Если бы все хроники XII-XIII века были такими, я бы только их и читала, потому что ничего более комического и при этом одновременно познавательного и вообразить нельзя.
Робер де Клари был непосредственным участником Четвертого Крестового похода, того самого, когда французы с венецианцами собирались идти в Вавилон или Александрию (тоже не совсем понятно, зачем, правда), но как-то так самого вышло, что они завоевали и разглабили вполне христианский Константинополь. И положили конец цвету Византийской империи, основав на ее месте империю Латинскую.
Прелесть хроники Клари — в его изумительной, местами даже вопиющей непосредственности, которая по искренности эмоций и восторженности, а также наивности в описании событий и попытке объяснить их причины напоминает "Что я видел" Бориса Житкова, если кто читал в детстве. Комментарий сообщает, что Клари был хоть и рыцарем, но мелкопоместным, тех, кого в Пикардии называли miles, и явно не имел ни широкого кругозора, ни хорошего образования. Текст написан на пикардийском диалекте французского, и комментатор полагает, что классический французский образованных людей, не говоря уж о латыни, был автору, вероятно, недоступен. Но что самое ценное: изложение событий совершенно не политизировано, в отличие, понятно, от множества подобных воспоминаний о разных военных компаниях, написанных более образованными и разумными людьми с конкретной целью, например, оправдать себя и очернить противника. Клари не скрываясь говорит о разногласиях во французском стане, а также о многочисленных попытках договориться с венецианцами, рассказывает обо всей притронной кутерьме, которая сопровождала смену правителей в Константинополе после того, как крестоносцы появились там впервые.
Отдельного упоминания заслуживает описание достопримечательностей Константинополя — все там сплошь "богатое", "из золота и парчи", и в целом это изрядно напоминает восторги любого туриста из глубинки, которые впервые куда-то выехал, еще и за границу. В целом в тексте очень много довольно комичных деталей, вроде указания, сколько в какой-то момент в каком-то городе стоили сухари и цыплята, — что для серьезного исторического хроникера, конечно, невероятно, но для восторженного туриста более чем логично; причем эти сухари и цыплята интересны ему примерно так же, как и кто будет сидеть на троне империи.
Опять же комментарий сообщает (я не настолько хорошо знаю историю, увы), что Клари периодически путается в показаниях, в смысле, путает хронологию событий, а также придумывает не совсем корректные объяснения тем или иным фактам. В частности, когда он додумывает разговоры высоких правителей, при которых, конечно, сам не присутствовал, они звучат невероятно комично. С другой стороны, вероятно, в период похода Клари был еще очень молод, вряд ли сильно страше 20, что вкупе с невеликой образованностью и провинциальным происхождением (Клари были вассалами Петра Амьенского), но большой честностью и восторженностью, а также изрядным старанием, создает очень легкий и веселый текст.
Если начать его цитировать, то невозможно будет остановиться, потому что на каждой странице маленькой книжечки наберется с пачку гэгов, но приведу мой любимый, по разделу "Занимательная этнография":
"Ну а Кумания — это земля, которая граничит с Блакией, и я вам сейчас скажу, что за народ эти куманы. Это дикий народ, который не пашет и не сеет, у которого нет ни хижин, ни домов, а имеют они только войлочные палатки, где они рождаются, а живут они молоком, сыром и мясом. Летом же там столько мух и всякой мошкары, что они не отваживаются выходить из своих палаток чуть ли не до самой зимы. А зимой, когда собираются отправиться в набег, то выходят из своих палаток и удаляются из своей страны. И мы сейчас скажем, что они делают. У каждого из них есть десяток или дюжина лошадей; и они так хорошо их приучили, что те следуют за ними повсюду, куда бы их ни повели, и время от времени они пересаживаются то на одну, то на другую лошадь. И у каждого коня, когда они вот так кочуют, имеется мешочек, подвешенный к морде, в котором хранится корм; и так-то лошадь кормится, следуя за своим хозяином, и они не перестают двигаться ни днем ни ночью. И передвигаются они столь быстро, что за одну ночь и за один день покрывают путь в шесть, или семь, или восемь дней перехода. И пока они так передвигаются, то никогда никого не преследуют и ничего не захватывают, пока не повернут в обратный путь; когда же они возвращаются обратно, вот тогда-то и захватывают добычу, угоняют людей в плен и вообще берут все, что могут добыть. А из одежды и оружия у них имеются только куртки из бараньих шкур; да еще они носят с собой луки и стрелы; и они не почитают ничего, кроме первого попавшегося им утром навстречу животного, и тот, кто его встретил, тот ему и поклоняется целый день, какое бы животное это ни было."
Кумания — это вроде та территория, на которой жили племена, известные нам как половцы.
Как писал Сапковский, если автор больше не может выжать ничего из своих героев, он начинает писать про их детей. Героями первой книги новой трилогии Аберкромби «The Age of Madness» стали дети персонажей из предыдущей — «The First Law» — Савин дан Глокта (приемная дочь Глокты, понятно) и принц Орсо, сын короля Джезаля. Что несколько обидно: со сменой поколений характеры не поменялись: Савин во многом такая же уверенная, сильная и безжалостная, как и Занд дан Глокта, а Орсо — такой же напыщенный болван, по факту представляющий собой пустое место, как и его отец. Автор мог бы хотя бы ради фана поменять эти характеры местами.
Кому как, а первую трилогию лично для меня сделал персонаж Глокты — за ним было интересно следить, и я ему очень сочувствовала. С Савин такого не получилось, увы: читая про все ее несчастья в Вальбеке, я думала, что она получила по заслугам; Орсо, в общем, тоже не вызывает ни симпатии, ни сочувствия — его отец хотя бы прикладывал усилия, чтобы победить в турнире.
Неожиданно более симпатичной оказалась «Северная» часть, в которой соединенные армии Союза и Протектората (наиболее разумных северян) воюют с северянами, которых возглавляет сын Бетода. Девочка-провидица Rikke оказалась очень удачной находкой, представляя собой комический и приятный персонаж, за которого можно искренне болеть. Ее приятель The Young Lion скорее вызывает раздражение сродни принцу Орсо своим полным отсутствием мозгов и ни на чем не основанной самоуверенностью. На мой вкус, два таких героя в одном романе — уже перебор. Собственно, уже было замечено, что женские персонажи в «Немного ненависти» сплошь умные и сильные, а мужские — самоуверенные кретины, которые на самом деле ни на что не способны; очень мужененавистнеческий текст получился. Единственный мужской персонаж, который додает за остальных — это пару раз эпизодически появляющийся Занд дан Глокта. Именно он в реальности и правил страной все это время, как выяснилось; впрочем, не то чтобы были какие-то сомнения.
Зато в отличие от первого романа цикла «Кровь и железо», здесь уже есть явный и законченный сюжет, даже два, потому что «северная» линия войны с сыновьями Бетода никак сюжетно не пересекаются с «южной» — подавления восстания рабочих в Вальбеке, кроме как на итоговом параде, который и завершает книгу. Но чего не хватает, пожалуй, так это былого размаха: в «Первом законе» была империя Гуркхула с ее злодейскими Едоками, была древняя магия из дома Делателя, было путешествие на край света. Здесь же мир Земного круга вступил в эпоху промышленной революции, и хотя маг Баяз периодически появляется в тексте, но ничего толком не делает, и нет явного красивого задела на следующие книги.
Читала с интересом, и следующие книги трилогии буду читать, но так ждать, как эту — наверное, уже нет. Если только Баяз не тряхнет стариной и не устроит этому мирку фабрикантов какой-нибудь катаклизм или хотя бы настоящую пролетарскую революцию.
Очаровательная вещь, с одной стороны, вполне в духе других моногатари, что я читала (Гэндзи и "Дупла"), с другой — разительно отличается от них в части кровожадности и действия. А то по Гэндзи можно составить впечатление, что в средневековой Японии только и делали, что любовались луной и слагали стихи, привязывая их к веткам разных деревьев.
"Повесть о доме Тайра" — это такая японская средневековая Война алой и белой розы, причем практически в буквальном смысле этого слова, учитывая, что она рассказывает о длительном и очень кровавом противостоянии двух могущественных кланов, Тайра и Минамото, причем цветом Минамото был белый, а цветом Тайра — красный (а еще об этом поет БГ). Довольно длинная история начинается с того момента, когда страной фактически управляет Правитель-инок из дома Тайра (в роли канцлера при номинальном Государе-иноке), а заказчивается — спустя длительное кровопролитие — падением дома Тайра и почти полным его истреблением, включая младенцев, от руки вышедших из опалы Минамото. Честно скажу, буквально вся древняя японская литература, что я читала раньше, и моногатари, и дзуйхицу, меня к этому не готовили — к такому красочному и длинному описанию бессмысленной жестокости и бессмысленного самопожертвования, я имею в виду. Все, что я читала до этого, было исключительно "плюшевое" и потому, кстати, вызывало определенные сомнения в достоверности. Когда буквально все персонажи огромного романа наперебой соревнуются в благородстве, утонченности и прочих прекрасных качествах, начинаешь подозревать, что автор таки привирает. В "Повести о доме Тайра" это, конечно, тоже есть, но в значительно меньшем объеме, и в основном ключевые действующие лица ведут себя как нормальные люди, хитрые, довольно злобные, местами трусливые, в общем, понятные, от этого история становится значительно достоверней. Да и в других аспектах, кажется, "Повесть" в меньшей степени следует каким-то классическим канонам, предписывающим изображать исключительно идеальных людей в идеальных ситуациях; в ней много мелких живых и реалистиных деталей в части взаимоотношений людей, которые в том же "Гэндзи" показались бы неуместно низко-штильными.
Удивила необычайная воинственность японских монахов — история для христианских людей, наверное, немыслимая, когда монахи из каких-то монастырей, на что-то обидевшись на государя, пошли на него настоящей войной, пролив много своей и чужой крови. И вообще монахи предстают в "Повести" как более чем реальная военная сила; их гнев и огранизованность вполне можно противопоставить самурайской дружине, и герои этим вовсю пользуются. Другие герои активно мстят им за это, вовсю сжигая монастыри вместе с разными объектами культа. Не то чтобы у нас в Древней Руси никогда монастырей не сжигали, я думаю, но тут все высокопоставленные лица как-то вообще относятся к монашеству и религиозным лидерам без особого почтения.
Еще очень показательный момент: император царствует, но не правит. Формально все признают его власть и, так сказать, духовный авторитет, но при этом канцлер или кто там сейчас у реальной власти может посадить императора под домашний арест в убогом дворце, забрав у него всех слуг, да и приказы императора все исполняют только тогда, когда они подкреплены силой собственных войск. В этой фактически феодальной войне император, хоть он и продолжает на протяжении всей истории занимать трон, выполняет роль красивой куклы, заложника обстоятельств — и никому не приходит в голову оспаривать это. Не император решает, что надо укротить зарвавшихся Тайра — это начинают Минамото по своему почину. И когда под конец совсем зарываются уже Минамото, устраивая среди бедных детей Тайра настоящее избиение младенцев — император тоже ничего не делает. По большому счету, он вообще ничего особо не делает и, кажется, никто от него ничего такого и не ожидает.
"Повесть" довольно большая, но читается легко, легче, чем другие моногатари — может, дело в том, что в ней много реального действия и мало ***страданий. Несмотря на это, герои, конечно, то и дело слагают стихи, а также совершают другие странноватые для войны поступки. Причем на общем фоне достаточно жестоких и "современных" боевых действий эти моменты кажутся особенно странными.
К примеру, Минамото собирались в очередной раз напасть на Тайра, и преимущество было на их стороне, "но, услыхав, что в этот день исполняется годовщина смерти Правителя-инока [бывшего лидера Тайра], отложили наступление, дабы не мешать поминальной службе. Пятый день тоже пришлось пропустить — направление на запад сулило неудачу. В шестой день и вовсе не следовало предпринимать никаких начинаний". Поэтому они столько лет с ними и валандались
С другой стороны, циничных и цинично-комичных эпизодов тоже в достатке:
"- Темно, хоть глаз выколи! — взроптали тут воины, и Куро Ёсицунэ спросил:
— Где же наши привычные факелы?
— И то правда! — воскликнул Дои и поджег крестьянские хижины в долине Онохара, а потом пустил огонь и в горы, и на поля".
И — изобретательность
Особенно хороши, конечно, описания боев и того, как самураи пытаются отличитья в них.
"С этими словами он в мгновение ока послал подряд двадцать три стрелы из своего лука, сразив наповал двенадцать и ранив одиннадцать воинов Тайра. Затем он отбросил лук, отшвырнул прочь колчан, хотя там оставалась еще одна стрела, скинул с ног башмаки из медвежьего меха и, босиком прыгнув на балку моста, бегом побежал вперед. Никто другой не осмелился бы ступить ногой на узкую перекладину, но Дзёмё бежал так смело, будто то была не тонкая балка, а широкой проезд Первой или Второй дороги в столице" Он сколис алебардой пятерых ихотел уже поразить шестого, но тут рукоять алебарды расщепилась надвое. Тогда он отбросил прочь алебарду и обнажил меч. Окруженнй врагами, он разил без промаха, то рубил мечом вкруговую, то крест-накрест, то приемом "паучьи лапы", то "стрекозиным полетом", то "мельничным колесом", и, наконец, будто рисуя в воздухе замысловатые петли "ава". В одно мгновение уложил он восьмерых человек, но, стремясь поразить девятого, нанес слишком сильный удар по шлему врага..."
В общем, теперь мы знаем, чем вдохновляется современный Болливуд. Кстати, комментарий говорит нам, что вышеприведенный отрывок — исторически первое описания боевых приемов в японской литературе.
Еще герои очень изобретательны в способах самоубийства. Я ожидала, что в "Повести" будет парад харакири, но нет, не так уж и много, народ по большей части топится или морит себя голодом. А вот еще пример редкой виртуозности: "Вложив кончик меча в рот, он прыгнул с коня вниз головой, так что меч пронзил его насквозь". Долго тренировался человек, наверное.
Но мои любимые моменты связаны с Правителем-иноком (лидером дома Тайра), который, судя по всему, был реально незаурядной личностью.
"Однажды ночью в опочивальню Правителя-инока внезапно просунулась огромная, чуть ли не во весь покой, рожа и в упор воззрилась на князя. Но Правитель-инок, ничуть не дрогнув, устремил на нее суровый взгляд, и привидение исчезло".
Еще был, Правитель-инок был глава дома Тайра, и пока он был жив, все Минамото сидели по кустам. Это такой аналог Тайвина Ланнистера вообще. С ним происходило вообще много странного (единственная мистика во всей "Повести", кажется, связана именно с ним), но он неизбежно побеждал всякую нечисть своей чистой суровостью.
"Однажды утром Правитель-инок, встав с постели, отворил раздвижные двери, выглянул во двор, а там видимо-невидимо черепов, целая куча, с громким стуком катаются взад-вперед, верхние — вниз, нижние — вверх. Те, что с краю, катятся к середине, те, что в середине, откатываются к краям <...> Внезапно все черепа соединились в один, такой громадный, что он заполнил собой весь двор, набоподие горы высотой не меньше четырнадцати или пятнадцати дзё, и в этом огромном черепе появилось вдруг несчетное множество живых глаз — пристально, не мигая уставились они на Правителя-инока. Но Праивтель-инок и тут нисколько не оробел, а лишь грозно взглянул в ответ, и огромная голова бесследно исчезла под его взглядом".
Вы как хотите, но по-моему, это прекрасно. Я так и представляют себе такого древнеяпонского Кнорозова с классической фотки, который с укором смотрит на черепа и рожи так, что тем сразу становится неловко и они убирают, где намусорили
Еще о могуществе правителей (хотя Правителя-инока никому не уделать, разумеется):
"Император Дайго, гуляя в саду Божественного Источника, заметил на берегу цаплю. "Поймай и принеси сюда эту цаплю!" — приказал государь одному из придворных шестого ранга. "Как же ее поймать?!" — подумал тот, но, не смея ослушаться приказания, направился к цапле. Птица стояла неподвижно, сложив крылья. "По велению государя!" — сказал придворный, и цапля распласталась в поклоне. Придворный взял ее и принес. "Ты повиновалась императорскому приказу, это похвально! Жалую тебе, цапля, пятый придворный ранг! — сказал государь. — Будь же отныне царем над всеми цаплями!" — И, велев написать указ на табличке, он повесил табличку на шею цапле, после чего отпустил ее на волю".
Вот так и изобрели кольцевание птиц, замечу
Ну и напоследок — немного про шмотки (а то как в классическом японском романе — и без описания, какого цвета на ком были штаны). "Повесть о доме Тайра" в этом плане совсем не такая нажористая, как "Гэндзи", но все же одежда знатных воинов перед битвой периодически описывается, причем, судя по описаниям, они не видят особой разницы между битвой и дефиле.
"На всаднике светло-зеленый панцирь, книзу переходящий в темно-зеленый, на кафтане вышиты журавли, на голове двурогий шлем, у пояса меч с золотой насечкой и серый в яблоках конь под седлом, украшенным позолотой."
"В тот день Ёсицунэ облачился в красный парчовый кафтан и панцирь, пластины коего скреплял шнур лилового цвета, книзу переходивший в темно-лиловый. Двурогий шлем был туго завязан под подбородком, у пояса висел меч с золотой насечкой, а под мышкой он держал красный лакированный лук."
По этому поводу у меня тоже есть видео
В общем, "Повесть о доме Тайра" — прекрасная зажигательная вещь. Возможно, по степени безумия и национального колорита она и не сравнится, скажем, с "Повестью о дупле", но зато она куда интереснее в плане событий и персонажей, и читать мне было значительно легче и веселее.
Собственно, это роман не столько лично про Чингисхана, и даже не про поход на Русь, что логично было бы предположить, а про второй крупный эпизод монгольского завоевания (после покорения Северного Китая, я имею в виду) — про завоевание Хорезма. А где Хорезм, там вся эта восточная романтика, шейхи, гаремы, развращенная роскошь и общая атмосфера восточного базара, такая, знаете, слегка соловьевская. Поскольку я ровно ничего не знала об этой части монгольской истории, то ничего и не могу сказать относительно исторической достоверности романа — может, и к лучшему. Надо признать, что правитель Хорезма, а также практически все окружающие его военачальники, выставлены самоуверенными идиотами, которые слишком давно привыкли уже считать себя самыми великими среди своих угнетенных подданных, самыми богатыми, с самым большим войском и т.д. Им и в голову не приходило, что какие-то полудикие кочевники с востока, с войском гораздо меньшим по размеру, могут не оставить от их процветающего царства камня на камне, опираясь ислючительно на дисциплину, единоначалие и здравый смысл. Монголы на их фоне выглядят очень организованными и целеустремленными и в целом как-то вызывают большее уважение.
Все-таки атмосфера востока придает событиям романа какую-то особую сказочность, что ли, и как-то почти забывается, что это ровно те же самые монголы, которые спустя всего три года будут пировать на помосте, стоящем на побежденных русских князьях. Это достигается за счет слога, который то и дело перемежается какими-нибудь эпическими стихами, и за счет отдельных ярких, но совершенно сказочных эпизодических персонажей — каких-нибудь мудрых старцев, которые одни осмеливались говорить Чингисхану правду в лицо, или горюющих девиц в гареме, героически дожидающихся, когда влюбленный джитиг спасет их из плена. В такой стилистике даже самые что ни на есть археологически подтвержденные исторические события приобретают налет выдумки, былинности, и уже совершенно не важно, существовали ли в действительности упомянутые лица и были ли в действительности захвачены эти города и сыграны эти битвы.
Ближе к концу романа сюжет внезапно отходит от Хорезма следует за двумя монгольскими военачальниками, которые отправились по приказу Чингисхана "к последнему морю" и по пути разгромили русских на Калке в 1223. Я понимаю, что автор, видимо, старался придерживаться хронологии в повествовании и ничего не упускать, но лучше бы про поход на Русь он написал отдельно. Насколько в части про Хорезм весь это пряный восточный базар симпатичен и в целом уместен, настолько неловкой вышла попытка в той же стилистике описать сбор русских князей и последующую битву. Все это посконное-домотканое, сусеки и исполать, героические сражения русских богатырей и трагическая их гибель. Учитывая, что с точки зрения военной тактики и здравого смысла русские князья проявили себя даже хуже, чем несчастный шейх Хорезма — не совсем честным и разумным кажется очернение его тирании, которая понесла вроде как справедливое наказание, в сравнении с нейтральным отношением к нашим с возвеличиванием отдельных подвигов. И если "восточная" стилистика повествования симпатична, то "русская" часть, изложенная в таком же стиле, но уже с славянским колоритом, вызывает идиосинкразию своей неестественностью.
Несмотря на этот момент, в целом прочитала с удовольствием и интересом, такой хороший экнш с восточным колоритом.
Это здоровый сборник, включающий первые 22 эпизода манги, а также две сайд- стори — "Capitan Levi" и "Ilse's Notebook", плюс интервью с Исаямой и еще ряд отдельного арта.
Начинается с эпизода 1 "To You, 2000 Years From Now" и заканчивается эпиходом 22 "Long-Distance Enemy Scouting Formation" (это появление женщины-титана).
Фанатам "Атаки на титанов" представлять не надо, для нефанатов скажу, что текст в целом очень близок к аниме (то есть наоборот, конечно, аниме очень близко к тексту), вплоть до того, что большинство отдельных моментов-картинок в аниме — точно как в манге. Качество рисовки прекрасное. Само издание тоже отличное, притом, что в целом манга черно-белая, в начале каждой главы идет ряд цветных листов.
Английский довольно простой, словарь в целом не нужен. Но размер реально колоссальный, под 1000 страниц, читать не то чтобы очень удобно и в метро с собой однозначно не возьмешь. С другой стороны, значительно удобнее, чем 22 отдельные книжки. Буду ждать на НГ том второй этого колоссального издания теперь))