Кажется, Михаэль Ханеке нашел, наконец, общий язык с Каннами, второй раз кряду получив главную награду фестиваля. Будет ли у фильма Оскар – вопрос скорее риторический, но найти путь к массовой аудитории Ханеке все еще нужно постараться – именем этого австрийца уже с первых его работ можно было пугать зрителя на входе в кинотеатр. Строго говоря, режиссер всегда держался на этой грани, между кино для зрителя, и кино «в себе». С одной стороны, он настойчиво уверял, что каждый здравомыслящий зритель должен был встать и уйти, или по-иному прекратить просмотр, его «Забавных игр», с другой – дотошно переснял их спустя десять лет, чтобы уж точно дошло туда, куда было запланировано: ну не стала смотреть Америка в тот первый раз фильм какого-то там европейца, да и еще и на чужом языке. Сомнительно, что сообщение дошло на этот раз, но авторская позиция вполне ясна: смотреть или нет – воля ваша, но коль взялись — безучастными не останетесь. Вот и «Любовь» — кино ровно той же категории. У него будет два зрителя, один его никогда не увидит, другой – пропустит все два часа хронометража через себя.
Картина начинается с того, что муниципальные службы выламывают двери квартиры, суматошно бегают по ней и зачем-то открывают настежь все окна, пока не находят в одной из комнат умиротворенное тело старушки в постели с цветами. На экране, совсем не к месту, появляется надпись «Amour». Ханеке, кстати сказать, долго ломал голову над названием, перебрал множество вариантов, пока актер Трентиньян, под которого сценарий и писался, не устал от всего этого и не предложил «Любовь». Ханеке понравилось. И да, несмотря на всю насмешку пролога, фильм действительно о ней.
Анна и Жорж (заслуженная французская актриса Эмманюэль Рива, ради фильма вернувшаяся на экраны, и не менее уважаемый Жан-Луи Трентиньян, обоим уже девятый десяток) – пожилая пара учителей музыки, доживают век в свое удовольствие, вечерами ходят на концерты классики или слушают записи дома. Однажды Анна немного перенервничает из-за сломанного дверного замка, уставится в точку и перестанет реагировать на мужа. Последовавшая за этим операция проходит неудачно, и парализованная Анна лишается не только половины тела, но и половины жизни – теперь она, а с ней и супруг, заперты в собственной квартире. Анна берет с Жоржа слово, что тот больше никогда не отправит ее в больницу, и Жорж, как может, обещание держит.
Камерные работы Ханеке — они самые страшные: чем меньше действующих лиц и чем сильнее ограничено пространство, тем некомфортнее сидящим по ту сторону экрана. В «Любви» героев по факту всего два, а места так мало, что камере, чтобы лишний раз не мешать, приходится ютиться в дальних углах, подолгу снимая стены пустых комнат (у режиссера вообще давняя любовь к статичным планам и длинным сценам). Эффект достигается ошеломительный — находясь так близко, остаться безучастным не удастся. Старость, а тем более умирание, темы закрытые, даже сакральные. После такого натуралистичного раскрытия на экране, стоит признать, что положение дел вполне оправданно. Смерть дело одинокое, Анна справедливо не хочет вовлекать никого в происходящее с ней, время каждого придет, не зачем испытывать еще и чужую агонию. Без проекций зрителю не обойтись, социальная проблематика переносится на личностную — кто-то вспомнит, что неплохо бы позвонить родителям, кто-то попробует вспомнить детство или лицо своего любимого человека, каким оно было много лет тому назад, и с грустью не вспомнит, а в итоге — жутко станет всем. Страшнее взгляда Анны, сжимающей губы в мольбе, кажется, не может быть уже ничего.
Смотреть такое кино больно, но тогда каково же его снимать, оставаясь при этом настолько сдержанным. «Любовь» лишена мелодраматичности, всей этой голливудской пошлости «Дневника памяти», который немножко о том же, но постоянно ударяющийся в ретроспективу. Здесь герои изображены только в один момент их жизни, и даже воспоминания не уходят далеко за порог старости. Не важно, какими были Анна и Жорж — прежде чем смерть окончательно уровняет всех, за дело берется старость, и вся остальная жизнь отныне лишь в фотоальбоме, пылящемся в чулане. Ханеке работает другими методами, он проведет по тропинкам, где боль от пролежней, унижение от мокрых простыней, медленное угасание разума, каждая проглоченная ложка каши, каждый плевок и пощечина делятся на двоих. Жорж любил Анну до самой смерти, и до́ смерти же ее «залюбил». Но в том, что это была любовь, сомнений быть не может. Рифмуя в начале картины любовь со смертью, Ханеке в очередной раз лишь отпугивает постороннего зрителя, чтобы с теми, кто остался прийти к последнему, и неожиданно гуманистическому для него выводу – любовь дарует вечность.