В жизни сложилось так, что с 1973 по 1981 гг. меня приглашали к себе на летние каникулы родственники из Витебска, проживавшие в доме № 14 по ул. Чкалова.

Вспоминается утро, на чешском серванте, в тон ему, часы "Весна" — деревянные настольные покрытые коричневым лаком с цифрами только лишь 6 и 12 (в младшем школьном возрасте время по ним приходилось подсчитывать).

В 9 часов (иногда — в 10) я отправлялся на улицу. Если в это время во дворе находились знакомые ребята (и было настроение на недалёкие прогулки), то я оставался с ними. Их звали: Андрей (на 2-3 года старше, папа работал на ковровом комбинате, возил семью в лес за грибами/ягодами или на рыбалку, т.к. они жили бедно, на мотоцикле ИЖ-Юпитер с коляской)

Ещё у одного имени не помню, кличка Бендер, племянник одноногого инвалида-пьяницы, иногда угощавшего его выпивкой и тогда начинавшего его "воспитывать", Петя и Толя, мои ровесники, немного приблатнёные, называвшие себя местным витебским словом "мАльцы" (мальчишки).

С этой четвёркой ходили по окрестным стройкам, собирали куски смолы, кот. пробовали на вкус, а как-то даже умудрился принести домой в кармане рубашки. Она растаяла, при стирке не выпала, а при глажке у тёти к карману вдруг приклеился утюг.

Иногда шли на Гапеев ручей (между пединститутом с радаром на крыше) и домом, прозванным в народе "петушком". Под доносившийся перестук ж/д колёс руками ловили тритонов и головастиков .

В 12-м доме жил Валера (однофамилец известного летописца и поэтизатора города, чей день рождения обычно отмечают в июне во время празднования Дня города) Симанович, самый "продвинутый" в современной музыке и моде, поступивший впоследствии в Лиепайскую мореходку.

Ещё была Инга Чуркина, родом из МурмАнска, дочка моряка, привезшего как-то болгарскую игру "Не сердись, человек". Она была на пару лет старше. С ней я ходил в гастролировавший чешский Луна-парк с цирком Шапито, размещавшимися довольно далеко, возле 32-й почты, магазина "Союзпечать-Филателия"(возможно "Глобус") и маленького аэродрома.

Её (единственную из всей ребятни) я видел в свой приезд в 2004 г. Она работала учительницей физкультуры в школе 33 (если не ошибаюсь), на Черняховке, а наши дети уже стали старше нас "тогдашних" самих. Так совпало, что моя дочь названа Ингой. Её сын, по-моему, Сашей. В следующий приезд, в 2013-м, обнаружил, что и она оттуда переехала.

Ребята, если вы читаете это сейчас, отзовитесь, я вас помню :)

Двор был общим для домов №12 и №14, стоявших лицом друг к другу.

Утром и вечером приезжал ГАЗ-51 "мусоровоз". выстраивалась очередь с мусорными вёдрами. Стационарные мусорники строить считалось антисанитарно (запах, мухи...). В начальную пору моего пребывания в определённое место приезжал автобус "Малютка", оборудованный под кинозал. В нём показывали мультфильмы. Позднее их же показывали в установленном стационарно самолёте Ту-134 (кинотеатр "Полёт").

Луна-парк и цирк-Шапито были пределом мечтаний для местной ребятни. Тир, в котором за удачный выстрел можно было выиграть чешскую стирательную резинку, игрушку, а то и жвачку (иногда-югославскую (обожаемую!) — в виде настоящей взрослой сигареты). Аттракционы всевозможные, колесо обозрения, на котором захватывало дух, автодром с десятком двухместных машинок со скользящими по потолку усами-троллеями, смешно и страшно для девчонок сталкивающихся друг с другом...

Этого всего в городе по-моему не было. Во всяком случае, не в ближнем обозрении, а в парке им. Фрунзе или "Мазурино" кое-что было.

Став постарше, я отправлялся на самостоятельную прогулку по городу. По левой стороне Московского проспекта интересно было пройти мимо школы 31 с вмонтированным в стену кирпичом из Брестской крепости и бюстом подпольщицы Веры Хоружей. Там были красивые цветочные клумбы. По завершении школьных корпусов начиналось "царство знаний" — магазин "Военная книга". Там были книги всех отраслей знаний и художественная литературы. Некоторые из них до сих пор в моём шкафу. Затем появлялся киоск "Союзпечати". В нём продавались "сигнальные" экземпляры новых песен известных советских исполнителей и ансамблей на мягкой чёрной виниловой пластинке. По одной песне на пластинке.

В частности, была пластинка-сувенир А. Пугачёвой "Куда уходит детство?" Наверно, в старые фотографии...

Прошу прощения, а вот их-то у меня почти и нет

Воскресают в памяти магазин "Оптика" со специфическим запахом фланелек и замш для протирания стёкол очков и подкладок очковых футляров, магазин "1000 мелочей" с немыслимым обилием инструментов и домашнего, садово-огороднего инвентаря. Продовольственный универсам "Центральный"

с кафетерием, в котором совершался перекус в составе ломтика медовой коврижки и лимонного сока, наливавшегося (из 3-х литровой банки) ,иногда молочного коктейля из специальных колб. Кафе "Журавинка"(полагал, что "журавушка", оказалось — "клюква"), переход, кинотеатр "Беларусь" . Это второе по значимости заведение детского восторга. Премьерные фильмы, мультфильмы. в т.ч. — и зарубежные. В фойе панно, кафетерий, клетки с попугаями, игровые автоматы...

Переход на пл. Победы. "Детский мир", оправдывавший своё название, за витриной — Айболит и бегемот, двигавшие конечностями. Насколько помнится, бегемот раззевал рот, а Айболит смотрел ему горло. У бегемота был термометр, поставленный Айболитом. Они находились под пальмой, растущей у реки Лимпопо.

Площадь неописуемо озеленённая, с клумбами и фонтанами, тенистыми уголками, скамейками...

Далее, уже сев на трамвай или автобус, можно было приехать на вокзал, зайти в старинный кинотеатр "Октябрь",

затем в огромный киоск "Союзпечати": газеты с кроссвордами, и спортивными новостями, киножурналы, календари футбольного сезона...Потом можно было зайти в старинное здание вокзала , подняться на 2-й этаж, посмотреть на поезда.

Затем выйти, и повернув налево, попасть к Дому быта, в котором находилась студия звукозаписи, предлагаюшая зарубежные шлягеры на небольшой прозрачной пластинке (их нельзя было найти на пластинках фабричного изготовления).

Пройдя по правой стороне ул. Кирова, перейдя Двину по Кировскому мосту и насмотревшись на прогулочные теплоходы, я попадал к универмагу, в котором было разнообразие различных товаров: советских — почти без очереди, импортных из соцстран — с очередями. Главное, что в нём привлекало — грампластинки: и "Песняры", и "Сябры", и "Верасы", и женский ансамбль "Чаровницы"...

Затем было интересно зайти в просторный магазин "Глобус", настоящий книжный дворец. И , ради любопытства, обойти Синий дом, зайдя лишь в павильон "Союзпечати", а после, у выхода купив мороженое.

После — опять же автобусом или трамваем — подняться на пл. Победы. И пойти по направлению к дому по противоположной стороне проспекта. Вспоминается большой Главпочтамт. Продовольственный магазин "Комсомольский". Кафе "Восход". Перед ними обычно стояли урны для мусора в виде пингвинов, чёрно-белые, с красными клювами.

Затем — вдоль 11-й школы, к магазину "Богатырь" — новому современному зданию , опять же, с "Союзпечатью" (газетами, журналами, марками и значками).

Это было "культурно-образовательным мероприятием", как говорили дома взрослые.

А иногда поездка на 6-м автобусе в лесоводопарк "Мазурино" занимала почти весь световой день и была "спортивно-оздоровительным мероприятием". Лесными тропами можно было пробраться к реке, поплавать, позагорать, поиграть в футбол или пляжный волейбол....

***

моя тётя и двоюродная сестра с племянницей

я с двоюродной сестрой в середине 90-х

двоюродный брат (тогда же); слева виднеется уголок газеты "Віцьбічы"

***

дядя и тётя у мемориала на братской могиле в пос. Октябрьском. 1982

табличка с того мемориала. 2016 г. (районный историко-краеведческий музей)

новый мемориал на братской могиле. 2016

***

***

я в Витебске, 2014 г.

"Во имя любви"

муз. В.Раинчика, стихи В.Некляева.

исп. Верасы

Про любовь ,

Вот опять я пою про любовь .

В это слово поверил я вновь ,

В нем не только к любимой любовь .

Я люблю

Эту светлую землю мою,

Этот мир, у беды на краю,

И об этой любви я пою .

Мы к далеким рванулись мирам —

Там никто не откликнулся нам.

Лишь летит, тополями пыля,

Голубая планета Земля.

Перед ней, как и все, я в долгу,

Я пою , это все, что могу,

И прошу вас, во имя любви

Все, что можете, сделайте вы.

Про любовь

Вновь на всех языках я пою .

I wich happiness for all of you

And in happiness yours I love you.

Я прошу,

Вас на всех языках я прошу

Je demande de la paix pour le monde

Demandez de la paix pour le monde.

Мы к далеким рванулись мирам —

Там никто не откликнулся нам.

Лишь летит, тополями пыля,

Голубая планета Земля.

Перед ней, как и все, я в долгу,

Я пою , это все, что могу,

И прошу вас, во имя любви

Все, что можете, сделайте вы.

***

Сын зямлi

музыка: И. Лученок

слова: А. Велюгин

соло: И. Пеня (1980)

Исполнитель: Песняры (1980)

Сын зямлi,на вiхурнай арбiце,

З вышынi высачынь

Беларусь у святле i гранiце

Сакалiна акiнь.

Зоры у далечы блiзкай,

Як сунiцы,збiрай.

Гэта край абелiскау

i буслоу белых край.

Палiць спёка цi тоупяцца хмары

А звiняць галасы.

Пад калоссямi дум хлебадары

Ад расы да расы.

Хай спяваюць мастоу ланжэроны

Ёсць дарога дарог.

Хай мiльгаюць гадоу перагоны

У агнях перамог.

***

Бярозка

музыка: И. Лученок

слова: А. Велюгин

соло: Л. Борткевич (1978)

Снягі і зоры за акном,

Заснулі ў хаце ўсе даўно,

Бярозка юная галлём

Паціху стукае ў акно.

А ты плывеш у белы свет...

Сінее плынь тваіх вачэй...

І найдалейшая з планет

Сяла суседняго блiжэй.

Стаіць задумная адна,

Як ветразь даўніх зім і лет.

Стаіць бярозка ля акна,

З якога мне адкрыўся свет.

А я ўсё чую шум лясоў,

Шляхі ў маленства замяло,

І сніцца сон з найлепшых сноў -

Бярозкі дзіўнае святло.

***

Первый сказочно-фантастический эпизод в творчестве Надеждв Микулич — выступление (1971 г.) в только что сформировавшемся ансамбле "Чараўніцы" (Чаровницы). Само название, да и первый в СССР женский ВИА.

Второй сказочно-фантастический эпизод:

Чараўнік ляціць на Месяц

На зялёным караблі,

А нявеста, а нявеста —

Застаецца на Зямлі.

Дзень мінае, ноч мінае,

Гэтак тыдзень праміне...

"Што за Месяц, што за ясны,

Людзям свеціць, а не мне!"

Тужыць мілая, смуткуе,

Рэўнасць — вельмі хітры звер:

"Ён другую сярод зорак,

Пэўна. там знайшов цяпер!

Разам з ёй ляціць у космас,

Адкрывае новы край,

Што за Месяц, што за ясны,

Хоць на неба ты ўцякай!"

Непакоіцца нявеста,

Ўсё вышэй, вышэй глядзіць.

Месяц блізка і далёка,

Сэрца ные і трымціць.

Ды чуцён звысоку голас:

— Не журыся, я люблю!

"Што за месяц. што за ясны,

Помніць ён сваю Зямлю!"

І вязе сваёй каханай

Той нябесны чараўнік

Дваццаць хмарак, дзесяць зорак

І вясёлы маладзік.

Жаніха яна цалуе:

"Будзеш ты цяпер чакаць!

Палячу сама на месяц —

Нельга дзеўкам адставаць!"

Эдзі Агняцвеn. 1992

******

Чаровник летит на Месяц

На зеленом корабле,

А невеста, а невеста -

Остается на Земле.

День проходит, ночь проходит,

Вот неделя так пройдёт...

"Что за Месяц, что за ясный,

Людям светит, а не мне! "

Тужит милая, тоскует,

Ревность — очень хитрый зверь:

"Он другую среди звезд,

Точно. там нашёл теперь!

Вместе с ней летит в космос,

Открывает новый край,

Что за Месяц, что за ясный,

Хоть на небо утекай! "

Беспокоится невеста,

Выше, выше всё глядит.

Луна близко и далёко,

Сердце ноет и дрожит.

Вдруг раздался сверху голос:

— Не печалься, я люблю!

"Что за Месяц. что за ясный,

Помнит Землю он свою! "

И везет своей любимой

Тот небесный чаровник

Двадцать хмарок, десять зорек

И веселый молодик.

Жениха она целует:

"Будешь ты счас ожидать!

Полечу сама на Месяц -

Нельзя девкам отставать! "

Эди Огнецвет. 1992

Стригалёв,А.М. В саду Вселенной : стихотворения, песни, переводы — Мн. : Маст. лiт., 2002

***

Пусть будет мир цветным (Белым будь снег). 1975 г.

музыка: В. Раинчик , слова: В. Орлов , В. Угольник

Неужели, семь звонких нот в тишине

Могут стать только воющим звуком?

Неужели, семь нежных цветов радуги

Могут стать только одним цветом – чёрным?

Рощи белые белит мороз

И одёжка бела у берёз,

Серебрятся под солнцем поля,

От дымов почернела земля.

Белый дом отражает река,

Белой стаей плывут облака,

Голубые просторы маня.

Почернел белый свет от огня.

Белым будь снег и чистым,

Белым будь снег, искристым,

Белым будь снег –

Всегда будь белым.

Белым будь дом под небом,

Тёплым будь дом и с хлебом,

Белым будь дом –

Не обгорелым.

Обольют голубые дожди,

После них пёстрой радуги жди;

Зелен луг и желтеют стога.

Чёрный дождь, чёрных радуг дуга.

Наш совсем невелик шар земной,

Белый, жёлтый он и голубой.

Вспыхнет где-то кровавый пожар

Это чёрные пачкают шар.

***

Четвёртый эпизод: в 1984-1985 гг. выступала с рок-группой "Сузор"е" (Созвездие). Вспоминают музыканты:

Андрей Филатов: После знаменитого филармонического худсовета перед нами было два пути. Один такой роковый, честный: уйти из филармонии в кочегары и сторожа и делать свое роковое дело. Но мы предпочли второй путь, выбрав государственную службу, цепляясь за аппаратуру, и работали как аккомпанирующий состав. Кстати, те программы тоже были очень высокого качества. И для Светы Кульпы, и для Нади Микулич. С Надей вообще получилось неожиданно здорово.

Валентин Пучинский: Эту программу сделал Игорь Поливода, убив на нее массу времени и сил. И в результате группа СУЗОР'Е освоила духовые и народные инструменты! Я вот на продольной флейте заиграл, такой большой, народные инструменты для нас изготовил Володя Пузыня — сопилки, рожки. Программа получилась совершенно аховая с мудрыми аранжировками Игоря. Надя Микулич выходила на сцену, с ней мы на "ура" играли отделение, а во втором уже, безымянные, исполняли свою музыку, ту, которую нам разрешили. По-моему, это было куда более уникальное явление, чем весь белорусский рок потом, но в результате: не было записано ни одной песни!

Ещё один фантастический эпизод: "Верасы" на Байконуре. В центре — Герман Титов. Слева — Владимир Исаков. В то время попасть на "космическую кухню" непосвящённым было очень сложно, почти невероятно.

***

Владимир Коваленок

В космосе мы слушали «Песняров»

Не раз приезжали «Песняры» в Звездный городок с концертами, в разных составах, но неизменно со своим создателем и лидером — Володей Мулявиным. Радость своим искусством доставляли всем, но, наверное, никто так сердечно не воспринимал песни, как мы, белору-сы — Петр Ильич Климук и я,— потому что это были наши песни, это был язык нашей земли. После концерта неизменно следовали дружес¬кие застолья — там не смолкал смех. Володя — это знают все, кто близ¬ко общался с ним,— благодарно воспринимал юмор собеседника, сам шутил остро и тонко. Он, помню, хохотал над моим рассказом о «диалоге» с Ириной Понаровской во время моего, с Сашей Иванченко-вым, второго полета...

А было так. Летаем. На сеансах связи Земля нас видит, а мы зем-лян — нет, только слышим. Это был последний полет без двухсторон¬ней видеосвязи. И вот в ЦУП пришла приветствовать нас и подбодрить Понаровская. Сказала нам прочувствованные слова, спела. Надо же и мне как-то реагировать! Я наугад, не видя ее, и говорю: «Как вы сегод¬ня, Ирина, элегантны!» А ведь вся страна знает, как она меняет экстра¬вагантные прически и элегантные наряды! Я продолжаю: «Вам к лицу это необычное платье!» И по радиосвязи слышу, как она разволнова¬лась, как этой красивой женщине были приятны «космические» комп¬лименты. Она, наверное, по сегодняшний день не подозревает, что мы тогда не могли видеть, во что именно она была одета... И Мулявин, в свою очередь, хохоча, рассказывал нам свои «байки» — из кочевой жизни музыкантов: как привозили «Песняров» не на те площадки, а значит, не к той, жаждавшей услышать их, публике; как вырубилось однажды электричество, а значит, вся аппаратура и микрофоны, и, восстановив тишину в перепуганном зале, Володя на ощупь собрал коллектив на авансцене и они несколько номеров, в том числе незабы¬ваемую балладу «Каждый четвертый», спели а капелла, без сопровожде¬ния, в кромешной тьме. Когда врубилось электричество, продолжили программу — это был не просто горячий прием, это был триумф, скром¬но заметил Володя.

У меня сохранились грампластинки с первыми записями «Песня-ров» — те, с разноцветными фото всего первого состава на конвертах. Давно — и дома, и в машине — есть у меня почти все их записи на аудиокассетах, на лазерных дисках, нет уже той устаревшей аппарату¬ры с вертушкой, на которой эти пластинки можно было слушать, но мы никогда не выбросим их! Перевезли в загородный дом, поставили в секцию: там Владимир Мулявин и его команда — дружная, талантли¬вая, переполненная планами и творческими идеями, у которой весь солнечный путь к славе еще впереди,— вечно молодые, такие же, каким был тогда и я, Володин ровесник.

Но восприятие их песен на земле обрамлено нашими, земными же, суетными заботами, каждодневными, в данный момент кажущими¬ся нам чрезвычайно важными, хлопотами. И другое дело — слушать их в космосе, время от времени, подчас нашего, рекордного для 1978 года, 140-суточного полета — это совсем, совсем иное восприятие! Тут мы, земляне, существуем в некоем ином измерении. Земля уже восприни¬мается как планета — невидимыми волнами: по радио и телевидению. И вот, представьте, отлетают куда-то земные заботы и незамысловатые слова «песняровского» напева воспринимаются в космосе совершенно иначе — душевнее, пронзительнее:

Не обижайте любимых упреками.

Бойтесь казаться любимым жестокими

— Очень ранимые, Очень ранимые

Наши любимые!..

Слушаешь добрые советы, даваемые Володиным задушевным голо¬сом, и думаешь с умилением и раскаянием: да, действительно, на земле ты был не прав, обижал «сердцем хранимых», резковат бывал с теми, с кем «пожизненно связаны». И, прослушав песню, даешь слово себе: быть с близкими, с самыми любимыми добрее, терпимее, неж-нее,— ах, как хотелось бы «космическое» воздействие этой Володиной песни сохранить на земле! Но — не удается...

Когда к нам с Иванченковым на космическую станцию прилетели с недельным визитом земляк Петро Климук с Гермашевским, само собой образовалось своеобразное «восточно-европейское землячество»:

два белоруса и поляк. На определенных витках мы оставляли Сашу Иванченкова следить за приборами, а сами подплывали втроем к ил-люминатору и с радостью опознавали: вот Европа, а вот Польша, Варшава, вот Брест — родина Петра, Минск, шоссе на Москву — где-то тут моя деревня Белое!

Мой родны кут, як ты мне мiлы !..

Забыць цябе не маю сiлы !

Конечно же, «песняровские» записи, большая подборка которых была у нас на станции, непременно включались в эти моменты. Мы молчали, думали о земле, ностальгировали, слушали, острее восприни¬мали смысл заученных с детства слов:

Вось як цапер, перада мною

Устае куточак той прыгожа,

Крынiчкi вузенькае ложа…

На моей родине, в Крупском районе, множество криниц. В ред-кие сейчас приезды туда сижу у какой-то из них, слушаю журчание; где-то в подсознании возникают напевы — «Мой родны кут», «Спадчы-на»... Словно слышу голос Мулявина... Я сентиментален, смотрю в «цiхiя воды крынiчныя», понимаю, что течение этих вод — вечно; думаю: отчего же нам, людям, не хватает этого благостного, вечного в наших делах?! Почему сегодня человечество больше разрушает, чем создает?!

Как-то во время полета, в тишине — я веду записи, а Саша Иван-ченков возится с аппаратурой — в несчетный раз тихо звучала «песня-ровская» «Алеся»; слышу, всегда сдержанный мой бортинженер чуть слышно подпевает:

Пайшла, нiколi ужо не вернется, Алеся, Бывай, смуглявая, каханая, бывай.

Я сделал вид, что сосредоточен на работе, что не слышу его мурлы¬канья,— это чтобы не испортить песню, не спугнуть благостного на¬строения товарища. Приятно было, что он тихо поет по-белорусски.

Владимир Мулявин прославил на наших просторах себя, восславил песнями мою родную землю — и потому вечная Беларусь, и мы, бело¬русы, всегда будем помнить это и чтить его, нашего Песняра.

Глава 39 — Владимир Коваленок — "В космосе мы слушали "Песняров"/ "Владимир Мулявин. Нота судьбы."

(составитель Л.Крушинская, Минск, изд. "Мастацка лiтаратура", 2004 год)/

***

ВЫСОКІ КОСМАС

У сямейным архіве Ігара Лучанка захоўваецца унікальная касе- та. На ёй — яго размова з касманаўтамі. Былі тады ў космасе наш зямляк Уладзімір Кавалёнак і бортінжынер Віктар Савіных.

Касета ўключана. Чуваць нечы далёкі голас:

— Сувязь устаноўлена. Гаварыце.

3 Зямлі, з Цэнтральнага тэлебачання ў Маскве, адгукаецца ўсхва- ляваны Ігар Лучанок:

— Добры дзень, дарагія Уладзімір Васільевіч, Віктар Пятровіч! Крыху менш чым год назад мы сустракаліся...

— Так, тэта было ў Мінску, — даносіцца з далёкай вышыні голас Уладзіміра Кавалёнка.

— Святочная сустрэча атрымалася, добрая. Петр Ільіч Клімук быў...

— Помню, хіба можна такое забыць...

— I сёння ўся наша Беларусь з вамі. Мае сябры і я шлём вам самыя добрыя пажаданні. Пасля палёту прыязджайце ў гасцінную Беларусь, у Мінск. Чакаем вас!..

— Дзякуй!.. Прыедзем!..

— Дарагія Уладзімір Васільевіч і Віктар Пятровіч, мы прывезлі вам падарунак. Разам са мною вакальна-інструментальны ансамбль «Верасы». Яны выканаюць для вас маю песню «Заклинание», якую я напісаў на верш Яўгена Еўтушэнкі.

— Дзякуй!.. Гатовы!..

У высокі космас паляцела мелодыя Ігара Лучанка:

Весенней ночью думай обо мне,

И летней ночью думай обо мне,

Осенней ночью думай обо мне,

И зимней ночью думай обо мне...

Цішыню космасу абудзіла лірычная мелодыя беларускага чараўніка музыкі. Давайце задумаемся пра тэта і шчыра парадуем- ся. Песню нашага Ігара Лучанка слухаў, здаецца, не толькі экіпаж касмічнага карабля «Саюз Т-4», а і самі зоркі. Тэта да іх, загадка- вых і таямнічых, прабілася лучанкоўская мелодыя.

А першаму беларускаму касманаўту, двойчы Герою Савецкага Саюза Пятру Клімуку знайшоўся яшчэ больш адметны падарунак. Яму ў палёт Ігар Лучанок падарыў песню на словы Анатоля Вялюгіна «Бярозка». Вярнуўшыся на Зямлю, Пётр Ільіч прызна- ваўся, што тэта песня вельмі прыхарошыла нялёгкі касмічны по- быт ва ўсе дні палёту. Яна кожным разам вяртала яго ў родную вёску Камароўку, што пад Брэстам, да роднай і мілай матулі. Тэта песня вяртае да шчымлівай памяці пра мясцінкі, з якіх адкрыва- ецца чалавеку свет:

Снягі і зоры за акном,

Заснулі ў хаце ўсе даўно,

Бярозка юная галлём

Паціху стукае ў акно.

А ты плывет у белы свет...

Сінее плынь тваіх вачэй...

I найдалейшая з планет

Сяла суседняга бліжэй.

Кожнае слова як бы спецыяльна адрасавана касманаўту. Ён да-лёка ад дому, ад Зямлі, а сэрцам — з бярозкай ля акна. Чуе шум лясоў. У думках бегае шляхамі маленства. I сніцца яму бярозкі дзіўнае святло. Усё тэта па нябачных дратах памяці перадала ў космас ме¬лодыя Ігара Лучанка. Дык чаму не касмічная песня «Бярозка»?

Тэма космасу ў свой час захапіла Ігара Лучанка. Ён напісаў цыкл музычных навел «Сын Зямлі» і прысвяціў іх зоркавым бра- там-касманаўтам. Светлыя, узнёслыя мелодыі пераносяць слуха- чоў то на касмадром Байканур, то ў Зорны гарадок, то на Сма- леншчыну, дзе пачынаў свой касмічны ўзлёт Юрый Гагарын, то ў беларускія вёскі Камароўка і Белае, дзе нарадзіліся нашы касма- наўты Пётр Клімук і Уладзімір Кавалёнак.

3 той пары Ігар Лучанок і сябруе з касманаўтамі. У яго юбілей у жніўні 1998 года, з Зорнага гарадка прыляцела тэлеграма:

«Паважаны Ігар Міхайлавіч, прыміце шчырыя віншаванні ад лёт- чыкаў-касманаўтаў Цэнтра падрыхтоўкі касманаўтаў. Дзякуй, што сваімі песнямі вы пастаянна натхнялі нас, стваралі настрой, вучылі адданасці зямлі, патрыятызму, надавалі жыццёвай энергіі. Шчыра ўдзячны вам за талент, мэтанакіраванасць, апантанасць. Жадаем далейшых творчых поспехаў і моцнага здароўя.

Ваш сябар Пётр Клімук».

Уладзімір Ліпскі. Басанож па зорках. Пра вядомага і невядомага Ігара Лучанка. Мн. Беларусь. 2000

***

КАКАЯ ЖЕ ТЫ, ВЕНЕРА (1966)

И. Лученок, М. Ясень, Песняры-2010

Какая же ты, Венера,

Туманная и неясная

И верю я, и не верю,

Что ты такая прекрасная.

Хожу под твоими окнами,

Брожу всю ночь неприкаянный

Беседую я со звёздами

И думаю всё, какая ты.

И знаю я, и не знаю,

Тебя, моя черноокая

Всё думаю – ты какая,

Мне близкая, или далёкая.

Чтоб стала ты мне единственной,

Чтоб я не любил украдкою

Нельзя тебе быть таинственной

Должна ты не быть загадкою.

*****

АЭЛИТА

Музыка Владимир Мулявин, стихи Борис Штормов, вокал Леонид Борткевич, запись 1974 года.

Даль прозрачною синью налита,

Блещет радуга добрым огнём.

И, как музыка, Аэлита

Тихо светится в сердце моём.

Я хотел и на миг, и на вечность

Этой музыкой Землю обнять.

В ней и звёздная бесконечность,

И пронзительная благодать.

Припев:

Аэлита, Аэлита...

Наплывает шёпот звёзд.

Аэлита, Аэлита...

Ты виденье светлых грёз.

--вокализ--

Мне тебя не придумать другою,

До кровинки земная любовь.

Это счастье – быть рядом с тобою

И смотреть на тебя вновь и вновь.

Вся любовь моя в вечность отлита

И горит незакатным огнём.

Словно музыка, Аэлита

Тихо светится в сердце моём.

***

Произведения композитора Евгения Глебова — на тему фантастики.

***

Л. Борткевич до "Песняров" играл в ансамбле, названном по рассказу Рэя Брэдбери "Золотые яблоки Солнца".

***

Песняры — Послушайте, Сын Земли, До третьих петухов, Будочник

Много лет волнует пытливые умы загадочная катастрофа, происшедшая 30 июня 1908 года в районе Подкаменной Тунгуски. Что же взорвалось – метеорит, комета, инопланетный корабль? Гипотез существует множество. Но не так много людей, которые пытались понять причины явления исследуя непосредственно район катастрофы. И первым среди них был Леонид Алексеевич Кулик (1883–1942) – известный минералог, организатор метеоритных исследований в СССР, в биографии которого есть и страницы, связанные с Витебском и Беларусью.

Л.А. Кулик после возвращения из первой экспедиции на Тунгуску, 1928 год.

Леонид Алексеевич родился в г. Дерпте (сейчас г. Тарту, Эстония) в семье земского врача. В 1903 году он окончил с золотой медалью гимназию и поступил в Петербургский лесной институт. Карьеру молодого человека прервала служба в армии, а затем в 1910 году ссылка за революционную деятельность в Миасс (сейчас Челябинская область). Там Кулик устроился помощником лесничего и в 1911 году принял участие в экспедиции академика В. И. Вернадского. Вернадский обратил внимание на талантливого и энергичного работника и помог ему устроиться в Минералогический музей Академии наук в Петербурге.

Во время первой мировой войны Кулик был мобилизован и смог вернуться к работе в Академии только в 1918 году. Тогда же Леонид Алексеевич впервые занялся метеоритами. Стараниями ученого, в 1921 году при Минералогическом музее был создан Метеоритный отдел, объединивший вокруг себя значительное число любителей естествознания. Возникла сеть наблюдателей по всей стране, от которых стали поступать многочисленные сообщения о болидах, падениях и находках метеоритов [4].

Витебскими корреспондентами Метеоритного отдела стали члены секции мироведения Витебского окружного общества краеведения. Документы о деятельности этой организации, письма и отчеты Л. А. Кулика сохранились в Государственном архиве Витебской области.

Мироведческое движение ставило перед собой задачи распространения естественнонаучных и физико-математических знаний и проведение в этой области научных изысканий. В 1909 году было создано Российское общество любителей мироведения (РОЛМ). Первой мироведческой организацией в Витебске стал астрономический кружок при бывшей гимназии Неруша, возникший в 1918 году. В 1919 году было создано Витебское отделение РОЛМ, работавшее в начале активно, но в 1921 году закрывшееся. Все же деятельность астрономических кружков не прекращалась, и 8 августа 1924 года был создан кружок любителей мироведения, который 23 ноября того же года образовал секцию мироведения в составе Витебского общества краеведения. С этого времени еженедельно устраивались собрания секции, на которых читались научные доклады, преимущественно по астрономии [8]. Велись работы по созданию любительской обсерватории. Примечательны попытки выпуска собственного периодического органа: в 1919, 1920 году вышло два номера рукописного журнала «Мироведение». В 1924 году готовился к печати журнал «Витебский мировед». Результаты наблюдений членов секции неоднократно публиковались в ленинградских изданиях РОЛМ. Среди активистов движения: Борис Семевский (председатель секции), Борис Угорец, Наум Фрейдзон, Зинаида Аптер, Антон Бродовский. Всяческую поддержку мироведам оказывал и выдающийся белорусский краевед Николай Касперович, в те годы работавший инструктором Витебского отдела народного образования [2, л. 114].

Наблюдения членов витебского кружка любителей мироведения часто публиковались в печати. Например, журнал «Наш край» (1926, №4–5, С. 35) поместил на своих страницах рисунок пролета болида. Издание пишет, что полет наблюдала в Витебске член Витебского окружного товарищества краеведения З. М. Аптер: «Проходя по мосту 4-го декабря 1925 г. я заметила в 5 часов 50 минут полет болида в районе созвездия Auridae. Место, где появился болид: 2=82,5 град. б=30,0 град.. Место, где исчез 2=61,9 град., б=43,7 град. Яркость болида: 5 з. величины. Протяженность полета – 10 сек. След был виден 7 сек. Цвет болида – золотистый со спектральными оттенками».

продолжение https://www.ufo-com.net/publications/art-...

21 мая отмечается Международный День Космоса.

В Государственном архиве Витебской области на хранении находятся документы Витебского отделения Русского общества любителей мироведения, кружка «Мироведение», кружка любителей мироведения имени А.А. Чикина, астрономического кружка 6-й трудовой школы, секции мироведения Витебского окружного общества краеведения. Означенные общества занимались наблюдением за астрономическими объектами, готовили научные работы, проводили лекции.

В 1925 году секция мироведения получила информацию о падении крупного болида. Представляем вашему вниманию документы, рассказывающие о метеоритной экспедиции, призванной отыскать фрагменты небесного тела. Более подробно об этом событии рассказывает статья Валерия Шишанова «В поисках “белорусского дива”» https://www.ufo-com.net/.../art-11522-sen...

1. Памятка корреспондентам метеоритного отдела для наблюдения болидов и отдельных метеоров. 22 ноября 1924 г. ГАВт. Ф. 967. Оп. 12. Д. 4. Л. 31.

2. Протокол осмотра предполагаемого места падения болида. ГАВт. Ф. 967. Оп. 12. Д. 4. Л. 111.

3. Протокол совещания секции мироведения Витебского окружного общества краеведения о работе метеоритной экспедиции. 14 февраля 1925 г. ГАВт. Ф. 1947. Оп. 1. Д. 10. Л. 13 – 13об.

<iframe src="https://www.facebook.com/plugins/post.php..." width="500" height="714" style="border:none;overflow:hidden" scrolling="no" frameborder="0" allowfullscreen="true" allow="autoplay; clipboard-write; encrypted-media; picture-in-picture; web-share"></iframe>

Михаил Константинович, со своей женой Натальей Ивановной, доче- ки Мавра, вы познакомились в Московском авиационном институте, ого не приходилось пересекаться?

Приходилось. В своих воспоминаниях она пишет, что когда-то, когда • писателей проводили Новогодние елки, она увидела белокурого мальчи- рый стоял, заложив руки за спину. Отец подвел ее и сказал: «Смотри, это про прыгоды которого мы читали». Вот так в первый раз мы увиделись. :е, я ее встречал в Войсковом переулке, по которому она ходила к своей А так знакомства, конечно, не было. Познакомились только во время А Московском авиационном институте.

Как это произошло?

Она поступила в Московский авиационный институт в Алма-Ате, а я — нте в Воронежский, потом перевелся в Москву. Однажды, приехав в Минск, Тыла здесь свой пропуск. Пропуск играл очень важную роль, посколь- ут имел статуе режимного. Янка Мавр узнал, что я собираюсь ехать зу. И они договорились мне позвонить, чтобы я передал пропуск. Я посмо- списание. В пропу ске были указаны группа, 3 курс. По расписанию нашел гию, спрашиваю: «Федорова есть?» Тут выбегает худенькая, тоненькая А на фотографии в пропуске полное такое лицо. Довольно-таки красивое, ел — она не она? Единственное что сказал: «А на фотографии вы краси- гі\. что там — семнадцагь или восемнадцать лет было, может, девятнадцать, мать такое. Это, конечно, ее задело. А потом мы встречались в чертежном I столовой. Иногда она делала вид, что не замечает меня. Потом решили вме- _ть в Минск на каникулы. И тут уже решили соединить свои судьбы. Брак трировали в Москве.

Как хорошо вы знали в то время творчество Янки Мавра и как относились?

3 то время я не знал, что Янка Мавр перевел «Приключения Тома Сой- белорусский язык. Эту книгу я приобрел и с большим удовольствием .ал. А так я читал ряд его произведений. Наибольшее впечатление произ- юнечно, «Палескія рабінзоны» и «Амок». Тогда еще не было одного из х его произведений — «Шлях з цемры». Автобиографическая повесть, нечно, в юношеские годы приключения Мирона и его товарища Викто- таком вот острове воспринимались с чрезвычайно большим интересом, грирода, наши места — и такие события. Тут описаны и звери, и птицы, .гния, и трибы. Сложные условия, в которые попали эти два паренька. Это, о, не только у меня, у большинства читателей вызвало огромный интерес, того, как появился фильм по этому произведению... Это рассказывал актер

Алексей Слесаренко, который играл роль Мирона — в городе идет по ул>: узнавали сразу: Мирон, Мирон пошел! Это свидетельствует о том, что ВЕ было колоссальное. Конечно, как приключенческая повесть, она болып оставила в душах наших людей, более того, у многих возникло желание куда-то поехать, где-то попутешествовать. А в общем-то эта повесть вс не случайно. В молодости Янка Мавр очень увлекался приключенческой турой. Перечитывал Даниеля Дефо, других. К тому же его мечтой с юнс лет было — проплыть по всем крупным рекам мира. Именно в молоды: закладывался интерес к разным странам. Книги тогда доставать трудно сы: то, что доставали, читали и перечитывали. Ну, а роман «Амок» построен тичееком материале. Серьезная работа. Но наибольшее впечатление пр произведение «Шлях з цемры».

— Как произошло ваше знакомство с ним самим, какое было вп ние о нем?

— В общем, я и раньше встречался с Янкой Мавром. В гостинице. «Якорь», году в 43-м или 44-м. Спрашивал отца. Потом, конечно, познако: Я б не сказал, чтобы были близкие отношения, так как я был занят своим» ми, он — своими. У меня была учеба, потом — работа, а работа тогда тр не только восьми часов, гораздо больше. Времени оставалось мало. А V надо было уделить время на подготовку к соревнованиям, на охоту, рыбал рождения тогда отмечали очень скромно, в семье. Позже я к его дню рс собирал сморчки, супруга их готовила, и с ними ехали к Ивану Михан Ну, а в последние годы, когда он ослеп, я приходил еженедельно, читал «Крокодил» (он юмор любил), газету «За рубежом». А так, сказать, что обсуждения каких-то вопросов — особенно не было. Были такие, бытоь тем не менее, надо отметить, что у него были очень глубокие взгляды к ствующее. Благодаря пытливости, благодаря развитым интеллекту и Например, перед войной он видел, что она вот-вот начнется, видел неизбе войны. Многие вопросы он осмысливал по-философски глубоко.

В своем творчестве, в повести «ТВТ», он старался повлиять на м: в направлении добропорядочности, аккуратности, возможности помочь людям, умению что-то сделать самим, научиться у других. Эта, по сути, гическая линия продолжалась у него до конца жизни. Он был опытный хороший психолог, он понимал, что нужно детям. У него занимался Сапп нов, который потом сам стал писателем, он с ним подружился. Занимал ятель моего старшего брата Виталий Филиппович, потом он и моим пг стал, у нас разница 12 лет, но когда повзрослели,- мы подружились, г позже рассказывал о Янке Мавре как об учителе. У него прозвище было к Мало кто знает, может, и никто не знает, что он приходил всегда расхрнг и тут же начинал занятия. Занятия он проводил таким образом, чтобы з совать, дать гораздо шире материал, чем по программе. Вот оттуда и его писательская деятельность, когда он увидел тягу молодежи к неизве к географическим открытиям, к миру.

Вообще, в мои детские годы был книжный голод. Сравнить сейчз богатство литературы и передач по телевидению. Тогда об этом мо: только мечтать.

Как-то принес мне брат книжку без начала и без конца. Только потом ш что это был, кажется, Купер. Книжка была затасканная, обтрепанная. * было большое у юношей узнавать все новое, необыкновенное. И Яны «пользовался» этим, конечно. Очень удачно. Большая заслуга его в том, ч~< поколение было приковано к чтению. Ну, он много брал из энциклопедий была богатейшая библиотека в Минске.

Дочка его рассказывала, что дома он приучал детей к порядку: уш то — подними, на дороге камень — убери, если видишь где-то непст поправь. Вот такая воспитательная работа продуманная.

>.у же он был шутник, много было шуток, розыгрышей, никогда не повышал голос. Если назревали какие-то ссоры между детьми, — осаживал: пока не помиритесь — сидите. Дочь Шуру запирал в клеть на к.; Она немного истеричная была. Пока не перестанешь кричать — сиди. * .г тему сыну Федору применил такой прием. Тот способный парень был к.’.я с пацанами на улице, перестал учиться. Янка Мавр собрал рюкзачок, твои вещи, если ты не хочешь учиться — иди зарабатывай себе на жизнь Гсмешь, придешь — я тебя приму. Тот вышел, ходил, ходил, стоял у дома, му: иди к своим товарищам, пусть они тебе помогают. Федор пришел отец, я буду заниматься. И вырос в доктора, академика, способный , : .-п человек. Я с ним хорошо был знаком.

То есть Янка Мавр семьянином был хорошим, по крайней мере,

I

1т! Он был заботливым человеком. Но... Тут ведь такая ситуация... После тэ: его лишили права учительствовать, после учительского съезда в шестом с. пришлось искать заработки. Кто-то посоветовал ему отца Федора у дочери которого была целая куча детей, четыре или сколько, и которым :ыл учитель. И он поехал туда учительствовать. Учил этих детей. При- х младшему Мише. Потом у Варвары, матери этих детей, умер муж. Ну вопрос, что делать дальше. Она ему сказала: быть молодому человеку ше вдовы, незамужней женщины, не положено. Решай: либо ищи работу, гчлеь. И он пожалел детей. Женился, по сути, «на детях». От этого брака годились Федор, Арсений и Шура. А когда они приехали в Минск, когда г- Федоровна умирала вскоре после рождения Шуры, девушке, которая г>_'2 (она увидела, что та очень добрая была), она сказала: я скоро умру, ты змуж за Ивана Федоровича, только дай мне слово, что будешь смотреть 51 детьми. Та убежала сначала. А потом, когда время прошло, согласилась, тела за этими детьми, как родная мать. А когда родилась ее дочь, моя . Наталья, она даже вела себя таким образом, что все лучшее отдавала тем .! когда были какие-то нападки на младшую, она никогда ее не защищала, -е обидеть других. И эта девочка, которая видела, что ее мать к ней так г ;я. что ей достается худшее, решила покончить с собой. И в это же время мать. Может, заподозрила, что с девочкой что-то неладное. И объяснила кхмаешь, это не мои дети, я не могу относиться к тебе лучше, чем к ним, ни не обиделись, пойми меня. Ну, и та поняла. Но, тем не менее, если г: Федор относился к ней более менее хорошо, то Арсений ее не замечал, вообще ненавидела. Вот возникла такая неприязнь. Как она сформирова- его знает. Может, из-за того, что у этой девочки родная мать, а у них нет. сыграть роль тот факт, что она была самая младшая, и отец ей больше внимания. Этот фактор тоже мог. быть. Отец брал ее на руки, когда она *2Я была. И вот сложилась такая ситуация: Арсений и Шура были яро кны против этой своей сестры. И даже, когда они приезжали, Иван Михай- ' гросил Наталью не приходить к нему. Он звонил ей и говорил: они прйеха- хлал трубку. А потом звонил и говорил: отбой. Тогда она приходила. Они что когда они приезжают, ее никогда нет. И возникали какие-то разговоры '.иском уровне, что она не смотрит отца. Конечно, у Натальи были обиды.

ей как-то сказал: «Я ничего не могу поделать с их звериной ненавистью ■ И он переживал, конечно. Когда дети начинали ссориться, он не шумел, г молчал. Переживал. А у меня отношения с ним были хорошие.

А с возрастом потеплели ли отношения между детьми?

Нет! Наоборот, ухудшились. Тут, может, вина и Янки Мавра в том, что :оеил меня, не своего старшего сына Федора, очень занятого, после того, ерла его вторая жена, чтобы деньги, которые имелись на книжке, перевели I. а я ему буду, когда он позвонит, привозить по 150—200 рублей. Его это «•зло. Он знал, что я его деньги никогда не возьму. Но они-то думали иначе, 

КАПУСТА, СПИРИТИЗМ И ВСЕ РЕКА.

думали, что Наталья все эти деньги себе заберет. И это уже потом проясни когда приезжала племянница и спрашивала, что там было с этими кни* Может, и этот фактор повлиял на их отношения. И потом, когда разгоре.ттч скандал у них, Иван Михайлович пригласил меня И старшего сына, спрос:-.:: я буду делать с этими деньгами, если он случайно помрет. Я сказал, что поп по закону: каждому четвертая часть. Федор тут стал что-то возражать. I: деньги перевел на него, снял и отдал тут же. Наверное, они потом узнали с ! ■ потому что Щура, в конце концов, приехала сюда последний раз, попроси решения придти, с Натальей поговорить. Наталья приняла ее. Шура йзві за всю ту гадость, которая творилась, сказала, мол, я виновата. Наталья :і ла: я на тебя зла не держу, что было, то было, давай забудем. И она впери поцеловала за это.

Да, что еще было. Поскольку старший сын подрастал, Наталья пропис: в квартире деда. Была трехкомнатная квартира. Там внук не жил. Это тоже я ло страшную реакцию. Но ведь никто из них в любом случае не. мог пс: эту квартиру, потому что имели свои в Москве. И Шура, и Арсений. А пг« в Минск и так получить невозможно было. И вот появилось письмо в Союзов телей. Подписанное Арсением. Мол, в квартире Янки Мавра проживает ронний человек, прошу принять меры. А этого ничего не было. Когда при письмо Янке Мавру, он увидел почерк Шуры. А подписалась она Арсение

Я вам скажу, Янка Мавр несколько раз вспоминал их деда Федора, отпт- \ ри. Он страшно жадный был. Умный, очень умный, но жадный. Единст на что он не жалел денег — на книги. На книги давал сколько угодно. I! Мавр тогда пользовался этим. Приобретал книги, сам читал, детям читал, мо, какие-то черты деда передались этим детям. И Федор такой был. X.' и академик, но рассчитывал всегда все до копейки. Более того, я хранил: сберегательную. Осталась еще одна сберегательная книжка где-то в издате:

И Федор мне прислал письмо и эту книжку в конверте, чтобы Наталья ПІ ла половину, а половину отослала Арсению, и что они с Шурой уже пот* Я посмотрел, а там 21 рубль 47 копеек. И что это такое? Чтобы моя шла получать эти 10 с половиной рублей? Я написал, что эта сумма пор: делится. И оставил эту книжку у себя. Она и сейчас где-то лежит. А онг і так, как положено. Вот такой он педант и законник был. А по сути дела, ак ку за какими-то 13 или 15 рублями в сберкассу идти... Для меня это абссз непонятно. Но я знал его слабости. Когда он развелся со своей супругой к нам пришел, Наталья его приняла, потом его на дачу пригласили. ПОЕ что у него страшный стресс. Был подавлен жутко. Нужно было каким-т: зом отвлечь его от этого. И тут сестра сделала для него очень много. Я, к:ч ничего против не имел. Тем более, я его очень уважал как ученого. А кт' его выверты я не смотрел: ну, бывают у людей слабости. Важно видеть главное. Самое главное у него, конечно, было наука. Человеческие и профессиональные не всегда совпадают.

— В доме Янки Мавра, когда росли дети, в 20—30-е годы, был*' довольно сложная ситуация?

— Нет, тогда еще было более менее. С ними он тогда управлялся поступил в аспирантуру, в Ленинград уехал. Шура поступила позже, м в Ленинград учиться в электротехническом институте. Арсений бегал, Е:І бил, на трубе играл, не занимался. В детстве собак гонял. Отец почему-т: любил Арсения. Был у них страшный скандал. Надо было Арсению физик;- сдавать, а он не готовился, двойку получил. Потом Федор вообще отказал л I нимать у него экзамен. Еле уговорили его, и Арсений по шпаргалке ЕЛ сдал. Федор как физик и как педагог очень упрямый был. Когда вопроса серьезные, он от своих принципов не отступал. Хотя и неправ нередко " Неправ в отношениях с отцом. И были случаи, два раза, когда мы, по с\т: уговаривали Ивана Федоровича простить его. А он: «Видеть его не могу.

СПИРИТИЗМ И ВСЕ РЕКИ -МИРА

злжу попика Федора, такой же он!» Ну, если тот не соглашался с отцом. :? такой был, уж если что-то отстаивал, то до конца. Не переубедить. Отца нечно, сердило. Чуть ли не ненавидеть начинал: Не хочу видеть его! Чтоб ■: его здесь! Мы говорили: «Иван Михайлович, вы же поймите, он же :н ученый, он видит только свое. Надо прощать». Мы с супругой, по сути, І их заочно. Так что не все просто у него было в семье.

Много ли у Янки Мавра было среди писателей друзей?

Да! У него было много друзей! Он страшно за них переживал. За аре- :гых. погибших в 30-е годы. За Змитрока Бядулю, который умер где-то лбинске. За семью Шинклеров. Наталья писала, как в доме обсужда- лла началась война, что с семьей Бровки, где семья Лынькова. Кстати, :ясал потом повесть, изменил только имена, о гибели супруги Лынькова пьчика. Кто-то выдал их немцам, какой-то паразит, они в деревне были, гой Шинклером, сыном писателя Хведоса Шинклера, учился в одном Его потом забрали в армию, и он погиб. Отец узнал, и тоже пошел ас, и тоже погиб.

очень дружил с Сашей Мироновым, который, по сути, из-за его про- йешй о далеких странах, пошел в матросы, плавал много лет, участвовал ■К. Пришел и рассказывал разные истории. И Янка Мавр ему сказал: зна- 75: так хорошо рассказываешь, возьми да положи это на бумагу. Тот стал р вначале мелкие произведения, затем более крупные. Он часто приходил йе Мавру советоваться. К нему много людей приходило, р. тут еще вопрос, почему его не посадили, когда посадили девяносто ргггов писателей. Он получил повестку, пришел к следователю. А когда р-лось, что Иван Федоров это Янка Мавр, любимый писатель следователя, р сказал: идите спокойно, не беспокойтесь. А вообще Янка Мавр ждал р. И только благодаря тому, что следователь оказался его поклонником,

Р-езь тяжело ему пришлось в эвакуации в Алма-Ате. Возраст 60 лет, здоро- рюхое, на работу никто не берет, средств к существованию нет. Еще в Мин- р должен бьш получить гонорар довольно крупный, тысяч восемь. В театре дасъ к постановке его пьеса «Балбатун». Она была опубликована где-то году, не помню в каком журнале. Простенькая такая. И за эту постановку тались деньги. Он пришел, это было в субботу, получить их. А в кассе и: «У нас остались только мелкие купюры. Приходите в понедель- А з воскресенье началась война. И они без гроша, собрали какие-то вещи, т пару отрезов взяла, которые он из Белостока привез, немного продуктов, шшй. Впрочем, Наталья об этом написала в воспоминаниях.

— Как Янка Мавр относился к советской власти, что принимал, что — 2 разговорах какие-нибудь оценки проскальзывали?

— Ну, понимаете, непосредственных таких прямых разговоров не было, что вообще говорить на эту тему... Многое он не принимал. Но он при¬вал то, что шло обучение, что была возможность читать. Это, конечно,

• :г завоевание. Здравоохранение. Все-таки оно было доступно. Ну и виде- ‘ :о-то перспективу, жизнь улучшалась, как бы то ни было. Где-то после жизнь пошла на улучшение. Хотя были, конечно, моменты, с которыми :ыло примириться. В первую очередь, это, по сути, геноцид интеллиген- : сейчас мы приходим к осмыслению, почему так было. Потому что люди, мыслили и видели недостатки советской власти и той линии, которую были не нужны. Нужны были такие, которые слепо шли тем курсом, ч%: вела партия.

Что еще вы можете бы рассказать о Янке Мавре?

Еще он мне довольно много рассказывал о том, как они занимались спи- :м, вызывали духов. У него была толстая общая тетрадь записей, что было ;ах. Кого только не вызывали: и Наполеона, и Толстого, и Васко да Гама,

и Бальзака, и прочих. Собиралась компания. Расстилали лист, ставили ко... Вечером садятся, человека три-четыре, пальцы на блюдечко. «Чей ду вызывать?» Ну, допустим, Северянина. Кто-то должен быстро запи: И вот после разговора с духом Северянина получилось стихотворение Мавр понес его по редакциям, мол, попалось стихотворение, чье бы он; быть? Ему говорят: да это похоже на Северянина.

Он ведь не верил ни в духов, ни в чертей, но его интересовал механш' все это получается. И он пришел к такому объяснению, что у человека быть мощная энергия. Как-то пришла Евгения Пфляубаум, и ее попросил! нуться до блюдечка — оно как завертелось! Янка Мавр считал, что, по¬му, знания людей, которые участвуют в сеансе, каким-то непонятным передаются сюда. Он специально задавал провокационные вопросы с: И «духи» путались. Он считал, что это происходит из знаний самих у- щих. В тридцать восьмом он сжег эту тетрадь. Мало ли что могли бы пр если б нашли ее.

Мавр всем интересовался. Где только что появлялось, в том же «Знания — сила», его все интересовало.

О детстве разное рассказывал. Поймал он как-то лягушку, палку взял ка прыгнет через палку, а он ее назад, она прыгнет — назад, прыгнет Долго возился. Потом она раскрыла рот, да как прыгнет на него. Он пере и ходу дал. Я ему тоже рассказал о похожем случае, как меня сом за р; сил. Я тоже баловался. Поймал такого сомика, килограмма полтора, в балею — корыто для свиней. Возьму его за спину — выскальзывает, в: выскользнет, я его тягал-тягал, он выскользнул, да хвать меня за пальцы* перепугался...

Когда он потерял зрение, я приходил, старался развеселить, рас:і истории выдуманные, невыдуманные, анекдоты разные.

Он, конечно, был шутник. Супруга моя говорила: у тебя больше с моим отцом, чем с твоим. По характеру. Это ее слова. Как-то я на КВН это было накануне 8 Марта, и предложил: давайте переоденемся в женску ду. Условие конкурса было: мужчины против женщин. Я достал пари И фотография осталась. Я рассказал ему об этом, а он как расхохоч знаешь, я в молодости тоже переодевался, и мужчины за мной ходили,.

В молодые годы, конечно. Лицо у него было хоть и осповатое немножко, ственное. И подвыпившие мужики приставали к нему, как к женщине.

Вот Наталья написала, как он разыграл академика Горегляда на даче новичах. Ходил, поливал участочек леса, к которому примыкала дача. А Г ведь почвовед, говорит: ну, что, писака, делаешь? — Вот, хочу, чтобь выросли. Тот рассмеялся, говорит: никаких грибов не будет. Ну, пос И как только Горегляд приедет — опять поливает. Ну, а потом попросит. хлопчика, чтобы он принес парочку боровиков. И прикопал эти боровика приехал Горегляд, а он ему: Христофорович, идите поглядите. Тот — чт; Увидел и пришел в изумление: ну, никогда бы не поверил, что такое можг* А через несколько дней Иван Михайлович признался, что пошутил. И т стал с ним разговаривать, Так обиделся.

Вот, так бывает. Такой был.

— Пришлось ли ему в свое время выбирать, на каком языке лис русском или белорусском? Почему он выбрал белорусский?

— Ну, он же, по сути дела, школьный учитель. Начинал на белее; языке и пострадал из-за этого. Принимал участие в учительском,съезде у него вначале было и на русском языке. А так, видимо, все-таки, чте ближе к своему народу. Хоть в семинарии и на русском обучали. Тогд; районе» сплошь по-белорусски говорили. Это в городе все чиновник! русские. В 1880-е годы прислали 150 тысяч чиновников всех рангов из Тут, по сути дела, никто из своих не имел права занимать посты. О:

-ыжов до губернатора. Они, конечно, проводили ассимиляторскую рабо- I •:-род-то в деревнях пользовался белорусским языком. А это больше чем :то процентов.

:ути, потеря языка — это колоссальная потеря, в языке отражен харак- :да.

— А вот в семье Янки Мавра...

г- Тнка Мавр говорил только по-белорусски! Ну, а в семье... Дочка училась кй школе, в четвертой. Потом мы учились в институтах... Я заканчивал к::-:те русскую школу, а в Минске занимался восемь классов на белорусском Университетское образование тоже частично шло на белорусском языке, > — на русском. Потому что по многим дисциплинам приглашали специ- н из Москвы, из Ленинграда. Кое-кто из них освоил белорусский язык, как іамотйн, ну а остальные, конечно, нет. Дома с ним мы говорили на бело- ! языке. Сказать правду, я в то время не обращал на это внимания.

Как Якуб Колас относился к его творчеству?

: дзете, он особенно не высказывался. При мне, по крайней мере. С ним-то ;ечно, беседовали. С глазу на глаз. Когда встречались в довоенные годы, с писателей. Там были частые вечера, встречи. А такой оценки я просто не г помнить. Во всяком случае, отрицательного ничего не было.

Какие у них были взаимоотношения?

В общем-то достаточно теплые... Вообще Янка Мавр высказывал свои з лицо, а многим это не нравилось. И поэтому у него были враги, них — Лужанин, который был близок к Коласу... И более того, когда они ежовым писали сценарий «Першыя выпрабаванні» по произведениям У палесскай глушы», «У глыбі Палесся», так они вывели Янку Мавра Тадорика, который спился и в кабаке на скрипке играл. А вообще они, ?:ты, конечно, до безобразия — по мотивам, по мотивам... Ввели эту гонерку, которая там ни к селу, ни к городу, сцены были придуманные. Ечзр даже хотел написать в газету — это было при мне — по поводу этого Не по поводу Тадорика, а по поводу искажения текста. Но мы его отго- Гут было другое, конечно. Тогда за сценарий, написанный по произведе- :а одна плата, а если вносились изменения — намного выше. Это тоже ■и фактор, которым пользовались. Так ведь если б улучшили — то и слава г: ведь, когда смотришь, того шарма, который есть в повестях — нету, ■о очарования. Это передать трудно, но все-таки можно...

Беседовала Наталья КАЗАЛОЛЯНСКАЯ.

'т^СиуНь.

«Капитану наших

первых странствий» —130!

11 мая 2013 года исполняется 130 дня рождения известного белорусского да го писателя Янки Мавра (Ивана Мйхаі на Федорова). Творчеству этого талаг художника слова и педагога посвящеи* научных монографий: «Віднейшы бе.ц дзіцячы пісьменнік» М. М. Бареток і ] «Янка Маўр. Жыццё і творчасць» М. Б. Е( вой (1960); «Дед Мавр» А. Миронова (.-д ском языке, 1979); «Чалавек з крьцтата тазіяй» П. Рунца (1979), монография Э.І ревич «Янка Маўр» (1983), переиздав ■ 120-летию со дня рождения писателя в 2С<'| а также основательная статья В. П. Журі в «Гісторыі беларускай савецкай літарет^ двух тамах» (Т. 1, 1965) и большое кол статей писателей и литературоведов. П| ней основательной публикацией о Я.: стала статья Э. С. Гуревич в новой «Га беларускай літараіуры XX стагодцзя: > (Т. 2, 1999). Принципиально нового прсч Э. С. Гуревич здесь не дает, потому что вышедшая монография позволила еа сать выразительный, исчерпывающий литературный портрет писателя, опре его место, роль и значение в развитии белорусской прозы, аргументам и глубоко раскрыть своеобразие его произведений.

Книга Гуревич среди пяти других монографий по Мавру выделяется иля литературным контекстом, в который включено творчество писателя, ток лизом идейно-образного содержания произведений, оригинальностью мылд В заслугу автору работы нужно поставить и использование неопубликг материалов из архива Янки Мавра с разрешения сына писателя акаделс БССР Ф. И. Федорова, что дало ей возможность почувствовать и то, что о.ч за строками Янки Мавра, но волновало и тревожило его душу. Время, коне1: наложило отпечаток и на эту, считаю, очень серьезную и квалифицированную ту, однако следует отметить, что партийность не уничтожила ее основагел.1 и весомости высказанных идей. И несмотря на то, что сегодня многие прея ния Мавра открывают читателю свои новые грани, могут быть прочитаны не» ко (а то и коренным образом) по-иному, актуальность работы не уменьшает Современное литературоведение еще не пересматривало творчество Имя «капитана наших первых странствии», как назвал Янку Мавра исс: тель его творчества Я. Зоммерфельд, по-прежнему ярко светит на родном .т турном небосводе. Талант основателя' научно-приключенческого жанра в прозе до сих пор остается уникальным: белорусская литература так и не • своих новых Жюля Верна, Майн Рида или Фенимора Купера, хотя в нов летии и появилось несколько замечательных произведений приключен-

_ Среди них: повести Андрея Федаренко «Тры талеры» и «Афганская ха», Егора Конева — «Новыя палескія рабінзоны» (название последней нпгт на связь с повестью Мавра).

: эизведения Янки Мавра удивляют своей богатой фантазией, познаватель- ..териалом, умением найти яркое, героическое, невероятное в жизни. Никто : русских писателей не рискнул показывать разнообразный растительный ■“Гтный мир далеких заморских стран, рассказывать о жизни обитателей ■■ Гвинеи,' Индии, Явы, Огненной Земли, не побывав там. Мавр же, скла- :::я впечатление, не только бывал в тех местах, но и жил там достаточно Так убедительно, со знанием дела, написаны его повести «У краше рай- тушкі» (1926), «Сын вады» (1927), роман «Амок» (1928), многие рассказы. -:-:м читатели 1920-х годов, как свидетельствуют исследователи, считали ученым-путешественником вроде Миклухи-Маклая, бывалым моряком ^титаном дальнего плавания.

Творчество Янки Мавра наложило отпечаток на наше восприятие Огненной Новой Гвинеи, Индонезии, Китая, Цейлона, чудесного Неаполя. Его пове- л называемого майн-ридовского цикла «У краіне райскай птушкі» и «Сын з современного читателя привлекают своим гуманистическим звучанием, г;[деть в каждом человеке человека.

і наше время, когда художественной литературе не хватает страстной ■ ценности к прекрасному, к идеалу, когда в ней постепенно затухает пафос -ГАЯ тайн и загадок жизни, романтики невероятных приключений и путеше- творческое наследие Янки Мавра приобретает особую значимость, так как гному читателю широкий кругозор, очень важный и нужный опыт, примеры .тва, которое помогает в трудных ситуациях находить выход из положения, хевляет на сопротивление злу.

.Угодняшняя литература для детей все больше и больше забывает о своей зательной и воспитательной миссии. И тем более ей чуждо стремление ліям, что так характерно было для творчества Янки Мавра, который забо- : том, чтобы его юный читатель был в курсе последних данных науки. Ггавда, не все из творческого наследия Янки Мавра видится в наше время . ечным и не вызывающим сомнения. Сегодня, когда закончилось господство чз, некоторые его произведения могут вызвать определенные сомнения.

'сто юному читателю и сегодня дороги повести «Палескія рабінзоны» (1929)

ГВТ» (1934), которые учат мужеству, любви к родному краю, пристальному

_нню ко всему, что происходит рядом, умению видеть романтику и в близ-

• толках родной Беларуси. Вот как автор говорит о героях повести «Палескія : оны» Мироне Божко и Викторе Коляге, студентах техникума, захваченных тгикой дальних странствий: «Марыш пра пальмы, джунгаі, а не бачылі добрай

якая была за некалькі дзесяткаў кіламетраў ад іх. Уяўлялі сабе розныя •нні на тьпраў, сланоў, ільвоў, а вавёркі на волі не бачылі. Марылі пра мора, л. а не бачылі вялікага возера, якое ляжала за кіламеграў дваццаць ад іх.

•' краязнаўчым гуртку яны даведаліся, што на Беларусі наогул, а ў іх раёне

•_.за, ёсць шмат куткоў, не горшых ад заморскіх. Ёсць пушчы не менш ціка-

тымся далёкія трапічныя лясы. Ёсць азёры і балоты, якія ўвесну робяцца

Ёсць звяры, якія радзей сустракаюцца на свеце, чым сланы і тьпры».

• ГТалескія рабінзоны» относятся к тем произведениям, которые при всей

• занимательности, приключениях, заботе о сюжете, показывают правду поту человеческих характеров, ставят серьезные моральные проблемы, анализируя повесть «Палескія рабінзоны» Янки Мавра и сравнивая ее с ро- ч Даниэля Дефо, Е. С. Гуревич, делая при этом очень тонкие наблюдения, -на даже несколько принизить последнюю за счет возвеличения первой, ^ывая восхищение главными героями Виктором и Мироном, их интере- я жизни бобров, из-за чего они рискуют быть «пристукнутыми» бандитами,

-: довательница замечает: «Такі парыў выключаны для Рабінзона Круза, духоў-

210

нае жыццё якога эмацыянальна бяднейшае. Ён не схільны да лірыкі і пр бязлюднага вострава ўспрымае чыста утылітарна. На незаселеным востр: «адразу ж, як сапраўдны англічанін, пачынае весці ўлік самому сабе». Суч лік, практычная карыслівасць, уласніцкія пачуцці, характэрныя для Ра: Круза, гэтага, «сапраўднага «буржуа» XVIII ст., як назваў яго Ф. Энге.т* ўласцівы рабінзонам Палесся. ІНаўковыя панчохі ці скруткі матэрыі, штс дзяць хлопцы схаванымі ў бабровай хатцы, пакідаюць іх зуеім абьь Трапілі б такія багацці Рабінзону, ён бы ад іх не адмовіўся, як не адмов: грошай, якія знайшоў у каюце загінуўшага карабля»'. Нынешние йссле: ли вряд ли согласятся с мыслью Гуревич о том, что духовная жизнь Рос а Крузо эмоционально беднее, чем духовная жизнь героев Янки Мавра. ЙЕІ произведение не было бы столь популярным во всем мире!

В «Палескіх рабінзонах» Янки Мавра очень интересны диалоги. На бенность справедливо обратил внимание В. П. Журавлев: «Дыялог паміж В; і Міронам — гэта своеасаблівы майстэрскі прыём азнаямлення чытача з незл мі багаццямі роднага краю і яго чароўнай прыродай. Уся разнастайнасць мз. адвечнай беларускай пушчы, жьщцё яе расліннага і жывёльнага свету не гол зоркіх вачэй і ўвагі герояў. Чытач уважліва прыслухоўваеода да кожнай іх г" пільна сочьщь за кожным іх крокам, таму што перад вачыма юнакоў быццам -ЗІ цыяльна раскрываюцца вароты цудоўнага заапарка і чароўнага па сваёй пркгз батанічнага саду. Ён нібы робіць цікавае, поўнае нечаканых прыгод падарсгж

Интеллектуализм диалога, пейзажа — характерная черта повести Мавра. Культ знаний, науки, дружбы проходит через все произведение бзз ского писателя. Автор не устает давать юному читателю многосторонние по истории, географии, природе, этнографии.

Педагогическая работа Янки Мавра (писатель с перерывом более лет отдал школе) открывала широкий простор для наблюдения за детекэИ хологией, для изучения их интересов и устремлений. Мир детства и юны манил его умением фантазировать, придумывать, создавать.

Созидательной, светлой энергией наполнена повесть Янки Мавр- (1934), написанная уже тогда, когда он оставил школу. В свое время спрз говорилось о близости этого произведения к известному произведению А ра «Тимур и его команда», написанному, напомним, позже мавровского ЕІ лет. К чести белорусского писателя отметим, что он первым поднял щм маленьких добрых дел не ради награды или похвалы, а ради беекорыст:-: жения людям, ради их улыбки и радости.

Члены Товарищества воинствующих техников охотно делают эти кие дела: ремонтируют, исправляют, ликвидируют неисправности, а Ее как это все чаще происходит в наше время. Товарищество основано за каждое маленькое дело детям записывается очко, и они делают снт-я с расчетом на очко. Однако борьба «за очко» в дальнейшем воспитываг шую привычку видеть все, где надо приложить руки.

Мавр учит своего читателя быть внимательным. Не надо, — утвег* всем идейным содержанием произведения, — никаких больших, гранта дел, надо видеть то, что происходит рядом. Надо помогать не абстракта: вечеству, а конкретному человеку. Всегда найдется тот, кому нужна позю поется в песне: «Всегда найдется дело для умелых рук». Недаром ведь тм-яя учатся тренировать глаз, считают, что «самое главное — уметь замечать стоятельно сделанная работа радует и самих детей. Ремонт ботинка те»-?* Соней и Ниной вызывает у них такую радость, которую сапожник не ЙСТІГ даже пошив новые сапоги. Еще больше радуются взрослые мелким делам детей: «Калі сур’ёзней паглядзець на гэтую справу, — сказаў I: :•

' Гурэвіч Э. С. Янка Маўр. Мн., 1983. С. 118—119.

2 Псторыя беларускай савецкай літаратуры ў двух тамах. Т. 1. Мн., 1965. .

:-чна робщца. Жартуючы, мы зрабілі некалькі драбнюткіх спраў, а ўсе . г.тядзяць на нас, як на герояў. А чаму? Таму толькі, што да гэтага часу -гы бок не глядзеў».

_т. дети, по сути, перестраивают себя, свое мировоззрение, настраи- . п-пивно-созидательный строй жизни, отказываясь от принципа «моя хата Произведение, таким образом, решает важную педагогическую задачу: т.-ые юного читателя, формирование рачительного, усердного хозяина, так почка постепенно становится характером.

■ гтеряла сегодня своей актуальности и эстетической ценности и автобио- , .:<ая трилогия «Шлях з цемры», которую исследователи единогласно

итоговой, главной книгой писателя. Первая часть ее была написана еще :лу, но вышла отдельным изданием в 1948. Вторая и третья написаны :гзенно в 1956 и 1957 годах.

=: гизведении писатель осмысливает свой жизненный путь с самых пер- : эпизодов, которые сохранила его память, до исключения из учитель- гшарии. С большой теплотой и любовью нарисован в трилогии образ — женщины доброй, заботливой, тихой, самоотверженной, глубоко веру- *:горая почти полностью соответствует христианскому идеалу женщины, .гзнии портрета матери Мавр не акцентирует внимания на ее забитости • -гзости, как это делалось писателями в советское атеистическое время ;нии к верующим людям, например, в цикле автобиографических пове- Ггадкова «Повесть о детстве», «Вольница», «Лихая година», «Мятежная где смиренные женщины вроде верующей работницы «преподобной г схожей на монахиню, порицаются. «Жестокое» сожаление вызывает :го героя Ф. Гладкова и христианка бабушка Анна. Кстати, автобиогра- _• трилогия Янки Мавра, и тетралогия Ф. Гладкова очень близки своим >: и идейным содержанием, на что, кажется, не обратил внимания никто шователей творчества Мавра (повести Гладкова появились примерно в то что и Мавра).

тнятгтннй читатель, который в большинстве своем отбросил атеизм, увидит, как теряли веру в Христа современники Мавра, сам писатель, : под влиянием времени увлекся Дарвиным, «які даказаў, што ўсё на свеце па і развіваецца само сабой, па законах прыроды, без удзелу бога: і раслі- > ьгвёлы, і нават сам чалавек, які паходзіць ад малпы» — так характеризует •Шляхе з цемры» свое личное знакомство с дарвинизмом, погия Янки Мавра является ярким и правдивым художественным доку- — того времени. Она отображает рождение в стране мифа о всемогуществе которая, якобы, может решить все человеческие проблемы (познаватель- .: циальные, психологические, биологические, медицинские и т. д.). Вера особенно сильна была в советское время. Поэтому культ науки, знаний начителен в творчестве Янки Мавра, в том числе и в его научно-фантасти- повести «Фантамабіль прафесара Цылякоўскага» (1954).

: хоже ни в одном произведении белорусской литературы не найдем столь -:пщх поисков ответов на «проклятые вопросы» б Боге, о последней уча- довека, о загробной жизни, о смерти и о бессмертии души, как это можно в повестях Мавра, которые вошли в цикл «Шлях з цемры». Эти вопросы :;я в трилогии предметом самого глубокого внимания и изучения (насколь- :ает ума и знаний ученикам ремесленного училища, чтобы рассуждать В произведении найдем немало сцен богохульства, богоотступничества, : оскорбляют чувства сегодняшнего верующего человека, например, оплевывания Святого Причастия, Крови и Тела Господа Иисуса Христа.

■ е вспомним многие другие произведения советского времени, в которых ое герои демонстрируют друг другу атеистические взгляды, глумятся :2ми, бросаются на них с ножами, как, например, в повести «Ні госць ні

Лукаша Калюги. Такое было время, об этом нельзя забывать. 

Божьи заповеди ученики ремесленного училища заменяют выработт. ими самими «универсальным законом»: «Делай все, что хочешь, лишь бы 7 от этого никому вреда не было».

Герои трилогии «Шлях з цемры» много рассуждают о христианской ревизуют, пересматривают ее, спорят с нею, но видят и ее необходимость. Ет. Бога, — решают они, — значит, можно делать все, что хочешь: «Але гэтыя прымусілі нас задумацца. Калі кожны чалавек пачне рабіць усё, што захоча. і нічога не баючыся, то што тады будзе? Разбой, крадзеш, гвалт, ашукансты Зноў бяда! Заместрэлігійных з’явіліся новыя сутыкненні, жыццёвыя. С ды нядобра будзе, калі людзі пачнуць рабіць усё, што каму прыйдзе ў гал_ — А ты не рабі! — сказаў Хахлоў. — Хто цябе прымушае? Да гэтага час » сумленны не таму, што думаў пра закон божы, а проста не хацеў быць падлк: Но, несмотря на то, что герои вроде бы окончательно утвердились в они все же колеблются, тем более, что для одного из них, Хохлова, вопрос : ти и загробной жизни становится уже не теоретическим, потому что он т заболел и врачи признают его положение безнадежным. И Хохлов-атеист т перед смертью исповедаться и причаститься (а вдруг Бог есть?). Пробле:--- бессмертия души и вечной жизни снова встает со всей серьезностью, ве; оказывается, к этой проблеме сводятся все проблемы человеческой ЖИЗЕЦ В своей книге «Янка Маўр» Э. С. Гуревич так интерпретирует сцены тт ров о загробной жизни больных Янки и Хохлова: «Наколькі сур’ёзным і ж* неабходным было для падлеткаў высвятленне пытання аб існаванні бога, с>= сцэна, у якой Янка, знаходзячыся ў бальніцы, з наіўнасцю дзіцяці (курсив 3. Д.) дамаўляецца з паміраючым сябрам Хахловым аб тым, каб той нейкн; паведаміў з «таго свету», ці ёсць на самай справе душа. Гумарыстычныли -■ тут прыглушаецца трагізм сітуацыі.» (курсив наш. — 3. Д.)

Исследовательница ошибается, находя в драматическом разговоре юмористические нотки. Юмористических ноток здесь как раз менее все: нее, их нет совсем, потому что на карту, как говорится, поставлена вечна.? все решается всерьез, и не с наивностью ребенка, а по-взрослому мудрс скорой смерти одного из друзей приводит их к глубоким размышлениям. > но напряженно начала работать душа Хохлова, который совсем перестал соваться земными делами, у которого появились «свои особые интересы Тема последней участи человека, загробной жизни, рая и ада, не оставляг теля и в других произведениях. Как когда-то М. Лермонтов, как он сам пр: долго не мог «отделаться» от волнующей его темы Сатаны, пока не напигг* известную поэму «Демон», так и Мавр не мог полностью освободиться щ в Бога, избавиться от религиозных сомнений. Сказка «Падарожжа ў пекла-, ная в 1928 году, несмотря на ее шуточный тон, тоже свидетельствует о том, пришлось автору, говоря его же словами, «ломать голову над такими вопрс В повести «Шлях з цемры» много светлых, лирических страниц, пое= миру детства, где автор удивляет нас свежестью картин внешней и в:-: жизни своего героя. Здесь сильно звучит свойственный книгам французсыгт теля-гуманиста Сент-Экзюпери мотив драмы взрослого, в душе шгорогс ребенок. Взаимодействие мира взрослых и мира детей — одна из цен проблем творчества Мавра. Повести «Шлях з цемры», «Палескія ра: «ТВТ», рассказы «Шчасце», «Падарожжа вакол дома» содержат многс г оригинальных наблюдений над особенностями детского мировосприятия интересующийся педагогикой, найдет здесь богатый и разнообразный магг размышлений, почерпнет ряд конкретных воспитательных рекомендаций. * ных средствами искусства, так же, как в работах А. Макаренко, В. Сухом."

Последние два десятилетия наше литературоведение, думается, не:. но мало говорило о Янке Мавре, этом самобытном художнике слова, кет много сделал для белорусской литературы.

Зинаида Д?

Мой Маер

■:а Мавр — писатель яркий, для белорусской литературы необычный. %--ог влияние оказало его творчество на белорусских писателей? Как оно м свое время ими воспринято, как они относятся к нему сейчас?

20 мы и попытались выяснить, сделав небольшой опрос среди писателей поколений.

От редакции

С/1МИР липский

Мудрый, веселый волшебник

1 моей домашней библиотеке есть книги привилегированные. Они всегда ■ом месте. О них я вспоминаю и думаю почти каждый день. Их не только 1 руки и читаю. С ними живу!

"ахим сокровищем являются «Палескія рабінзоны» Янки Мавра. Теперь уж грипомню, каким образом книга прописалась у меня. Но она появилась на . югда мне исполнилось только шесть лет, в 1946 году. Скорее всего, отец :-.-л ее у еврея Зуся, который разъезжал по деревням Речицкого района ^слагал в обмен на сельские деликатесы самые различные товары, в том I к книги.

*нига в зеленой, простенькой обложке заворожила меня. И прежде всего ами. На них — густой лес, болртный, как вокруг наших Шелковичей. > км — волк и дикий кабан, медведь и зубр. Неужели и в нашем лесу все это Зот бы когда-нибудь решиться на путешествие туда, где множество тайн, :з, загадок!

V когда сельская учительница Александра Леоновна научила читать, то, гуй, после букваря я и начал осиливать свою личную книгу в серии «Первая іггека школьника».

Гняга Янки Мавра, понял я, не только повествует о лесных приключениях к-а и Виктора, не только учит, как надо жить и выживать в экстремальных »2ях, она завораживает и манит в таинственное путешествие. И, помню, в* зорил соседа Шурку, и мы, никого не предупредив, пошли в гости к моей ; Любе в деревню Дабужу. А это десять километров от наших Шелковичей.

214

Идти нужно было лесными тропами, преодолевая болотные кладки, вил: лить тихую речку Сведь.

Всей деревней искали нас, маленьких Шелковских робинзонов. Мы. получили прочуханцев от родителей. Но осталось в памяти и чувство п:оі лей. Спасибо, дедушка Мавр, за урок смелости!

Теперь я восхищен не только писателем, автором «Палескіх рабін но и теми издателями, редакторами, руководителями сферой обра: культуры, информации. Они, считай, на послевоенном пепелище с прежде всего о воспитании души ребенка. В том же 1946 году детя: были предложены книги Янки Купалы «Сыны», Якуба Коласа «М:-. прыгоды», Михася Лынькова «Міколка-паравоз», Алеся Якимовича Вернідуб». И каким тиражом: по 70 тысяч экземпляров! Так что один А ляр Мавровских «Рабінзонаў» дошел и до нашей маленькой лесной дет ки Шелковичи.

А дальше судьба сплела счастливую цепочку в моей жизни.

В 1957 году Янка Мавр приветствовал рождение детского журнала ка». В своей телеграмме он писал: «Дорогие маленькие друзья! Вот и к а- шел новый журнал. Знакомьтесь с ним, читайте и перечитывайте, под: с ним, — и вы увидите, что он может быть вашим добрым, интересны'-: лым товарищем...»

Еще через двадцать лет я принес в' «Вясёлку» свои первые :. «Прыгоды Рыгоркі». Василь Витка, Сергей Граховский, Алесь Г ский — писательские собратья Янки Мавра — благословили их в А теперь я и сам уже много лет возглавляю журнал, созданный клз. детской литературы.

Судьба прикоснулась ко мне счастливыми устами. И в день юбнли, как с любовью называли Янку Мавра его современники, я с восхищение. ношу: «Мой Мавр, мой дорогой учитель, Иван Михайлович Федоров поклон Вам за Ваши мудрые книги, за Вашу чистую, правдивую л: Ваши замечательные черты характера — смелость, принципиальность колюбие».

Мне, автюковцу, особенно по душе тонкий юмор Янки Мавра. С: рассказывают, он проучил одного писателя, который любил держать дол-.

В перерыве заседания подошел к нему и сказал: «Ну, браточка, спасис-: жил...» — «Чем?» — заулыбался тот, предвкушая похвалу. — «Замечз речью своей. Давне-енько я так сладко не спал. Сделай милость, в= почаще...»

А когда известный скульптор Заир Азгур заманил Ивана Михайлов: — в мастерскую, тот согласился позировать в том случае, если мастер похсз отличается красивое, от прекрасного. Скульптор понял намек писателя бюст Янки Мавра «живее, чем в жизни». Прекрасно!

А как среагировал мудрец Янка Мавр? Он заказал фотографии Г них вывел свою шуточную автоэпитафию сразу на трех языках — бел русском и украинском:

То не Эзоп, філосаф грэцкі,

И не француз-бунтарь Вольтер,

То белорусский автор детский,

Который поки ще не вмер.

Янке Мавру уже сто тридцать лет. А он жив — живой в новых — И пусть так будет вечно!

шк

Невозможность возможного

моей личной библиотеке эта книга занимает особое место. Хотя, если уж ггчным, то это не одна книга, а двухтомник: избранные произведения Янки вышедшие в 1960 году в Государственном издательстве БССР. Появление •іоей библиотеке таково.

Сжегся, в 1964 году, а скорее всего в 1963-м, редакция республиканской газе- тшер Беларусі» объявила литературный конкурс. Поскольку я в то время : грудничал с «Піянерам Беларусі» (помнится даже стихи посылал, которые, так и не были опубликованы), то решил принять в нем участие, ілк оказалось, небезуспешно. В этом убедился через некоторое время, когда :яте получил объемную бандероль. В ней и оказался двухтомник Янки На каждом из томов от руки было написано (сохраняю особенность шала): «Сашу Марціновіч вучню Навасёлкаўскай школы Капыльскага I — пераможцу конкурса «Самае смешнае, самае вясёлае». Рэдакцыя газеты к ер Беларусі”.

е:е и забыл, чем это я тогда расмешил «ПБ», а за такой подарок благодарен ли по сегодняшний день. Ведь этот двухтомник Янки Мавра — по сути, ле сочинений замечательного писателя. В нем помещено почти все, что »:;но им. За исключением разве что фантастической повести «Фантамабіль и:ара Цылякоўскага». Поэтому, когда в 1975—1976 годах в издательстве гацкая літаратура» вышел четырехтомник Янки Мавра, решил его не при- ■ать. По принципу: с любимыми не расстаются.

г; г сказать, правда, чтобы я постоянно перечитывал Янку Мавра. Все-таки,

I І у каждого, времени в обрез, а вот подаренный редакцией «ПБ» двухтомник з руки довольно часто. И для того, чтобы мысленно вернуться в — увы! — уже далекие годы детства и юности. Да и для того, чтобы освежить память : введениях одного из любимых своих писателей.

‘о-моему, все, кто знаком с творчеством Янки Мавра, в нескольких сло- *эгут сказать, о чем то или иное его произведение. Ибо, перефразируя гное высказывание, смело можно утверждать, что большинство чита- нынешнего старшего поколения, которые любят литературу, образно выросли из «шинели» Янки Мавра. Конечно, у каждого из нас есть любимое произведение этого писателя. То ли это повести «Чалавек ідзе», .-г вады», «Палескія рабінзоны», то ли роман «Амок», то ли рассказы, среди ссых такие хрестоматийные, как «Слёзы Тубі», «Незвычайная прынада», йроні».

'■1нр, созданный неудержимой творческой фантазией писателя, — из тех миров, ■стельность которых с годами не только не ослабевает, но и возрастает. Тлсатель, чтобы еще больше заинтриговать мальчишек и девчонок, которым :=ую очередь и адресовал свои произведения, выбрал себе загадочный псев- ч. Не захотел повторять имя русского первопечатника, который также был : :.м Федоровым.

Правда, не все знают, что по документам он мог быть вовсе не V Федоровым, а Иваном Ильиным. Ильин была фамилия его отца. Михан:: рович Ильин. Однако когда он, безземельный белорусский крестьянин, і участник русско-турецкой войны 1877—1878 гг., оказался на службе в (совр. — Лиепая), писарь армейской части записал его сокращенно: > Федоров.

Иван Федоров, подыскивая себе литературную фамилию, долго остановиться на чем-то определенном. Так продолжалось до того вг. пока не вспомнил известную шекспировскую фрау: «Мавр сделал св; мавр может идти». Сразу же возникла мысль: а почему бы не стать М Чтобы и делать свое дело. Только какое имя взять? Иван Мавр? Не с чтобы звучало. А не лучше ли Янка? Так и появился в белорусской лит. Янка Мавр.

Под этим псевдонимом он и стал печататься журнале «Беларуси г где, начиная с одиннадцатого номера за 1926 г., была опубликована его «Чалавек ідзе». Не просто интересная — захватывающая! Дети с нетег ожидая ее продолжения, спешили поделиться впечатлениями от уже пг ного. В редакцию приходило множество писем. Это был успех, который ствует далеко не каждому писателю, тем более, начинающему.

Хотя, если хорошо разобраться, Янка Мавр начинающим писатег еути, и не был. Он сразу высоко поднял планку художественности'и не; удерживал ее на высоком уровне. А еще не боялся браться за новые темы в частности, засвидетельствовал роман «Амок», в котором, как известт сказывается о восстании в 1926 году на острове Ява. И это при том, что ш минской квартиры он никогда далеко не уезжал.

Однако при написании романа «Амок» ему очень помогло знание м. родного языка эсперанто, за изучение которого взялся еще в 1904 г. Об зт Янка Мавр сказал во вступительной статье к первому изданию романа «Асноўныя факты і матэрыялы, на якіх пабудавана гэтая кніга, атрыма." непасрэдна з Явы і Галандыі, ад нашьгх таварышаў-эсперантыстаў».

Важное качество Янки Мавра-писателя — это его пытливость, стг. познавать новое, умение посмотреть далеко вперед, проявляя смелкгг фантазии. Подтверждение тому и повесть «Фантамабіль прафесара скага», которая была напечатана в журнале «Маладоець» в 1954—1955 гг писателю было уже за 70. Другие в таком возрасте нередко почивают из а Янка Мавр написал новое захватывающее произведение — научно-ф- четкую повесть, герои которой— Светозар и Светлана — отправляют:* мическое путешествие на необычном корабле, который приводится в ел силой человеческой фантазии. В конструкторе этого чудо-корабля, про Петре Трофимовиче Циолковском, а он дедушка юных героев, видите* тип — известный Циолковский.

Как-то народный писатель Беларуси Иван Мележ признался: «Янзл адкрыў мне, які вялікі, бататы і прыгожы свет, што нас акружае, навучьг не толькі тое, што перад вачыма, але і далёка навокал». Эту науку постил мы, кто читал замечательного мастера, основоположника белорусской литературы и ее классика Янку Мавра.

■ 1.71 АВЛАСЕНКО

Несколько «звездных лет»

писателя Янки Мавра

■ізноаду начинается творческий путь писателей, неодинакова и дальней- -лтературная судьба...

нй Кулешов уже в шестнадцать лет написал стихотворение, впослед- только ставшее известной песней, но и навсегда вошедшее в золотой юрусской поэзии...

іь:е литературные опыты Ивана Михайловича Федорова, более извеетно- _х писатель Янка Мавр, появились лишь в 1923 году. і\га первыми произведениями будущего знаменитого писателя были -ы, опубликованные им в республиканской газете «Савецкая Беларусь», г ленинградском юмористическом журнале «Бегемот»...

ГМЛІЬ в 1927 году, после публикации в журнале «Беларускі піянер» перво- ‘г'сцего произведения Ивана Михайловича «Чалавек ідзе», стало ясно: :екую литературу пришел новый и чрезвычайно талантливый автор. Но Михайлович Федоров, а Янка Мавр... и этот псевдоним навсегда закре- г начинающим писателем...

Гыло «начинающему» писателю в то время уже за сорок, как это ни

*;ч удивительнее бурное (взрывное даже) развитие его таланта в нееколь- :дующих лет. Судите сами...

.926 году Мавр создает захватывающую приключенческую повесть не райскай птунпсі», в 1927 году — не менее интересное произведс- -*ш вады», в 1928 году — большой роман «Амок», в котором расска- л о борьбе жителей индонезийского острова Ява против голландских :аторов.

із. се удивите.льное, но досконально и до мельчанннгх подробностей описы- роду, быт и нравы жителей Огненной земли, Новой Гвинеи, Индонезии, * близко от этих стран не был. Его бессменный адрес в те далекие годы:

, улица Ново-Московская, тесноватая и в зимнее время довольно-таки про- квартирка, в шутку именуемая им «голубятней»...

: это так, но...

. з этой, так называемой «голубятне», на полках теснились многочисден- \ча энциклопедий Брокгауза и Эфрона, книги Миклухи-Маклая, Беллинс- г&а. Кука и прочих великих путешественников и естествоиспытателей... будучи известным эсперантистом, Иван Михайлович вел обширную (в те годы это еще не преследовалось) с коллегами-эсперантистами со :вета...

ІІ. и преподавание им в школе истории и географии тоже кое-чего да зна-

■*-* всегда участники тех или иных событий дарят нам наилучшее их опи- Как тут не вспомнить знаменитое лермонтовское «Бородино». А ведь

Жуковский, написавший «Певца во стане русских воинов», своим: наблюдал историческое сражение, а Денис Давыдов даже в нем, кажг нимал участие...

Но лучше всех о Бородинском сражении написано все же Лермонт; •

Но я отвлекся и возвращаюсь к тому, на чем остановился...

Итак, всего за несколько лет почти никому не известный учите Михайлович Федоров превращается в писателя Янку Мавра, котор: — и которого читают буквально во всех уголках Беларуси.

Особенно после того, как в 1930 году выходят его бессмертные Г рабінзоны» — произведение, которым до сих пор зачитываются и в: и дети. Правда, на мой субъективный взгляд, «шпионская» линия там и совершенно даже ненужная, но...

Просто время такое было! Вернее, начиналось уже время всеобщей . мании и тотальной подозрительности...

И еще это было «звездное время» писателя Янки Мавра, неск: «звездных лет»...

А что потом?

А потом ничего...

Не в том смысле, что автор вдруг перестал писать. Просто про:: Янки Мавра, созданные им в последующие годы, не идут (опять же, на з ективный взгляд) ни в какое сравнение с его более ранними произведен; и писаться они стали гораздо реже...

«Аповесць будучых дзен», изданная в 1932 году, — книга настольк: ная, что она, кажется, и не переиздавалась потом ни разу.

Произведение для детей «ТВТ», первый вариант которой выше.: в 1934 году, творческой удачей тоже назвать довольно затруднительно. Б случае, сам я, взахлеб зачитывающийся в далекие школьные годы ■ «Палескія рабінзоны» и «Чалавек ідзе», как-то соблазнился фамилией автора на обложке и взял в библиотеке «ТВТ».

Я, кажется, даже не смог осилить до конца эту повесть, до того л:г она мне скучной и какой-то надуманной, что ли...

Это же могу сказать и о фантастической повести Мавра «Фантам*: фесара Цылякоўскага», изданной уже в послевоенные годы...

А ведь в это время Янка Мавр находился на, так называемой, т: работе. И не нужно ему было каждое утро спешить в школу, а по вечет.» виться к завтрашнему учебному дню, как раньше, когда он, по воспп дочери, мог писать лишь по ночам, когда все спали. Теперь же, казало:: лю были созданы все условия... и что еще нужно для плодотворной литого деятельности?

Ан нет!

Чуть выше я уже проводил сравнение Мавра с Лермонтовым, а г; невольно приходит на память несравненный Герберт Уэллс. Вот так « знаменитым, после опубликования «Машины времени», «Человека-неь- и «Войны миров», он вдруг решил, что все эти фантастическо-развлег. повестушки — пройденный этап, и пора ему, наконец, заняться, так наз.ь«і «серьезной литературой». И Уэллс ей, разумеется, занялся и написал толстенных, скучнейших и вполне реалистических романов, которые бы. ма благосклонно встречены критикой...

Но не читателями!

Возможно, «Белпингтон Блэпский» или «Жена сэра Айзека Гаг : романы зрелого Уэллса — написаны более правильным литературньд чем «Машина времени» и «Война миров», и, к тому же, с соблюдение! нонов писательского искусства, но...

Но помним-то мы Герберта Уэллса именно как автора «Машины : — и «Войны миров»! 

. я бы не стал проводить слишком уж явные параллели между Уэлл- ' :м, ибо Герберт Уэллс жил в совершенно другой стране и в совер- : г время. А положение Янки Мавра в предвоенные годы было схоже, : ожением Янки Купалы, который тоже писал в это время крайне мало 'ІКЛО.

_т: время всеобщей подозрительности и быстро набирающих обороты •глрессий, и писать о далеких странах становилось все более и более — еще, глядишь, объявят каким-либо папуасским шпионом, завербо- г-т:незийской контрразведкой... л- ты еще и эсперантист...

:ем не писать тоже бьшо нельзя, ибо какой же ты советский писатель, 'лсываешь счастливую жизнь, так и бьющую вокруг тебя, что называ- •: Это уже наводит на известные подозрения... а там, глядишь, и до

:_теко...

. :мъю содержать как-то надо было...

•темя Иван Михайлович много занимается переводами. Он переводит .кий язык произведения Марка Твена, Жюля Верна, Редьярда Киплин- •лассиков...

: :лжает писать. О том, во что и сам уже не слишком верит... те гениальный рассказ «Слёзы Тубі», написанный Мавром в 1926 го- Гочно-плакатным «Васькай Жукавым» (1952). двумя разными авторами написано! іженная творческая удача «позднего» Янки Мавра — автобиографи- зесть «Шлях з цемры», но даже это, на мой субъективный взгляд, .талое и в литературном смысле, наиболее совершенное произ- -.:зра все же значительно уступает его ранним приключенческим

*: пням, по накалу страстей, по неослабевающему с годами читатель- •гтесу...

> ггоряю: это мое субъективное мнение как читателя.

:азр, безусловно, — один из классиков нашей белорусской литературы!

— один из самых любимых моих писателей! тъко из белорусских. Из писателей вообще, тех, благодаря которым писателем.

. кстати, довольно-таки поздним по всем литературным канонам

Государственной премии БССР (полученной им, увы, уже посмерт- •;ль Янка Мавр, прожил долгую жизнь. Но литературную славу принес- гэ несколько «звездных лет», с 1924 по 1929 годы, хять лет из общих восьмидесяти восьми... иР. Бог каждому из нас, писателей, несколько таких вот «звездных ■.тые выпали в период с 1924 по 1929 годы на долю Ивана Михай- і€ г~орова, гениального белорусского писателя, более известного как

Его произведения

будут востребованы всегда

Янка Мавр — классик белорусской детской литературы. Я ставл:-: в мировой детской литературе рядом с именами Александра Пушки:- Твена, Даниеля Дефо, Редьярда Киплинга, Роберта Стивенсона. ^ Фенимора Купера... Он велик прежде всего силой гуманизма, глуби; ненной правды, романтикой приключений. Янка Мавр вселил в м:: сердце непоколебимую веру в торжество добра и справедливости. Гі мою мальчишескую душу неприятием бездушия, алчности, жесток:- различия. Он подвигнул меня к сопереживанию, состраданию и че.т.« бию. Его «Слезы Тубі» стали моими слезами за все несправедливости Великий Мавр зарядил меня энергией фантазирования, целеустремл действия.

С трепетом вспоминаю даже сегодня, по истечении многих лет «Палескія рабінзоны» сделали меня словно участником описанных 2 событий. Помню, как после прочтения этого произведения мной овлад=: ное желание совершить что-нибудь подобное в своей обычной школьной жизни...

Этот кудесник детской литературы одним из первых наиболее зрі тимо, почти реально, провел меня, с замирающим сердцем, по неиз странам и континентам дорогами героев его книг «Чалавек ідзе», райскай птушкі», «Сын вады», «Шлях з цемры», романа «Амок»... Да г: тельно, что я, помню, опешил, узнав, что писатель никогда не был в тш которые описал. И позавидовал тем ученикам, уроки географии у к::: Янка Мавр.

Приложил свою талантливую руку, живой и яркий ум, щедг:< известный писатель и к созданию удивительной книги «Никогда не Кстати, она не менее потрясла меня в детские годы. Оказала огрс:г-* ние. И можно только представить, что я чувствовал, когда, работал редактором издательства «Юнацтва» и переиздавая эту бессмертна1 встречался с ее уже пожилыми героями, а также с ее составителям?- поведавшими интересного и о самом Янке Мавре. Не забуду и тог: емого, почти двадцатилетней давности, восторга, когда мое творнг: детей было отмечено решением бюро секции детской литературы С**-» 1 ратурной премией имени Янки Мавра. Возглавлял тогда эту секцию : поэт Артур Вольский.

Произведения-замечательного писателя, классика белорусской дет. ■ ратуры Янки Мавра и сегодня одни из самых любимых у юных читат:' страны. Их высокий духовный потенциал будет востребован всегда. : ственная сила не померкнет. Ибо стремление к добру, справедливости: любию, познанию мира непреходяще.

Душа, похожая на парус

том мире и в самом деле все закономерно. Он родился именно там, где 5ыл родиться, — в морском порту Либава. Сейчас это Лиепая, латыш- род на берегу Балтики. Он жил у моря неполных восемь лет. Поюм умер мать вместе с сыном вернулась в родную деревню Лебянипнси, которая -;я где-то на границе Литвы и Беларуси.

..:го неполных восемь лет... Но этого вполне хватило, чтобы его душу І окрылил ветер странствий. Я не стану пересказывать биографию Янки . она хорошо известна. Когда он взялся за перо, белорусская литература ллпа свое небо (Янка Купала), стояла на своей земле (Якуб Колас), успели — о себе многие поэты и прозаики. У них были разные голоса, а псевдони- похожие: Змйтрок Бядуля, Алесь Гарун, Янка Журба, Кондрат Крапива, Чарот... Что же, ничего удивительного: не просто преодолеть притяжение . чного опыта. А в королевстве Детская Литература земное притяжение не ет, особенно, если твоя душа имеет форму паруса.

■ тка Мавр — не литературное имя, а скорее волшебные слова, которые помога- :му читателю заглянул, в доисторическую эпоху, открыть неизведанное. Его повесть — «Чалавек ідзе» — увидела свет в 1927 году, когда автору испол- ■44 года. За первой книгой появились другие: «Сын вады» (1928), «У краше я птушкі» (1928), «Палескія рабінзоны» (1930), «Слёзы Тубі» (1930).

-.ілйсав этот абзац, я позвонил своему другу, писателю Валерию Кастрю- Ты читал «Слезы Тубі»? — «А как же, — услышал в ответ, — я даже к. как плакал!..» Конечно, дело не в слезах, которых всегда хватало на стра- г; различных изданий, а в том, что Янка Мавр подарил верный компас тем, :т;ил писать для детей. Ты можешь и обязан идти своей дорогой, но компас І;ОІ необходим. Я не люблю перечитывать то, что понравилось в школьные Не зря говорят: нельзя войти дважды в одну и ту же воду. Из всех произ- Янки Мавра меня особенно поразил «Амок», роман о восстании на Яве :1: году. В далекой Индонезии еще дымились пепелища, а роман уже был аан и увидел свет (1930). Потом он выдержал несколько переизданий на “■•сском, русском, украинском, еврейском и других языках. Кажется, сам не ожидал подобного успеха. Спустя тридцать лет, при подготовке очеред- -ереиздания, он говорил в послесловии:

=Еще одно издание романа выходит в свет. Все дальше и дальше в историю1 інгаются описанные в нем события. Совсем иной стала наша планета Земля, карте остается все меньше и меньше колониальных и зависимых стран, т: сто кой всенародной борьбе завоевала себе независимость Индонезия.

■ тня трудно себе представить эту большую богатую страну бесправной коло- маленького европейского государства! Мы, советские люди, всегда знали, :ано или поздно Ява, как и вообще все колонии, освободится из-под гнета ■чизаторов. Но автор этих строк, когда писал роман, не мог надеяться, что это . юйдет при его жизни, что он будет принимать у себя посланца свободного гнезийского народа...»

222

Это случилось в 1960 году. Специально в Минск, чтобы увидеться с ским писателем, приехал Кхо Куатлиат, сотрудник Министерства иное дел Республики Индонезия. Он был уверен, что Янка Мавр принимал в восстании 1926 года. Каково же было его удивление, когда он узнал, ~ романа «Амок» никогда не был на острове Ява!

«Это была незабываемая встреча, — признавался Янка Мавр. — ” Куатлиат увез к себе на родину белорусскую книгу о своей стране, а на аз* экземпляре оставил надпись на индонезийском языке, которого никто из не читал: «Ніёйр репіатаіап бішіа! Ніййр регзаЬаЬаІат Іпбопезіа — Ілп Смысл этих слов нам понятен и близок: «Да здравствует всемирный здравствует дружба между Индонезией и Советским Союзом!» Этим сет: дорогим для нас «документом» мы заканчиваем «историю одной книги Нет, история романа «Амок» на этом не завершилась, его ло-прежЕе « ют те, у кого душа похожа на парус.

ЕГОР

Я до сих пор нахожусь

под влиянием Янки Мавра

Мне было двенадцать лет, когда я открыл для себя этого автора и ет: тельные миры.

В ту пору, летом 1983 года, родители меня отправили в пионерекз: • Скука там царила труднопереносимая. Чтобы не закиснуть душой • я совершал активные набеги на тамошнюю библиотеку. Конечно, отдаъ_м почтение книжкам о войне, партизанах и подпольщиках. Кто из мдг в таком возрасте не грезит боевыми подвигами? Окажись тогда п:-:: немецко-фашистский оккупант — закидал бы его шишками!

В очередной стопке взятых мною книг оказалась повесть Янки Мавр: кія рабінзоны». Ее сюжет поначалу удивил: как это можно потеряться в которая казалась сплошь цивилизованным краем? Затем восхитил: как бь; ни приходилось моим сверстникам Мирону и Виктору, они не унывали, лись — выживали, обустраивали свой быт. Думается, в образах этих гег- обозначил главную черту нашего, национального характера — умение : «при любой географии». Пусть эта черта и проявляется метафорически. — очень притягательными «Палескіх рабінзонаў». А уж когда «нарисовал::, дательные персонажи — контрабандисты-вредители, то тут уж повеет: читалась с неослабевающим вниманием. Очень уж ловко импульсивнъ: и спокойный Мирон управились в финале с дюжиной головорезов!

Конечно, в нынешних реалиях некоторые аспекты «Палескіх рз' кажутся немного брутальными. Я имею в виду эпизоды, когда Мирон в кулинарных целях забивают зайца о дерево и выскабливают черепаху нн в порядке самообороны выбивают глаз медведю; а также сдирают шкун

тъ палицы. Современным детям трудно восхищаться этими поступ- -~е 1920 годов, когда Мавр работал над этой повестью, отношение 'шеетве, причем не только советском, было более утилитарное. По- :?-эи не особо отягощали себя размышлениями об охране природы, "алескіх рабінзонаў» я уже специально искал книги Мавра в библио- -т: читал, было очень интересным. Действие чаще всего происходило тазах, с которыми сам автор был знаком только по книгам. Но сила ыображения стремительно переносила его и его читателей в отдален- І ьмлй и делала героев «живыми», а их поступки правдоподобными, причине я всей душой переживал за несчастливую судьбу Сына

— ый отправился на лайнере в «капиталистический ад». В то же время ь героев-китайцев из повести «У краіне райскай птушкі», которые

.. і сбывать каучук для белых колонизаторов, а вместо этого организо- ■: пию на плантациях. А что касается повести «ТВТ», которая была Ы-ІІ раньше, чем «Тимур и его команда» Гайдара, но не породила ана-

— ыеового движения, то, думаю, ее философия нисколько не устарела. г — ас она трансформировалась в волонтерское движение. Почти восемь-

-.ззад Мавр написал о школьниках, которые стали делать полезные ьхгэятельно ремонтировать сломанные вещи, убирать мусор, помогать Со временем, таких инициативных подростков меньше не становится, •то энергию можно и нужно направлять в русло позитивных сверше- :му, считаю, созидательный посыл «ТВТ» не устареет еще долго, по сих пор нахожусь под влиянием Янки Мавра. В качестве доказа- • :чу сослаться на свою повесть «Новыя палескія рабінзоны», опуб- в журнале «Маладосць» в 2011 году. Действие в ней происходит честах, где 80 лет назад потерпели крушение в половодье Мирон Теперь же на остров среди болот попадают их сверстники, которых н Мирон и Виктор. Правда, компанию им составляет еще и сестра одно- : -зков. Ее зовут Юля, и она мечтает стать певицей. Понятное дело, какая история для подростков, если в ней нет девчонки? г-но, в качестве отрицательных персонажей уже не могут быть «вреди- з повести Мавра. Но у меня злодеями оказываются «черные археоло- гілшо это люди, не имеющие даже отдаленного представления о морали -• езности. Разумеется, финал моей повести тоже оптимистический, как І.:Н жанра.

-- зе, что мне хотелось сохранить, так это философию мавровских «Рабін- 'угь которой заключается в том, что сплоченность и дружба способны мтъ любые невзгоды, что за настоящей экзотикой не надо мчаться за три- , «гчель — нужно лишь внимательнее посмотреть вокруг, и что не следует >ея унынию даже в казалось бы безвыходной ситуации.

.пне может статься, что через какое-то время другой автор возьмет Мав- зюжет и создаст свой ремейк. Это лишь вновь докажет, что влияние :а белорусскую литературу неоспоримо.

Е.ІМНЧНО разворачивающиеся сюжеты Мавра кинематографичны. Конеч- наши кинематографисты не могут отправиться в Полинезию, чтобы ьюовать «Сына Вады» или «У краше райскай птушкі». Но им вполне придать новое звучание самому известному произведению Мавра. Не «Палескіх рабінзонаў» в прошлом веке экранизировали дважды: в 1935 годах. В обоих случаях кинематографисты уходили довольно далеко от Картина 1935 года получилась довольно авангардной, бесконфликтной, гбилием комбинированных психоделических эффектов. Короткометражка :га называлась «Острова на далеких озерах» и повествовала о том, как : терялись, затем нашлись и навели рыбнадзор на браконьеров, стя почти сорок лет «Беларусьфильм» вновь планирует экранизировать ::<іх рабінзонаў». Причем, и эта киновереия получается довольно ориги-

нальной: остров посреди болот обретает новую трактовку. Мне как с: сценария хорошо понятна причина, по которой это происходит. Текст непроизвольно побуждает к импровизациям, развитию сюжетных линий з* теров, к созданию новых интригующих ходов. Это и объясняет, почему * нии каждого, кто читает Мавра или интерпретирует его, обязательно в: образ «своего Мавра». И думается, этот эффект будет иметь место и впре сколько бы времени ни прошло, а новые поколения будут читать Яше. И каждый читатель в нем откроет что-то свое.

ТАТЬЯНА БУДОВИЧ-БОР:

Мой таинственный Мавр

Когда-то, в далекие школьные времена, листая учебник по белорус; ратуре, я нашла потрясшую меня картинку: в огромных морских волна- фигурка испуганного мальчика и открытая зубастая пасть акулы рядом. Бел литература тогда была далеко не самым моим любимым предметом: а городской русскоязычной школе учителя менялись один за другим, прихсл на урок по обязанности, а не по зову души, зачастую и опаздывая при зтеч. им было думать о том, чтобы зажечь детские сердца любовью к своему, рс: та картинка с маленьким негритенком, необычное название рассказа «С. и не менее необычное имя автора Янка Мавр сделали свое дело: произвел, сразу же прочитано (впервые не по необходимости готовить уроки, а интереса: что же там все-таки приключилось с Туби?). До последней точх> зе по детской своей наивности с верой в высшую справедливость я не рл_ с надеждой, что все обойдется, все будет хорошо. А потом, когда те се: о погибшем мальчике немного приутихли со временем, в душе остал: томление по далеким странам, морям-океанам, всему неизведанному и г_ денному. Было одновременно и страшно (там ведь акулы, жестокие ксл порядки) и интересно (самой вживую увидеть огромные волны, эвкалипт, неприступные скалы). Потом я увлеклась Жюлем Верном и Майн Риде •_ «запоем», в ущерб и урокам, и домашним обязанностям, в ущерб даже зт>=- му что не расставалась с книгой по дороге на тренировку и с тренировк * (желание оказаться в другом мире,-полном приключений, рядом с отваа-^ ями было куца актуальнее здравых соображений). И как-то случайно кг книга на белорусском языке Янки Мавра «Чалавек ідзе». Я прочитал; райскай птушкі», «Сын вады» и сделала поразительное открытие: а га::, русском языке написано ничуть не хуже, и что наш белорусский автор г-л. не менее интересно, чем Жюль Верн и Майн Рид! И, мало того, трудност по-белорусски перестали замечаться ще-то уже через страниц десять!

Так получилось, что те детские переживания трансформировал: менем в мечту везде побывать и испытать себя, и за это я благола: белорусскому писателю, каждое слово произведений которого напел? дельной любовью к жизни и к детям.

Журнал "Нёман" №5/2013

Яков Исидорович остался в памяти многих… «Занимательная математика» и «Занимательная механика» стояли на полке каждого советского школьника, желавшего стать новым Эйнштейном или Колмогоровым.

Причина же успеха этой занимательной науки заключалась в том, что Перельману не приходилось опускаться до уровня своих читателей. Он и его читатели находились на одном уровне — школьного курса. С той лишь разницей, что Перельман эту школьную науку усвоил очень хорошо и, значит, мог подтянуть отстающего ученика. А по образованию этот всероссийский репетитор был лесоводом и лесотехником. Впрочем, по специальности он никогда не работал…

Понятно, что Перельман искренне симпатизировал другим самоучкам. Оттого-то — еще до революции! — стал страстным пропагандистом идей Циолковского. И пропагандистом весьма ревнивым.

В упомянутой рецензии на роман «Прыжок в ничто» Перельман негодовал:

«Поставив себе целью художественное оформление работ Циолковского, А. Беляев проникся его идеями слишком поверхностно и проглядел главную заслугу „патриарха звездоплавания“. Циолковский установил математически, что ракета может получить скорость, значительно превышающую быстроту частиц отбрасываемого ею газового потока»[332]

В результате:

«Автор „Прыжка“ не уяснил себе основы всего ракетного летания. Держа читателей в ложном убеждении, будто ракета неспособна приобрести скорость большую, нежели скорость выбрасываемых ею продуктов сгорания, Беляев вынужден обратиться к такому проблематичному для технического использования источнику, как внутриатомная энергия»[333].

Удивительно — о Циолковском и космических полетах написаны тысячи книг, но ни в одной из них об этой «главной заслуге „патриарха звездоплавания“» мы и слова не отыщем. Мало того, во всех изданиях (с 1923 года) собственной книжки «Межпланетные путешествия» об этом молчит и сам Перельман! Потому что перед нами не математика, не физика и не механика любой степени занимательности, а пирамида: вложил тысячу (1 киловатт) — получил миллион (1 мегаватт).

Тут впору побледнеть и «вечному двигателю»! Тому вечно двигаться мешает сила трения, то есть первый закон Ньютона. А вот ракете летать быстрее собственного двигателя не дает третий закон — действие равно противодействию.

И что самое любопытное: в перельмановских «Межпланетных путешествиях» глава о принципах ракетного движения так и называется: «Третий закон Ньютона»!

Как такое следует понимать? А так: из третьего закона вытекает, что, кроме силы и ее действия, существует количество движения или импульс — произведение величины тела на скорость движения. В современной физике понятие импульса трактуется намного сложнее — в связи с симметрией однородного пространства.

Этот аспект третьего закона физик-затейник, видимо, не вполне понял.

Но связываться с Перельманом никто не хотел, а с такой рецензией издательство на второе издание романа не соглашалось… Так что пришлось Беляеву обращаться к патриарху звездоплавания лично.

Циолковский ответил 5 января 1935-го — через девять дней, то есть, если вычесть срок, затраченный беляевским письмом на путешествие из Ленинграда в Калугу, практически мгновенно:

«Глубокоуважаемый Александр Романович!

Ваш рассказ „Прыжок в ничто“ прочитал и по поводу его могу высказать следующее.

Роман содержательнее, научнее и литературнее всех известных мне оригинальных и переводных произведений на тему „межпланетных путешествий“, поэтому я буду очень рад появлению 2-го издания. Он еще более распространит интерес к великой задаче 20-го века.

Одни изобретают и вычисляют, другие более доступно излагают эти труды, а третьи посвящают им роман. Все необходимы, все драгоценны!

К. Циолковский»[334].

Если не обращать внимания на странное титулование романа «рассказом», большего и желать нельзя — самая авторитетная (в данном вопросе) инстанция дала добро на второе издание.

Но в Архиве Российской академии наук (Ф. 555. Оп. 4. Д. 91а. Л. 10 об.) хранится еще один набросок[335] (на обороте страницы из черновой рукописи 1935 года «Рельсовый автопоезд»[336]).

«[Отз<ыв>] Обстоят<ельный> добросовестный и вполне благоприятный отзыв о [книг<е>] романе А. Р. Беляева, „Прыжок в Ничто“, сделан глубокоув<ажаемым> проф<ессором> Н. А. Рыниным. Этот отзыв был помещен, как послесловие, к перв<ому> изданию книги А. Р. Беляева. Пускай интересующиеся и обратятся к нему для оценки романа.

Я же могу только подтвердить этот отзыв и прибавить, что из всех существующих разсказов (так!) на тему межпланетных путешествий роман А. Р. Б<еляева> наиболее содержателен и научен. Конечно, возможно лучшее, но однако пока его нет. Я, [на<пример>] Я. И. Пер<ельман> и другие желали бы и могли бы написат<ь> лучше, но у меня нет времени, — все оно поглощено серьезными научными и техническими трудами. [д[Другие {же} не пишут по [каким-нибудь] той или другой причин [ам]е.

Прошу не выбрасывать [отз<ыв>] о Рынине»[337].

Эдуард Кудрявцев, впервые опубликовавший этот набросок, полагает, что перед нами еще один черновик ответа Циолковского на какое-то письмо Беляева[338]. Но о Беляеве здесь говорится в третьем лице… Ясно только одно — перед нами черновик. Зато беловик этого отрывка давно известен и даже опубликован (совпадения с черновиком отмечены курсивом с подчеркиванием):

«Обстоятельный, добросовестный и благоприятный отзыв о романе А. Р. Беляева „Прыжок в ничто“ сделан уважаемым проф. Н. А. Рыниным. Этот отзыв в качестве послесловия помещен в настоящем, втором, издании.

Я же могу только подтвердить этот отзыв и прибавить, что из всех известных мне рассказов, оригинальных и переводных, на тему о межпланетных сообщениях роман А. Р. Беляева мне кажется наиболее содержательным и научным. Конечно. возможно лучшее, но однако пока его нет.

Поэтому я сердечно и искренне приветствую появление второго издания, которое, несомненно, будет способствовать распространению в массах интереса к заатмосферным полетам.

Вероятно, их ожидает великое будущее.

Калуга.

Март, 1935 г. К. Циолковский».

Это предисловие Циолковского ко второму изданию романа «Прыжок в ничто».

Но архивный отрывок завершается фразой: «Прошу не выбрасывать о Рынине».

К кому мог обращаться Циолковский с подобной просьбой? Только к издательству «Молодая гвардия», а конкретно — к редактору романа Г. И. Мишкевичу. Следовательно, перед нами письмо в издательство, содержащее предисловие к роману «Прыжок в ничто», а также просьбу сохранить в тексте слова о профессоре Н. А. Рынине.

Но куда любопытнее фразы, которые Циолковский в печатный вариант предисловия не включил:

«Я, [на<пример>] Я. И. Пер<ельман> и другие желали бы и могли бы написат<ь>] лучше, но у меня нет времени, — все оно поглощено серьезными научными и техническими трудами. [д[Другие [же] не пишут по [каким-нибудь] той или другой причин[ам]е».

Примечательно здесь не только стремление поставить Перельмана рядом с собой, но и простодушная уверенность в том, что специалисту в области ракетного движения написать роман о космических полетах мешает только загруженность основной работой или иные внешние причины. А то бы он выдал такие образцы литературы, что куда там писателям!..

Уговорить Циолковского написать предисловие к роману Беляева было, видимо, непросто. Циолковский явно не собирался идти на поводу у тех, кто хотел стравить его с Перельманом.

Поэтому издательство отправило Циолковскому рукопись беляевского романа с иллюстрациями, а для сопровождения рукописи — редактора Григория Мишкевича. В Калуге Мишкевич провел неделю и нанес Циолковскому три или четыре визита. По его словам, Циолковский:

«…внимательно прочел довольно объемистую рукопись и на полях карандашом сделал замечания. Так же внимательно просмотрел и рисунки… потом, уже на словах, посоветовал мне, как редактору книги, обратить особое внимание на описание тренажерских установок, предназначенных для того, чтобы приучить экипаж космического корабля к действию перегрузок и невесомости. Тут Циолковский, впрочем, добавил:

— Правда, из письма Александра Романовича я узнал, что он советовался с профессором Рыниным. Этого для меня вполне достаточно. Так что будем считать мой совет придиркой».

А на прощание сказал Мишкевичу:

«— Знайте, молодой человек, самый замечательный наш писатель-фантаст — это Беляев. Передайте ему мой привет»[339].

В известных нам письмах Беляева упоминаний о том, что при написании «Прыжка в ничто» он «советовался с профессором Рыниным», не имеется. Потому и сообщить об этом Мишкевичу Циолковский никак не мог. А вот о чем речь шла наверняка, так это о Перельмане… Иначе не объяснить достигнутый компромисс: Циолковский устраняет Перельмана из своего предисловия, а издательство снабжает титульный лист второго издания следующим подзаголовком:

«Предисловие заслуж. деятеля науки К. Э. Циолковского.

Послесловие проф. Н. А. Рынина.

Научная редакция Я. И. Перельмана».

Внесением фамилии Перельмана в список причастных к изданию «научная редакция», видимо, и ограничилась — во втором издании мы не найдем и намека на «главную заслугу» Циолковского, да и двигатель ракеты как был, так и остался атомным.

Но этому, несомненно, предшествовала жестокая подковерная борьба. И 14 февраля 1935 года Беляев обратился к Циолковскому с жалобой на издательский произвол:

«Редактор почему-то хотел снять из предисловия Ваше упоминание о послесловии проф. Н. А. Рынина. Я указал, что в отдельной приписке Вы просили о Рынине непременно оставить и что поэтому без Вашего согласия я не могу допустить такого сокращения. — Мне, признаться, самому непонятно, почему во втором издании целиком снимается п[осле]редисловие Рынина. Объяснение редактора — „оно просто не нужно“ — не совсем удовлетворяет меня. Ведь читатель 2-го издания будет новый.

Редакция дала рукопись 2-го издания на научную редакцию Я. И. Перельману. Это я тоже считал совершенно излишним после того, как роман просмотрен Вами и исправлен мною по Вашим указаниям. Кстати, об этих указаниях. Я хотел снять все об Эйнштейне, но редактор решил оставить — его теория-де не опровергнута и других взамен ее равноценных нет.

Так всякий роман — и его судьба — являются равнодействующей нескольких сил…»[340]

Восстановить контуры драмы несложно: Перельман хочет выжить Рынина из книги и заменить его послесловие своим. Мало того, требует, чтобы и следа рынинского в книге не осталось, чтобы и из предисловия Циолковского всякое упоминание о Рынине изъяли! И издательство эти требования уже приняло!.. А Беляев упорствует, ссылается на «отдельную приписку» Циолковского (ту самую, к предисловию — «Прошу не выбрасывать о Рынине»!)…

И Рынина удалось отстоять! Конечно, не без урона — предисловие его заставили написать заново[341]. Наверное, чтобы оправдать наличие «научного редактора»… Но это все равно победа, да к тому же — малой кровью.

* * *

Первые главы «Звезды Кэц» появились в ленинградском журнале «Вокруг света» в феврале 1936 года — через полгода после смерти Циолковского. И мир, описанный в романе, — это сплошной триумф его проектов. Не пропущено ни одного:

«В Москве мы пересели на полуреактивный стратоплан Циолковского, совершающий прямые рейсы Москва — Ташкент.

Эта машина летела с бешеной скоростью. Три металлические сигары соединены боками, снабжены хвостовым оперением и покрыты одним крылом — таков внешний вид стратоплана. <…>…пассажиры и пилоты помещаются влевом боковом корпусе, в правом — горючее, а в среднем — воздушный винт, сжиматель воздуха, двигатель и холодильник; <…>…самолет движется силой воздушного винта и отдачею продуктов горения. <…>…мы зашли в герметически закрывающуюся кабину и уселись на очень мягкие кресла.

Самолет побежал по рельсам, набрал скорость — сто метров в секунду — и поднялся на воздух. Мы летели на огромной высоте, — быть может, за пределами тропосферы, — со скоростью тысяча километров в час. И говорят — эта скорость не предельная.

Не успел я как следует усесться, а мы уже оставили позади пределы РСФСР»[342].

С самолета на поезд:

«Ташкента я не успел рассмотреть. Мы молниеносно снизились на аэродроме и уже через минуту мчались на автомобиле к вокзалу сверхскорого реактивного поезда — того же Циолковского. Этот первый реактивный поезд Ташкент — Андижан по скорости не уступал стратоплану.

Я увидел длинный, обтекаемой формы вагон без колес. Дно вагона лежало на бетонном полотне, возвышающемся над почвой. С обеих сторон вагона имелись закраины, заходящие за бока полотна. Они придавали устойчивость на закруглениях пути.

Я узнал, что в этом поезде воздух накачивается под днище вагона и по особым щелям прогоняется назад. Таким образом, вагон летит на тончайшем слое воздуха. Трение сведено до минимума. Движение достигается отбрасыванием назад воздушной струи, и вагон развивает такую скорость, что с разгона без мостов перепрыгивает небольшие реки.

<…> За окнами ландшафт сливался в желтовато-серые полосы. Только голубое небо казалось обычным, но белые облака бежали назад с необыкновенной резвостью».

И затем — «полчаса до отлета дирижабля», понятно — Циолковского:

«Этот металлический гигант из гофрированной стали должен был нас доставить в город Кэц. Мы добежали до причальной мачты, быстро поднялись на лифте и вошли в гондолу.

<…> Скорость — всего двести двадцать километров в час. Ни качки, ни тряски и полное отсутствие пыли. Мы хорошо пообедали в уютной кают-компании».

Из города Циолковского герои улетают на звезду Циолковского и там — смотрят кино:

«Равнина. Тракторы возделывают землю. Чернокожие трактористы сверкают белыми зубами в веселой улыбке. На горизонте многоэтажные дома, густая зелень садов. „Тропики прокормят миллионы людей… Идея Циолковского претворяется в жизнь…“

„Как, и здесь Циолковский? — удивляюсь я. — Сколько же идей успел он заготовить впрок будущему человечеству!“

И, словно в ответ на эту мысль, я увидел другие картины великой переделки Земли по идеям Циолковского.

Превращение в оазисы пустынь путем использования энергии Солнца; приспособление под жилье и оранжерейное „озеленение“ доселе неприступных гор; солнечные двигатели, машины, работающие силой приливов, отливов и морских волн; новые виды растений, которые используют больший процент солнечной энергии…»

Доискиваясь тайного смысла «Звезды Кэц», один из новейших критиков решил, что, поскольку роман «написан в форме записок главного героя», можно рассматривать его «в качестве ответа Е. И. Замятину», то есть как полемику с антисоветской замятинской антиутопией «Мы»[343]. Основания у этой гипотезы нет ни малейшего. «Звезда Кэц», конечно, полемична, но спорит Беляев не с Замятиным, а с привычным (в том числе и ему самому) шаблоном приключенческого романа. Прозрачное указание на это: заголовки глав, чья демонстративная авантюрность — «Встреча с чернобородым», «Я становлюсь сыщиком», «Неудавшаяся погоня»… — находится в резком контрасте с содержанием. Герой, скромный биолог, всецело увлечен замедлением созревания плодов, дабы обеспечить ритмичную работу консервных заводов, и готовится к командировке в Армению. А вот чего он органически не приемлет — это всякого рода приключений. И вдруг оказывается, что совсем рядом с его спокойным миром, буквально рукой подать, разместился мир иной — немыслимых скоростей и космических полетов. Но, в конце концов, выясняется, что ничего принципиально иного в том мире нет — та же научная работа, те же лаборатории, те же командировки — только и разницы, что не в Армению, а на Луну. Благополучно разрешаются и все прочие неурядицы — безответная любовь оказывается обоюдной, соперничество — мнимым, а злоба и неприязнь — психической болезнью, от которой лечат. Короче, обычный производственный роман, пришедший на смену прежней фантастике со всеми ее гениями, злодеями, тайнами и приключениями. До такой степени производственный, что даже совершенное героем великое открытие — жизнь на Луне (вспомним Николая Толстого и его очерк «Обитаема ли Луна?» — ответ положительный!) ни разу более в романе не упоминается… Не придумал, знать, герой, как превращать лунную флору в силос!

В чем разница между «Прыжком в ничто» и «Звездой Кэц»? В обоих произведениях взяты за основу идеи Циолковского (хотя бы в их техническом аспекте). Время действия — будущее. Но герои «Прыжка» живут в ожидании революции, а в «Звезде Кэц» даже слова такого — «революция» — никто не произносит. Отличия и в том, где происходят события до отбытия в космос: в «Прыжке» — это довольно неконкретный Запад, а герои «Звезды» ни разу не пересекают границы СССР (о том, что происходит в остальном земном мире, они узнают из киножурнала). В этом-то и суть: «Прыжок в ничто» относится к фантастике революционной (мировая революция), а «Звезда Кэц» — к фантастике советской.

А теперь несколько слов о названии романа.

Первоначально Беляев намеревался (и 20 июля 1935 года известил об этом Циолковского) назвать роман «Вторая Луна». Но, видимо, вовремя спохватился: так назывался «астрономический роман» американского писателя Артура Трэна. Написанный в 1917 году роман этот (в оригинале: «The Moon maker») уже через пять лет был переведен на русский и опубликован в журнале «В мастерской природы», а в 1924 году вышел в Ленинграде отдельной книгой и с предисловием Перельмана.

Но и название «Звезда Кэц» (именно «Кэц», а не «КЭЦ», как принято в новейших изданиях) тоже могло быть подсказано, на что легко отыскать косвенное указание в самом романе: головокружительные космические приключения главного героя Артемьева начинаются со случайной встречи с чернобородым непоседой по фамилии Палей. Фамилия не из самых распространенных. Но именно ее носил неутомимый обозреватель научной фантастики, написавший, в частности, рецензию на «Прыжок в ничто» (довольно кислую), но в дальнейших статьях (их он написал не менее десятка) смирившийся с тем, что Беляев — один из главных советских фантастов. А кроме того, весьма молодой в ту пору (а век ему был отпущен неправдоподобно долгий — 103 года) Абрам Палей и сам сочинял фантастику, в частности, в 1930 году выпустил в Харькове повесть о космическом полете советских комсомольцев. Вместо Луны шальная ракета забрасывает экипаж на астероид Церера. Космические робинзоны отстраивают дом-коммуну, попутно переименовав Цереру в Ким — тогдашнее официальное название комсомола: Коммунистический интернационал молодежи. Повесть так и называлась: «Планета Ким».

Поэтому более чем вероятно, что идеей вынести в заглавие место небесного тела в астрономической номенклатуре (планета, звезда) и соединить его с именем-аббревиатурой Беляев обязан повести Палея: «Планета Ким» — «Звезда Кэц».

Возможно, однако, что не все обстояло так просто.

Беляев был искренне увлечен личностью и идеями Циолковского, причем задолго до начала их переписки.

Еще в 1930 году Беляев публикует вдохновенный очерк «Гражданин Эфирного Острова», в котором называет Циолковского «космическим человеком», описывает многочисленные его изобретения и проекты переделки природы… А в 1935 году Циолковский прислал Беляеву свои брошюры, изданные им в Калуге на собственные средства и практически никому не известные: «Цели звездоплавания», «Будущее Земли и человечества», «Растение будущего», «Монизм Вселенной»…

Сегодня привычное представление о Циолковском — материалисте, восторженно встретившем Октябрьскую революцию, сильно поколеблено. И первая встреча с пролетарской революцией чуть было не стоила ему жизни — в 1919 году Циолковского приняли за резидента деникинской разведки и арестовали. Через два дня, 19 ноября, доставили из Калуги в Москву, на Лубянку. Первый допрос состоялся лишь 29-го, а за это время сокамерники обучили старика, что говорить следователю. Поэтому Циолковский не стал рассказывать о своем истинном отношении к большевистской власти, а с порога заявил: «Сторонник Советской республики!» На все прочие вопросы отделался незнанием. И 1 декабря 1919 года следователь Ачкасов пришел к заключению:

«…ввиду полной недоказанности виновности Циолковского, но твердо в душе скрывающего организацию СВР (Союз возрождения России. — 3. Б.-С.) и подобные организации, предлагаю выслать гр-на Циолковского К. Э. в концентрационный лагерь сроком на 1 год без привлечения к принудительным работам ввиду его старости и слабого здоровья».

Слава богу, начальник Особого отдела Московской ЧК Е. Г. Евдокимов оказался умнее Ачкасова и поперек заключения наложил резолюцию красными чернилами:

«Освободить и дело прекратить. Е. Евдокимов. 1.12.19».

И Циолковского освободили.

Но прав-то ведь оказался Ачкасов. Потому что не был Циолковский сторонником Советской республики! И забредшему к нему деникинскому разведчику признавался:

«Теоретически я согласен с социалистическими идеалами, но на практике с большевиками расхожусь и в данное время не имею ничего против монархии — лишь бы миновали ужасы голодной и холодной жизни. Я ведь был членом Социалистической академии, но теперь вышел. Мне даже предлагали переехать в Москву, но я отказался. Проводимые аресты, конечно же, возмутительны…»

Когда же Циолковский стал потчевать гостя чаем, в дом ворвались чекисты, и выяснилось, что «деникинец» подослан ЧК…[344]

А в 1940 году доброго следователя Емельянова расстреляли. Но жалеть его не надо — отпустив Циолковского, он еще многих успел отправить на тот свет… Одно липовое Шахтинское дело чего стоит!

Материализм Циолковского тоже вызывает множество вопросов — толковал Евангелие от Иоанна, верил, что Вселенная управляется Высшим Разумом… С учетом этого и идея космических полетов предстает совсем в ином свете — выход в Космос означает превращение человека в Бога[345].

Для Беляева — выпускника духовной семинарии по первому разряду — разобраться в истинных устремлениях Циолковского труда бы не составило.

А тогда и Кэц — это не просто название небесного тела, составленное из первых букв имени прославленного ученого. Это и слово, причем слово библейское.

Дело в том, что по-древнееврейски (а Беляева этому учили) קץ (кэц) означает «конец», причем не просто «конец», но такой, за которым уже ничего не следует: קץ הימים (кэц ha-ямим) — буквально: «конец дней», а на самом деле, «конец времени», и העולם קץ(кэц ha-олам) — «конец света», короче — Апокалипсис. И значит «Звезда Кэц» — это не что иное, как Звезда-Полынь. Восход ее предвещает конец этого мира и приход мира нового, того, где человек сбросил с себя иго земного тяготения и стал Человеком космическим.

Сказанное может, конечно, показаться натяжкой. Но вот глава, повествующая о том, как главный герой Артемьев, он же рассказчик, проходит предполетную санобработку. Герой очистился от микробов и:

«…по привычке протянул руку доктору, но он быстро спрятал руки за спину.

— Не забывайте, что вы уже дезинфицированы. Не прикасайтесь больше ни к чему земному.

Увы, я отрешен от земли».

Несколько шагов по трапу, и герой оказывается:

«…в узкой камере, освещенной электрической лампой. Камера была похожа на кабину маленького лифта.

Дверь крепко захлопнулась. „Как крышка гроба“, — подумал я».

Глава же носит название «Чистилище». В кавычках. То есть ирония. Равно как и просьба доктора к отлетающим:

«Передайте мой привет небожителям».

Шутки шутками, но слова выбраны самые точные: отрешение от всего земного, гроб, чистилище и встреча с небожителями, то есть смерть и прибытие в Царство Небесное. То самое царство, какое наступит на земле сразу после конца света и Страшного суда[346].

Заканчивается роман словами:

«…Мой сын поет „Марш Звезды Кэц“».

Именно так — солист хора мальчиков исполняет хорал, возносит благодарственную молитву.

Одна из первых научных работ Циолковского — «Вычисления и формулы, относящиеся к вопросу о межпланетных сообщениях» (1879) — снабжена подзаголовком: «Вопрос о вечном блаженстве».

Точно теми же словами Беляев пользовался при описании космического полета в романе «Прыжок в ничто» — речь идет о помещении пассажиров в амортизационные ящики («— Всё наделала эта мадам вертихвостка. Надо было поскорее уложить ее. А она, вместо того чтобы выслушать нас, в истерику. Кое-как справились. Уложили, закрыли. Так она еще в дыхательную трубку кричит: „Варвары! Изверги! За что вы загнали меня в гроб? Проклятые!“») и последующем извлечении из оных:

«„Вот она — теория и жизнь, — думал Цандер. — Расчеты ломаются в самом начале. Драгоценные минуты проходят, а мы, вместо того чтобы двигаться ускоренно, летим по инерции. Отложить „пробуждение мертвых“, чтобы еще раз пришпорить ракету? <…>“ Последние уже давно ожидали своего „воскрешения“. Стормер… вообразил, что находится в руках большевиков, которые сыграли с ним страшную шутку. <…> От этой мысли он обливался потом в своем „гробу“»:

«Постепенно все „мертвые“ были „воскрешены“»:

«Ганс вдруг громко запел, разнося радостную весть:

— Вставайте! Воскресайте, лежащие во гробах'. Солнце Венеры приветствует вас…»

И слова «радостная весть» тоже употреблены к месту — это «благая весть», в переводе на греческий: «евангелие».

…К теме жизни и творчества Циолковского за четверть века — с 1916-го по 1940-й — Беляев обращался неоднократно[347]. Но самое главное — книга света так и не увидела.

Все, что мы о ней знаем, — это краткое упоминание в беляевских письмах 1941 года Борису Никитичу Воробьеву. В 1940 году в серии «Жизнь замечательных людей» вышла написанная Воробьевым биография Циолковского, и 25 апреля 1941 года Беляев сообщает:

«Мною самим была написана биография К. Э. для издательства „Молодая гвардия“. По ряду причин биография не была напечатана (едва ли не главная заключалась в том, что некоторые эпизоды редактору показались неприемлемыми). Этот материал едва ли уже используют. Для Вас, быть может, он и представит некоторый интерес. Если хотите, я пришлю рукопись»[348].

Адресат, судя по всему, интереса не выказал, и рукопись пропала.

3 мая 1941 года разговор идет уже о книге Воробьева:

«На меня книга произвела очень хорошее впечатление и углубила мое понимание К. Э., хотя я о нем знаю много, пожалуй, побольше других биографов. Я сам замышлял биографию К. Э. именно в этом плане, но у меня не хватало того материала, который великолепно знаете Вы. И потому мне иногда приходилось прибегать к догадкам и интуиции, а это не всегда надежный материал»[349].

Скучнейшее сочинение Воробьева едва ли заслуживало высокой оценки писателя. Не могла пройти мимо внимания Беляева и еще одна характерная черта книги — неискренность. Будучи председателем Комиссии по изучению научного наследия Циолковского, Воробьев был прекрасно осведомлен об истинных взглядах калужского затворника на природу, Бога и мироздание. А Воробьев превратил жизнь Циолковского в советский лубок: несгибаемый атеист, жертва царизма, без колебаний вставший на сторону советской власти, не устающий благодарить советское правительство и лично товарища Сталина за внимание и заботу…

Могли Беляев замышлять такую биографию Циолковского? Трудно поверить, и прежде всего потому, что подобное сочинительство мучительно и неинтересно…

Что же увлекло Беляева в личности Циолковского? Куда вела Беляева интуиция, какие догадки он строил? 17 июня 1941 года в письме все тому же Воробьеву он роняет несколько слов:

«Константин Эдуардович Циолковский обжился в небе, как едва ли кто»[350].

И эта фраза позволяет догадаться, какой ключ к жизни и творчеству Циолковского отыскал Беляев. И тогда мы понимаем, что если не книга, то первый набросок ее до нас дошел — это очерк 1930 года.

«Гражданин Эфирного Острова

Константин Эдуардович Циолковский космический человек. Гражданин Эфирного Острова.

Вы не знаете, что такое Эфирный Остров?

— Наше солнце освещает более тысячи планет. В Млечном Пути не менее миллиарда таких солнечных систем. В Эфирном Острове находят около миллиона таких млечных путей. Дальше этого астрономия пока не идет! Вот что такое Эфирный Остров.

Математик, физик, астроном, механик, биолог, социолог, изобретатель, „патриарх звездоплавания“, Циолковский мыслит астрономическими цифрами, считает миллионами, миллиардами, биллионами. Бесконечность не устрашает его. Он обращает свой взгляд к прошлому нашей солнечной системы и спокойно говорит, как о возрасте своих собственных детей: „На рождение всех планет понадобилось тридцать один биллион лет. Земля отделилась от Солнца два биллиона лет тому назад, а наша Луна рождена Землей менее миллиарда лет назад“. Совсем новорожденная крошка! Что значит миллиард, если Циолковский иногда имеет дело с такими цифрами, для которых, по его собственным словам, „чтобы их написать, не хватило бы всей вселенной“!

Один перечень изданных трудов К. Э. Циолковского занимает двадцать четыре печатные страницы.

„Мне было лет восемь-девять, когда моя мать показала нам, детям, аэростат из коллодиума. Он был крохотный, надувался водородом и занимал меня тогда как игрушка“. Об этом детском воздушном шарике Циолковский вспоминает, потому что шарик дал первый толчок направлению мыслей будущего изобретателя дирижабля.

Четырнадцати лет, получив некоторые представления об аэростате из физики, он мастерит бумажный аэростат и надувает его водородом, а пятнадцати-шестнадцати лет делает подсчеты, каких размеров должен быть воздушный шар, чтобы подниматься с людьми, „будучи сделан из металлической оболочки определенной толщины. С тех пор мысль о металлическом аэростате засела у меня в мозгу“. На подсчеты ушли годы.

Будучи учителем, Циолковский вставал до зари, чтобы успеть заняться своими вычислениями. Под „фантазию“ был подведен прочный фундамент из тысячи формул.

И ровно тридцать лет назад молодой изобретатель делает доклад в Москве, в бывшем императорском Техническом обществе „О построении металлического аэростата“.

Ученый синклит дал кислый отзыв: оно, конечно, металлический аэростат построить можно, но только строить его ни к чему, так как всякий „аэростат обречен навеки, силою вещей, остаться игрушкою ветров“.

Современная техника опровергла эти старческие тревоги. Но современные дирижабли, как известно, все еще имеют мягкую оболочку и сложный, дорогостоящий каркас. К идее Циолковского о дирижабле из волнистой стали только теперь подходит воздухоплавание.

Работая над проектом дирижабля, Циолковский думал уже о полетах к звездам. На Земле ему становилось тесно. Скромный калужанин вырастал в гражданина Эфирного Острова.

Труды Циолковского в области „звездоплавания“ считаются теперь классическими. Он первый дал все расчеты для устройства ракетного снаряда, при помощи которого можно покинуть пределы атмосферы. Работа над „реактивными приборами“, действующими при помощи отдачи, создала Циолковскому мировое имя. Устройство реактивных приборов затрудняется тем, что „ракета“ должна иметь очень большой запас горючего — по крайней мере в четыре раза превосходящий вес самой ракеты, чтобы набрать скорость не менее 8 километров в секунду, необходимую для космического полета. Гениальный старик решил выйти из положения при помощи „ракетных поездов“.

Под ракетным поездом он подразумевает соединение нескольких одинаковых реактивных приборов, двигающихся сначала по дороге, потом в воздухе, затем в пустоте, вне атмосферы, наконец где-нибудь между планетами и Солнцем.

Дело представляется так. Несколько ракет — скажем, пять — соединяются, как вагоны поезда, — одна за другой. При отправлении первая головная ракета играет как бы роль паровоза; она, взрывая горючее, везет за собой поезд, набирая все большую и большую скорость. Когда у этого „паровоза“ запас горючего начинает истощаться, головная ракета на лету отцепляется от поезда и возвращается на Землю. Вторая ракета становится головною и везет поезд, пока и она не истощит свой запас горючего. Так происходит с каждой ракетой, кроме последней, предназначенной для межпланетного полета. Когда предпоследняя ракета отчалит и снизится на Землю, у последней уже будет необходимая скорость для полета в межпланетном пространстве. Причем она не истратит на преодоление земной тяжести и на приобретение необходимой скорости ни одного грамма из своего горючего. А свои запасы горючего последняя ракета может расходовать уже на „небе“ для необходимого маневрирования или спуска (торможения).

Представим себе, что полет совершился. Мы улетели „к звездам“. Что найдем мы там и зачем нам лететь туда? На эти вопросы Циолковский отвечает в своих брошюрах „Цели звездоплавания“ и „Исследование мировых пространств реактивными приборами“.

Здесь, не переставая быть строгим ученым, Циолковский становится „фантастом“, далеко оставляя позади себя по смелости и широте своих космических „грез“ таких фантастов, как Жюль Верн и Уэллс.

„Но позвольте, — скажет читатель, — как же там жить, не возвращаясь на Землю? А воздух? А пища? А всепожирающие лучи Солнца? Ужаснейший холод мировых пространств?“

Все обдумано, предусмотрено. Ведь Циолковский первоклассный физик и математик, а не легкомысленный человек. Его фантазия выезжает в путь только на стальном коньке математических формул. Он уже приготовил для будущего человечества вполне удобную и вместительную жилплощадь среди лагун Эфирного Острова. Слушайте.

Небесный дом-коммуна будет представлять собой огромный цилиндр, сделанный из металла и стекла и разделенный перегородками на отдельные камеры. Если в одной из камер произошла утечка кислорода в пустоту, жильцы могут переселиться в соседнюю, пока в первой исправят повреждения. Треть цилиндра, обращенная к Солнцу, застеклена обыкновенным стеклом, задерживающим убийственные для организма ультрафиолетовые лучи Солнца. По мере необходимости, пуская через окна солнечный свет внутрь цилиндра, можно достигнуть любой температуры „дома“ — от 250 градусов холода до 200 тепла. Так в жилых ячейках мы сможем установить равномерную температуру. Наши небесные комнаты залиты светом. В них чистейший воздух, без всяких бактерий. Ведь мы можем выходить в соседнее помещение, а в своем поднимать температуру выше точки кипения и таким образом стерилизовать воздух. Он может, кроме того, очищаться и восполняться кислородом при помощи растений. Для этого в цилиндре будут культивироваться растения, которые без остатка поглотят углекислоту и выделят необходимый для дыхания человека кислород. Влага, выделяемая в воздух растениями и людьми, будет собираться в особые сосуды. Невесомость наших тел и всех вещей сделают ненужными мебель и вещи. Человек будет чувствовать необычайную легкость. Правда, отсутствие тяжести может создать и неудобства. Человек может беспомощно болтаться в пустоте посредине помещения, если ему не от чего оттолкнуться, вещи будут блуждать по комнате, земля плантаций может также рассеяться и загрязнить воздух. Но довольно будет использовать центробежную силу, чтобы все тела вновь обрели некоторую тяжесть. А сделать это легко. Представьте себе два шара или цилиндра, связанные и приведенные во вращательное движение. Так могут вращаться в пустоте целые „жилкоопы“ или же отдельные части и предметы внутри зданий. И тогда все придет в норму. Любители твердой почвы почувствуют ее под ногами, явятся верх и низ, вещи приобретут некоторую тяжесть.

В особых костюмах, похожих на водолазные, со скафандром на голове и запасом кислорода люди смогут выходить наружу, в безвоздушное пространство. Но нужно иметь на всякий случай маленькие „карманные“ ракетные двигатели.

Отсутствие тяжести, отсутствие „верха“ и „низа“ дадут возможность небесным переселенцам развить необычайно грандиозное строительство и индустрию. Из самого легкого материала там можно построить „небоскреб“ длиною в несколько километров, можно перекинуть „мостики“ из тонкой проволоки через бездну, соединив ею отдельные дома, и по этой проволоке перевозить тяжести в сотни тысяч тонн земного веса.

Когда же „людям неба“ покажется тесно вокруг нашего старого Солнца или же когда они заметят, что Солнце начинает греть слабее, они отправятся на своих воздушных домах-кораблях в далекие странствия, к иным солнцам нашей галактической системы.

Постепенно люди и растения, живущие на небесах, приспособляясь к новым условиям, изменят свой внешний вид, свой организм. И, быть может, через тысячелетия люди превратятся совершенно в иные существа.

Однако не пора ли нам спуститься на Землю? Без привычки к этим высотам мысли может закружиться голова…

Итак, человечеству нечего бояться перенаселения Земли. Места хватит на небесах.

Но свободного места более чем достаточно и на Земле, надо только уметь использовать ее. Люди должны, как говорится теперь, „освоить“ до конца Землю.

„В настоящее время Земля есть пустыня, — говорит Циолковский. — На человека приходится 52 гектара суши и воды. Одной суши 13 гектаров. Из них не менее 4 приходится на райский климат без зимы с чудесною плодородною почвой. Тут не нужно ни обуви, ни одежды, ни дорогих жилищ, ни труда для пропитания… Засаженной бананами, корнеплодами, хлебными деревьями, кокосовыми и финиковыми пальмами или другими растениями какой-нибудь сотни квадратных метров (ар) хватит для сытой жизни одного человека. И вот почему я называю Землю пустынной: дают 400 аров плодородной тропической почвы на человека, а ему много и одного ара (основание квадратного двенадцатиметрового дома). Как же Земля не пустынна, если почвы на ней в 400 раз больше, чем нужно?“

Мертвые пустыни Циолковский превращает в плодороднейшие местности. В пустынях будут дома-оранжереи. Крыши этих жилищ будут покрыты слоем черного железа. Ночью, которая в пустыне бывает прозрачною, безоблачной, железо сильно охлаждается и покрывается каплями росы, извлекаемой из воздуха. Вода стекает по желобам в особые хранилища. Этой воды будет вполне достаточно для орошения не только „оранжерейной“ растительности, но и деревьев на открытом воздухе. Днем черный слой на крыше механически поворачивается нижней, блестящей стороной, отражающей лучи солнечного света, которые поэтому почти не нагревают воздух, и рассеиваются в небесном пространстве. „Так можно понизить среднюю температуру места и вызвать дождь“.

Океаны тоже должны быть укрощены и подчинены воле человека. По подсчетам Циолковского, „покорение“ океанов начнется только тогда, когда население Земли возрастет до 400 миллиардов человек.

Борьба с водной стихией сопряжена с большими трудностями. Наступление начнется с берега, в сторону океана. На известном расстоянии от берега строится нечто вроде плота во всю длину береговой линии. Границы этого плота, обращенные к волнам, имеют машины-двигатели, которые используют волнение океана для добывания энергии и укрощают волны. Фронт строится в виде очень прочного плота, а промежуток между этим плотом и берегом покрывается более легким плотом. Так постепенно покроется плотами вся поверхность… „Обилие влаги, ровная, желаемая температура, горизонтальная местность, дешевизна транспорта — все это большие преимущества сравнительно с сушей“. Испаряемость уменьшится, уменьшится и облачность. Средняя температура Земли вследствие этого повысится (большее количество солнечных лучей будет достигать Земли). Не только умеренные, но и полярные страны будут иметь сносную температуру. Земледелие будет процветать на плотах. Население Земли увеличится до 5 биллионов.

Вот Циолковский предлагает проект оригинального бесфюзеляжного аэроплана, который должен явиться как бы переходом к космическому реактивному кораблю. Это даже не один, а десяток или два десятка аэропланов, соединенных особенным образом. Каждый из этих летательных снарядов напоминает собою веретено, сделанное из металла. Внутри — воздух или кислород. „Веретена“ смыкаются боками и образуют как бы волнистую квадратную пластинку площадью не менее 400 квадратных метров. Воздушные винты помещены спереди и сзади каждого „веретена“. При взлете аэроплан ставится на особые поплавки, которые затем сбрасываются, чтобы не висеть мертвым грузом. Спускаться можно непосредственно на воду. Такая система отличается прочностью, безопасностью, большой грузоподъемностью, дешевизной и многими другими летными и экономическими достоинствами.

Интересен и проект земного сверхскоростного поезда. Земным его можно назвать только относительно, так как этот поезд будет двигаться не по земле, а по воздуху: между полом поезда и землей будет находиться слой воздуха. Слой этот будет небольшой, поезд будет висеть „над землей“ всего на несколько миллиметров, но этого слоя достаточно, чтобы свести трение почти к нулю. Такому поезду не нужно будет колес и смазки. Он сможет идти с огромной скоростью. На нем можно будет в полчаса доехать из Москвы до Ленинграда, за десять часов — от полюса до экватора и менее двух суток, чтобы объехать по меридиану вокруг Земли. Каким черепашьим шагом, по сравнению с этим, двигался вокруг света жюльверновский герой! С разбега по инерции поезд будет преодолевать все наклоны, взбираться без всякого усилия на горы и даже… перескакивать через реки, пропасти и горы любых размеров. Долой тоннели!

Циолковский, по-видимому, глядя на солнечные лучи, думает: „Какая бесцельная трата энергии!“ Самая малая былинка занимает и волнует Циолковского. Зерновые хлеба используют только одну шеститысячную долю солнечной энергии. Как возмутительно мало! Солнце должно давать при идеальном использовании его энергии 625 килограммов в год на 1 квадратный метр. А мы получаем с квадратного метра 0,1 килограмма. В 6250 раз менее того, что можно получить! Надо приняться за растения и за солнечный свет! Надо вырастить такие сорта растений, которые использовали бы солнечную энергию возможно больше. Ведь банан ее использует в 100 раз больше, чем зерновые хлеба. Почему же не вырастить такой „сверхбанан“, который явился бы еще лучшим „аккумулятором“ солнечной энергии? И Циолковский намечает план. Надо путем отбора и скрещивания выработать растения, которые способны будут максимально использовать солнечную энергию. Надо позаботиться о том, чтобы солнечная энергия не поглощалась облаками и полупрозрачной атмосферой. Надо устранить вредное перегревание плодов и излишнюю испаряемость, овладеть почвой, температурой, погодой, уничтожить вредителей, сорные травы, пыль. Наконец изменить самый химический состав лучей. На все это имеются у Циолковского подробные указания и расчеты. „Если бы утилизировать хоть 20 % солнечной энергии, то и тогда Земля могла бы прокормить население в 100 тысяч раз больше теперешнего“.

Поистине, у гиганта мысли Циолковского есть чему поучиться…»

Вот это человек — ему не то что страны, целой планеты мало! Ему Солнечная система тесна… Эфирное создание, безразличное к звериной борьбе классов за передел жалких земных благ — нет ни бедных, ни богатых, а есть единое безмерно богатое человечество! И над всем сияющим миром одно только имя — Циолковский! Словно нет и не было других гениев всех времен и народов… И о советской власти ни слова… А что о ней говорить — она такое же безотрадное настоящее, жить в котором недостойно человека[351].

Ну, ладно, о Сталине, Ленине, советской власти Беляев только промолчал. Но ведь были в книге еще и «некоторые эпизоды», которые редактор счел «неприемлемыми»… О их содержании можно теперь лишь строить догадки, опираясь на интуицию.

Итак, социального заказа издательства Беляев не выполнил. Зато Воробьевым и объяснять ничего не надо. Им только намекни, и сразу станет Циолковский истинно советским человеком, чья жизнь началась в 1917 году.

А до того вся была унижение и прозябание.

* * *

Чем больше внимания уделяется сегодня философско-религиозным воззрениям Циолковского, тем настойчивее становятся попытки умалить его, как ученого, даже в том, что совсем недавно считалось безусловным его достижением…

где vk — наибольшая (конечная) скорость ракеты; и — относительная скорость истечения продуктов сгорания из сопла ракетного двигателя; т — начальная масса топлива; МР — масса ракеты без топлива.

Эту формулу определения скорости ракеты Циолковский вывел 10 мая 1897 года, а три десятка лет спустя ее стали называть формулой Циолковского.

Но вот мнение современного специалиста:

«Мистический туман вокруг „формулы Циолковского“, созданный журналистами и другими лицами, не слишком сведущими в математике, по сути, безоснователен. Формула, описывающая разгон ракеты в зависимости от количества израсходованного топлива и полученная Циолковским, настолько элементарна, что ее без труда способен вывести любой человек, знакомый с азами высшей математики. Этим, в частности, объясняется и то, что все пионеры космонавтики (Годдард, Оберт, Эсно-Пельтри, Цандер, Кондратюк) легко получали ее независимо друг от друга и от Циолковского. Более того… получение формулы Циолковского было рутинной задачей, предлагавшейся студентам Кембриджского университета — она входила в учебник [„Учебник динамики частицы с многочисленными примерами“, — З. Б.-С.], изданный впервые в 1856 году (последнее издание 1900 года). Поэтому можно смело утверждать, что сотни, тысячи студентов в течение более 40 лет выводили „формулу Циолковского“ задолго до него»[352].

Кем же он был, Циолковский? Ученым? Философом? Или самонадеянным изобретателем нелетающих железных дирижаблей и бесколесных поездов, мировоззрение которого — беспорядочная мешанина расхожих околонаучных и мистических банальностей?

Быть может, ни тем ни другим… Циолковский был пророк — пророк научной религии, сумевший сотни миллионов людей обратить в свою веру — веру в то, что выход человека в космос не только возможен, но неизбежен.

https://www.litmir.me/br/?b=196944&p=73

***

При изучении истории космонавтики нельзя пройти мимо знаковой фигуры Константина Эдуардовича Циолковского. Можно начать со статьи в Википедии: "Русский и советский учёный-самоучка и изобретатель, учитель. Основоположник теоретической космонавтики. Обосновал использование ракет для полётов в космос, пришёл к выводу о необходимости использования "ракетных поездов" — прототипов многоступенчатых ракет. Основные научные труды относятся к аэронавтике, ракетодинамике и космонавтике".

Первая же фраза настораживает сочетанием двух слов: "ученый-самоучка". А есть ли еще примеры в истории науки? Ну, хоть где-то, в какой-либо стране, чтоб именно самоучка. Если покопаться, то можно найти. Но все корифеи науки обязательно учились. Заканчивали университеты, институты, корпели годами в подмастерьях в лабораториях мастеров, осваивали трудную науку знания, в общем, грызли гранит... А тут!.. Самоучка и такие работы, такие темы подняты!

Удивляться тому, что космонавтика родилась именно в начале ХХ века, не приходится. В этот период человечество переживало поистине гигантский скачек в технологическом и научном развитии. Полетели самолеты, побежали автомобили, радио и телефон соединили народы и континенты, доселе темные города осветила лампочка Эдисона, рентген впервые дал возможность проникновения в человеческое тело без хирургического ножа, таблицы расположили химические элементы в правильном порядке, синематограф завоевывал сердца людей и делал невозможное возможным. Это было уникальный прорыв в будущее, равного которому история не знала.

И на этом фоне как можно было обойти вниманием космос! Такой близкий, такой изученный астрономами, такой огромный. Уж если оторвались от Земли, то и вырваться за пределы ее притяжения тогда не представлялось неосуществимой задачей. Появились энтузиасты нового направления. И среди них был Циолковский.

Казалось бы, он преуспел больше всех. Не зря же ему памятник стоит возле ВДНХ, и посвященный истории космонавтики грандиозный музей в Калуге назван его именем. Там хранится научное наследие ученого в полном объеме и, конечно, сохранен домик, где он жил и творил. Его именем назван кратер на Луне и малая планета, улицы во многих городах страны, проводятся регулярные научные чтения его памяти. Снимались фильмы, в которых играли великие актеры Смоктуновский и Юрский. И можно уже не упоминать о том, что сотни исследователей его творчества защитили кандидатские и докторские. В феврале 2008 года К. Э. Циолковскому присуждена общественная награда — медаль "Символ Науки" "за создание истока всех проектов освоения человеком новых пространств в Космосе".

Глыба человеческая!..

Но пошли дальше: "основоположник теоретической космонавтики, обосновал использование ракет для полетов в космос, пришел к выводу об использовании "ракетных поездов" — прототипов многоступенчатых ракет". На этом, пожалуй, можно остановиться, потому что остальное легко прочитать в Википедии, включая биографию героя.

В Высшее Техническое училище (ныне Бауманка) Циолковский не поступил по "непонятным причинам".

(Так написано в его биографии). Такой талантливый, и не был принят. Биографы умалчивают, что он и не мог поступить, ибо аттестата у гения не было. Циолковский вообще проучился в гимназии четыре года, причем два из них в одном классе. После этого Константин Эдуардович никогда и нигде не учился. Под словами "никогда и нигде" подразумеваются учебные заведения. Румянцевскую библиотеку, где он днями и ночами просиживал, учебным заведением назвать нельзя. Но, учитывая его упорство в получении знаний, звания самоучки он оказался достоин. Тем более, что впоследствии он сдал экстерном экзамены за звание учителя и оказался весьма успешным преподавателем. Он был награжден орденами за свою службу, рос в табели о рангах. Надо заметить, что состоятельным человеком он не стал. Но не потому, что учителям мало платили — в царской России платили как раз хорошо. Большая часть заработка уходила на закупку приборов и лабораторные исследования. Он был фанатиком науки.

В библиотеке он познакомился с основателем русского космизма Федоровым, который заменил ему университетских профессоров и оказал на молодого человека огромное влияние. Космизм к теме статьи отношения не имеет, но нельзя сбрасывать его со счетов, когда мы говорим о философских воззрениях нашего героя. Мы еще вернемся к этому.

Циолковский изучает дифференциальное и интегральное исчисления, аналитическую и сферическую геометрию. В биографии пишут, что он освоил гимназическую программу, а также часть университетской. Экзаменов он не сдавал, работу в Москве найти не смог — кому был нужен самоучка даже без гимназического аттестата. И потому вернулся в Вятку к отцу, где стал заниматься репетиторством. Это у него получалось, но, когда переехали в Рязань, дела с репетиторством не пошли. Учеников не было. Он сдал экзамен экстерном на звание уездного учителя математики. Переехал в Боровск и преподавал там почти 12 лет. Завел семью. Надо учесть, что Боровск тогда (да и сегодня тоже) никак не мог считаться крупным научным и культурным центром. Газеты приходили с семидневной задержкой, о журналах научных и речи не было. Но первые контакты с научным обществом он все же завязал. Его первая статья, посвященная применению механики в биологии, была отвергнута журналом "Русская мысль" и рецензии на нее тоже не было. Есть предположение, что в этой работе он попытался доказать бессмысленность человеческой жизни. Но эту версию оставим на совести его биографов. Статья не нашлась, и кто точно знает, что там было написано. ..

У Циолковского много работ по философии. Он принадлежал к группе ученых, проповедующих естественно-научный космизм, в отличие от федоровского религиозно-философского. Он рассматривал космос как живое одухотворенное целое,             населенное

высокоразвитыми живыми существами. Но сегодня об этой стороне его деятельности предпочитают не вспоминать. И если взять на выбор две цитаты, то станет понятно, почему это замачивается. Вот первая: "Встречая при расселении зачаточные или уродливые формы жизни, высокоразвитые существа уничтожают их и населяют такие планеты своими, уже достигшими высшей ступени развития, представителями. Поскольку совершенство лучше несовершенства, высшие существа безболезненно ликвидируют" низшие (животные) формы жизни, дабы избавить от мук развития, от мучительной борьбы за выживание, взаимного истребления и пр. Хорошо ли это, не жестоко ли? Если бы не было их вмешательства, то мучительное самоистребление животных продолжалось бы миллионы лет, как оно и сейчас продолжается на Земле. Их же вмешательство в немногие годы, даже дни, уничтожает все страдания и ставит вместо них разумную, могущественную и счастливую жизнь. Ясно, что последнее в миллионы раз лучше первого". Читателю это ничего не поминает?

Если этого недостаточно, вот вторая: "Когда человек умирает, его атомы рассеиваются по всей Вселенной, а потом поселяются в какое-то другое живое существо. Так начинается вторая их жизнь в другом обличье. И если умершее существо было счастливым, значит, и атомы будут счастливые, и новая жизнь нового существа будет счастливой. Если атомы несчастные — наоборот. И задача человечества — уничтожить всю несчастную жизнь на Земле и в космосе". Далее Циолковский описывает, как, кого и в каком порядке нужно убивать: "больных, калек, слабоумных, несознательных... диких и домашних животных, насекомых... "

Отдал дань наш герой и евгенике. По его мысли "в каждом населенном пункте надлежало обустроить лучшие дома, где должны были проживать лучшие гениальные представители обоих полов, на брак которых и последующее деторождение нужно было получать разрешение свыше. Таким образом, через несколько поколений доля одарённых людей и гениев в каждом городе стремительно бы возросла".

Можно заметить еще, что теорию относительности он не признал, гипотезу о расширении вселенной тоже. "Очень огорчает увлечение учёных такими рискованными гипотезами, как эйнштейновская теория, которая теперь поколеблена фактически". "Замедление времени в летящих со субсветовой скоростью кораблях по сравнению с земным временем представляет собой либо фантазию, либо одну из очередных ошибок нефилософского ума. Замедление времени! Поймите же, какая дикая бессмыслица заключена в этих словах!".

Циолковский был материалистом или идеалистом? Ответа точного нет. До революции он был верующим человеком и 1915 году написал очерк "Бог милосердный". Воспел Создателя. Надо полагать, что веру в Бога он впитал с молоком матери. После революции "конвертировался" в материалиста. А как иначе? Его новые хозяева Бога не признавали.

Но пора все же вернуться к научной деятельности Циолковского. Его первой научной работой считается статья "Теория газов". Вот рецензия одного профессора: "Хотя статья сама по себе не представляет ничего нового и выводы в ней не вполне точны, тем не менее она обнаруживает в авторе большие способности и трудолюбие, так как автор не воспитывался в учебном заведении и своими знаниями обязан исключительно самому себе.". Эта рецензия представляет собой классический пример реакции научного общества на попытку самоучки открыть что-то новое. Вежливо, без оскорблений дали понять, что не надо влезать с мизерными знаниями в область реальной науки. Но есть ощущение, что каким бы ни был ответ — даже ругательным, облили бы презрением, Циолковского это не остановило бы. Он просто сменил поле деятельности.

Самоучка начал заниматься аэростатами. Он твердо решил "отдаться воздухоплаванию и разработать управляемый аэростат". Ему предложили выступить в Москве в Политехническом музее в "Обществе любителей естествознания", где он фактически провалился со своим докладом. Короче говоря, его идея металлических дирижаблей завершилась изданием труда на средства друзей. Научное общество, где были распространены, как мы сегодня говорим, "гранты", тоже не нашло нужным поддержать идеи Циолковского.

Чтобы закончить с дирижаблями, заметим, что Циолковский носился с этой идеей практически до конца своей жизни. Уже при советской власти он добивался признания в этой отрасли воздухоплавания, получал средства на постройку своего детища. Ничего не было создано. Все оказалось химерой. Деньги пропали. Отметим, что попытка создать нечто материальное оказалась возможной только при Советской власти, когда после большевистского переворота уровень научной мысли не просто опустился. Упал! Всплыли на поверхность шарлатаны, поднявшие Циолковского на щит. Они увидели в нем своего человека: из народа, самоучка. А самого Циолковского уже тогда и трогать было опасно: как же! Сам Ленин отметил его заслуги.

В 1892 году Циолковский переезжает в Калугу, где прожил всю оставшуюся жизнь. Там были написаны его главные труды по космонавтике.

Но, в конце концов, мы чтим его не за философские работы, не за дирижабли и, разумеется, не за отрицание теории относительности (хотя в сталинские времена это поощрялось). А за что же его можно ценить? За придуманные им ракеты, за принципы реактивного движения. Правда, ракеты существовали за века до рождения нашего героя. Реальные, твердотопливные, пороховые. Циолковский предложил сесть на такую ракету и полететь в космос. Но не был первым. До него в ракете "полетели" в космос герои Жюль Верна и, если не ошибаюсь, Сирано де Бержерак.

Многоступенчатые ракеты придуманы тоже не Циолковским. Первый патент был получен американцем Годдардом в 1914 году, а в 1923-м немецкий профессор Оберт выпустил книгу о двухступенчатой ракете. Он прислал ее Циолковскому. И если бы тот причитал ее, то, может, не повторил бы идею немца через четыре года. Но Циолковский немецкого не знал, потому в очередной раз изобрел порох. И не придумывал он никаких многоступенчатых ракет. На самом деле он предложил идею дозаправки ракет: одновременно запустить 32 разные ракеты, которыми управляют 32 пилота. Когда топливо израсходуется наполовину, ракеты как-то встречаются в воздухе попарно — и половина ракет переливает остаток топлива в другие. Пустые ракеты с пилотами падают, остальные летят, пока опять не выработают полбака. И так далее. Космоса достигает одна из 32 ракет и один пилот. Вот эту идею его биографы называют "ракетным поездом, прообразом многоступенчатых ракет". Даже если заменить "погибших" при этом пилотов на автоматику, все равно получается бред сивой кобылы! Это поезд никак не мог быть "прообразом". Недаром даже сочувствующий Циолковскому один из популяризаторов его трудов не выдержал и в своей книге в 1937 году написал: "Да надо их сразу соединять, ракеты! И тогда не понадобятся 32 пилота, а хватит одного, и проще будет отбрасывать пустые ракеты, как это и предлагали Годдард и Оберт".

Знаменитое уравнение передвижения точки переменной массы (сколько горючего надо взять, чтобы ракета развила нужную скорость) принадлежит профессору Мещерскому, который вывел его в 1897 году. Исследования этого ученого считаются теоретической основой современной ракетодинамики. Опираясь на его труды, уже после Второй Мировой войны многие советские и зарубежные ученые разработали основные вопросы динамики произвольных изменяемых систем тел переменного состава (то есть, ракет).

Ну, хорошо. А как быть с известной формулой Циолковского, которая определяет скорость, развиваемую летательным аппаратом под воздействием тяги реактивного двигателя? Он опубликовал формулу в 1903 году, независимо от того, что она была выведена девяносто лет назад англичанином Вильямом Муром. Она описывает взаимоотношение между скоростью ракеты, скоростью выхода газов и массы ракеты. Ее еще называют уравнением для идеальной ракеты, ибо не учитываются проблемы аэродинамики и влияние гравитационных сил. А следовательно, формула не может быть использована на практике, ибо по ней невозможно подсчитать количество требуемого топлива для старта ракеты.

Циолковский — один из изобретателей жидкостной (но даже не межпланетной) ракеты. На бумаге, в теории. Это "изобретение" привлекло внимание даже не ученых, нет, а популяризаторов науки, журналистов, школьников к проблеме межпланетных полетов. В этом заслуга Константина Эдуардовича. Но при чем здесь наука? Циолковскому не удалось предложить: а) работоспособную конструкцию ракеты и б) математически обосновать возможность межпланетных путешествий. До точного расчета дело у него не дошло: все остановилось на фантазии, приблизить которую к объективной реальности математическими доказательствами ему не удалось. Это его биографы вскоре начали выдавать гипотезу о межпланетной ракете за научно-технический результат. Он не стал, следовательно, изобретателем жидкостной ракеты, хотя, несомненно, был пионером в этой области и высказал перспективную идею о принципиальной возможности использовать на ракетах, кроме твердого, жидкое двухкомпонентное топливо.

Пора закончить описание работ Циолковского. Их очень много. Но все они сводятся к одному и тому же: есть идея, высказанная, как правило, кем-то ранее, приблизительные расчеты и. всё. Дальше дело не шло практически никогда. Поэтому возводить в ранг гениального то, что было теоретически не обосновано и практически не осуществимо — методологически несостоятельно. Все его идеи (как и все проекты в целом) носили характер фантазий, догадок, которыми он никого из специалистов убедить не мог.

Не стоит даже рассматривать утверждение, что Циолковский является "отцом теоретической космонавтики". В это невозможно поверить хотя бы потому, что знаний у него не было, да и таланта тоже. Есть выражение, что талантливый человек талантлив во всем. К Циолковскому не относится. Талант никогда не позволил бы ему писать ахинею в философских работах. И если он не преуспел в других дисциплинах, то откуда мог возникнуть прорыв в такую сложнейшую область науки как космонавтика. ..

Когда она началась? Поведем отсчет от первого спутника. В 1957 году раздались первые "бип-бип". А до того она не входила в сферу человеческой деятельности. И что мы имеем спустя шестьдесят лет? Да ничего из того, о чем говорил Циолковский. Ни о каких перелетах, колониях и межпланетных станциях и речи быть не может. Одна станция летает, вокруг Земли, астронавты туда высаживаются, ведут наблюдения, ставят опыты. Связь, метеорологическую информацию, шпионаж специалистам обеспечивают космические автоматы. Даже полубредовая идея Рейгана о "звездных войнах" так и не была воплощена в жизнь. А сколько денег вбухали? Преуспел только Голливуд и писатели-фантасты. Вот у них человечество летает в соответствии с трудами Циолковского. Если говорить о фантастах, то для них он оказался настоящим кладом. Достаточно поселить героев на другую планету и можно без боязни описывать ужасы земного режима.

Как же охарактеризовать этого человека? Его можно назвать графоманом от науки. Кто-то скажет, такого не бывает. Наука — дело серьезное. Храм!.. Но как быть с тем же академиком Лысенко? Британская энциклопедия назвала его лжеученым. Но сколько вреда принес он науке и стране, уничтожая генетиков...

Так откуда возник культ Циолковского? Что спасло от забвения провинциального, страдающего глухотой мечтателя? В России в то смутное время подобных людей было очень много. Они мечтали о переустройстве природы с помощью "сверхъестественных сил" — будь то "магнетизм", "космические лучи" и прочие "эманации". Советская власть увидела в таких как Циолковский "научную" замену православию. Практически всех их — как представителей новой жреческой касты — не затронули сталинские репрессии, все они были обласканы, в том числе материально (к примеру, Циолковскому персонально Лениным была назначена пенсия в 1000 рублей ежемесячно — при средней тогда зарплате в 200 рублей; исправно оплачивались и все его чудачества, именуемые "экспериментами"). А уж после подписи Ленина сам Бог велел сделать из этого, мягко говоря, странного человека, великого ученого.

Недаром в конце жизни Циолковский в письме Сталину написал: "До революции моя мечта не могла осуществиться. Лишь Октябрь принёс признание трудам самоучки: лишь советская власть и партия Ленина-Сталина оказали мне действенную помощь. Я почувствовал любовь народных масс, и это давало мне силы продолжать работу, уже будучи больным. Все свои труды по авиации, ракетоплаванию и межпланетным сообщениям передаю партии большевиков и советской власти — подлинным руководителям прогресса человеческой культуры. Уверен, что они успешно закончат мои труды".

Ответ не заставил себя ждать: "Знаменитому деятелю науки товарищу К. Э. Циолковскому. Примите мою благодарность за письмо, полное доверия к партии большевиков и Советской власти. Желаю Вам здоровья и дальнейшей плодотворной работы на пользу трудящихся. Жму Вашу руку. И. Сталин".

Константин Эдуардович Циолковский умер 19 сентября 1935 года. Культ КЭЦ начал создаваться на следующий же день. Было опубликовано постановление Советского правительства о мероприятиях по увековечению памяти великого русского ученого и о передаче его трудов Главному управлению гражданского Воздушного Флота. В дальнейшем решением правительства они были переданы Академии Наук СССР, где была создана специальная комиссия по разработке трудов К. Э. Циолковского. Комиссия распределила научные труды ученого по разделам. Всего пять томов. Но ограничимся только словами самого героя: "Моя глухота, с детского возраста (шести лет) лишив меня общения с людьми, оставила меня с младенческим знанием практической жизни, с которым я пребываю до сих пор". Он лукавил. Знание практической жизни у Циолковского было отнюдь не младенческое. Он умел постоять за свои интересы.

Циолковский нужен был большевикам точно так же, как они были нужны ему. Они помогли ему выжить, а он стал еще одним героем в большевистском пантеоне — ученый- самоучка! Плоть от плоти народа. Вот она, русская земля, способная рождать "быстрых разумом Невтонов"... Признал советскую власть (еще бы не признать!), его "научные труды" опередили время, как его опередили большевики, установившие самый "передовой строй" и так далее.

Узурпаторы нуждались в мифах, героях. История со временем разоблачила многие советские мифы, выдуманных героев, но путинский режим вновь возвращается к мифам, пытается реанимировать псевдогероев, устанавливая вектор движения общества не вперед, а назад. Надо ли удивляться, что Циолковский по- прежнему гений. Утешает лишь то, что его культ практически безвреден. Ну, кормятся его именем люди (800 работ напечатано) — но их все же немного, тем более, что его чудовищные философские воззрения никак не пропагандируются.

Но есть один момент, который мне кажется весьма важным. У КЭЦ есть фраза, ставшая крылатой: "Земля — колыбель человечества, но нельзя вечно жить в колыбели". Эту фразу можно было видеть под изображением каждой ракеты. Под эту фразу тратились безумные деньги на космическую гонку с американцами. И как-то не приходит в голову задать простой вопрос: а почему нельзя жить в колыбели постоянно? Что мешает? Что грозит человечеству? Солнце погаснет или, не дай бог, взорвется? Нет. При жизни человечества этого не будет.

Ближайшие к Земле планеты оказались совершенно непригодными для обитания. До остальных планет можно добраться только в фантастических романах. Человечество обречено жить в колыбели. И потому задачей его является обустройство этой колыбели таким образом, чтобы у всех была достойная жизнь. А фраза Циолковского, как и все его работы, никакого отношения к реальной жизни не имеет.

https://reading-hall.ru/publication.php?i...