странами. Но в своих рассуждениях он так далек от реального хода истории.
«Россия, – пишет БРЭДБЕРИ, – меняет свои убеждения под влиянием развивающейся техники и индустриализации и начинает походить на Соединенные Штаты, тогда как Соединенные Штаты под натиском требований и нужд масс некоторыми своими сторонами начинают походить на русское общество. Хотим мы этого или нет, но это будет происходить независимо от того, чего желает каждая из наших стран и чем она стремится быть, до тех пор, пока одна не станет зеркальным отображением другой. Те из нас, кто наблюдает, поняли, что этот процесс начался уже много лет назад. Для всего человечества это будет только выгодно».
Талант БРЭДБЕРИ получил мировое признание. Он оригинален, самобытен, неповторим. Но в его взглядах на будущее ощущается влияние распространенной сейчас в кругах буржуазных социологов фальшивой теории так называемой «конвергенции» капитализма и социализма – их последующего слияния в «единое индустриальное общество».
И если мы не можем принять предложенный БРЭДБЕРИ рецепт «синтеза» капитализма и социализма на основах экономического прогресса, то хочется только приветствовать его пожелание установить постоянный обмен духовными ценностями.
«Мы должны, – пишет он, – узнать друг друга, это совсем просто и совершенно необходимо. Где бы ни существовали тирания и гнет, каждая страна должна стараться обнаружить и устранить их. Я искренне надеюсь, что мы можем читать произведения друг друга без всякого предубеждения и принимать их как вполне обоснованные рассказы, созданные народом, искренне желающим выдвинуть свою точку зрения».
Конечно, никто не ждет, что в результате впервые состоявшегося обмена мнениями между советскими критиками и американскими писателями-фантастами наши оппоненты станут на платформу научного коммунизма. Да и они вряд ли рассчитывают обратить нас в свою веру. Тем не менее возможность диалогов и встреч нужно только приветствовать.
P.P.S. Дополнил реплики Пола АНДЕРСОНА и Мака РЕЙНОЛЬДСА ответными комментариями БРАНДИСА и ДМИТРЕВСКОГО из 1 номера журнала "Иностранная литература" за 1967 год.
P.P.P.S. Сделаю месячный перерыв до публикаций следующих дискуссий о советской фантастике.
После Айзека АЗИМОВА и Пола АНДЕРСОНА с возражением советским критикам Евгению БРАНДИСУ и Владимиру ДМИТРЕВСКОМУ, отрывок из статьи которых из журнала «Коммунист» был опубликован в октябрьском номере журнала «The Magazine of Fantasy and Science Fiction» за 1965 год, выступил Мак РЕЙНОЛЬДС.
Ответное слово Мака РЕЙНОЛЬДСА
— На самом деле, я нахожу некоторые основания для этой краткой статьи о западной научной фантастике. Возможно, их было бы больше, если бы авторы смогли глубже разобраться в своей теме. Несомненно, что когда писатели-фантасты экстраполируют свои идеи в области политической экономии, они, скорее, создадут антиутопию, чем оптимистичное общество будущего. На каждые "Через сто лет" БЕЛЛАМИ найдется несколько "1984" ОРУЭЛЛА. И, возможно, одна из причин этого заключается в том, что большинство писателей убеждены: наши нынешние социальные институты настолько оптимальны, что любые изменения только ухудшат их. Лично я с этим не согласен. Я придерживаюсь мнения, что социально-экономические институты мира, в том числе и Советского Союза, находятся в состоянии постоянного изменения. Я достаточно оптимистичен, чтобы верить, что у нас есть хорошие шансы сделать этот мир чертовски прекрасным, но я также не настолько слеп, чтобы не понимать, что, если нынешняя политика великих держав будет продолжаться, мы, скорее всего, увидим мировой хаос еще при нашей жизни.
Моя позиция подтверждается моими произведениями, и если бы Е. БРАНДИС и В. ДМИТРЕВСКИЙ глубже изучили этот вопрос, они бы это обнаружили.
Например, в 7-м выпуске популярной ежегодной антологии, составляемой Джудит Меррил, «Best Science Fiсtion» напечатана «Свобода», остросюжетная история о недалеком будущем, в которой главный герой — русский полковник, и действие разворачивается в Москве и Праге. В этом
же выпуске она упоминает «Бремя черного человека», историю, разворачивающуюся в Северной Африке и затрагивающую проблемы негров.
Если бы наши русские друзья были постоянными читателями этого журнала, они могли бы прочитать пару лет назад «Русские, убирайтесь домой!», где советские граждане, преуспевшие даже больше, чем можно было бы мечтать, становятся самыми вездесущими туристами в будущем. История юмористическая, но только фанатик может утверждать, что она антироссийская или антиутопическая.
Мои повести «Революция» и «Битва», которые появились в течение последних нескольких лет в журнале, ранее называвшемся «Astounding Science Fiction», посвящены будущему Холодной войны, события обеих происходят в Советском Союзе, и обе оптимистичны в своем отношении к будущему. Я бы даже сказал, что среднестатистический информированный советский гражданин не сочтет их предосудительными — я не говорю о партийных писаках.
Писатель-фантаст, специализирующийся на экстраполяции в социально-экономической сфере, имеет такое же широкое поле деятельности, как и писатели, опирающееся на более точные науки.
В свое время я публиковал истории, где говорилось о мире будущего, основанном на анархизме, технократии, социализме, коммунизме (советском), коммунизме (югославском), синдикализме, индустриальном феодализме, государственном капитализме и различных их комбинаций. Иногда они были оптимистичны, иногда нет. Это зависит от сюжета. И мой справочный материал не основан исключительно на западной пропаганде. Я объездил более шестидесяти стран, включая семь коммунистических, и всю жизнь изучал политическую экономию.
Понятно, что конформистам в любом обществе трудно представить себе будущее, в котором институты, которые они поддерживают, изменились бы. Будущее, в котором эти институты оказались бы устаревшими, для них просто нежелательно.
Поэтому я бросаю вызов господам БРАНДИСУ и ДМИТРЕВСКОМУ.
Допуская, что многим американским и британским писателям-фантастам трудно создать оптимистичную историю о будущем, в котором капитализм больше не является преобладающей социальной системой, а заменен чем-то более соответствующим перспективам завтрашнего дня, покажите нам произведение советского писателя-фантаста, которое выходит за рамки того, что вы называете коммунизмом.
Или вы утверждаете, что достигли вершины социальной эволюции? Что нет ничего, что могло бы превзойти нынешнюю систему Советского Союза.
P.S. Евгений БРАНДИС и Владимир ДМИТРЕВСКИЙ ответили Маку РЕЙНОЛЬДСУ дважды. Первый раз — в статье «Фантасты пишут для всех!» 1 февраля 1966 года в «Литературной газете»:
— В какое бы далекое будущее не уводило воображение писателя-фантаста, трамплином для него неминуемо остается настоящее — реальная действительность, сегодняшний день.
Перенесение во времени и пространстве позитивных или негативных социальных представлений зависит прежде всего от мировоззрения писателя. Перенесение в будущее либо на другие обитаемые миры всех противоречий современного империализма, буржуазного строя со всеми его уродливыми проявлениями, вплоть до неоколониальной политики и гангстеризма — характерная черта англо-американской фантастики.
Для советских писателей, опирающихся на философию марксизма, вполне естественно видеть в будущем дальнейшее развитие тех общественных отношений, которые уже сложились или намечаются в эпоху коммунистического строительства.
Это и определяет в конечном счете идеологическое размежевание двух основных направлений мировой фантастики — советского и англо-американского.
Полемизируя с нашей статьей «Будущее, его провозвестники и лжепророки» («Коммунист», № 2, 1964), известный американский фантаст Мак РЕЙНОЛЬДС пишет на страницах журнала «Fantasy and Science Fiction» (№ 10, 1965): «Вы считаете, что многим американским и английским писателям трудно создать оптимистический рассказ о будущем, в котором капитализм уже перестал быть господствующей социальной системой, а сменился чем-то более соответствующим дальнейшему развитию. Пусть так, но тогда покажите нам рассказ советского писателя-фантаста, мечтающего о чем-то более совершенном, чем то, что вы называете коммунизмом. Или вы утверждаете, что уже завершили свою социальную эволюцию? Что дальше уже немыслимо ничего, что могло бы быть совершеннее системы, существующей сейчас в Советском Союзе?»
Из слов РЕЙНОЛЬДСА можно заключить, что он не только недостаточно осведомлен о советской фантастической литературе, но находится в плену распространенных на Западе ошибочных и весьма ограниченных представлений о научном коммунизме. Ведь преимущество наших писателей в том как раз и состоит, что история для них не останавливается на сегодняшнем дне. Заложенный фундамент новых общественных отношений создает стимулы для непрерывного и безграничного развития. И если с этой точки зрения рассматривать произведения советских писателей, опирающихся на традиции социально-утопического романа, то мы убедимся, что в каждом из них, независимо от того, на сто или на тысячу лет вперед отнесено действие, совершенствование общества и самого человека никогда не прекращается.
Второй раз Евгений БРАНДИС и Владимир ДМИТРЕВСКИЙ ответили Маку РЕЙНОЛЬДСУ (назвав его в этот раз МакРЕЙНОЛЬДСОМ) в статье «Фантастика в движущемся мире», опубликованной в 1-м номере журнала «Иностранная литература» за 1967 год:
— Высказывания МакРЕЙНОЛЬДСА затрагивают проблему изображения будущего. «Очевидно, – заявляет он, – что когда писатели-фантасты основываются на данных из области политической экономии, то им легче представить себе антиутопию, нежели совершенное общество будущего. На каждое произведение типа «Взгляд назад» БЕЛЛАМИ приходится несколько произведений типа «1984 год» ОРУЭЛЛА. Одна из причин этого, возможно, заключается в следующем: большинство наших писателей убеждены в том, что современные социальные учреждения настолько совершенны, что всякое изменение их может быть только в худшую сторону». Для МакРЕЙНОЛЬДСА не имеет ценности ни одна из существующих социальных систем:
«В свое время, – пишет он, – я опубликовал рассказы о мире будущего, основанном на анархизме, технократии, социализме, коммунизме (вариант, принятый в Советском Союзе, и вариант, осуществляющийся в Югославии), синдикализме, промышленном феодализме, государственном капитализме и различных комбинациях этих общественных формаций. Некоторые из этих рассказов оптимистичны, другие нет. Это зависит от рассказа и его задач.
Любой из предложенных «вариантов будущего» становится для МакРЕЙНОЛЬДСА а не более чем литературным экспериментом. Так он демонстрирует широту своих взглядов в противовес однозначности коммунистической доктрины.
Его реплика завершается на высокой ноте:
«Вы считаете, что многим американским и английским писателям трудно создать оптимистический рассказ о будущем, в котором капитализм уже перестал быть господствующей социальной системой, а сменился чем-то более соответствующим дальнейшему развитию. Пусть так. Но тогда покажите нам рассказ советского писателя-фантаста о чем-то более совершенном, чем то, что вы называете коммунизмом!
Или вы утверждаете, что уже завершили свою социальную эволюцию? Что дальше уже немыслимо ничего, что могло бы быть совершеннее системы, существующей сейчас в Советском Союзе?»
МакРЕЙНОЛЬДС не знает, что коммунизм никогда не изображался его теоретиками застывшей формацией, ограничивающей возможности дальнейшего совершенствования и развития. Напротив, чем больше достигнуто, тем больше остается впереди. И это относится к самому человеку и к общественному устройству, которое не может быть неизменным и стабильным, и к безграничным перспективам познания и покорения природы. Не зная, видимо, этого, МакРЕЙНОЛЬДС полагает, что советская социальная фантастика заполнена розовыми утопиями, где коммунизм с барабанным боем вторгается в будущее.
Если бы МакРЕЙНОЛЬДС был лучше осведомлен в нашей научно-фантастической литературе, он убедился бы, что все обстоит не так, как ему кажется. Коммунистическое будущее отнюдь не изображается в советских утопических романах (мы, употребляем этот термин за неимением лучшего) в тонах сплошной идиллии, как полное благополучие, самоуспокоенность, отсутствие всяких-конфликтов. Напротив! Герои произведений, действие которых переносится в грядущие века, вечно в исканиях, испытывают чувство неудовлетворенности достигнутым, дающее стимул к дальнейшему поступательному движению. Они полны жажды деятельности, задумывают и совершают грандиозные дела, идут на подвиги. Подробно раскрывая новые общественные отношения, авторы новейших коммунистических утопий видят безграничные возможности для приложения сил и способностей наших далеких потомков. Непрерывное устремление вперед – в вечном поиске – является для них естественной нормой поведения и главным стимулом дальнейшего развития общества. Это одинаково относится к столь разным и непохожим одно на другое произведениям, изображающим мир будущего, как «Туманность Андромеды» и «Сердце Змеи» И. ЕФРЕМОВА, «Далекая Радуга» и «Возвращение. Полдень XXII-й век» А. и Б. СТРУГАЦКИХ, «Докучливый собеседник» и «Скиталец Ларвеф» Г. ГОРА, «Легенды о звездных капитанах» Г. АЛЬТОВА, «Леопард с вершины Килиманджаро» О. ЛАРИОНОВОЙ и многие другие.
МакРЕЙНОЛЬДС, вероятно, и не подозревает, что у нас создаются не только утопии, но и «предупреждения». Разумеется, они не имеют ничего общего с антиутопиями типа «1984 год» Оруэлла, но в них смело говорится о тех огромных и неизбежных трудностях, с которыми сталкивается человечество, расчищая себе дорогу в грядущее. И только недальновидные критики могут принять «Страну Дономагу» И. ВАРШАВСКОГО, негативные социальные построения братьев СТРУГАЦКИХ («Трудно быть богом», «Попытка к бегству», «Хищные вещи века») или кибернетические памфлеты А. ДНЕПРОВА за выражение авторских идеалов.
Однако и в тех произведениях, которые мы относим к коммунистическим утопиям, и в тех, которые мы называем предупреждениями, советские писатели исходят из марксистско-ленинской теории общественного развития. Иначе говоря, их социальные концепции, даже выраженные языком фантастических образов, опираются на научное понимание исторического процесса.
Вслед за Айзеком АЗИМОВЫМ советским критикам Евгению БРАНДИСУ и Владимиру ДМИТРЕВСКОМУ, отрывок из статьи которых из журнала «Коммунист» был опубликован в октябрьском номере журнала «The Magazine of Fantasy and Science Fiction» за 1965 год, ответил Пол АНДЕРСОН. Он посчитал, что критики-коммунисты вообще не поняли его рассказ «Прогресс».
Ответное слово Пола АНДЕРСОНА
Коммунизм воплощает благородную идею о том, что человека и его судьбу можно улучшить, и долг каждого человека — помочь в этом улучшении. Является ли эта идея истинной или даже осмысленной, не имеет значения. Факт остается фактом: на протяжении существенного периода истории некоторые люди действовали в соответствии с ней.
К сожалению, коммунизм — точнее, марксизм-ленинизм — утверждает способность человека к совершенствованию в качестве догмы, а не как теорию, гипотезу или благочестивое пожелание. Затем коммунизм добавляет еще одну догму о том, что есть один-единственный правильный способ достижения улучшения, и он уже открыт. Из этого логически следует вывод, что люди, которые знают этот путь, обязаны убедить своих собратьев идти по этому пути. Конечно, лучше убедить их разумом и примером; но если этого не удается, то принуждение не только допустимо, но и обязательно.
Влияние этих догм на философию и литературу заключается в том, что оптимизм становится обязательным. Или, иначе говоря: в то время как коммунист признает, что смерть и страдания, случаются, и что даже в социалистической стране могут совершаться серьезные несправедливости, это ему, тем не менее, не дает ощущения трагедии.
Более того, из-за навязанных догм его идеал находится в неизбежном конфликте с благородным идеалом свободы. Да, он тоже говорит о свободе, но, по его мнению, власть принуждения не может быть сброшена до тех пор, пока индивид не будет настолько хорошо воспитан, что не станет противопоставлять себя коммунистической идеологии. Ему даже не приходит в голову, что индивид уже сейчас может иметь право на свободу: свободу, ограниченную только пределами, необходимыми для поддержания функционирования общества — ограничениями физическими, но не вторгающимися вглубь его сознания.
Я знаю, что слишком упрощаю. На самом деле американцы не настолько свободны, никогда таковыми не были и, вероятно,
никогда не будут. А люди за железным занавесом не так уж порабощены. То, что я пытаюсь донести, — это всего лишь контраст между ориентациями, конечными ценностями и целями двух обществ. Поскольку литература неизбежно является упрощением жизни, в ней легче увидеть конфликт, чем в запутанной и постоянно меняющейся сфере реальной политики.
Например, было бы невозможным для идеалов коммунизма утверждать, что человек — это низменная, обреченная обезьяна: то, что мы называем "добром" — для него редкость и противоестественно, а то, что мы называем "злом", является нормой. Но на Западе такая мысль вполне приемлема. Я не утверждаю, что это правильная мысль — я сам в это не верю, — но я утверждаю, что ее продвижение вредит свободному обществу не больше, чем продвижение любой другой идеи. Я не верю и в то, что тотальная ядерная война неизбежна, и надеюсь так же искренне, как господа БРАНДИС и ДМИТРЕВСКИЙ, что ничего подобного никогда не произойдет. Тем не менее, чувствую себя вправе рассматривать в художественной литературе такую возможность и описывать ее вероятные последствия.
«Прогресс» на самом деле — оптимистичная история. Она предполагает, что человек может пережить почти все, например, ядерную войну, восстановиться и снова познать счастье. А также, что наша нынешняя машинная культура, возможно, не является оптимальной для такого животного как человек. Я не знаю, так на самом деле или нет; но я не верю, что кто-либо это знает.
Мне кажется, глубоко ненаучным утверждать, что история имеет определенный характер и в будущем будет следовать определенному курсу. Правда, Маркс и Ленин (так же как Сталин и Мао!) сделали несколько очень интересных выводов об истории. Но настаивать на том, что это были самые основополагающие выводы, которые когда-либо будут сделаны, значит выходить далеко за рамки имеющихся у нас данных.
Научная фантастика на Западе обретается в той области, которую человек еще не знает и не испытал на себе. По сути дела, эти вещи непознаваемы до того, как они произойдут. Поэтому наша художественная литература, не ограничена догмами и рассматривает множество возможных ситуаций, как приятных, так и неприятных. Без всякой идеологической подоплеки.
В заключение хочу сказать, что я был знаком с коммунистами и спорил с ними. Когда споры велись цивилизованно, как взаимный поиск взаимопонимания, а не как соревнование в оскорблениях, мы всегда приходили к каким-то выводам. Так, например, я увидел, что одно из наших коренных отличий заключается в том, что они несколько больше верят в человеческую рациональность, чем я. Возможно, когда-нибудь научная психология докажет, какая позиция ближе к истине. Между тем, они имеют право на свою веру, и я на свою. Тоталитаризм заключается в отказе кому бы то ни было — кому бы то ни было вообще, в праве на его личные убеждения и на его способ исследования реальности.
P.S. Интересно, что эта реплика Пола АНДЕРСОНА вызвала, в свою очередь, немаленький жесткий комментарий Анатолия БРИТИКОВА в его классической монографии «Русский советский научно-фантастический роман» 1970 года:
— Американскому писателю П. АНДЕРСОНУ, специализирующемуся на исторической фантастике, принадлежит рассказ «Прогресс». В нем изображена примитивная жизнь остатков человечества несколько столетий спустя после сокрушительной атомной войны. В статье «Будущее, его провозвестники и лжепророки» («Коммунист», 1964, № 2) Е. БРАНДИС и В. ДМИТРЕВСКИЙ отметили, что мрачная концепция рассказа перекликается с пессимизмом буржуазных философов, проповедующих бессилие человека перед якобы неопределенным (и неопределимым!) ходом истории. В журнале «Fantasy and Science Fiction», напечатавшем подборку откликов американских фантастов на эту статью, АНДЕРСОН возразил: «Прогресс» — рассказ оптимистический, ибо «внушает ту мысль, что человек может пережить почти все, даже атомную войну, и вновь построить свое счастье».
Показателен этот «оптимизм» посредством пессимизма, перекликающийся, кстати сказать, с псевдореволюционной оценкой оружия массового уничтожения как бумажного тигра. Для АНДЕРСОНА, как и для Мао Цзе-дуна (которого писатель ставит на одну доску с К. Марксом и В. И. Лениным), не существует вопроса, во имя чего человеку надо пережить всеобщее уничтожение. Для него фатально равнозначны оба гамбита: «если атомная война будет» и «если атомной войны не будет». Подобно тому, как для АЗИМОВА тезис: «если коммунизм будет продолжаться» равноправен (с точки зрения игры ума) антитезису: «если капитализм будет продолжаться».
Разумеется, АНДЕРСОН приводит другое объяснение: «Наша научная фантастика, не ограниченная никакой догмой, говорит о многих мыслимых ситуациях, иные из которых приятны, иные нет. Какого-либо другого идеологического смысла наша фантастика не имеет».
Но этот-то смысл и существен: здесь и появляется «научный» релятивизм в оценке исторических тенденций.
АНДЕРСОН не согласен с «марксистской догмой», что история носит «определенный характер» (будто она сама этого не доказала!) и что «в будущем она пойдет по одному пути», т. е. к коммунизму. На словах — свобода от догм, на деле, в выборе фантастической ситуации, — догма фатализма (в этом мы убедимся и в главе о повести А. и Б. СТРУГАЦКИХ «Трудно быть богом»). На словах АНДЕРСОН «искренне надеется», что атомной войны не будет, на деле все-таки рисует ее возможные последствия, а не возможность устранения.
Примечательна одна полемическая обмолвка. АНДЕРСОН сожалеет, что марксизм-ленинизм в своем историческом детерминизме якобы догматизировал "теорию, гипотезу или благочестивое пожелание совершенствования человеческого рода". Можно было бы не придираться к этой небрежности, если бы уравнивание коммунистической доктрины с прекраснодушным провиденциализмом не было оборотной стороной попыток дискредитировать научный фундамент коммунистического учения о революционном преобразовании мира во имя человека. Приспешник Б. ГОЛДУОТЕРА черносотенец Т. МОЛЬНАР призывает вообще разделаться с научной теорией, потому что она «является, по сути дела, позвоночником утопизма, а точнее мысли о том, что человечество должно… полностью взять под контроль свою судьбу». В этой философии проступает отчетливая политическая программа: «Наука ослабляет человека, обещая ему всяческие утопии, как марксизм, в котором основным тезисом является борьба с отчуждением, дабы вырвать человеческую судьбу из рук слепого случая». Ясно, о каком ослаблении идет речь.
АНДЕРСОН, который на словах отмежевывается от подобных «ястребов», на деле, в своей фантастике, превращает человечество в игрушку случая и после этого утверждает, что его фатализм и есть научная позиция.
P.P.S. Евгений БРАНДИС и Владимир ДМИТРЕВСКИЙ тоже ответили Полу АНДЕРСОНУ в статье «Фантастика в движущемся мире», опубликованной в 1-м номере журнала «Иностранная литература» за 1967 год:
— Пол АНДЕРСОН, подчеркивая свое несогласие с доктриной коммунизма, тем не менее признает: «Коммунизм воплощает благородную идею о том, что люди способны совершенствоваться, что судьба их может быть улучшена и что долг каждого индивидуума помочь этому улучшению... Я знал многих коммунистов и спорил с ними. Когда спор шел в вежливой форме и мы больше искали взаимопонимания, чем старались обвинить друг друга, мы всегда к нему приходили. Так, например, я понял, что одно из коренных наших разногласий состоит в том, что у них больше веры в человеческий разум, чем у меня».
Не будем сейчас говорить о том, что нам трудно принять апелляцию АЗИМОВА к библейскому «царству любви», точно так же, как и метафору БРЭДБЕРИ о «двух группах слепцов, движущихся в темноте». Гораздо важнее в этих заявлениях отметить искреннее стремление отыскать в первую очередь не то, что нас разделяет, а то, что в какой-то степени может сблизить.
Принципиальные расхождения начинаются там, где американские писатели противопоставляют коммунизму свое понимание свободы. И в этом отношении наиболее показательны высказывания Пола АНДЕРСОНА, полагающего, что коммунистический идеал «из-за присущего ему догматизма, обязательно вступает в конфликт с не менее благородным идеалом свободы».
Это старая песня! Против понимания свободы как осознанной необходимости «ниспровергатели» марксизма выступают со времен его зарождения. Но любопытно еще и такое признание Пола АНДЕРСОНА, которое следует непосредственно за его толкованием «идеала свободы». «Американцы, – заявляет он, – такой свободой не пользуются, никогда не пользовались и никогда не будут пользоваться ею. Не так уж порабощены и люди за «железным занавесом». Что я хочу показать, так это только контраст между ориентацией, высшими ценностями и конечными целями обоих обществ. Так как литература по необходимости всегда есть упрощение жизни, то конфликт легче увидеть в ней, чем в запутанной и вечно меняющейся сфере современной политики».
Не найдя воплощения идеала свободы ни за «железным занавесом», ни в своей стране. Пол АНДЕРСОН пытается утвердить этот идеал в собственных фантастических сочинениях.
Как и многие его коллеги, АНДЕРСОН видит в истории лишь хаотическое нагромождение событий, где нет и не может быть никаких закономерностей. И потому ему ничего не стоит замещать в своих произведениях современные отношения канувшими в лету патриархальными порядками. И даже корда он переносит действие на просторы вселенной, далекое будущее фатально оказывается все тем же прошлым.
В том же октябрьском номере журнала «The Magazine of Fantasy and Science Fiction» за 1965 год вслед за отрывком из статьи «The Future, Its Promoters and False Prophets» Евгения БРАНДИСА и Владимира ДМИТРЕВСКОГО выступил ряд американских фантастов. И первым из них – Айзек АЗИМОВ, отреагировавший на процитированные советскими критиками его же слова из предисловия к сборнику советской фантастики, вышедшему в США:
— Он отметил важный факт, что советские писатели берут за основную предпосылку следующее: «если это (коммунистическое общество) будет продолжаться, то доброта и благородство человека будут свободно развиваться, и люди будут жить под властью любви. Я полагаю, — пишет АЗИМОВ, — если быть достаточно скептичным, можно было бы предположить, что эти истории были написаны специально для американского потребления и опубликованы только для того, чтобы сбить нас с толку и ослабить нашу волю».
Ответное слово Айзека АЗИМОВА
— Я думаю, что господа БРАНДИС и ДМИТРЕВСКИЙ несколько передергивают в отношении меня. Они сами, упоминая о сборнике американских научно-фантастических рассказов, опубликованном в Советском Союзе, говорят: «Если судить только по этим переводам, то может создаться ошибочное впечатление, что буржуазная фантастика сейчас в основном аполитична и довольно безобидна».
Другими словами, они говорят: то, что советский читатель увидел в подборке американской научной фантастики, не является репрезентативным для ее характеристики, потому что туда специально отобрано «аполитичное и довольно безобидное». Но в этом случае они и меня обвиняют совершенно напрасно за то, что такая же мысль пришла мне в голову по поводу советской научной фантастики, опубликованной в Соединенных Штатах.
БРАНДИС и ДМИТРЕВСКИЙ, по-видимому, имели возможность читать другую американскую научную фантастику, дабы убедиться, что переведенная подборка была действительно нерепрезентативна.
Когда я писал свои предисловия к одиннадцати рассказам в сборниках «SOVIET SCIENCE FICTION» и «MORE SOVIET SCIENCE FICTION», мне повезло меньше, поскольку у меня не было доступа к советской научной фантастике в целом. Но я принял это во внимание и осторожно упомянул об отсутствии репрезентативности только как о «предположении».
Хотелось бы, чтобы они процитировали и последние строки моего предисловия; строки, которые следуют сразу после процитированного ими отрывка и гласят:
«В целом, однако, я хотел бы верить, что советские граждане действительно хотели бы увидеть наступление царствования любви, когда «не поднимет народ на народ меча, и не будут более учиться воевать»*.
Почему бы и нет?
Если бы только мы могли поверить, что это то, чего они действительно хотят, и если бы они только могли поверить, что это то, чего мы действительно хотим, тогда, возможно, все еще закончится хорошо».
От mif1959: * это часть знаменитого фрагмента из главы 2-й Книги пророка Исаии: «И будет Он судить народы, и обличит многие племена; и перекуют мечи свои на орала, и копья свои — на серпы: не поднимет народ на народ меча, и не будут более учиться воевать».
В современном переводе под редакцией КУЛАКОВЫХ то же самое сказано так:
— Он будет суд правый вершить между народами, споры множества племен разрешит; перекуют они мечи на лемеха, копья — на ножи садовые, не поднимут более народы друг на друга мечи и искусство войны предадут забвенью.
Статья Евгения БРАНДИСА и Владимира ДМИТРЕВСКОГО «Будущее, его провозвестники и лжепророки» из журнала «Коммунист» упоминалась в ходе дискуссии о фантастике 1964 года в «Литературной газете» в «А будет хуже...» Генриха АЛЬТОВА и в ответе ему «Нет, будет лучше!», подписанном Анатолием ДНЕПРОВЫМ, Михаилом ЕМЦЕВЫМ, Иваном ЕФРЕМОВЫМ, Еремеем ПАРНОВЫМ и братьями СТРУГАЦКИМИ.
В сети ее нет. В ходе подготовки к публикации я выяснил, что на основе этой статьи, дополнив ее, БРАНДИС и ДМИТРЕВСКИЙ написали работу «Мир будущего в научной фантастике», вышедшую в 1965 году в издательстве «Знание» отдельной брошюрой. В ней было использовано примерно 88-90% текста статьи «Будущее, его провозвестники и лжепророки». Но кое-что в брошюру не вошло: цитата, например, из Экклезиаста, ссылки на Никиту Сергеевича ХРУЩОВА, ставшие в 1965-м уже неактуальными, и другие мелочи. В частности в брошюре изрядно вычищено количество упоминаний о «буржуазности» западной фантастике, а сказано более нейтрально – «англо-американская» или использованы другие аналоги.
Публикация в теоретическом и политическом журнале «Коммунист» — органе Центрального Комитета КПСС рассматривалась по сути как рекомендация ЦК. Не зря же в марте 1966 года в подписанной тогдашним зам. зав. отделом пропаганды и агитации ЦК КПСС А. ЯКОВЛЕВЫМ «Записке отдела пропаганды и агитации ЦК КПСС о недостатках в издании научно-фантастической литературы» было сказано:
— Поручить редакции журнала "Коммунист" опубликовать обстоятельную критическую статью авторитетного автора об ошибочных тенденциях в современной научно-фантастической литературе. Это необходимо, поскольку в двух статьях, опубликованных ранее на страницах "Коммуниста" (Е. БРАНДИС и В. ДМИТРЕВСКИЙ "Будущее, его провозвестники и лжепророки" № 2 за 1964 г. и М. ЕМЦОВ и Е. ПАРНОВ "Наука и фантастика" № 15 за 1965 г.), содержатся путанные оценки современной научно-фантастической литературы, всячески восхваляется творчество братьев СТРУГАЦКИХ, что, в известной степени, дезориентировало общественность.
Будущее, его провозвестники и лжепророки
В мире научно-фантастической литературы
Е. Брандис, В. Дмитревский
Наука наделяет человека безграничным могуществом. В странах социалистического лагеря она стала мощным фактором не только технического, но и социального порядка. В империалистических же государствах изумительные достижения человеческого гения оборачиваются против трудящихся, обрекают их на безработицу и нищету. Империализм использует технический прогресс преимущественно в военных целях. Крупнейшие современные научные и технические достижения, оказавшись в руках агрессоров, могут превратиться в угрозу для всей цивилизации.
Что будет завтра? Поможет ли наука избавлению народов всей земли от голода, нищеты, болезней, безработицы или станет средством уничтожения сотен миллионов людей? Этим волнующим вопросам посвящены многочисленные трактаты буржуазных философов,
экономистов и социологов. Но, отвергая объективные законы человеческого развития, отвергая исторический прогресс, идеологи старого мира бессильны предвидеть будущее. Только единственно верное марксистко-ленинское учение, доказавшее на деле свою жизнеспособность и непреоборимую силу, указывает человечеству дорогу в грядущее.
С огромной уверенностью в будущее прозвучали слова товарища Н. С. Хрущева на декабрьском (1963 год) Пленуме ЦК КПСС: «Без фантазии, основанной на реальном фундаменте, нельзя жить. Не надо быть слепым кротом. Необходимо предвидеть будущее, размышлять, намечать дальнейшие пути».
Облекать в художественные образы представления о будущем, просветлять его черты, скрытые завесой времени, — такова роль научно-фантастической литературы, которая занимает ныне заметное место в идеологической борьбе двух миров.
***
На Западе и особенно в США научной фантастике придается значение как одному из средств идеологической обработки широких масс. Достаточно сказать, что только в США активно подвизается на этом участке литературы около ста писателей, из которых не менее двадцати объявляются критикой крупнейшими фантастами современности. Ежегодно выходит сто – сто двадцать новых научно-фантастических книг, не считая многочисленных антологий и сборников.
В США сейчас издается несколько специальных журналов, выходящих большим тиражом («Galaxy», «Amazing Stories», «Fantastic Universe», «Astounding Science Fiction», недавно изменивший название на «Analog», «Fantasy and Science Fiction» и другие). Кстати, последний из упомянутых журналов имеет параллельные издания в Англии, Франции, Италии, Японии и скандинавских странах. Разработана целая система присуждения премий за лучшие научно-фантастические произведения года. Самая почетная установлена в честь Гуго Гернсбека, который считается одним из основоположников англо-американской научной фантастики. Если даже отвлечься от шумихи и крикливой рекламы – обязательных спутников литературного бизнеса – то все же нельзя не обратить внимания на большую популярность научной фантастики.
Пользуясь этим, издатели-монополисты массовыми тиражами выбрасывают на книжный рынок «полуфабрикаты» и просто «эрзацы», рассчитанные на дешевые вкусы обывателей. В мутном потоке такой беллетристики находятся и многочисленные комиксы с изображением в картинках и описанием «подвигов» суперменов, и приключенческие романы «ковбойского типа», и стандартные детективные истории, и книги, которые называются просто «фантазиями». В этих последних раскрываются тайны «потустороннего мира», вводятся в действие сатанинские силы, призрачные властители звездных систем и галактик и прочий мистический вздор. Авторами таких «произведений» нередко являются магистры астрологии, доктора оккультных наук и преуспевающие спириты. Но сейчас нас интересуют буржуазные писатели, признанные ведущими представителями современной англо-американской фантастики, и книги, в которых наиболее отчетливо выражены их представления о будущем.
Первое, что бросается в глаза, — социальные пророчества английских и американских фантастов исходят не из идеи прогрессивного развития общества (на основе чего создавались все классические утопии), а из идеи регресса, угасания, вырождения, возвращения вспять, грядущей гибели человечества. Слово «утопия» к современной западной фантастике применимо только с частицей «анти», и недаром буржуазные критики и писатели сами употребляют термин «антиутопия», когда речь заходит о социальной фантастике. Например, американский теолог Уолш Чед, преподающий богословие в кембриджской епископальной школе (штат Массачусетс), в книге с весьма выразительным названием «От утопии к кошмару» (Лондон, 1963) вынужден констатировать непреложный факт: утопический роман в западной литературе прекратил свое существование в XX веке; на смену ему пришел роман антиутопический, рисующий будущее в самом мрачном свете. «Антиутопия» — одно из красноречивых выражений идейного кризиса и духовного обнищания буржуазии. А между тем Уолш Чед наивно объясняет гибель утопии угрозой атомной войны и возникновением «тоталитарных режимов», провозглашая при этом «антиутопию» идейным оружием «западной демократии».
Подобные романы как раз и пишутся для того, чтобы сеять у людей уныние и неверие в светлое будущее человечества. В нашей печати давно уже получила подобающую оценку «антиутопия» реакционного писателя Олдоса Хаксли «Великолепный новый мир» — откровенный пасквиль на идеал коммунистического общества. И в предсмертной книге «Остров» (1962) Хаксли проявляет себя как воинствующий антигуманист.
Вымышленный остров Пала, жители которого, по представлениям автора, достигли высшего общественного прогресса и благополучия, становится жертвой агрессии и возвращается в орбиту капиталистического мира со всеми его противоречиями. «Мы все грешники на одном космическом корабле,- говорит один из героев романа,- и корабль этот постепенно погружается… Отдельные крысы пробуют бежать с него, но им не удастся уйти далеко. История да и другие крысы всегда позаботятся, чтобы они потонули со всеми остальными. Вот почему у Палы нет ни малейшей надежды».
«Нет ни малейшей надежды…» Этот мотив доминирует почти во всех произведениях буржуазной западной научной фантастики — и когда человек сталкивается со стихийными силами природы и с общественной неустроенностью и когда он вовлекается в водоворот политических страстей и пытается осознать свое назначение в непонятном, пугающем его мире…
Беспомощность человека перед беспощадными силами мироздания, неумолимыми и неотвратимыми, — так можно охарактеризовать одну из самых распространенных тем, которым посвящены десятки романов, рассказов, повестей.
В 1961 году в Лондоне и одновременно в Нью-Йорке вышел роман Брэйна Элдиса «Долгие сумерки Земли». Писатель использует сомнительную астрономическую гипотезу о предстоящем разогревании Солнца. Яростно пылающее светило постепенно уничтожает все живое на Земле. Низкорослые зеленокожие существа с дикарскими обрядами — все, что осталось от человечества, — прячутся в дуплах деревьев. Нет ни городов, ни селений. Память о прошлом утеряна. Единственные орудия труда — палка и камень.
Не сулит людям ничего хорошего и роман молодого английского писателя Баларда «Потонувший мир» (Лондон, 1963). Эксплуатируя ту же астрономическую гипотезу, автор возвращает Землю к триасовой эпохе. Растопленные солнцем ледяные шапки полюсов поднимают уровень мирового океана. Значительная часть суши находится под водой, а уцелевшая заросла миазматическими джунглями. Цивилизация постепенно угасает, хотя люди еще пытаются, — правда, без большого успеха — бороться за существование. Сюжет романа связан с историей одной археологической экспедиции, пытающейся на месте потонувшего Лондона найти какие-нибудь материальные ценности.
Ничего нового эти писатели не выдумали! Еще накануне первой мировой войны и в годы войны на Западе появлялись фантастические романы о грядущей гибели нашей планеты. Один из них, «Гибель Земли», был написан, между прочим, известным французским беллетристом Рони-старшим. Писатель положил в основу романа прямо противоположную гипотезу — постепенное охлаждение солнца, которое приводит людей к таким же бедствиям.
Если в этих романах человечество погибает по не зависящим от него причинам, то в целой серии других, порожденных военным психозом и термоядерной истерией, цивилизация уничтожается в результате опустошительных тотальных войн.
Пол Андерсон в рассказе «Прогресс» (1961) изображает жизнь на Земле через несколько столетий после атомной мировой войны, которая каким-то чудом не коснулась коренных жителей Новой Зеландии — маорийцев. Став лидирующей нацией, они способствуют искусственному разъединению народов, раздроблению государств и препятствуют развитию тяжелой промышленности даже там, где оно возможно. Когда в Индии под руководством браминов, опять занявших ведущее положение, заново открывается атомная энергия, группа маорийцев тайно разрушает построенный там термоядерный реактор. «Слава богу! Мы имели уже однажды высокую технику и знаем, к чему это приводит!» С точки зрения маорийцев, а может быть, и самого автора, человечеству для благополучия и счастья вполне достаточно парусных судов, ветряных мельниц и приливных электростанций, сохранившихся от прошлого.
А вот Самюэль Делани, автор романа «Драгоценности Эптора» (Нью-Йорк, 1962), заглянув на полторы тысячи лет вперед, нашел на нашей бедной Земле людей, переродившихся вследствие многочисленных мутаций, и странных чудовищных животных, возникших в результате радиоактивных излучений. Само собой разумеется, что от цивилизации почти ничего не осталось. Вместо науки — идолопоклонство и магия. Разрозненные мелкие государства ведут между собой бесконечные бессмысленные войны.
Эти мрачные пророчества прямо перекликаются с пессимистическими взглядами многих буржуазных ученых и публицистов, не верящих в способность народов предотвратить угрозу всеобщего самоубийства. «Человечество уподобилось пороховнице, в которой свободно дерутся дети с карманами, полными спичек»,- пишет французский буржуазный политический деятель Рене Жилуэн в книге с пугающим названием «Современный человек — свой собственный палач». Считая, что наука и техника на их нынешнем уровне выросли в грозную мистическую силу, несущую людям неминуемую гибель, Жилуэн пророчествует: «День и час катастрофы — неизвестны. Нельзя предвидеть случай, который ее вызовет. Но то, что она должна произойти и, притом, скоро, — очень очевидно».
В очень трудном положении оказываются буржуазные фантасты, пытающиеся в рамках «антиутопии» выдвинуть программу спасения той части человечества, которая, может быть, уцелеет после водородных бомб. Конечно, самый простой способ — черпать социальные идеи из старого опыта человечества. Таковы патриархально-пастушеская идиллия, военно-феодальные клановые отношения или, на худой конец, возвращение к «доброму» капитализму «викторианской эпохи». Кстати, каждый из этих вариантов реставрации прошлого имеет своих теоретиков. Так, например, католический социолог Ж. Бардэ, автор нашумевшей книги «Завтра — 2000-й год!», видит панацею от всех бед в создании феодально-теократического государства: «Единственная среда, где человек может избежать поглощения машинами, вновь обрести ритм космоса и бога,- это деревня».
Уже упоминавшийся Пол Андерсон в новой повести «Не будет перемирия с королями» (1963), перекликаясь с модной теорией «децентрализованного общества», продолжает развивать свою излюбленную идею о возвращении к земле и полунатуральному хозяйству на мелкофермерской основе. Действие отнесено примерно на полвека вперед, когда после очередной войны Америка раздробилась на мелкие государства. Наука и техника еще сохраняются, но на очень примитивной основе. Есть машины, но нет бензина, есть радио, но нет источников энергии. Попытка консолидации слабо объединенных территорий под руководством пришельцев из другого мира пресекается консерваторами, на стороне которых все симпатии автора. Пришельцы уничтожены, все остается, как было.
А вот напечатанный в 1962-1963 годах на страницах журнала «Аналог» роман «Викинги пространства» популярного американского фантаста Бима Пайпера. Чего только тут нет! Колонизация звездных систем, пиратские набеги на планеты, приключения в космосе героя-супермена, носящего звучное имя «барон Траск оф Траскон», борьба с демагогом, установившим фашистскую диктатуру на планете Мардук, преследование по галактическим трассам похитителя невесты героя и так далее и тому подобное.
Но за всем этим калейдоскопом ошеломительных событий неизменным остается одно — война всех против всех. Этот роман, написанный опытной рукой и рассчитанный на самого широкого потребителя, в данном случае интересует нас лишь постольку, поскольку автор выражает в них свои политические воззрения. Буржуазная демократия, по мнению Пайпера, окончательно дискредитировала себя. Она порождает фашистскую диктатуру. Каков же выход? И тут фантазия Пайпера обращается к далекому прошлому. Во всей Вселенной, по автору, торжествует военно-феодальный строй раннего средневековья с иерархической лестницей от выборного короля межпланетных викингов до рядового дружинника-пирата.
Феодальный строй, но уже в галактических масштабах, утверждается и Ван Фогтом в романе «Мудрец из Линна» (1962).
Фантастика в подобных произведениях (им несть числа!) устремлена не вперед, а назад, не к будущему, а к прошлому. И в этом есть своя закономерность: буржуазные писатели вслед за философами и социологами проповедуют релятивизм, бессилие разума перед таинственной и непостижимой Вселенной, иллюзорность социального прогресса. История понимается ими как вечный круговорот событий: что было, то будет вновь. К такому «открытию» буржуазные историки пришли еще в XIX веке. Подобная «концепция» продолжает существовать и поныне. Английский профессор А. Тойнби провозгласил «великий серийный порядок» со стадиями кризиса и распада; небезызвестный Питирим Сорокин, подвизающийся в США, — повторяемость социальных процессов в разные исторические периоды; другой американский социолог, К. Райт, утверждает, что история, проходя различные циклы, возвращается к исходному пункту. Почти по Экклезиасту: «Идет ветер к югу и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги свои».
Таким образом, исторический фатализм становится как бы защитной реакцией идеологов старого мира и сводится в конечном счете к проповеди бесцельности борьбы народов за социальный прогресс, за свое лучшее будущее.
Самая характерная черта англо-американской буржуазной фантастики нашего времени — проецирование на будущее отношений сегодняшнего дня, общественных проблем, событий и конфликтов, свойственных современному капитализму. Так, писатели переносят противоречия империализма в воображаемые миры, в космос, где царят те же отношения господства и подчинения, колониальная политика, волчьи законы грабежа и наживы.
«Основные проблемы общественного уклада, вроде проблемы собственности на средства производства, — замечает известный польский писатель-фантаст Станислав Лем, — являются как бы неприкосновенными для всей американской фантастики и стоят вне рамок дискуссии. Поэтому даже острая критика монополистических финансовых трестов, содержащаяся подчас в книгах американских фантастов, не сопровождается какими-либо выводами. Законы общества, в котором они живут, представляются американским писателям столь же неизменными, как законы природы. Хаотические сцены схваток в сфере «свободной» капиталистической конкуренции или изображение обществ, управляемых с помощью электронных мозгов, — вот единственная альтернатива американской фантастики».
Эти темы и идеи переносятся даже в ... космос. На нашей планете в разных странах появляются какие-то таинственные люди, обладающие неограниченными средствами. Они скупают земли, дома, предприятия, драгоценности — одним словом, все, что имеет какую-нибудь ценность. Оказывается, это пришельцы из космоса! Изучив методы концентрации капитала финансовыми монополиями, они маскируются под людей, чтобы захватить без кровопролития жизненное пространство и колонизовать нашу планету… Таков сюжет романа Клифорда Саймака «Они ходили, как люди» (Нью-Йорк, 1962).
Итак, капиталистическая формация остается фундаментом для всех социологических построений как в буржуазной науке, так и в буржуазной литературе. Однако современный капитализм настолько себя дискредитировал, что даже, по мнению его адептов, нуждается в некоторой трансформации.
Одна из самых распространенная теория периода общего кризиса капитализма — создание технократического государства. Джеймс Бернхэм, автор нашумевшей книги «Революция управляющих» (1940), считает, что руководящая роль в обществе должна принадлежать (и уже отчасти принадлежит) высококвалифицированным организаторам производства: директорам предприятий, администраторам, главным инженерам, которые должны сосредоточить в своих руках и верховную власть в государстве. Идеи технократии в истолковании Бернхэма и его последователей выражают идеологию современного монополистического капитализма и направлены против социалистической революции.
С теорией технократии смыкается и отчасти даже вытекает из нее не менее реакционная теория «элиты». Суть ее сводится к резкому противопоставлению «пассивной массы» и высокоодаренных индивидов, которые в силу интеллектуального превосходства призваны управлять и господствовать. Есть только некоторые нюансы в толковании понятия «элиты». Одни видят в ней закономерный продукт развития техники, другие (американский социолог Эмиль Ледерер) относят к элите людей, наделенных «харизмой» (божественной благодатью), третьи объясняют ее происхождение биопсихологическими фактами: «гены выдающихся личностей» (английский биолог Дарлингтон), «экстраординарная физическая и нервная энергия» (Шумпетер) и т. д. Хотят или не хотят этого приверженцы подобных взглядов, но и теория технократии и теория элиты объективно утверждают и пропагандируют в завуалированной, а иногда и в совершенно недвусмысленной форме диктатуру монополистического капитала.
В научной фантастике с ее социологическими «прогнозами» и взглядами на будущее науки и техники, эти идеи, естественно, находят свое отражение.
В Англии и США широко популярен и часто переиздается роман Мак Интоша «Придуманный мир». Автор рисует картину идеального, по его мнению, общества будущего. Всеобщее благополучие обеспечивается кастовой системой. Каждый человек, достигший определенного возраста, подвергается испытаниям на знания и способности. Не желающие держать испытаний остаются вне интеллектуального ранга. Они носят черные значки и выполняют самую примитивную работу. Над ними распределяются по восходящим ступеням Серые, Коричневые, Пурпурные, Красные, Оранжевые, Желтые и Белые. Каждая категория и подразделения внутри нее определяют не только интеллектуальные способности и возможности, но и соответствующие привилегии. Самая высшая категория — носители Белой Звезды. Таких всего несколько десятков. Пришельцы с другой планеты, задумавшие завоевать Землю, настолько восхищены этим совершенным общественным устройством, что отказываются от своих агрессивных замыслов и становятся единомышленниками землян.
К чему на деле может привести режим технократии, видно из повести Мак Рейнольдса «Спикизи»*, опубликованной в январе прошлого года в журнале «Fantasy and Science Fiction», Действие происходит в Америке в XXI веке. Капиталистическое общество реорганизовано на функциональной основе. Юристы стоят во главе государственного аппарата, инженеры управляют производством, врачи ведают здравоохранением и т. д. Назначение на вакантные должности производится вышестоящим начальником. В конце концов это приводит к тому, что все должности в иерархической системе управления фактически становятся наследственными, так как отцы назначают на лучшие посты своих сыновей. Все стабилизировалось, людям не к чему стремиться, исчезают стимулы для дальнейшего развития. На страже этой системы находятся не только государственные институты насилия, но и религия, нечто вроде буддизма, проповедующая покорность судьбе. Самое высокое звание «Герой-технат» — не присуждалось уже больше тридцати лет, ибо нет людей, которые стремились бы чем-то отличиться перед обществом. И когда группа инакомыслящих пытается провести некоторые реформы, чтобы спасти государство от застоя, заместитель начальника полиции, воспользовавшись создавшимся замешательством, уничтожает реформаторов вместе с министрами и… устанавливает диктатуру «сильной личности».
Наши читатели знают современную научную фантастику Запада по сборнику американских новелл, выпущенному Издательством иностранной литературы, и по отдельным рассказам, появляющимся время от времени в периодической печати. Если судить по этим переводам, то можно вынести ошибочное представление, будто буржуазная научная фантастика наших дней в общем аполитична и довольно безобидна. Более того, некоторые рассказы увлекают умело построенным сюжетом, интересной выдумкой и остроумными допущениями. Хотя наука и техника сами по себе меньше всего занимают воображение западных фантастов. Высокий технически потенциал и крупные научные достижения скорее лишь подразумеваются и служат как бы трамплином для переброски героев в необыкновенную обстановку.
Наибольшей известностью пользуется у нас творчество Рэя Бредбери, талантливого американского писателя, доводящего до сатирического гротеска теневые стороны современного капиталистического мира. Гуманистическая направленность произведений Бредбери не вызывает сомнений. Но главное зло он видит не в социальном устройстве буржуазного общества, а в бурном развитии науки и техники. Подавляющих человеческую личность. Свою тревогу за судьбы человечества и многовековую культуру он выражает в мрачных фантастических образах, доходящих иной раз до кошмарных галлюцинаций.
Но есть и такие американские фантасты, которые не гнушаются откровенной антисоветской пропаганды, отдают свои перья на службу самой черной реакции. Чтобы нашим читателям было ясно, как изготовляется подобная стряпня, приведем типичную схему типичного антисоветского романа. Автор его Филипп Уайли в начале сороковых годов позволил себе даже острую критику «американского образа жизни» в книге «Поколения змей», создавшей ему репутацию «левого» писателя. Но в своем новом романе «Триумф» (1963) Уайли сделал поворот на сто восемьдесят градусов.
Это действительно триумф человеконенавистнической клеветы! Здесь в несчетный раз изображается гибель жизни на Земле: русские лидеры обрушили на Северное полушарие запас термоядерных бомб, предварительно укрыв в подземных убежищах Сибири нужных им людей.
Эта операция преследовала две задачи: во-первых, раз и навсегда покончить с «холодной войной», и, во-вторых, запугать народы Южного полушария и навязать им коммунизм. Но пресловутый «ответный удар» с американских атомных подводных лодок уничтожил… население Советского Союза. И в итоге этой молниеносной тотальной войны уцелело лишь несколько человек в Северной Америке, вынужденных скрываться в атомных убежищах от смертельной радиации.
Конечно, антикоммунистическая пропаганда в такой грубой форме рассчитана на политическую слепоту обывателей. Для читателя с более развитым интеллектом создаются произведения, претендующие якобы на объективность и глубокомыслие. Таков, например, фантастический роман французского писателя Сержа Кансера «Волки в городе» (Париж, 1962).
Перенеся действие в XXI век, автор постулирует торжество коммунизма на всех материках земного шара. Материальные потребности полностью удовлетворяются, социальные противоречия давно забыты, наука и техника достигли высочайшего уровня. И тем не менее люди несчастливы. Почему? Прежде всего «осталась старая рана: душевный разлад индивидуума, постоянно страдающего от столкновения личных желаний с общественной сущностью». Это старая песня! Противники коммунизма еще в прошлом веке утверждали, что гармония между личным и общественным недостижима, что учение Маркса и Энгельса будто бы направлено на подавление индивидуальной свободы, а потому противоестественно.
По мнению С. Кансера, отсутствие социальных противоречий, свойственных капитализму, лишает изображенное им общество стимула для дальнейшего развития: «История революций кончилась с рождением человека-робота. Назревает смерть человечества, не понявшего, что его существование поставлено под вопрос уже не угрозой термоядерной катастрофы, а мелкими каждодневными привычками». Это и приводит в конце концов к бунту молодого поколения. Скука и бездеятельность порождают разврат, бессмысленные преступления, ненависть к родителям. «Перевешаем всех отцов!» — вопит сын главного героя романа Люк. Молодые люди в этом романе бунтуют не против смерти, а против жизни, ибо они лишены идеи, ради которой стоит жить. «Антиутопия» С. Кансера не менее характерна для современной западной литературы, нежели клеветнические романы типа произведений Уайли.
В буржуазной научной фантастике, так же как в философии и социологии, все сводится в конечном счете к сознательному или бессознательному стремлению увековечить существующий строй и привилегии господствующих классов. Вот почему завтрашний день человечества в изображении этой литературы полон потрясений и катастроф, бессмысленных, ничего не меняющих в социальной структуре или — еще хуже — отбрасывающих человечество назад, к первобытной диктатуре дубины и ножа. На защиту старого мира поднимаются свирепые «ангелы смерти» в обличии всемогущих ученых, политиков, начальников секретных служб, владеющих неслыханными истребительными средствами и широчайшей возможностью карать непокорных везде и всюду: от тесных городов нашей планеты до отдаленных галактик.
Ему бросилось в глаза, что советские писатели в своих построениях исходят из предпосылки: «если коммунистическое общество будет существовать, то благородство и доброта человека будут свободно развиваться и люди — жить в любви и согласии». В качестве иллюстрации Азимов приводит три совершенно разных по содержанию рассказа из сборника: «Сердце змеи» И. Ефремова, «Шесть спичек» А. Стругацкого и Б. Стругацкого и «Суд над танталусом» В. Сапарина. Азимова удивляет, что Ефремов, изображая в своем рассказе встречу в космосе двух звездолетов — с Земли и с какой-то далекой неизвестной планеты, — приходит к выводу, что такая встреча закончилась не враждебным столкновением, а первым контактом, основанным на взаимопонимании, дружбе и согласии. Азимову, видимо, кажется более естественным допущение, сделанное американским фантастом Мюрреем Лейнстером в рассказе «Первый контакт». Аналогичная встреча двух звездолетов приводит там к конфликту, и развязка соответствует обычной «психологии хитрой бизнесменской практики»: происходит вероломный захват чужого звездолета. Но ведь «Сердце змеи» Ефремова как раз и задумано как полемическое противопоставление «Первому контакту» Лейнстера и другим подобным произведениям!
А дальше следует такое рассуждение. «Я думаю,- пишет Азимов, — что если стать на точку зрения достаточно скептическую, то можно предположить, что эти рассказы были написаны специально для американских читателей и написаны с целью смутить нас и ослабить нашу волю, что советский человек вообще не увидит этих рассказов, ибо он питается идеями всеобщей ненависти». Правда, после этого чудовищного домысла Азимов делает оговорку: «Однако я этому не верю. Разумнее предположить, что рассказы действительно написаны для советского читателя, но они тщательно отобраны и потому не являются типичными. Чтобы проверить это, нужно только найти журналы советской фантастики и просмотреть весь материал без отбора».
Авторам этих строк по роду своей литературной работы приходится из года в год прочитывать все или почти все произведения советской научной фантастики, которые печатаются в журналах, альманахах, сборниках или выходят отдельными изданиями. И мы можем заверить господина Азимова, что тот высокий гуманизм, который он нашел в нескольких рассказах, «отобранных для американских читателей», является неотъемлемым и типичным признаком советской научной фантастики, как и всей советской художественной литературы в целом.
А этого гуманизма, взаимопонимания, веры в лучшее будущее всего человечества мы как раз и не обнаруживаем в подавляющем большинстве американских научно-фантастических произведений, хотя, и не собираемся мазать их одной краской. Ведь недаром сам Азимов вынужден признать, что современной американской научной фантастике вообще не свойственна идея социальных преобразований, так как, по его словам, «наши писатели-фантасты серьезно сомневаются в том, что какое-либо новое общество будет лучше… что какие-либо приемлемые преобразования автоматически приведут к утопии».
Мысли, высказанные Азимовым, могут служить лишь подтверждением того, что даже честные американские интеллигенты настолько оглушены официозной антикоммунистической пропагандой, что часто не в состоянии отличить черное от белого.
Между тем принципиальное отличие нашей научно-фантастической литературы от литературы буржуазного Запада имеет объяснение: советские писатели строят свои представления о развитии общества и наук о природе, опираясь на прочный теоретический фундамент. Только идеология научного коммунизма открыла путь от беспочвенных утопий к обоснованным социальным предвидениям, которые воплощаются в жизнь на наших глазах. «Построение коммунистического общества стало непосредственной практической задачей советского народа,- говорится в Программе КПСС.- Постепенное перерастание социализма в коммунизм — объективная закономерность; оно подготовлено всем предшествующим развитием советского социалистического общества».
Если Программа партии указывает конкретные перспективы строительства коммунизма на ближайшие два десятилетия, то писатели-фантасты заглядывают вперед на века. Но как бы воображение ни обгоняло действительность, советские фантасты всегда стараются соизмерять свои мечты о будущем с объективными законами общественного развития. Отсюда совершенно естественный для произведений советского научно-фантастического жанра жизнеутверждающий оптимизм, неистребимая вера в могущество разума, способного преобразовать и природу, и общество, и самого человека. Потому безграничный прогресс науки и техники при коммунизме представляется нашим писателям величайшим благом. И, как следствие этого, традиционная в научной фантастике тема — человек и машина — неизменно решается в пользу человека: машина, как бы она ни была «самостоятельна», всегда будет нашим другом и помощником, а не соперником и врагом, таящим угрозу для цивилизации!
Но ошибочно было бы полагать, что в научно-фантастических произведениях советских писателей коммунистическое будущее изображается в тонах сплошной идиллии: полное благополучие, самоуспокоенность, отсутствие всяких конфликтов. Напротив! Герои произведений, действие которых происходит в близком или далеком будущем, вечно в исканиях, они испытывают чувство неудовлетворенности достигнутым, дающее стимул к дальнейшему поступательному движению, полны жажды деятельности, задумывают и совершают грандиозные дела, идут на великие подвиги. И если им приходится жертвовать собой в извечной борьбе с природой, то даже гибель их звучит оптимистически.
Так качества нового человека раскрываются в разных аспектах, но на высшей морально-этической основе, отвечающей сознанию человека коммунистической эпохи.
Мы не ставим своей задачей дать обзор современной советской научно-фантастической литературы или подробно останавливаться на творчестве отдельных писателей. Хотелось бы только показать, как трактуется в нашей фантастической литературе тема будущего.
А. В. Луначарский еще в 1929 году говорил: «Величайшие утопические романы будут написаны в нашей стране, и очень скоро, можно дать голову на отсечение. Тем более, что мы будем бороться за осуществление этой утопии».
Первые попытки изображения будущего общества были сделаны в советской литературе в двадцатых-тридцатых годах (В. Итин «Страна Гонгури», Я. Окунев «Грядущий мир», Я. Ларри «Страна счастливых», А. Беляев «Звезда КЭЦ» и др.).
После XX съезда КПСС необычайно активизировались все роды литературы, в том числе научная фантастика. Появился, скажем, широко известный социально-фантастический роман И. Ефремова «Туманность Андромеды». На примере этого романа видно, что осуществленный социализм вносит качественные изменения в прежнее понятие «утопии». Прекраснодушные мечты утопистов, создававших в отрыве от общественной практики свои воображаемые «города Солнца», уступили место научно обоснованным социальным построениям. Открылась возможность заглянуть в близкие и далекие дали. Этой возможностью вслед за И. Ефремовым воспользовались и другие советские писатели, стремящиеся изобразить будущее общество и людей будущего. Среди них – Аркадий и Борис Стругацкие, опубликовавшие за последние три-четыре года несколько повестей, связанных общими героями, переходящими из книги в книгу («Страна багровых туч», «Путь на Амальтею», «Возвращение (Полдень, XXII век)», «Стажеры»), Г. Мартынов («Каллисто» и «Гость из бездны»), И. Забелин («Пояс жизни») и др.
Идея непрерывного совершенствования человека и раскрытия всех его духовных и физических возможностей окрыляет воображение наших писателей. В научно-фантастической литературе утверждается образ нового человека, свободного от родимых пятен прошлого и могущего стать вдохновляющим примером для наших молодых современников. Если И. Ефремов в «Туманности Андромеды» вполне сознательно приподнимает своих героев над людьми нашего времени, то братья Стругацкие переносят на людей будущего черты наших лучших современников. Они исходят из той мысли, что через двести-триста лет большинство людей будут такими, какие сегодня кажутся исключительными.
Необычные для нас условия и обстоятельства, в которых действуют герои Стругацких, порождают новые этические нормы и правила поведения. Так, молодые стажеры на космических кораблях, посещающих все уголки солнечной системы, держат экзамен и на высокие человеческие качества... Этический пафос Стругацких находит яркое выражение в их новой повести «Попытка к бегству», где утверждается верная мысль, что нельзя совершить «прыжок» в коммунизм, минуя трудности настоящего. Право войти в коммунизм завоевывается делами сегодняшнего дня!
В романе «Каллисто», предназначенном для читателей школьного возраста, Г. Мартынов нарисовал широкую картину нового общественного устройства, перенеся действие на воображаемую планету, которая, по мысли автора, является прообразом завтрашнего дня Земли. Эта книга нашла отклик среди юных читателей, и нельзя преуменьшить ее воспитательное значение. И в романе «Гость из бездны», где наш современник Волгин, перенесенный волею автора в грядущие времена, становится свидетелем и участником великих свершений наших далеких потомков, и в своем последнем романе «Гианея» Г. Мартынов успешно разрабатывает все ту же неисчерпаемую тему.
Атмосфера светлого будущего присутствует и в произведениях, не связанных с традициями утопического романа. О чем бы ни писали советские фантасты, в их книгах проступают контуры нового общественного устройства и намечаются новые отношения между людьми.
Читая философско-фантастические повести Геннадия Гора «Докучливый собеседник», «Странник и время», «Кумби», посвященные перспективным проблемам биологии, психологии и кибернетики, мы сталкиваемся с тем же комплексом социальных вопросов, только решенных под иным углом зрения. И для Гора новый человек – носитель не только высокого интеллекта, но прежде всего – высокого нравственного сознания. Именно поэтому, сталкивая в самых невероятных ситуациях человека с наисовершеннейшей кибернетической машиной, Г. Гор развертывает целую систему доказательств в подтверждение своего исходного тезиса: никакая «думающая» машина не заменит человека, живущего богатой, разносторонней общественной жизнью. С памфлетной остротой решают «кибернетические конфликты» и новеллисты А. Днепров и И. Варшавский.
С социальными проблемами будущего неразрывно связана широко распространенная в научной фантастике тема «первых контактов». Мы уже говорили, что советские писатели решают ее только в гуманном плане. В романтической повести Г. Альтова и В. Журавлевой «Баллада о звездах» люди оказывают помощь разумным существам на одной из планет в системе Сириуса. Эта планета в силу законов тяготения должна изменить орбиту и надолго отойти от своих двух солнц. Превратить с помощью кремниевой цепной реакции единственный спутник этой планеты в маленькое непотухающее солнце — таков грандиозный план, задуманный людьми Земли в дни, когда «Флаг Объединенного Человечества» уже развевается на многих планетах, открытых отважными исследователями далеко за пределами солнечной системы.
Превосходство коммунистической идеологии над буржуазной придает советским писателям веру в разум, в беспредельную доброту и могущество Человека, который сумеет в конце концов построить счастливый и свободный мир на всей Земле. К этому сводится главная мысль нового фантастического романа А. Казанцева «Льды возвращаются». Советские ученые создают Б-субстанцию, останавливающую расщепление атомных ядер. Злонамеренная попытка кучки американских монополистов искусственно воздействовать на внутрисолнечные ядерные процессы с помощью той же Б-субстанции кончается крахом: агрессоры встречают решительный отпор не только со стороны социалистического лагеря, но и со стороны собственного народа. Солнце Жизни и Солнце Разума никому и никогда не удастся потушить!
Можно было бы привести немало примеров, говорящих о том, что все построения и гипотезы советских фантастов неотделимы от коммунистического гуманизма. И хотя новая книга И. Ефремова, «Лезвие бритвы», строго говоря, не относится к научно-фантастическому жанру, ни в каком другом произведении проблемы формирования духовных и физических качеств нового человека не ставятся столь широко и многогранно. Если «Туманность Андромеды» — роман о влиянии науки на развитие общества, то «Лезвие бритвы» — роман о влиянии науки на самого человека. Писатель своим произведением говорит: внутри каждого из нас таятся нераскрытые могучие силы, пробуждение и развитие которых в наших условиях ведет к подлинному духовному богатству и личности и коллектива.
В любой досоциалистической формации условия жизни не допускают сколько-нибудь серьезной постановки и тем более решения такой проблемы. И. Ефремов, используя новейшие достижения разных наук, доказывает, что задача развития всех потенциальных возможностей, заложенных в человеке, должна решаться уже в наши дни. Вместе с тем он показывает, что естественное стремление к добру и красоте, свойственное людям всех наций, всех стран — от Италии до Индии, где развертывается действие романа, — гаснет, погибает или обращается в свою противоположность при капиталистическом строе. Строя роман на огромном научно-познавательном материале, И. Ефремов включает в сферу своих интересов биологию и медицину, психологию, педагогику, этику, эстетику, критику религиозных и философских учений и т.д. «Лезвие бритвы» в целом противопоставляет идеологию коммунизма — капиталистической идеологии через сравнительный показ основ поведения человека в разных социальных условиях.
Несмотря на то, что приключенческий сюжет вступает в противоречие с очень сложным научным содержанием и разрыхляется всевозможными отступлениями, это произведение можно рассматривать как смелую и пока единственную в своем роде попытку создания научного романа нового типа.
Как логический вывод из всех рассуждений автора звучат слова его главного героя, советского ученого Гирина, доказывающего в споре с индийскими философами, что подлинное преобразование человека возможно только при коммунизме. «Почему?- наверное, спросите вы. — Я отвечу — потому, что никакая религия или другая идеология не обещает равной жизни на земле каждому человеку — сильному и слабому, гениальному и малоспособному, красивому и некрасивому. Равной со всеми в пользовании всеми благами и красотами жизни теперь же, не в мнимых будущих существованиях, не в загробном мире».
Мы попытались выделить некоторые принципиально общие черты, которые дают ключ к пониманию идейной направленности советской научно-фантастической литературы. Но было бы ошибочно пренебрегать высоким эстетическим критерием, определяющим достоинство любого художественного произведения. Делать скидки на «специфику жанра» — значит выводить научную фантастику на периферию большой советской литературы.
Во многих упомянутых произведениях авторам удалось правдоподобно и выразительно показать новую общественную среду, научно-технические достижения, детали быта, картины еще не существующих прекрасных городов, преобразование природы и даже воображаемые пейзажи на планетах других звездных систем. Но далеко не всегда убедителен образ нового человека. Дело в том, что наш современник, механически перенесенный в будущее, органически не сливается с этой новой средой. Или, наоборот, люди будущего настолько абстрагируются от условий нашего времени, что теряют свою «трехмерность».
Создать образ нового героя, человека будущего – задача чрезвычайно сложная. Поиски, которые ведутся в этом направлении, еще не привели к желаемому успеху.
***
Следует прямо сказать, что у нас, в Советском Союзе, все еще недооценивается роль научно-фантастической литературы в осмыслении будущего и еще меньше учитывается ее значение как действенного идеологического оружия. Об этом свидетельствует, в частности, невнимание к такому нужному жанру как фантастический памфлет, бичующий империалистов, колонизаторов, поджигателей войны. Видимо, только этим можно объяснить, что в активе нашей литературы есть лишь несколько подобных произведений. Это прежде всего великолепная киноповесть Л. Леонова «Бегство мистера Мак-Кинли». Напомним также романы Л. Лагина «Патент AB», «Атавия Проксима», романы С. Розвала «Лучи жизни» и «Невинные дела».
До сих пор, к сожалению, продолжает существовать ошибочное мнение, что научная фантастика – всего лишь разновидность приключенческой беллетристики для детей и юношества. Толстые литературные журналы, как правило, вообще пренебрегают этим жанром. Такие произведения почти не рецензируются. Исключение составляют недодуманные плохо написанные книги, которые дают благодарный материал для фельетонов. Дискуссии по научной фантастике, которые изредка возникают на страницах «Литературной газеты», ограничиваются второстепенными вопросами, не затрагивающими коренных проблем развития жанра. Достаточно вспомнить недавнее обсуждение романа А. Казанцева «Внуки Марса».
Между тем после XX съезда и особенно после запуска первого в мире искусственного спутника Земли начался приток молодых сил в научно-фантастическую литературу. В Москве, Ленинграде, Киеве, Харькове и баку при журналах и издательствах созданы творческие объединения писателей-фантастов. Издательства «Молодая гвардия», «Детская литература», «Знание» не только выпускают книги фантастов, но и регулярно издают сборники и альманахи, которые в какой-то степени заменяют отсутствующий специальный журнал.
Исключительная популярность этого самого молодого в нашей литературе жанра подтверждается тем, что любая научно-фантастическая книга, каким бы высоким тиражом она ни была издана, не залеживается ни на прилавках книжных магазинов, ни на библиотечных полках. Поэтому особенно важно не только открыть широкую дорогу новым научно-фантастическим произведениям в печать, но и нацелить писателей на решение главной задачи: создавать такие научно-фантастические книги, которые служили бы средством возбуждения трудовой и творческой энергии, воспитывали бы дерзновение, мужество, пытливость ума, коммунистическую нравственность и другие качества нового человека, живущего в новом мире.
*Speak easy (англ.) – говори без стеснения. Так называются «забегаловки» и дешевые ночные кабаки в США.
** Это перепечатка сборника, выпущенного в Москве на английском языке Издательством литературы на иностранных языках.
Журнал «Коммунист», 1964, № 2, стр. 75-86.
P.S. Как сказано в библиографиях, статья Евгения БРАНДИСА и Владимира ДМИТРЕВСКОГО «Будущее, его провозвестники и лжепророки» была опубликована в октябрьском выпуске журнала «The Magazine of Fantasy and Science Fiction» за 1965 год. Однако это не так. В американском журнале был опубликован лишь небольшой отрывок из нее, который я представлю в обратном переводе с английского в ближайшую неделю в своей колонке без выхода в «Калейдоскоп фантастики».