Стом Хакал посмотрел ей вслед и задумчиво уставился на мигающее изображение на экране. Что делается там, в далеком космосе, недоступном для взгляда жителей планеты, постоянно закрытом от них толстой пеленой туч?.. Говорят, там сияет горячее Светило и то, что называют звездами. И кто когда видел все это своими глазами? Никто, кроме астрономов, которые пользуются специальными аппаратами, наблюдая облака, да и они смотрят на них через специальные инфракрасные телескопы. Ну, пусть их, Стом Хакал человек простой. Дочь его Дольта, правда, работает в главной обсерватории. Но то она, а он этих тонкостей не знает и готов верить, что все так, как говорят астрономы. Тем более что Дольта рассказывала, будто сама видела и Светило, и звезды, ведь она образованная девушка, недаром Стом тратил деньги на его обучение. И теперь она сама изучает этот странный, непонятный космос, хотя и неизвестно, зачем все это...

Впрочем, нет, так говорить нельзя. Если бы такие, как Дольта, не сидели у своих телескопов, то никто бы и не знал, что хотят совершить жители соседней планеты. Кто бы узнал об этом? А так планета и, прежде всего, ее Высший Совет, управляющий всей жизнью, хорошо знает, какая опасность ждет их. Теперь про это и телевизионные передачи рассказывают целыми днями. Как же это, наконец, произошло?

Уже несколько раз в течение полугода обсерватория сообщала, что в направлении их планеты движется какое то небольшое небесное тело. Случалось такое и раньше, но всегда подсчеты показывали, что тела пролетят на значительном расстоянии от планеты. Это утверждала и Дольта. Вычисления траекторий этих тел неизменно показывали, что они были запущены с третьей от Светила планеты. Зачем их запускали?.. Наверное, не ради шутки. Если бы раньше не произошло космического нападения с Четвертой планеты, Красной звезды, можно было бы и не рассуждать об этом долго. Однако...

Стом недовольно хмыкнул. Дольта много рассказывала о древних астрономических летописях, хранившихся тысячи лет. Жители Четвертой планеты, так называемой Красной звезды, пытались завоевать Облачную планету, — может, потому, что она была значительно ближе к Светилу, и потому теплее. Их космические корабли опустились на планету — и потребовались огромные усилия, чтобы отразить это нападение. Больше оно не повторялось, а через некоторое, достаточно долгое время на Красной звезде жизнь вообще исчезла. Возможно, население этой остывающей планеты переселилось на другую, соседнюю планету, или вымерло — никто не знает.

И вот теперь — Третья. Высший Совет сделала вывод, что небесные тела, запущенные с нее, изучали условия жизни на Облачной планете, чтобы потом, если они подходят им, жители Третьей переселились сюда, как это хотели некогда сделать те, с Красной звезды. Конечно, никто не знал этого наверняка. Некоторые высказывали предположения, что жители Третьей планеты просто хотят изучить природные условия Облачной планеты, поверхность которой всегда скрыта под облаками — в отличие от большинства других планет, которые можно свободно рассматривать в телескопы. А может, в этом облачом покрове, наше счастье?..

Все это рассказывала Стому и Мели дочь Дольта во время отпуска, когда она приезжала из обсерватории, так что ее старый отец, безусловно, знал о намерениях жителей Третьей планеты больше, чем его соседи, у которых не было просвещенной дочери, работавшей непосредственно у телескопов. Но от этого не становилось легче.

"Если жители Третьей планеты нападут на нас, то надо защищаться, — мрачно думал Стом Хакал — Они нападут, нет сомнения, иначе зачем им запускать эти небесные тела?.. А защищаться от небесных пришельцев — значит вести войну, причем необычную. Кто знает, как вооружены жители Третьей планеты? Разумеется, не палками, если они умеют сооружать космические ракеты... Вот и теперь космическая ракета летит в направлении Облачной планеты, и кто знает, что произойдет? Может, это уже и есть само нападение?.."

От этой мысли на сердце Стома Хакала стало тяжко. Он поднялся и пошел на кухню, чтобы перекинуться словечком с Мели. Но в эту минуту Мели сама распахнула дверь, крича:

— Стом, Дольта приехала! Стом, встречай дочь!

2

Улыбающаяся стройная девушка уже входила в комнату. Из-под шапки модно причесанных черных волос, из-под тоненьких, как стрелочки, бровей задорно смотрели лукавые веселые глаза цвета черного агата. Это была Дольта — и старик Стом, удовлетворено откашлявшись, нежно обнял ее. Нет, что ни говорите, его дочь становится все красивее. Впрочем, ничего удивительного в этом нет, так как она очень похожа на Мели — а разве не очаровала она, когда-то, молодого Истома такой же изящной красотой?..

— Здравствуй, здравствуй, папа, — щебетала тем временем Дольта — Как я рада, что вырвалась на день из обсерватории! Только я не одна, вот привезла с собой друга. Заходи, заходи, Грат! Они хорошие, мои родители!

Из-за головки Дольты выглянуло худощавое, оживленное лицо высокого парня; удивительно ясные зеленоватые глаза с любопытством осматривали все вокруг.

— Друзей нашей Дольты мы всегда счастливы приветствовать, — вежливо произнес Стом Хакал и метнул взгляд на Мели: не отнимет ли этот друг у них дочь?.. Что ж, ничего не поделаешь, Дольта уже взрослая, хотя для родителей она всегда останется ребенком.

Парень поклонился. Но сказать ему что-то не давала Дольта, не переставая рассказывать:

— Грат работает вместе со мной, отец. Он, как и я, вычисляет траектории небесных тел. Ах, как жаль, что ты не можешь увидеть космических пейзажей! Это такая необычная и своеобразная картина!.. Когда смотришь в инфракрасный телескоп, перед тобой открываются горизонты космоса! Ну ничего, может, мы с Гратом покажем тебе все это. Правда, Грат? Хорошо? А сегодня мы с ним решили поехать к вам на воскресенье, поскольку с понедельника у нас очень сложная и серьезная работа — с той самой ракетой, летящей к нашей планете.

— Значит, это все же ракета — озабоченно спросил Стом. У него снова проснулись тревожные мысли, не давали покоя весь день. — И откуда же она? — Спросил он, хотя в этом и не было необходимости, поскольку в телевизионных передачах, которые он слушал, только и говорилось про нежданную небесную гостью.

— А что это может быть еще? Конечно, ракета. И она... Да не молчи, Грат! Расскажи им о своих последних вычисления!

— Дольта, а может, вы сначала поужинаете — предложила Мели — После дороги... Я пойду, приготовлю...

— Ужинать, так ужинать, — сразу согласилась девушка. — Ой, Грат, ты и не представляешь себе, как вкусно готовит мама!

— Может и не представляю, — улыбнулся Грат, — хотя ты об этом много рассказывала. Знаете, Стом, — обратился он к старику, — только сядет обедать или ужинать, сразу же начинает: "А мама делает это так и так! Вот если бы вы попробовали, как готовит мама!" Нет, нет, я молчу, Дольта! И готов всего отведать.

— Ох, и болтливая моя доченька, — шутя, ответила смущенная Мели — А я ничего особенного и не готовлю.

— Все будет отлично, мама! Я знаю, — заверила Дольта.

Мели пошла на кухню, а Стом обратился к юноше:

— Значит, вы работаете вместе с Дольтой? Расскажите, пожалуйста, про ракету. Я много слышал о ней. Она действительно опасна?

Грат посмотрел на Дольту, та утвердительно кивнула головой:

— Говори, говори, Грат! Теперь это уже не тайна.

— Хорошо, — согласился юноша — Вам как, Стом, сразу о ракете или сначала о том, как ее обнаружили.

— Да, про ее обнаружение он знает, — возразила Дольта — Я много рассказывала об этом.

— Думаю, что немало... учитывая твою болтливость, которую, кстати, отметила и твоя мама...

— Грат! — Предостерегающе погрозила пальцем Дольта.

— Не буду, не буду! — Грат покорно поднял руки и уже вполне серьезно начал рассказывать, сев в кресло. Стом Хакал внимательно слушал его.

3

— Вы, наверное, знаете о древней битве между населением нашей планеты и пришельцами, прибывшими на своих космических кораблях с Красной звезды. Мы вышли тогда победителями, хотя это было нелегко. Но главное в том, что из документов, захваченных в летательных аппаратах пришельцев, стало ясно: эти хорошо вооруженные существа стремились захватить и колонизировать нашу Облачную планету. И понятно, подобные мысли могли лелеять и другие инопланетные цивилизации, так как именно наша Облачная планета всегда была и будет самым лакомым куском в космосе. Поэтому, когда недавно появились первые ракеты, присланные с Третьей планеты, наш Высший Совет был уже наготове.

— Особенно после того, как мы перехватили радиосигналы с этих ракет и расшифровали их, — добавила Дольта.

— Именно так, — согласился Грат — Сигналы сообщали об условиях жизни на нашей планете. Зачем это было сделано? Чтобы попробовать в будущем колонизировать нас. Ведь известно, что на Третьей планете условия жизни значительно хуже наших, потому что она получает от Светила гораздо меньше света и тепла. И, очевидно, жители этой планеты постепенно начали исследовать другие миры, чтобы выбрать себе лучший мир для переселения. И действительно, что может быть лучше нашей Облачной планеты? Постоянный мягкий климат, прекрасные условия для жизни и, кроме того, заметьте, Стом, наши облака! В обычной жизни мы даже не представляем себе, какое это имеет значение. Густая пелена облаков полностью закрывает нашу планету от постороннего глаза — это исключение среди других малых планет! Не так легко заглянуть под эти облака — и это уменьшает опасность захвата нашего мира, со стороны всяких космических проходимцев.

— Но жители Третьей планеты, узнали о нашем существовании, — хмуро возразил Стом Хакал — Значит, сумели заглянуть...

— Что ж, пожалуй, мы прозевали первые ракеты с Третьей планеты, — пожав плечами, согласился Грат — Кто знает, возможно такие ракеты давно уже прилетали к нам, только мы их не замечали... Во всяком случае, Высший Совет пришел к важному выводу: чтобы избежать осложнений или открытой стычки с отрядами Третьей планеты, как это было тогда с Красной звездой, надо перехитрить Третью планету!

— Не понимаю, — чуть растерянно проговорил Стом — Что вы имеете в виду, Грат? Это же вам не игрушки — "перехитрить!"

— Да, да, папа! — Возбужденно воскликнула Дольта — Грат совершенно точно рассказал о плане Высшего Совета. Ты только послушай, папа: это очень остроумный план, который мы, кстати, уже почти осуществили.

— Вот как? — Удивился Стом — Что же это за план?

Грат лукаво прищурил один глаз.

— Эта ракета, присланная жителями Третьей планеты, сама по себе не грозит опасностью, — если бы они собирались напасть на нас, то послали бы не одну, а, наверное, целый отряд ракет с большим количеством бойцов и оружия. Высадка на другую планету — не шутка! А эта ракета слишком мала для такой цели, мы это установили. Но она летит в направлении нашей Облачной планеты, точно нацелена на нее. Зачем? Чтобы собрать все необходимые сведения, которые она передаст по радио на Третью планету. И если эти сведения удовлетворят жителей Третьей планеты, тогда уже можно будет ожидать и нападения. Что же нам нужно сделать?

Грат многозначительно помолчал, словно размышляя. Дольта нетерпеливо крикнула:

— Хватит, говори! Разве не видишь, что папа ждет? Что это тебе, лекция, что ли? Научился у профессоров...

— Вот поэтому, — продолжал Грат, словно не слыша ее, — Высший Совет и решил перехитрить жителей Третьей планеты. Как именно? Ракета автоматически передает по радио все, что она замечает на траектории полета, и, очевидно, будет делать это и во время посадки на поверхность. Хитрость заключается в том, чтобы заставить ее передавать неправильные данные, что условия жизни на Облачный планете совсем непригодны для колонизации. И если мы сделаем это успешно, Третья планета вынуждена будет оставить все свои экспансивные планы и проекты. Эта ракета будет последней, поскольку другими средствами жители Третьей планеты никогда не узнают правды: облака, Стом, облака, окутывают нашу поверхность! Правда, здорово?

Он замолчал, победно поглядывая на Стома. Тот нерешительно проговорил:

— Но как же это сделать? Ракета, судя по всему, подает сигналы автоматически. Кто заставит ее передавать ложную информацию?

Грат еще хитрее прищурил глаз:

— Мы сами создадим для нее явно непригодные для жизни условия! И она будет передавать все правильно, так, как оно якобы и есть. Но делать именно то, что нужно нам.

— Что-то это слишком сложно для меня, простого человека, — покачал головой Стом Хакал — Вы, Грат, начали говорить сплошными загадками...

— Совсем нет! Все очень просто. Мы нашими собственными сигналами направит ракету в нужную точку планеты, а перед этим создадим в этой точке, скажем, неестественную жару, как в жерле вулкана. Такую жару, что в ней поджарились бы все живые существа. А сделаем это так...

Его перебил голос Мели, которая открыла дверь кухни:

— Не слышала, о чем вы там говорите. Но если речь идет о еде, то у меня все готово: цыплята уже поджарились... Дольта, приглашай гостя ужинать. К столу, друзья!

— Сейчас, сейчас, мама, — живо откликнулась Дольта — Мы уже заканчиваем разговор. Только одно, папа, знаешь ли ты, зачем мы приехали сюда? Чтобы завтра утром ты посетил нашу обсерваторию. Согласие руководства уже есть... — Она почему-то внезапно взглянула на Грата, и тот охотно кивнул головой. — Там ты все узнаешь. И о ракете, и о плане защиты нашей планеты, и о том... — она снова искоса взглянула на Грата, — что мы с ним, этим разговорчивым лектором, собираемся сделать. Поедем, папа? Действительно, поедем! Папа, милый!

Она умоляла так трогательно, а ее большие черные глаза казались при этом такими бездонными, что Стом Хакал, глядя на нее, вдруг взглянул и на ее спутника, молодого Грата: что скажет? Но Грат словно заколдованный не отводил восторженных глаз от лица его дочери — куда вдруг подевалось его красноречие, с которым он до сих пор говорил? "Да, друг мой, кажется, я уже знаю, что вы решили делать потом", — подумал Стом. И сказал:

— Хорошо, Дольта. Поедем!

4

Откинувшись в удобном мягком кресле, Стом Хакал смотрел на большую схему на стене рабочей комнаты Грата, где они только что разговаривали... Нет, собственно, не разговаривали, просто Стом слушал и слушал то, что рассказывал ему молодой ученый. И во время этого рассказа, серьезной и вдумчивой, Стом со все большим уважением смотрел на своего собеседника, открывая в нем новые и новые черты, свидетельствовавшие о целеустремленности этого человека, полностью увлеченного своей важной и интересной работой. О нет, это был уже не тот разговорчивый юноша, который рассказывал ему дома якобы услышанные от кого-то другого истории. И Дольта тоже хороша: сказала во время первого знакомства, что она, работает вместе с Гратом, который, занимается вычислением траекторий небесных тел... Конечно, это было правдой. Но далеко не всей, — Дольта, пожалуй, намеренно приуменьшала в первый раз ту роль, которую Грат выполнял в большой обсерватории, да и не только в обсерватории. Очевидно, чтобы не пугать меня, ведь девушка действительно подразумевает серьезные, как говорится, намерения, — подумал Стом.

Грат был руководителем всей научно-исследовательской работы, не только в обсерватории, но и в других научных центрах, которые осуществляли это задание Высшего Совета. После обнаружения опасного космического аппарата с Третьей планеты он выдвинул смелую идею и теперь осуществлял проработанный им и утвержденный Высшим Советом проект защиты Облачной планеты от, пока неизвестных, но, видимо, очень серьезных попыток жителей Третьей планеты проникнуть сквозь облачную пелену, что испокон веков скрывала от взглядов из космоса их вечно зеленые и плодородные просторы. Вот кем в действительности был Грат!

И он охотно рассказывал обо всем Стому, — вероятно, потому, что любил его дочь Дольту, от которой, конечно, не имел тайн.

Сначала, непонятными для Стома оставался способ, которыми Грат пытался заставить ракету Третьей планеты подавать радиосигналы об отсутствии на Облачный планете подходящих для жизни условий. Теперь Стом наконец, все понял и даже мог, при необходимости, рассказать о хитроумном и вместе с тем замечательно простом плане Грата.

Ракета Третьей планеты летит в направлении Облачной планеты. По подсчетам обсерватории она, скоро... нет, даже не скоро, а уже сегодня вечером врежется в поверхность планеты. Эта ракета, настоящая научная автоматическая станция, и она все время передает жителям Третьей планеты шифрованные радиосигналы с полученными данными — и очень скоро, то есть сегодня, передаст данные о составе атмосферы и температуре, которая царит на поверхности Облачной планеты. И тогда, как сказал Грат, можно будет ожидать жителей Третьей планеты. Что же сделать для того, чтобы воспрепятствовать этому, чтобы предотвратить кровавое столкновение, как случилось некогда с пришельцами с остывшей теперь Красной звезды?..

Окружить автоматическую станцию Третьей планеты мощными магнитными полями и так незаметно изменить направление ее полета, чтобы она начала падать и, наконец, упала в точно назначенное место на поверхности Облачной планеты. Это и был план Грата. Он говорил Стому:

— Мы имеем все основания считать, что эта ракета-станция не только посылает сигналы на Третью планету, которые, мы все отчетливее принимаем. Уровень техники ее жителей, очевидно, весьма высок, и они, тоже по радио, корректируют траекторию ракеты, в противном случае она не могла бы так точно лететь к нам. Вероятно они не смогут корректировать полет только тогда, когда ракета будет очень близко к нашей планете, и уж точно, когда аппарат будет проходить сквозь плотные слои атмосферы. Поэтому влияние магнитных полей должно быть очень незаметным, чтобы центры управления на Третьей планете не смогли уловить разницы в направлении. Это сделать в конечном итоге не трудно, — слишком велико расстояние, отделяющее уже ракету-станцию от Третьей планеты. Ну, а когда она будет проходить сквозь облачный покров, закрывающий поверхность, это будет еще легче, потому что жители Третьей планеты уже не смогут видеть свой аппарат!

Стом смотрел на схему на стене и думал: действительно, как это получается просто — и вместе с тем, как сложно! Вот ракета-станция подлетает к Облачной планете. Ее встречают мощные магнитные поля — и она медленно меняет направление движения, следуя, будто сама по себе, в район Великих Пустынь, где установлены мощные тепловые рефлекторы. И ее падение не может никому навредить.

Грат, улыбаясь, объяснял:

— Ракета, судя по всему, построена очень умело. Она будет посылать все основные данные, во время полета, вплоть до момента падения на поверхность Облачной планеты. Свою скорость, температуру и состав атмосферы... Пусть посылает — это будет именно то, что нам нужно!

Схема на стене показывала и это — внятно и четко. Тепловые рефлекторы широким потоком излучали, пробивая даже облака, невероятную температуру — около трехсот ступеней — вместо температуры в 25 — 30 ступеней, которая постоянно царила на поверхности. Казалось, этого было достаточно, чтобы создать впечатление об ужасных климатические условия, которых не выдержала бы ни одно живое существо. Но это не удовлетворяло Грата с его неуемной фантазией.

К тепловым рефлекторам были подведены большие трубы, из которых стремительно била смесь газов, преимущественно углекислоты с примесями водяного пара, но практически без кислорода, этого необходимого для органической жизни элемента. Эта смесь, тоже нагретая почти до трехсот ступеней, бурным потоком подавалась вверх, туда, откуда должна была появиться ракета Третьей планеты. Там в атмосфере, этот поток терял свою силу, но это происходило уже на высоте 25 — 30 километров. План Грата предусматривал все!

— Смотрите сами, — говорил он, забывая даже о Дольте — Ракета-станция сообщит жителям Третьей планеты, на какой высоте природные условия нашей Облачной планеты напоминают их родину. Давление там будет небольшое — потому что струи газов уже потеряли свою силу, — и вполне благоприятная температура, ведь и тепло от наших рефлекторов там рассеивается. Но как только ракета начнет приближаться к поверхности — все изменится. Температура будет расти на десять ступеней, на каждый километр спуска; будет расти и давление, оно дойдет до десяти атмосфер: ведь наши тепловые рефлекторы работают, и они сделают свое дело. А добавьте еще состав нашей атмосферы, вернее, состав газов в раскаленном потоке! Итак, приборы ракеты отмечают на поверхности нашей планеты не только большое давление и температуру около 300 ступеней, но и почти сплошную углекислоту. Кто же может даже предположить, что в таких условиях может существовать органическая жизнь? Никто! Я ручаюсь за это! Мы перехитрим жителей Третьей планеты и поставим крест на их попытках колонизировать нашу прекрасную Облачно планету!..

5

Все было так, как рассказывал Грат, и все же Стома Хакала не оставляло подсознательное предчувствие какой то опасности. Чем вызвано предчувствие, он не мог понять, но оно было. Возможно потому, что слишком уж много разных сложных научных сведений навалилось на него — ракета-станция, тепловые рефлекторы, магнитные поля, смесь газов... Все это напоминало причудливую выдумку, не больше. "Да, Грат очень умный человек, и Дольта тоже достаточно осведомлена в своей области. Я согласен с ними обоими, — думал Стом, — но что-то тут есть неестественное... что никак не удается осознать и сформулировать. А что именно? Не знаю, не знаю..."

Ему позволили заглянуть в инфракрасный телескоп, и, как и говорила Дольта, он был поражен тем, что увидел. Он смотрел на горячее Светило и на далекие звезды, которые словно освещали бескрайние просторы космоса. Он ловил себя на мысли, что ему становится страшно, когда смотришь сквозь непроницаемую завесу пелены, чувствуешь себя словно во сне... Меньшее впечатление произвела на него ракета-станция; крошечная, сверкающая в лучах Светила. Она казалась мирной капелькой материи среди необъятного космического пространства! И странно было думать, что она, как хищник, всасывает в себя все, на что обратят внимание ее чувствительные щупальца, всякие объективы, датчики и приборы, и незамедлительно передает увиденное и услышанное жителям Третьей планеты, которые готовятся напасть на свою облачную соседку, тихую и спокойную... Странно, очень странно!

А что будет, если, несмотря на предсказания Грата и его товарищей, ракета-станция почему-то не подчинится посторонним приказам, а будет до самого конца передавать правильные данные? И Третья планета получит точную информацию о природных условиях, царящих под нашим облачным одеялом? Что тогда? Нападение, которое обязательно произойдет через некоторое время?.. Грат говорит, что этого не произойдет, что все учтено. Для ученых это, пожалуй, и так, но не для обычного человека, который привык видеть в технике, какой бы совершенной она не казались, всегда что-то сомнительное, не окончательно проверенное, рискованное, что ли. А особенно в этом случае, когда должны сработать все неимоверно сложные части большого общего плана — магнитные поля, тепловые рефлекторы и всякое другое...

С некоторым усилием Стом Хакал отогнал от себя эти беспокойные мысли. Зачем думать о возможных просчетах? Какое он имеет отношение к этим вещам? Разве что как отец Дольты, не более. Хотя и этого не так уж мало, например, для Грата, — быть ее отцом: как она говорит? "Дорогой папа..."

И вдруг он услышал голос Дольты, встревоженный, озабоченный:

— Папа! Где ты, отец? Ох, а я искала тебя!

Это она, милая девочка, подбежала к нему, но почему она так обеспокоена? Что случилось?

— Папа, милый! Сначала я не хотела говорить тебе, но... но представь себе, в последние минуты магнитные поля перестали влиять на траекторию ракеты-станции! Это ужасно, и никто не может сказать, в чем дело!..

— Значит, она не упадет в Великих пустынях, где стоят рефлекторы — вскочил со своего кресла Хакал.

— Да. Но из этого следует, что Грат может не справиться со своим планом, на который он так рассчитывал! И тогда...

Стом погладил ее по голове, как ребенка:

— Что тогда?

— Ведь я и Грат решили пожениться, когда все будет хорошо, если осуществятся все его замыслы. А вот... — Она закрыла ладонями глаза.

Стом Хакал осторожно отвел ее руки от лица.

— Глупенькая моя, неужели это главное? Чего стоят твои опасения по сравнению с тем, что ракета может не подчиниться Грату, может передать своим отправителям не те сигналы, которые нужны нам? Ведь тогда наверняка возникнет стычка с жителями Третьей планеты, которые пришлют к нам отряды космических ракет. А это, думаю, немного важнее, чем твои личные дела.

— Папа, я не знаю, что говорю... Я все понимаю, но у меня в голове все перепуталось... — И она безнадежно покачала головой.

— Лучше скажи мне, доченька, что, наконец, произошло?

— Ракета замедлила скорость... и на нее уже не влияют магнитные поля, так говорит Грат. Теперь, она может проскочить мимо района Великих Пустынь. Разве это не ужасно, папа?

— Да, плохо, очень плохо, — сказал Стом — А что по этому поводу говорит Грат?

— Он проверяет магнитное поле мощных генераторов... Вскоре должен закончить...

— А что с ними?

— Возможно, сказал он, их мощность мала... Папа, милый, я не знаю точно, что случилось. Не знаю, но мне страшно подумать, что это может разрушить общий план и замыслы Грата! Пойми, я люблю его, и он любит меня. И вот, именно сейчас...

Она не кончила фразы. В комнату вбежал Грат. Видимо, молодой ученый тоже очень волновался, но этого не было заметно. Он подошел к своему столу и нажал кнопку связи.

— Коммутатор слушает, — сказала женщина.

— Дайте управления генераторами, — коротко бросил Грат. Он был мрачен, и это единственное, что выдавало его возбужденность — Управляющий генераторами? Да, это я. Немедленно измените режим генераторов! Да, увеличивайте мощность до самого предела, говорю я вам! Как мы только что установили, ракета имеет собственное магнитное поле, вызванное естественным магнетизмом Третьей планеты. Что? Да, ведь на нашей планете постоянного магнитного поля нет. Думаю, что от этого все зависит. Давайте немедленно, я буду следить за станцией.

Грат облегченно вздохнул. Ни на кого не глядя, он переключил что-то на своем столе. Схема, на которую до сих пор смотрел Стом Хакал, исчезла. На ее месте появилось большое световое табло. Даже не дожидаясь объяснений Грата или Дольты, Стом сразу понял его назначение.

На табло ясно светилось маленькое изображение ракеты-станции. Оно медленно двигалось вдоль облачной пелены, окружавшей планету. Ниже, под слоем плотной облачности, был виден район Великих Пустынь с установленными там тепловыми рефлекторами. И оттуда, снизу, волнистыми полосами поднимались потоки невыносимого жара, которые неслись сквозь облачный покров — туда, куда должна была нырнуть ракета. Только нужно немного изменить ее траекторию магнитными полями, если бы они действовали...

Грат снова нажал кнопку связи:

— Дайте сюда всю расшифровку радиопередач ракеты — приказал он. Его лоб покрылся обильным потом. Грат неотрывно смотрел на световое табло, на изображение ракеты на нем — такое маленькое и кажется такое незначительное... Изменит ракета направление, подействуют ли на нее мощнейшие магнитные поля генераторов? От этого зависело все!

В комнате раздался чей-то голос. Но понять, что-либо Стом Хакал не мог, поскольку это были строки условных цифр. Однако для Грата и Дольты эти цифры были вполне понятны, потому что молодой ученый в такт кивал головой, а Дольта, хотя и была взволнована, быстро записывала их.

Стом, не отрываясь, смотрел на изображение ракеты. Он видел, как она медленно передвигаясь, будто немного меняла свое направление. И вдруг услышал голос Грата:

— Меняет! Безусловно, меняет! — Молодой ученый схватил Дольту за плечо: — Ты видишь? Она снижается!

Действительно теперь уже было ясно видно: ракета-станция постепенно снижалась, ее словно притягивал облачный покров планеты. Стом Хакал почувствовал, как бешено заколотилось его сердце. Даже неопытному глазу было заметно, что ракета, путь которой понемногу меняло мощное магнитное поле, едва заметно поворачивает вниз — в район Великих Пустынь, к тепловым рефлекторам.

— Давай, давай! — Возбужденно шептал Грат, вслушиваясь, в то же время, в непонятные для Стома строки цифр, которые и дальше называл механический голос из репродуктора: — Все хорошо, но давай, давай дальше!..

6

И вот ракета вплотную приблизилась к облачному покрову планеты, а потом по стремительной дуге, все ускоряя движение, начала проходить слои атмосферы.

Дольта порывисто обняла Грата за шею:

— Победа, любимый! Она несется к тепловым рефлекторам!

Грат молчал, напряжение с его лица не исчезало.

— Почему ты молчишь? — Настаивала Дольта. — Ведь теперь нет никаких сомнений...

— Погоди, погоди, Дольта, — Грат внимательно прислушивался к звукам голоса из репродуктора — Мне важно знать, что она теперь будет передавать на Третью планету!

Голос все так же механически и беспристрастно произносил строки цифр. И вдруг Грат встрепенулся:

— Давление — две атмосферы! Температура — сорок ступеней выше нуля! Углекислоты — десять процентов! О, хорошо, пусть она и дальше передает такие данные, — проговорил он, словно не верил еще и сам тому, что говорил голос из репродуктора.

— Грат, это замечательно! Это именно то, чего ты желал, то, что необходимо для безопасности нашей планеты, — взволнованно отозвалась Дольта — Папа, ты слышишь? Ракета передает по радиосвязи нужные нам данные. Все сработало!

Стом Хакал ухватился за спинку кресла, в котором только что сидел: он почувствовал вдруг, что очень устал, и ему хотелось немедленно сесть. "Видимо, я стал очень стар, — подумал он — плохо переношу нервное возбуждение..." Он слышал, как победно звенит голос Грата:

— Давление — три атмосферы! Температура — 50 ступеней.

— С каждым километром падения ракеты, показатели увеличиваются, да, Грат? Это то, что ты предполагал, — закричала Дольта.

— Давление — четыре атмосферы! Температура — 60 ступеней, — словно не слыша ее, произносил молодой ученый.

Ракета-станция стремительно падала — и ее приборы добросовестно отмечали то, что она встречала на своем пути. На том пути, который приготовил для нее Грат, приготовил для того, чтобы Облачная планета могла избавиться от возможного космического нападения.

Цифры звучали дальше. И Грат все успокаивался, с его лица исчезло напряжение. Наконец он сказал:

— Давление — пятнадцать атмосфер! Температура — 280 ступеней выше нуля! Углекислоты — 93 процента! Чего можно желать еще?..

Глаза Стома Хакала увидели на световом табло яркую вспышку. Это ракета врезалась в поверхность облачной планеты и взорвалась. Огненные искры рассыпались вокруг нее, и это был конец. Она больше не посылала сигналов, ракеты Третьей планеты не существовала. Не было слышно и голоса из репродуктора, стало тихо, молчал и Грат.

Он также сел в кресло. На лице его еще поблескивали обильные капли пота.

Дольта наклонилась к нему.

— Любимый, ты очень устал, — кротко сказала она, прикладывая платок к его лбу. — Ну, успокойся, наконец, ведь все хорошо, успокойся!.. Папа, милый, а как дела у тебя? Ты тоже волновался, папа? Ой, да не могу же я, слабая женщина, утешать вас обоих!

Стом Хакал провел рукой по глазам. Да, он тоже устал, это правда, наверное даже не меньше чем молодой Грат. Но Грат теперь ответит Дольте, наверняка ответит на вопрос, что теперь для него важнее, и не будет, как прежде, молчать. Это Стом Хакал может сделать и усталый!..

— Я поздравляю вас, Грат, — сказал он торжественно. — Вы действительно защитили мир и спокойствие нашей Облачной планеты. И мне не нужны дальнейшие разговоры и объяснения моей дочери...

— Папа! — Вдруг покраснела Дольта.

Но Стом Хакала продолжал:

— Слышал я, что вы с Дольтой решили пожениться, как только осуществится ваш план, Грат. Что ж, кажется все в порядке, так что я не возражаю, дети мои. Думаю, что и моя Мели тоже не будет иметь ничего против этого. Счастья вам, дорогие!

____

Создатель файла и переводчик: Э. Петров

https://fantlab.ru/work69659

Это был камень, о котором я уже говорил. Я рассматривал его, положив на руку (ого, ничего себе!) и обратил внимание на то, что поверхность камня как будто обработана каким-то острым орудием.

— Слишком он тяжелый… как будто из золота или свинца… — сказал я.

Андрей улыбнулся.

— Так, между прочим, подумали и те, кто нашел эту штуку. Видишь, даже поколупали ее… Где нашли? В Закарпатье строят небольшую гидростанцию. На реке Джулянци. Для бетонирования плотины используют валуны, которые эта горная река выбрасывает на берега. Среди валунов был и этот. Рабочие удивились: слишком он тяжел. Кто-то попытался даже расковырять его: не золотой ли он? Ну, ясно, никакого золота в валуне не оказалось — только железо. Но почему валун с горных склонов был железный: ведь никогда там не было никаких руд. Кто-то высказал предположение: а может, это метеорит?.. Ну, короче говоря, поэтому и прислали его сюда, в Академию наук. Оказалось, что это и в самом деле метеорит. Но, изучая эту интересную находку, мой приятель, астроном Глушко, заметил очень необычную и загадочную вещь. Представь себе, метеорит оказался покрытым тонкими строками непонятных значков!

Я немедленно схватился за камень, но Андрей удержал меня:

— Нет, и не пробуй искать, — сказал он. — Невооруженным глазом ты ничего не увидишь. Так вот, метеорит — и вдруг покрыт значки! Короче говоря, этот камень попал ко мне. И я решил разгадать эту загадку с помощью моей усовершенствованной машины… Кстати, скажи мне: почему, по твоему мнению, никто из разумных жителей других планет не интересуется нашей Землей?

Это был такой неожиданный вопрос, что я немного растерялся.

— Ну, может, и интересуются… ведь были разные гипотезы о том, что на Землю когда-то, очень давно, прилетали какие-то космические гости, что ли…

— Да, что там, — нетерпеливо махнул рукой Андрей. — Все это мне известно! Гипотез таких множество, только они очень наивные. Фактов, понимаешь, фактов нет! Посмотри только: человечество начало новую космическую эру. А нашей жизнью на Земле никто не интересуется! Почему никто не отправляет к нам межпланетных экспедиций, не запустит в нашу сторону хоть какую-нибудь скромную межпланетную автоматическую станцию? Почему ни одна внеземная цивилизация не пытается хотя бы пообщаться с нами по радио?

— Ну, уж цивилизация!

— А ты как думаешь! — Возмутился Андрей. — Таких цивилизаций должно быть очень много. И оставить на Земле свои следы, внеземные гости должны были ясно и отчетливо, — во всяком случае, не так, как об этом говорят туманные гипотезы… И разве это, по сути, гипотезы? Мол, космические пришельцы в библейские времена произвели атомный взрыв над Содомом и Гоморрой… Или гигантские каменные плиты Бальбоа, которые служили фундаментом космодрома космических гостей… Или наскальные рисунки в Сахаре, среди которых якобы можно найти изображения космических гостей в скафандрах… Но во всем этом нет фактов. Ни капли настоящих доказательств, которые убедительно доказали бы, что на Землю когда-то прибыла экспедиция разумных существ с другой планеты… Все это так, болтовня для легковерных людей!

— А может, на других планетах просто не было разумных существ, которые могли бы снарядить экспедицию на Землю?

— То, что ты говоришь, маловероятно! Известно, что только в нашей Галактике есть более десяти тысяч планет, где может существовать жизнь. Нет, причина здесь совсем другая! Разумные существа с других планет, наверное, пришли к выводу, что на Земле нет органической жизни, следовательно, не стоит и интересоваться этой относительно небольшой и далекой планетой. Тебе кажется это странным, ведь подобное утверждение противоречит твоему собственному представлению о жизни на Земле. Но если бы ты оказался где-то в межпланетном пространстве и рассматривал нашу планету так, как мы рассматриваем, скажем, Марс или Юпитер, то рассуждал бы совсем иначе.

Мне осталось только беспомощно развести руками, а Андрей продолжал:

— Хочешь, чтобы я доказал тебе это? Пожалуйста! Ты интересовался: способна ли моя машина решать нестандартные задачи? Да, способна! Я доказал это, расшифровав с помощью моей машины эти загадочные значки Дупленского метеорита. Правда, эта работа еще не завершена — метеорит повредили, и не все удалось прочитать. Но кое-что я могу тебе сказать. Слушай! Этот метеорит отправлен как письмо с неизвестной мне планеты, которая называется Тау. Как именно запустили его в межпланетное пространство? Возможно, он заблудился, сошел с орбиты, и его притянуло гравитационное поле Земли? А может корабль с планеты Тау, что нес это письмо, потерпел аварию? Разве я могу это знать?.. Однако я расшифровал, что этими микроскопическими значками записано сообщение с планеты Тау к жителям какой-то другой планеты…

— Слушай, а ты не шутишь?

Андрей только махнул рукой и продолжал:

— Из расшифрованного сообщения ясно, что жители планеты Тау развиты не хуже, чем мы, земляне. Вот что они пишут в своем письме обитателям какой-то другой планеты:

"Ваши научные учреждения сообщили нам о результатах изучения планеты, третьей от светила соседней системы. Мы согласны с вами, что на этой планете не может быть органической жизни. Правда, в ее атмосфере есть более 20 процентов кислорода. Но температура в верхних слоях ее стратосферы и ионосферы колеблется между 50 и 220 градусов тепла! При таких условиях океан, который, как известно, занимает на этой планете около четырех пятых ее поверхности, не может состоять ни из воды, ни из бензина, ни из хлороформа, ни из спирта, ни из фенола или эфира: все эти вещества при такой температуре немедленно выкипели бы. Также невероятно, чтобы этот океан состоял из жидкого натрия, ртути или жидкого фосфора, так как при таком количества кислорода в атмосфере он весь окислился бы. По всей вероятности, этот океан состоит из глицерина: только он в условиях этой планеты, с ее давлением, равным одной атмосфере, закипает только при температуре 290 градусов. Вполне понятно, что на этой планете не может быть органической жизни… "

Я слушал Андрея, недоверчиво улыбаясь:

— Слушай, это невероятно! Разве возможно, чтобы это было писано про нашу Землю?

— Я тебе говорил, что на тебя влияет привычное представление о жизни на Земле. А между тем здесь все правильно — по крайней мере, с формальными логическими выводами. Ведь, согласно самым новейшим данным, именно такую высокую температуру имеют верхние слои стратосферы и ионосферы нашей планеты. Другое дело, что на самой Земле температура не такая, а значительно ниже. Однако попробуй определи и проверь это с какой-то удаленной планеты! Итак, говорю я тебе, жители планеты Тау делают по-своему вполне верные предположения. Слушай, о чем идет речь дальше:

"Наши ученые провели дополнительные исследования этой планеты. Они установили, что в течение последних двадцати лет на ее поверхности постоянно наблюдаются десятки и сотни очень ярких внезапных вспышек. Мы думаем, что это может происходить только в результате атомных взрывов, чего, конечно же, не допустили бы никакие разумные существа. Очевидно, на этой планете существуют громадные залежи радиоактивных элементов, которые достаточно часто непроизвольно расщепляются. Ясно, что органическая жизнь в таких условиях абсолютно невозможна… "

— Ну, тут я ничего не могу возразить, — согласился я. — Если с планеты Тау возможно зарегистрировать взрывы атомных и водородных бомб в Америке, на Тихом океане, да еще и в Сахаре, то, пожалуй, выводы верны…

— То-то, — кивнул Андрей. — Разве кто-то из жителей других планет поверит, что человечество живет на Земле в таких сумасшедший условиях?

И слушай дальше: "Совсем недавно наши ученые решили с помощью сверхчувствительных радиотелескопов измерить температуру третьей планеты используя диапазон ультракоротких радиоволн. Выяснилось, что эта планета находится в состоянии совершенного распада, потому что измеренная, таким способом температура ее поверхности, достигает одного миллиарда градусов! О какой же органической жизни на ней может идти речь? Очевидно, просто не стоит тратить средства и усилия на экспедиции к ней…"

— Ну, а это откуда взято? — Окончательно удивился я. — Разве у нас есть что-то подобное с такой огромной температурой?..

— К сожалению, и это абсолютно верно, — ответил Андрей. — Они, жители планеты Тау, измеряли температуру на основании излучения поверхности Земли в диапазоне ультракоротких волн. Так? Но в последние годы по всей нашей планете построено около тысячи телевизионных ультракоротковолновых станций. Их общая мощность дает основание именно для такого неприятной для нас оценки…

Мы снова закурили. На столе лежал странный метеорит, на котором были записаны наблюдения ученых планеты Тау. С точки зрения самых новых методов изучения других миров, эти наблюдения были вполне правильные, и выводы из них нельзя было отрицать: органическая жизнь на нашей Земле, безусловно, не могло существовать!

Я посмотрел на Андрея, а он на меня. И мы оба весело улыбнулись. Все же очень хорошо жить на свете, хоть камень с планеты Тау и доказывал, что наша жизнь невозможна!

---

Перевод С. Гоголина.

Создатель файла: Э. Петров

https://fantlab.ru/work69649

Снова мелькнула молния, снова пророкотал и рассыпался на тяжкие раскаты гром. Гроза свирепствовала. В комнату постучали.

— Заходите!

На пороге возникла худосочная фигура. Экономка профессора миссис Пунд несмело проговорила:

— Господин профессор, — у вас снова не заперто окно. Не дай бог ударит молния…

— Идите прочь! Ну? — громыхнул профессор грознее грома.

— Меня уже нет… нет!

Двери снова закрылись. Профессор, засунув руки в карманы, люто взглянул на ручку дверей, которая еще несколько секунд едва заметно двигалась: миссис Пунд никогда не сдавала позиций сразу. Профессор топнул ногой:

— Ну?!.

Ручка замерла. И в ту же минуту профессор Экслер услышал позади себя какое-то странное шипение, даже легкий присвист, будто из крана выходил газ. Профессор быстро развернулся на каблуках — и застыл пораженный.

На подоконнике сиял странный голубой клубок огня. Он заметно вибрировал и вздрагивал. Шар был похож на ежа, только вместо игл во все стороны от него торчало что-то подобное мху… Нет, не торчало, а мерцало голубым сиянием, пушистым и причудливым. Шар колебался на окне, будто собираясь прыгнуть в комнату. От него-то и шло это странное шипение: это горела краска на подоконнике.

Профессор не успел даже вынуть руки из карманов, а голубое чудо уже мягко качнулось, оторвалось от подоконника и медленно поплыло, словно игрушечный воздушный шарик, вдоль комнаты. Оно колебалось, оно плавно и будто умышленно аккуратно обходило предметы.

Нет, профессор Экслер не испугался. Правда, глаза его почти вылезли на лоб и волосы зашевелилось на голове — но это не от испуга. Дрожащими губами он прошептал:

— Шарообразная молния! Исключение из миллиардов обычных молний! Сохранить… спрятать… она же разорвется!

Огненный шар плыл по комнате, подхваченный воздушным течением. Он миновал уже одну стену, другую… и медленно приближался к мраморному сундуку.

— Эврика! Вот оно! Сундук — тайник для молнии. Мраморный сундук — в нем молния будет изолирована от всего. Но… но как же ее заманить туда?

Шар плыл прямо к сундуку. Профессор Экслер забыл обо всем. Он стремглав бросился к столу и с натугой приоткрыл тяжелую крышку сундука.

— Иди… иди сюда, дорогая, — ласково бормотал он, — замечательная молничка, ну иди же сюда!

Он умолял, он приятно улыбался, льстиво прищуривал глаза, зазывая голубой сгусток, будто живое существо. Огненый шар, словно соглашаясь, подплывал все ближе — и остановился над самым сундуком, вибрируя и колеблясь в воздухе.

— Ну, милая, ну, дорогая моя… ну лезь же в сундук… умоляю тебя!

Шар замер, но не изъявлял желание спускаться в сундук.

И вдруг отворились двери в комнату. Дуновение ветра качнуло сияющий шар, он слегка затронул поднятую крышку и от нее качнулся вниз. Этого оказалось достаточным. Профессор Экслер быстро прижал крышку: голубой шар спрятался в сундуке.

В комнате прозвучал звонкий смех:

— Дядечка, это вы так прячете Джима? Но почему же он не лает? А впрочем, я никогда не думал, что вы так быстро выполните мой совет и спрячете эту мерзкую собачонку.

Да, это был Дик, племянник профессора. Он вновь рассмеялся, и на его загорелом лице сверкнули белые зубы.

— Иди помоги мне, — с трудом выговорил профессор, из всех сил наваливаясь на крышку сундука.

— Охотно, дядечку, но ему там ничем будет дышать… — И Дик собрался приоткрыть крышку.

— Не трогай! — воскликнул профессор.

— Но…

— Никаких «но». Нажимай!

— Да я же и так навалился!

Положи на сундук несколько томов энциклопедии!

— Ну вот, положил, но…

— Не разговаривай! Сверху поставь вон ту тяжелую лампу.

— Но… Нет, нет, я молчу. Давайте поставлю!

Профессор, облегченно вздохнув, рухнул в кресло.

Племянник стоял перед дядей и непонимающе посматривал на него.

— Он взбесился? — наконец несмело спросил Дик.

— Кто?

— Джим… ваш бульдог?

— Никакого бульдога. Джим спит. В твоем сундуке — молния!

Дик широко открыл глаза, но сразу засмеялся.

— Дядечка, не шутите… — начал он.

Но профессор Экслер властным взмахом руки остановил его:

— Никаких шуток. В твоем сундуке — молния. Наиредчайшая шаровая молния. Я поймал ее, когда она залетела в комнату через открытое окно.

Дик беспомощно взглянул на сундук.

— Совершенно верно, молния ТАМ, — подтвердил профессор победным голосом. — Эта исполинская сила — в сундуке. Неслыханный факт! История, правда, знает несколько случаев, когда шаровые молнии залетали в помещения. Но они, затрагивая что-нибудь металлическое, конечно, взрывались, как бомбы, разрушая все вокруг. Это же сконцентрированная энергия! И вот она здесь, в сундуке. Так, чего же ты отступил?

— Нет… я ничего… — произнес Дик. — Это очень, очень интересно, конечно. Я никогда не думал… А что же вы будете с ней делать?

— Гм… Я этого еще не решил. А в самом деле…

Профессор задумался.

— А и в самом деле, что же с ней делать? Если молния взорвется, она поднимет на воздух весь наш дом.

Дик оглянулся на сундук и отошел еще чуть дальше.

— Твой сундук закрывается? — спросил профессор.

— Нет.

— Гм… Тогда надо… А черти его знают, что именно надо!

Профессор Экслер смущенно потер висок. В самом деле, положение складывалось угрожающее. Всего в трех шагах от него в мраморном сундуке теснились миллионы вольт конденсированного электричества, которое в любую минуту могло разрушить все кругом.

— Дядечка… — нарушил молчание Дик.

— Что?

— Зачем вы ее… поймали? Пошла бы она себе прочь и тогда… все было бы хорошо.

Профессор Экслер сердито взглянул на Дика.

— Как мог я пропустить такой чрезвычайный случай? Ведь…

Он вдруг остановился и прислушался: снова послышалось знакомое шипение. Осторожно, на цыпочках профессор подошел к сундуку. Ага, он был горяч, это ощущалось даже на расстоянии. От сундука шел странный запах свежести.

— Ты слышишь, Дик?

— Что именно?

— Это запах озона. Понимаешь? Молния, которая сидит в сундуке, озонирует воздух. Значит, она делает это сквозь мрамор: ведь сундук хорошо закрыт.

Дик кисло улыбнулся:

— Знаете что, дядечка? Пока она, ваша молния, ограничивается этим озонированием, я не возражаю. Но она может внезапно лишить нас возможности ощущать этот запах…

— Что ты хочешь сказать?

— Ничего особенного, дядечка. Вы же сами предупреждали, что шаровая молния может взорваться, как бомба… вместе с сундуком. А чего это она, кстати, шипит?

— Не знаю… Гм… вижу только, что она все больше разогревает сундук.

Дик снова улыбнулся.

— Вплоть до самого взрыва будем иметь бесплатное электрическое отопление, дядечка. А может, мы от этой молнии еще будем прикуривать папиросы?..

— Ни к чему твои шутки, — сурово отрезал профессор Экслер.

— Да я же совсем не шучу, дядечка, — не утихал Дик. — Почему бы ей, вашей молнии, не зажечь мою папиросу, если она — вон посмотрите! — производит поджог обложек томов вашей драгоценной энциклопедии, которые лежат на сундуке. И это всего за несколько минут. Кстати, который сейчас час?

Дик взглянул на часы. На его лице ясно проявилось удивление. Дик прислушался:

— Дядечка, часы стоят!

Профессор впопыхах извлек из кармана свои часы. Они тоже стояли.

— Так-так… Видать, Дик, он, этот клятый электрический шар магнетизирует все вокруг. Вот он и остановил наши часы. Ведь это, в конце концов, вполне объяснимо… как возле большой динамо-машины. И чего ты снова улыбаешься?

Дик тяжело сел в кресло.

— Имеем определенные научные достижения, дядечка. Бесплатное электрическое отопление — раз. Сожженные обложки вашей энциклопедии — два. Магнитное действие вашей молнии… три. Озонированный воздух — четыре. В конце концов, остановившиеся и возможно испорченные часы — пять. Что будет дальше?..

Вдруг зашипело сильнее. Казалось, в сундуке, как в паровом котле, клокочет пар. Профессор Экслер и Дик смолкли. Они смотрели на сундук, не осмеливаясь шевельнуться.

— Лампа! Лампа! — наконец воскликнул Дик.

Лампа, которая стояла поверх томов энциклопедии вдруг пошатнулась. Крышка вздрогнула, будто кто-то изнутри сундука попробовал поднять ее. Шипение усилилось.

Наконец крышка резко дернулась вверх. Лампа снова пошатнулась, но не упала. Крышка, приподнявшись на полсантиметра и выпустив изнутри сундука маленький сгусток голубого огня, снова опустилась. Сгусток, покачиваясь, поплыл в воздухе, приближаясь к Дику.

— Э, нет! — пробормотал тот, бросаясь в сторону. — Не имею ни малейшего желания, чтобы меня расстреляли, хотя бы и электрическим шаром. На это я согласия не давал. Иди прочь!.. Дядечка, берегитесь!

Сгусток обогнул его и поплыл к профессору — тот шустро отпрыгнул в сторону. Лицо его вспотело, одна дужка очков соскочила с уха и повисла. А голубой шарик, грациозно покачиваясь в воздухе, словно шутя, плыл и плыл, приближаясь к окну.

— Дядечка, есть выход! — вдруг неистово завопил Дик.

— Что? Какой выход?

— Она же плывет в воздухе. Ее можно выгнать отсюда.

— Как?

— Вентилятор!

Он схватил маленький настольный вентилятор и включил его. Лопасти слились в один блестящий круг, создавая ветерок.

— Вот сейчас я ее выгоню…

Дик осторожно навел вентилятор на шарик. Воздушная волна подхватила его и понесла к окну.

— Осторожно, Дик, осторожно!..

Но Дик уже уверенно руководил передвижением опасной игрушки. Сгусток, покачиваясь, подплыл к окну, легко вылетел в него и исчез, подхваченный свежим послегрозовым ветром. Дик облегченно вздохнул:

— Детку выгнали. Теперь возьмемся и за матушку.

Он вытер рукой лоб. Профессор Экслер с уважением смотрел на племянника: тот ловко нашел выход из непростого положения.

— Так, — взял инициативу в свои руки Дик, — хорошо. Дядечка, идите к сундуку!

— Но…

— Никаких «но». Идите! Так. Снимите лампу.

— Однако, Дик…

— Никаких «однако»! Мы с вами поменялись ролями, дядечка. Это вы мне приказывали, а я говорил «но» и «однако». Теперь наоборот. Никаких «однако», говорю я вам! Сняли лампу? Хорошо. Снимайте по одной и ваши книжки. Да поосторожнее! Так, подождите, я зайду с противоположной стороны, чтобы быть наготове. Хорошо. Поднимайте крышку. И не голыми руками, дядечка!..

— Ой! Обжегся!

— Я ж говорил: не голыми руками. Возьмите то полотенце. Хорошо. Раз… два… три!

Крышка с треском откинулась. Оба смотрели на сундук. Из него, как голова любопытного человека, выглянула верхняя часть большого голубого шара.

— Вылезай… ну вылезай же оттуда! — бормотал сквозь стиснутые зубы Дик. — Махните на нее рукой, дядечка!

Профессор выполнил приказ. Голубой шар вздрогнул и подался вверх, подхваченный горячим дыханием, повеявшим из сундука.

Насколько хватало шнура от вентилятора, Дик зашел за шар и направил на него воздушный поток от лопастей. Шар колыхнулся вбок, но, тем не менее, поплыл в нужном направлении. Он так же вибрировал, как и вначале; от него расходилось яркое сияние.

В комнате вдруг раздался выразительный хруст: это профессор Экслер уронил с носа очки и, забыв о них, раздавил ногой.

Но Дик ни на что не обращал внимания. Он старательно подталкивал шар к окну. Вот он уже приблизился к раме, совсем готовый выскользнуть наружу. Но что-то словно бы задерживало его… Дик подошел ближе, подставляя вентилятор почти вплотную к шару.

Однако огненный шар не хотел выходить за окно.

— Да пусть его бес ухватит! — выругался Дик. — Изменился ветер. Не пускает. Одного вентилятора здесь мало…

И именно в эту минуту профессор увидел, как осторожно шевельнулась ручка дверей: кто-то пробовал их отворить.

Одним прыжком профессор Экслер оказался возле дверей, стараясь остановить непрошеного посетителя: ведь любое стороннее движение могло повлиять на стабильность шаровой молнии, а это было чревато взрывом… Но было уже поздно.

Двери приотворились, и нерешительный, сладкий голос миссис Пунд произнес:

— Не время ли, дорогой господин профессор, попить чаю? Ведь все на столе уже с полчаса…

— К черту!.. — взревел профессор Экслер.

— Ой, меня уже нет! Я только напомнила… я…

Миссис Пунд исчезла. Профессор снова повернулся к окну, боясь взглянуть па Дика.

Однако тот стоял неподвижно, опустив вентилятор вниз. На его лице играла счастливая улыбка.

— А… молния? — едва слышно спросил профессор.

Дик небрежно махнул на окно:

— Вылетела! Уважаемая миссис Пунд помогла мне, отворив двери. Возник сквозняк, который подхватил нашу опасную гостью и вынес ее наружу. Конец. Поздравляю вас, дядечка!

Видя, что профессор молчит, растерянно мигая глазами и изумленно смотря на племянника, Дик добавил:

— Пойдемте-ка лучше выпьем чая. Кстати, поблагодарим миссис Пунд, которая помогла нам. А вообще, дядечка, в дальнейшем не ловите молний, даже шарообразных. Конечно, это очень интересно иметь миллионы вольт в сундуке, которые бесплатно обогревали бы нас… Но лучше пока обойтись без этого. Пойдемте! Я с наслаждением выпью аж пять стаканов чая за здоровья нашей опасной гостьи и дорогой миссис Пунд!

Перевод с украинского Я. Грековой

Создатель файла: Э. Петров

https://fantlab.ru/work69641

И исследователи Луны настойчиво работали, но они никак не могли предвидеть возможности подобной находки. Яйцо — и кто же это снес его здесь?.. Нет, это же бессмыслицы, полная бессмыслица! Не отводя глаз из яйца, Полищук наклонился и еще раз потрогал его сухую морщинистую пленку пальцами в металлической космической перчатке. Конечно, яйцо было насквозь промерзшим. И тяжелым даже в условиях значительно облегченного лунного веса. От легкого толчка руки оно лениво, будто неохотно, покатилось вдоль зернистого базальтового кратера. Полищук торопливо придержал находку обеими руками: еще не хватало разбить... Замерзшее яйцо могло быть очень хрупкое. При условии, конечно, если это и в самом деле было яйцо, а не какое-нибудь причудливое каменное образование. Он подложил под странную находку несколько обломков базальта, чтобы яйцо не скатилось дальше по кратеру. И выпрямился, оглядываясь.

— Джон! Где ты, Джон? — позвал он.

Спустя миг в космическом шлеме прозвучал ответ, четкий и ясный, будто голос Гарисона звучал совсем рядом:

— Я здесь, Борис! За стеной твоего кратера, беру пробу: и, кажется, тут есть льды. Это очень интересно, понимаешь?

— Оставь все! Иди сюда!

— А что произошло?

— Да скорее же, скорее!

2.

Фигура Гарисона в гофрированном космическом костюме и прозрачном шлеме с опущенным дымчатым фильтром появилась над стеной кратера. Она обрисовывалась удивительно четко, как и все на Луне, и быстро приближалась. Здесь почти невозможно было определять расстояние на глаз, все вещи одинаково выразительно виделись, где бы они не находились. И только увеличение фигуры показывало изменение расстояния.

Полищук смотрел на неуклюжую торопливую походку Гарисона, видел, как сыпались из-под его ног мелкие базальтовые обломки и катились вниз, к тому месту, где стоял он. Кратер был небольшой. И именно здесь, под этим естественным навесом — глыбой вулканического камня, Полищук нашел яйцо. Оно лежало, наполовину увязнув в пыли, желтоватое на буром фоне лунного грунта. Поэтому Полищук сразу и обратил на него внимание.

— Ну что тут произошло. Борис? — спросил Гарисон.

Сквозь спущенные фильтры Полищук скорее угадывал, чем видел глаза, пристально смотревшие на него. Вместо ответа Полищук указал на странную находку.

— Яйцо, — произнес он.

Гарисон быстро обернулся. Он увидел овальный предмет, который лежал на грунте, и от неожиданности даже присвистнул.

— Откуда оно взялось?

Полищук коротко рассказал историю своего открытия. Гарисон стал на колени и осторожно тронул пальцами сухую морщинистой оболочки. Потом слегка приподнял яйцо, будто взвешивая его, и снова положил на место.

— Что скажешь, Джон?

— Какая-то бессмыслица. Яйцо — на Луне?..

— Но ты же согласен, что это яйцо?

— Небось, страусиное... Принимая во внимание размер. Слушай, а оно было там одно?

Полищук пожал плечами.

— Не знаю. Понимаешь, меня это так поразило, что я больше и не искал. Возможно... А взглянем-ка еще раз!

Они осторожно разгребли лопатками сухой сыпучий песок под нависшей каменной глыбой. Копать пришлось недолго: скоро появились выпуклые очертания нескольких точно таких же яиц.

— Два... три... четыре!

Вырытые яйца лежали на песке. Исследователи копали дальше, но больше ничего не нашли.

Гарисон отбросил лопатку:

— Все, Борис! Урожай — пять штук.

— Гнездо это, или что?..

— Космическая птица пролетела над Луной и отложил в кратере яйца. Да? — иронически произнес Гарисон. — Пройдет некоторое время, и она появится снова и начнет их высиживать, так?

Полищук сердито взглянул на него.

— Остроты здесь ни к чему. Относительно птицы, хотя бы и космической... Вот они, яйца. Это — факт. К сожалению, необъяснимый. Поэтому, если какое-то фантастическое существо вернется сюда, чтобы высиживать яйца, — я не буду против. Ясно?.. Прилетит, вот так: фрр! — и сядет в кратере... Пожалуйста, я теперь готов ко всему! Поскольку все это нам не снится, то может явиться и птица и еще черт знает какое создание.

Гарисон осмотрелся кругом.

— Знаешь, Борис, мне что-то жутковато, — чистосердечно признался он. — Все это приключение... лучше бы его не было.

— Нервы?

— Может и нервы. Мы уже устали, Борис. Я вот шучу о космической птице, а что, если она и в самом деле прилетит?.. Разве мы это знаем? Особенно, когда появились эти бессмысленные яйца. Слушай, Борис, лунный день уже на исходе...

Он показал рукой на отметку, где стены кратера снижались к плоскогорью. Большая часть Солнца уже была словно срезана очертаниями далекого огромного горного кряжа — а от него тянулись на север и юг широкие полосы глубокой тени. Длинный лунный день заметно угасал — на целых четырнадцать земных суток.

— Прошло уже двенадцать земных дней, — продолжал Гарисон. — Время кончать работы на поверхности Луны. В скором времени мы закроемся на базе. Перенесем туда все пять яиц...

— Чтобы они оттаяли? Вот посоветовал! Надо их забрать с собой на Землю в таком же состоянии, как нашли, — сказал Полищук.

— Ну, тогда положим яйца вблизи базы, в таком месте, где они не разморозятся, до той поры пока прилетит ракета. Понятно? И мы больше не будем опасаться за их судьбу. Согласен?

— Что же, я не возражаю. Каждый будет брать по одному, больше сразу не понесешь. А потом — снова по яйцу. За работу!

Несмотря на дополнительный груз, они довольно легко, хотя и осторожно зашагали по сыпучему песку. А потом, приловчившись, ускорили ход и, наконец, уже уверенно помчались к базе длинными плавными прыжками, как это можно было делать лишь на Луне.

3.

Исследователи осторожно положили яйца в плоском углублении с южной стороны куполовидной базы. Из круглых иллюминаторов их было хорошо видно, тем более, что они отличались от бурого крупнозернистого песка лунной поверхности своим желтоватым цветом. Солнце почти спряталось за горами, и от базы вытянулась длинная тень. Она постепенно достигала горизонта, который уже сливался с черным бархатом неба.

Полищук и Гарисон, сняв громоздкие космические костюмы, сидели за столом около иллюминаторов. Они наслаждались отдыхом, пили горячий чай, особенно вкусный после изнурительной работы.

Гарисон говорил:

— Ты знаешь, это просто смешно. Как яйца могли попасть на Луну? Ведь здесь нет даже намека на жизнь. Ни в какой форме. И ранее проведенные исследования, и наши с тобой пробы показали, что Луна мертва... И вдруг — яйца! Ни малейшего живого следа вообще, а яйца — это продукт жизни высокоорганизованных существ. Нет, это вне моего понимания, Борис!

Полищук отставил стакан и насмешливо спросил:

— Космические птицы?..

Гарисон нетерпеливо отмахнулся:

— Ну чего ты ко мне пристал? Ведь знаешь, что я пошутил, предположим даже, что пошутил неудачно. И довольно об этом. Лучше потешь меня умной догадкой. Например... А, к черту, какие уж тут могут быть догадки!

— Одна у меня все же есть, — нарочито небрежно бросил Полищук, снова берясь за стакан.

— Ну так говори же, не медли! — оживился Гарисон.

— Видишь ли, есть такая гипотеза о происхождении Луны. Одна из многих, но мне она кажется убедительной, а после нашей находки — и подавно... Да ты и сам знаешь ее.

— Не понимаю, что ты имеешь в виду?

— Гипотезу, по которой Луна когда-то, в древние времена, оторвался от Земли. Отсюда и океанические впадины на нашей старушке. Огромный кусок Земли оторвался, затем в космическом пространстве приобрел форму шара, вполне естественную при таких условиях, и начал обращаться по орбите спутника.

— Гипотеза не лучше других и не очень убедительная, — отметил Гарисон.

— Но и не хуже чем другие, отметь это, Джон. Учти то, что все пробы и наши, и наших предшественников — подтверждают: состав Луны не отличается от состава Земли.

— Это доказывает лишь общность происхождения обеих планет, как и других также. И больше ничего, — как всегда с запалом возразил Гарисон.

Но Полищук не принял вызова. Он спокойно высказывал свои доводы дальше:

— Безусловно, такая общность возможна. Теперь попробуем порассуждать. Луна оторвалась от Земли, очевидно, вместе со всем тем, что находилось на том огромном куске. В космосе он превратился в застывший шар. Его непрерывно бомбили метеориты — и уничтожили в конце концов все остатки земной жизни, которые еще существовали на Луне...

— Мне кажется, дорогой Борис, что ты сам же и разбиваешь свою гипотезу. Да-да, я уже понял тебя! Ты считаешь, что вместе с остатками органического жизни с Земли на Луну попали и эти яйца? — с заметной иронией заметил Гарисон. — Почему же тогда бесконечные, как ты сам утверждаешь, бомбардировки метеоритами не уничтожили и эти яйца, как и все остальное?

Полищук пожал плечами:

— Их могло присыпать. И только постепенно, очень медленно они оказались на поверхности, на склоне кратера, когда метеоритные бомбардировки превратили в песок большую часть наслоений над ними. А поскольку яйца были насквозь промерзшие, они хорошо сохранились ко времени, когда мы нашли их. Разве не убедительно?

Гарисон молча развел руками.

— Однако, это лишь догадка, — невозмутимо добавил Полищук. — Если она тебя, Джон, не устраивает, придумай что-нибудь другое. Хотя бы и вариант с космическими птицами...

— Снова? — раздраженно огрызнулся Гарисон. И тут же заинтересованно спросил: — А что это за яйца, если верить твоей догадке, Борис?

Полищук улыбнулся:

— Вот этого уже никак не знаю. Думаю только, что ученые на Земле определят их истинное происхождение. Лишь бы только их довезти...

Он взглянул в иллюминатор. Тень от купола базы достигла горизонта; впрочем, это была уже и не тень, а полный мрак, в который погрузилась Луна. Яркие звезды заливали призрачным светом поверхность, на которой едва выделялись неясные очертания кратеров.

— Что же, свяжемся с Землей, — предложил Полищук, привставая. — Доложим, что настала лунная ночь и мы переходим на новую программу работы. Включай передатчик, Джон! Довольно походов и странствий, приближается нелегкое время — спектрометра и химических анализов... Джон, поднимайся, Джон!

Он обеспокоенно посмотрел на Гарнсона, который взволнованно приник к иллюминатору.

— Джон!

Напряженным, неестественно высоким голосом Гарисон сказал:

— Борис! Там что-то... что-то движется!

Полищук одним прыжком оказался возле иллюминатора. А Гарисон все повторял, и в голосе его чувствовался страх, а глаза были неестественно выпучены.

— Что-то движется... вон там, по правую сторону... Борис! — он судорожно глотнул воздух.

В иллюминаторе неясно выступали очертания более близких склонов соседнего кратера. Полищука тоже пронял непонятный страх, который передался ему от Гарисона. Он не знал, в чем дело, но ощутил, как крупные капли пота стекают по шее и плечам. О чем это говорит Джон? И вдруг он увидел...

Где-то, возможно, метров за пятьдесят от базы вверх взвился небольшой фонтанчик лунного песка. Основание этого фонтана было накалено докрасна. Струйки фонтана быстро потеряли свою зловещую окраску и опадали на поверхность Луны, рассыпаясь на странный бурый песок, укрывая почти правильным кругом то, что было недавно их основой.

— Что это такое? — голос Гарисона дрожал.

— Не знаю... — коротко бросил Полищук.

Он, не отрываясь, смотрел в иллюминатор. От нервного напряжения мелко дрожали пальцы. И тогда он увидел снова яркий, накаленный уже до белизны фонтан, который ударил значительно ближе к базе. Его струйки, описав кривую, быстро угасали, превращаясь сначала в ярко-красные, потом малиновые огоньки — и опадали, уже едва тлея, угольками.

Позади, возле радиоприемника, неожиданно прозвучал громкий звонок. Его внезапность поразила обоих. Первым опомнился Полищук. Он бросился к приемнику и включил его. Гарисон, вцепившись руками в край стола, следил за товарищем широко раскрытыми глазами. Полищук четко произнес в микрофон:

— Лунная станция слушает! Лунная станция слушает! Перехожу на прием!

Сквозь шум атмосферных и космических разрядов послышался далекий голос:

— Пост наблюдения Земли вызывает Лунную станцию! Пост наблюдения Земли вызывает Лунную станцию! Подтвердите слышимость! Подтвердите слышимость, Луна!..

4.

Земля вне очереди вызвала Лунную станцию, чтобы уведомить Полищука и Гарисона о том, что резко усилилась активность Леонидов — самого большого метеоритного потока, который движется вокруг Солнца и каждые тридцать три с четвертью года пересекает орбиту Земли и, само собой, Луны. Каждые тридцать три с четвертью года на ночном небосклоне Земли вспыхивают яркие метеоритные дожди. На этот раз Леониды, возможные остатки кометы Темпеля, чрезвычайно активны, и пост наблюдения призвал лунных исследователей быть очень осторожными на протяжении десяти земных суток.

— Без крайней необходимости не выходите с базы. Каждый миг вас могут настигнуть метеориты потока Леонидов, — настойчиво повторял диктор Земли. — Повторяем: не выходите с базы! Приготовьтесь к возможным неожиданностям даже на базе. Оставайтесь в космических скафандрах, проверьте воздухоснабжение базы! Подтвердите слышимость! Все ли поняли? Подтвердите слышимость!

— Лунная станция слышит вас хорошо, Земля. Метеориты мы уже видим. Поняли все! — спокойно известил Полищук, посматривая на Гарисона, с лица которого уже сходило недавнее напряжение.

— Если возникнут какие-либо затруднения, связывайтесь с нами, — подчеркнул особо диктор с Земли. — Желаю успеха! Конец передачи. Всего вам хорошего!

— И вам всего... — ответил Полищук, выключая приемник.

— Космические костюмы, Джон! — коротко распорядился он, берясь за свой.

Гарисон последовал его примеру. Оба скользнули в скафандры с ловкостью, которая свидетельствовала о незаурядном опыте. Закрепляя шлем, Полищук сказал:

— Итак, Джон, все понятно?

— Какого черта они не предупредили нас заранее? — сердито буркнул Гарисон.

Он смотрел в иллюминатор, за которым снова вспыхивали ярко-красные фонтаны песка, вздымаемого метеоритами.

— Очевидно, заранее никто не знал о такой неожиданной активности метеоритного потока, — ответил Полищук. Он закрепил шлем, проверил воздухопровод и встрепенулся:

— А яйца?

— Что яйца? — не понял сразу Гарисон.

— Да ведь какой-нибудь метеорит может их разбить, уничтожить! Надо перенести их под козырек шлюзового входа в базу.

— Обожди, Борис! — попробовал остановить его Гарисон.

Но Полищук уже рванулся вперед, к выходу. Безнадежно махнув рукой, Гарисон побежал следом.

Выскочив с базы, Полищук огляделся. Вокруг него, вокруг купола базы вспыхивали, рассыпаясь на белые и красные огоньки, причудливые фонтаны лунного песка. Они вспыхивали, быстро угасали — и снова возникали на поверхности Луны, будто очарованные. Невольно Полищук задрал голову, ища по привычке на черном небосклоне огненные следы метеоритов. Их не было, да и не могло быть на Луне, лишенной атмосферы: метеориты не сгорали в ней от трения об воздух, а беспрепятственно падали на лунную поверхность и бомбили ее. Он сделал шаг в направлении к углублению, где лежали яйца.

— Борис! Это очень опасно, Борис! — услышал он голос Гарисона.

Полищук сердито оглянулся: дескать, и сам понимаю, что опасно, однако не бросать же на произвол судьбы драгоценную находку? И вдруг Полищук заметил, как на плечо Гарисона упала темно-красная искорка. Она вспыхнула и погасла. Этого было достаточно, чтобы Полищук бросился к своему спутнику и с размаха закрыл ладонью в гофрированной перчатке то место на космическом костюме.

— Что произошло, Борис? — изумленно спросил Гарисон.

— Ты хорошо слышишь меня, Джон? — медленно произнес Полищук, потому что ему враз отказал язык.

Не снимая руки с плеча Джона, Борис даже навалился на него всем телом.

— Нормально слышу. И в чем дело?

— В тебя попал метеорит. Ударил в плечо.

— Я ничего не заметил, Борис. Дырки в скафандре нет, иначе из него вышел бы воздух. Может, тебе показалось?

Полищук уже направил луч электрического фонаря на плечо Гарисона и сиял руку. На блестящей металлической поверхности скафандра он едва заметил крошечное тусклое пятнышко — будто кто-то неумело коснулся паяльником. Полищук хрипло сказал:

— Вероятно, метеорит был небольшой, меньше песчинки. Он испарился от удара, не повредив скафандра... Все хорошо. Надо...

Большой фонтан лунного песка взорвался около них. Накаленные до белизны брызги взлетели вверх — и среди них мелькнули какие-то куски неправильной формы. В следующий миг фонтан рассыпался широким кругом бурого песка. Полищук похолодел. Он проговорил не своим голосом:

— Яйца! Метеорит ударил прямо в них!

Забыв обо всем, забыв, что он и сам может стать жертвой очередного метеоритного удара, Полищук огромными прыжками бросился вперед.

Через несколько секунд он наклонился над углублением, где лежали загадочные яйца. Но их там уже не было! Полищук стоял над огромной воронкой в песке, словно над кратером. В ней ничего не осталось... Полищук оцепенел. Ну неужели, неужели?..

Фонарь просветил воронку и по правую сторону, возле самого края, не веря своим глазам, Полищук вдруг увидел под песком знакомые очертания овального предмета. Яйцо!.. Задыхаясь, он бросился к нему, разгреб песок. Да, одно яйцо уцелело!

Будто хрупкую драгоценность, Полищук подхватил обеими руками находку и понес к базе, не обращая внимания на огневые фонтаны, которые раз за разом вспыхивали вокруг него, не думая ни о чем, кроме своей неоценимой ноши. Голос Гарисона, тревожный, предостерегающий, звучал в его шлеме, но он не слышал ни слова. Только вперед, только вперед, к базе! А красные и белые фонтаны вспыхивали и угасали позади, рядом с ним, рассыпались и снова возникали.

Он нес одно-единственное яйцо к базе, под козырьком которой стоял ошеломленный Гарисон, с готовностью придерживая ручку дверей шлюзовой камеры.

5.

— Ты, наверное, сошел с ума, Борис, — проговорил в негодовании Гарисон. — После того, как нас предупредили, в сущности, запретив выходить с базы, — ты, никого не слушая, помчался за яйцами под дождем метеоритов, каждый из которых угрожал твоей жизни. Вспомни хоть бы, как ты напугался, когда маленький метеорит упал мне на плечо! А сам бросился под их град, чтобы спасти эту бессмысленную находку... Как тебе повезло проскочить — не понимаю. Меня до сих пор охватывает ужас при одном воспоминании об этом! И зачем? Ведь яйцо все равно испортится в тепле, пока прилетит ракета. Зачем же ты сделал это?

Полищук рассеянно слушал своего напарника и едва заметно усмехался. В самом деле, что он мог ответить ему? Конечно, его поступок граничил с сумасшествием. Однако же хоть одно яйцо да спасено! Разве же его риск не оправдан тем, что загадочное яйцо будет исследовано и наука обогатится новым открытием? Хоть Гарисон и очень хороший парень, но этого, очевидно, не может понять: его интересует лишь одно — успешное выполнение намеченной планом работы в пределах инструкций. Все, что выходит за пределы этого, для Гарисона не существует. Мы, советские исследователи-космонавты, не такие. Американцы, хотя и чудеснейшие ребята, но приучены всей своей жизнью исправно делать только то, что положено им, делать хорошо, даже образцово, но не больше.

— Ну и чего же ты молчишь, Борис? — допытывался тем временем Гарисон. Из-под шлема он удивленно смотрел на Полищука. — Не считаешь нужным отвечать мне?

Полищук засмеялся:

— Да нет же, нет, Джон! Просто мне, честное слово, нечего возразить. Ты абсолютно прав: с точки зрения нормального исследователя я, так сказать, вел себя бестолково, что ли...

— Видишь, ты и сам признаешь это! — удовлетворенно отметил Гарисон.

* * *

— Хорошо, я ненормальный исследователь. Однако же главное — яйцо у нас. Оно лежит в шлюзовой камере, и ему ничто не угрожает.

— Если... если, во-первых, оно не испортится: там значительно теплее, чем на поверхности. И, во-вторых... ну, помнишь же, с Земли говорили: приготовиться к возможным неожиданностям. Понимаешь? — обеспокоенно закончил Гарисон.

— Все, все понимаю, Джон! — отмахнулся Полищук. — Вот уже шесть земных суток яйцо лежит в шлюзовой камере — и ничего... А неожиданности на то они и неожиданности, чтобы над ними не очень размышляли... Смотри, Земля! — оборвал он свою речь, выглядывая в иллюминатор.

На черном глубоком, будто обтянутом бархатом, небосклоне плыла озаренная зеленоватым светом Земля. Она словно пригасила своим сиянием расцвеченное звездами небо над Луной и радостно напоминала о лесах, лугах, морях и реках, — обо всем том, что человек по-настоящему с острой тоской ощущает только в бескрайних пространствах космоса, в межпланетной ракете или здесь... здесь, где неустанно вспыхивают и гаснут огневые метеоритные фонтаны лунного песка... Они стали уже привычными, эти красные и белые огоньки. И все ж таки к ним нельзя было привыкнуть: так внезапно они возникали по всей, сколько видел глаз, поверхности Луны, испещренной кольцами малых кратеров, которые оставались после фонтанов. И вот — Земля на лунном небосклоне!

— Восточное полушарие... — мечтательно прошептал Полищук.

Там, под этим слоем облаков, похожих на куски белой ваты, распростерлась его великая страна. Там улицами маленького городка он бродил еще школьником, сидел в саду, глядя на голубой диск Луны, которая катилась среди туч, и фантазировал. Он — космонавт, он побывает на далеких планетах, на Марсе, на Венере, где, наверное, привольно бродят доисторические животные, огромные игуанодоны, летают ящеры-птеродактили... Но сначала он отправится на серебряный шар Луны. Он будет тем смельчаком, который отважно пройдет ее морями и кратерами... Милые детские мечты! Но они сбылись: он здесь, на Луне, вместе со своим спутником, американцем Гарисоном, — и как же одиноко чувствует себя, смотря на далекую Землю, в тесной базе станции, где только крепкий купол отделяет его от неистовства космической стихии!.. Наверное, что-то подобное ощущает и Джон, — на его лице застыло задумчивое выражение человека...

Но что это за странное ритмическое постукивание в дверях шлюзовой камеры? Полищук насторожился.

— Джон! Ты слышишь? — отрывисто спросил он.

— Да... Что это? — побледневший Гарисон повернул голову к шлюзовой камере.

Постукивание не прекращалось. Будто кто-то старался открыть двери камеры и стучал в них снаружи.

— Шлемы, Джон! — Полищук быстро закрыл свой космический шлем.

То же самое сделал и Гарисон.

Двери в шлюзовую камеру медленно отворялись.

Оба исследователи напряженно вглядывались в темное пространство между ними.

В этом пространстве появились злые глаза, которые сверкнули красными огоньками, а под ними — огромный клюв, в котором торчали ослепительно-белые зубы.

Еще миг — и перед остолбеневшими Полищуком и Гарисоном появилась длинная змеиная шея, которая поддерживала хищную голову существа. Захлопали перепончатые крылья, словно стараясь шире отворить дверь.

— Это... это исчадие ада! — пробормотал побелевшими губами Гарисон, отступая назад, к столу.

— Нет. Это — птеродактиль! — ответил ему Полищук.

6.

— Не знаю... не знаю, — все еще сдавлено бормотал Гарисон; он оказался уже позади стола, ища за ним хоть какое-то убежище. — Это какая-то страшная химера... будто у средневековых художников, я видел такое только на рисунках! Будь оно проклято! Я летел сюда не для этого... Смотри, смотри, Борис!

Урод, в конце концов, вылез из дверей камеры и оказался в комнате базы. Он взмахнул еще раз перепончатыми крыльями и пристроил их к бокам, став похожим на старую женщину, которая закуталась в серую запыленную шаль. Существо застывшее на полу, и в самом деле выглядело, как отвратительная химера из парижского собора Нотр-Дам или с картин Гойи. Оно сидело неподвижно, будто не зная еще, как себя вести. Только беспокойно блуждали налитые кровью глаза и изредка угрожающе щелкал клюв, показывая два ряда острых зубов. А будто поднятые плечи прятались в складках все той же стариковской шали цвета паутины.

Полищук забыл о своем страхе, который вначале охватил его. Он стоял возле стола и, не отводя глаз, смотрел на урода. Он был не такой уже и большой; впечатление гигантского размера вызывали, скорее всего, огромные перепончатые, будто у летающей мыши, крылья. Туловище с головой на длинной шее было не больше полуметра или около того...

"Да, конечно, это птеродактиль, летающая рептилия... кажется, из верхнеюрских отложений Земли", — прыгали в мозгу Полищука беспорядочные мысли. Птеродактиль — на Луне?.. Допотопная рептилия — на лунной базе?.. Нет, это не взрослый птеродактиль, а, наверное, птенец, взрослые были, надо думать, значительно больше... Но какой лютый, хищный взгляд у этой малютки!

— А, черти его забери, у нас нет никакого оружия! — зло воскликнул Гарисон. — Был бы хоть пистолет! А если эта штука бросится на нас, что тогда?

— Птеродактили, насколько я помню, питались насекомыми, — заметил Полищук, не оборачиваясь.

— С такой злой мордой, с такими зубами? Да он может отхватить мне целую руку... Ха, насекомыми! Отвратительная мерзопакость, откуда она взялась на наше несчастье!

— Очевидно, из яйца, Джон.

— И надо же было тебе принести его! Видишь, в холоде шлюзовой камеры, и все таки вылупился. Невероятный мир! — снова со злостью бросил Гарисон.

— Наверное, после продолжительного замораживания яйцу даже и там было тепло. И у него очень сократился инкубационный период.

— У тебя, Борис, на все есть объяснения. А что нам теперь с этим твоим птеродактилем делать?

Полищук развел руками:

— Во всяком случае, мое предположение о том, как здесь, на Луне, оказались яйца, оправдалось, — сказал он после паузы. — И кроме того, теперь можно смело утверждать, что Луну, или, верней, огромный кусок Земли, наша планета выбросила именно в верхнеюрском периоде, когда на ней еще водились птеродактили и другие доисторические животные. Согласен, Джон?

— К черту твой верхнеюрский период! Мне это безразлично. Понимаешь, совершенно ни к чему! У меня другая специальность, другие задачи. И раз ты командир, то, пожалуйста, решай, как нам избавиться от этого страшилища, чтобы я смог взяться за свое дело!

Птеродактиль, который сидел до этого неподвижно, вдруг с сухим шелестом поднял крылья и взмахнул ими. Порыв ветра от этого резкого движения ударил в шлемы Полищука и Гарисона и заставил обеих покачнуться. Со стола упал сброшенный ветром стакан, свалилась тетрадь, которая лежала па краю.

— Дьявол! — пробормотал Гарисон, лишь покосившись на упавшие предметы.

Птеродактиль взмахнул крыльями еще раз — и взлетел. Он неуклюже сделал вдоль комнаты широкий круг. Гарисон спрятался за стол, когда урод, поднимая ветер, проплыл над ним. Хищный его клюв на ходу схватил с полки блестящую пробирку с образцами лунного грунту, и она вмиг исчезла в горле урода. Вдоль длинной шеи прошла волна глотательного движения, словно под сухой кожей перекатился большой клубок. А потом птеродактиль приземлился возле шлюзовых дверей. Он сложил крылья и, переваливаясь, недовольно посматривая на людей красными глазами, исчез в шлюзовой камере. Гарисон облегченно вздохнул:

— Наконец-то! Закрыть бы его там... иначе он проглотит все наши пробы, если не натворит чего-то худшего... Закроем двери в камеру, Борис, пока малютка нежится в холодке!

— А потом? Когда нам надо будет выйти с базы?

— Пока сыплются метеориты, мы выйти все равно не сможем. А со временем что-нибудь придумаем. Главное — обезопаситься от него теперь.

Гарисон рассуждал разумно. Осторожно, едва ступая, они подошли к дверям камеры.

И в этот миг сильный грохочущий удар потряс купол базы. Полищук и Гарисон замерли.

Ослепительная молния взорвалась в темном до сих пор пространстве шлюзовой камеры. Внезапной вспышкой она ярко высветила ее пространство, в котором, будто в замедленном кинокадре, мелькнули бесформенные куски перепончатых крыльев, белые блестящие мелкие зубы, куски сухой морщинистой кожи, — все то, что секунду тому назад было злым, диким, но все же живым существом. Потом все снова скрыл мрак. В шлюзовой камере что-то рушилось, падали крепления. Наполняя все вокруг пронзительным свистом, сквозь открытые двери камеры выходил воздух, высасываемый вакуумом Луны.

Полищук выхватил электрический фонарь и осветил шлюзовую камеру. В ней в беспорядке валялись металлические, согнутые ударом метеорита куски пластиковых перекрытий камеры. А под ними — остатки тела птеродактиля...

— Вот они... неожиданности, о которых предупреждали с Земли, — произнес возле него Гарисон. Не многовато ли их, Борис? Яйцо, птеродактиль, этот удар метеорита в шлюзовую камеру... Да, невелик оказался век горемычного зубастого малютки! Счастье, что мы оставались в космических скафандрах...

Полищук молчал. Да, неожиданностей на Луне немало. И, наверное, их будет еще больше, кто знает? "На Луне как на Луне", — мысленно вспомнил он поговорку лунных исследователей. Только едва ли им посчастливится найти здесь снова яйца... и увидеть птеродактиля... Так и не удалось им привезти его на Землю! "Ах, бедняга, надо же ему было попасть под прямой удар метеорита!.. Да, верно, метеориты...", — напомнил он себе.

— Джон, за работу! — сказал он решительно. — Возьми из набора запасные детали для ремонта шлюзовой камеры, а я пока что свяжусь с Землей, доложу о наших делах... и обо всех этих неожиданностях. Что же, в самом деле, на Луне как на Луне!..

1968 г.

Переводчик: Я. Грекова

Создатель файла: Э. Петров

https://fantlab.ru/work69653

Дуже неприємна історія, просто й не сказати, яка неприємна! Ерік взявся був до іграшок, але за кілька хвилин побачив, що його армії, яка складалася з кількох дерев’яних солдатиків, старих шпуль-гармат і чудесних великих цвяхів — бракує командира. Де ж його взяти? Отут Ерік і згадав про штепсель, прикріплений до зіпсованого чайника.

— Ось він, командир для моєї армії! Одріжу його та й годі, — вирішив Ерік негайно.

Що правда, командир вийшов дуже страшний. Він командував армією так грізно, що вона одразу перемогла. Але коли Ерік розказав про це мамі, вона тільки руками сплеснула:

— Та що ж це за лихо моє? Навіщо ж ти штепсель одрізав? Мало тобі поламаних іграшок? Мало того, що чайника зіпсував, так ще й штепселя одрізав? Ну, добре!.. Лягай спати...

Мама поклала Еріка в ліжко й погасила світло. В кімнаті стало темно.

Ерік трошки подрімав, але спати йому не хотілось. Він думав про калюжі, про штепсель, про чайник. І раптом він почув якесь невиразне мурмотіння. Що воно таке? Ерік прислухався.

Якийсь грізний голос доводив:

— Ми не можемо далі терпіти! Він ставиться до нас, як до уламків. Що? Фрр...

Тонесенький голосок відповідав таксамо похмуро:

— Він проколов мені бік голкою і випустив з мене повітря. Тепер я не можу стрибати й бігати, а примушений весь час лежати в кутку.

— Він спалив мені в пічці ногу,—говорив

ще хтось, — а моїх братиків-солдатиків він просто поламав, повикручував їм руки й ноги.

І раптом у відповідь на це різні голоси залунали з усіх

кінців кімнати: тонесенькі й грубі, похмурі й задерикуваті, ніжненькі, як дзвіночки, і басовиті, як

у дорослих. Ерік обережно трошки розплющив очі й подивився. Ой, як же він злякався!..

На всіх стільцях у кімнаті сиділи його іграшки. Ті, яким не вистачало стільців, стояли й лежали на підлозі. А за столом стояв Командир-Штепсель.

Він нетерпляче переступав з одної мідної ноги на другу, його довжелезні вуса з шнура ворушилися, і з них раз-у раз вискакували тріскучі електричні іскри. Отак: фрр... фрр... фрр...

Що було робити Ерікові? Втекти? Але куди? Як?

І саме в цю хвилину Ерік помітив свій іграшковий автомобіль, що стояв біля ліжка.

Обережно, ледве дихаючи, Ерік виліз з ліжка і стрибнув в автомобіль. Швидше, швидше! Тікати, тікати!

Ерік натиснув на руль — і автомобіль поїхав.

Поїхав спочатку тихо, потім швидше й швидше. Але ось автомобіль раптом похитнувся і спинився. Що таке?

Автомобіль повернув до Еріка свій ніс, похмуро пирхнув і суворо сказав:

— Вилізай! Не повезу тебе далі. Ти мені колесо відкрутив? Відкрутив. Ну, то геть!

Автомобіль хитнувся, викинув Еріка на підлогу і поїхав назад, випускаючи хмари диму і радісно пирхаючи. А Командир-Штепсель тим часом гукав:

— Ловіть його, цього Еріка! Ми покажемо йому, фрр... Дерев’яні солдатики, кроком руш! Розшукайте мені його, фрр...

І одразу солдатики — раз, два!—з рушницями наперед пішли шукати Еріка. Деякі з них вилізли навіть на Ерікове ліжко, але його там не було. Командир-Штепсель розсердився:

— Чого ви там затримуєтесь? Швидше, фрр... У нас мало часу, фрр...

Старший дерев’яний солдатик відповів:

— Він кудись зник.

— Як так зник? Обшукати всю кімнату! Знайти злочинця, фрр... фрр...

Командир-Штепсель сипав із своїх вусів цілий дощ іскор. Всі іграшки схопилися з місць і кинулись шукати Еріка. Паровоз шукав під ліжком. Солдатики протикали багнетами подушки й укривала. Дзига закрутилась з дзижчанням круг ніжок стола. Автомобіль помчав до канапи, чмихаючи димом. М’ячик покотивсь просто під канапу. Шашки стрибали по підлозі, заглядаючи під стільці.

Ой, і метушні ж було!..

А Командир -Штепсель виліз на стіл і звідти командував:

— Знайти його, фрр... Шукайте старанно! Хто знайде

— дістане нагороду. Фрр, фрр, фрр...

І за кожним словом з його вусів бризкали великі вогняні іскри.

А де ж був Ерік? Він заліз на нижню полицю книжкової шафи. Він сидів ні живий, ні мертвий, притулившись до книжок. Але ось він почув, наче хтось говорив коло нього сухенькими, тоненькими голосками. То шелестіли сторінки книжок:

— Д''овариші книжки, хіба це діло, що маленький злочинець ховається серед нас? Хіба мало він подер і пошматував наших братів і сестер — книжок? Виженемо його звідси! Ану, йди собі геть, ти! Тікай!

І справді, треба було тікати, бо книжки почали ворушитись, немов бажаючи скинути Еріка з полиці.

Прожогом попід стінкою Ерік кинувся до батареї опалення; може, там його не побачать? Тут, за батареєю, було дуже жарко від гарячих труб, але Ерік терпів. Що йому залишалось робити?

Саме тут він почув якесь чудне шарудіння. Воно йшло відкілясь згори. Всі іграшки підняли голови.

— Що таке?

На книжковій шафі метушилось вороняче опудало. Воно підстрибувало на своїх лапах, махало крилами і щось намагалося сказати. Але сказати воно не могло нічого, бо було без голови. Йому

нічим було говорити. Ерік лише два дні тому відкрутив воронячому опудалу голову. І тепер опудало тільки шипіло своєю шиєю.

— Фрр... що ти хочеш сказати?—запитав Командир-Штепсель,—фрр... та в тебе ж голови нема. Що ж з тобою робити?

Але опудало само догадалось: адже відкручена голова лежала тут таки на шафі. Опудало, стрибаючи на одній нозі, схопило другою ногою голову і приставило її до шиї, де голові і слід було бути. І відразу голова закричала:

— Кра, краа!.. Товаришу Командир-Штепсель. Я знаю, де він сховався, кра, краа! Я бачила, куди він побіг!..

— А куди саме, фрр, фрр?..

— А от там, за тим, як його... кра, краа...

Опудало не встигло закінчити, бо дуже хвилювалось.

Воно похитнулося на своїй одній нозі і випустило з другої голову. Голова впала вниз на підлогу і опудалу

знов не було чим говорити. Але воно встигло показати лапою на батарею.

— Ось він, фрр!..—закричав Командир-Штеп-сель,—він за батареєю! Ловіть його, заходьте з обох боків, фрр!..

Всі іграшки кинулись до батареї.

Ерік навіть і встати не встиг, як його вже схопили.

Під конвоєм з дерев’яних солдатиків іграшки вивели Еріка зза батареї. Солдатики обступили Еріка і повели, загрожуючи йому багнетами. М’ячик підстрибував навколо них, наскільки йому дозволяла дірка в боці. Дзига крутилася поперед усіх. Вороняче опудало шипіло і стрибало на

обох лапах.

А Командир-Штепсель поважно стояв на столі і ворушив вусами, Він хотів був гордо покласти руки в кишені, але в нього не було ні рук, ні кишень. Через

те він тільки ворушив вусами і переступав з ноги на ногу, ка-

жучи:

— Фрр... сюди його, фрр... Дайте я пущу в нього іскру!

Ерік ішов, схиливши голову: ніщо вже не могло його врятувати.

Збори іграшок відбувались

посередині кімнати. Еріка оточували дерев’яні солдатики з гвинтівками напоготові. Інші іграшки знову розташувались по стільцях. Головою зборів був, звичайно, Командир-Штепсель.

— Фрр... відкриваю збори, фрр... — поважно вимовив Командир-Штепсель,—фрр... Дуже хочеться мені пустити в нього іскру, але я не можу, бо я го-

лова зборів. Фрр... покажіть усі, що зробив з вами цей Ерік.

І кожна з іграшок, і кожна з речей виставляли на показ свої рани. Не було жодної цілої іграшки, жодної цілої речі. Подерті, подряпані, пошматовані, вони дивилися одна на одну. Ерікові тільки залишалось дивуватися:

— Та невжеж це я все наробив? Командире-Штепселю, я більше не буду, от побачите, більше не буду..

Але замість відповіді він почув грізний і гуч ний стукіт у двері. А це що таке?

Двері широко відчинилися, і до кімнати увійшла ще ціла юрба іграшок і речей. Ерік з жахом пізнав їх: то були іграшки і речі з його дитячого садка.

Шкутильгаючи на всі чотири ноги, вперед вийшов обідраний дерев’яний кінь. Він зітхнув і

сказав:

— Ми дізналися, що в вас тут відбуваються збори всіх тих іграшок, які поламав Ерік. І от ми, іграшки з дитячого садка, вирішили теж прийти сюди. Бачите, як він поламав нас? І тепер нами не можуть гратися інші діти. Тепер у нашому садку дітям зовсім нема чим гратися. Ось що наробив ваш Ерік!..

Ой, і галас же зчинився! Сам Командир-Штепсель ледве зміг заспокоїти іграшки. Він сказав:

— Ану, тихше, фрр!.. Хай тепер сам Ерік скаже нам, що він думає далі робити. Ану, Ерік, кажи.

Ерік зовсім збентежився. Що йому робити? І раптом він згадав, як його батько казав йому

колись:

— Ламати все вмієш, а хто ж лагодити буде?

Ну, звичайно, що всі іграшки треба полагодити. Ось що буде робити тепер Ерік. Він радісно гукнув:

— Зачекайте, зачекайте, я знаю, що мені робити!..

Швидко-швидко Ерік кинувся до свого столика. Там лежав його молоток, лежали цвяхи, стояла пляшечка з клеєм. Ерік схопив усе це—і повернувся назад.

— Ось що я буду робити, — сказав Ерік,— я буду лагодити, склеювати вас. Підходьте сюди.

Іграшки вагалися: а може Ерік тільки говорить так, а насправді ще більше нашкодить їм?.. Але Командир-Штепсель уже вирішив:

— Слухайте мою команду, фрр, — гукнув він,— підходьте по черзі до Еріка. Швидше, бо інакше я вас... фрр!..

Першим під’їхав до Еріка його автомобіль. Він чмихнув, пирхнув—і спинився перед Еріком. На ньому лежало його відламане колесо.

Не гаючи часу, Ерік схопив те колесо і раз-раз, стук-стук молотком— прибив його на місце. Автомобіль аж загув з радості:

— Гугуу, як добре, гуу!..

І поїхав собі запрошувати ляльок кататися на ньому круг стола.

Командир-Штепсель переступив з одної ноги на другу і сказав:

— Оце добре, фрр... отак і мені подобається, фрр...

А до Еріка вже підкотився його м’ячик з діркою в боці. Ну, як же полагодити м’ячика?

Але Ерік догадався. Він узяв м’ячика, надув його з усієї сили, намазав шматочок паперу клеєм —

і заклеїв дірку в м’ячика. М’ячик стрибнув, ще раз, ще... звичайно, не так високо, як колись, але й це було вже не погано. І він покотився до

іграшок — показувати, як полагодив його Ерік.

Отак підходили іграшки до Еріка одна по одній—і він лагодив їх. Кому боки заклеював, кому ногу прибивав цвяшком, кому руку відірвану прив’язурав мотузком.

І тільки самого Командира-Штепселя не міг полагодити Ерік, бо його шнур був перерізаний ножицями, а склеювати шнур, звісно, не можна.

Проте, Ерік обіцяв Командирові-Штепселю:

— Ти зачекай до ранку. Ось ранком мій батько прокинеться, я попрошу його полагодити й тебе. Мій батько такий, він усе вміє, ще краще за мене.

Командир-Штепсель погодився:

— Гаразд, я зачекаю.

Тільки ти ж обов’язково скажи, бо мені дуже незручно бути отаким, відрізаним...

І він жалісливо пирхнув іскрами. Але відразу ж

Командиром-Штепселем, зовсім несподівано гримнуло радіо. Гримнуло такою веселою музикою, що отут і почалися справжні веселощі й танки.

таки Командир-Штепсель стрибнув на своїх мідних ногах і розпорядився:

— Ану, досить тепер уже нам сваритися. Адже ми помирилися з Еріком. ї, ніби погоджуючися з

Командиром-Штепселем, зовсім несподівано гримнуло радіо. Гримнуло такою веселою музикою, що отут і почалися справжні веселощі й танки.

Закрутилася дзига, підстрибуючи просто до Ерікового плеча. Загув залізний паровоз. Помчав автомобіль, чмихаючи димом. Застрибали шашки. Навіть сам Командир-Штепсель посміхався і крутив вусами — от добре!

А вороняче опудало і собі посміхалось і підстрибувало на довгих своїх лапах—тільки дуже обережно, бо, хоч Ерік і ^приклеїв йому голову знов до шиї, але трималась вона не дуже міцно, і її легко можна було знов відламати.

Словом, танцювали всі до одної іграшки. Сам Командир-Штепсель керував танками, підстрибуючи на мідних ногах і сиплючи з вусів довжелезні іскри.

Проте, тепер ці іскри були вже не страшні, він пускав їх лише для веселості, от як буває в саду феєрверк.

Танцював і Ерік разом з усіма іграшками. Весело було — далі нікуди!

А коли мені Ерік про все це розказав згодом, я навіть дуже жалкував, що не довелось мені бути на тому веселому святі. Шкода, бо не часто таке трапляється!..

https://fantlab.ru/work405043