Данная рубрика посвящена всем наиболее важным и интересным отечественным и зарубежным новостям, касающимся любых аспектов (в т.ч. в культуре, науке и социуме) фантастики и фантастической литературы, а также ее авторов и читателей.
Здесь ежедневно вы сможете находить свежую и актуальную информацию о встречах, конвентах, номинациях, премиях и наградах, фэндоме; о новых книгах и проектах; о каких-либо подробностях жизни и творчества писателей, издателей, художников, критиков, переводчиков — которые так или иначе связаны с научной фантастикой, фэнтези, хоррором и магическим реализмом; о юбилейных датах, радостных и печальных событиях.
Есть ли Нидерландская фантастика в СССР? Таким вопросом мы с Анатолием Тачковым озадачились когда получили приглашение на 48-й Волдкон (The 48th World Science Fiction Convention (Worldcon). Примерно за полгода до этого сообщение о конвенте опубликовали в каком-то клубном фэнзине (кажется в "Страж-птице"). К 1990 году у фэнов Советского Союза опыт международного общения уже был. Одна поездка Бори Завгороднего в Сан-Марино с чемоданом, набитым газетами с клубными страницами и прочей продукцией КЛФ-движения в СССР, уже чего-то стоила.
И так, была зима 1990 года. Перестройка на пике… свобода мнений и передвижений через завалы рухнувшего железного занавеса. Нам тогда думалось, а мы чем хуже Завгара! Между сборами различных справок о том, что мы не верблюды, подковывались знаниями о стране, в которой наш царь когда-то рубил евро-окно. Для того, чтоб не стыдно было в ихный капиталистический калашный ряд явиться. Отыскивали и читали нидерландских авторов фантастики, фамилии выписывали в блокнотики, специально по такому случаю заведенные. Блокнотик мой сейчас лежит рядом клавиатурой. С его помощью вспоминаю про то, что глубоко спряталось под слой времени в моём сером веществе. Еще бы, два десятка с хвостиком лет прошло.
Решил поговорить с вами про те давние события по одной простой причине. На дворе зенит перекрёстного года Россия – Голландия. Столица наша и Питер мероприятиями по этому поводу полнятся. На Дальнем Востоке — тишина. Наверное, Уральские горы «глушат» информацию. Выходит, с этой стороны волну надо гнать. Волнообразующий инструмент — блокнотик мой вот он, лежит под рукой. Полистаем…
«…Голландия 1892 год. Принц Монакский – отец Енса Боота… Вы не знаете имя человека, который уничтожил Европу! Стёр её, так сказать, с лица Земли 18 сентября 1940 года? Значит, вы не читали фантастический роман Ильи Эренбурга «Трест Д.Е.», написанный ещё в 1923 году. А раз так, знайте – в 1892 году принц Монакский приехал в Голландию, «…провел три дня в Гааге и, увидав картину Яна Мааса, изображавшую медный таз, прослезился от нестерпимой красоты. В Гудде он приобрёл трубку, в Гаарлеме луковицу тюльпана, а в Лейдене молодого пророка». Именно в Лейдене он увидел на улице кротколицую голландку в крахмальном чепце и «по рассеянности вошёл в её дом, где оставался в течение четырёх минут, без всякой свиты. Догадливые соседки и те ничего не смогли подумать дурного. Ведь даже крахмальный чепец остался совершенно не смятым. В своём дневнике принц отметил: « Птичьи яйца. Сыр. Население приветливое. Углы чепцов должны пребольно колоть щёки…».
Через девять месяцев, а именно — 18 марта 1893 года у кротколицей голландки родился сын, которого и назвали Енс Боот. Своими последующими великими деяниями он вошёл в историю планеты Земля и русской фантастики, в частности, как первый случай появления голландца на страницах русской фантастики!
Прочитав историю Эренбурга про трест Д.Е., мы окончательно утвердились в мысли – любые препятствия на пути к реализации нашей поездки в Голландию не стоят выеденного того самого птичьего яйца и помятого брикета плавленного голландского сыра, изготовленного в СССР.
«Даёшь Европу!», стало и нашим с Анатолием Тачковым девизом.
Короткие выписки из блокнота:
«Билет от Москвы до Амстердама и обратно – 802 руб. Оформление визы – 15 руб. Общегражданский паспорт – 40 руб. Обмен руб. на доллары – до 2000 р. Билет до Москвы – 260 руб. Итого: 3117 руб.»
«Взять характеристики: Общество книголюбов, отделе кадров с подписью начальника отделения ДВжд, узловом комитете ВЛКСМ, профсоюзной организация (чем больше характеристик будет, тем лучше!) В поликлинике – справку на ВИЧ… Пройти собеседование в Крайкоме партии в Хабаровске» (Более позднее примечание: В завершении собеседования отв. товарищ, прочитав все характеристики, сказал: «Зря потратитесь, гарантии, что вам выдадут в МИДе паспорт, я дать не могу».
«Москва. Были в МИДе СССР. Выдававший паспорта сотрудник МИДа, направил в консульство Голландии со словами: «Шансов на получение визы у вас нет никаких!»
«У голландского консульства народу, как в Комсомольске-на-Амуре у вино-водочного перед закрытием. Оказалось, что в этом же здании временно было открыто представительство (или консульство) Израиля. Пока пробивались через толпу будущих жителей Земли Обетованной к калитке с охранником, чтобы предъявить ему бумажку-направление от МИДа, наслушались исконно русской речи. Охранник, посмотрев на наши документы, вежливо открыл калитку, чем очень удивил теснящихся рядом соотечественников. В приёмной голландского консула мы были единственными посетителями. Минут десять спустя, уже с проставленными визами на страницах новеньких загранпаспортов, мы гордо прошагали сквозь расступающуюся перед нашими сияющими лицами толпу».
«Чтобы купить билет на самолёт – нужны доллары, чтобы обменять рубли на доллары – нужно предъявить загранпаспорт и билеты на самолёт…»
«Доллар, без многочасового стояния в очереди в обменных пунктах, можно купить с рук у валютчиков за 26 рубликов».
А это уже из памяти, без блокнота: Примерно в середине полёта из Москвы в Амстердам мы увидели среди пассажиров знакомое по фотографиям и телевизионному экрану лицо Еремея Парнова. Несказанно обрадовались и решили — будем держаться ближе к нему, чтобы не потерять из виду «делегацию фантастов из СССР» и прямиком попасть в объятия встречающей стороны... Мы не сомневались, что среди пассажиров самолёта присутствуют любители фантастики. Наивные... Последний раз мы увидели затылок Парнова у стойки голландского таможенника… Представителей советской НФ (пока я говорю о нас с Анатолием) никто и не думал встречать – ни с оркестром, ни без него. Когда мы поняли это, стали самостоятельно добираться из Амстердама до Гааги, а затем и до «Camping Ockenburgh –Den Haag». Жёлтый электропоезд из четырёх или пяти вагонов, пахнущий кожей новенький автобус… И вот мы окунулись в чернильную беззвёздную ночь. Кто-то подсказал нам направление нашего дальнейшего движения. Кроме нас, в ту сторону никто идти не пожелал.
Идём по пустынной улице с редкими фонарями, пытаясь отыскать во мгле слово «camping» на табличках и дорожных указателях. Вдруг, в метрах пятидесяти впереди на противоположной стороне улочки, заметили странно передвигавшегося человека с рюкзаком за спиной. От фонаря к фонарю он как-то шёл боком, уперев подбородок в грудь, при этом внимательно разглядывал свои необычно огромные угловатые ладони. По мере удаления от света одного фонаря, не замедляя ход, он поворачивал спину к следующему, при этом ловя в развёрнутые ладони его рассеянный свет. Это походило на разучивание какого-то колдовского танца…«Он... читает книгу» — мы с Толиком почти одновременно разгадали тайну странных телодвижений попутчика… "Это же наш брат — фэн!"
На снимках:
1. Тот самый первый иностранный фэн, встреченный нами. Он представился Робертом. Мы общались на английском с большим трудом. Потом Роберт признался: "Я слепой на слова, у меня плохая дикция". А мы чуть было не обвинили советское преподавание английского
2, 3. Гости конвента соревнуются, кто дальше транпортирует кусочек настоящего голландского сыра. На снимке № 2 — привязывают сыр к пробке бутылки шампанского, на № 3 — используют воздушный шарик.
4, 5. Пора познакомить вас со всей семёркой первых советских фэнов, побывавших на вручении Хьюго: Леонид Куриц, Анатолий Парубец и Юрий Петровский (из Николаева); Андрей Захарченко и Юрий Савченко (из Москвы, КЛФ МГУ), Виктор Буря и Анатолий Тачков (из Комсомольска-на-Амуре, КЛФ «Апекс»). Не всех можно увидеть на этих снимках, но делегация КЛФ МГУ представлена в полном составе. На конвенте присутствовал и писатель Виталий Бабенко. С ним мы душевно посидели во время одного из презентационных пати, организованного оргкомитетом будущего конвента.
6. Ваш покорный слуга "общается" с вождём международного пролетариата, который уважает пенный напиток.
7. Заметно выросший на фоне парка Мадуродам Анатолий Тачков. (Мадуродам — миниатюрный город в парке Гааги).
8, 9. Автографы Хола Клемента (слева) и Пола Андерсона. Извиняюсь за нечёткость
О нас пишут
"...Один раз Виктор Буря буквально за руку притаскивает к столику какого-то голландца. Говорит, что это детский писатель, и просит меня перевести. "Ну, Виктор! Ну, дает!" восхищаюсь я. И восхищение мое достигает совсем уж невообразимых пределов, когда голландец "раскалывается", отдает Буре свою рукопись на английском с единственным условием не продавать ее в Германии и где-то еще. Когда речь заходит об оплате, Виктор уверенным тоном говорит, что да, все нормально, осенью пришлем договор, ну и деньги тоже, в валюте, конечно, ну, может быть, не сразу, а вот после Нового Года уже скорее всего, наверно. И после того, как я это перевожу-таки, голландец с радостью соглашается. Мы пожимаем друг другу руки и расходимся. А я продолжаю размышлять о странностях этих буржуев. Буря рассказывает забавный эпизод. Они с Тачковым очень хотели взять автограф у Гаррисона. И вот сегодня приходят в назначеное для автографов время и протягивают ему тогда еще недавнее издание "Конных варваров". Ну, знаете, такое тонкое, за 4 руб. Гаррисон смотрит на него и ворчит: опять, дескать, пиратское издание. Потом заглядывает в выходные данные и видит: тираж 100 тысяч".
Прошёл год, накрылся Союз Советских Социалистических Республик медным тазом, притихло под ним и советское фэнское движение. Также тихо скончался никчемный Совет КЛФ при ЦК ВЛКСМ. Из-за горизонта поднималась заря эры светлого капитализма. В фэнском движении началась, как сейчас принято говорить, ротация поколений: пришли люди с самодельными мечами в руках, в кольчугах, скроенных во время институтских лекций пассатижами из ковровых колец, и лозунгом «Фродо жив!». Хоббиты и орки стремительно заселяли территории бывшей Империи Зла, нарезанные тремя Землемерами в Беловежской пуще... Но это уже другая история…
В. Буря: Однажды Вы получили благодарность от Ивана Ефремова за оказанную ему помощь в работе над романом "Час Быка". Расскажите об этом.
Г. Пермяков: Иван Антонович Ефремов закончил работу над новым произведением, но не было для него подходящего названия. Он попросил меня прислать ему несколько звучных китайских изречений. Послал штук шесть, он выбрал "Земля раскалывается в час Быка". Отсюда название — "Час Быка". Другое изречение он выбрал в качестве эпиграфа к роману. Потом я получил в подарок эту книгу с его автографом и письмо со словами благодарности.
Полностью с текстом интервью и другими материалами о Георгии Пермякове (Ланине) Вы можете ознакомиться в прикреплённом файле "ДВ_учёный".
Фрагмент презентации "Человек легенда", 2012 год
Г. Ланин
ФАНТАСТУ ЕФРЕМОВУ 70 ЛЕТ
Патриотизм, тяжелые походы и экспедиции, пожизненное учение и огромный труд — научный и литературный — вот содержание жизни выдающегося советского фантаста Ивана Ефремова. Он горный инженер, палеонтолог, глава ряда экспедиций, доктор наук, профессор. Ефремов изучил огромное, почти сказочное кладбище древних животных-гигантов Монголии в пустыне Гоби. Он изобретатель тафономии и лауреат Государственной премии.
Иван Антонович написал длинный ряд интересных и вещих книг, которые читает вся страна. Это «Дорога ветров», «Туманность Андромеды», «На краю Ойкумены», «Лезвие бритвы» и другие.
35 лет выходят книги Ефремова и 35 лет читатель, прежде всего молодой, влюбленный в его творчество, задает Ивану Антоновичу много вопросов. Ответить на них помогут его письма, которых у автора этих строк собралось более тридцати.
Нигде не публиковавшиеся, они показывают писателя, как человека большого сердца и великой воли, знакомят с методом его работы, освещают новые страницы его биографии. Переписка с Ефремовым шла с 1959 по 1972 — год его смерти.
Ефремов жил в нашем крае, плавал несколько лет на Охотском море [правильнее – несколько месяцев 1924 года – В. Буря], работал в Хабаровске и Владивостоке. Он постоянно следил за творчеством наших писателей, не раз просил выслать ему книги, изданные в Хабаровске.
Всегда было интересно, как Иван Антонович планирует свои романы и повести, какова техника его письма. Вот что он пишет в октябре 1961 года:
«План своих литературных вещей не пишу, но обязательно должен до конца продумывать всю, так сказать скелетную схему произведения. То есть все основные положения, которые в процессе писания обрастают деталями и дополнительными линиями сюжета».
«Никакого метода и системы для писания у меня нет, — пишет он в июне 1963 года. — Пишу, повторяю, прямо на машинку, а правлю от руки, предварительно читая вслух домашним и замечая некрасивое или фальшивое звучание. Такой подход от писанного текста к читаемому помогает замечать ошибки. Если мне удается писать много, то только за счет многочасовой и многодневной работы, т. е. тяжеловозного труда. Других способов не знаю, так как не смогу свободно и легко писать, как иные настоящие писатели».
Поклонникам Ефремова будет интересна его концепция научного диапазона фантастики. Это проблема волновала и волнует и молодых, и уже опытных писателей. В июле 1962 года Иван Антонович пишет:
«В фантастике надо все время идти смело вперед, иначе писание стареет «инстату насценди» (в момент зарождения, Г.Л.). Это получается сейчас со многими американскими писаниями. А то бывает и так: получишь книгу, за которой давно охотился, изданную, скажем, года три назад, и видишь — она безнадежно устарела и неинтересна».
Нередки споры, должна ли фантастика быть приближенной к реалу или может бесконечно удалится от жизненной правды. «Действительность сейчас такова, — пишет Ефремов, — что на наших глазах совершается одна из величайших научных революций во всей истории человечества. Мы еще не вполне это поняли, но… волна научных открытий все растет, как снежный ком».
«Фантасту надо отрываться от действительности, но знать, куда и зачем отрываться. Чтобы показать, как эту действительность переделать и не чуть-чуть, а как следует: так, чтобы затрещало!»
Полезны мысли Ефремова о том, как готовить новую рукопись и как автору повышать свое образование. «Для подготовки к задумыванию литературного произведения читайте литературу, вспоминайте пережитое, ройтесь в старых записях. Но чтобы чувствовать дух момента, старых записей мало. Читайте наисовременнейшие книги и не наши только. Знание языков позволит читать фантастику и самые крупные и серьезные произведения литературы «главного потока». И тогда мысли пойдут сами собой.
Хочется подчеркнуть большую скромность и готовность Ефремова не чураться литературных советов своих читателей. Иван Антонович долго работал в ветреной степной Монголии, копая доисторических животных. Об этом он написал увлекательную книгу «Дорогой ветров». Хабаровские востоковеды прислали ему ряд советов и пожеланий по этому труду. И вот, что пишет Иван Антонович в марте 1959 года: «Замечания хабаровцев все дельные. И я с благодарностью их принимаю и учту при переиздании».
Миллионы людей прочли роман Ефремова «Лезвие бритвы». Автора засыпали письмами со всех концов страны. Писали школьники и академики, студенты и генералы, врачи и больные. Многих интересовало, кто стал прототипом главного романа Гирина, возможны ли такие физические нагрузки, которые дает Гирину автор. Были заданы так же вопросы ему и из Хабаровска. На это в феврале 1964 года Иван Антонович пишет: «Когда я был молод, то ложился на твердый пол, и на меня прыгали со стула вполне приличные основательные мужики…». Говоря о выносливости, Ефремов там же дает пример: «В 1929 году, когда мне было 22, я прошел от села Каменка до Оренбурга — 60 верст — и назад пешком за сутки с небольшим — 26 часов, и еще спал на обратном пути около часа».
Год от года Иван Антонович все чаще пишет о своем больном сердце. В январе 1967 года есть такие строки:
«Я все продолжаю хворать — сердце нового не вставишь, и отсюда все следствия. Обидно, что в хорошо слаженной машине оказалось одно слабое звено и ни к чему стали и сила, и большая нервная и физическая выносливость: все пошло прахом! Потому что могу работать сейчас лишь весьма ограниченно, без прежнего лихого запала... Работа моя продвигается весьма медленно из-за здоровья, потому что сердце едва тянет, хотя ограничил себя во всем, как индийский отшельник. Пока тянет, надо писать».
Всё сильнее болезнь Ивана Антоновича, все реже его письма. В большом письме от июля 1969 года Ефремов все рассказывает, как он работал над новым большим романом, какие задачи при этом ставил. Иван Антонович пишет о своем здоровье: «Сердце мое настолько плохо и невосстановимо, что врачи не пускают никуда вне радиуса действия машин скорой помощи. Я нахожусь постоянно на краю гибели и, вероятно, долго не протяну, хотя мне хочется еще написать две книги: историческую вещь «Дети Росы» — нашествие Батыя, 13 век, и широкую с философским взглядом популярную палеонтологию».
В 1971 году Ефремов сообщил, что, напрягая последние силы, работает над большим античным романом «Таис Афинская» и называет его «песнь души моей». Затем тянулось долгое молчание и, наконец, пришло последнее письмо от января 1972 года: «Кончил роман «Таис Афинская» в 630 страниц. Сдал в издательство».
Таковы лаконичные строки о подвиге больного человека, приговоренного к пребыванию дома на весь 1972 год. Мы видим, что Иван Антонович напрягал все силы, всю волю, чтобы порадовать читателей своими новыми произведениями.
Ланин Г. Фантасту Ефремову 70 лет // Молодой дальневосточник (Хабаровск). – 24 апр. 1977 год
Книга "Час Быка" с автографом И.А. Ефремова подаренная Г.Г. Пермяковым Виктору Буре
ИЗ ПЕРЕПИСКИ Г.Г. ПЕРМЯКОВА С В.П. БУРЕЙ
Дорогой Виктор!
Трижды рад вашему письму от 7.10, сброшенному на почту 14-го и полученному мной 18. Спасибо за поздравление, за то, что узнал о вас и за материалы о Зорге. В сентябре послал 10 экз. моей работы "Голгофа Русичу" (письмо губернатору В. Ишаеву), вам послал 15 сентября, ответа не получил, огорчен. Болею, принял 19 кило ядовитых лекарств в вены, помощи мало, но обещают вылечить. Трудно ходить пока; шатает, даже на улице, но пройдет до свадьбы.
Материалы о Зорге — старые палаты. Все это уже было в 1960-х, повтор, но интересно, что и кто и где повторяет. Ханако Исии была в Хабаровске, в конце 1960-х, я чуть ее не поймал. Пишу в копии, так как лента блёкла. Во Владивостоке вышел "Рубеж" № 4, сентябрь 2003, звали на презентацию, командировка, отказ. А. Колесов обещает приехать ко мне, хочет быстрее издать книгу о Пуи. Документальную повесть.
Копию "Пуи, пять лет вместе", "Pубеж-4", я сниму и вышлю вам. Вы мне очень помогли с Пуи, сами того не зная.
Переписываюсь. Получил из Москвы от своего коллеги письмо Ф. Нансена Арсеньеву от 1916. Факсимиле письма и подписи Нансена.
Написал статью, как советская разведка искала 731 отряд. Сдал в ТОЗ. Моя детективная повесть "Монстр-Исии" (Замок Cмерти) о 731 выйдет в "Рубеже-5". Примерно в 2005, если доживу.
Заканчиваю главную свою работу: 10 остросюжетных рассказов, больших, по 30-35 страниц машинки — "Вызов закону", действие заграницей. 1. Вызов закону, 2. Незримый, 3. Оборотень, 4. Квартет, 5. Гангстер, 6. Сатан, 7. Донис, 8. Красная свеча, 9. Саркоф[аг], 10. Кукла. Сюжеты тщательно продумал, порой по неделям только писал.
Считаю, что "супрасы", то есть "супер-рассказы", и им надо подражать или добираться до их высот. Это: 1. "Любовь к жизни" Лондона, 2. Вилла Мэйфлаур, 3. Повести Белкина, 4. "Человек на часах", "Белый пудель" Куприна и др. Такие рассказы живут долго. Их читают даже нечитаи; они всегда поднимают тираж.
Думаю, что эти [мои] рассказы удались. Общий объем около 20 листов.
Огорчен, что не реагировали на мою "Голгофу", ни словом.
В. Ишаев дал мне пожизненный почётный грант в 1.500 за литературную и журналист. работу в течение полувека. 1952-2003. Теперь у меня пансион 3.000 в месяц. С 1 июля с. г.
Вы прислали мне интересные материалы, там видна тенденция: США хотят обкакать Зорге, а русские не дают. Много неточностей. Например, писака пишет, что Зорге сообщил: "Япония не нападет на СССР, и русские погнали дивизии с Дальнего Востока на Германию". Это шутка, не погнали, и Зорге не мог быть ведущим источником информации: это нарушает принципы разведки; он один из многих; сведения давали презид. США Рузвельт и Черчилль.
Вчера, 18 октября, давал 3-4 часовое интервью собкору "Меридиана" Галине Ивановне Казачук по 731 отряду. Будет скоро в газете.
"Голгофу Русича" хочет напечатать "Дальвуч" [газета "Дальневосточный ученый"], Владивосток; просили у меня согласия; дал.
Виктор, некто Усов написал книгу о Пуи; не видели ли вы ее, если увидите, могли бы мне ее купить? Купил себе великолепную книгу, изданную в Италии, на русском: "Золото мира"; роскошные золотые иллюстрации. Советую и Вам. Книга о Пуи мне очень важна, так как во Владивостоке выйдет и моя, хочу знать все, что написано об Айсингёро.
Что ещё написать? С трудом хожу, утомление, лечение, 1.000 пилюль проглочены; все это губит мою кровь; выводится медленно, работать работаю по 10 часов, как и раньше, за машинкой; но движение затруднено. Отсюда некоторая замкнутость.
Москва еще раз хочет дать со мной интервью по Пуи; Арсеньев ей не нужен. Бедный путешественник.
Даю уроки; китайскую группу разогнал.
Буду кончать. Итак, если можно, Усовский Пуи, очень прошу.
В заключение, я поражен, как вы успеваете всё собирать, всё знать и всё иметь. Особенно хорош ваш воркингский "731" отряд на английском, который вы мне подарили.
Да, забыл! "Санди Таймз", 1,5 мн. тираж, 40 страниц, мел, краски, еженедельник, заказывает мне "Пуи и Англия". Есть интересные вещи. У них гонорар от 6.000. Не знаю, угожу ли.
Кончаю. Большой поклон Оле-сан, Насте-сан, Лене-сан и Вам.
На третьих Гродековских чтениях в Хабаровске (2001) в выступлении докладчицы из города Николавска-на-Амуре прозвучала информация о том, что в редком фонде городской библиотеки имеется некий французский журнал, в котором опубликован фантастический роман о «завоевании Китаем России»(!). Сюжет романа, как выяснилось, раскрывают прекрасно выполненные иллюстрации, которые во множественном количестве опубликованые в журнале. Естественно, заинтересовался этим изданием. К сожалению, докладчик не смог выдать подробную информацию. Чтения закончились, все разъехались по домам. Уехали и николаевцы. Обещанных вестей с Нижнего Амура не поступило. Прошло время, и вот знакомый краевед, в прошлом житель Николаевска-на-Амуре, едет в родные места. Прошу, Николай Евдокимович, помоги – разберись что это за журнал, кто автор романа?
И вот передо мною на столе рукописная схема-перерисовка обложки:
La Chine et L’Europe n l’an 2000
[рисунок]
Le Monde illustre. Journal hebdomadaire.
PARIS
Journal HEBDOMADAIPE
44e Annee № 2265 – 25 aout 1900[/p]
(История поступления в редкий фонд: Приобретёны у Черницкого Б.П. г. Краснодар в сент. 1977 г. Подпись: В.И. Юзефов [директор музея])
И что? Смотрю я на листок, а сам потихонечку начинаю закипать: «Неужели ксерокса нет в Николаевске-на-Амуре?» Тут же вспомнился бородатый анекдот:
Жажда мужика замучила. Зашёл в подъезд. Звонит в дверь. Открывает мальчонка-первоклассник. Просит мужик его: «Дай водички напиться». Малыш закрывает дверь, уходит. Возвращается, протягивает стакан, на четверть наполненный водою. Мужик залпом выпивает: «Дай ещё, пожалуйста». Всё повторяется – малыш запирает дверь… Возвращается. Стакан неполный. Третий раз просит мужик. Когда же вновь увидел сколько воды в стакане, вскипел: «Чё так мало наливаешь! Принёс бы сразу полный!» «Ага! Полный», – вскинул голову малыш. – «Мамы дома нет! Папы дома нет! А из унитаза много не наберешь!»
Ладно, думаю, будем разбираться с тем, что есть. Начинаю розыски в имеющихся книжных библиографиях и в Сети – ничего. Наиболее похожее по сюжету произведение – «Адская война» Пьера Жиффара (Giffard, Pierre). Но это по времени позже: впервые опубликована лишь в 1908 году. Множество иллюстраций к роману сделал Альбер Робида…
Биографию иллюстратора романа Жиффара, хоть и поверхностно, я к тому времени уже знал. Помнил и том, что в «Электрической жизни» китайские войска «перепрыгнули» через Россию, не заметив её (вариант того, что Робида всю Россию уже «накрыл Китаем» – не прочитывается в тексте романа). На всякий случай перелистал книгу Робида «Электрическая жизнь», изданную в России в 1894 году, просмотрел все военные иллюстрации. Почему-то подумалось: «А не пропущенные ли это главы «Электрической жизни» опубликованы в тех, условно назовем их «Николаевские», номерах французского журнала 1900 года? Но автор-то другой. А может, предположил я, Робида инициировал «Адскую войну», уговорил Жиффара «развязать» её, пообещав проиллюстрировать…
Глава XIX. Белая стена(фрагмент «Адской войны»)
<…> «2000 год» немедленно открыл кампанию в пользу общеевропейского действия против китайцев. Надо было подогреть публику. Надо было показать, что опасность грозит не России только, а всему европейскому миру. Теперь уже поздно было сожалеть о том, что европейская культура сохранила свои воинственные тенденции, что она не попыталась своевременно разоружиться, установить мирный международный режим, не пробовала привить те же мирные стремления желтым, когда они воспринимали ее культуру... «Борьба рас» продолжалась и вступала в свой последний и самый грозный фазис. Истребив, подчинив, выморив черных, краснокожих и другие цветные расы, белый человек встретил отпор со стороны желтых. Этот отпор переходил в наступление. Когда-то Япония старалась ослабить Китай, опасаясь его соперничества. Теперь, обладая стомиллионным населением, прочно утвердившись в Корее и Южной Маньчжурии, считая гегемонию на Тихом океане обеспеченной, она уже не боялась этого соперничества. Напротив, бросив Китай на Европу, она развязывала себе руки для борьбы с Америкой. Россия же не могла одна дать отпор китайцам — это мы старались объяснить читателям «2000 года», и это подтверждалось известиями с востока.
«Из Иркутска сообщают ужасающие известия — гласила ближайшая телеграмма нашего московского корреспондента. — Вторая китайская армия, в полтора миллиона солдат, направляется от Кяхты к Байкалу, с очевидным намерением овладеть Иркутском. Генерал Владимиров, располагающий стотысячной армией и 120 орудиями, попытается дать ей отпор. Но население не питает доверия. Паника всюду. Поезда Великосибирской дороги берутся с боя толпами отъезжающих».
А следом за ней пришла телеграмма о третьей китайской армии, равной по численности обеим первым, направлявшейся через Туркестан.
Эти известия делали своё дело. Казалось, тень от китайских полчищ достигает Парижа. Номера «2000 года» читались нарасхват. Наш соперник, «3000 год», попытался, разумеется, начать противоположную кампанию, и вызвал взрыв негодования: толпа ворвалась в редакцию и произвела там опустошение не хуже китайского – правда, только над неодушевленными предметами.
Всюду толковали о китайском нашествии. На улицах приходилось слышать рассуждения:
– Скоро ли соберется конференция? На русских плоха надежда.
– Да... хотя их солдаты дерутся храбро.
– А генералы терпят поражения.
– Как водится... Такая уж у них традиция сложилась...
Конечно, это говорилось довольно легкомысленно. Миллионные полчища, вооруженные по-европейски – это уже не жалкие толпы пресловутых «хунхузов». Общая численность трех китайских армий достигала семи миллионов человек!
– А ведь это только авангард, – заметил г. Дюбуа, когда мы обсуждали однажды положение дела, собравшись в редакции. — Вся армия — сорок миллионов...
– Притом вооружённых современными орудиями и ружьями, — подхватил Пижон.
– Где они набрали столько оружия и военных припасов? — сказал я.
– Тридцать лет готовились, — ответил Пижон. — Все так называемое китайское возрождение ушло в это дело. Японцы, те мало потерпели от белых и просто хотели усвоить их культуру, поняв, что она дает нации силу. У китайцев ненависть к белым, чувство обиды, мысль о реванше, о мести господствовали над всем. Да ведь и пекли же их на медленном огне. Припомните-ка, что с ними проделывали, начиная с английской опиумной войны. А потопление 7000 китайцев у Благовещенска! Маньчжурские походы! «Подвиги гуннов» — помните? Немецко-англо-французско-русское нашествие во время восстания боксеров. Все отличились — и мы не хуже других — нечего греха таить... Почти целое столетие жестокостей, обид, насилий, оскорблений — можно дойти до исступления. Теперь надо расплачиваться... Тридцать лет они напрягали все силы, готовясь к этому походу. Я тоже думаю, что семимиллионная армия — только авангард... <…>
С ОГЛЯДКОЙ ИЛИ БЕЗ?
Таких книг уже давно не делают в наших типографиях. Жесткий картон обложки с кожаными уголками оклеен мраморной бумагой, тисненные золотые буквы на корешке не обсыпались и не поблекли: Альбер Робида «Электрическая жизнь».
Книга появилась век тому назад в Санкт-Петербурге, мелкий шрифт на обороте титула уточняет: «Дозволено цензурою 7 ноября 1893 года». Книга буквально переполнена иллюстрациями – две сотни на 320 страниц текста. Написал и проиллюстрировал эту удивительную книгу известный в прошлом веке французский художник-карикатурист Альбер Робида.
Сюжеты утопий и антиутопий строятся таким образом, чтобы предоставить читателю наиболее полный срез общественной и политической жизни, а также научного потенциала будущего государства. «Электрическая жизнь» — не исключение, скорее, яркий пример книг подобного рода. В центре повествования знакомство, помолвка и счастливое бракосочетание молодых людей: Эстеллы – дочери инженера-инспектора горных маяков и Жоржа – сына ученого конца XX столетия, сколотившего огромное состояние своими открытиями. После помолвки влюбленным предстоит свадебное путешествие, которое, по мнению отца жениха, может отдалить или совсем разрушить бракосочетание своими «тысячами мелочных неприятностей». Мы – читатели отправляемся вместе с героями с свадебное путешествие с целью знакомства с Европой двадцатого века.
Чего же достигло человечество?
Автор красочно описывает достижения науки и техники. Покорена погода — упорядочены времена года, количество осадков, направление и скорость ветра. Необитаемые ранее пустыни «расцвели кипучей жизнью». Построена длиннейшая электропневматическая линия прямого сообщения между Парижем и Пекином. Для преодоления более коротких расстояний используются целые рои воздушных карет и кабриолетов. Электричество научились передавать на любые расстояния, оно питает заводы и фабрики. Великолепно отлажена система связи. Подробно, в частности, рассказывается о применении телефоноскопов (по-нынешнему видеотелефонов), которыми оснащены даже квартиры. С помощью телефоноскопа персонажи «Электрической жизни» имеют возможность «посещать» лекции ведущих ученых и преподавателей всей планеты. Благодаря фантастическому аппарату, вы можете, не выходя из дома, «пройтись» по магазинам и выбрать себе покупку, которую по пневмотрубам доставят на дом.
Рабида весьма подробно описывает использование фонозаписи: это и выступление чтецов, в чьем репертуаре всемирная классика, это и музыкальные шедевры в исполнении виртуозов.
В медицине ведутся широкие исследования по выращиванию в пробирках детей, изобретено лекарство от "всех болезней".
В энергетической промышленности давно используют «огонь», который усердно трудится на благо земледельцев и коммунальщиков.
В строительстве тоже произошла революция – материалом служит концентрированная бумажная масса. Архитекторы проектируют дома, верхняя жилая часть которых имеет возможность перемещаться, открывая взору дали горизонта.
В Тихом океане строится «шестой материк»: человечество переполнило просторы Земли, требуется увеличение «жилплощади».
В институтах успешно проводятся эксперименты по «оживлению умерших животных из останков скелета»...
Однако «…перепроизводство населения и громадное развитие промышленности породили довольно печальное положение вещей. Атмосфера у нас загрязнена и отравлена до того, что надо подняться с помощью летательных машин на очень большую высоту для отыскания сколько-нибудь чистого воздуха... Большие наши реки насыщены культурами опаснейших микроорганизмов. Даже и самые маленькие речки переполнены болезнетворными ферментами».
Напомним: это сказано в конце прошлого века [уже позапрошлого. – В.Б.]. Среди критиков фантастики бытовало мнение, будто писатели этого жанра проглядели тему экологии. «Прозевали» экологическую проблему – редчайший пример близорукости в НФ!» — утверждают А. Балабуха и А. Бритиков в статье «В поисках утраченной гармонии». Прочитав «Электрическую жизнь», убеждаешься, что к автору этого романа отношение этот спорный вывод не имеет. Робида отчетливо видел последствия от наступления на среду обитания, в этом он оказался прозорливее своего знаменитейшего соотечественника Жюля Верна.
А. Робида предостерегал от возможности появления неизлечимой болезни, эпидемия которой может сгубить все человечество. Появление болезни, названном им «мигранит», он связывает с «недоброжелательностью чужеземной нации» и доказывает искусственное ее происхождение. В романе мы знакомимся с учеными, в чьих головах рождаются античеловеческие идеи, несущие смерть и заболевания. «Коста-рикско-придунайская» война, без сомнения, будет в своем роде образцовой, – рассуждает один из таких маньяков. – Взрывчатые мои составы несравненны по своему могуществу и удобству употребления. Миниатюрной бомбой, величиной в горошину, можно взорвать целый город с расстояния в двадцать верст! Это делается в высшей степени просто, легко и изящно. Фьють! – и готово!»
Человечеству грозит гибель не только от болезней и войн. В «Электрической жизни» назван еще один враг – катастрофа на предприятиях. Описана одна из них, произошедшая по вине служебного персонала. Звучит серьезное предупреждение: «за электричеством необходим строжайший надзор, так как малейшее упущение, – ничтожнейший недосмотр или невнимательность, могут доставить ему случай к неожиданному яростному нападению на беспечного своего властелина или даже к грозному пробуждению свирепой энергии, способной вызвать стихийную катастрофу».
Для определения, что перед нами – утопия или антиутопия – критиками НФ предлагается простой способ. Задайте себе вопрос: хотелось бы вам жить в описываемом обществе? Если да, то перед вами утопия, если же нет, то антиутопия. По этой, конечно же, весьма упрощенной формуле роман «Электрическая жизнь» – антиутопия. Вряд ли кому-нибудь захочется жить на планете, где только в одном парке Арморике остался островок девственной природы.
Сорокалетний весельчак и фантазер, наполнивший парижские газеты язвительными карикатурами и юмористическими рисунками, художник, которому доверили оформить павильон Франции на Всемирной выставке в Париже, написал ироническую и грустную книгу предвидений. Разглядывая в телескоп из блаженной памяти девятнадцатого столетия век наш — двадцатый, он не мог разглядеть прекрасного будущего. По первым робким шагам электричества, свидетелем которых он был, сумел понять: «ребенок» принесет в жизнь человека вещи не только полезные. В эпиграфе к роману "Вперед, без оглядки! должен стоять не восклицательный, а вопросительный знак. Приходишь к этому выводу не только после прочтения романа, рожденного сто лет назад, но и от того, что окружает нас сегодня.
Виктор Буря. "Дальневосточный учёный" (Владивосток), 16 июня 1993 г., № 19. С. 7.
Закрыл я книгу "Электрическая жизнь" и думаю: "Вроде «теплеет», надо двигаться в этом направлении".
Прошёл год без Юрия Дмитриевича Шмакова (материал был написан в 2009 году – в годовщину смерти Ю.Д. Шмакова). Теперь все года будут без него.
Мы были знакомы, и как мне казалось, подружились… Почему «казалось»? Прочтёте написанное – поймете. Мы познакомились в 1977 или 1978 году через посредника – Александра Громыко, который, будучи студентом железнодорожного вуза в Хабаровске, посещал клуб любителей фантастики «Фант», а после распределения в Комсомольск-на-Амуре привёз идею Шмакова о создании нового КЛФ в Городе Юности.
КЛФ «Фант» был задуман коллегами Юрия Дмитриевича, молодыми журналистами, приехавшими в Хабаровск с Урала, но выстроен и выведен на всесоюзную орбиту – Шмаковым. Сначала клуб существовал как газетная страничка в молодежке, а потом стал «живым» – встречи, общение… Это было в середине 1970-х годов. Я в то время работал «начальником лозунгового хозяйства», если проще и понятнее – художником-оформителем в управлении Комсомольского отделения Дальневосточной железной дороги. Сотрудничал с «Молодым дальневосточником», рисовал карикатуры, комиксы. А когда создали в Комсомольске клуб любителей фантастики «Апекс», общение с фэнами из «Фанта» стало теснее.
Вместе организовали и провели фестиваль фантастики (1983), семинар НФ писателей, создали «Дальневосточное кольцо КЛФ» – Владивосток, Сахалин, Камчатка. В 1990 году Юрий Дмитриевич пригласил меня на работу в новое хабаровское издательство «Амур», чтобы выпускать вместе с ним Альманах фантастики для детей и взрослых «Мир чудес», издавать фантастические книги, написанные детьми и взрослыми... Впрочем, пусть об этом расскажут другие участники тех событий.
Из интервью переводчицы произведений Дж. Р.Р. Толкина Валерии Александровны Маториной (В.А.М.). 2003 год:
Вопрос: Как Вам удалось найти издателей?
Ответ: Я их не искала. Переводила для друзей и для себя. События складывались, связывались, развивались будто сами собой… Председатель Горловского клуба любителей фантастики Виктор Черник* получил письмо от товарища по «Аэлите» Юрия Шмакова: в Хабаровске родилось новое издательство «Амур», хотят начать с хорошей книги... Шмаков попросил рукопись... сообщили мне, и произошло чудо... Но, и у печатников бывают проблемы, мы это в шутку называли «козни Сарумана». Даже пожар в издательстве был. Поднятый по звонку в три часа ночи редактор бежал через весь Хабаровск, приговаривая, как молитву: «Рукописи не горят, рукописи не горят...» Разложенный на столах оригинал-макет, к счастью, уцелел, его лишь засыпало пеплом. Сгорела соседняя комната. Мне прислали на память об этом эскиз обложки в туши с сильным запахом гари. «Амурское» пятикнижие в мягких обложках выходило с 1990 по 1992 год. Я была счастлива. Хабаровчанам удалось сделать все, что они тогда могли, остальное от них не зависело. Набирали на линотипе, латинского шрифта не было, были проблемы с бумагой и типографиями. Приложения пришлось сократить, словарь исключить. Работать с редакторами я не могла из-за расстояния и плохой почтовой связи (компьютерами в то время так широко не пользовались). Во всем этом есть еще одно чудо – нас связала крепкая дружба, и без... моего «первопечатника» Шмакова из Хабаровска... я себя уже не мыслю, хоть мы и реже теперь пишем друг другу».
Виктор Буря: Пятикнижие "Властелин Колец" под редакцией Юрия Шмакова разлетелось по всей нашей тогда еще советской стране. Заинтересовались им и на родине автора – Англии. Потому что это было первое русское издание полного перевода Летописей. Благодаря рекомендациям сына Джона Р.Р. Толкина Кристофера, который, к тому же, организовал сбор средств оплату годового членского взноса, а это несколько десятков фунтов стерлингов, Юрий Шмаков был принят в члены английского Толкиновского общества. Однажды я держал в руках эту элегантную именную карточку члена английского общества имени профессора Дж. Р.Р. Толкина.
Юрий Шмаков. Фрагмент очерка «Рандеву с Чёртом», ж-л «Родное Приамурье» (Хабаровск), № 3, 2006 год:
«...На Сукпай мы пошли вшестером – на двух плотах. Каждый поворот открывал что-то новое: синий от елей склон хребта, красная от ягод роща рябин, сверкающий водопад... Мы ещё пытались сопротивляться – остановившись на ночёвку где-нибудь на косе, сварив уху и нажарив хариусов и ленков, орали у костра песни про «перекаты да перекаты, послать бы их по адресу» или там «ничего на свете лучше нету, чем бродить друзьям по белу свету», и было весело, но потом...
На третий день мы увидели Скалу. Она возвышалась на правом берегу и была совсем не такой, как другие. Потому что в ней была Дверь. Отшлифованная, словно черное зеркало, с черной буквой «М» над красным арочным окоемом. И шутить насчёт «Метро» или «М» и «Ж» как-то не хотелось. Может быть, «Мория»?
...На вопрос анкеты о любимом писателе я обычно отвечал так: «У меня их несколько, в том числе – Джон Рональд Роэл Толкин». Впервые я прочел «Властелина Колец» лет пятнадцать назад. Это сейчас «Властелина» знают все – фильм посмотрели, книги в любом книжном магазине можно купить. А тогда о Толкине и «Властелине» в нашей стране знал лишь узкий круг любителей фантастики. Но по клубам любителей фантастики ходили самопальные переводы. Вот такая папка с машинописными листами и мне в руки попала. И «Властелин» сразил меня наповал. Я считаю, что это великая книга. Лучшая из написанных в XX веке. Она обладает удивительной приложимостью к нашей личной реальности. И Сукпай подтвердил это.
Вот цитата из «Братства Кольца». «...За мертвой водой высились огромные отвесные утёсы. Никаких ворот в них не было. Фродо не увидел даже трещин. Гладкие стены еще отсвечивали в закатном солнце.
– Это Морийская Стена, – сказал Гэндальф. – Некогда в ней открывались Ворота, которые назывались Эльфийскими... Гэндальф подошёл к стене вплотную и стал водить по гладкому камню, беззвучно шевеля губами.
Потом отступил и обратился к спутникам:
– Смотрите.
Вверху, там, куда Гэндальф едва дотягивался пальцами, выгнулась арка с прихотливыми эльфийскими рунами.
– Что здесь написано? – спросил Фродо.
Это древнеэльфийский язык. «Ворота Дарина Повелителя Мории. Говори друг войди». Ясно, что эти двери открывает заклинание».
Читатели «Властелина» знают, что нужно сказать одно слово – «друг». Мы это слово тоже произнесли, но Дверь, понятно, не открылась. Может быть, надо было не по-эльфийски и не по-русски заклинать, а по-удэгейски, поскольку Сукпай со всеми его тайнами – удэгейская река ...Мы простились со Скалой и пошли вниз с ощущением, что прикоснулись к какой-то тайне.
Толкин предупреждал: «Вопросы задавать опасно, ибо ворота могут захлопнуться, а ключи пропадут»…
Виктор Буря: Сказать, что беда пришла нежданно, нельзя. Когда мы увидели, что на пути наших плотов у крутого поворота реки замаячили перекаты, то приняли решение подстраховаться. Резко свернули к берегу, вытащили из воды плоты. Долли, шустрая рыжая кокерша Шмакова, лишившись привязи и обретя свободу, тут же начала нарезать круги по берегу. Она – седьмой член сплава на плотах по Сукпаю, вечно тормозила процесс отплытия. Только отчалим, она прыгает в воду, и плывет к берегу. Или, еще хуже, вытворяет тоже самое, когда мы на скорости лихо минуем, почти касаясь берега, какой-нибудь поворот… Отсюда – вынужденные остановки, пешие возвращения…
Было начало второй половины солнечного, не по-осеннему теплого дня. Километраж сплава заканчивался, если укладывать его во временные рамки – часа через три, от силы – четыре. Как-то не умно было отворачиваться от гостеприимного радушия удачной осени. И мы, приближаясь пешком к месту переката, решили так – преодолеем, сделаем привал с ночевкой. Одну, из двух оставшихся, прикончим вечерком у костра, вторую – завтра в поселке на квартире у одного «весьма и весьма интересного человека». Именно так представил своего знакомца в поселке Сукпай Шмаков. Понятно, что одной для такой встречи не хватит, но, поселок – не тайга, купить можно...
Первый плот, прижавшись почти к берегу, обошел завал, изогнулся на полуметровом водопаде, на секунду пропал из видимости, скользнул за поворот реки и исчез за деревьями, унося с собою восторженные крики команды. Теперь настала наша очередь. Уселись по местам. Еще раз проговорили, кто что делает. Шмаков – капитан плота, управляет рулевым веслом, мы по бортам, вновь привязанная к плоту Долли, выглядывает между болотных сапог хозяина. Вошли в основной поток воды, скорость движения плота заметно стала возрастать... И нас начало крутить... Капитан командует: «Табань! Вправо! Стоп! Влево!..» Сам веслом рулевым пособляет нам… Но, поздно…
Наш плот налетел на притопленный ствол огромной сосны в завале, остатки ветвей которой вода успела превратить в наконечники копий. Лишившись воздуха, плот тут же опрокинулся... Первое, что я осознал – моих сил не хватит выбраться на ствол, а висеть по плечи в воде спиной к бурному потоку тоже долго не смогу... Поднырнул под ствол... Почувствовал коленями подводные камни... Выбрался на берег... Обернулся... Плота на сосне нет… Вижу напарника: «Где Юра? Где плот?» Отвечает: «Плот сорвало и унесло по течению...».
Бежим за поворот реки, продираясь сквозь кусты... На противоположном берегу, метрах в ста, видим сплавщиков с удачливого плота. Кричим им: «Юру не видели?» Они, не отзываясь нам, вдруг, рванули за уносящимся по реке бесформенным оранжево-красным комом... Мы ринулись параллельным курсом… Далеко бежать не дал нам коренной берег реки – уперлись в скалу. Ринулись в воду, сбиваемые течением перебрались на противоположный берег. И побежали, соревнуясь с течением реки... Через несколько минут, изрядно запыхавшись, видим спину одного из наших... Догоняем... Обернулся… Это же Юра Шмаков! Слава тебе Господи! Он еле передвигается в залитых водой болотниках, но, цепляясь за ветки, спотыкаясь о большие валуны, продолжает двигаться за унесенным течением плотом. Слышим, казнит себя: «Зачем я тебя привязал!? Ты бы сама бы выплыла!..» Потом...
Потом Юра попросил нас оставить его одного. Взял на руки бездыханную Долли, завернутую в куртку хозяина, и пошёл к лесу.
Мы, уже впятером, с промокшими рюкзаками и с лохмотьями плота двинулись к уцелевшему плавсредству. Развели костёр. Разобрали рюкзаки, развесили одежду, расстелили для просушки промокшую палатку, раскрыли упаковки искупавшиеся пачки сигарет, повытряхивали воду из фотоаппаратов...
Уже смеркалось, когда пришёл Юра. Его колотило. А он, извиняясь, попросил: «Мои промокли. У кого есть сигаретка…»
Пока одни меняли ему одежду на сухую, надевали сухие свитера и рубашки, закутывали в куртки; другие установили сухую палатку, сгоношили обед, достали бутылку водки, открыли консервы, нарезали хлеб... Чтобы скорее согреться, предложили Юре выпить сразу целый стакан, и, затем, лечь спать.
Выпили молча, не чокаясь. Протянули Юре закуску. Отмахнувшись от неё рукой, закурил. Вторую бутылку разлили поровну. И опять Юра закусывал сигаретой. Разговора не получалось…
– Есть рубль? – этот вопрос Юра задал мне.
– Зачем? – не понял я. Почти ночь, берег таёжной реки, до посёлка часа три спускаться на плоту. Переспросил его: – Тебе сейчас надо?
– Да.
Я разыскал на ветках сохнущую куртку, там были карманы с замками, в них деньги, ключи от дома.
– Вот, – протянул ему комок сырых денег.
– А рубля нет?
Еще раз вернулся к куртке. Выгреб монеты из кармана, в свете пламени разложил их на ладони, хотел пересыпать Юре, но, вижу – не удержит. Руки не слушались его. Перехватил настороженный взгляд парней на Юру. Они только сейчас стали прислушиваться к нашему разговору. Да, захмелел, но ведь не пьяный… Наверное, из-за Долли…
– Мне нужен только один рубль, – слегка выделив из фразы слово «один», сказал Юра и нагнулся к костру за головешкой. Сверкнувшие капельки воды, будем думать, что именно воды с невысохших волос, превращались в пар у кончика сигареты, тыкавшегося в огненную головешку. Прикурив, Юра выпрямился. Не выпуская сигареты изо рта, сооружая из дыма занавеску для лица, повернулся ко мне. На его бледном лице терялась белизна трясущейся в губах сигареты.
– Один, так один. – Я вложил ему в ладонь монету.
Он кивнул, теперь, мол, всё правильно, и, слегка пошатываясь, пошёл к реке.
– Юра! – в унисон загудели у костра, – Ты куда! Темно уже!
– Я сейчас. Я сам. Я быстро…
…Шли годы. При встречах, я никогда не заговаривал с Юрием Дмитриевичем про тот сплав. Даже когда попадалась на глаза фотография, из тех, что всегда в большом количестве висели у него над рабочим столом; на ней они были вместе с кокершей Долли. А тот рубль… ну и что? Люди, прощаясь навсегда, тоже бросают в могилу монеты…
А ведь, ничегошеньки я не понял тогда. Да и вообще не знал, оказывается, я Юру... Так, знакомцем хабаровским был у него… Впрочем, прочтите рассказ Юрия Шмакова, написанный и опубликованный еще в 1973 году, за три десятка лет до случая на Сукпае. Совсем недавно я и сам прочёл его вновь (читал же все «Фанты» когда-то!). И сделал грустное открытие для себя. Знаком был с Юрием двадцать с лишним лет, из них совместно трудились пять лет, а понял что не знал его, прожив без него всего лишь год. Все эти хаджикоки и феди, леди из техасов, титипули, хельдигарды и хабаровские хоббиты в полном составе – это ведь лучики Юриной души, удары его сердца, шаги его жизни, а не какая-то профессиональная обязанность... Не по должности он щедро делился открытием новых миров, своими свежими ощущениями… Но! это очень важно, реально его щедрая доброта доставалось только тем, у кого в сердце уже поселился, пусть пока маленький, тёплый комочек очень чувствительный к слову «ДРУГ»…
Юрий ШМАКОВ
ЭХ ТЫ, ФЕДЯ!
Рассказ с преувеличениями
В школу Федя бежал вприпрыжку, и весёлое рыжее солнце провожало его до дверей. Сел Федя на своё место рядом с Колягой – ни врагом, ни другом, сказал:
– А я вчера ракету построил.
– А мне отец велик обещал, – похвалился в ответ Коляга. – Это тебе не ракета. Велик! Настоящий!
И на всякий случай хлопнул Федю линейкой по макушке.
Тут учительница вошла, Алевтина Павловна, стала диктанты раздавать. И этот хорошо написал, и тот, и Самохин, если постарается, может же написать, и Петрова, чувствуется, поработала.
Федина тетрадка – самая нижняя. Значит, ругать его будут.
– Один Сергеев меня огорчает, – Алевтина Павловна даже головой покачала и губы поджала, так Сергеев её огорчил. – Ошибка на ошибке, почерк как курица лапой. Может, ты учиться не хочешь, Сергеев? Так и скажи.
А Сергеев – это Федя. Молчит Федя. Разве можно такое сказать? Нельзя, никак нельзя.
– Эх, Сергеев, Сергеев, – вздохнула Алевтина Павловна. – Садись уж. С тобой говорить как об стенку горохом...
Дождался Федя звонка, в раздевалку скорее, в уголке затаился, а как затихло всюду, пальтишко натянул и за дверь...
Солнышка нет уже, не дождалось. Зато стоит во дворе шестиклассник Скипа, урок прогуливает, скучает. Хотел Федя обойти Скипу – да не обойдёшь. Федя влево – Скипа влево. Федя вправо – и Скипа вправо. Улыбается Скипа.
– Встань, – говорит, – передо мной как лист перед травой.
Встал Федя.
– Как звать? – спросил Скипа и щёлкнул Федю по носу.
– Федя, – ответил Федя.
– Федя? – Скипины брови удивлённо полезли вверх. Стукнул Скипа по фединому портфелю, выпал наземь портфель из слабых фединых рук. Зафутболил его Скипа далеко-далеко: в лужу упал портфель, поплыли по ней синие тетрадки льдинками.
Засмеялся Скипа, крутанул Федю за нос, – эх ты, Фе-едя! – и пошёл за угол курить. Веселее стало Скипе урок прогуливать. Федя тетрадки собрал, грязные, мокрые, по улице поплёлся. Холодно Феде и грустно, и нос болит.
Возле булочной к Феде собака пристала, маленькая и рыжая. То ли печальная, то ли весёлая – не поймёшь. Хвостом виляет, а глаза жалобные. Обрадовался Федя собаке. И имя сразу придумалось – Лёшка. У подъезда оставил Лёшку, домой пошёл. Никогда бы в такую рань не вернулся, да надо покормить Лёшку.
Дома мать заругалась сразу – почему рано, опять из школы сбежал... Двойку, небось, получил, где дневник? А тетрадки? Это что у тебя за тетрадки, что за наказание… Ну всё, кончилось моё терпение, всё отцу расскажу, он тебе пропишет, всё равно по-человечески не понимаешь, назло делаешь... Куда пошёл?
– На двор.
– Никаких дворов! Вот деньги возьми, сходи за хлебом и чаем, чай грузинский спроси и не шляйся нигде, а потом будешь дома сидеть, учить, и в кого ты такой, уроки не учишь, дома не помогаешь!
«Помогаю», – подумал Федя, но спорить не стал: Лёшка внизу дожидается.
Вышел во двор – нет Лёшки. Одна маленькая Люська сама с собой в мячик играет.
– Не видела тут собаку рыжую?
– Видела, – отвечает Люська. Мячик её тум-тум об асфальт. – Её дяденька вон туда понёс. А она плакала.
Пулей помчался Федя туда, куда Люська показала. Так и есть – стоит собачий фургон, и дядька возле него курит. В сапогах, в ватнике, бородатый, и кепка на самые глаза надвинута. К такому и подойти страшно. Подошёл Федя.
– Дяденька, вы собаку поймали рыжую такую, а она моя.
Посмотрел дядька на Федю из-под кепки – обмер Федя.
Какая там собака, сейчас он и Федю в ящик. И не убежишь – ноги отнялись.
– Дя-а-денька... рыжая такая... Лёшка...
– Они у меня все рыжые... хры-хры-хры... – страшно засмеялся дядька, посмотрел на сумку (отберёт сейчас!) и спросил:
– Рупь есть?
– Есть, дяденька, есть! – Федя рубль из кармана выдернул и ноги ожили. Вот!
Исчез рубль, со скрежетом почесал дядька бородатую щёку.
– Как же я тебе искать её буду?
Приоткрыл крышку, а там – стон и плач собачьи, тоска и горе смертное в блестящих глазах, стало Федино сердце огромным, под горло поступило, ни вздохнуть, ни закричать, ни заплакать...
Пусть будет сто рублей, молил Федя, пусть рубль в сто рублей превратится, сделайте так, неведомо кого просил, – слушаться буду, ракету отдам, сделайте так, сделайте!!!
Да кто же сделает! Не бывает чудес на свете! Никогда рубль сторублёвкой не обернётся... А душегуб тем временем пошарил во тьме и лае. Лёшку вытащил – эта, что ли?
Кивнул Федя, получил из рук палача помилованного Лёшку, лизнул его Лёшка в лицо, и сердце упало и сделалось маленьким-маленьким, и зарыдал Федя, и пошёл прочь от собачьей неволи. Шёл он по двору, по лужам и грязи, уткнувшись в тёплую Лёшкину шерсть, поднялся по лестнице, открыл скрипучую чердачную дверь, влез в ракету, задраил люк, Лёшку на коленях устроил и нажал кнопку старта... Через слуховое окно в тёмное небо умчалась ракета, рассыпая миллионы огненных брызг, унося солнечно-рыжий смех в бесконечную звёздную даль, в просторы Великого Космоса.
Конечно, чудес на свете не бывает, и никому не превратить рубль в сто, но летать на ракетах маленькие могут не хуже взрослых. Тем более что Федя построил НАСТОЯЩУЮ ракету...
Опубликовано:
1. Буря В. СКАЖИ СЛОВО «ДРУГ»... // «Хабаровский экспресс», 2009, № 4, 21-28 янв. С. 1, 23.
2. Буря В. СКАЖИ СЛОВО «ДРУГ»... Произведение входит в: — Журнал «Печатный двор. Дальний Восток России №9 2009» См.: http://fantlab.ru/work472463
Оргкомитет Первого дальневосточного фестиваля фантастики. Слева направо: Алексей Турлов, Владимир Тихомиров, Виктор Буря, Юрий Шмаков (председатель), Анатолий Тачков, Владимир Передков (отвернулся от объектива). 1987 год. Из архива В. Бури. Публикуется впервые
Юрий Шмаков. В коллаже использована иллюстрация А. Бутеева к «Властелину Колец» Дж. Р.Р. Толкина. Из архива В. Бури. Публикуется впервые
Юрий Шмаков у «Ворот Мории» — скала на реке Сукпай.
Координатор (Ю. Шмаков) и Фантовед (В. Буря) с персонажами альманаха Дракошей, Инопланетяниным и Кокершой. Рисунок-заставка В. Бури из альманаха «Мир чудес», 1991 год
*У горловского КЛФ «Контакт» было три координатора, председатель был только на время проверок 1984-го года. Но некоторые члены клуба и официальные лица предпочитали употребление слова «председатель. Прим. vchernik
Этот материал был опубликован без малого двадцать лет назад — 15 сентября 1993 года в газете "Дальневосточный учёный" (г. Владивосток). После этого у Светланы Александровны Беляевой было много собственных публикаций воспоминаний об отце, вышла даже книга. И всё же, рискну предложить эту статью поклонникам творчества Александра Романовича Беляева, без дополнений и исправлений. Но проиллюстрирую её уникальными фотографиями тех вещей, чудом сохранившиеся в семье Беляевых, которые помнят прикосновение рук великого русского фантаста: настольный календарь, кожаная дамская сумочка и.., сейчас вы удивлённо вскинете брови, сотворённую писателем в единственном экземпляре книжку акростихов, посвящённых любимой супруге, надёжному другу и верному помощнику — Маргарите Константиновне.
"ГОЛОВА ПРОФЕССОРА ДОУЭЛЯ" — КНИГА АВТОБИОГРАФИЧНАЯ
Имя писателя-фантаста Александра Беляева (1884-1942 гг.) нет необходимости представлять читателю. Его книги известны ним с детства. Нужно ли вспоминать о тех многочисленных мирах, где с помощью этого автора нам удалось побывать? Но мы мало или порой совсем ничего не знаем, о его собственной трудной жизни.
Предлагаемый материал подготовлен на основе почти десятилетней переписки с дочерью фантаста Светланой Александровной. Использованы фрагменты рукописей и редких публикаций за подписью жены Беляева и близких ему людей.
Виктор Буря. г. Хабаровск
Светлана Беляева:
Несмотря на тяжелое заболевание, отец за двадцать неполных лет написал почти триста Произведений, что не под силу даже здоровому человеку. Думаю, что и он не осилил бы этого, не будь рядом с ним моей мамы, Маргариты Константиновны. Только её самоотверженность и терпение дали ему возможность творить, не зная домашних забот и проблем. Отец был если не лежачим, то полулежачим больным. Редкая неделя проходила без врача, лекарств. Мама была и женой, и медсестрой, и машинисткой. Ездила она и по редакциям и издательствам.
Маргарита Беляева:
Александр Романович до нашего знакомства был дважды женат. Первая жена, Анечка, ушла к его коллеге. Но счастья не нашла. Вторая жена, Верочка, была избалованной и капризной. Когда Александр Романович заболел плевритом и лежал с высокой температурой, Верочка оставила его, сказав, что она не для того выходила замуж, чтобы быть сиделкой...
Познакомилась я с Александром Романовичем в 1919 году в Ялте, куда он приехал из Смоленска на лечение со своей матерью и со старой прислугой Фимой, прожившей у Беляевых более двадцати пет.
В 1922 году перед Рождественским постом мы венчались. Венчание было очень скромным, если не сказать больше. В церкви не было никого постороннего. Была только моя мама и свидетели: брат Лева с товарищами. Жених был в своем будничном костюме, да и я тоже не была похожа на невесту. Александр Романович, вспоминая о нашем венчании, рассказывал, как он спешил первым ступить на платок, чтобы быть главой дома. В примету никто не верил, и он сам, и все смеялись.
Николай Высоцкий:
Мне было бесконечно жаль смотреть на него, уже лишённого возможности двигаться... Я побывал у профессора, который его лечил, и тот на мой вопрос о состоянии здоровья Саши только руками развёл. Я уехал с горьким чувством, думая, что это наша последняя встреча. Представьте себе мою радость, когда я получил от Саши письмо: "Поправился, прошёл столько-то километров и женился".
В 1923 году А. Р. Беляев со своей женой Маргаритой Константиновной переезжает в Москву. Опять сложности с устройством на работу и мытарства с жильем.
Маргарита Беляева:
5 марта 1924 года у меня родилась дочь Людмила. Все мамаши с нетерпением стремились из роддома домой, а я с ужасом думала о возвращении в сырую, тёмную комнату. Я боялась оставлять ребенка одного, так как из дыр вылезали огромные крысы. Я всюду носила Люсю с собой, даже когда выходила на кухню... Мне было очень тяжело, и я вызвала к себе маму из Крыма. Стали хлопотать дополнительную площадь. Александр Романович уходил на работу, а мы втроем отправлялись по учреждениям. По нашему заявлению приходили с обследованием из детской консультации и из "Охраны материнства". Посмотрели, как мы живем, сказали, что у ребенка может развиться рахит и он может даже ослепнуть. Наши хлопоты увенчались успехом...
В это время Александр перешёл работать в Наркопочтель плановиком. Ему поставили [на квартиру] телефон. В свободное от службы время Александр Романович занимался литературой. Издали его небольшую книжицу "Спутник письмоносца". Рассказ "Голова профессора Доуэля" печатался в газете "Гудок" с продолжением и имел успех. Это произведение автобиографическое. Тема зародилась, когда Александр Романович лежал в гипсе, прикованный к постели, с параличом ног. Положение было почти такое же, как у головы профессора Доуэля: вокруг были знакомые предметы, книги, но он не, мог дотянуть ся, достать. Александр Романович предложил мне перепечатать этот рассказ для журнала "Всемирный следопыт" с условием, на которое, как он сказал, согласилась бы не каждая машинистка: если напечатает, та я получу 50 процентов гонорара, а если не примут, то не получу ничего... Рассказ был принят. На полученные деньги я купила Люсе дорогую кроватку с сеткой. Ещё купили два шкафа — платяной и бельевой. Появилось и выходное платье. Понемногу наша жизнь наладилась. Мы даже рояль купили. Александр Романович покупал ноты. Я когда-то училась петь. В свободные минутки мы занимались музыкой. Стали чаще посещать театры и музеи. С Александром Романовичем было интересно ходить по музеям: мы всегда отделялись от экскурсий...
В декабре 1928 года мы обменяли свои две московские комнаты на отдельную 4-х комнатную квартиру на улице Можайского в Ленинграде... Александр Романович больше не служил и занимался только литературой, продолжая сотрудничать со столичными издательствами.
19 июля 1929 года родилась наша вторая дочь Светлана, и папа в шутку назвал её своим вторым изданием, а старшую первым.
Светлана Беляева:
В основном мы общались с отцом по вечерам. Это время принадлежало мне. Иногда мы во что-нибудь играли, но чаще всего отец читал вслух. Иногда послушать приходили мама и бабушка. Мама вышивала. В то время были модными вышитые вещи. И дома было уютнее от белых чехлов на диване и на креслах, от вышитых подушек и занавесей. Больше всего я любила слушать страшные истории. Читал отец классически, как настоящий артист. Каждый герой имел у него свой голос, интонацию, произношение. Всё это создавало иллюзию, будто читает не один человек, а несколько. Помню, когда мама принималась мне читать, я сердилась и просила её читать так, как отец. Но мама не умела, а я не верила ей и обижалась. И только позже поняла, что читать так, как отец, могут только хорошие артисты... Мой отец был таким фантазером! Как-то рассказывал мне о дарвинском "Происхождении видов" и, как бы продолжая текст Дарвина, сообщил, что люди, произошедшие от обезьян, некоторое время были хвостатыми. Однако, хвосты их почему-то не сгибались, и для того, чтобы сесть на землю, им приходилось делать в земле дырку, в которую они могли всунуть негнущийся хвост.
Маргарита Беляева:
Но недолго длилось наше благополучие. Александр Романович заболел воспалением легких, и доктор посоветовал ему покинуть Ленинград. Николай Павлович Высоцкий давно переманивал Александра Романовича в Киев. И вот в сентябре 1929 года мы обменяли свою ленинградскую квартиру на киевскую. Жизнь в Киеве была намного дешевле, а главное, климат подходил для всей нашей семьи. Но оказалось, что издательства принимают рукописи только на украинском языке, а Александр Романович украинского не знал. Отдавать переводчику не было смысла. Он продолжал сотрудничать в издательствах Москвы и Ленинграда, но дальность расстояния до издательств отражалась на нашем бюджете. С пересылкой рукописей задерживался гонорар.
Как-то вечером к нам пришло несколько человек из наших новых знакомых. Одна старушка очень хотела от самого писателя узнать дальнейшую судьбу Ихтиандра, героя романа "Человек-амфибия". Александр Романович специально для нее придумал хороший конец: Ихтиандр добрался до друга отца Сальватора, там встретил девушку, такую же как он, они поженились и у них были дети-амфибии.
Наш приезд вызвал интерес не только у жителей дома и улицы, но и у органов безопасности. Особенно тот факт, что у нас, вновь прибывших, оказалось сразу так много знакомых. До выяснения наших личностей, у нас был произведён обыск и опечатаны конторка и буфет. Для выяснения причин столь странной проверки Александр Романович обратился в органы, где перед ним извинились, заявив, что была допущена ошибка.
В начале 1930 года Александр Романович поехал в Москву устраивать свои литературные дела. Я осталась в Киеве одна с детьми и со своими родителями. В марте старшая дочь Люся заболела менингитом. 15 марта ей исполнилось шесть лет, а 19 марта она умерла. Александр Романович приехал на похороны, после чего вновь возвратился в Москву. В мае он заболел сам. У него вновь началось обострение. Снова гипсовая кроватка на месяцы. Светика мне пришлось отнять от груди и срочно выехать в Москву. Утром, покормив ребенка в последний раз, я с тяжелой душой покинула дом. Взяла пишущую машинку и уехала в Москву. Мне надо было не только ухаживать за больным, но и работать. От искусственного питания Света заболела рахитом. Все заботы о ребенке легли на моих родителей. Мама ходила с ней по врачам, делала ей солёные ванны, ходила за питанием в детскую кухню. В результате дочь стала называть моих родителей "мама" и "папа". Через три месяца Александр смог вставать, и я вернулась домой. Светлана встретила меня на ножках, она уже научилась ходить. Я присела перед ней, чтобы лучше разглядеть. Она несколько мгновений внимательно смотрела на меня — и вдруг ударила по лицу, выпалив при этом:
— Уходи, не хочу!
Словно вспомнила обиду, нанесённую ей, но скоро всё забыла, и мы подружились.
Светлана Беляева:
У моего отца был костный туберкулез позвоночника. Месяцами видел перед собой только стены своей комнаты, от одного этого можно было впасть в уныние... Однако, я не помню, чтобы у него было плохое настроение. Лежа в постели, он руководил моими играми, придумывал всякие забавы. А в то время, когда мог подниматься, фантазия его была неиссякаема. Помню однажды летом (жили мы тогда в Детском селе на улице Жуковского) отец предложил мне пускать мыльные пузыри. Соломинок у нас не было, но отец очень ловко скрутил бумажные трубочки, разрезал их с одной стороны и загнул концами наружу. Открыв окно, мы уселись на подоконнике. Я так усердно выдувала пузыри, что не заметила, чем занят отец. Вдруг мимо меня пролетел какой-то странный матовый шар. Потом ещё один, и ещё. Ребята, гулявшие на дворе, тоже заметили и побежали ловить. Один мальчик протянул руку, пузырь коснулся его ладони, лопнул и из него пошел дым. Мальчик даже вскрикнул от неожиданности? Но потом стал снова ловить шары с дымом. Я посмотрела на отца. Оказалось, что он пускал пузыри из папиросы. А то бывало из носового платка сделает человечка. Или рисовать со мной сядет. Нарисует какой-нибудь крючочек, закорючку или волнистую линию и предлагает мне остальное самой дорисовать. Как-то, в день моего рождения, отец вручил мне огромный шар, скатанный из газет и бумаги. Я стала разворачивать бумагу. Один лист, второй, третий, четвертый... Добралась до подарка только тогда, когда на полу образовалась бумажная гора. Самое интересное, что сам подарок мне не запомнился. Помню только, что в ходе распаковки отец с интересом смотрел на меня в ожидании реакции.
Маргарита Беляева:
Он был спокойным больным. Никогда ни на что не жаловался, был всегда в добром настроении. Два раза Александр Романович ездил лечиться в Евпаторию. В палатах не было звонков, и больным приходилось долго кричать, пока не приходила няня. Я купила Александру окарино — небольшой фарфоровый инструмент, по звуку близкий к флейте. Когда ему была нужна няня, он играл, выбрав для этого старинную песенку со словами "Давно моя лодка готова"...
Когда была объявлена война, многие из семьи из нашего двора уехали в Ленинград. Трое знакомых оставили мне ключи от своих квартир с просьбой наведываться иногда. 14 сентября в наш двор упала бомба. Взрывной волной выбило стекла, рассыпалась печка, перекосились двери... Нижние наши соседи перед отъездом сделали нам шикарный подарок — полбочонка квашеной капусты. Была она кисловата и не особенно вкусна, но мы были рады и этому. Наши запасы понемногу истощались, и мы начали голодать. Александр Романович начал сдавать первым. Хотя он ел до войны очень мало, но пища была питательной, кислая капуста и лепешки из картофельной шелухи не могли её заменить...
В конце декабря 1941 года Александр слёг, а 6 января 1942 года скончался.
облако тэгов
