| |
| Статья написана 10 декабря 2019 г. 00:54 |
![](https://a.radikal.ru/a22/1912/27/b011248b2339.jpg)
![](https://a.radikal.ru/a25/1912/37/aff2c1f09e91.jpg)
![](https://a.radikal.ru/a25/1912/ad/ada27a96c703.jpg)
![](https://a.radikal.ru/a31/1912/a0/37cc38d4cd77.jpg)
![](https://a.radikal.ru/a16/1912/2f/407aacd225e4.jpg)
![](https://c.radikal.ru/c41/1912/bb/40366da45559.jpg)
![](https://b.radikal.ru/b27/1912/75/2031aa5099f2.jpg)
![](https://b.radikal.ru/b23/1912/05/e2f51c17ae84.jpg)
![](https://b.radikal.ru/b03/1912/56/162a7f257166.jpg)
![](https://a.radikal.ru/a15/1912/a6/d903f7123b9b.jpg)
![](https://a.radikal.ru/a12/1912/a5/336c70b1d7c9.jpg)
![](https://c.radikal.ru/c37/1912/7d/98106d2a7252.jpg)
![](https://c.radikal.ru/c14/1912/d7/b6813067582a.jpg)
![](https://a.radikal.ru/a39/1912/8d/8414750c2b2d.jpg)
![](https://a.radikal.ru/a28/1912/cc/96ddb27911e7.jpg)
![](https://d.radikal.ru/d23/1912/c7/d72daf69ad74.jpg)
Відомий літературознавець Ярина Цимбал повідомила, що автор книжки — катеринославський художник Микола Погрібняк. ![](https://b.radikal.ru/b40/2001/8e/4170fd0c7444.jpg)
![](https://d.radikal.ru/d43/2001/62/f263e865051b.jpg)
|
| | |
| Статья написана 9 декабря 2019 г. 23:58 |
|
| | |
| Статья написана 8 декабря 2019 г. 17:37 |
Детская литература, 1939, №7 – с.13-16
![](https://a.radikal.ru/a32/1912/56/e9f5e765a130.jpg)
![](https://a.radikal.ru/a35/1912/9b/c71f95ae4fe4.jpg)
![](https://c.radikal.ru/c18/1912/ef/b2148faced42.jpg)
![](https://c.radikal.ru/c31/1912/1f/b9de0d5d978c.jpg)
![](https://b.radikal.ru/b34/1912/87/fa461bc21b11.jpg)
![](https://a.radikal.ru/a37/1912/2e/92c7500cb273.jpg)
![](https://c.radikal.ru/c17/1912/3d/9852b30c4ef1.jpg)
![](https://b.radikal.ru/b04/1912/4b/d32d02146a88.jpg)
В. ВЛАДКО -- украинский писатель, автор научно-фантастических произведений: "Ідуть работарі", "12 оповідань", "Аргонавты вселенной", "Чудесний генератор" и др. О творчестве В. Владко будет напечатана статья в одном из ближайших номеров нашего журнала.-- Ред. 1 Если долго и упорно доказывать, что лошади едят овес, то у слушателя (или читателя) вполне законно зародится некоторое сомнение в абсолютной достоверности этого освященного вековыми традициями факта. Таким образом, цепь доказательств иногда может дать несколько неожиданный эффект, хотя неуемный спорщик еще долго будет удивляться результатам его доводов и продолжать доказывать. Тем хуже для спорщика, потому что его уже никто не слушает. Именно так обстоит дело в большинстве случаев с теоретически-проблемными статьями о приключенческом и научно-фантастическом жанрах. Литература этого характера существует и развивается, писатели пишут новые и новые книги; уже вышедшие книги зачитываются до дыр, хотя, конечно, многие из этих книг могли бы быть значительно лучше. Нужно говорить конкретно о книгах, о конкретных приемах, методах работы писателя в этих жанрах, об особенностях жанров, отличительных чертах советской приключенческой и научно-фантастической литературы по сравнению с каноническими образцами буржуазной литературы. Нам хотелось бы начать такой разговор еще и потому, что он очень нужен писателю. Мы нащупываем новые пути создания приключенческой и научно-фантастической книги принципиально отличающейся от западной, буржуазной. Обмен мыслями здесь нужен, как воздух, -- не для канонизации тех или иных приемов и методов, а для проверки их, для взаимной помощи. И если что-либо в наших мыслях, в наших утверждениях окажется спорным, быть может, ошибочным, тем лучше: пусть будет спор, пусть будет оживленный разговор. Он даст полезные результаты. 2 Надо подчеркнуть: наша тема -- это научно-фантастический жанр, как часть приключенческого вообще. Совершенно очевидно, что советская научно-фантастическая книга должна опираться на научные основы, должна обеими ногами стоять на твердой научной почве. Сугубо развлекательная, мещанская фантастика типа вещей Берроуза и Бенуа нам не нужна. Но ведь научно-фантастический роман немыслим без тех или иных допущений, которые и делают его фантастическим. Это тоже ясно. А вот масштаб допущений автора, характер их, реальная их перспективность, если можно так выразиться, -- здесь есть о чем поговорить. Скажем, Конан-Дойль в "Затерянном мире" допускает сохранение существования допотопных геологических чудовищ, так сказать, на отрезанном от окружающей природы приподнятом плато в дебрях Южной Америки. Приемлемо это? Да, приемлемо, конечно, в рамках научно-фантастического романа, а не научного трактата. Конан-Дойль употребляет это допущение как прием, чтобы достичь интересного, контрастного столкновения двух эпох, доисторической и современной нам. Допущение фантастично, но не антинаучно. Академик Обручев в "Плутонии" тоже делает допущение, примерно с теми же целями. Но он в своем допущении воскрешает давным-давно устарелую гипотезу о некоем огромном мире внутри полого земного шара -- мире со своим собственным подземным светилом, Плутоном. Приемлемо это? Нет, даже в рамках научно-фантастического романа, вернее, именно в рамках советского научно-фантастического романа. Гипотеза о том, что Земля внутри пустая, совершенно не научна и не верна. Автор дезориентирует читателя. Не спасает положения и дальнейшее добросовестное изображение доисторических животных, сохранившихся в этом выдуманном, развлекательном мире. Читатель уже не верит автору, а если поверит, то тем хуже, так как привьет себе неправильные представления о строении Земли. А. Беляев в "Человеке-амфибии" делает допущение, создавая человека со смешанными органами дыхания в водной и воздушной среде, и на этом строит занимательный роман. Приемлемо это? И да и нет. Приемлемо, если несет на себе большую нагрузку (кроме чисто, фабульной), скажем, познавательного характера. Не приемлемо, если остается только приёмом для построения занимательной фабулы, так как само по себе допущение ни в коей мере не научно и не перспективно. И, на наш взгляд, ошибка А. Беляева в "Человеке-амфибии" состоит именно в том, что автор не использовал тех возможностей для усиления познавательной ценности романа, какие давал ему этот прием. Взятые нами три примера показывают, как велика ответственность автора при том или ином допущении, да и при разработке его в романе. Если попытаться сформулировать нашу мысль, то она будет звучать приблизительно так: допущение в научно-фантастическом романе совершенно необходимо, иначе не будет научно-фантастического произведения; но это допущение должно всегда иметь научное обоснование, быть всегда реально-перспективным, каким бы поэтически свободным оно ни было. Антинаучное допущение может быть мыслимым в научно-фантастическом произведении лишь тогда, когда оно нужно автору для того, чтобы методом от противного развенчать ложную и антинаучную идею (например, Уэллс в "Человеке, который мог творить чудеса"), но это -- только весьма частный случай. 3 Но нас могут упрекнуть в том, что мы пытаемся сузить взлет творческой фантазии автора, обеднить ее? Ни в коем случае. Наоборот, мы целиком за то, чтобы автор научно-фантастического произведения был смелым в своих построениях и увлекал за собой мысль читателя в область нового, еще неизвестного, яркого и почти чудесного. Разве не был таким смельчаком Жюль Берн в лучших своих вещах? Кстати, именно такие, отмеченные прекрасным взлетом фантазии, вещи Жюля Верна и остались для многих последующих поколений образцом настоящего научно-фантастического романа. Больше того, нам хочется подчеркнуть, что недостаток фантазии, ограниченность ее взлета всегда уменьшают ценность научно-фантастического романа, а иногда приводят автора и к неумышленным перепевам мотивов других произведений. А. Беляева трудно упрекнуть в недостатке творческой фантазии. И все же иногда А. Беляев идет путем наименьшего сопротивления, "не мудрствуя лукаво", используя существующие привычные точки зрения. Например, в общем хороший его роман "Прыжок в ничто" страдает именно этой болезнью. Может возникнуть вопрос: как согласовать наше утверждение с темой романа о межпланетном путешествии; ведь сама по себе тема; чрезвычайно фантастична даже для наших дней! Не следует забывать, что эта тема занимает множество умов; она разработана не только в беллетристике, но и в научных работах (вспомним работы покойного Циолковского, многотомный труд проф. Рынина "Межпланетные сообщения", книги Валье и др.). А. Беляев честно и добросовестно использовал множество материалов, особенно труды Циолковского. И, увлекшись такой системой работы, А. Беляев даже на Венере (цель путешествия) остался автором, популяризирующим установленные точки зрения. Известно, например, что Венера моложе Земли, что на ней возможна жизнь примерно в такой стадии развития, как в так называемые доисторические эры Земли. И А. Беляев населяет Венеру допотопными чудовищами-птеродактилями и всякими "заврами". Правда, на Венере есть еще и некие "шестирукие", изрыгающие удушливый газ, но это другая крайность, фантазия без какого бы то ни было научного обоснования. А научно обосновать какой-то иной мир Венеры, не копируя земной и не создавая "шестируких", А. Беляев мог бы весьма легко -- стоило лишь воспользоваться переизбытком в атмосфере Венеры углекислоты! Здесь талантливый романист пошел путем наименьшего сопротивления. Печатью этого "пути наименьшего сопротивления" отмечены, к сожалению, многие вещи рассматриваемого вами жанра. Иной раз такой метод работы авторов приводит к тому, что теряется характер научно-фантастического романа и получается беллетризованная научно-популярная книга. Конечно, такие книги тоже имеют право на существование, имеют свою ценность, и немалую притом. Но путь научно-фантастического романа пролегает не тут, он немыслим без взлета творческой фантазии. 4 Существует этакая точка зрения, что в приключенческих и научно-фантастических произведениях допустима значительно большая роль случайностей, чем в иных, жанрах. Мол, полная мотивация фабульных ходов здесь не необходима, ибо поступки героев в значительной степени обусловливаются неожиданными для них явлениями -- либо свойствами неизвестных до того вещей, либо обстановкой и пр. Это, конечно, неверно. И такая точка зрения объясняется лишь поверхностным отношением к вопросу. Конечно, "случайностей" в приключенческих и научно-фантастических произведениях великое множество. Герои попадают в невероятные положения -- такова природа жанра. Но все это -- "случайности" в кавычках. Они все должны быть строго обусловлены, так сказать, научно-фантастической почвой произведения. А если учесть, что поведение героев в условиях таких "случайностей" целиком зависит от характеров и личных свойств каждого персонажа романа, то станет ясным, что именно в научно-фантастическом романе мотивация фабульных ходов и поступков героев обязана быть наиболее исчерпывающей. Тут уместно поговорить о мотивациях всего научно-фантастического романа, как вещи, как той или иной идеи. Известно, что множество вещей этого жанра не имеют начальной мотивации. Возьмем, как пример, тему межпланетных путешествий. Почему человек должен лететь в межпланетное пространство? Только ли потому, что это абстрактно интересно? Понятно, не только поэтому. Должны быть какие-то дополнительные мотивы. Между тем эти-то мотивы почти всегда и остаются неизвестными -- вероятнее всего потому, что они не существуют. Возьмем "С Земли на Луну" Жюля Верна. Почему в самом деле герои Жюля Верна полетели в ядре на Луну? Приходится ответить -- от нечего делать. Артиллерийскому обществу нечего делать -- оно строит гигантскую пушку. Мишелю Ардану нечего делать -- он решает лететь в ядре, и т. д. Очень мало отличаются от этого и мотивы Уэллса в "Первых людях на Луне". Кэвер изобрел кэворит -- вещество, защищающее от земного притяжения. А что же с ним делать? И оба героя решают полететь на Луну -- тоже от нечего делать (да простит нам читатель, утрировку). Аналогично обстоит дело и в других романах. Мотивация путешествия отсутствует полностью. Это было понятно, между прочим, для времен Жюля Верна и Уэллса (периода написания "Первых людей на Луне"). Научная и литературная мысль могла быть охвачена идеей межпланетного путешествия. Но конкретных причин для такого путешествия найтись не могло. Нас такое положение уже не удовлетворяет. Мы хотим, чтобы все было обусловлено. И новые романы на эту тему уже пытаются мотивировать путешествие, правда, не всегда удачно. Пример такой неудачной мотивации мы находим в романе "Прыжок в ничто". Автор заставляет своих героев-капиталистов лететь в межпланетное пространство, спасаясь от... революции! Это, очень неудачно, явно гротескно, неубедительно, главным образом вследствие порочности самой мысли. Межпланетное путешествие все еще остается веком технических мечтаний человечества; прекрасные люди, энтузиасты науки и мечтатели заняты этой проблемой -- одной из самых красивых технических проблем. Люди, которые когда-нибудь первыми отправятся в межпланетное пространство, -- это исключительные смельчаки. А у А. Беляева такими смельчаками оказываются трусливые обыватели-капиталисты! Из трусости, из страха перед революцией они, видите ли, улетают в межпланетное пространство. И читателю жалко идеи, осуществление которой А. Беляев отдает в руки ничтожных, мелких людишек. Мотивация А. Беляева -- чисто внешняя, она лишена внутреннего, настоящего смысла, она порочна по замыслу. Читатель не верит этой мотивации, не верит вполне законно, ибо нельзя анекдотически мотивировать идею, столетиями волнующую умы человечества. 5 Старая научно-фантастическая литература развивалась своими путями, развивалась на Западе. Русской научно-фантастической литературы не было почти совсем; редкие, одиночные романы являлись не чем иным, как слабым и бледным, покорным подражанием западным образцам. Эти книги, за редчайшими исключениями, просто не остались в памяти читателей. Ныне создается наша, советская научно-фантастическая литература. Немало писателей участвуют в ее творении. Чем же должна отличаться советская научная фантастика от буржуазной? Этот вопрос затрагивался в печати несколько раз. К сожалению, дальше некоторых общих фраз дело не пошло. Между тем правильное разрешение его дало бы весьма важные результаты: ведь и до сих пор писатели идут наощупь, зачастую ошибаясь в поисках приемов, и методов. Не следует думать, что мы хотим выработать какие-то рецепты или каноны. Вовсе нет. Речь идет об учете опыта, об установлении некоторых критериев, полученных в результате появления довольно большого количества произведений. Часть специфических сторон вопроса затронута в этой статье. Нам кажется несомненным, что правильное разрешение проблемы мотивации, проблемы возможных научных допущений уже значительно поможет делу. Но, конечно, это лишь небольшая часть вопроса. Возникают иные мысли. Например, проблема сочетания научно-технической идеи с социально-политической. Лучшие наши научно-фантастические романы уже подходят вплотную к разрешению этой проблемы; писатели: понимают, что только техническая, только научная фантастика без сочетания с социально-политической всегда; останется бесхребетной, вялой. Конечно, осуществление этого принципа -- ответственное дело, которое увенчивается успехом лишь при очень продуманных и правильных концепциях. Еще одна сторона вопроса -- это познавательные свойства произведения, незаметная для читателя подача ему, целых комплексов новых идей и научно-технических материалов. Умение растворить такие материалы в увлекательных по фабульности страницах романа -- очень сложное дело. Но тот же А. Беляев, например, владеет секретом; некоторые его вещи могут служить образцом умелой подачи научного материала, равно как и научно-фантастические романы украинского писателя Ю. Смолича ("Хозяйство доктора Гальванеску", "Что было потом"). * В этой статье мы затронули лишь некоторые частные вопросы научно-фантастической литературы, заранее учитывая, что и по этим вопросам можно (и следует!) спорить. Но мы думаем, что для всех, кто работает творчески в этом жанре, именно такой способ разговора-- не вообще, а по конкретным вопросам, на основе конкретных вещей -- значительно интереснее и продуктивнее, чем всякий иной.
|
| | |
| Статья написана 8 декабря 2019 г. 17:29 |
![](https://c.radikal.ru/c15/1912/00/003d3c922069.jpg)
Детская литература, 1940, №4 – с.36
|
| | |
| Статья написана 7 декабря 2019 г. 23:03 |
![](https://c.radikal.ru/c12/1812/c7/c2c2dbd0f0d9.jpg)
https://fantlab.ru/edition137289
ФАНТАСТИКА И НАУКА Очерк Фантастические литературные произведения бывают двух родов. Одни из них являются лишь свободной игрой воображения. Они не считаются ни с действительностью, ни с законами причинности. Таковы, например, арабские сказки „Тысяча одна ночь", сказки Гофмана, Уайльда. Среди такого рода фантастики могут быть шедевры в смысле остроумия, выдумки, литературного оформления. Чтение их может доставить эстетическое наслаждение и быть увлекательным. Но в этом только и заключается вся их ценность. Второй род литературных произведений составляет так называемая научная фантастика. Автор научной фантастики, исходя от научных данных, рисует картины будущего. Он как бы строит „перспективные планы" на более или менее отдаленное будущее технического и социального прогресса. Таково большинство романов Жюля Верна и Уэльса. Построение научно-фантастического литературного произведения имеет свои трудности. В то время, как авторы реалистических, исторических и бытовых романов живут с героями своих произведений в настоящем или прошлом времени, автор научно — фантастических романов почти всегда живет в будущем. Это создает своеобразную судьбу его произведений, напоминающую судьбу первых изобретателей: для современников автора его научно-фантастические романы кажутся пустым фантазерством, сказками, не заслуживающими внимания серьезных, взрослых людей. Для следующих поколений эта научная фантастика, воплощенная в жизнь, кажется чем-то устаревшим, неспособным возбудить интереса и внимания (кроме разве занимательной фабулы). Подводное плавание, полеты по воздуху — все это воспринимается современным читателем, конечно, не так, как воспринималось тогда, когда это было еще только красивой фантазией. Поэтому автору научно-фантастических произведений приходится заботиться о том, чтобы правильно установить „дальность прицела" в полете фантазии. Оторваться от настоящего, быть слишком смелым в изображении будущего представляет для автора известный риск: это может запугать читателя и скомпрометировать техническую или социальную основу произведения, как беспочвенную выдумку и несбыточную химеру. И наоборот: слишком близкий „прицел" оставляет читателя неудовлетворенным. Сравнительная величина черепов — от обезьяны до современного человека. Передача, например, изображений по радио еще не вошла в наш быт, но такого рода темы уже не удивят читателя необычностью. Вторая трудность, перед которой стоит автор научно-фантастических произведений, заключается в том, что построение литературных художественных произведений имеет свои законы, свои требования, ради которых иногда необходимо поступаться научной точностью, допускать условную „истину". Уэллсовскую „машину времени" не легко обосновать научно. Но без принятия этой „условности" не было бы и самого романа, в рамках которого автор мог развернуть целый ряд образов и идей не только занимательных, но и поучительных. Эти „условности" в научно-фантастических произведениях играют ту же роль, что так называемые „служебные теории" в науке. На этих двух крыльях — научности и фантастике — и держится всякое научно-фантастическое произведение. Дать равновесие этим крыльям составляет главную задачу автора научно-фантастических произведений. Насколько удалось это равновесие автору помещенных в сборнике романа и рассказов? Что в них от науки и что от фантастики? Роман „Борьба в эфире" рисует картину будущего человечества и технического прогресса. Герои этого романа представляют собою две разновидности возможного физического типа человека будущего. Одна из них — „американцы" — тип, выродившийся под влиянием искусственной городской капиталистической культуры, построенной на наживе и наслаждении и не выпрямленной здоровыми социальными мероприятиями». Другая — тип гармонично развивающегося человека, растущего в обстановке здорового труда и в атмосфере равновесия между интеллектуальной и физической жизнью. Хотя биологический тип воображаемой Америки будущего кажется "тенденциозно" сшаржированным в романе, в действительности он наделен лишь теми чертами, которыми сами буржуазные ученые склонны наделять человека будущего. Прекрасной иллюстрацией того, как далеко могут идти в этом отношении представители буржуазной мысли, является нашумевшая в свое время книга Джины Ломброзо* (дочери известного криминолога Чезаре Ломброзо) „Выгоды дегенерации". Эта решительная дочь знаменитого отца, ничтоже сумняшеся, заявляет в своей книге, что „дегенераты, больные, уроды, сумасшедшие и преступники являются одновременно и баластом и могущественнейшим двигателем человечества; им принадлежит функция обновления мира, и борьба с ними равносильна борьбе с эволюцией и прогрессом". В заключительной главе, озаглавленной: „Бесполезность социальных законов", она расценивает организованные усилия людей ослабить вредные влияния ненормальностей общественного строя, включая в число этих усилий и элементарнейшие социально-гигиенические мероприятия, как наивное самообольщение, не только не достигающее цели, но, по ее мнению, и практически вредное. „Социальные законы, — говорит она, — это усилия мышей, которые хотят звонить в колокол, уцепившись зубами в веревку. А колокол звонит не оттого, что мыши висят на его веревке, а потому, что ее привела в действие рука звонаря... Бесполезно стремиться задержать специальными законами или изменить ими естественный ход событий". ______________________ * Джина Ломброзо: „Выгоды дегенерации", Турин. 1904 г. Современная передача изображений не есть телевидение в полном смысле этого слова. Когда мы сможем видеть, сидя в театре или у себя дома, движение уличной толпы или театральное представление, идущее в другом городе, находящемся на несколько сот километров от нас, тогда можно будет сказать, что подлинное телевидение достигнуто. В настоящее время основным вопросом телевидения являются трудности механического порядка, но необходимые „ускоряющие процессы" изучаются и прорабатываются в научных лабораториях. Телевидение — возможность видеть на расстоянии — вполне осуще ствимо, и ближайшие годы сулят в этом отношении поразительные перспективы. Уже близко то время, когда одной лампы будет достаточно радиолюбителю для усиления и, так сказать, распространения слышимости его уха на все пространство земного шара. Представьте мысленно возможность слышать охоту на тигров в Индии, шум битв, или слышать и видеть события за десятки тысяч миль. Далее радио суждено сыграть весьма крупную роль в существующей системе обучения. Уже сейчас школьные радиоустановки широко практикуются. В будущем появится совершенно новая система обучения, при которой большая часть преподавания будет происходить по радио..." (Popular Radio. .March. 1927 г). Слова крупного научною работника и изобретателя в области радио, как видим, вполне подкрепляют фантастику автора. В этом научном предвидении Forest'a самое интересное — уверенность автора в возможности передачи, при помощи радио, энергии на расстояние. Если такая возможность осуществится, то осуществить все технические сооружения „Радиополиса" вплоть до подземных „танков", не представит большого труда. Не мешает также сказать несколько слов о поясной системе распределения радиостанций в „Раднополисе". Сущность поясного времени всем более или менее известна. Для городов, расположенных на разных меридианах, существует не одно и то же время. Чем восточнее расположен город, тем раньше там восходит солнце. Поэтому, если часы поставить везде одинаково, — получится, например, такой курьез: телеграмма, посланная из Томска в 2 часа дня, получится в Ленинграде в 11 часов утра, т. е. как будто раньше на три часа своей отправки. Пассажир аэроплана, летящего из Москвы в Томск, должен через каждые 16 километров переводить свои часы на 1 минуту вперед, чтобы иметь правильный ход своих часов. Это создавало большие неудобства, в особенности для железных дорог. Поэтому начальник железных дорог Канады (Сев. Америка) С. Флеминг еще в 1879 г предложил разделить весь земной шар по числу часов в сутках на 24 части или пояса. В Европе это предложение Флеминга было принято в 1888 г., а у нас введено декретом Совнаркома 8 февраля 1919 г. Следует отметить, что и Народный Комиссариат Почт и Телеграфов строит план радиофикации СССР, учитывая поясное время, так как СССР, из общего числа поясов, занимает 11, — от второго до 12, — то есть почти половину охвата земного шара. Не более „фантастичной", чем перспектива использования радио для добывания энергии, является и солнечная станция. Использование солнечной энергии уже совершившийся факт. Солнечные двигатели существуют в Лос Анжелосе, Миди (на берегу Нила в Африке) и в других местах, где солнечных дней бывает наибольшее количество и году. Таких мест с наименьшей облачностью на земном шаре несколько. Солнечные двигатели можно применять в юго-западной части Северной Америки, по западной береговой полосе Южной Америки, на юге и севере Африки, почти во всей Австралии (кроме восточного берега), в малой Азии и наконец, у нас и Туркестане. Вопрос лежит только в плоскости технических усовершенствований. Количество же солнечной энергии безгранично. Весь земной шар получает от солнца энергию, равную 350 биллионам лошадиных сил, — цифра, которую невозможно себе даже представить. Поэтому проще представить такой расчет. На каждый квадратный метр поверхности мощность солнечного излучения равна почти двум лошадиным силам. Стало быть, с одного кв. километра поверхности, перпендикулярной к солнечным лучам — теоретически при 100% полезного действия — можно получить 2.000.000 лошадиных сил. При использовании только 10% за год один километр даст 75.01.0 лошадиных сил. На 13 — 15 тысячах километров можно добывать энергию, равную энергии годового расхода каменного угля во всем мире. Таковы грандиозные перспективы использования энергии солнечных лучей. Одного солнечного Туркестана достаточно, чтобы снабдить энергией весь мир. Прибавьте к этому возможность передавать эту энергию на расстояние при помощи радио и перед человечеством откроются перспективы технического прогресса не менее обширные, чем те, которые изображает автор в романе „Борьба в эфире". Интересно также остановить внимание читателя на картинах романа, изображающих одичание культурных американцев. Эти картины как будто противоречат понятию о прогрессе. По общепринятому представлению, человечество идет лишь по пути прогресса, восходящей линией в области культуры и техники. Однако этот закон прогрессивного развития имеет свои исключения в жизни отдельных народов. История знает и обратные явления — понижения культуры, нравов и пр., словом, явления регресса (как бы обратного движения в историческом развитии). Такой, например, регресс в области и нравов, и культуры, и умственного развития произошел в древнем Риме в эпоху императоров. К тому же, приблизительно, времени относится и регресс в истории Греции. Но особенно резко отмечается регресс в истории древнего Египта. Египет пережил блестящую эпоху в период XII династии, затем наступило время упадка. XVI-XX династии вновь дают картину пышного расцвета культуры, архитектуры и искусства, а затем начинается упадок. Таким образом, более чем за тысячу лет до нашей эры Египет во всех отношениях стоял выше, чем к началу этой эры. Этот регресс долго вводил в заблуждение ученых египтологов нашего времени: более совершенные произведения искусства и архитектуры они, естественно, относили к позднейшему времени, а более грубые — к раннему. И только когда удалось лучше овладеть египетской хронологией, пришлось сделать обратную перестановку: от высших форм к низшим. Ацтеки — обитатели Мексики — мало чем в настоящее время отличаются от кочевых и полукочевых индейцев. Между тем, и этот народ переживал цветущий период, имел довольно высокую культуру, строил грандиозные сооружения. Некоторые образцы древнего искусства ацтеков могут соперничать с классической страной искусства — древней Грецией. Наконец последний пример: Китай. Китайцы небезосновательно называли первых европейцев, с которыми они познакомились, варварами. Порох, бумага, фарфор были известны в Китае задолго до того, как они стали изготовляться в Европе. Китайская литература — одна из богатейших в мире. Китайские историки и астрономы вели свои записи десятки исков... Затем Китай надолго погружается в своеобразную китайскую косность, застой. Недаром Китай считался до недавнего времени синонимом косности, консервативности, неподвижности. И только на наших глазах Китай пробуждается от этой вековой спячки, стараясь в героическом порыве как бы не только нагнать потерянное, но и стать в первых рядах строителей новых форм жизни человечества. Из технических деталей интересно здесь отметить упоминающийся в романе „Борьба в эфире" аппарат для определения передающей радиостанции по направлению радиоволн. Идея такого аппарата была осуществлена еще до войны. Во время империалистической войны применяли в Англии так называемые пеленгаторные аппараты для того, чтобы определить местонахождение цеппелинов по тем радиосигналам, которые они дают. Для этого устраивались две пеленгаторных станции на некотором расстоянии друг от друга. Каждая определяла угол и место пересечения линий, идущих от этих углов. Этим определялось местонахождение излучавшей станции (помещенной на цеппелине). Чтобы объяснить принцип этого определения, дадим небольшой чертеж. При помощи пеленгаторного аппарата определяется первый угол с места А (делается „засечка"). Затем, направление излучающей станции определяется с другого места — Б (на расстоянии нескольких километров от А). На новом месте — Б — делается вторая „засечка" (определяется угол). Место пересечения двух линий, идущих от угла А и Б, — точка В и будет искомая. Если же засечки делаются из трех точек, как это показано на чертеже 2-м, то линии не сойдутся в одной точке; пересекаясь, они составят треугольник. Это и называется треугольником ошибок. От середины каждой стороны этого треугольника необходимо провести линии к противоположному углу, и тогда уже в середине этого маленького треугольника определится искомая точка (местонахождение передающей станции). Рассказ „Вечный хлеб" содержит в себе ту „условность", о которой мы говорили. Проблема искусственного, лабораторного, химического создания пищи давно занимает ученых. Этой проблемой химического питания интересовался еще знаменитый французский химик Вертело, повернувший химические исследования от анализа к синтезу. Создание искусственного белка (путем химического синтеза) и в настоящее время занимает ученых. Поскольку же белок является одним из основных элементов питания, разрешение этой задачи на много подвинуло бы вопрос об изготовлении питательных веществ химическим путем. Поэтому проблему, положенную в основание научно-фантастического рассказа, следует признать вполне научной. „Условность" заключается лишь в том, что герой рассказа, — профессор Бройер — изобретает биологический „хлеб", который может безгранично увеличиваться, получая все необходимое для питания (роста) из воздуха. Теоретически рассуждая, и это положение нельзя назвать ненаучным. Известно, что простейшие организмы распространяются с необычайной быстротой. И если бы какая-нибудь бактерия получила возможность размножаться безостановочно, если бы ни одна из этих бактерий не гибла от неблагоприятных условий, то бактерии действительно могли бы заполнить весь земной шар, как „тесто" профессора Бройера. Практически же, разумеется, происходит иначе. Борьба за существование является регулятором, который препятствует безграничному размножению одною какого-либо вида. Проблематичным является также и то, что одни воздух может дать все необходимое для питания человека хотя бы и через простейшие организмы, „питающиеся" воздухом. Автору понадобилось допущение такого положения лишь для того, чтобы на основе этой „условности" наиболее ярко выявить зависимость между экономическими факторами и правосознанием и моралью людей. Автор показывает, какие изменения в „правосознании" и нравах происходят в зависимости от изменений ценности „вечного хлеба". Не останавливаясь на этом, автор дает парадоксальную картину того необычайного положения, когда „хлеб" из полезного продукта питания превращается в страшную опасность для всего населения. В связи с этим превращением и все обычные понятия, взаимоотношения переходят в свою противоположность: кража уже не становится преступлением. Наоборот, уничтожение хлеба делается благодеянием. Подбрасывание же хлеба карается как страшное преступление. Бройёр, изобревший хлеб, из благодетеля человечества превращается в преступника и врага... От этой „условности" мы вновь переходим на более твердую почву в рассказе „ Ни жизнь, ни смерть". А н а б и о з — одно из интереснейших явлений, связанных с вопросом о влиянии окружающей температуры на жизнь животных и простейших организмов Опыты в этом направлении производились еще в конце прошлого столетия физиком Раулем Пиктэ. Он, например, определил, что собака погибает при понижении температуры тела до — 22° по Цельсию, мышь — при температуре тела — 18 °C. Но лягушки гибли только при температуре 28 °C, улитки — 110-120 °C. Споры же бактерий выдерживали холод до 200 градусов ниже нуля (точка смерти). При исследовании температуры насекомых русскому ученому Бахметьеву удалось заметить интересное явление: что если температуру искусственно медленно понижать, не доводя ее до точки смерти, то насекомое впадает в особое состояние спячки, из которого его можно вывести постепенным же поднятием температуры. Это состояние и было названо анабиозом („между жизнью и смертью"). Анабиоз напоминает собою состояние зимней спячки, которой подвержены некоторые животные (еж, сурок, ящерица, черепаха, летучая мышь). Эти животные поддаются и анабиозу. Бахметьев с успехом применял анабиоз к летучей мыши. Что же касается теплокровных животных, то осторожная научная мысль считает применение к ним анабиоза менее вероятным, чем, например, применение его к рыбам. Однако возможность эта не исключена. Проф. П.Ю. Шмидт говорит: „Менее вероятно, что удастся на практике применить анабиоз к теплокровным животным, но если бы это удалось, то это произвело бы, конечно, колоссальный переворот во всем сельском хозяйстве". Следует указать, что применение анабиоза к человеку, во всяком случае, интересовало ученых, которыми, в частности, высказывался взгляд, что при удаче этого опыта он мог бы оказаться могучим орудием борьбы с туберкулезом, так как туберкулезные палочки довольно чувствительны к температуре. (В рассказе — астроном Лесли, исцеленный от туберкулеза). Наконец, что касается последнего рассказа — „Над бездной", то в нем условно принята возможность усиления вращения земли. Современная наука, разумеется, даже не может ставить такие проблемы. Но пользуясь этой условностью, автор вполне показал обоснованные физические последствия такого усиленного круговращения земли. Фантастика, таким образом, помогает усвоить законы тяготения и центробежной силы, которых в обычных условиях мы даже не замечаем. Беляев А. Авт. сб.: "Борьба в эфире". М.–Л.: Молодая гвардия, 1928, с. 309-321 ![](https://c.radikal.ru/c33/1912/4c/d343756039f8.jpg)
![](https://d.radikal.ru/d03/1912/d9/35574a45e287.jpg)
![](https://b.radikal.ru/b25/1912/e6/506529fea390.jpg)
![](https://a.radikal.ru/a33/1912/b3/6e0563bcf02b.jpg)
![](https://b.radikal.ru/b10/1912/3a/47de364bab11.jpg)
![](https://d.radikal.ru/d19/1912/f8/3ff18f821c5a.jpg)
![](https://a.radikal.ru/a02/1912/c5/5d6fbcf42882.jpg)
![](https://d.radikal.ru/d05/1912/f9/c58318dc12e5.jpg)
![](https://d.radikal.ru/d17/1912/62/03e565dd47f3.jpg)
![](https://c.radikal.ru/c14/1912/bd/a87cde8134cc.jpg)
![](https://b.radikal.ru/b17/1912/b7/3daf5fd8e3ea.jpg)
![](https://b.radikal.ru/b29/1912/2d/e8047bd2bf37.jpg)
![](https://b.radikal.ru/b07/1912/c6/70ec417ced90.jpg)
![](https://c.radikal.ru/c18/1912/ed/ca0947c50e70.jpg)
![](https://d.radikal.ru/d31/1912/c4/a25ea713d5b4.jpg)
![](https://a.radikal.ru/a30/1912/0c/800383c25357.jpg)
![](https://b.radikal.ru/b08/1912/93/424182ede70b.jpg)
![](https://a.radikal.ru/a30/1912/7d/02fe305d7364.jpg)
![](https://d.radikal.ru/d35/1912/ec/c8a5f6ac5829.jpg)
![](https://c.radikal.ru/c22/1912/e8/8136d2469ad1.jpg)
![](https://d.radikal.ru/d34/1912/2e/6f2c2d5b6a66.jpg)
![](https://b.radikal.ru/b27/1912/05/b6c557f19cf9.jpg)
![](https://b.radikal.ru/b30/1912/76/2c68f7dd9f99.jpg)
![](https://a.radikal.ru/a17/1912/d4/e4f66ca507c8.jpg)
![](https://a.radikal.ru/a38/1912/ce/6260372cc578.jpg)
![](https://b.radikal.ru/b16/1912/65/e42d17f9b602.jpg)
![](https://c.radikal.ru/c12/1912/fb/c4d39369f504.jpg)
![](https://b.radikal.ru/b15/1912/ca/6955f34f9dac.jpg)
![](https://d.radikal.ru/d36/1912/d7/dc6fc5046071.jpg)
![](https://c.radikal.ru/c21/1912/32/ee140d46bb09.jpg)
![](https://b.radikal.ru/b36/1912/ac/c9c8e28785ba.jpg)
![](https://d.radikal.ru/d39/1912/3a/33d3a046ef01.jpg)
![](https://a.radikal.ru/a13/1912/43/64831c1435ae.jpg)
![](https://d.radikal.ru/d00/1912/86/68b85982cf38.jpg)
![](https://b.radikal.ru/b28/1912/6f/6c91fc4547c4.jpg)
![](https://a.radikal.ru/a15/1912/9d/a680f5b22d2e.jpg)
![](https://c.radikal.ru/c16/1912/b0/b9efca2cb6c8.jpg)
![](https://c.radikal.ru/c28/1912/65/70758d543c4d.jpg)
![](https://d.radikal.ru/d43/1912/fb/52a594e122a4.jpg)
![](https://d.radikal.ru/d11/1912/d5/b963ec8858ff.jpg)
![](https://b.radikal.ru/b07/1912/cb/7262e9d087a1.jpg)
![](https://d.radikal.ru/d30/2004/f4/efe1ad2cc04e.jpg)
https://fantlab.ru/blogarticle58135
|
|
|