облако тэгов
Толькі слабы агонь гасне ад ветру, моцны ж яшчэ больш разгараецца.
Язэп Драздовіч.
План цирка Платона на Луне. Рукописи Дроздовича
Конструкция многоступенчатой ракеты. Рукописи Дроздовича
Конструкция космической ракеты. Рукописи Дроздовича
Вечер в пустыне на Марсе
Мраморный дворец-галерея в экваториальной стране на Марсе
Про Язэпа Дроздовича — изгнанника, скитальца и поэта — лаборанты уже не раз вспоминали на сайте. Сегодня напишу про него и я, тем более, что повод имеется: недавний выход книги "Язэп Драздовіч. Праз церні да зорак: успаміны, артыкулы, прысвячэнні, мастацкія творы", которую я уже прочитал. Да и произведения Дроздовича, относящиеся к фантастике, опять же, находятся где-то на границе беллетристики, публицистики и изобразительного искусства.
"Вечного странника" из Дисенщины разные люди в разное время сравнивали с Леонардо да Винчи, Микеланджело, Миколаем Чурлёнисом, Олафом Стэплдоном, Циолковским и даже Иисусом Христом. Но, как и всякие подобные сравнения, это не более чем красивые сравнения. На самом деле Дроздович был единственным в своём роде, ни на кого не похожим и походить не стремившимся. В этом лишний раз убеждаешься, прочитав книгу-трибьют.
Сам факт выхода подобной книги безусловно не может не радовать, но и сказать, что я остался доволен изданием, никак не могу. Рад, но недоволен. Претензии начинаются уже с внешнего вида книги: настолько вырвиглазного, аляповато-безвкусного оформления мне видеть давно не приходилось. И это в книге про художника! Неудобен формат: такую книгу не почитаешь, лёжа в постели (слишком большая и тяжёлая), а если раскрыть её на столе, сразу же начинает трещать переплёт.
Непонятна концепция книги: статьи разных авторов разных лет про Дроздовича, стихи в его честь и произведения самого Дроздовича (причём не все и даже не самые лучшие/интересные), не скреплённые каким бы то ни было общим стержнем. Статей аж за шестьдесят штук: есть среди них действительно хорошие исследовательские работы, но большинство — описательные компиляции с неточными цитатами Дроздовича и неприкрытым плагиатом из других, более ранних, статей. Если читать их подряд, то весьма скоро это занятие приедается: авторы мусолят одну и ту же информацию, к архивам Дроздовича не обращаются, а только указывают на них, мол, есть такие. Но, повторюсь, попадаются и достойные работы, например, "Касмалагічныя тэзісы Язэпа Драздовіча ў кантэксце еўрапейскай касмалогіі і астраноміі" Галіны Горавай. Одна статья полностью посвящена тем рисункам Дроздовича, которые в книге как раз не представлены, и смысл её без иллюстративного материала как-то теряется. Встречаются в статьях разночтения и фактологические ошибки. Так, в одной из них утверждается, что на картине "Пагоня" написано Vitа, Аlbаrusia, Libertas, хотя достаточно на названную картину одним глазком взглянуть, чтобы убедиться: надпись там другая — Vivat Аlbаrussia liberta...
План цирка Платона на Луне. Рукописи Дроздовича
Конструкция многоступенчатой ракеты. Рукописи Дроздовича
Среди всех этих шестидесяти статей очень мало серьёзных критических материалов. По прочтении может сложиться впечатление, будто Дроздович и впрямь был чуть ли не Иисусом с нимбом, поклавшим всю жизнь на благо родины и ни о чём другом не думавшим. Мне в этих материалах не хватило того подхода, что использовал Лайон Спрэг де Камп в биографии Лавкрафта (де Камп наверняка сказал бы, что в бедности Дроздовича виноват он сам, так как не умел распоряжаться деньгами и торговаться с клиентами). Там за строчками проступал живой человек со своими плюсами и минусами, а тут получился лубок. Вот и тема близких отношений Дроздовича и алкоголя совершенно не раскрыта. О том, как и сколько он пил, можно судить лишь по случайным строчкам в дневниках. Водку Дроздович с любовью называет следующим образом: чысценькая, Aqua Vitae, водачка, весялуха, паўбутэлік. Но замалчивание подобных деталей — норма для беларуской литературы и критики, где писателей заживо превращают в небожителей. Известными мне исключениями из этого негласного правила являются разве что статья "Сервілізм у беларускай савецкай літаратуры" Пятра Васючэнкі и "Сіняя кніга беларускага алькаголіка", что в своё время произвели на меня сильнейшее впечатление: как, оказывается наши школьные классики через одного были шкурниками и предателями, а лучшие вещи в нашей литературе написаны хроническими алкоголиками?..
Самые удачные, на мой взгляд, разделы книги — стихи, посвящённые Дроздовичу (отличная подборка), дневники и факсимильные "Нябесныя бегі". В конце книги явно не был бы лишним указатель имён и названий, а также карта Дисенщины с маршрутами Дроздовича по деревням, упоминаемым в дневнике. Ну и совсем чудесно было бы увидеть в книге материалы к беларускому словарю, которые собирал Дроздович... И факсимильное издание его артбуков с космовизиями... А так даже не представляю, где это могут опубликовать. Но чего нет, того нет.
Конструкция космической ракеты. Рукописи Дроздовича
Все тексты в книге (за понятным исключением "Нябесных бегаў") написаны наркамаўкай, хотя Дроздович жил в Западной Беларуси, советским писателем ни разу не был, большевиков ну совсем не жаловал и официальное правописание не использовал (да и не было его до 1933 года), предпочитая ему тарашкевіцу. Зачем было исправлять автора, тем более в его личных дневниках, я понять не могу и не хочу. Иной раз, читая книгу, я хотел дознаться, как же на самом деле то или это название было написано у Дроздовича, и долгое или и краткое он употребил тут и там, какое окончание использовал в родительном и творительном падежах и т.д. И если в случае с "Вялікай шышкай" я мог свериться со сканом оригинального издания 1923 года, то в случае с дневниками такой возможности не было. Оставалось только догадываться, как же там было написано на самом деле.
Зато авторскую пунктуацию в дневниках (Дроздович злоупотребляет запятыми, причём в самых неподходящих местах) оставили, здорово затруднив тем самым процесс чтения: некоторые предложения приходится перечитывать по нескольку раз, чтобы уловить смысл. Присутствуют в книге и очевидные опечатки: например, спрэе вместо спрэс.
Много претензий у меня к постраничным сноскам. Они по большей части просто поясняют значения слов, которые использует Дроздович, среди них авторские неологизмы, диалектизмы, старобеларусизмы и полонизмы. Однако поясняются слова совсем не все и совсем не те: ровар в сноске поясняется как веласіпед, а красналюдкі как гномы, хотя сложно представить себе беларуса, который этих беларуских слов не знает; зато значения диалектизмов перак, стоць и многих других приходится искать в "Крывіцкім лексыконе" Пацюпы и "Віцебскім краёвым слоўніку" Касьпяровіча — в сносках они не представлены. Некоторые слова (сыльветка) в разных местах объясняются по-разному, хотя употреблены в одном значении. Некоторые — непонятно зачем дважды объясняются одинаковым образом.
Польские и литовские реалии в названиях и аббревиатурах никак не раскрываются, хотя современному беларускому читателю могут быть непонятны. Так, например, когда Дроздович пишет USB, сноска скромно поясняет: Універсітэт Стэфана Баторыя, забывая раскрыть аббревиатуру (Uniwersytet Stefana Batorego (по-польски) или же Stepono Batoro universitetas (по-литовски)) и указать, что так в 1919—1939 гг. назывался главный университет Литвы и один из старейших в Восточной Европе — Виленский.
На этом мои претензии к книге не заканчиваются, но сказано уже достаточно, а сказать-то я хотел о другом. О самой интересной и фантастической части издания — "сомнамбулистических визиях" из дневников Дроздовича. (Кстати, ни "Вялікая шышка", ни "Трызна мінуўшчыны", ни недописанная "Гарадольская пушча" к фантастике отношения не имеют.) Бытописание и каждодневные дела перемежаются в дневниках "путешествиями духа" — подробно записанными снами о полётах на другие планеты: Луну, Марс, Сатурн. В этих снах Дроздович видит инопланетные пейзажи то с высоты птичьего полёта, то из окна поезда, то с вершины горы. Причём, по его утверждениям, время и фазы Луны во снах всегда совпадают с реальными. Иногда он видит инопланетян, а те реагируют на него как на призрака либо как на что-то едва видимое и непонятное. Временами Дроздович говорит, что видит происходящее "в реальном времени", временами допускает, что смотрит в прошлое или будущее (когда, например, замечает на Луне земных туристов), но в правдивости своих снов не сомневается никогда.
Чтобы дать почувствовать вкус текстов Дроздовича, ниже я привожу его космовизии из условного цикла "Жыцьцё на Марсе", перемежающиеся отрывками из дневников разных лет. Космовизии эти в книге не представлены (представлены похожие), зато доступны на сайте drazdovich.by, где в будущем будут публиковаться и другие рукописи автора. Дневники я даю в своём переводе на русский, а космовизии — в оригинале. Ведь языки, как известно, не симметричны. Если в одном есть ёмкое слово для какого-то явления действительности, то в другом его может попросту не быть (ни слова, ни явления). Так и Дроздович использует много безэквивалентной беларуской лексики, которую на другие языки особо и не переведёшь. Вот, например, его лаконичное зямля Чорнай Лопаўкі по-русски звучало бы как местность, которая выглядит как испещрённое чёрными трещинами острие косы. Или кусочек такого предложения: Толькі зьнізу па чырвоных і выкрывястых пнёх пад гэтымі каронамі, якія былі зьвернуты сваімі ў адзін бок крывулькамі агбом на даліну, у бок земнасьвету, а сугбом у бок гары... Чтобы его перевести, нужно придумать русские соответствия словам агіб и сугіб, которые обозначают изгибы чего-то, согнутого серпом/трубочкой/буквой U во внешнюю и внутреннюю стороны соответственно. Задача, как по мне, не из простых, поэтому я оставил всё как есть, для придания колорита.
Город на Марсе
цитата
Вчера с вечера я получил приглашение поехать в Белосток поработать. Сегодня большую половину дня потратил на хождение — на осмотр Лукишского кирмаша — "Казюка".
Вещи собраны — еду... Ночь... в вагонах тесновато — приходится ехать полустоя.
Рисую вывеску на помещении Окружной управы Товарищества беларуской школы в Белостоке.
Всё хорошо, только холод — работа из рук валится...
Помогал выбирать закупку декоративных красок для театральной секции Товарищества беларуской школы в Белостоке, так сильно прозяб, а всё из-за своих дырявых протоптаных ботинок, которые протекают...
Свечерело... Сижу дома, на квартире, где тоже не без холода — как дыхнёшь в воздух — пар виден.
Начал рисовать декорации — ландшафт — для любительской сцены Т.Б.Ш. Да плохо работается. Заморозки. Помещение не отапливается. Холод.
Простуда и недоедание... Холодное и до крайности сырое (с мокрыми подвальными кирпичными стенами) помещение, а вместе с этим постничанье и недоедание совсем подорвали моё здоровье... Ой, хоть бы скорей тепло да заработанные деньги на дорогу, чтоб выехать отсюда...
А о заработанном на декорациях для Т.Б.Ш. гонораре ни слуху ни духу. Пустая надежда. Хоть ты кинь всё да собрав все свои поношенные за долгое время трёхлетней безработицы пожитки, иди пешком на Вильню.
У мармуровай пустыні
Пераляцеўшы, перанёсшыся думковым зрокам па-за горы, лясы і даліны з-над узьберажжа штучна ўтворанага мора на далёкую і шырокую нейкую ўзвыш-раўніну, я апынуўся на шырачэзнай і роўнай, як стол, жаўклява-пясчаністай з ружаватымі плямамі марсіянскай пустыні.
На самым прыхадзе на гэтай пустыні, дзе цягнулася перак лініі зроку тэрасістая лагчына, на дне якой невыяўнымі лініямі ні то прысыпаныя пяском чыгуначныя рэйкі, ні то — проста калавіньне звычайнай калёснай дарогі. У адным мейсцы ля гэтага невыразнага шляху… відалася наводдалі ў нейкай выемачнай лагчыне між гурбамі пяску — пясочнага колеру нейкая прынізістая зямляначнага тыпу будыніна. А на побліжжу відаліся выразна дзьве нейкія стугаравастыя кучы каменьня. Адна з гэтых куч, крыху меншая і далейшая, складалася з насыпанага стогам дробнага ружаватага каменнага аскялёп’я. А другая куча, крыху большая і бліжэйшая, складалася з буйнога, даўжынёй каля паўмэтру, а шырынёй і таўшчынёй каля чвэрць мэтру, гладка ачэсанага на кант, канцястага, як цэгла, бледна-крэмавага, ружаватага штучна абробленага каменачосамі каменьня, якое было скінута, зьвернута ў беспарадкавую стугарастую кучу вышынёю ў сажань.
Неўзабаве на вершаліну аскялёпачнай кучы пасыпаўся кінуты аднекуль град аскялёпкаў. А на вершаліне кучы часанага каменьня паявілася некалькі штук сьвежаўскінутых некім з-за кучы цаглявастых камянёў.
З усяго віджанага тут адчувалася, што тут нейкая з рухам працы каменаломня, а па-за гэтымі каменнымі кучамі сядзяць і работаюць каменачосы.
Вечер в пустыне на Марсе
Скора, нябаўна выйшлі з-за большай кучы, кучы часанага каменьня, тры цёмна-шэрыя сутулаваценькія фігуры невялічкіх чалавечакаў, ростам каля мэтру. Вопратка гэтых чалавечакаў складалася з чыста вадалазьніцкага касьцюму, касьцюму, які ўжываецца нашымі зямнымі маракамі дзеля глыбокага і доўгага ляжаньня пад вадой. Толькі з тэй розьніцай, што не відалася ў касьцюмах гэтых трох маларослых марсіян ані паветразьменных трубак, ані якіх-небудзь кляпанаў, мэталёвых абручоў і розных зашпілек. Ды замейсц круглых вадалазьніцкіх вакон перад вачмі ў шоламе — толькі адно шырокае прастакутнае зацягнутае ці то сьлюдой, ці то гнутым шклом ваконца, празь якое можна глядзець і наўперад, і ўніз, і ў бакі.
З павярхоўнавыглядных асаблівасьцяў тых, якімі б маглі розьніцца ад нашых зямлян гэтыя выразна бачаныя фігуркі людзей маларослай расы, жыхароў Марса, — хіба толькі сваёю маларосласьцю, сутулаватасьцю і невялічкімі караткавымі ступнямі ног. У рухах жа, бадай што, зусім мала розьніліся ад зямлян: паходка лёгкая, скорая, але не парывістая, а мяккая, элястычная.
Яны лёгка і плаўна, без падкульгаваньня і без валюханьня з боку на бок, ціха й роўненька прайшлі адзін за адным па лагчыне і, павярнуўшыся ўправа, перак невыразнага прызнаку праторанай дарогі, направіліся ў той бок, дзе відалася ў нейкай вылогавіне пяскоў мураваная буда, якая, бадай што, і зьяўляецца іхным каменаломніцкім прыстанішчам у гэтай пустыні, багатай плітамі падатлівага ломцы і здатнага да чоскі на будаўнічы матар’ял мяккаватага каменю, прыгожага сваім бледна-ружовым колерам мармуру.
цитата
Кому праздник да майская пора, а мне тоска смертная, некуда идти, некуда деваться. Снова один с нудой, бедой и грустью...
Голод...
Сижу без денег и без хлеба. Скорей бы в Вильню, а оттуда на свою родину Дисенщину. Три года не был на родине... Грусть. Но, к большому сожалению, должен сидеть и ждать заработанное. Нету у Товарищества денег. Не с чем выехать. Даже на автобус и того нет.
Работа "за гостеприимство" закончена. Готовлюсь к отъезду в Вильню. 26 июня должен выехать из Белостока. А для этого пустил среди участников Т.Б.Ш. подписной лист — для сбора денег на дорогу, на проезд. Потерплю до завтра и посмотрю, сколько соберут...
Нужно и к портному, подбить обноски. Ботинки протоптались...
Оказывается, что пущенный мною по участникам Т.Б.Ш. подписной лист на сбор денег мне на дорогу — попал в Васькины руки, где и застрял. И когда я отобрал у него этот лист — оказалось, что за всё время он не нашёл для меня ни одного подписчика...
Начал писать новый рассказ из жизни на Луне: "У лабірынтах Чорнай Лопаўкі"...
А работы на хлеб — ниоткуда нигде не слыхать, сам не знаю, как жить, что дальше будет. А кредитов ниоткуда нигде никаких.
Закончил план лунного города Тривежа.
"У лабірынтах Чорнай Лопаўкі" дописал аж до семьи пещерных лунидов.
Денег остаётся всего сходить в столовую на два обеда, приходится переходить на хлеб с водой.
Сходил в "Базильяны" к столярам, принёс от них себе лукошко опилок на дрова, на которых сварил себе кастрюльку картофельного супа с восьмушкой колбасы. И пообедал вкусней ресторанного — дешевле.
Праздничный день прошёл сидя дома. Некуда и не до кого сходить. Знакомых имею около тысячи, успевай только раскланиваться и здороваться, а погостить негде, не у кого... Да разве я такой один?..
День прошёл домосидно. Нашлось бы, может, куда сходить, покалядовать, — так не в чем. Костюм незавиден, а главное — это ботинки... текут...
Самнамбулістычна-тэлевізійныя эскізы
…Дзень быў пагодны, на воддальлі серабрылася яснае неба.
Між выпуклястымі калёнамі тэй калянаднай бясстрэхай будоўлі бегалі і расхаджавалі, мітусіліся ў руху сваім каранастыя шэрыя фігуры невялічкага росту круглагаловых, круглалікіх, курнасаватых, сьветла-папелятатварых, сіваватавалосых, апранутых у нейкія шэрыя махнатарукавыя каптаны чалавекападобных істот, якія па свайму шалаўліваму руху прыпаміналі нашых школьных дзяцей-падуросткаў у часіну міжлекцыйнай пярэрвы.
Скора, нябаўна ўся гэтая суматошна-рухавая кумпанія раздваілася на дзьве роўныя староны ды, сьпешна разьбегшыся на бакі, сьціхамірыўшыся, расьселася па падкалёньню ў рады і супакойна, уважна зьвярнула свае бледна-папялястыя, як быццам крыху скуластыя круглаватыя твары ў адзін бок, наўперад, на асяродак калянаднай алеі, на якой паявілася досыць вялікая шэрая чалавекападобная фігура, якая ціхай супакойнай хадою ўзыйшла на асяродак шпалеры з пасядаўшымі ў два рады па бакох тымі круглалікімі ліліпутамі, бо ў параўнаньні зь імі фігура гэтага чалавека здавалася проста веліканам.
Яшчэ хвілінка — і я выразна ўбачыў скрозь шырачэзныя квадратныя міжтрымныя адтуліны, як перад маім ваччу прайшоў унізе між калёнамі і пасеўшымі ля іх радамі тымі ліліпутамі агромнага росту сутулаваты чалавек, апрануты ў гладкі шэры безрукавы плашч-ратонду. Фігура гэтага чалавека-велікана прадстаўляла сабой або надта сутулаватага, або зусім бяз шыі.
Мраморный дворец-галерея в экваториальной стране на Марсе
Колёр скуры ягонага твару быў чырванавата-жоўтым — так, як адваротная мездравая старана сухой старой бяросты. Ён быў даўгалік, даўганос і зусім безвалосым. Ягонае адсядзіста-выпуклае чало было шырокім, але, прапарцыянальна даўжыні твару, не высокім. Ягоныя вочы з гарызантальнымі, але надта ж вузкімі проразямі. Бровы чорныя, ценкія, дугавастыя, як сярпкі ветаха ці маладзіка. А між бровамі і вузкімі проразямі воч — гладкаватыя і шырокія праміжуткі. Нос роўны, на пераносіцы цянклявы, кнізу таўсьцейшы і надта ж даўгі. Проразь губы і таўшчыня вусен умеркаваныя. Але падбародак зусім мала прыкметны. Побач з падбародкам як быццам абвісалі досыць поўныя пацяглавата ссунутыя шчокі. Вушэй жа добра не падмеціў — магчыма, што надта сплошаныя і прылёгшыя.
Скуластасьці твару ды сукоснасьці вачных проразяў, як і броў з узьнятымі вонкавымі накаламі, — што можам наглядаць у тыпах нашай зямной жоўтай, т. зв. мангольскай, расы, — не відалася ані крыху.
З валасістага абрасьцьця, як валасы, барада ды вусы, апрыч ценкіх чорных броў, не відалася і прызнаку, як не відалася таксама, ці ягоная галава мела хоць бы кароткую шыю, на якой бы магчыма было паварачваць галаву незалежна ад тулава, ці была проста прыросшай да апошняга безь ніякай шыі.
Рух паходкі ягонай быў ціхі і роўны, паважны і да таго плаўны, што корпус ідучага рабіў уражаньне не як ідучага, а як плывучага стоючы на ціха плывучым чаўне.
У выразе твару гэтага дзіўнага задумчывага чалавека сьвяціліся прызнакі адсутнасьці нястрыманых корцяў, уступіўшых сваё мейсца супакойнай паважнай сталасьці, цярплівасьці і розуму глыбока мысьлячага чалавека.
Як ні экзатычнымі здаваліся рысы твару ягонага, аднак жа ў міне ягонай адчувалася нешта свойскае, далікатнае, сымпатычнае.
цитата
А я своё твержу и продолжаю. Придёт время и найдутся люди, которые смогут всё это написанное мною проверить, и напишут: "А всё-таки правду он писал, — так и есть".
Большинство визий моих — это не творение фантазии, не самообман, это настоящий дар ясновидения.
Пишу, пишу, а для кого всё это? Кому всё это интересно? Кто его читать будет?
Закончил и сдал своему соседу Валазьку, как любителю, на переплёт своё лунное путешествие по лабиринтам чёрных скал кратероподобного горного цирка, который находится на север от сквозного Mare Imbrium в Альпах. Делаю это не ради забавы и тщеславия, а ради науки. Кто этому не верит, пускай проверит через телескопы, и я уверен, что большинство того, что мною описано, увидят, как на ладони...
