Поклонники детективной литературы, не склонные искать в ней исключительно возможности отвлечься от наших тоскливых и тревожных будней, думаю, согласятся, что её образчики нередко позволяют нам заглянуть в те неприглядные бездны, которые большинство из нас таят в своей душе.

Собранная Yaryna Tsymbal антология «Постріл на сходах»- не только повести Юрия Смолича, о которых я уже имел удовольствие говорить (https://www.facebook.com/alexandr.gusev.7..., https://www.facebook.com/alexandr.gusev.7... ), -свидетельствует о том, что детективные истории могут стать и выразительным отражением социальных катаклизмов, свидетелями, а то и участниками которых Провидению было угодно сделать их авторов. Пожалуй, во всём сборнике только одно произведение я бы осмелился (и то предчувствуя возражения) отнести к «искусству ради искусства»- рассказ Гео Шкурупия «Провокатор», упоительное 13-страничное упражнение в стиле. Остроумное воспроизведение средствами литературы эстетики киноэкспрессионизма с его изломанными линиями и психологической экзальтацией сочетается с откровенной пародийностью, искусственностью детективной интриги: поиск преступника разворачивается главным образом в воображении героя, комсомольца и почитателя Шерлока Холмса, который примеряет амплуа убийцы на каждого из тех, кто заперт непогодой в тесном помещении вместе с ним самим и телом убитого. Представляя сцены, в которых прочие персонажи поочерёдно совершают злодеяние, проницательный комсомолец словно отыскивает те обстоятельства, в которых каждый из них- каждый из нас, если угодно, -мог бы решиться отнять чужую жизнь и, таким образом, выступает в роли не столько детектива, сколько автора детективного произведения. Любопытно, что сугубую литературность происходящего подчёркивает и развязка, являющаяся парафразом известного эпизода «Отверженных» Гюго.

Дмитрий Бузько, автор рассказа «Лёля», как нельзя лучше исполняющего роль вступительного, также создаёт зыбкое пространство, обитатели которого попеременно выступают в ипостасях преступников, жертв или случайных свидетелей, при этом истинная их роль так и остаётся неопределённой. Очевидно, впрочем, что все они являются невольными действующими лицами исторической трагедии, в которой мало кому суждено уцелеть и при этом сберечь свою душу, ведь речь идёт не просто о смене правящих коллективов или даже общественного устройства, а об искажении нравственных координат, что в самом произведении обозначено как конфликт между «моралью классовой» и моралью «так называемой общечеловеческой».

На этом конфликте построена основная сюжетная линия произведения, содержащаяся в «истории в истории»: безымянный рассказчик становится участником разговора нескольких попутчиков в купе поезда, и, когда речь заходит собственно о новой классовой морали, пришедшей на смену прежней, один из собеседников вызывается проиллюстрировать эти метаморфозы нравственности с помощью происшествия из своего прошлого- тех лет, когда он служил в ЧК. Далее этот бывший чекист рассказывает, как, охотясь за видным подпольщиком-контрреволюционером, он обнаружил, что приглянувшаяся ему девушка является связным врага.

Могу предположить, что это одно из первых в советской литературе изображений подобной дилеммы, столкновения между чувством и долгом. Несколько раньше её поставил перед главным героем своего знаменитого романа «Города и годы» Константин Федин- его Старцов выбирает чувство, в порыве великодушия помогая спастись контрреволюционеру и личному злейшему врагу (за это непростительное в условиях революционной борьбы человеколюбие Старцова убивает его лучший друг, человек куда более высоких классовых принципов). Вскоре же единственно возможным (во всяком случае в произведении, предназначенном для публикации) вариантом выбора в такой ситуации станет тот, что сделал юный герой легенды о Павлике Морозове.

Но решение, найденное Дмитрием Бузько, не просто неподвластно идеологическим установкам, а высмеивает их. Герой рассказывает, что исполнил свой чекистский долг и арестовал возлюбленную, чем отнюдь не вызывает у слушателей положенного воодушевления, а, напротив, погружает их в унылое молчание. Однако вслед за этим он говорит, что соврал, чтобы проверить их реакцию- с сарказмом замечая, что «вірність революції нікому з вас не подобається», -в действительности же он дал девушке уйти. После этого он собирался застрелиться, но его вовремя остановило известие, что произошло нелепое (и какое-то малоубедительное) недоразумение, заставившее подозревать героиню, на самом деле не связанную ни с какой контрреволюцией.

Но стоит ли верить его рассказу, и, в частности, финалу, который он назвал истинным? Не выглядит ли правдоподобным предположение, что терзаемый виной и любовью бывший чекист, не имеющий (как и каждый из нас) возможности изменить, исправить прошлое, создал на радость слушателям фантазию, в которой он поступает в соответствии с долгом мужчины, а не борца за светлое будущее?

Как бы то ни было, не только он подвергает испытанию других персонажей, своих слушателей- аналогичным образом автор рассказа, бывший чекист, как и его герой, заманивает свою аудиторию в ловушку этим альтернативным финалом, вынуждает каждого читателя ответить на вопрос, какой из вариантов завершения истории ближе «моральному закону внутри него». Много ли среди современников Бузько могло найтись таких, что, в отличие от его героев, предпочли бы классовый, а не общечеловеческий? Дальнейшая история нашей страны показывает, что довольно много.

Следует заметить, что некоторая сомнительность новеллы о девушке и чекисте подчёркивается неясностью происходящего в её обрамлении. Попутчица рассказчика и чекиста, которую, по ещё одному странному стечению обстоятельств, зовут, как и героиню новеллы, Лёлей (есть между ними ещё одно сходство, говорить о котором излишне), явно взволнованна историей о своей тёзке или, быть может, уже самим тем, что оказалась в одном купе с сотрудником органов, так что она под надуманным предлогом сходит на ближайшей станции. Рассказчик, помогавший ей вынести багаж, сталкивается с человеком в чекистской форме, который, как ему показалось, следует от полки, где разместился его сосед-чекист.

Так показалось ему или нет? Знаком ли этот второй, эпизодический чекист с центральным персонажем, бывшим чекистом? Да и бывший ли тот- или всё-таки действующий, расставляющий сети для очередной жертвы, быть может, для этой второй Лёли? Не был ли именно для её слуха, для испытания её, которого она не выдержала, предназначен этот рассказ, возможно, вымышленный от начала и до конца? Не шёл ли встретившийся рассказчику чекист за нею, чтобы арестовать её сразу же после финальной точки произведения? Или опасения сбежавшей из поезда Лёли были напрасны, и те оставшиеся неизвестными читателю драматические события, в которые она вовлечена, никак не связаны с драмой её попутчика?

Как бы от ни было, Бузько изображает мир, в котором ты никогда не можешь знать наверняка, не является ли твой доброжелательный собеседник сотрудником ЧК или/и жертвой репрессивных органов в неизбежном будущем или скрываемом прошлом. Именно тот мир, в котором наши соотечественники жили в «наших 20-х».

Использованные фото из коллекций Ярины Цимбал и Елены Подорожной, за что им !

Я упоминал в тексте о «Господарстве доктора Гальванеску» Юрия Смолича (https://www.facebook.com/alexandr.gusev.7... ), что в антологии Yaryna Tsymbal «Постріл на сходах» есть ещё пара примечательных произведений с элементами хоррора, который не мог быть протащен в советскую литературу иначе, как контрабандой. Я говорю о рассказах Юрия Шовкопляса из цикла «Проникливість лікаря Піддубного», главный герой которого, 32-летний медик Михаил Григорьевич Поддубный, с блеском исполняет роль сыщика-любителя благодаря не только помянутой проницательности, но и мучительному человеколюбию, жизнерадостному любопытству и никогда не изменяющей ему готовности лезть в чужие дела.

Этот обаятельный образ добросердечного толстяка, чувствительного, назойливого и отважного, с безошибочно точными суждениями, дополнен угадывающейся духовной червоточиной, подавленной и постоянной депрессией, о чём можно судить по расплывчатым, словно бы необязательным намёкам- пока в рассказе «Постріл на сходах» Шовкопляс не знакомит аудиторию с душевным состоянием своего героя в выразительных и болезненно узнаваемых строках:

«Коли людина вміє працювати так, що робота дає їй неабияке задоволення, коли інші люди ставляться до неї з щирою пошаною, коли вона знає, що робити зі своїм дозвіллям, і ніколи не нудьгує, лишаючись на самоті, і коли, нарешті, вона помалу заживає собі популярності, -таку людину ми завжди вважаємо за щасливу.

Зі скромного лікаря Михайла Григоровича Піддубного якраз була така людина: він мав усе зазначене і вважав, що від життя йому нічого не потрібно.

Але приблизно раз на рік Михайла Григоровича охоплювала прикра й нудна меланхолія, і він її нічим не міг угамувати. (…) Тоді, перебираючи пам’яттю події життя свого, він доходив виснову, що склалось воно якось невдало й безладно: все відбувалось опріч його волі й бажання, все робилось не як він хотів, наче не він керував подіями, а вони викомарювали з ним усякі непристойні штуки. Він відчував себе нікому не потрібним, зайвим, ніяк не міг примусити себе зосередитися на роботі, бо навіть улюблену лікарську працю вважав тоді за насточортіле ремество».

Это проявление неизбывных скорбей нашего существования, простое личное несчастье, не зависящее от политических катастроф и смены эпох, выступает фоном для криминальных драм, в которых доктор Поддубный проявляет свой талант детектива- драм, являющихся по большей части следствием глобального исторического катаклизма.

Возвращаясь к хоррору, замечу, что одним из наиболее выразительных произведений сборника является, на мой вкус, «Фіалковий колір», в котором использованы мотивы и приёмы рассказов о привидениях. Один из пациентов Поддубного, занявший некую значительную должность благодаря решительным и безжалостным действиям в годы Гражданской войны, рассказывает историю о чудовищной женщине, сестре юноши-белогвардейца, в своё время расстрелянного по его приказу, которая навещает его в самые неожиданные, самые неподходящие моменты, приводя его в смятение злобными, насмешливыми угрозами и своим обликом ходящего трупа, наряженного в платье аристократки безвозвратно ушедших времён.

Объяснение таинственных визитов всегда бесследно исчезающей мстительницы, от которой объятый трепетом аппаратчик не может спрятаться даже в стенах собственной квартиры, так что зловещая гостья наводит ужас не только на него, но и на его жену и друзей, вполне очевидно. Мучительницей, следующей за ним по пятам через всю молодую страну советов от одного ответственного поста к другому, сестрой погубленного им контрреволюционера оказывается его супруга, изображающая злопамятную покойницу благодаря искусному гриму.

Однако материалистическая разгадка не избавляет читателя от тягостного чувства. Злополучное лжепривидение, несчастная женщина, помешавшаяся от горя и ненависти, воспринимается как метафора подлинных призраков кровавых лет Гражданской войны, призраков целого мира, сметённого революцией, блуждающих душ, взывающих к мести, которые тревожат память своих близких и своих убийц.

Этот брак между чиновником восторжествовавшего строя и представительницей старого, уничтоженного порядка, его осколка можно назвать одним из самых пронзительных в книге отражений реальности «наших 20-х». Ещё один роковой союз описан в рассказе Смолича «Мова мовчання», которого я, кажется, прежде не касался. В этом произведении, напротив, супругов связывает горячая любовь и идеологическая общность, однако взаимная страсть и привязанность, укрепившиеся в революционном подполье, не помогают им обрести семейное счастье. Героиня мечтает о детях, но её партнёр указывает на неуместность подобного желания, ссылаясь сначала на трудности военного времени, затем на «напружений темп нашої роботи», эту вечную отговорку, а также высказывает сомнение, что они, «хворі, поламані життям люди», могут стать родителями здорового ребёнка. Когда же он в конце концов решает уступить, выясняется, что «тяжке попереднє життя, рани під час боїв, поразки нервової системи» сделали его бесплодным.

Как тут не вспомнить одного из наиболее отталкивающих персонажей Шолохова «Тихого Дона», большевика-пулемётчика Илью Бунчука, чья импотенция стала тяжким оскорблением для его возлюбленной и соратницы, решившей, что сексуальные проблемы объясняются пресыщением разгульной жизни- однако мигом простившей обиду и проникшейся к нему сочувствием, когда выяснилось, что Бунчук просто страдает от стресса в связи с участием в массовых расстрелах.

«Мова мовчання» изображает отражённую во взаимоотношениях одной четы апокалиптическую картину: «весь мир насилья», как и предполагалось, разрушен «до основанья», однако ростки нового мира с трудом пробиваются сквозь его обломки, и, похоже, разрушителям старого нет пути в новую жизнь. Они так и останутся неприкаянными обитателями руин, не способными вернуться с войны вечными бойцами за светлое будущее, вызывающими неприязнь и даже ужас у своих современников- как героиня рассказа, промышляющая подпольными абортами, обслуживая всех тех, кто по каким-либо причинам не спешит заводить детей в этом новом, освобождённом от гнёта царизма обществе.

Возвращаясь к проницательному доктору, нужно отметить, что в рассказах Шовкопляса вообще нередко поднимается тема призраков прошлого, заявляющих свои права на социалистическое настоящее, отказывающихся безропотно растворятся в небытии исторических учебников. Подчас это откровенные душегубы вроде главаря разбойничьей банды из рассказа «Норовистий кінь», сбежавшего из тюрьмы, чтобы отомстить врагам. В других же случаях речь идёт о героях, в чьих действиях лишь идеологическая предубеждённость может помешать читателю увидеть определённую правоту. В первую очередь здесь стоит вспомнить, помимо героини «Фіалкового кольору», рассказ «Житлокооп №...», действие которого разворачивается в многоквартирном здании, чей прежний хозяин был вынужден бежать за границу. Затесавшийся в ряды его жильцов, добропорядочных пролетариев и прогрессивной интеллигенции, племянник домовладельца пытается различными интригами вернуть семейную собственность, и, когда его происки не приводят к цели, идёт на убийство.

Пожалуй, не стоит и упоминать, что никто из персонажей не решается высказать вслух, что злодействующий племянник столь негодными средствами боролся за имущество, принадлежащее ему по справедливости. Более того, героям «Житлокоопа» кажется вполне естественным, что этого племянника, ещё до того, как он стал преступником, собирались лишить жилплощади на основании того лишь, что он оказался родственником владельца дома (точно также и в «Фіалковом кольорі» никто не выражает сочувствия женщине, пытавшейся отомстить за своего брата).

Но что действительно примечательно, так это то, как дедуктивный метод сплетается с идеологическими установками. Принадлежность одного из жильцов дома, в котором был убит еврей-коммунист, к кругам «колишніх власників», убеждает доктора Поддубного в его виновности. Поскольку именно на этих кругах лежит ответственность за еврейские погромы («це наймерзенніше утворення династії Романових»), то, стало быть, их представитель «з молоком матері» усвоил не только «почуття свого класу», но и антисемитизм. Шовкопляс создаёт таким образом яркую иллюстрацию к обыкновению тирании, всегда претендующей во взаимоотношениях с простыми гражданами на место Господа Бога, приспосабливать к своим целям идею первородного греха- людей объявляют преступниками, подлежащими ущемлению в правах или полному истреблению, исходя из их врождённых качеств, из их классовой, национальной или религиозной принадлежности.

Весьма показателен также диалог трёх представителей интеллигентского сословия, в котором позитивный персонаж узнаётся по высказыванию, где он выражает согласие со своей принадлежностью к гражданам второго сорта: «Не будь з вас такий розхитаний інтелігент, (…) ви гарно розгледіли б ту лінію, що її веде в нашому житлокоопі Марк Адольфович. Він дуже уважно ставиться до інтересів не такого, як от ми з вами, а робітничого населення нашого будинку».

Несмотря эту игру в поддавки с актуальными социально-политическими воззрениями, остроумно вплетённую в детективную интригу, рассказы Шовкопляса в целом совсем не производят впечатления идеологически ангажированных. Напротив, мне показалось, что именно в цикле о докторе Поддубном с наибольшей полнотой и убедительностью воссоздана в этой антологии послевоенная повседневность, быт, разговоры, характеры наполненного надеждами и свершениями десяти- или, скорее, пятилетия, заключённого между Гражданской войной и сталинскими репрессиями. Кажется, что автор не склонен идеализировать действительность, изображая не только трагические следствия социально-политических конфликтов, но и вечные пороки человеческой природы, на которые нисколько не влияет разгар социалистического строительства.

Обращает на себя внимание то обстоятельство, что главный герой становится жертвой прихоти руководства- в одном из рассказов его увольняет с работы главврач-самодур. Как мне кажется, в литературе последующих лет подобная перипетия не могла быть показана без дальнейшего восстановления справедливости, чего у Шовкопляса не происходит.

Отдельно хочу отметить литературное мастерство, с которым Шовкопляс меняет место действия, отправляя своего героя из загородного санатория в Харьков, из Харькова- в дальнее плаванье. С одинаковой виртуозностью совсем ещё молодой автор описывает прогулку по лесу, пожар в селе и шторм в океане. Последний доброму доктору приходится пережить во втором из рассказов сборника, использующем мотивы хоррора, «Фантастиці під тропіками». Это произведение вообще отличается исключительной жанровой оригинальностью, детектив сочетается здесь не только с ужасами, а именно- образом корабля-призрака, представленном Шовкоплясом с замечательно зловещей живописностью, -но и с приключенческой литературой. Да и сама детективная интрига весьма необычна, поскольку доктору-сыщику приходится опираться в своих умозаключениях лишь на усеянное трупами место преступления. Полагаю, «Фантастика під тропіками» является также одним из первых произведений советской литературы, изображающих ужасы капиталистической действительности, в частности, бесчеловечность колониализма.

Добрых слов заслуживает и исключительная изобретательность (пускай и не всегда сочетающаяся с правдоподобием), с которой злоумышленники осуществляют свои преступления- чего стоят хотя бы два самоубийства, замаскированных под убийства. И, во всяком случае, с рассказом «Стриб з поїзда» следует познакомиться ценителям детективного жанра, коллекционирующим самые причудливые из вымышленных злодеяний.

В качестве иллюстрации не откажу себе в удовольствии разместить обложку первого издания сборника Шовкопляса (из замечательной статьи Ярины «Червоний pulp fiction»), которая украсила одну из закладок антологии, настоящих библиофильских изюминок издания.

]

Моему хорошему знакомому из Беларуси не напишут некролога в республиканских газетах и на официальных сайтах , ведь он был в оппозиции. Не создадут страничку на "Фантлабе" или в "Архиве фантастики", ибо пока что известно только об одной публикации в журнале Украинский фантастический обозреватель. Ещё

2 фантастических рассказа находятся в рукописях.

...Примерно в 2002-м году , стоя в одном из минских магазинов аудиокассет и компакт-дисков, услышал за спиной голос: берите, не пожалеете. Я взял. — А Вы специалист? — Что-то в этом роде :) — Что бы ещё взять? — Вальжыну Цярэшчанка (дарэчы, вось яе 1й альбом), Касю Камоцкую (с гр. Новае неба — это наш Лед Зэппелин), совместные проекты Я нарадзився тут и Народны альбом. — Хорошо. А "Песняров" стОит? — Если очень хотите, возьмите "мулявинский" состав, но только не "Белорусских песняров"! И, если где-то найдёте, филлипсовский альбом "Песнярам-25" 1994 г. (у меня дома есть).

У него дома, по его словам, были и "Неизданное" В. Караткевича, и книга с его автографом, и др. раритеты. Правда, домой он не приглашал, а я не напрашивался.

Как я позже понял, он стеснялся скромной домашней обстановки, старой мебели, которую он не мог обновить в связи с заболеванием сахарным диабетом.

Зато ориентиры у меня появились. Ведь книгу ещё можно просмотреть по диагонали, что затруднительно с аудионосителем.

В результате, я кое-что интересное приобрёл и в эту встречу с ним. И в 2 последующие. Мы ходили по центру Минска из магазина в магазин, по пути попадая в магазин от БНФ, общество беларускай мовы, редакцию журнала "Маладосць".. Витавт попутно представлял меня писателям, поэтам, аматорам беларускамовнай литературы и музыки. Однажды я заспорил с ним по неполиткорректному вопросу: Витавт, почему ты считаешь, что русские -это "москали"? А великая русская культура, литература, искусство? — Я как раз так не считаю, я провожу границу между великой русской культурой и великим шовинистическо-имперским направленим — "москальством".

Один проект, если не ошибаюсь — группа Тэзаурус, был под его опекой изначально. Для них он писал тексты песен, в частности — Песню Чугайстра, этакого мифологического персонажа. А чтобы группа смогла записать и выпустить первый альбом, продал свой 412-й "Москвич".

Прислал 3 своих фантастических рассказа. Один (на выбор редактора) был опубликован в https://fantlab.ru/work401691

Два других — остались в рукописях.

"Слава, гэта я быў трапіў на твой сайт і нешта там пакінуў, але

спасылкі, на жаль, няма. Маю кнігу "Пошукі ідыліі", дзе ёсць тыя тры

тэксты, прапаноўваў надрукаваць у электроннай версіі сайт

www.kamunikat.org нават з невялікім ганарарам, але я напісаў ім, што

толькі пасля выхаду папяровай версіі. Дый часопіс "Маладосць" пакуль

так і не выдаў іх, хоць некалькі разоў планавалі. А там "Забойства

Снежнага чалавека", "Адкрыты шлях" (пра Ікара) і "Апошні чалавек

планеты".

У мяне захаваўся толькі тэкставы файл класічным правапісам, дык таму

толькі яго й магу даслаць. Калі недзе атрымаецца (я нават і здымак на

ўсялякі выпадак прыклаў), дык паведамі, калі ласка.

Вітаўт."

Пусть земля тебе будет пухом, Витавт!

Вечная светлая память!

********

http://news.tut.by/culture/492879.html

http://www.nestor.minsk.by/mg/2007/38/mg7...

http://nn.by/?c=ar&i=168682&utm_s...

http://tuzin.fm/article/3039/rip-pamior-v...

http://www.svaboda.org/content/transcript...

http://www.svaboda.org/content/article/27...

http://www.svaboda.org/content/article/27...

http://novychas.info/asoba/lesvica-u-neba...

Владимир Аренев:

Отже -- перший том п'ятитомника, прем'єра на "Книжковому Арсеналі".

До книжки увійшли "Казки роботів", "Кіберіада" (включно із пізнішими повістями та оповіданнями), "Маска". Деякі твори -- вперше у перекладі українською; перекладали Сергей Легеза та Irena Shevchenko.

Кожен том матиме ще й додаткові сюрпризи. Мальовані портрети Лема робить Angie Bogachenko. Основний корпус ілюстрацій -- від Даніеля Мруза. Коментарі з різними цікавинками щодо публікації текстів -- від укладача п'ятитомника. Зокрема подаємо чимало цитат із листів Лема, які ані українською, ані російською не виходили.

А ще в перший том увійшло оповідання Яцека Дукая "Хто написав Станіслава Лема?" Це, знову ж таки, перший переклад Дукая українською.

Окрема подяка за допомогу в роботі над книжкою Польському Інституту в Києві, а також -- Gata Kinga Kowalewska і Paweł Laudański.

Издательство "НК-Богдан", которое за последние несколько лет выпустило на украинском немало переводной фантастики, от Рея Брэдбери до Конни Уиллис, теперь всерьёз взялось за Станислава Лема. В этом году, как известно, 95 лет со дня рождения знаменитого писателя и философа. На украинском его произведения выходили часто, но многие с советских времён не переиздавались, другие же публиковались только в журналах.

Пятитомник впервые соберёт большую часть художественной прозы Лема в переводах на украинский. Уже готовые переводы прежних лет сверяются с оригиналами, но будут и новые. Плюс -- комментарии (с цитатами из эпистолярного наследия Лема), иллюстрации, дополнительные материалы, а также в каждом томе рисованные портреты Лема от киевской художницы Анжелы Богаченко.

Премьера первого тома состоится в Киеве через неделю, на "Книжном Арсенале". В оформлении первого тома использованы иллюстрации, которые для многих поляков стали визитной карточкой "Сказок роботов" и "Кибериады"; их выполнил знаменитый Даниэль Мруз.

В первый том войдут циклы рассказов и повестей "Сказки роботов" и "Кибериада" (в том числе -- поздний рассказ "Загадка"), а также повесть "Маска". Отдельная изюминка -- рассказ Яцека Дукая "Кто написал Станислава Лема?"

https://bohdan-books.com/catalog/book/121...

Це -- Даніель Мруз, художник, ілюстрації якого для кількох поколінь польських читачів були нероздільно пов'язані із "Казками роботів" та "Кіберіадою" Станіслава Лема.

Перший том українського зібрання творів Лема також виходить із його ілюстраціями. Днями чекайте на обкладинку!

А тут можна прочитати більше про самого художника: https://uk.m.wikipedia.org/wiki/Даніель_М...

"Пинк Флойд". Обратная сторона Луны. 1973 (Великобритания)

4.1 «Speak to Me» («Говори со мной»)

4.2 «Breathe» («Дыши»)

4.3 «On the Run» («Бегство»)

4.4 «Time» («Время»)

4.5 «The Great Gig in the Sky» («Великое шоу на небесах»)

4.6 «Money» («Деньги»)

4.7 «Us and Them» («Мы и Они»)

4.8 «Any Colour You Like» («Любой цвет, какой захочешь»)

4.9 «Brain Damage» («Повреждение мозга»)

4.10 «Eclipse» («Затмение»)